Мисс Эндерсон и её странности

Глава 14.

Главное — правильно преподнести свои идеи. И тогда за ними будут идти, какими бы абсурдными эти идеи ни оказались на самом деле.

И он преподнёс.

Долой коварство! Вперёд благородство и честность!

А в уме оставил: ничем он не лучше тех, против кого собрался играть. Вполне возможно, он даже хуже. Ведь они играют сразу перед всеми, да так, что сами начинают верить в предназначенную им роль. А он, уходя со сцены, возвращает себе истинное своё лицо, а потому ясно осознает, кто он есть на самом деле.

Мейсон Ролин. Ну или мистер Ролин. Отчего-то окружающие вот уже лет двадцать совершенно равнодушным образом относятся к его имени, которое с теплотой и любовью выбирала матушка. Мистер Ролин, вы позволите… Мистер Ролин, разрешите к вам обратиться…

Быть может, маска Мейсона носила как раз-таки это имя — мистер Ролин.

Именно мистер Ролин возглавил Орден — и громогласно (в кругу трёх своих последователей) обозначил, что теперь-то начнётся эра справедливости, когда каждому станет житься хорошо.

Но только Мейсон знал, для чего Орден создан на самом деле: для справедливости его личной.

И первоначальная цель создания Ордена была такова: поссорить между собой Вистана Меллигана и Маверика Гилсона. Перевести их предвзятое отношение друг к другу в открытую борьбу. И тем самым образом достичь сразу двух целей: привести высшее магическое общество Леберлинга к разладу — это во-первых. И во-вторых — отомстить за случай двадцатитрехлетней давности.

Прежде чем создать свой собственный Орден, мистер Ролин весьма и весьма мечтал попасть в так называемый Совет магов Леберлинга. Для каждого города он был свой, но Ролин, коренной житель этого города, никакие иные Советы и не рассматривал.

Мало кто об этом помнил и чтил эту традицию, но ещё пару веков назад Леберлинг делился на округа. Самый первый округ находился в центре, он плавно перетекал во второй, а второй в третий… Карта Леберлинга, расчерченная на округа, напоминала правозакрученный панцирь улитки. И именно количество этих округов — девять — определило состав Совета магов.

Ровно девять членов.

Каждый — под своим номером. Причём в прежние времена каждый маг должен был ещё и проживать на землях своего округа, но потом всё высшее магическое общество перебралось в так называемый «Лилиарий» — элитный городской район на стыке шестого и седьмого округов, где даже воздух был по-особенному благородным, ведь дышали им сплошь аристократы. И это правило упразднили, хотя номера оставили.

Мейсон должен был занять место четвертого.

Прийти на смену старику Тибби — магу, который добился огромного уважения и множества почестей в зрелые годы, но к пожилому возрасту напрочь скатился в безумие. Достаточно безобидное, но ещё больше бесполезное. На одну его дельную мысль приходилось девять сумасбродных. И, пускай Совет держал старика Тибби до последнего, в какой-то момент терпение кончилось и у них.

Старик Тибби жив до сих пор, поговаривают.

Даже спустя двадцать лет после того, как его исключили из совета. Уехал далеко-далеко, на юг, прогревает свои древние косточки и в ус не дуют. А усы у него, которые и до того были весьма и весьма выдающимися, за эти годы, говорят, достигли такой длины, что впору вносить в книгу рекордов.

Мейсон должен был занять место старика Тибби.

Молодой, перспективный, наполненный инициативой — так шептались о Мейсоне. Высший магический свет сулили Мейсону место в Совете ещё тогда, когда он учился в Университете магической механики.

Старика Тибби изгнали вскоре после того, как Мейсон закончил Университет.

И Совет созвал воистину впечатляющее собрание — не так уж часто Совет покидали его члены, один раз, быть может, лет в семь. И каждый раз, после появления свободного места в Совете, созывались такие собрания.

Кандидатов было много.

Но до финальной черты дошло два.

Мейсон Ролин, хороший во всем, молодой, талантливый, харизматичный. И ещё какой-то маг, имени его сейчас не вспомнить, да и до финала он добрался лишь благодаря счастливой случайности: никакими выдающимися характеристиками он не обладал.

Решить, кто же займёт место четвертого, на этом этапе должен был Совет. Испытания остались позади — а спрашивали с будущих членов Совета много и строго, куда строже, чем на экзаменах в Университете магической механики. Но впереди было непредвзятое мнение Совета: позиция тех, кто в нём состоит.

И как раз-таки во время голосования случились они: те самых два голоса «против».

Против Мейсона.

Голос от третьего, то есть от Вистана Меллигана.

И голос от пятого, то есть от Маверика Гилсона.

