Москва-36

Глава 10

Вилла в пригороде Валенсии,

12 января 1937 года, 02:15.

Снова в своём особнячке на безлюдной фазенде разведупровцев: Старинов со своими взрывниками на задании за линией фронта. Тихонько на цыпочках, стараясь не разбудить своих, пересекаю "спальню" (вторая комната- "кабинет" в моём полном распоряжении, ввиду отсутствия наличия в ней приборов ЗАС, про…терянных моей группой в "Метрополе"), открываю дверь в сад и замираю под навесом, вдыхая полной грудью аромат дождя и гниющих апельсинов. Стою неподвижно пока из лёгких выходит табачный дым: Берзин с Эйтингоном дымят не переставая.

"Ой, боюсь аукнется мне ещё эта история. А пока к нам плывёт Шпигельгласс"…

Его пароход приходит в Картахену завтра, а это означает, что нам с Эйтингоном остаётся лишь пара дней, чтобы хоть как-то реабилитироваться перед своим начальством. А баланс удач и неудач складывается далеко не в нашу пользу: вербовка Жози и задержание по её наводке немецкого резидента Хуана Фишера никак не может перевесить серьёзный провал в охране советского посольства, приведший к гибели пятнадцати человек, и утерю "Бебо" (на месте взрыва удалось найти какие-то остатки деталей пишмаша, поэтому вопрос о захвате немцами ЗАС пока не стоит).

И что обидно, захват в бою новых образцов немецкой военной техники (пулемёта МГ-34 и пулемёта ЕМР-36) был осуществлён боевой группой Разведупра (охраной Берзина), факт ускользания немецких диверсантов с крыши гостиницы (спокойно сели в заранее припаркованный неподалёку грузовичок и растворились в тумане) повешен на НКВД. Хорошо, что удалось взять в порту Фишера (иначе не было бы ни одного живого нападавшего, у пяти трупов ничего не спросишь), пользуясь описанием Жози и влиянием анархистов среди портовых рабочих и служащих. Взяли прямо у трапа французского торгового судна, отвели в сторонку, накинули на голову мешок и вот он уже пять дней загорает у нас в подвале виллы.

С "Хуаном" тоже не всё так однозначно, даже до того как начать требовать встречи с чилийским консулом, по собственной инициативе заявил, что он лишь собирал сведения о Чаганове по просьбе друга-журналиста из социалистической газеты, а сам он сочувствует республиканцам, управляющий же магазином "Сименс" друг его детства.

"Хитрый гад… натурально так лебезит, по-собачьи заглядывает в глаза, когда ему прилетает по морде… но то, что именно он руководил нападением- не факт. Прибыл-то он в Валенсию всего за пять дней до диверсии. Маловато времени на подготовку"…

Нужны были какие-то иные аргументы, чтобы заставить его сознаться, тем более, что позавчера в министерство безопасности пришёл запрос из секретариата премьера с просьбой помочь в поиске чилийского гражданина Хуана Фишера. Близость северной лисицы заставила всех нас, связанных одной целью, интенсивнее шевелить мозгами. Берзин доставил с нашей станции радиоперехвата порцию радиограмм, отправленных в последнее время из района Валенсии (ввиду отсутствия мобильных радиопеленгаторов более точное расположение радиостанции определить не удалось), а Эйтингон подогнал образцы печатной продукции из номера гостиницы, где проживал чилийский бизнесмен.

"Впрок всё равно не надышешься".

— От текста надо плясать! — По-таманцевски стучит ладонью по столику Эйтингон и кривится от боли.

Мелкие ссадины у всех нас поджили, а глубокии порезы и рассечения ещё нет. Поэтому я предпочитаю избегать резких движений и, как вождь, неторопливо прохаживаюсь по своему "кабинету", плавно огибая два плетёных кресла из ротанга, в которых расположились главные разведчики. Кожа спины, в расширенном понимании этого слова, посечённая стеклянными осколками едва только начала регенерировать: одновременно чешется и болит.

"Легко сказать… "от текста". Я же- не волшебник. А ничего, что самый популярный сейчас шифр у спецслужб- на основе кода Виженера при случайном и достаточно длинном ключе даже теоретически не ломается".

Правда, опытные разведчики предпочитают шифроблокноты с собой не таскать, а использовать в качестве ключа статьи или абзацы из газет или книг. Менее надёжно, конечно, чем ключ на основе данных радиактивного распада урана из лабораторного журнала лаборатории Курчатова, но тоже неплохо. Года жизни не хватит перебрать все возможные ключи из восьмистраничной "Ле Фигаро" за 24 декабря, изъятой из корзины для мусора в номере Фишера.

"Ну, положим, не год… за эти несколько дней перепробовал в качестве ключа все начала предложений, включая подписи к фотографиям, на всех радиограммах. Глухо. А что если оставленная газета- просто газета… или шутка германского шпиона"?

— А я говорю, — в такт моим неторопливым нагам звучит флегматичный голос с латышским акцентом. — с ним по нашему надо… как с пленным в тылу врага.

— Пусть новый резидент с Фишером решает, — тяжело вздыхает Эйтингон. — у меня и без него забот полон рот.

Две пары острых глаз неотступно следуют за мной, тревожа мою незажившую спину. Подхожу к лежащей на столике газете, исследованной мной за эти дни вдоль и поперёк, и усилием воли заставляю себя снова взять её в руки: когда не знаешь что делать- делай что-нибудь. Нижняя, свободная от текста полоса газеты аккуратно как по линейке оторвана. На всех четырёх листах. "Записал что-то на газете, затем в конце дешифровки? оторвал полоску и сжёг в пепельнице? Может быть, может быть… камина в номере нет, а так бы сжёг всю газету. Осторожный, оторвал нижнюю полоску на всех четырёх листах. Знает фокус с выдавленным текстом! Три раза ха, и на старуху бывает проруха"…

На третьем листе газетный текст сполз на полсантиметра вниз, а наш конспиратор оторвал только пустую часть: значит вполне может остаться кусочек записи.

— Qui non est mecum contra me est… — хором пропели две тени, отпечатавшиеся на газетном листе пониже рекламы мартини.

— Кто не с нами, — начинает Эйтингон.

— Тот против нас! — гордо завершает Берзин.

— Постойте-постойте, — резко поворачиваюсь к ним и морщусь от боли. — по-вашему Фишер конспектировал на латыни речь товарища Ленина на пленуме ВЦСПС от 11 апреля 1919 года. А потом уничтожил следы.

Старшие товарищи уважительно посмотрели на меня.

— В предисловии к книге профессора Шарова "Радиотехника" прочёл… — извиняющимся тоном начал я. — стоп, а не единственное ли тут число. "Тот кто не со мной, тот против меня"!

— Библия! — Кричит Эйтингон и хватает трубку полевого телефона. — Здесь Котов. Соедини с Родригесом… Родригес! Берешь Лину и дуете в гостиницу того немца. Перевернуть там всё, но найти библию, которой он пользовался когда там жил… Сей же час! Выполнять.

Второй час перелистываю засаленные постояльцами гостиницы страницы библии в поисках ключевой фразы: теперь смогу при случае блеснуть смогу блеснуть в разговоре со знатоками священного писания в Политбюро цитатой из первоисточника на латинском.

"Вот она! "А ларчик-то просто открывался"… Ещё одна цитата, из басни Крылова. Итак, Евангелие от Матфея, глава двенадцатая, строфа тридцатая".

Смотрю на даты перехвата радиограмм: 27, 29 и 30 декабря.

"Удобно, ну теперь и для двух других шифровок найдены ключи"…

Всё ещё не до конца веря в своё счастье, кладу перед собой квадрат Виженера (26 строк из 26 букв латинскогого алфавита, где каждая последующая строка получается из предыдущей с циклическим сдвигом на одну позицию). Беру строку, начинающуюся с "Q"- первый буквы ключа и нахожу в ней букву "А"- первую букву шифротекста, от неё- вверх по столбцу и вот она "k"- первая буква открытого сообщения.

"Пошло дело"!

