Моё тело — тюрьма

Глава 19. Магия слов

— Вот скажи мне, Грим, что это за очередные чудеса на виражах? — спросила Кира, внимательно перечитывая в блокноте своё недавно написанное стихотворение.

Вообще-то она готовила своё приветствие на факультетский конкурс, но вдохновение штука непредсказуемая… так что написалось совсем не то, что она хотела. Просто мысль полетела и…

— Вот послушай, или что ты там делаешь… — кашлянула Кира и продекламировала свой последний стих:

— Ты помнишь наш танец на кольцах Сатурна?

Морозный румянец, слова льются бурно…

Я — в платье из газа, ты — в смокинге вечном,

И звёзды, как стразы на платье, — на Млечном?

— Ну и при чём тут я вообще? — проворчал Грим.

— При том, что это написано два дня назад. А сегодня я встретила в корпусе «В» Макса, того самого, с рождественской вечеринки. А ведь я о нём даже не вспоминала, просто стих… случайно написался…

Макс окликнул её, когда она, беспечно болтая с Домниным, вместе с группой поднималась на третий этаж в кабинет, где должна была состояться лекция по культурологии.

Кира сначала не узнала мимолётного знакомого из-за того, что впервые видела Макса в линзах. Парень попросил её задержаться на разговор. Сказал, что искал с ней встречи. Думал. Не может забыть. Кира запаниковала. Сказала, что очень занята учёбой и что искать её не надо. И попросту сбежала.

— Ну да, — снова подслушал её мысли Грим. — У тебя всё так и заканчивается:

И звёздной слезою летела комета,

Но в танце со мною не видел ты это.

Ты снова, увы, не успел загадать,

Чтобы не только во сне танцевать…

— Ну да, всё, как в стихе, написано, и исполнилось, и, знаешь, мне несколько не по себе, — передёрнула плечами Кира. — Ладно исполнение желаний по этим твоим вероятностям, но предсказывание будущего?

— Не совсем, — сказал Грим. — Вообще, стихи это тоже своего рода исполнение желаний, просто сформулированных как… м… заклинания. В зависимости от вложенных сил и эмоций они влияют на реальность. Если человек пишет, что всё плохо, — будет всё плохо, особенно если использует настоящее или тем более будущее время. Что-то вроде самопроклятья. Исполняется то, о чём просит, ну и так, по мелочи. Впрочем, обычному человеку надо постараться и вложить действительно много сил. Но в твоём случае, похоже, что этот энергетический канал несколько шире.

— Из-за тебя? — спросила Кира.

— Сложно сказать, — ответил Грим после заминки. — После того случая с Васей. Я проверил все твои и свои энергетические системы и… кое-что обнаружил.

— И что же это? — спросила Кира не выдержав драматической паузы.

— Возможно, я смогу освободиться, — ответил Грим. От него на миг повеяло той жуткой безнадёгой, которую Кира откровенно боялась.

— И?.. Как это повлияет на меня? Я умру? — сглотнула она.

— Если умрёшь, то я как раз тоже, — хмыкнул Грим. — Нет. Просто нужно будет провести некоторые преобразования. Точно и ювелирно. И поработать над этим твоим каналом. По сути, именно ты сможешь меня освободить. Я этого сделать не смогу ни при каких условиях. А вот ты… Но это не сейчас. А когда будешь достаточно… скажем так, сильна для этого волеизъявления.

— А ничего, что у тебя как бы нет тела? — спросила Кира. — Как ты… Ну…

— Если я буду свободен, то смогу его создать, точней, восстановить, — ответил Грим. — Но думать об этом пока рано. Ну, а пока… Попробуй что-нибудь написать! Проверим мою теорию.

— Я не поняла, так то, что ты можешь освободится, это только теория? — переспорила Кира. — Я думала, что ты кое-что обнаружил и всё такое.

