Млечный Путь, 21 век, номер 4 (49), 2024

Ингерсолл Локвуд

МИР ВНУТРИ МИРА Или Невероятное подземное путешествие барона Трампа^{1}

Отныне мы с лордом Балджером чувствовали себя среди миккаменков как дома. Один из королевских баркасов был предоставлен в наше распоряжение, и когда мы устали бродить и любоваться чудесами этого прекрасного города подземного мира, мы взошли на борт и стали грести туда и сюда по зеркальной реке.

И если бы я сам не видел этого, то никогда бы не поверил, что какой-нибудь вид моллюсков можно научить быть настолько услужливым, чтобы выплыть на поверхность и предложить нам на обед одну из своих огромных клешней, вежливо уронив ее нам в руку, как только мы ее взяли.

На одном из речных берегов я заметил длинный ряд деревянных отсеков, очень похожих на закрома бакалейщика; но вы можете себе представить, как мы с Балджером развеселились, когда, подойдя ближе к этому длинному ряду маленьких домиков, обнаружили, что это черепашьи гнезда и что довольно много черепах удобно устроились в этих своих гнездах, откладывая яйца. Которые, смею вас уверить, были самыми вкусными, из тех, что я когда-либо пробовал в своей жизни.

Мне кажется, я уже говорил вам, что река, протекающая по земле прозрачного народа, буквально кишит вкусной рыбой, причем карп и камбала были особенно нежными на вкус. И я, зная, как добросердечны миккаменки, был немало озадачен тем, как они когда-либо могли набраться храбрости, чтобы вонзить копье в одну из этих рыб, которые были такими ручными и игривыми, как какие-нибудь котята или щенки. Рыба следовала за нашим баркасом туда и сюда, хватая еду, которую мы ей бросали. Выпрыгивая в воздух, она блестела как полированное серебро, когда белый свет искрился на ее чешуе.

Но и эта тайна однажды была раскрыта, когда я увидел, как один из рыбаков заманивает десяток или больше рыб в нечто вроде загона, отгороженного от реки проволочной сеткой. Едва он закрыл ворота, как, к моему изумлению, я увидел, что рыбы одна за другой всплывают на поверхность и плавают на боку мертвые, как камень.

- Это, маленький барон, - объяснил рыбак, - комната смерти. На дне этого темного бассейна спрятано несколько электрических угрей огромных размеров и мощности, и когда наши люди хотят получить свежей рыбы на ужин, мы просто открываем эти ворота и заманиваем стаю внутрь, бросая ее любимую еду в воду. Палачи ждут их, и через несколько мгновений рыбы, наслаждаясь своей трапезой и ничего не подозревая, безболезненно, как ты сам видел, предаются смерти.

Одну из частей города прозрачного народа, которая очень привлекала Балджера и меня, занимал королевский сад. Это было очень странное и загадочное место. Во время моего первого посещения я шел по его тропинкам между беседками на цыпочках, затаив дыхание и тревожно оглядываясь по сторонам. Было ощущение, что в любой момент какой-нибудь гоблин опутает тебя прочной паутиной или сказочный эльф коснется твоих щек своими холодными атласными крыльями.

Итак, дорогие друзья, прежде всего вам следует знать, что с потерей солнечного света и открытого воздуха цветы, кустарники и виноградные лозы этого подземного мира постепенно расстались со своими ароматами и красками. Их листья, лепестки и стебли становились все бледнее и бледнее, как лица влюбленных девушек, чьи возлюбленные так и не вернулись с войны. Месяц за месяцем тёмная зелень, розовые, золотисто-желтые и темно-синие цвета исчезали, словно тоскуя по утраченному солнцу и ласковому ветерку, которые они так любили, пока, наконец, преображение не завершилось, и все они теперь стояли или висели абсолютно выбеленные, как те фантастические клумбы цветов и венки виноградных лоз, которые пушистый апрельский снег создает на безлистных кустах и деревьях.

Не могу передать вам, дорогие друзья, какое странное чувство охватило меня, когда я ступил в этот сад, где призрачные виноградные лозы причудливыми формами цеплялись за темные шпалеры, и где высокие лилии, белее пуха, стояли вертикально, как духи, обреченные на вечное молчание, лишенные даже их благовоний. Огромные гроздья снежных хризантем, пушистые, перистые формы которых были так прекрасны, казалось прижимались друг к другу своими мягкими телами, как группы изгнанных небожителей. В их безмолвном отчаянии чувствовалось, как тепло и сияние солнечного света медленно и постепенно покидают их души. Чуть ниже неподвижно стояли огромные розы со снежными лепестками белее морских раковин. Раскрываясь, они словно прислушивались к какому-то сигналу, который разрушит наложенное на них заклинание и вернет им солнечный свет, а вместе с ним и их цвет и аромат.