Через десять минут ударной работы задышал спокойно (по-немецки я не очень от слова совсем): открыл смутно знакомое слово- "generalstabschef", а то уж подумал что пустышка, в начале сообщения шла какая-то бессмыслица.

"Не иначе- о начальнике Генерального штаба речь идёт".

В "спальне" загрохотал опрокинутый стул и в двери показалась вопрошающая голова Эйтингона, поднимаю вверх большой палец, отодвигаю на левый край стола первую расшифровку и продолжаю заниматься второй шифровкой. Через пять минут опять знакомый шум в соседней комнате и уже генерал встает справа от меня, напряжённо вглядываясь в текст второй дешифровки.

"Неожиданно… оба свободно читают по-немецки".

Саламанка, Плаза Майор,

штаб- квартира Фаланги,

15 января 1937 года, 18:00.

— Эта площадь- самая красивая из всех, что я видел в Испании, — Вильгельм фон Фаупель, новый германский поверенный в делах при национальном правительстве, остановился у окна кабинета Хосе Антонио Примо де Ривера, привлечённый ударами колокола на крыше ратуши. — самая пропорциональная и гармоничная.

Почти правильный квадрат со стороной около ста метров образовали четыре четырёхэтажных здания, построенные в разное время разными архитекторами в одном "склонном к излишествам" стиле. Они бы наглухо замкнули площадь, если бы не десятки арок, в беспорядке, там где оказались окрестные улицы, пронзивших эти здания насквозь и дававших свободный доступ к саду в её центре, вокруг восьмиугольного фонтана- гордости жителей города.

— Действительно, — сказал хозяин огромного кабинета в Королевском павильоне, подошедший сзади. — площадь прекрасна, но это также место, где родственные души находят друг друга. Обратите внимание на этот садик вокруг фонтана: там мужчины ходят по часовой стрелке, а женщины в обратном направлении в поисках своей половины. Не кажется ли вам, барон, что у Фаланги и НСДАП слишком много общего чтобы просто продолжать игнорировать этот факт?

— Я понимаю о чём вы, маркиз, — дипломат поворачивает голову к собеседнику. — и уже не раз в своих докладах в Берлин отмечал схожесть идеологических платформ наших партий, прежде всего их национал-социалистическую направленность.

— Именно, — горячо откликается испанец. — массам нужна новая идеология, простая и понятная, как в Германии и Италии. Только она сможет сплотить нацию и привести её к победе в войне. Жалкие потуги этого мошенника "Франкитто" сформулировать свою позицию — смешны: (передразнивая высокий голос Франко) "Мы лучше умрём, чем отдадим судьбу Испании в руки красных или демократов". И это ничтожество тянет свои детские ручонки к Фаланге…

— Вождь без партии- не вождь. — Фон Фаупель прячет улыбку в пышных усах. — Вы должны быть готовы к его наскокам в будущем. Маркиз, ваши взгляды схожи с моими, хотя немного не типичны для аристократов, поэтому, чувствуя к вам искреннюю симпатию, поделюсь с вами некоторыми своими мыслями и наблюдениями. Фюрер доверил руководство всеми делами в Испании своим генералам и… адмиралам, от которых, также как и вы от своих, он не в восторге. Но вмешиваться в их решения пока, по крайней мере, он не станет. Хотя и в связи с последними неудачами на фронте под Мадридом и разгромом Легиона Кондор пошли слухи о крупных перестановках в их рядах. Я считаю, если Канарис останется на своём месте, то ждать изменений в руководстве Испании не стоит: он сделал свою ставку на Франко.

— Не отчаивайтесь, дорогой маркиз, — дипломат замечает помрачневшее лицо лидера Фаланги. — война предстоит долгая, многое ещё может произойти.

— Спасибо, барон, — Примо де Ривера берёт себя в руки. — а сейчас не откажите отужинать со мной. Здесь внизу находится один из лучших ресторанов Саламанки.

— С удовольствием составлю вам компанию.

— Что там слышно, Рамон? — лидер Фаланги поворачивается к своему секретарю, стоящему неподалёку.

— Всё в порядке, он обедает в хрустальном кабинете. — Шепчет секретарь, наклонившись к уху маркиза.

— Ты знаешь что делать…

— Как, барон, вам понравилась жареная баранина?

— Она великолепна. — Стоящие у стола два пожилых официанта принялись неспеша убирать посуду.

Прекрасно владеющий испанским Фон Фаупель переходит на немецкий, который был у Примо де Ривера не так хорош.

— Вы знаете, маркиз, что ваш оппонент ревнует к нашим с вами встречам?

— Неужели?

— Именно так, фон Нейрат (министр иностранных дел Германии) пишет, что к нему пришла бумага от Франко с просьбой отозвать меня из Испании, представьте себе, "из-за моих попыток повлиять на политическое будущее Испании"…

— И какова его реакция? — Маркиз делает небольшой глоток из бокала с красным вином.

— Никакой. У нас, слава богу, дипломаты генералам не подчиняются.

Со стороны зала послышалась возня, шум: дверь отворилась и в кабинет с торжествующим видом сторожа поймавшего вора ввалился генералиссимус Франко, низкий лысый человечек в военной форме. Окинув быстрым взглядом комнату, официантов вжавшихся в стену и метрдотеля, поспешно перекинувшего через руку крахмальную салфетку, он делает знак своим охранникам, столпившимся за его спиной, чтобы те вышли и проходит в комнату.

— Прошу к столу, господин генерал. — Примо де Ривера, не вставая, с язвительной улыбкой радушно разводит руки, за столом нет свободного стула.

Поверенный в делах, тоже сидя, недовольно подкручивает усы. Рамон срывается с места, хватает стоящий рядом стул и спешит к Франко.

— Прошу садится! — пододвигает стул генералиссимусу, выпрямляется, лезет во внутренний карман пиджака и взмахивает соединёнными вместе руками вверх.

В них холодно сверкнул воронёной сталью странный инструмент, похожий на молоток с заострённым концом.

— К-хх-ррр… — кровь из головы Франко брыжжет на застывшие в ужасе лица сидящих, когда детский альпеншток с жутким чмоканьем выходит из глубокой раны в затылке.

— Рамон, что ты наделал? — размазывает кровь на щеке потрясённый маркиз.

Тело генералиссимуса соскальзывает со стула вбок, глухо шлёпаясь головой о каменный пол. Меркадера начинает бить крупная дрожь, безумным взглядом он шарит по комнате, бросает ледоруб под стол и трясущейся рукой лезет во внутренний карман пиджака. Фон Фаупель, опережая его, точным отработанным движением выхватывает из-под мышки маленький пистолет и, не вставая, дважды стреляет в грудь стоящего перед ним Рамона, который валится на пол рядом с трупом Франко.

Оглушающий звук выстрелов в небольшой комнате выводит из ступора официантов, которые с диким рёвом бросаются к двери, сбивая с ног охрану. Зелёные военные куртки смешались в куча-мале на входе с синими рубашками фалангистов и белыми фартуками официантов, а сзади в двери уже замаячили атлетические фигуры блондинов в чёрных костюмах и было уже не разобрать кто первый нажал на спусковой крючок.

Вилла в пригороде Валенсии,

17 января 1937 года, 10:00.

"Пайка проводов- наиболее успокаивающее для меня занятие, особенно если паяльник хороший. А он у меня хороший, электрический, немецкий, трофейный"…

Расшифровки радиограмм в сочетании с побуждающими к сотрудничеству ударами по рёбрам произвели на Хуана Фишера (ака Эрвин Штольце) нужное впечатление… и он запел. Ребятами Берзина в магазине "Сименс" (откуда паяльник и другие приборы) из тайника была изъята радиостанция и шифроблокнот, установлено лицо в республиканском Генеральном штабе кому Штольце передал десять тысяч фунтов стерлингов (доверенное, между прочим, лицо заместителя военного министра генерала Асенсио в чине полковника). Уже через день начальник ГШ генерал Кабрера подписал приказ о назначении этого полковника Рубио начальником гарнизона Малаги.