— Да, но нельзя исключать случайность или какой-то предохранитель, который навесили братья. Так что пиши, сестра, а я буду отслеживать и проверять.

— Написать? В смысле, словно создавая будущую ситуацию? — задумалась Кира. — Я попробую, конечно, но часто бывает, что у меня они как-то сами пишутся… Я не говорю про просто рифмованные строчки, а именно стихи…

— Ты и так можешь влиять на некоторые аспекты своей и чужой жизни, а сроки можно поправить, прежде чем закрепить. Так что давай. Пиши!

После тренинга в клубе практической психологии Кира ехала, размышляя и вспоминая занятие. Неделю назад Даша попросила всех записывать своё расписание и всё, что они делают и на что «тратят жизнь». Поминутно. Кира легко с этим справилась, она прекрасно знала своё расписание, которое буквально висело у неё над тумбочкой. Расписание пар и дел.

Учёба с восьми или с половины десятого до часу или полтретьего, приготовлением обеда и ужина на два дня она занималась как раз, когда освобождалась пораньше. В понедельник и четверг были танцы, на которые она уезжала с комплекса без десяти три и возвращалась к главному корпусу около шести. Добавились также общие репетиции для конкурса, они были в понедельник, среду и пятницу, но начинались с семи вечера, так что Кира успевала после танцев в понедельник доехать в ДК Дзержинского. А индивидуальные репетиции были намного раньше, во вторник она успевала сходить на них перед клубом психологии, тренинги которого проходили с семи до девяти. А в пятницу — приехать сразу после учёбы, заодно позаниматься в библиотеке, чтобы подготовить очередной доклад по культурологии на понедельник. Очень уж ей хотелось получить экзамен по этому предмету «автоматом».

В четверг она всё же сразу после танцев ехала к тёте с дядей, чтобы хорошенько отмокнуть в ванной, поесть домашней еды и позвонить по телефону маме, точнее, мама звонила по межгороду сама. Тратить выходной на родственников в итоге оказалось непрактичным. Да и к ним приезжали свои внуки, дети и были всякие дела.

В субботу трижды в месяц обычно был день «семейной» встречи с психологическими заданиями или развлечениями. А в конце месяца, в пятницу после учёбы, она ездила к родителям. В этом месяце, правда, поездка не планировалась. Остаток субботы, если больше не было дел, обычно занимали уборка и готовка, а воскресенье было днём отдыха и безделья. Кира читала книжки или, если это было необходимо, делала курсовые, хотя чаще всего она успевала выполнять их в течение недели до или после поездки на танцы. А ещё писала письма и рисовала, хотя для этих занятий у неё находилось время даже на переменах во время учёбы, несколько цветных ручек и кусок ватмана были в сумке всегда, как и несколько конвертов и блокнот с адресами. В десять часов каждый день она ложилась спать, а вставала чаще всего в семь утра, если не была у тёти.

Посчитав всё, Кира нашла ещё много свободного времени, хотя и оказалась самой «занятой» из всех, кто пришёл в клуб на этот тренинг. Когда она со смехом рассказала о своём одиннадцатом классе, когда на самом деле всё решали минуты, то получила шквал аплодисментов. Остальные в клубе не могли похвастать подобной организованностью, но урок усвоили и пообещали использовать своё время более целесообразно.

И всё же выводы для себя сделала и Кира. С подобным расписанием очень много тратится на переезды, хотя она и старалась их минимизировать, совмещая какие-то дела. Но транспорт объективно «жрал» кучу времени. Хотя во время поездки Кира занималась тем, что прокручивала в голове выходы дефиле, танцевальные связки, стихи и даже лекции, — для тренировки памяти, — но всё же большую часть путешествия на городском транспорте просто ничего не делала и смотрела в окно или на людей, пользуясь хорошим зрением.