А правила Совета гласили следующее: два и более голоса «против» обнуляли возможность кандидата стать членом Совета. Более того — этой возможности он лишался впредь до конца жизни. А уходить под смешки, зная, что не сможешь вернуться и поставить всех на место — это весьма неприятно.

Однако никто не мог забрать у Мейсона возможности отомстить.

Третий и пятый, пожалуй, тоже кое-чем руководствовали, когда принимали решение разрушить его жизнь. Вряд ли они сговорились — Вистан Меллиган и Маверик Гилсон никогда не отличались особой сговорчивостью. Но и Вистан Меллиган, и Маверик Гилсон имели причины для озвученных «против». Весьма сомнительные, но имели.

Так, Маверик Гислон обосновал своё «против» справедливостью по отношению к Мастеру механизмов.

Уж его имя Мейсон не имел права забыть — ведь Мастер механизмов наверняка помнит имя самого Мейсона (но вряд ли испытывает к его носителю что-то, кроме простодушной ненависти).

Мистер Брутус Кросби — вот, как он представился в день их первой встречи.

Он был старше Мейсона на четыре года. Но всё ещё прекрасно подходил под те характеристики, которые Мейсон причислял себе: молодость, талантливость и инициативность. Брутус Кросби не владел способностями к магии — так что нечего было развивать. Однако Брутус Кросби все же весьма и весьма мечтал к ней прикоснуться.

И потому стал тем, кого маги чаще всего называют механиками. Весьма пренебрежительно и расплывчато.

Сами механики предпочитают звать себя артефакторами.

Брутус Кросби не владел возможностью призвать магию. Зато он создавал артефакты, способные магию преобразовать. Заставить служить воле мага, но так, чтобы она не осталась на это в обиде. Подвигнуть магию эту расплывчатую материю, обрести вполне конкретную форму и выполнить необходимую функцию.

В своём деле Брутус Кросби действительно был мастером. А иначе в магическом обществе его бы так не прозвали — маги весьма и весьма скромны на комплименты.

Им удосужилось попасть в одну команду: Мейсону, Брутусу Кросби и Маверику Гилсону.

Команда работала под руководством Маверика Гилсона — кто бы сомневался? И именно идею Маверика Гилсона пыталась воплотить в жизнь. Касалась идея, как нетрудно понять, метаморфоз. Правда, мистер Гилсон, специалист по магическим метаморфозам, в этот раз взялся преобразовывать неживые объекты.

Созывалась команда для того, чтобы разработать артефакты, способные одно материальное воплощение сменять на другое. Начать решили с простого: преобразованию необработанного материала в готовый предмет. Глины в вазу, песка в стекло, лоскутка ткани в платье. И все это — без применения подручных средств, усилиями одной только магии. А следующим этапом должно было стать преобразование одного предмета в другой — то есть возращение исходного предмета к состоянию материала и создание из него чего-то нового…

Он был неплохой парень, этот Брутус Кросби. Но слишком уж целеустремленный. А окружению Мейсона не полагалось быть более целеустремленным, чем он сам.

Брутус Кросби загорелся задачей преобразования. Он посвящал ей непорядочное количество времени — куда больше, чем полагалось. Иной раз Брутус Кросби пропускал несколько приёмов пищи подряд. Или ложился спать лишь спустя трое суток работы.

Команда просуществовала около года.

Ровно год понадобился Брутусу Кросби на то, чтобы создать артефакт, который должен был удовлетворить всем критериям Маверика Гилсона — достаточно строгим. Последний месяц создания этого артефакта Брутус Кросби и вовсе не покидал мастерскую — будто бы стал обязательным её элементом.

Участники команды ждали его артефакт, затаив дыхание.

Боялись даже приближаться — поскольку Брутус Кросби отлично договаривался с магией сам. Ему нужен был лишь один человек: одаренный магией и готовый жертвовать её для испытания очередной модификации артефакта.

Этим человеком оказался Мейсон.

По счастливой случайности.

За этот год они даже успели сдружиться. По крайней мере, Мейсон Ролин вдруг оказался тем человеком, с кем Брутус Кросби проводил времени больше, чем со всеми остальными, — следовательно, Мейсон занял второе место на пьедестале доверия Брутуса Кросби, сразу после шестерёнок.

Спустя год после того, как образовалась команда, Мейсон стал свидетелем разговора: Брутус Кросби обращается к Маверику Гилсону и говорит ему о том, что готов представить свою разработку.

Маверик Гилсон, который всегда доверял одному только себе, сообщил, что объявит об артефакте Брутуса высшему магическому обществу. И Брутус Кросби представит артефакт самостоятельно, выступив перед полным залом признанных магов.