Еще дальше как пушистые облака белели клумбы фиалок, казалось, окутанные безмолвной печалью об утрате чудесного аромата, который был у них на земле. Иногда над цветами лилий вырастали длинные, стройные, призрачные стебли подсолнухов, почти невидимые, нагруженные на концах гроздьями снежных цветов. Они походили на поникшие белые лица, смотрящие сквозь безмолвный воздух и ожидающие солнечного света, который никак не приходит.

А еще выше, над всеми этими призрачными цветами, сплетаясь и обвиваясь, падая гирляндами, ползли и бежали, как длинные ряды ускользающих призраков, призрачные лозы с призрачными цветами, они были согнутые и скрученные, обвитые и свернутые в тысячи странных и фантастических форм и фигур. Белый свет с его чернильными тенями делал их живыми и наполовину человеческими. Так что малейшего движения и голоса было достаточно, чтобы заставить этот сад казаться населенным скорбными духами, изгнанными в эти подземные камеры за странные злодеяния, совершенные на земле. И здесь они были обречены ждать тысячи лет, прежде чем солнечный свет, их цвет и аромат снова вернутся к ним.

Однажды, прогуливаясь по королевским садам, Балджер вдруг тихо взвизгнул и побежал вперед, как будто заметил знакомую фигуру какого-то дорогого друга.

Когда я подошел к нему, он сидел рядом с Дамозель Светящимся камнем, которая, отдыхая на одной из садовых скамеек, одной своей мягкой рукой с прозрачной тончайшей кожей она гладила голову и уши Балджера, а другой крепко прижимала к груди черный веер.

Она посмотрела на меня своими хрустальными глазами и слегка улыбнулась, когда я подошел ближе.

- Ты видишь, маленький барон, - прошептала она, - мы с лордом Балджером не забыли друг друга.

После того как нас представили двору я все время перебирал в уме причины внезапной привязанности Балджера к Дамозель Светящемуся камню, но так до конца ничего и не понял. Она была всего лишь фрейлиной при дворе, в отличие, например, от той же прекрасной принцессы Кристалины. Но я ничего не сказал, только ответил, что мне очень приятно это видеть, и добавил, что куда бы ни была направлена любовь Балджера, моя непременно последует за ней.

- Ах, маленький барон, как бы я хотела в это поверить! - вздохнула прекрасная Дамозель.

- Можете, - сказал я, - конечно, можете

- Тогда, если можно, маленький барон, - ответила она, - подойдите и присядьте здесь рядом со мной, но только до тех пор, пока я не разрешу вам, не смотрите сквозь меня. Обещаете?

- Да, прекрасная Дамозель, - был мой ответ.

- А ты, лорд Балджер, лежи у моих ног, - продолжала она, - и не спускай с меня своих мудрых глаз, а твой острый слух должен быть настороже. Маленький барон, если бы и твой, и наш миры были наполнены скорбью, то моя была бы самой тяжелой из всех. Пожалуйста, выслушай грустную и печальную историю о скорбящей принцессе с пятнышком на сердце и, когда ты все узнаешь, поделись со мной своей мудростью.

- Маленький барон и дорогой лорд Балджер, - начала Дамозель Светящийся камень, после того как три долгих и глубоких вздоха освободили ее душу от тяжкого бремени горя, - знайте же, что я не Дамозель Светящийся камень, а никто иная, как сама принцесса Кристалина; что та, чьи волосы я расчесываю, на самом деле должна расчесывать мои; что та, кому я служу уже десять долгих лет, обязана служить мне!

- И подумать только, о принцесса, - радостно воскликнул я, - что мой любимый Балджер сразу понял, что она, сидящая на ступенях Хрустального трона, не имеет права на это место. Его тонкий ум первым почуял зло, причиненное тебе, его зоркий глаз первым опустился на дно колодца истины. Но, прекрасная принцесса, меня охватывает любопытство понять, как ты сама узнала об этом.

- Это ты скоро узнаешь, маленький барон, - ответила Кристалина, - и чтобы ты знал всё, что знаю я, я начну с самого начала. В тот день, когда я родилась, в стране миккаменков было великое счастье, и люди собирались перед королевским дворцом, смеялись и плакали, так счастливы были они, думая, что ими будет править другая принцесса после того, как сердце королевы Галаксы остановится. Ибо много лет назад плохой король сделал их очень несчастными, и они надеялись и молились, чтобы такие правители больше не царствовали над ними. Один за одним они начали рассказывать друг другу, какой, по их мнению, должна быть маленькая принцесса.