Имея на руках такие козыри, Берзин рассчитывал на их отставку, надеясь на их место протолкнуть кого-нибудь более лояльного к военным советникам, но Ларго Кабальеро, военный министр, не выдал своих, согласившись отстранить на время расследования лишь Рубио. Наш главный военный советник ещё не терял надежды убедить премьера, но известие о гибели Франко привело всё республиканское руководство в настоящий экстаз, породив надежды о скором конце войны и вопрос отставки военных руководителей стал неактуальным.

Начавшееся 13 января наступление франкистов при поддержке двух итальянских дивизий и флота с запада и севера, поначалу успешное (итальянские танки вышли на приморское шоссе и заблокировали Малагу с востока), вчера неожиданно прекратилось. Берзин, на совещании с прибывшим из Москвы Шпигельгассом, рассказал о приказе итальянским войскам ускоренным маршем двигаться на Севилью. Отмечен уход немецких частей с линии фронта под Мадридом и Бильбао. Достоверной информации из Саламанки до сегодняшнего утра было мало, генерал Мола, комадующий северным фронтом, выступил по радио 15 января ночью и обвинил лидера Фаланги Примо де Ривера в военном мятеже и убийстве каудильо Франко. Буквально через час после этого также по радио выступил Хосе Антонио Примо де Ривера и хриплым прерывающимся голосом обвинил противников Франко в армии в попытке военного переворота. В результате нападения диверсантов на ресторан в центре Саламанки убит германский посол фон Фаупель и Франко, а сам он только ранен, лишь благодаря, закрывшему его грудью, Рамону Меркадеру.

А тут ещё лейтенант Язев, мой помощник из спецотдела, прибывший в Валенсию вместе с Шпигельглассом, добавил проблем: при вскрытии ящика с шифратором обнаружилось, что многие провода, похоже из-за холодной пайки, оторвались со своих мест и торчали в разные стороны, совсем как волосы на его голове, мгновенно ставшие дыбом. И это при том, что Москве и Берзину с начальником ИНО НКВД как воздух была нужна связь. Устремились волосы, так сказать, прочь от головы, которую, очевидно, уже не сносить: рука нового резидента непроизвольно потянулась к кобуре.

Кое-как удалось его успокоить, пообещать, что через десять часов "БеБо" заработает лучше прежнего, и начался наш паяльный марафон. Решили, всё-таки, с Толиком, моим техником из СКБ, под непосредственным руководством которого и была наспех сляпана в лаборатории эта халтура, перепаять все провода, все четыреста пятьдесят восемь, так как доверия к качеству работы производителя техники не осталось никакого.

— Смотрю я на вас, Алексей Сергеевич, и удивляюсь, — неунывающий техник с удовольствием вдыхает через нос облако сизого спиртово-канифольного дыма, поднявшегося из-под жала паяльника. — это ж какую голову надо иметь, чтобы вот так удержать в ей куда какой проводок идёт. Не знал бы вас, ни в жисть не поверил. Этот куда?

Быстро провожу щупом по длинному ряду ламелей на задней панели пишмаша, на одной из них стрелка гальванометра дёргается.

"Буква "Т"- на семнадцатый контакт шифратора".

— Сюда. — Тычу пальцем на пустой контакт и натягиваю наушники.

Кручу лимб настройки "трофейного" приёмника, моя цель- коротковолновая станция "BBC Empire Service", скоро должен начаться выпуск новостей.

— … шшш… как сообщают наши источники в городе, бои к вечеру 16 января в Саламанке почти прекратились, слышны лишь спорадические выстрелы в районе аэропорта, за который в течение вчерашнего дня шло настоящее сражение между армейскими частями и отрядами сторонников Примо де Ривера. Улицы в настоящее время патрулируются фалангистами. По сообщениям нашего корреспондента из Лиссабона, начались столкновения в Бургосе, Сарагосе и Севилье.

В открывшейся двери показалась голова Эйтингона с немым вопросом: "Когда"? Показываю на пальцах- десять минут. Диктор переходит к правительственному кризису в Японии.

— Всё готово! — Гордо рапортует Толик с белозубой стахановской улыбкой и мы подключаем шифратор к радиостанции.

Как следовало из расшифрованных радиограмм Фишера и его показаний, точную пеленгацию и перехват сообщений "Бебо" проводили два судна под нейтральным флагом, стоящие у причала в порту Валенсии. Так они вычислили местоположение нашего радиопередатчика, а 31 декабря позвонили Фишеру в номер и сообщили о начале радиосеанса. По его команде через час и начался штурм "Метрополя". Сейчас всем судам, стоящим в порту, запретили выход в эфир с их радиостанций, а специальный человек проверяет наличие на борту узконаправленных антенн.

— здесь чаганов проверка связи. — Застучал пишмаш.

— здесь дежурный деркулов прием без ошибок.

— чаганов прием без ошибок.

— поскребышев оставайтесь на связи пригласите тт шпигельгласса котова кольцова и берзина с вами будет говорить т сталин.

— Давай-давай, зови! — Кричу растерявшемуся Толику.

— чаганов т кольцов ещё не прибыл.

— здесь тт сталин киров добрый день ваши шифровки получены т котов что вам было известно об операции сыновья.

— котов операцией руководил орлов. — Перевожу рубленные слова Эйтингона, сказанные хриплым взволнованным голосом в бездушные слова на бумаге.

Берзин и Шпигельгласс немного расслабились, откинувшись в плетёных креслах, вплоть до следующего ответа прилетевшего издалека.

— сталин я знаю кто у нас чем руководит с каждого будет спрошено отвечайте за себя по существу.

— котов с каридад меркадер орлов познакомился у гарсиа оливера начальника каталонской милиции летом тридцать шестого она аристократка порвавшая со своей семьей и ставшая анархисткой характер сильный идейная имеет сильное влияние на пятерых своих детей я по поручению орлова занимался подготовкой рамона меркадера и его группы в аликанте побегом примо де ривера и их переправкой на майорку связь с рамоном осуществлял орлов о конечной цели операции он мне не сообщал.

— сталин вы считаете что рамон меркадер мог убить франко по приказу матери вопреки установкам орлова.

— котов вполне мог рамон также был человеком храбрым мог пойти на самопожертвование ради идеи ("полностью согласен, он доказал это и в своей "другой" жизни, убив Троцкого") возможно что на него повлияли слухи о нападении на наше посольство и долгое отсутстие связи орлов сам занимался шифровкой и дешифровкой радиограмм ключ был известен только им двоим.

— сталин где сейчас находится каридад.

— котов в генеральном консульстве в барселоне.

— сталин обеспечить выезд с семьёй к нам на ближайшем судне.

— котов будет сделано.

— сталин т берзин доложите о подготовке наступления под сарагосой. — берзин сорок седьмая горнострелковая дивизия в составе двух полков сегодня начинает выгрузку в порту барселоны пароходы с артполком и зенитным дивизионом уже в порту в течение суток ожидаем подхода судов с личных составом полков.

— сталин какая обстановка в малаге.

— берзин атаки на малагу прекратились третий полк сорок седьмой дивизии начинает разгрузку в картахене его задача восстановить сообщение с малагой по приморскому шоссе…

В комнату врывается взлохмаченный Кольцов уже без повязки на руке, бесцеремонно оттесняет меня от пишмаша и стучит по клавиатуре.

— … здесь кольцов.

"Баба с возу"…

Потираю горящие от тугой клавиатуры подушечки пальцев и сажусь в освободившееся кресло: все присутствующие обступили пишмаш. Речь, судя по всему, заходит о том как не испортить окончательно отношения с Ларго Кабальеро: прибытие горнострелковой дивизии хранилось в строгой тайне и станет для него и его Генерального штаба полной неожиданностью. Если сокрытие факта прибытия наших войск в Барселону можно хотя бы объяснить независимой позицией главы правительства Каталонии Компаниса, поддержанной анархистами и ПОУМ, то выгрузку в Картахене премьер может рассматривать как подготовку переворота.

— Да куда он денется, — гремит голос разгорячённого Эйтингона, обсуждающего с Кольцовым ответ на вопрос из Москвы. — проглотит пилюлю, повозмущается и замолкнет.