Тогда Брутус Кросби поинтересовался: неужели мистер Гилсон не попробует артефакт в действии, прежде чем представлять его самым первым значимым результатом, которого удалось достигнуть их команде? И Маверик Гилсон ответил, что ничуть не сомневается в талантах Брутуса Кросби.

А про Мейсона Маверик Гилсон никогда и ничего подобного не говорил.

Брутус Кросби обнаружил Мейсона вскоре — и порадовался тому, что Мейсон неожиданно оказался рядом. Сообщил ему радостную вещь — артефакт будет представлен магам! Наш артефакт… Сообщил, что им нужно как можно скорее приступить к репетициям. Чтобы представить артефакт во всей красе.

Изобретение Брутус Кросби прозвал Гончарным кругом.

Поскольку работало оно с глиной. И лицевая его сторона именно круг и представляла из себя. Однако изнаночная таила много сюрпризов — начиная от пяти колес, расставленных по окружности, и заканчивая нагромождением шестеренок, удивительно чётко смыкающихся друг с другом. Колёсики позволяли кругу вертеться вокруг своей собственной оси. А шестеренки направляли магию, и уже она придавала глине форму.

Репетиции продлились ещё неделю.

И за это время Брутус Кросби, беззастенчиво используя магию Мейсона, смог создать с десяток самых разных ваз. Что ещё сильнее удивляло: один и тот же Гончарный круг был способен создавать разные вазы, в зависимости от того, какая шестеренка приходила в движение первой. Где сейчас те вазы? Сохранилась ли хотя бы одна из них до нынешних дней? Или творения магии оказались менее крепкими, чем создания человеческих рук?

Вечером накануне выступления Мейсону и самому пришлось задержаться допоздна.

Ибо Брутус Кросби в тысячный раз проверял своё изобретение, фиксировал даже мельчайшие неточности и тут же брался их исполнять. Наблюдая за этим действом, Мейсон и сам убедился в том, что Гончарный круг если не совершенен, то очень к тому близок.

И это было плохо.

Сложно объяснить почему. Но плохо.

Когда стрелки часов перевалили за полночь, Мейсон сообщил, что отправляется отдыхать перед таким ответственным событием. И посоветовал Брутусу Кросби тоже как следует выспаться — хотя бы этой ночью.

— Я посижу над ним ещё немного, — ответил Брутус Кросби. — Но после — обязательно последую твоему совету, друг.

Мейсон Ролин обладал одним удивительным умением: он знал, как заставить магию разрушать.

Он вернулся в мастерскую ранним утром — чуть более ранним, чем того требовали нормы приличия. И обнаружил в ней Брутуса Кросби, без сил уснувшего прямо за столом, в непосредственной близости к Гончарному кругу.

Для того чтобы разрушать, никакие артефакты не требовались. Лишь только желание и немного концентрации.

Мейсон сломал порожек — маленький и едва заметный, стоящий на границе между вторым и третьим ярусом шестеренок. Такую поломку не заметишь сразу — для этого надо наполовину разобрать механизм.

Мейсон понадеялся, что у Брутуса не будет времени замечать.

Покинув мастерскую, Мейсон Ролин как ни в чём не бывало отправился в Университет магической механики — знакомую и родную обитель. Представление должно было состояться в стенах его актового зала. Мейсон прекрасно помнил, с каким трепетом он сам впервые стоял на этой сцене. И помнил, сколько усилий потратил для того, чтобы заслужить такую честь.

А сейчас — какая-то безделушка… Но столько внимания.

Когда Мейсон понял, что его имя в этот день никаким образом не будет упомянуто — и неважно, что он столько времени потратил на помощь в разработке, — он лишь только порадовался тому, что осуществил свой не самый благородный, зато весьма и весьма план.

Магией с изобретением Брутуса Кросби решил поделиться сам Маверик Гилсон.

Брутус Кросби, высокий и широкоплечий, на сцене вдруг как-то уменьшился, даже скукожился. Столько внимания… И он один, замер напротив квадратного столика с Гончарным кругом, правой рукой сжимает край фартука, сегодня идеально чистого, а левой придерживается за край столика.

Глина была хорошей, белоснежной, лишенной этой дешёвой серости.

И ваза из неё хорошая получилась… бы.

Задумка Брутуса Кросби состояла примерно в следующем: заставить магию, продвигающуюся вдоль шестеренок, контролировать собой движение глины, заставлять её виться змеей и расходиться спиралью. И даже когда нужная форма достигалась, магия не исчезала бесследно: она тратилась на то, чтобы эту форму зафиксировать, переводила глину из пластичного состояния в твёрдое.

Маверик Гилсон произнёс все те слова, без которых не могло начаться ни одно торжество.

Зрители зааплодировали воодушевленно, ожидая очередной научный прорыв.