- Она будет прекраснее всех, кто когда-либо восседал на Хрустальном троне. Ее руки и ноги будут подобны жемчужинам с коралловыми наконечниками; ее волосы будут белее речной пены; и из ее прекрасных глаз вырвется сияние ее чистой души. И ее сердце... О, ее сердце будет подобно маленькому комочку замерзшей воды, таким чистым и прозрачным оно будет, таким похожим на кусочек чистейшего кристалла, ярким и безупречным, как алмаз. И поэтому пусть ее назовут принцессой Кристалиной, или Девой с хрустальным сердцем.

Тотчас же раздался крик: "Да, пусть ее назовут Кристалиной или Девой с хрустальным сердцем". И королева Галакса, услышав крик своего народа, послала им весть, что все будет так, как они хотят - что я стану принцессой Кристалиной.

Но, ах... Я должна была дожить до того, чтобы рассказать об этом! Через несколько дней няня пришла к моей царственной матери, ломая руки и заливаясь слезами, упав на колени, она прошептала королеве: "Госпожа моя, прикажи мне скорее умереть, чем рассказать тебе то, что я обнаружила".

Получив приказ говорить, няня сообщила королеве Галаксе, что в тот день она впервые поднесла меня к свету и обнаружила, что в моем сердце есть пятнышко.

Королева вскрикнула от ужаса и упала в обморок. Когда она пришла в себя, то велела принести меня к ней и поднести к свету, чтобы она могла увидеть это сама. Увы, это оказалось правдой! В моем сердце действительно было пятнышко. Я не была достойна того сладкого имени, которым наградил меня ее любящий народ. Они с ужасом отвернулись бы от меня и никогда бы не согласились сделать меня своей королевой, если бы правда стала известна. Их не тронули бы материнские молитвы: они были бы глухи ко всем, у кого хватило бы смелости посоветовать им принять принцессу с пятнышком в сердце. Ведь они надеялись, что ими будет править та, которая полностью соответствует титулу, которым они ее наградили.

Королева Галакса понимала, что что-то нужно делать незамедлительно и что напрасной потерей времени и труда будет попытаться урезонить разочарованных людей. Тогда она придумала план как выйти из этой ситуации. Так вот, случилось так, маленький барон, что в тот самый день, когда я появился на свет, у одной из служанок королевы Галаксы родился младенец; поспешно позвав эту женщину, она приказала ей принести своего младенца в королевскую спальню и оставить его там, пообещав, что он будет воспитываться как моя приемная сестра. Но едва служанка, радуясь, удалилась, как няне было приказано переодеть детей. Уже через несколько мгновений Светящийся камень была завернута в мое богато расшитое одеяло, а меня закутали в ее простое покрывало.

Как шли дела последующие несколько лет, я не знаю, но однажды... Ах, как хорошо я это помню! Мой маленький ум был озадачен, услышав крик Кристалины: "Нет, нет, дорогая мама, это несправедливо, мне это не нравится. Каждый день, когда ты приходишь к нам, ты даришь Светящемуся камню десять поцелуев, а мне только один". Тогда королева Галакса улыбнулась печальной улыбкой и одарила Кристалину какой-то безделушкой, чтобы она не расстраивалась.

И так мы с Кристалиной жили год за годом, пока не стали совсем взрослыми девочками. Она сидела на троне и носила королевский пурпур, расшитый золотом, а я была простой фрейлиной. Но все также большая часть поцелуев доставалась мне. И я немало удивлялась этому, но не осмеливалась спросить, почему. Однако однажды, когда я осталась наедине с королевой Галаксой, сидя на своей подушке в углу, я шила и думая о парусе, который мы должны были поставить на реке в этот день, я очень удивилась, увидев, как королева бросилась передо мной на колени. Я почувствовала ее объятия, она покрыла мое лицо и голову поцелуями и слезами. Она рыдала и стонала:

- О, мой младенец, мой потерянный младенец, мое благословение и моя радость, никогда, никогда, никогда не вернется ко мне? Я потеряла тебя навсегда? Должна ли я была отказываться от тебя... о, должна ли?

- Нет, госпожа Королева - пробормотала я, более чем удивленная ее словами и действиями. - Ты во сне. Проснись и посмотри на меня. Я - вовсе не Кристалина. Я - Светящийся камень, твое приемное дитя. Я прямо сейчас пойду и приведу к тебе мою сестру.

Но она не отпускала меня и вместо ответа осыпала меня все новыми поцелуями, пока я почти не задохнулась, так крепко она прижимала меня к своей груди. Вокруг меня, как сотканная мантия, ниспадали ее длинные густые локоны.