— Неужели целая дивизия прибывает? — Подхожу сзади к Берзину, напряжённо вчитывающемуся в распечатку.

— Если бы, — шепчет в ответ тот, не поворачивая головы. — в полном составе только артполк и зенитный дивизион, в горнострелковых полках только командный состав. Снабжение полнокровной дивизии нам никак не потянуть.

— А где ж людей брать? — Вырывается у меня.

— Личный состав готовил товарищ Рауль, набирал из Каталонской народной милиции. Жалко только времени было мало, — сокрушается генерал. — планировали закончить курс к марту, а оно вон как вышло…

— А как же форма? Неужели в своей в красноармейской?

— С военной формой оказалось проще всего, курсанты- останутся в своей, а для наших- пошили в Барселоне, на тех же швейных фабриках, где шьют новую форму для всей армии.

"Да, время не ждёт. Надо пользоваться моментом, пока в рядах националистов разброд и шатания. А товарищ Рауль-Рокоссовский со своей задачей справится… и не с такими соперниками сталкивался".

— киров т шпигельглассу без промедления обеспечить возвращение т чаганова в союз.

"Вот и всё, закончились каникулы у Бонифация: приключения, погони, перестрелки, романы. Хотя нет, никаких романов не было. Не считать же таковыми полные опасности конспиративные встречи с белокурой Жози или индивидуальные, до седьмого пота и порой заполночь, занятия с любительницами танго".

— здесь товарищ ежов.

В разговоре наступает пятиминутная пауза, присутствующие вполголоса обсуждают состоявшийся разговор.

— сталин т чаганов остаётся в испании до особого распоряжения отвечает за правительственную связь.

"Вот это- да! Что ж у них там творится"?

В комнату правительственной связи, примыкающую к кабинету Сталина, входит Ежов, сопровождаемый Поскрёбышевым.

— … обеспечить возвращение Чаганова в Союз. — Заканчивает фразу Киров, щурясь на выползающую вверх из внутренностей пишущей машинки аппарата "Бебо" распечатку разговора.

— Товарищ Сталин, — запротестовал нарком внутренних дел. — прошу вашего разрешения задержать Чаганова в Испании.

— На каком основании? — Хозяин Москвы не может скрыть своего раздражения. — Вы используете его там как простого техника, а ведь Чаганов- инженер каких мало.

Ежов продолжает вопросительно смотреть на Сталина, не отвечая на последние слова Кирова.

— Объяснитесь, товарищ Ежов. — Хмурится вождь.

— Это связано с показаниями Радека, о которых я вчера вам докладывал. — Внезапно охрипший голос генерального комиссара госбезопасности выдаёт его волнение, но он продолжает упорно глядеть только на вождя.

Столь явный выпад против члена политбюро неприятно удивил Сталина: "Неужели всё дело в Медведе, освобождённого из под стражи по ходотайству Мироныча? Нет, похоже дело тут посерьёзнее".

В последнее время поведение Ежова явно изменилось: из неуверенного новичка на политическом Олимпе он стремительно превращался в одного из самых влиятельных членов руководства, бросающего вызов старожилам политбюро, хотя сам не являлся даже кандидатом. С другой стороны, занятие им этого места- только вопрос времени и, скорее всего, весьма недалёкого. Материалы, полученные Ежовым на Орджоникидзе (бесхозяйственность, злоупотребления и некомпетентность в наркомате Тяжёлой Промышленности), были вопиющими и требовали, как минимум, кадровых решений.

"Так кого, как не Ежова, продвигать вперёд на место этих зажравшихся бездельников, этой "новой знати"? Ведь это именно он начал выкорчёвывать эту нечисть из партии, армии, государственного аппарата и органов, именно он занялся работой, за которую никто не брался за последние пятнадцать лет, в том числе, и из-за нежелания портить отношения со своими соратниками с дооктябрьским стажем. Ради этого можно и потерпеть ту грубость, заносчивость и амбиции, на которые стали жаловаться разные люди в последние месяцы".

Карл Радек, один из обвиняемых, на открывающемся вскоре в этом месяце, процессе над "параллельным троцкистским центром", дал показания, что одним из участников этого центра был Антонов-Овсеенко, ныне Генеральный Консул в Каталонии.

— Как с этим связан… Чаганов? — Голос Кирова, также получавшего все материалы будущего процесса, едва заметно дрогнул.

— Шпигельгласс предлагает…. — Ежов на секунду замялся под неприязненным взглядом Кирова, но справился с собой и спокойно продолжил. — задействовать его в операции по аресту и вывозу в Союз Антонова-Овсеенко.

— У вас что оперативных сотрудников не хватает? — Продолжает напирать Киров.

— Во-первых, — голос Ежова, в противоположность голосу собеседника, теперь источает даже некоторое дружелюбие. — борьба с троцкизмом- обязанность каждого советского человека, тем более старшего лейтенанта госбезопасности. А во-вторых, резидент хочет использовать его для того, чтобы выманить Антонова из здания Генерального Консульства, вам же, товарищ Киров, известны дружеские отношения Чаганова с консулом, их совместную работу над какими-то планами, длительные беседы в кабинете? Овсеенко устроил в консульстве настоящую крепость, где вдобавок к нашей охране расположились посты анархистов и штурмовых гвардейцев. Шпигельгласс опасается, что при попытке ареста консула они могут вмешаться.

— Ваши соображения понятны, товарищ Ежов. — Сталин делает останавливающий жест, готовому взорваться Кирову. — Сделаем так, первое- стенограмма допроса Радека изымается из материалов процесса; второе- арест Антонова откладывается до момента окончания операции по взятию Сарагосы; третье- Чаганов остаётся в Испании до особого распоряжения. Пункт третий передавайте в эфир.

Притихшие, покачивающие головами генералы убыли по своим делам, работавший со мной всю ночь Толик завалился спать, а я занялся делом для души: начал чертить схему коротковолновой радиостанции "Север". Со связью в войсках- швах, а у меня в распоряжении радиомагазин с набором радиодеталей. Почему-то сразу остановился на "Севере": полудуплексная, телеграфная, переносная, прошедшая всю войну. Трансивер на трёх пентодах, но настройка приёмника и передатчика независимая. Всё одно к одному, но, пожалуй, главное, что склонило к "Северу"- это наличие на складе сорока радиоприёмников "Сименс": габариты корпуса, подстроечный конденсатор с эбонитовой ручкой, всё подходило для меня или требовало минимальной переделки. А наличие в моей памяти принципиальной схемы радиостанции- лишь приятный бонус.

Следующий эпизод написан Штурмфлигером, за что автор ему искренне признателен.

Баварские Альпы, Берхгоф.

Резиденция Гитлера.

18 января 1937 года, 18:00.

— Как всё это понимать, адмирал?! Вы уверяли что ситуация в Испании развивается в соответствии с нашими планами, что ваш протеже Франко надёжно контролирует положение на своей территории, что интересы Германии в этой стране обеспечены! И что мы видим на самом деле? Сначала этот невероятный побег Примо де Ривера к итальянцам и его встреча с Муссолини. Потом конфликт между Фалангой и сторонниками Франко, от которого выиграли только красные. Потом разгром Легиона Кондор и гибель лучших лётчиков Рейха! И в заключение — эта бойня в Саламанке и начавшаяся междоусобица, поставившая националистическую Испанию на грань поражения! Кто должен ответить за всё это?! Вы обманывали руководство Рейха, адмирал, или просто некомпетентны?!