Брутус Кросби отыскал Мейсона взглядом — и Мейсон, улыбнувшись, кивнул. Всё будет хорошо, Брутус. Быть может, и не конкретно сегодня, но…

А потом Маверик Гилсон вдохнул в Гончарный круг жизнь.

Глина, до этого будто бы спящая, вдруг пробудилась. Поднялась, словно ей вдруг перепали сердце и душа, вытянулась в трубу… Зал ахнул — будто сидели в нём не опытные маги, а дети, никогда не видевшие чудес. И следом эта труба вознамерилась обрести изящный силуэт, а для этого магии нужно было шагнуть на следующий ярус, к новому рисунку.

Тут-то всё и пошло наперекосяк.

Магия попыталась сделать шаг — но наткнулась на пустоту, разрыв. И, растерявшись, она утратила всякий контроль над глиной, заметалась по механизму, ускоряя скорость вращения круга. А глина, оставшаяся без внимания, устремилась во все стороны.

В том числе на зрителей, самые почтенные из которых заняли первые ряды.

Такого казуса не происходило… никогда? Даже на начальных этапах разработки Брутус Кросби не допускал такого магического своеволия. А тут вдруг допустил, в такой ответственный момент. Какая жалость, какая жалость…

Лицо Брутуса Кросби стало белее этой глины. Но разве мог он что-то сделать в такой ситуации? Вряд ли. Только и оставалось, что смотреть.

Маверик Гилсон приказал магии остановиться.

И сделал это, конечно, зря. Глина застыла ровно там, где была. То есть эта неприятность не обошла стороной ни шикарные шевелюры сидящих в зале, ни их галантные пиджаки.

Высший магический свет ещё долго ходил по парикмахерским и обзаводился новыми костюмами.

Всю эту историю можно было свести к шутке. Кто-нибудь из высшего магического совета вполне мог бы переступить через принципы (и ошмётки глины), подойти к Брутусу Кросби, похлопать его по плечу… Сказать про то, что всем свойственны неудачи, даже самым опытным и внимательным специалистам. И уверить, что в следующий раз всё обязательно пойдёт как надо.

Но никто этого не сделал.

Даже Маверик Гилсон, тот самый Маверик Гилсон, который потом опомнился — когда исправлять что-либо было уже поздно.

Высший магический свет поскупился на комплименты, зато расщедрился на оскорбления и возмущения — будто был не высшим магическим светом, а сворой собак, не поделившей территорию. Стоит отдать Брутусу Кросби должное: продержался он долго. И выслушал о себе столько неприятного, сколько ни слышал, наверное, никогда.

Но потом Брутус Кросби ушёл.

Вместе со всеми своими разработками.

Чтобы никогда уже больше не вернуться. И Маверик Гилсон, ох уж этот лицемерный Маверик Гилсон, даже не попытался его остановить.

О роли во всей этой курьезной ситуации Мейсона прознали весьма скоро — не прошло и недели. Выяснили, кто именно был виновником грандиозного провала Брутуса Кросби. Не обошлось без Отдела по расследованию происшествий, связанных с применением магии, будь он неладен. В него тогда как раз пришёл молодой, но амбициозный следователь — мистер Спрейк. Он не поленился переговорить со множеством свидетелей и всё-таки смог отыскать того, кто сообщил ему это удивительное откровение: утром перед демонстрацией Мейсон Ролин заглядывал в мастерскую Брутуса.

У Мейсона потребовали объяснения.

И тогда он со всей честностью заявил, что действительно заглядывал к Брутусу тем утром — ведь весь этот год они работали в паре, а потому Мейсон знал о Гончарном круге ничуть не меньше Брутуса. Мейсон признал, что поправил кое-какую незначительную деталь: ведь всю эту Мейсон промаялся бессонницей, раздумывал над тем, как может помочь другу довести артефакт до совершенства. И теперь, конечно, очень сожалеет, что всё получилось именно так.

Если уж кто-то в честность Мейсона не поверил — так это уже были не проблемы Мейсона. До поры до времени. Проблемой Мейсона это стало тогда, когда Совет магов взялся оценивать его кандидатуру.

А команда, кстати, распалась почти сразу после того, как Брутус Кросби их покинул. Некому больше было заряжать её энтузиазмом. Быть может, Маверик Гилсон рассердился ещё и на это?..

Что же касается Вистана Меллигана…

Вистан Меллиган боролся за уязвленное самолюбие — он бы никогда не стал вступаться за кого-то, кроме себя.

Уязвил его Мейсон ещё до истории с Брутусом Кросби — тогда, когда Мейсон ещё не подозревал о том, что это вообще возможно, вести двойную жизнь, а Вистан Меллиган уже вовсю пользовался такой привилегией.

Быть может, Вистан Меллиган страдал от раздвоения личности и в иных сферах жизни, о которых Мейсону узнать не удалось.