И тогда она рассказала мне всё-всё, что я рассказала тебе, маленький барон, и велела мне никогда не рассказывать об этом ни одной живой душе в нашем подземном мире. И я дала ей торжественное обещание, что никогда этого не сделаю.

- И ты сдержала свое слово, как настоящая принцесса, - весело сказал я, - потому что я не из твоего мира, прекрасная Кристалина.

- Теперь, когда я рассказала тебе печальную историю о скорбящей принцессе с пятнышком в сердце, маленький барон, - прошептала Кристина, устремив на меня свои большие сияющие глаза, - мне остается только одно: позволить тебе посмотреть сквозь меня, чтобы ты точно знал, какой совет мне дать.

Сказав это, прекрасная принцесса встала со своего места и, встав передо мной в потоке белого света, падающего ей на спину, опустила свой черный веер. Она велела мне взглянуть на ее тяжелое сердце, которое она несла в себе все эти годы, и точно сказать ей, какого размера было пятнышко, где оно находилось и какого было цвета.

Я был вне себя от радости, что мне наконец представилась возможность взглянуть на сердце одной из миккаменок. Мое собственное сердце радостно забилось, когда я смотрел и смотрел на это таинственное маленькое существо, нет, скорее крошечное существо, живущее, дышащее, трепещущее в ее груди; то медленно и размеренно, когда она размышляла о своей печальной судьбе, то все быстрее и быстрее, когда в ее душе зарождалась надежда, что, возможно, я смогу дать ей такой мудрый совет, что придет конец всем её горестям.

- Ну, мудрый маленький барон, - тревожно прошептала она, - что ты видишь? Оно очень большое? В какой части оно находится? Оно черное, как ночь, или какого-то другого, менее смертоносного цвета?

- Наберитесь мужества, прекрасная принцесса, - сказал я, - оно очень маленькое и находится с левой стороны. Оно не черное, а скорее красноватое, как будто одна капля крови из вен твоих далеких предков пережила их за эти тысячи лет и затвердела там, чтобы рассказать, откуда пришел твой народ.

Принцесса заплакала от радости, услышав эти утешительные слова.

- Если бы он был черным, - прошептала она, - я бы легла на это ложе из фиалок и никогда больше не вставала, пока люди не пришли бы, чтобы унести меня в могилу в безмолвную погребальную камеру, не посещаемую рекой света.

На этой печальной ноте Балджер жалобно заскулил и лизнул руки принцессы, глядя на нее своими темными глазами, пронизанными сочувствием. Этот утешительный жест очень обрадовал её, и я тоже был тронут сердечностью моего друга.

- Прекрасная принцесса, - сказал я серьезно - я признаю, что задача не из легких, но надеюсь на лучшее. Я хотел бы, чтобы у нас было больше времени, но, как ты знаешь, сердце королевы Галаксы скоро иссякнет, поэтому мы должны действовать быстро и мудро. Но прежде всего я должен поговорить с королевой и получить её согласие действовать от твоего имени в этом вопросе.

- Боюсь, что этого она никогда не позволит, - простонала Кристина. - Однако ты гораздо мудрее меня, поэтому поступай так, как считаешь нужным.

- Следующее, что нужно сделать, прекрасная принцесса, - торжественно добавил я, - это смело и бесстрашно открыть свое сердце вашему народу.

- Нет, маленький барон, - воскликнула она, подскочив, - этого не может быть! Этого невозможно, ибо знайте, что по нашим законам считается государственной изменой, если кто-то из наших поданных позволит себе посмотреть сквозь лицо королевской крови. О нет! Нет, маленький барон, этого никогда не будет!

- Подожди, милая принцесса, - мягко попросил я, - не так быстро. Ты не знаешь, что я имею в виду, когда говорю про то, что тебе следует смело показать твое сердце народу. Не бойся. Я не нарушу закона, и все же они смогут посмотреть на пятнышко в твоем сердце, и увидят, как оно мало, и услышат, что я скажу о нем. Ты даже не будешь видна им.

- О, маленький барон, - прошептала Кристалина, - если бы это было возможно, я чувствую, что они простили бы меня. Ты так мудр, и твои слова вселяют такую сильную надежду в мое бедное, тяжелое сердце.

- Нет, прекрасная принцесса, - прервал я ее, - мы можем только надеяться на лучшее. Я недостаточно мудр, чтобы предсказывать будущее, но, судя по тому, что я знаю о твоем народе, он мало чем отличается от моего. Может быть, мне и не удастся склонить их на свою сторону и заставить кричать: "Да здравствует принцесса Кристалина!". Но я обещаю тебе, что сделаю для этого всё, что в моих силах. А теперь ступай во дворец и не гнушайся брать в руки золотой гребень еще несколько дней и со всем смирением играть роль Дамозель Светящийся камень.