Адмирал Канарис стоял навытяжку и следил за разъярённым фюрером, метавшимся по залу приёмов. Разнос от ефрейтора был весьма обидным, хотя и по делу. И адмирал имел основания опасаться, что всё может кончиться его отставкой… И это в лучшем случае. Впрочем, он не терял надежды на более благополучный исход дела. Надежда была основана на том, что этот разговор был наедине, за что Канарис был Гитлеру почти благодарен. Видеть как ухмыляются эти ничтожества, Гиммлер, Гесс, Гейдрих, наблюдать довольную физиономию кабанообразного наркомана Геринга, читать удовлетворение в глазах Бормана, чувствовать затаённую радость фон Нейрата — нет, это было бы выше его сил! А так, возможно, всё обойдётся. Канарис уже имел немалый опыт общения с Гитлером и знал, что самое главное — выдержать первую бурю. Для чего надо было помалкивать, демонстрировать раскаяние и готовность искупить вину, и вообще, как говорят русские, есть глазами начальство. Ну и конечно, не пропустить момент, когда фюрер несколько выдохнется, но ещё не начнёт накручивать себя по новой, и суметь вставить веское слово.

И вот теперь, когда Гитлер примолк и перестал бегать по кабинету, бросая на адмирал яростные взгляды, Канарис заговорил вкрадчиво-доверительным тоном заговорщика, который фюрер как правило воспринимал благосклонно.

— Мой фюрер. Прежде всего я хочу заметить, что Легионом Кондор командовало авиционное начальство. Абвер III не раз докладывал о совершенно неудовлетворительном положении с охраной мест дислокации Легиона в Испании, особенно в плане противодиверсионных мероприятий.

Пара-тройка таких докладов в недрах контрразведки действительно была. Их инициировал начальник Абвера III, с подачи самого Канариса. Так, на всякий случай и для профилактики. Будучи человеком опытным, адмирал понимал что на войне возможны любые случайности, и в случае чего, у него будет вполне официальное оправдание и доказательство его стараний: "Мы де, предупреждали, но нас не послушали". А если ничего не случится, то эти доклады так и будут похоронены в архиве Абвера. Так что всё можно валить на этого идиота Шперле и прочее начальство Легиона Кондор. Да их и не жалко. Сами виноваты. Вот кто им мешал наладить нормальную охрану? В конце концов, разве не немецкая армия славится на весь мир идеальным орднунгом? Так нет же, расслабились, поддались испанскому razdolbaistvu(адмирал мысленно удивился точности русского выражения, вычитанного в одной из сводок с той стороны фронта, о работе "советников" из СССР). Вот и получили. Но это и к лучшему. Теперь есть на кого перевести стрелки, ведь одной диверсией против Легиона дело не ограничилось, о чём только что говорил фюрер. И это он ещё не знает про мутную историю с "Энигмой". Вроде бы какие-то потроха шифровальной машинки нашли на руинах аэродрома разгромленного красными. Хотя, какие красные… У испанцев на такое мозгов и профессионализма не хватило бы. Тут чувствуется рука противника посерьёзнее. Русские постарались, наверняка. И очень повезёт если "Энигма" и правда разбита и сгорела. Впрочем, о своих сомнениях и подозрениях он никому не скажет, в конце концов почему он должен помогать Гейдриху, это его расследование. В свете всего случившегося, дополнительно бесить Гитлера, не самое умное и безопасное занятие. Ему уже хватило сказанного в "Большом Зале".

"Какой же он, всё-таки, позёр! Даже для встречи один на один выбрал самое большое помещение, на меня такие дешёвые эффекты давно не действуют"…

Тем временем, фюрер начал успокаиваться. Злость и презрение в его взгляде куда-то отодвинулись, появилась заинтересованность.

— Это действительно так, адмирал? — спросил Гитлер, и после утвердительного ответа Канариса, продолжал, — Что ж, это и правда меняет дело. По крайней мере в этой истории с нападением на Легион. Адмирал, вы должны как можно быстрее предоставить мне эти доклады, и вообще, любые материалы о проблемах с безопасностью и других недостатках, касающихся наших войск в Испании. Жаль, что вы не позаботились довести их до меня раньше. — фюрер под конец не удержался от шпильки.

Впрочем, Канарис был в душе рад что перевод стрелок сработал, и почти не обратил внимание на колкость Гитлера.

— Доведёшь до него, как же! Любимый фюрер давно отучил подчинённых грузить его лишними бумагами. Всё свалил на четыре канцелярии, ведущие между собой бумажную войну по любому поводу и без, а сам воспарил над схваткой, небожитель.

Но внешне адмирал ничем не показал что в его голове могут быть такие крамольные мысли, ответив с похвальной готовностью.

— Все материалы будут у вас сегодня же, мой фюрер! — а про себя невольно восхитился: "Всё таки, политическое чутьё и талант к интригам у нашего ефрейтора поразительные. Вот так, сходу, всё просчитать! Наверняка он использует эти бумаги чтоб потыкать носом в дерьмо командование вермахта — Бломберга, Фрича, Бека и прочих. Их пренебрежительное отношение к фюреру в своём кругу, для него не секрет, так что теперь он сможет с ними посчитаться. Ну и замечательно. Чем больше он будет занят ими, тем меньше станет лезть в мои дела."

— Отлично! — фюрер даже потёр руки, но тут же снова нахмурился. — Тем не менее, дела в Испании идут далеко не лучшим образом, и даже удовлетворительной для нас, ситуацию в этой стране никак не назовёшь. Что вы можете сказать об этом побоище в Саламанке, адмирал?

— К сожалению, достоверных сведений об этом очень мало, мой фюрер, — с печальным видом ответил Канарис. — слишком мало осталось живых свидетелей, да и тех не допросишь. По сути, только сам Примо де Ривера и пара его выживших охранников точно знают что произошло в том ресторане. По их рассказам, Примо беседовал с послом Фаупелем. Разговор шёл о налаживании контактов между NSDAP и Фалангой. Должен заметить, что Абвер об этих переговорах проинформирован не был. — адмирал не удержался от того чтобы кинуть камешек в огород Гесса с Борманом и их партийной канцелярии, а также и дипломатического ведомства фон Нейрата.

— В соседнем кабинете находился генерал Франко, которого Примо и Фаупель пригласили к себе. Это подтверждает персонал ресторана. Что было дальше, точно установить весьма трудно. По словам Примо де Ривера, один из официантов, который нёс Франко заказ, подойдя к генералу ударил его по голове ледорубом, скрытым под полотенцем. Мои агенты позже осмотрели тело Франко и подтвердили что рана была нанесена ледорубом или чем-то очень похожим. Сам ледоруб обнаружили зажатым в руке официанта. Удар был смертельным и Франко скончался на месте. Потом официант сунул руку в карман, явно за пистолетом, но посол Фаупель сумел опередить его. Напуганные всем происходящим, другие официанты бросились бежать, но в дверях столкнулись с охраной Примо де Ривера, Франко и Фаупеля, вбежавшей на выстрелы. Все посбивали друг друга с ног, у кого-то не выдержали нервы, скорее всего у франкистов, увидевших труп генерала и Фаупеля с пистолетом в руке, и началась стрельба, как в американском салуне на Диком Западе в прошлом веке. Можно предположить что охрана Франко открыла огонь по Фаупелю и Примо де Ривера, убив посла и ранив самого Примо, который утверждает что остался в живых благодаря своему секретарю Рамону Меркадеру, якобы заслонившему его собой от пуль, получив два смертельных ранения. В свою очередь охрана Примо и Фаупеля начала стрелять по франкистам, те ответили, видимо по случайности при этом наши попадали в фалангистов и наоборот, ну и в итоге охранники перестреляли друг друга и официантов заодно.

— Совершенно некультурное побоище, никакого профессионализма! — раздражённо заметил Гитдер, — Действительно, как будто копировали перепившихся американских бандитов! Ладно испанцы, от них другого трудно ждать, но как наши могли так глупо дать перестрелять себя?!

— Увы, мой фюрер. — Канарис скорбно развёл руками, — Уж таких людей набирают в охрану в министерстве иностранных дел. — подлив дополнительную порцию яда в адрес фон Нейрата и его ведомства, адмирал с всё той же скорбной миной на лице продолжал:

— Примо де Ривера заявляет что официант был агентом красных, и на этот счёт есть некоторые косвенные подтверждения. Один из братьев этого официанта до войны состоял в социалистическом профсоюзе и при отступлении красных ушёл вместе с ними. Впрочем, он мог быть подослан и соперниками Франко среди военных, которые тоже имелись. Во всяком случае, после освобождения Саламанки от красных, этого официанта часто видели в обществе армейских офицеров. В принципе, та скорость с которой генерал Мола отреагировал на события в Саламанке, не имея никаких доказательств, да и вообще достоверных сведений, выглядит подозрительно.