Но лично Мейсон стал свидетелем его двойственности по отношению… к любви.

Вообще говоря, Вистан Меллиган считался давно и безнадежно женатым человеком. Избранницей его была красавица Кимберли — в прежние времена в неё был влюблен, кажется, каждый второй мужчина Леберлинга. И даже Мейсона участь лёгкой влюбленности не обошла стороной, хотя ко времени его учёбы в Университете магической механики Кимберли уже успела несколько увянуть — она была старше Мейсона на десять лет.

Перед высшим магическим светом, всё тем же самым, Вистан Меллиган старательно изображала любовь к жене.

Одаривал её дорогими украшениями, насколько позволяли финансы.

Водил по престижным местам — на спектакли и в рестораны.

И на фоне её холодной красоты и не лишенного высокомерия взгляда казался эдаким пылающим огоньком — это сейчас уже растерял свой запал, всё-таки сказывается возраст… Огоньком, безгранично далеким от Кимберли — красивой аристократки, ничего не смыслящей в магии.

Впрочем, в любовь их красивой пары верили всё, и даже Мейсон. Не зря же говорят: противоположности притягиваются.

Но потом Мейсон выяснил: всё же огонь тянется к огню.

Он стал свидетелем страсти, вспыхнувшей у Вистана Меллигана по отношению к студентке. Она училась на первом курсе, и звали её красиво — Жолин. Сам Мейсон тогда учился на пару курсов старше, но даже от его внимания Жолин не ускользнула.

Кимберли была холодной. Во всех смыслах.

А Жолин пылала — тоже и в прямом, и в переносном значении. У неё были яркие огненные волосы, и чем меньше вокруг было света, тем больше они привлекали внимания. И ещё — у неё была бойкая душа. Мейсон услышал от кого-то, что Жолин приехала в Леберлинг из какой-то деревеньки, поступила в университет благодаря собственным талантам, а не родительским деньгам. Судя по тому, что Жолин постоянно мелькала у Мейсона перед глазами, она в самом деле училась со всей старательностью.

Мейсон даже попытался узнать её поближе.

Когда ещё не знал, что эту бойкую студентку заприметил себя Вистан Меллиган.

Но заслужил лишь недоуменный взгляд и виноватую улыбку. Жолин куда-то спешила.

А потом, в один из тёплых весенних дней, Мейсон заметил рыжий огонь её волос в одном из окон университета. Был вечер, небо темнело — может, именно это и стало виной тому, что Мейсон обратил на это окно внимание?

Он знал, какой аудитории эти окна принадлежат.

И решил вернуться в университет, хотя только что его покинул: спешить было некуда, а любопытство утолить захотелось… Он прошёл через темные коридоры, поднялся на второй этаж, утонувших в тенях, и приблизился к аудитории, расположившейся в самом углу.

Дверь была прикрыта.

Но не захлопнута. По счастливой случайности. Мейсон не рискнул бы опускать ручку. Но смелости вполне хватило для того, чтобы потянуть дверь на себя.

Картина его глазам открылась весьма и весьма однозначная.

Жолин, волосы которой послужили для Мейсона маячком, обнаженным телом недвусмысленно прижималась к Вистану Меллигану. А Вистан Меллиган, лишенный рубашки, тем временем совершал такие движения, которые совершаются только в одной ситуации, всем взрослым людям прекрасно известной.

Это было несправедливо сразу по отношению, по меньшей мере, к двум персонам.

К Кимберли Меллиган, которая, несмотря на всю свою востребованность, всё-таки хранила верность мужу (или хотя бы тщательнее скрывалась).

И к Мейсону. Ему Жолин не смогла уделить время, зато для Вистана Меллигана оно, как ни странно, нашлось.

Мейсон не стал разрушать эту идиллию. Позволил несчастным любовникам вдоволь насладиться друг другом, пока у них ещё есть такая возможность. Но и пустить эту примечательную ситуацию на самотек он тоже не мог.

Магия Мейсона обладала ещё одним любопытным свойством: она умела привлекать к нему нужных людей.

Не прошло и трёх дней, как он встретил Кимберли — собственной персоной.

Кимберли, красавица Кимберли в платье цвета красного вина, наградила его равнодушным взглядом. А Мейсон ответил ей предложением: «Миссис Меллиган, не желаете ли узнать, чем ваш муж занимается в свободное от работы время?».

Отчего-то Кимберли поверила каждому слову, сказанному Мейсоном. Сама, быть может, о чём-то догадывалась? Не зря же говорят о чуткости женского сердца…

Мейсон думал, что заставит её воспылать от злости. Но Кимберли, напротив, и вовсе застыла, превратилась в ледяную статую. Она поблагодарила Мейсона, кивнула ему на прощание. И Мейсон оставил её, позволив разбираться со всем самостоятельно.