Первое, что я сделал после того, как настоящая принцесса Кристалина покинула меня, - это разыскал доктора Небулоса и узнал от него точное число часов до того, как сердце королевы остановится.

Так как он только что производил осмотр, то смог определить все до минуты: ей оставалось прожить семнадцать часов и тринадцать минут. Довольно короткое время, признайтесь, дорогие друзья, в течение которого я должен был выполнить важное дело, которое я задумал. Затем я направился прямо в королевский дворец и потребовал личной аудиенции у владычицы Хрустального трона.

По совету сэра Эмбера О'Пэйка и лорда Корнукора она решительно, но любезно отказалась принять меня, сославшись на то, что волнение, которое непременно последует за беседой с "угольным человеком" - так назвали меня миккаменки, - сократит ее жизнь по меньшей мере на тринадцать минут.

Но от меня нельзя было так бесцеремонно отмахнуться. Сев, я взял перо и написал на куске глазурованного шелка следующие слова: "Галаксе, королеве миккаменков, владычице Хрустального трона. Я, лорд Балджер, миккаменкианский аристократ, владелец этого письма, который первым обнаружил, что ненастоящая принцесса сидит на ступенях Хрустального трона, требую аудиенции для моего господина барона Себастьяна фон Трампа, широко известного как "Маленький барон Трамп", и побуждаемый им, я спрашиваю: "Что значат 13 минут твоей жизни, о королева Галакса, по сравнению с долгими годами горя и разочарования, уготованными твоей дочери?"

Взяв это письмо в пасть, Балджер убежал. Через несколько минут он был уже в покоях королевы. Стражники в ужасе отступили, увидев, как он приближается, а его темные глаза сверкают негодованием. Поднявшись на задние лапы, он вложил письмо в руки Галаксы. Едва она прочла его, как упала в обморок, и во дворце и вокруг него сразу поднялась суматоха. Меня поспешно вызвали, и в зале для аудиенций не осталось никого, кроме доктора Небулоса, сэра Эмбера О'Пэйка, лорда Корнукора, лорда Балджера и меня.

- Пошлите за Дамозель Светящимся камнем, - приказала королева.

И когда она появилась, к изумлению всех, кроме Балджера и меня, Галакса велела ей подняться по ступеням Хрустального трона, затем, нежно обняв ее, королева произнесла следующие слова:

- О, мои верные советники и мудрые друзья, представляю вам - это настоящая принцесса Кристалина, которую я все эти годы злонамеренно и несправедливо лишала ее высоких государственных и королевских привилегий. Она родилась с пятнышком на сердце, и я боялась, что бесполезно просить мой народ принять ее в качестве моей преемницы.

- Да, госпожа Хрустального трона, - воскликнул лорд Корнукор, - ты поступила мудро. Твой народ никогда не принял бы ее как принцессу Кристалину, он никогда бы не поверил, что это пятнышко в сердце принцессы было настолько крошечным, как одинокий кристалл в подлокотнике твоего великолепного трона. Поэтому, о королева, мы советуем тебе не омрачать свои последние часы разногласиями с любящими тебя подданными.

- Милорд Корнукор, - сказал я с низким поклоном, - я осмеливаюсь поднять свой голос против вашего и прошу у королевы Галаксы разрешения вступить в переговоры с её народом.

- Запретите ему это, госпожа королева! - яростно закричал сэр Эмбер О'Пэйк, на что Балджер тихо зарычал и оскалил зубы.

- Ваше величество, - серьезно добавил я, - признание ошибки - это уже частичное ее исправление. У этой прекрасной принцессы, правда, есть пятнышко на сердце, которое плохо согласуется с именем, дарованным ей твоим народом. Назначь меня своим представителем до тех пор, пока твое сердце не остановится, и клянусь, я обещаю тебе, что у тебя будет три часа счастья, прежде чем твое королевское сердце перестанет биться!

- Да будет так, маленький барон, - радостно воскликнул Галакса. - Я объявляю тебя премьер-министром. - При этих словах Балджер разразился радостным лаем и, поднявшись на задние лапы, лизнул руку королевы в знак своей благодарности, в то время как прекрасная принцесса смотрела на меня с любовью, которую невозможно было выразить словами.

У меня было всего несколько часов, чтобы действовать. Волнение, как уверял меня доктор Небулос, сократило жизнь королевы на целый час.