— А поведение Примо де Ривера не подозрительно? — мрачно поинтересовался фюрер, — Не могло всё это быть инсценировкой?

— Не думаю, мой фюрер. — покачал головой глава Абвера, — Мои агенты сумели получить сведенья от врачей которые оказывали помощь Примо и его выжившим охранникам. У последних довольно серьёзные раны, без дураков. На инсценировку не похоже. Сам Примо получил несколько ранений: пулю в ногу и ещё одну в плечо, обе навылет, ещё одна пуля оцарапала ему бок, другая — голову. А одна попала бы в сердце, если бы на пути не оказалось некое препятствие.

— Что за препятствие? — заинтересовался Гитлер. Тема покушений ему была близка, на него самого покушались неоднократно, правда, пока без видимого успеха.

— Фамильная реликвия, медальон с образом Святой Девы Толедской. — позволил себе усмехнуться Канарис, — В результате Примо получил контузию и перелом пары рёбер, образок совершенно потерял товарный вид, что впрочем, не помешало фалангистам объявить его своей святыней, ну а сам "хефе" Фаланги заявляет во всеуслышанье что Господь и Пресвятая Дева защитили его от пули убийцы, и это, надо заметить, производит большое впечатление на массы, отлично укладываясь в ту ультрарелигиозность, которую фалангисты демонстрируют с начала войны.

— Испанцы! — с непередаваемым выражением процедил Гитлер, кривившийся выслушивая пояснения Канариса, — Не могут без этих поповских штучек!

— Да, мой фюрер, к сожалению это не немцы. — вежливо кивнул адмирал, подумав про себя, что если сравнить многих нынешних испанцев с теми же жителями Баварии, где фюрер когда-то начинал свою карьеру, то вопрос кто религиознее будет более чем спорным. Вслух он этого говорить, понятно, не стал.

— Ну а почему началась эта междоусобица? — спросил фюрер.

— Насколько удалось выяснить — цепь роковых случайностей. — посерьёзнел главный разведчик Рейха, — Гарнизон Саламанки состоял из наиболее верных Франко войск, что, в общем-то, было логично. Едва услышав об убийстве Франко, военные тут же попытались разоружить фалангистов, в большом количестве съехавшихся посмотреть на своего "хефе", впервые выбравшегося с территории контролируемой итальянцами. Кроме того, военные хотели арестовать самого Примо. Фалангисты, и без того наэлектризованные предыдущим противостоянием Примо и Франко, а также разлетевшимися по городу слухами о покушении на вождя, естественно, оказали сопротивление. И началось…Хотя, подготовка у милиции Фаланги похуже чем у регулярной армии, фалангисты одолели числом. Но ещё до этого, военные в Саламанке обзвонили чуть ли не все гарнизоны и штабы регулярных войск, сообщив о нападении людей Примо на армию. После этого, побоища армейцев и фалангистов начались и во многих других местах, включая Сарагосу, Бургос и Севилью.

— Это очень неприятно, и совершенно некстати! — с раздражением произнёс Гитлер, — Сорваны наступления на Малагу и Бильбао, резко ослаблен натиск на Мадрид, где красные начали отодвигать фронт с окраин города. Да ещё и итальянцы в Севилью лезут! Что им вообще там понадобилось?

— Мой фюрер, — значительно начал Канарис, — поведение итальянцев как раз объяснимо. Они недовольны тем что больше всех потратились на эту войну, послав наибольшее количество войск, в разы превышающее наш контингент, не говоря уж о португальском, и при этом получили меньше всего выгод. Португалия отодвинула от своих границ красных и неплохо зарабатывает на идущей через её порты торговле националистической Испании. Мы получили вольфрамовые рудники и ещё многое, а также военные базы, хоть и неофициальные, на Канарах и в других местах. А у Италии только база на Мальорке. Им хочется расширить своё влияние в Испании, ведь был же пример Примо де Ривера-старшего. С этой точки зрения побег младшего Примо из красной тюрьмы, для Муссолини и генерала Роатта стал подарком судьбы. Как и нынешняя междоусобица, во время которой, действуя за спиной Фаланги, итальянцы смогут серьёзно укрепить свои позиции. Ну а Севилья — самая логичная цель. Столица юга, как-никак.

— Это всё крайне неприятно! — повторил Гитлер. И помолчав, добавил:

— Но допустить конфликт с Муссолини нельзя! Антикоминтерновский Пакт слишком ценен для нас, а ещё важнее, в случае с ссоры с Римом, Италия окажет помощь правительству Шушнига и аншлюс Австрии станет невозможен. Для нас это неприемлемо! К тому же, такой исход наверняка придаст смелости и упорства чехам по Судетскому вопросу. А учитывая их договоры с Парижем и Советами…Нет, хорошие отношения с Италией нам необходимы!

— Полностью согласен, мой фюрер. — согласился Канарис, а про себя подумал, что ценность Италии как союзника сильно преувеличена. Её колонии слишком уязвимы для англичан, как и значительная часть метрополии впрочем, ресурсы невелики, геополитическое положение ограничено базами Британии в Гибралтаре, на Мальте, на Кипре и в Египте, армия не готова к большой войне, флот тоже так себе и к тому же кишит английской агентурой особенно в верхах, способные генералы и особенно адмиралы в большом дефиците. Так что, в случае войны Италия станет "чемоданом без ручки"(опять вспомнилось русское выражение!) — и нести тяжело и бросить жалко…Но озвучивать эти мысли адмирал не стал, вместо этого деловито заметив:

— Полагаю, мы сможем договориться с Муссолини. Германия ему нужна ничуть не меньше, чем Италия нам. Он не забыл унижения от Лондона и Парижа во время Абиссинской войны и понимает, что английские базы на Средиземном море и присутствие французов в Северной Африке и Сирии, душат Италию. Союз с Германией ему необходим для успешной экспансии во Франции, Югославии, Албании, Греции, в Африке и на Ближнем Востоке. Да и испанскую войну он не захочет проигрывать, а без нашей помощи такой исход весьма вероятен. Надо предложить Риму какие-то преференции в Испании и они согласятся.

— Только не за счёт наших позиций в этой стране! — решительно заявил Гитлер, — Я прежде всего имею в виду вольфрамовые и прочие рудники общества HISMA. Мы должны их сохранить в любом случае!

— Непременно сохраним, мой фюрер! — подтвердил Канарис, — Хочу обратить ваше внимание, Примо де Ривера, критикуя действия Франко, ни разу ни полсловом не высказался против наших концессий. Думаю, с ним можно достичь взаимопонимания на этот счёт.

— Надеюсь. — буркнул Гитлер, — Если при нынешнем бардаке за Пиренеями вообще можно на что-то надеяться. Какие пути стабилизации обстановки в националистической Испании вы видите?

Канарис сдержал торжествующую улыбку. Похоже, фюрер окончательно отошёл, обратившись к нему за рецептами решения ситуации — именно в этой сфере глава Абвера чувствовал себя как рыба в воде.

— Мой фюрер, — начал адмирал, — прежде всего нам надо договориться с союзниками о совместных действиях. В первую очередь с Италией, о чём я уже говорил, а также с Португалией, через которую в основном идёт снабжение националистической Испании. Салазар не желает получить границу с красной Испанией и его интерес в примирении и объединении сил по эту сторону фронта, очевиден. Он охотно станет посредником, тем более что у него очень хорошие личные отношения с Муссолини, которого он считает учителем. Хотя, надо признать, нас он несколько недолюбливает…

— Я думаю! — проворчал правитель Третьего Рейха — Католический ханжа! Знаете, адмирал, если бы я не опасался экспансии красных в Западной Европе, ни за что бы не стал вмешиваться в эту испанскую заваруху! Церковь была уничтожена! — закончил Гитлер с явным удовлетворением.