На эту неделю Даша задала им новое задание. И оно называлась «Тотальное ДА!». Кира покосилась на свою руку с небольшим крестиком между большим и указательным пальцами. Напоминание. В течение этой недели нельзя говорить слова «нет», только «да». Причём это «да» не должно переходить в формальное «да, но», а именно следить за своей речью, мыслями и поступками. Искренне соглашаться «впустить «да» в свой мир». И замечая за собой «нет», которое рвётся с языка в первую очередь. Потому что порой даже согласие люди выражают, через «нет». Вроде «Нет, ну я хочу…»

— Девушка, присядете? Место освободилось, — какой-то мужчина тронул рукав её бархатного малинового френча.

— Да, благодарю, — Кира села на не совсем удобное сидение, одно из трёх, расположенных вдоль автобуса на его колёсах.

Напротив были подобные сидения. Вообще в студенческом автобусе для большей вместимости сидений было не так уж много, по одному сидению в ряд вдоль дальней стены и редкими кучками по два в ряд вдоль стены с дверями.

Напротив стоял какой-то смуглый парень с тёмными курчавыми волосами и широко, но как-то натянуто улыбался.

Кира флегматично бросала на странно-улыбчивого взгляды, убеждаясь, что тот смотрит именно на неё, и гадала, не болят ли у того щёки. Когда автобус заехал на Комплекс, большинство пассажиров вышли на остановке с многоэтажками и магазинами, куда она ходила за продуктами. Мысленно прикинув, что ужин у неё есть, а выходить в темноту одной не особо хочется, Кира осталась сидеть в автобусе. Смуглокожий парень сел напротив и стал улыбаться сильнее и натянутей, так и не показывая зубов.

В голове Кира явственно услышала смешок Грима, и наглый «сверхразум» продекламировал ей её же стих, написанный вчера в качестве «эксперимента».

Я смотрю на тебя, и ты гибнешь от взгляда,

Подойдёшь, познакомишься, сядешь рядом…

Разговором со мной насладишься до дна

И поймёшь, что другая тебе не нужна.

На губах застывает слово «люблю», —

Я давно на другого тем взглядом смотрю…

На следующей остановке возле «Аэрокосмоса» освободилось место рядом, и парень пересел к ней.

— Привет, можно с тобой познакомиться? — спросил он.

— Да, — покосившись на крестик-напоминалку на руке, ответила Кира.

— А тебя как зовут, не скажешь? — удивительно продолжая улыбаться и говорить, спросила эта жертва стихотворения. И Кира отметила, что «не скажешь» это форма отрицания. И первым желанием было сделать подтверждение этого отрицательного посыла и ответить «не скажу».

— Меня зовут Кира, а тебя как? — ответила она.

— Меня зовут Митя, — улыбка наконец-то стала более естественной.

— Как? Митя? — удивилась Кира новым совпадениям, творящимся в жизни… — Это Дмитрий, да?

Сразу вспомнился Митя, который с друзьями поставил ей ультиматум насчёт Влада.

— Да, но мне нравится, когда зовут Митей, — ответил этот Митя.

— Ладно, Митя так Митя, — кивнула Кира. Автобус дошёл до общаг, и она встала.

— Так ты в общежитии живёшь? — тоже встал Митя, нависая. Он оказался высокого роста, не ниже Влада так точно.

— Да, в общежитии, — кивнула Кира, отвернувшись.

Они вышли на остановке.

— Ну, пока, Митя, — она развернулась в сторону общежития, но парень остановил её вопросом в спину.

— Кира, пойдём, погуляем?

Кира со вздохом положила сумку на стул и переоделась, думая о странном парне Мите, с которым они погуляли. А также о том, что завтра девятое мая, выходной в университете и на репетициях, но к родителям не поехать, потому что это среда и два дня было никак не перенести и не распихать по расписанию.

Митя позвал её на свидание в город. И Кира согласилась.