Ещё через пару дней Мейсон пересёкся с Вистаном Меллиганом в одном из коридоров университета.

По хмурому лицу и глазам, в которых и намека на огонь не осталось, Мейсон понял: разговор между Меллиганами всё-таки состоялся. И Вистан Меллиган сделал выбор в свою пользу.

Пользой для Вистана Меллигана была безупречная репутация в высшем магическом свете и красавица-жена Кимберли.

Не какая-то там безродная студентка.

А ещё — на той встрече Вистан Меллиган, который прежде всегда здоровался с Мейсоном, как со своим бывшим подопечным, вдруг промолчал, даже кивнуть не удосужился…

Что забавно, грядущей зимой Вистан и Кимберли Меллиган заявили о рождении дочери — и совсем немного времени прошло до того момента, как окружающим открылся цвет её волос. И это, не стоит сомневаться, был очередной секрет Вистана Меллигана. Тайна, которую Меллиганы объясняли тем, что бабушка Кимберли и сама носила рыжая волос

Вероятную неверность Кимберли они пресекли на корню.

А о том, что неверным может быть Вистан, вряд ли кто-то задумался.

Кроме Мейсона.

Вот он и поплатился за то, что много знает — возможностью попасть в Совет магов.

И если для того, чтобы отомстить Маверику Гилсону, нужно было хорошенько подумать, на чем можно его подловить, то месть Вистану Меллигану прямо-таки просилась наружу — было достаточно шепотка, и весь Леберлинг, а то и весь Глейменс, узнали бы, кто на самом деле родил Вистану Меллигану дочь.

Но Мейсон сдержался.

Он позволил себе заняться чем-то иным — вдоволь насладиться молодостью и жизнью, полной сил.

А потом время пришло.

И уже мистер Ролин основал Орден, истинная цель которого, не прикрытая красивыми словами, была известна только его создателю.

Цель была, без лишней скромности, изящной: столкнуть Маверика Гилсона и Вистана Меллигана наконец, а самому выйти из воды сухим.

По счастливой случайности рядом оказался Верн Вут, и с помощью этого замечательного человека мистер Ролин смог выйти на Гленна Гилсона, послушного сына своего отца. А там уже дело осталось за малым: убедить Гленна в том, что Вистан Меллиган не самый хороший человек (на это потребовалось совсем немного времени, поскольку Гленн знал об этом и без Ордена). И продолжить игру через детей — то есть сделать так, чтобы имя Гленна Гилсона всплыло в истории с пропажей Бернис Меллиган.

Хороша девчонка, выросла копией матери. Будь мистер Ролин чуть моложе, он бы, может, и попробовал вновь познакомиться со вторым воплощением Жолин…

Исходный план был таков: любимый ученик Верна Вута похищает Бернис Меллиган.

Гленн Гилсон допрашивает её о всяких магических тонкостях, которые касаются её отца.

И затем даёт ей возможность убежать.

Чтобы, вернувшись, Бернис Меллиган нажаловалась отцу, разжалобила его холодное сердце своими горячими слезами. А Вистан, судя по людским шепоткам, к Бернис относится куда более трепетно, чем отнесся к её матери… Конечно, он не смог бы стерпеть такое унижение. И возмущение, не стоит и сомневаться, выразил не через самого Гленна, а через его отца.

Маверик Гилсон, этот человек, что так печется о своей чести, обязательно ответил бы ему чем-нибудь колким и принялся выгораживать сына.

А Вистан Меллиган продолжил бы стоять на своём…

Их взаимные недовольства нарастали бы, как снежный ком. И кто знает, до каких масштабов они выросли бы в итоге? А если бы всё вдруг остановилось, так и не достигнув пика, мистер Ролин вбросил бы козырь, заготовленный заранее, — тот самый любопытный факт о том, кто в действительности приходится Бернис Меллиган матерью.

Всё пошло, конечно, не по плану.

Впрочем, мистера Ролина это мало испугало. Напротив, так наблюдать за историей стало ещё интереснее.

Его не смутило неожиданное нападение на Бентона Нилта, которое вполне могло закончиться смертью этого мальчишки, если бы не любопытные магические техники, доступные мистеру Ролину — он смог запустить сердце Бентона Нилта, вывести его из состояния заморозки.

А известие о том, что у Бернис Меллиган есть сестра — Алеста Эндерсон, и вовсе привело мистера Ролина в восторг. Ведь это значило, что путей влияния становится куда как больше — значит, бить можно будет ещё эффективнее.

Всё закрутилось и завертелось…

И дошло до суда над Алестой Эндерсон. Неплохая месть Вистану Меллигану. То есть, один из этапов этой мести.