— И тем не менее, его помощь как посредника между нами и Римом а также между враждующими группировками в националистической Испании, может быть неоценима. — заметил Канарис, — С вашего позволения, я бы мог вылететь в Лиссабон, для переговоров с португальским премьером. Потом можно будет задействовать мои ещё довоенные контакты с генералом Роатта. Боюсь, на официальных дипломатов тут мало надежды. — адмирал снова метнул отравленную стрелу в фон Нейрата и его подчинённых.

— Хорошо, действуйте. — ответил Гитлер после недолгого раздумья, — И как вы собираетесь призвать к порядку этих буйных испанцев?

— Откровенно говоря, это будет непросто, мой фюрер. — признался Канарис, — вражда между военными и фаалангистами, и, персонально, между Примо де Ривера и Мола, зашла далеко. Обе стороны не доверяют друг другу, и боятся отдавать власть сопернику. Впрочем, это касается и других правых испанских группировок, хотя и в меньшей степени. Хиль Роблес уже вернулся из Португалии в Бадахос, и объявил о легализации CEDA, получив благословение местного епископа. Не сегодня завтра его примеру последуют монархисты во главе с кронпринцем Доном Хуаном. Милиция Испанского Обновления уже готовится его приветствовать. Военный совет карлистов объявил о создании своей королевской военной академии для подготовки офицеров, и вообще ведёт себя как государство в государстве. Их рекете сейчас единственная серьёзная нейтральная сила, поддерживающая какой-то порядок. Все перечисленные испытывают недоверие к военным, слишком хорошо им запомнился диктат Франко…

— На которого вы предложили сделать ставку. — ехидно заметил фюрер.

— На тот момент это была оптимальная кандидатура. — не смутился адмирал, — Герой Марокканской войны, усмиритель прокоммунистического восстания в Астурии, блистательный молодой генерал, популярный в армии. Он больше подходил на роль главы испанской революции чем неудачник Санхурхо или Мола с его лисьими повадками. Да и контакты с ним были дольше и серьёзнее чем с этими двумя, и его симпатии к Германии не вызывали сомнений.

"Хотя, добиваться от него уступок было так же тяжело, как тащить зазубренный гарпун из задницы." — подумал Канарис, — "На этого коротышку где сядешь, там и слезешь, как говорят русские. Может и к лучшему что он отправился к предкам?"

— Впрочем, речь сейчас не о Франко, мир его праху. — продолжал глава Абвера, — По причинам о которых было сказано, Роблес, Дон Хуан и верхи Карлистов не доверяют генералам. Они скорее склоняются на сторону Примо де Ривера и Фаланги, хотя и с ними хватает разногласий, больше стилистических, правда. — Канарис позволил себе улыбнуться.

— Но главное то, что ни одна из ведущих группировок националистической Испании не желает отдавать власть в монопольное пользование какой-то одной группировки. Конечно, если этой группировкой не станут они сами. Так что, сделав ставку на Мола, мы всё равно не сможем получить нового Франко.

— Вы думаете, нам надо ставить на Мола? — серьёзно спросил Гитлер.

— Другие варианты или нереальны или невыгодны, мой фюрер. — ответил Канарис, — Фаланга с некоторых пор прочно связана с Италией. Карлисты имеют слишком ограниченные районы влияния. Монархисты и CEDA сильно уступают двум первым в популярности и военной силе. Остаются только военные. Тем более что в перспективе испанская армия будет нуждаться в перевооружении с устаревшего французского оружия, а лучше нашего в Европе не найти, да и гарантом наших концессий в Испании в наилучшей степени могут быть генералы.

— Но почему Мола? Есть ведь и другие, тот же Кейпо де Льяна. — не сдавался фюрер.

— Кейпо слишком неуправляем и анархичен. — поморщился адмирал, — К тому же алкоголик. Послушали бы вы, что он несёт по Севильскому радио по ночам, нажравшись коктейлей! Да и ненадёжен, откровенно говоря. Он ведь несколько лет назад был активным республиканцем, якшался если не с красными, то с либералами уж точно. К восстанию против республики он присоединился из-за личной обиды. Республиканское правительство не подняло его так высоко, как он рассчитывал. А Мола всё же отличный организатор. Это ведь он подготовил восстание прошлого года, Франко присоединился в последний момент, не без нашей помощи. Хотя, там и лимонники копошились. И генерал Мола достаточно способный. Захватить за считанные дни и удержать треть Испании — дорогого стоит. Франко по сравнению с ним пришёл почти на готовенькое. И с Мола можно договориться. Он достаточно умён чтобы не делать зигзагов. Да и помощи ему ждать неоткуда кроме Германии. Никто другой не даст ему оружие которым можно победить красных. А Кейпо, в свете конфликта с фалангистами и итальянцами, всё равно некуда деваться кроме нас.

— Или Салазара. — заметил Гитлер.

— Салазар не пойдёт на конфликт с Муссолини ради Кейпо. — махнул рукой Канарис.

— Так значит, — задумчиво произнёс Гитлер, — единоличной власти в "нашей" Испании не будет? Тогда — что то вроде Директории?

— Да, вроде того. — кивнул Канарис, — Точнее, Хунты, как говорят испанцы. С равным участием заинтересованных сторон. Но создать такую конструкцию не легко. Боюсь, нашего влияния, как и влияния Муссолини и Салазара, не хватит. Придётся подключать Ватикан. У них большое влияние на все группы националистической Испании.

— Ватикан! — фюрер скривился как от зубной боли. — Везде эти святоши!

— Что делать. — пожал плечами адмирал, — Без Ватикана привести испанские группировки к консенсусу не удастся. Церковь хоть и сильно сдала за последние полтораста лет, но всё ещё могущественная держава.

— Пока, адмирал, пока. — зловещим тоном ответил Гитлер, — Когда мы выиграем войну и завладеем миром, святоши и их верные сторонники разделит судьбу евреев и красных!

— Несомненно, мой фюрер! — Канарис и глазом не моргнул, — Но ПОКА они наши тактические союзники. В Ватикане не терпят красных, особенно испанских. К тому же, участие Ватикана позволит несколько ограничить аппетиты Муссолини.

— А Англия и Франция? — поинтересовался Гитлер, — Они как воспримут новую ситуацию в Испании? Не подтолкнёт ли это их к открытому вмешательству?

— Не думаю, мой фюрер. — успокоил Канарис, — В Лондоне наши друзья, вроде лорда Галифакса, лорда Метфорда, леди Астор, дают правильные советы премьеру Болдуину и его преемнику Чемберлену. Британцы не теряют надежды сговориться с нами против большевиков, и ради этого готовы на многое. Создание вермахта, Саар, морское соглашение, Рейнская область, это подтвердили. К тому же, создание хунты англичанам понравится — они обожают лавировать между несколькими центрами силы.

— Ну а Париж? — спросил Гитлер, — Этот еврей Блюм не скрывает своего сочувствия красным в Испании!

— Сочувствовать он может сколько угодно, — презрительно усмехнулся адмирал. — Но без согласия Лондона ничего не сделает. Типичный социал-демократ, вроде наших, Веймарских — трусоватый, мягкотелый, слабохарактерный, нерешительный…Коммунистов он боится не меньше чем нас. В общем, совсем не Сталин и даже не Ларго Кабальеро. К тому же, в последнее время позиции Блюма в правительстве Франции ослабевают, как раз в связи с испанской войной. Левых отталкивает его нерешительность, правых — стремление сидеть между двумя стульями. Не нужно быть пророком, чтоб предсказать что в ближайшее время в кресле премьера его сменит Шотан или Деладье. И тот и другой ещё менее склонны помогать испанским красным. Нет, с этой стороны проблем не будет. Меня больше беспокоит Рим. Муссолини придётся уламывать на совместную позицию по Испании. К счастью, у нас тоже есть что ему предъявить. Ведь это корабли макаронников пропустили в Испанию пароходы с русскими войсками.