Она всё-таки не удержалась и спросила его про улыбку, опустив слово «жуткую». И Митя поведал, что где-то вычитал — «вроде бы у Карнеги», — что чтобы нравиться людям, надо им улыбаться. Переубеждать Кира его не стала, но посоветовала потренироваться перед зеркалом, чтобы его улыбка стала более естественной.

Впрочем, когда-то, пару лет назад, у неё самой были проблемы с улыбками. Улыбаться она не умела. Не стеснялась или что-то подобное, просто не могла. Поэтому Кира научилась «улыбаться» одним взглядом. Ей многие говорили, что у неё «смеющиеся глаза», но при этом совершенно спокойное лицо. Кривляться, щуриться и морщиться в её семье было табу. Мама частенько говорила, что люди не для того эволюционировали от обезьян, чтобы потом им подражать. Эмоции прекрасно можно было показывать голосом, взглядом, жестами, в чём Кира вполне преуспела. Для того, чтобы изобразить «задумчивость», «удивление» или «переживание», ей не требовалось складывать морщинистые «гармошки» на лбу. И бабушка, и мама, которые выглядели моложе сверстниц лет на пять-десять, даже двадцать в особо «запущенных» случаях, подавали ей хороший пример и стимул на будущее. Не хочешь, чтобы были морщины в старости, — не морщись в юности. Такое кредо было у всех женщин её семьи.

Частая улыбка на её губах стала появляться, когда у неё появились друзья. Митя, можно сказать, стал её первым настоящим другом, о котором Кира мечтала с детства. Даже с Лизой у неё не было таких отношений. Всё же Лиза не была столь же умна и интересна, как Митя, который не был ни одноклассником, ни знакомым с самого детства. Они о многом говорили, многое делали вместе. Митя даже помогал с КВН-ом в школе, участвовал в выступлениях, сценарии к которым писала Кира. А потом присоединились его друзья-одноклассники и… всё скатилось до уровня «выбери меня». Митя был на полголовы её ниже, и Кира считала, что парень никогда не влюбится в девушку настолько выше его, и в этом плане совершенно исключала какую-то «любовь». Тем более, что дружба — это одно, а любовь — совершенно иное. В любовь из жалости или по принуждению Кира совершенно не верила, она слишком ценила свою свободу, чтобы кому-то угождать. Друзья продолжали её грузить своими «чувствами», пытались вывести на эмоции и переживания, манипулировали встречами, и всё закончилось ультиматумом по поводу Влада и окончательным разрывом отношений. Точнее, было сделано несколько попыток примирения с её и с их стороны, но так как тот ультиматум так и висел в воздухе и оставался для друзей весьма актуальным, все эти попытки окончились ничем. Возможно, поэтому Кира так остро отреагировала на поведение Васи. Очередное предательство из разряда «я влюбился, и меня не колышет наша дружба, я тебя хочу».

Митя своим именем всколыхнул воспоминания, которые Кира хотела не забыть, но реагировать на них более спокойно.

Когда она вышла из автобуса и Митя предложил погулять, Кира согласилась. Почему бы и не погулять? Погода хорошая, тёплая. Митя был выше её на полголовы, что означало рост примерно метр восемьдесят пять — восемьдесят семь, потому что на её полуботах был пятисантиметровый каблук. А в темноте не было видно его жуткой улыбки, которую он к тому же расслабил, когда они вышли. Они поболтали — точнее, Кира помалкивала, слушая, а Митя разливался соловьём про свой город, из которого он приехал, и расписывал его красоты и уникальность, словно давал историческую справку или подрабатывал гидом. Рассказал, что учится на аэрокосмическом факультете, ну и так, про жизнь в общежитии. Они сделали круг по Комплексу и распрощались до завтра. Попытки узнать номер её комнаты, чтобы зайти за ней, Кира пресекла, и они договорились встретиться на остановке.