Мистер Ролин и сам пришёл на суд — выпавший, по счастливой случайности, на самое Перерождение. Для этого ему пришлось одеться так, чтобы не узнали даже сообщники. Одежда не по объему, чтобы казалось, будто бы мистер Ролин прячет живот, хотя он, вообще говоря, привык держать себя в форме. И совершенно дурацкая шляпа, которую мистер Ролин прихватил на ярмарке пару лет назад непонятно зачем, но вот нашёл ей применение.

Никто не узнал его — всё пошло, как и планировалось.

Увы — в остальном на суде свершилось то, что не должно было свершиться.

А мистера Ролина постигло великое осознание: люди могут меняться — под влиянием не то времени, не то обстоятельств, не то тяготящего душу груза.

***

Утро началось сонно и безмятежно.

Так было всегда: ещё темное небо, но уже проснувшаяся — раньше всех, Алеста. И её утренний ритуал — правда, раньше он воспринимался, как обыденность, но после всех пережитых испытаний стал настоящей наградой.

Тихо спуститься по лестнице.

Медленно отомкнуть дверь.

И поздороваться с Королём Подземельных — верным стражником крыльца. Потрепать его по голове, ласково погладить рожки, а потом присесть и прижаться к чёрной палёной шерсти. И спросить на ухо, едва различимо, чтобы услышал только Король Подземельных:

— Пойдёте встречать Бернис вместе со мной?

Алеста подарила Перерождение семье их отца.

Бернис же осмелилась подарить семье их матери день рождения — один на двоих.

Как-то так получилось, что они родились на второй неделе после Перерождения: когда люди, отдохнувшие и набравшиеся сил, возвращаются к привычному порядку дел, но делают это пока что не слишком охотно. И когда зима переваливает за середину, а потому в воздухе уже витает предвкушение весны, пускай весьма и весьма слабое.

Снег, что кружит в воздухе.

И снег, что скрипит под подошвой ботинок.

Они похожи друг на друга, как близнецы. И всё-таки каждому из них своё место и предназначение: одному показывать себя во всей красе, вырисовывая на небе восхитительные пируэты, но всё же стремиться к земле; другому лежать, притаившись, но зато — смотреть на небо.

Но даже у них есть точка соприкосновения: горизонт, соединяющий небо и землю между собой.

Вообще говоря, Бернис хотела отправиться в Плуинг вместе с Алестой — вскоре после судебного заседания. Но задержалась: нашлись дела, требующие её присутствия, и приятного в этих делах было мало. С Алесты довольно шустро взяли все показания о делах последних дней, какие она только смогла дать — не оставили совсем никакого пространства для женских тайн. А вот с Бернис дело обстояло сложнее: ей приходилось рассказывать обо всей своей жизни. Поэтому она и пробыла в Леберлинге ещё целую неделю, пока Алеста наслаждалась жизнью в Плуинге.

Но всё же ровно за день до их общего дня рождения Алесту, облагораживающую Лавку странностей, отыскал Джонти: сказал, что телефон их местечкового Управления общественной безопасностью по Леберлингу прямо-таки разрывается от звонков, и все эти звонки требуют одно, точнее одну: мисс Алесту Эндерсон.

Голос на том конце сообщил, что мисс Бернис Меллиган прибудет в Леберлинг завтра, рано утром, в район гостевого дома. И что неплохо было бы её встретить, поскольку вряд ли у мисс Бернис Меллиган большой опыт игры в переулки — может и заблудиться.

Голос звучал достаточно искаженно — сильно отличался от настоящего голоса своего владельца и больше походил на голос машины, лишенной эмоций.

Однако намек на переулки не оставил никаких сомнений: звонит Кей.

Так что этот звонок оказался для Алесты вдвойне приятным.

Закончив с официальной частью, Кей сообщил кое-что ещё. Пообещал, что и сам обязательно вырвется в Плуинг, как только закончит разбираться с обязанностями, на него свалившимися… Алеста попыталась представить объем этой работы, и у неё закружилась голова.

Кей сказал, что соскучился по Плуингу невыносимо и что только в этом городке душа его успокаивается — конечно, приукрашал, стоит лишь вспомнить обстоятельства, при которых произошло знакомство Кея с Плуингом. А потом добавил, что у него к Алесте, а то и ко всей её семье, есть серьёзный разговор.

Алеста призналась, что теперь не сможет спокойно стать, этот серьёзный разговор предвкушая. Ведь вряд ли он сулит ей что-либо хорошее: чаще всего мистер Гилсон обращается к Алесте с плохими новостями.

И Кей даже обиделся, но, кажется, всё же в шутку.