Я имел привычку всегда носить с собой маленькую, но отличную лупу для изучения мельчайших предметов, а также для чтения надписей, слишком мелких, чтобы их можно было увидеть невооруженным глазом. Спешно вызвав искусного слесаря, я велел ему поместить линзу в короткую трубку и вложить эту трубку в другую, чтобы я мог удлинить ее по своему усмотрению. Затем, созвав столько самых влиятельных поданных королевы, сколько мог вместить тронный зал, я попросил лорда Корнукора сообщить им о признании, которое сделала королева Галакса, а именно, что на самом деле Дамозель Светящийся камень - это принцесса Кристалина, а принцесса Кристалина - это никто иная, как Дамозель Светящийся камень.

Эти сведения лишили всех дара речи. Но когда лорд Корнукор рассказал им всю историю и объяснил, почему королева прибегла к такому обману, все они разразились самыми дикими причитаниями, повторяя снова и снова жалобным тоном:

- Пятнышко на ее сердце! Пятнышко на ее сердце! О страшное несчастье! О горестный день! Она никогда не сможет стать нашей принцессой, если в ее сердце есть это пятнышко!

К этому времени мои приготовления были завершены. Я поместил принцессу Кристалину прямо за дверью тронного зала, где она стояла, спрятавшись за толстыми портьерами, а рядом с ней я поставил доктора Небулоса с большим круглым зеркалом из полированного серебра в руке. Громко призывая к тишине, я обратился к плачущим подданным королевы Галаксы.

- О миккаменки, прекрасный прозрачный народ, я счастлив быть среди вас в этот час и получить от вашей милостивой королевы разрешение выступить в защиту несчастной принцессы. Будучи благородного происхождения и жителем другого мира, мне было дозволено посмотреть сквозь скорбящую принцессу, и я это сделал. Да, миккаменки, я смотрел на её сердце, я видел в нём пятнышко! Прислушайтесь, люди, и вы узнаете, как это пятнышко попало туда. Ибо это не угольно-черное пятно, как вы все, собравшиеся в этом прекрасном зале, без сомнения, думаете. О нет, миккаменки, тысячу раз нет: это крошечное пятнышко красноватого оттенка - это капля королевской крови из верхнего мира, в котором я живу. И эта кровь за все эти бесчисленные века текла по венам тысячи королей и все еще хранила свое алое сияние, все еще помнила славное солнце, вызвавшее ее к жизни. А теперь, чтобы вы не подумали, что я говорю не правду, а преследую какие-то свои темные цели, я покажу вам сердце прекрасной Кристалины, в том виде, как оно есть, бьющееся и трепещущее от надежды и страха. Смотрите и судите сами!

И с этими словами я подал знак тем, кто находился за пределами тронного зала, чтобы они выполняли данные им мои указания.

В одно мгновение плотные занавесы были задернуты, и тронный зал погрузился в темноту, и в тот же момент доктор Небулос поймал своим зеркалом яркие белые лучи света и направил их на тело Кристалины, в то время как я через отверстие в занавесах поспешил приложить трубку, к которой была прикреплена линза, и, поймав отраженное изображение ее сердца, перенаправил его на противоположную стену тронного зала. Увидев, насколько маленьким было пятнышко и как правдиво я его описал, миккаменки заплакали от радости, а потом, словно в один голос, разразились криками:

- Да здравствует прекрасная принцесса Кристалина с рубиновым пятнышком в сердце! И десять тысяч благословений на голову маленького барона Трампа и лорда Балджера за спасение нашего мира от жестоких распрей!

Люди снаружи тоже подхватили этот крик, и через некоторое время уже весь город был заполнен толпами подданных королевы Галаксы, которые пели, танцевали и рассказывали о своей любви к прекрасной принцессе с рубиновым пятнышком в сердце. Я сдержал свое слово - у королевы Галаксы будет по крайней мере три часа полного счастья, прежде чем ее сердце остановится.

Но внезапно река света стала мерцать и поток ее сверкающих белых лучей потускнел.

Приближалась ночь. Бесшумно, как по волшебству, миккаменки исчезли из моего поля зрения, ускользая в поисках кроватей, и когда мрак прокрался в большой тронный зал, кто-то нежно потянул меня за руку и тихим голосом прошептал:

- Я люблю! Я люблю тебя! Никто не может сказать, как я люблю тебя!

И тут вдруг кто-то более сильный схватил меня за подол пальто и медленно, но верно потащил прочь, сквозь тьму, сквозь мрак, на безмолвные улицы, всё дальше и дальше, пока наконец этот мягкий голос задыхаясь от рыданий, не прекратил мольбы и не прошептал: "Прощай, о, прощай! Я не смею идти за тобой дальше!"

И так мой мудрый Балджер уводил меня все дальше и дальше из города миккаменков, на Мраморное шоссе!