— Привет, — поздоровалась Кира, рассматривая Митю при свете дня. Парень был одет во всё чёрное: кожаную куртку, брюки, ботинки. Из горловины просматривался тёмный свитер или пуловер. Кожа у него действительно была очень смуглой, и довольно пухлые губы вместе с чёрными вьющимися волосами средней длины наталкивали на мысли о негритянских корнях у какой-нибудь прабабушки.

— Я уже думал, что ты не придёшь, — широко растянулись губы, делая карие глаза щёлочками.

— Пожалуйста, не улыбайся… так, — попросила Кира. Днём это смотрелось ещё более жутко. — Ты слишком широко улыбаешься, уверена, что ты всё-таки что-то недопонял из той книги.

— Но ты же согласилась со мной погулять и на свидание, — удивлённо сказал Митя. — А то обычно меня девчонки кидают. Я думал, и ты не придёшь. К тому же на вид ты стопроцентная «динамо».

— Кто? — удивилась Кира, услышав новое для себя слово.

— Ну, это те, кто динамят парней, вроде как обещают прийти и не приходят или дают неправильный номер телефона, — пояснил парень, отстегнув от пояса какой-то прибор на кручёном проводке и нажав кнопку, отчего тот пискнул.

— Что это? — заинтересовалась Кира.

— Это? — самодовольно улыбнулся Митя. — Это пейджер. Слышала о таком?

— Нет, не слышала… Ой, — Кира прикусила губу, досадуя, что сказала «нет». — Расскажи, что это, — постаралась перефразировать она.

— В общем, туда можно присылать сообщения. Звонишь по домашнему телефону, диктуешь оператору номер пейджера и сообщение, а мне приходит это сообщение. Сказать тебе мой номер пейджера?

— Зачем? — удивилась Кира, вовремя проглотив фразу «у меня же нет домашнего телефона». — В общежитие на вахте всегда на телефон большая очередь, чтобы отправлять человеку, который живёт в двух шагах, какие-то сообщения. Сорок первый идёт, — кивнула она, сменив тему.

— Пойдём в кино? — когда они вышли из автобуса, предложил Митя. Кира кивнула, в кинотеатре она ещё ни разу не была, так как не было времени и компании.

— Но я тебе ещё кое-что сказать хотел, — заявил Митя, когда они зашагали по влажной от прошедшего дождя мостовой в сторону кинотеатра. — Многие девчонки думают, что я богатый. Из-за пейджера и хорошей одежды, но я не такой уж богатый, каким кажусь.

— М-м… А зачем тогда хочешь казаться богатым? — иронично спросила Кира. — Надо быть, а не казаться. А то посмотришь, все только кажутся. Кажутся умными, кажутся добрыми, кажутся хорошими.

— Ну просто многим девчонкам надо богатого… — протянул Митя.

— А ты не богатый, я поняла. Просто пускаешь пыль в глаза, — хмыкнула Кира, не понимая, какого тогда лешего Митя позвал её на свидание в центр города в кино, если можно было пообщаться, просто гуляя по лесу на Комплексе, и не тратить время на поездку туда-сюда.

— Ничего си-ибе, сколько билеты стоят… — скривился Митя перед кассой. — А фильмы… Блин, всё какая-то фигня… Это, судя по названию, вообще ерунда, а тут мне актёр совсем не нравится.

Подобным стенаниям и критике был подвержен каждый сеанс, и Кира, не выдержав, сказала:

— А знаешь, я передумала. Не очень-то я и хочу в кино, давай просто погуляем.

Митя расцвёл в улыбке, на этот раз более естественной.

— Хорошо, как скажешь, всё для тебя!

— Пойдём в кафе? Тут недалеко прикольная пиццерия. Ты любишь пиццу? — спросил Митя после часовой прогулки, когда Кира уже попросилась домой.

— Не знаю, я ни разу не пробовала пиццу, — пожала Кира плечами.

— Ну пойдём! — начал уговаривать её парень. — Это очень вкусно.

— Хорошо, но потом сразу поедем, у меня ещё дела есть, — согласилась Кира.