— Кстати, о русских войсках. — Гитлер нахмурился, — Большевики конечно унтерменши, и против немецкой армии мало что могут, как доказала прошлая война, но против наших испанских союзников, как и итальянцев с португальцами, это противник серьёзный. С их помощью, пользуясь нынешним бардаком в стане националистов, красные смогут успешно наступать на севере, под Малагой или у Мадрида.

— Мой фюрер, на этот счёт можно не беспокоиться. — с довольным видом ответил Канарис, — Мои агенты, внедрившиеся в ряды анархистов и коммунистов-троцкистов в Испании, особенно в Каталонии и Арагоне, в ближайшее время спровоцируют у красных междоусобицу, ничуть не хуже чем по эту сторону фронта. Тем более что разные группы красных и сами готовы вцепиться друг другу в глотку, надо только немного подтолкнуть. А тогда им станет не до наступлений. Сомневаюсь что свой фронт удержат.

— Это хорошая новость, адмирал. — оживился Гитлер, — Надеюсь, на этот раз обойдётся без провалов. Кстати, раз уж зашёл разговор об агентуре и провалах. Что там за история была в Валенсии?

— Мой фюрер, — начал Канарис, — после нападения красных на Легион Кондор, я приказал провести операцию возмездия, уничтожив Ларго Кабальеро и русских советников из спецслужб СССР. Наши диверсанты под командованием майора Штольце атаковали резиденцию красного премьера и гостиницу где жили русские советники. Но к сожалению…

— …Нападения оказались неудачными… — с усмешкой закончил Гитлер.

— Мой фюрер! — адмирал подпустил в голос трагизма, — Всему виной предательство! Одна из агентов завербованных Штольце, спуталась с русским разведчиком, эмиссаром самого Кирова, и выдала ему всё!

— Этого следовало ожидать! — холодно прокомментировал фюрер, — Женщина слаба. Ради семьи или любовника она предаст свою страну, идею, что угодно. Вот почему я против того чтобы женщины делали карьеру в Рейхе! Предки мудро завещали, что место женщины в доме, на кухне и с детьми! Ваш Штольце допустил ошибку, доверившись этой девке.

— Разумеется, мой фюрер! — поспешил согласиться Канарис, — Но дело не только в этом. По свидетельству вернувшихся диверсантов, у Штольце почти получилось. Просто у него оказалось слишком мало людей. В Абвере вообще не хватает обученных диверсантов. А ведь на войне они могут сыграть важнейшую роль! Ведь нападение на Легион Кондор наверняка провели русские диверсанты. Я готов поручиться своей головой! И провели на высоком уровне, надо признать. Если бы в Абвере был хотя бы батальон а ещё лучше полк диверсантов, ни Ларго Кабальеро ни русские советники не пережили бы ту ночь в Валенсии!

— Так за чем дело стало, адмирал? — неожиданно улыбнулся Гитлер, — Подавайте документы на соответствующие штаты, я подпишу.

— Благодарю, мой фюрер! — совершенно искренне обрадовался Канарис, — Должен сказать, что операция в Валенсии оказалась не совсем неудачной. Частичный успех всё таки был. Люди Штольце уничтожили секретную русскую аппаратуру зашифрованной правительственной связи, с помощью которой Ларго Кабальеро вёл прямые переговоры с Сталиным, а также убили главного резидента русской политической полиции НКВД в Испании, некоего Орлова, он же Фельдбин.

— Орлофф? Как любовник Екатерины Великой? — с интересом переспросил Гитлер, — Это ведь псевдоним? Фельдбин? Еврей?

— Так точно, мой фюрер! — кивнул Канарис, — Еврей.

— Евреи, евреи…кругом эти евреи! — со злостью плюнул Гитлер, — Откуда вообще взялось столько евреев в России?

— Это довольно запутанная история мой фюрер. — вздохнул Канарис, — После разрушения Иерусалима римлянами, евреи бежали из Палестины кто куда, но большинство в Персию. Когда Персию в седьмом веке завоевали арабы, они потребовали от евреев принять ислам, но те отказались, заявив что через сто лет придёт их мессия и объяснит всем насчёт истинной веры. Арабы согласились подождать, а когда через сто лет мессия не явился, потребовали менять веру. Тогда евреи бежали в Византию. Но греки и армяне умели торговать не хуже евреев и развернуться там им не дали. Тогда евреи перебрались в государство хазар, на реке Волге. Там они быстро прибрали к рукам финансы и торговлю, породнились с хазарской знатью, обратив её в свою веру, и стали править Хазарией, превратив законного монарха в марионетку.

— Да, они всегда так делают! Разлагают, коррумпируют, вливают свою порочную кровь, захватывают! Не мечом, как положено воину, а золотом и всякими подлыми хитростями! — Гитлер со злостью треснул кулаком по столу, и спокойно добавил:

— Продолжайте адмирал.

— Евреи правили в Хазарии века полтора, пока русские не разгромили это государство в середине десятого века. — продолжал Канарис, — После этого евреи разбежались кто куда, но большинство оказалось в России. Там они взялись за свой традиционный промысел, опутывая местных жителей, пока не довели их до восстания в начале двенадцатого века, после которого русский правитель Вальдемар Мономах выгнал всех евреев из России и с тех пор до конца восемнадцатого века ни один русский монарх не позволял им возвращаться.

— Неглупо. — заметил Гитлер, — Русские унтерменши в этом смысле оказались осторожнее европейцев. Впрочем, я слышал, что их tsars были арийского происхождения.

— Это верно. — согласился Канарис, — Евреи из России отправились в Англию и Испанию. Из первой их выгнали в конце тринадцатого века и они поселились у нас, в Рейнской долине. Вскоре к ним присоединилась часть испанских евреев, бежавших от возмущённых испанцев. Других выгнали двумя веками позже, в год открытия Америки Колумбом. Но и в Рейнской долине вскоре повторилась обычная история — восставшие жители прогнали евреев и те отправились в Польшу, где их охотно приняли, в противовес немцам, населявшим тогда польские города.

— Очередное доказательство что поляки — глупые унтерменши! — воскликнул Гитлер — Сколько бы они не набивались мне в союзники против Советов! Союзники! Я очень сомневаюсь что их них получатся хорошие батраки для наших колонистов! Но я отвлёкся. Продолжайте.

— Я уже заканчиваю, мой фюрер. — заметил адмирал, — Когда Польша в пятнадцатом веке заполучила западные русские земли, евреи расселились и там. А когда в конце восемнадцатого века Польшу разделили Россия, Пруссия и Австрия, эти западные русские земли вместе с множеством евреев оказались в России.

— Интересно. — помолчав сказал Гитлер, — И похоже на правду. Заметьте, их всегда выгоняли, но они всегда возвращались.

— Они возвращались не сразу и не все. — ответил Канарис, — В Рейнской долине процент евреев и в наше время наименьший по Германии.

— Да, если есть что хорошего в Испании, так это то что евреев там нет со времён Колумба! — усмехнулся Гитлер.

— Немного есть. — уточнил Канарис, — Но так мало, что испанцы их не замечают, тем более что тамошние евреи ведут себя тише воды, ниже травы, как говорят русские.

— И всё же, когда мы завоюем Европу, эту проблему придётся решать! — заявил Гитлер, — между прочим, адмирал, а тот большевистский разведчик в Испании, он тоже еврей?

— Насколько мне известно, русский, его фамилия Чаганов, мой фюрер. — ответил Канарис.

— Ну что ж, по крайней мере, агентка вашего Штольце соблазниласть не евреем. — на лице Гитлера снова появилась усмешка, — Хотя, расово неполноценный славянин не намного лучше. Можете идти, адмирал, я вас больше не задерживаю. И сегодня же пришлите мне документы по Легиону Кондор!

— Мой фюрер! — Канарис вскинул руку в нацистском приветствии, — Я займусь этим немедленно!

Выходя из кабинета Канарис бросил пренебрежительный взгляд на адъютантов фюрера — "Лощёные самодовольные никчёмности!", — и двинулся на выход из Большого Зала. Настроение адмирала стремительно повышалось. Паршиво начинавшийся день становился почти отличным!.."