Меня с таким тяжелым сердцем, какое только мог унести с собой смертный моего роста, мудрый Балджер вел по широкой и тихой дороге все дальше и дальше от города миккаменков, пока наконец музыка фонтанов, журчащих в своих хрустальных чашах, не затихла вдали и темнота не осталась далеко позади. Я чувствовал, что мой мудрый младший брат был прав, и поэтому последовал за ним, ни вздохом, ни словом не попытавшись остановить его.

Но в конце концов он остановился, и, ощупав пространство вокруг себя, я обнаружил, что стою рядом с одной из богато украшенных резьбой скамеек, которые так часто встречаются на Мраморной дороге. Моя физическая усталость уже не уступала по своей силе пронизывающей меня душевной боли, и, протянув руку, я коснулся пружины, которая, как я знал, превратит скамью в кровать. Взобравшись на нее, я вскоре погрузился в глубокий и освежающий сон. Примостившимся рядом уснул и мой мудрый друг Балджер.

Когда я проснулся и оглянулся на столицу королевы Кристалины, я увидел вдали реку света, льющуюся потоком белых лучей; но только слабое ее отражение появилось там, где мы провели ночь, и тогда я понял, что мой верный спутник привел меня к самому краю королевства миккаменков, прежде чем остановиться. Это было несомненно, потому что, когда я поднял глаза, над кроватью возвышалась тонкая хрустальная колонна, которая знаменовала границу владений, а на ее лицевой стороне я прочел выдержку из королевского указа, запрещавшего миккаменкам переступать этот предел под страхом навлечь на себя самое серьезное неудовольствие королевы.

Передо мной была тьма и неопределенность; позади меня находилось прекрасное королевство прозрачного народа, все еще видимое, освещенное, как длинная вереница счастливых домов, в которых ярко и тепло пылал огонь в очагах.

Думаете я повернул назад? Думаете я колебался? Нет. Я видел пару горящих глаз, устремленных на меня, и слышал тихий скулёж нетерпения, уговаривающий меня идти дальше.

Наклонившись, я привязал к ошейнику Балджера кусок шелковой веревки, взятой с кровати, и велел ему идти вперед.

Прошло немало времени, прежде чем огни города миккаменков совсем померкли. Но даже когда они перестали быть мне полезными, освещая величие и красоту огромного подземного свода, я всё ещё видел, как они сверкают, похожие на серебряные звёзды, далеко-далеко позади меня.

Но в конце концов всё исчезло, и тогда я почувствовал, что навсегда расстался с милой маленькой принцессой с пятнышком на сердце.

Балджер, казалось, не испытывал ни малейших сомнений, идя вперед по Мраморному шоссе. И это было отнюдь не блуждание в кромешной тьме, ибо ящерицы, о которых я уже говорил, разбуженные звуком наших шагов, щелкали хвостами и зажигали свои крошечные факелы в нетерпеливых попытках выяснить, откуда исходит шум и что это за существа вторглись в их безмолвные владения. Мы прошли уже не мало, когда вдруг до моего слуха донесся низкий и таинственный голос, такой мягкий и нежный, словно он упал с чистого звездного неба моего прекрасного мира.

- Себастьян! Себастьян! - пробормотал он. Прежде чем я успел остановиться и подумать, я издал крик удивления, и звук моего голоса, казалось, разбудил десять тысяч крошечных живых огоньков, населявших трещины и расщелины огромного сводчатого коридора, наполнив его на мгновение мягким розовым сиянием.

- Себастьян! Себастьян! - снова пробормотал мягкий и похожий на эхо голос, идущий от самих каменных стен рядом со мной.

Поспешно приблизившись к тому месту, откуда, казалось, доносились эти слова, я приложил ухо к гладкой поверхности скалы. И снова тот же тихий вздыхающий голос произнес мое имя так ясно и так близко, что я протянул руку, чтобы схватить руку Кристалины, потому что это был ее голос - тот же низкий, нежный голос, который рассказывал мне о ее горе в Призрачном саду. Но никого не было. Однако, протянув руку, я провел левой рукой по стене, и обнаружил наличие круглого гладкого отверстия в ее скалистой поверхности, оно было размером с водосточную трубу из верхнего мира.

В тот же миг я понял, что по какой-то прихоти природы это отверстие простирается на много километров назад, к городу миккаменков, через мили сплошных скал, и заканчивается в самом Тронном зале принцессы Кристины.

Да, я был прав, потому что через минуту или около того тот же низкий, нежный голос донесся из этой переговорной трубки, созданной самой природой.

Я подождал, пока он умолкнет, и, подойдя к отверстию, пробормотал сильным, но нежным голосом:

- Прощайте, дорогая принцесса Кристалина. Балджер и маленький барон прощаются с тобой надолго!