Кафе оказалось больше похоже на совмещение столовой и «Чикен», в который как-то её водил Влад, когда они вместе приезжали в областной центр во время её зачисления. Пахло вкусно и было уютно.

— Что будешь? — спросил Митя показывая на табло, где были названия блюд и цены.

— Молочный коктейль с клубникой, — попросила Кира, вспомнив, что именно такой коктейль заказывал ей в «Чикене» Влад, сказав, что ей точно понравится. И ей правда очень понравилось. — И пиццу… Там есть с ананасами. Мне нравятся ананасы.

Кира села за столик на мягкий красный диванчик. С пешей прогулкой по немаленькому центру города она проголодалась. До кинотеатра прошли четыре остановки туда-сюда, потом ещё семь кварталов до пиццерии. Митя принёс разнос с двумя тарелками по куску пиццы на каждом и молочными коктейлями.

Кира втянула сладкой пенки из стаканчика с трубочкой и откусила кусок пиццы, которая была очень вкусной и сырной.

Митя сел и стал изучать чек.

— Обалдеть цены здесь, — сокрушённо вздохнул парень. — Да на эти деньги, что я потратил, мог бы неделю питаться. А тут всего-то два жалких кусочка пиццы и два стаканчика коктейлей. Ужас. В столовой можно четыре комплексных обеда было заказать. Свидания с девушками так дорого обходятся.

Есть Кире резко расхотелось, потому что парень смотрел на неё и, казалось, считал, сколько его кровных рублей она откусила.

— Ещё и пицца суховата, — наморщился Митя, пробуя кусок со своей тарелки. — У меня мама в сто раз лучше пиццу готовит и совершенно бесплатно. Ты ешь, ешь, а то ведь столько денег заплачено.

Кусок в горло не лез, и хотя пицца продолжала быть вкусной, удовольствия от еды Кира не получила ни малейшего. Она взглянула на чек в сто рублей, который демонстративно был положен между ними.

Ну… как поесть на двоих в главном корпусе. Так что в кафе, если считать на человека, они поели в полтора раза дороже, чем в простой студенческой столовой, где подобного не подавали.

Кира сама почти не тратила деньги на всякие глупости, потому что оба клуба — психологический и танцевальный — оплачивала из того, что присылали родители. Месячный абонемент на танцы обходился так же, как и на четыре занятия в клубе психологии — двести пятьдесят рублей. В сумме ровно половина от того, что давали родители. Плюс стипендия двести пятьдесят. Сто десять рублей стоил билет на рейсовый автобус, но когда она приезжала домой, то давали денег на обратную дорогу или билет уже был куплен мамой, и она же ещё подкидывала сто-сто пятьдесят рублей, которые смогла сэкономить. Так что получалось, что вроде как домой съездила, не потратившись. На питание уходило примерно семьсот рублей, причём больше половины — на столовую. За вычетом всех этих затрат обычно оставалось не больше ста рублей на мелочёвку типа шампуня, ручек для рисования какой-нибудь футболки или топика. Хотя никакую одежду Кира больше не покупала, так как прежние более-менее свободные деньги, которая она могла копить на что-то, «съедали» танцы, а ещё подходил к концу раствор для линз и его тоже надо было покупать. Хорошо ещё, что проезд у неё был бесплатным — не надо было покупать проездные или билеты на автобус: какая-то знакомая родителей сделала ей непонятное льготное удостоверение с её фотографией, которое позволяло ездить бесплатно. Кажется, по такому ездили дети-сироты или вроде того. Это позволяло неплохо экономить. Проезд стоил семь рублей, и только съездить на танцы стоило бы как один раз поесть в столовой.

И всё же она не понимала, зачем Мите было уговаривать и тащить её в кафе, если потом и во время так разоряться об издержках.

Фаина Раневская сказала, что не стоит тратить жизнь на ссоры и жадных мужчин, и Кира была согласна с этим утверждением советской актрисы.