А потом, подняв Балджера на руки, я попросил его тоже проститься со своим новым другом-принцессой, которую он никогда больше не увидит.

Он издал долгий, низкий, жалобный крик, наполовину скуля, наполовину завывая. Затем я прислушался к голосу Кристины. Она не заставила себя долго ждать.

- Прощай, дорогой Балджер, прощай, дорогой Себастьян! Кристалина никогда не забудет тебя, пока ее бедное сердце с пятнышком в нем не иссякнет.

Бедный Балджер! Теперь настала моя очередь уводить его от этого места, ибо голос Кристины, неожиданно им услышанный, пробудил в нем всю глубокую привязанность, которую он так безжалостно подавлял, чтобы привести в чувство своего маленького хозяина и освободить его от очарования грации и красоты Кристалины. Но тщетно! Все мои силы, все мои мольбы были бессильны сдвинуть его с места.

Очевидно, Кристалина услышала мою мольбу к Балджеру и подумала, что теперь я тоже буду колебаться и уже никто не сможет противостоять моей нерешительности.

- Внемли молитве милого Балджера, о возлюбленный, - взмолилась она, - и вернись, вернись к своей безутешной Кристалине, которую ты так осчастливил, но всего лишь на краткий миг! Вернись назад! О, умоляю тебя, поверни назад!

Теперь Балджер начал жалобно скулить и плакать. Я чувствовал, что нужно немедленно что-то предпринять, иначе последствия могут быть самые ужасные - Балджер, обезумев от сладких звуков голоса Кристалины, может вырваться от меня и умчаться обратно в город миккаменков, к прекрасной молодой королеве Хрустального трона.

Мне пришлось прибегнуть к хитрости и уловкам, чтобы спасти моего дорогого младшего брата от его собственного любящего сердца. Прижав его голову к себе и закрыв ему глаза левой рукой, я быстро развязал шейный платок и, засунув его в эту чудесную переговорную трубку, плотно закрыл ее.

Таким образом я спас моего верного Балджера от него же самого, оградив его уши от музыки голоса Кристалины. Но только через добрый час ожидания он смог заставить себя поверить, что его любимая королева больше с ним не заговорит.

Еще через несколько часов пути по Мраморному шоссе мое внимание привлекло пятнышко света далеко впереди, и я ускорил шаг, чтобы поскорее добраться до него. Вскоре я был вознагражден за свои труды, войдя в чудесную круглую комнату с куполообразной крышей. В центре этого прекрасного храма подземного мира бил великолепный фонтан с могучим потоком воды, которая несла в себе такое свечение, что это обширное круглое помещение всё было освещено бледно-желтым светом, в котором великолепно сверкали бесчисленные кристаллы крыши и стен.

Здесь мы провели ночь, или то, что я называл ночью, подкрепились едой, которую я взял из королевства миккаменков, и искупались в чудесном фонтане, который с шумом и жужжанием поднимался в воздух и наполнял его странным и прерывистым сиянием. Проснувшись, мы с Балджером почувствовали себя очень отдохнувшими как телом, так и разумом, и поспешили отыскать портал, выходящий на Мраморную дорогу. Вскоре мы снова плелись по ней. Много часов мы провели в пути, потому что что-то подсказывало мне, что мы не можем быть далеко от границ какого-то другого королевства этого подземного мира; и это мое внутреннее побуждение оказалось верным, потому что Балджер вдруг радостно залаял и начал скакать так, как будто хотел сказать: "О маленький господин, если бы у тебя был мой острый нюх, ты бы знал, что мы приближаемся к каким-то человеческим жилищам!"

И, действительно, через несколько мгновений слабый свет пробрался под могучие своды широкого коридора, и с каждым мгновением он набирал силу, и теперь я уже мог ясно видеть все вокруг себя. Вскоре я увидел источник этого робкого и неустойчивого света. Передо мной по одному с каждой стороны мраморной дороги возвышались два гигантских канделябра из резного, чеканного, полированного серебра, увенчанные сотнями огней, - не тусклым, мягким пламенем масла или воска, а белыми языками огня, порожденными воспламененным газом.

Это было чудесно, это было потрясающе, и я стоял, глядя на эти огромные скопления языков пламени, словно завороженный этим великолепным освещением, установленным в молчаливом величии у ворот в какой-то новый город подземного мира.

Предостерегающий рык Балджера привел меня в чувство. И я должен закончить эту главу здесь, дорогие друзья, и остановиться, чтобы собраться с мыслями, прежде чем я продолжу рассказывать вам, что я увидел, пройдя через эти великолепные ворота, освещенные этими двумя гигантскими канделябрами из чистого серебра.