Они распрощались на полуслове. Алеста вернулась в Лавку странностей, а затем и домой. И даже на ужин успела, на котором собрались почти все домашние — но никому и ничего не сообщила. Ни про Бернис, ни про Кея.

А утром встала тихонько и пошла встречать сестру.

Они с Королём Подземельных настигли гостевой дом раньше, чем Бернис. Так что успели вдоволь насладиться зимними пейзажами. И рассмотреть то окно, из которого не так давно высовывался мистер Бентон Нилт. Комната по ту сторону окна пустовала, в ней не было даже намека на жизнь: не горело ни единого огонька, лишь только тьма клубилась, пугающая тьма и ничего иного.

Король Подземельных учуял приближение Бернис первым.

Навострил рогатые уши и устремил взгляд в сторону леса — именно по нему проходила единственная дорога, по которой можно было попасть в Плуинг. Алеста тоже посмотрела вдаль и через синеву, едва-едва разбавленную приближающимся днем, кажется, даже различила свет автомобильных фар…

Прошло совсем немного времени, и слуху Алесты стал различим гул мотора.

— Сейчас вы увидите вторую меня, ваше величество, — пообещала Алеста, обращаясь к Королю Подземельных. — Надеюсь, вы полюбите её не меньше, чем полюбила её я.

Автомобиль, доставивший Бернис до Плуинга, оказался тёмно-зеленым, как хвоя на соснах. Алеста никогда не видела таких красивых автомобилей. За рулём его сидел мужчина, которого Алеста прежде не видела: строгий и даже слегка нахмуренный. Но что ещё важнее — в салоне этого автомобиля находилась Бернис, которой потребовалось двадцать четыре года жизни, чтобы наконец встретиться со своей семьей, чтобы познакомиться с таким большим семейством Эндерсонов…

И чтобы наконец-то посмотреть в глаза маме.

Водитель покинул автомобиль и кивнул Алесте. Устремился к пассажирской двери, но Бернис вдруг совершенно позабыла о правилах этикета — и распахнула эту дверь сама.

Она была такой красивой в этот миг… Такой, какой сама Алеста никогда себя не видела. Шубка сидела на Бернис, как влитая, подчеркивая все прелести изящной фигуры. Шляпка с широкими полями придавала лицу загадочность. Рыжие волнистые волосы выглядывали из-под этой шляпки и будто бы сияли изнутри.

А уж глаза Бернис…

Остаётся только удивляться тому, что под взглядом Бернис не падают ниц все до единого встреченные мужчины.

Алеста шагнула к сестре, улыбнулась несмело:

— С твоём днём, Бернис.

— С нашим днём, Алеста.

Бернис сжала Алесту в крепких объятиях, и Алеста обняла её в ответ. Король Подземельных закружился вокруг них, не зная, куда деть себя от восторга. Когда объятия спали, Алеста, конечно же, познакомила Короля Подземельных и Бернис. И они оказалась весьма и весьма довольны друг другом. Бернис оценила импозантный вид и игривость Короля Подземельных, а Король Подземельных восхитился тем, что теперь хозяек будет в два раза больше — что сулит удвоенное количество внимания и ласки.

По дороге до дома Алеста рассказывала Бернис о местных достопримечательностях — пускай скромных, но всё же родных.

И ещё о переулках — умолчала лишь о том, с каким жителем Леберлинга уже делилась секретом переулков.

Дом Эндерсонов, впрочем, весьма быстро появился перед глазами.

Бернис замерла на мгновение — будто ей нужно было преодолеть невидимую границу, что разделит её жизнь на «до» и «после». Впрочем, разве это была первая такая граница? Только за последние дни жизнь Бернис несколько раз успела перевернуться с ног на голову, так что теперь уже проблематично осознать, где именно у жизни ноги, а где голова.

— Я никого не предупреждала о твоём приезде, — призналась Алеста. — Так что это будет сюрприз. Я зайду первая — и подам знак, чтобы заходила ты.

Они прошмыгнули мимо окон дома Эндерсонов двумя шустрыми мышками.

А за домом, между тем, разгорался рассвет, такой яркий и пронзительный, будто не зима сейчас была, — а жгучее, обжигающее лето!..

Оставив Бернис на пороге, Алеста плавно опустила ручку входной двери. Переступила порог, невозмутимо сняла дубленку и принялась расшнуровывать ботинки. А мысленно отсчитывала секунды до того момента, как в прихожей появится бабушка. Конечно же, она уже не спит.

Бабушка появилась как раз вовремя.

Когда Алеста заканчивала расшнуровывать второй ботинок. Поэтому ей хватило какой-то пары мгновений, чтобы окончательно избавиться от обуви и выпрямиться.

— Алеста! — бабушка всплеснула руками. — Ну хорошо хотя бы, что ты вернулась. Я уже подумала, что ты даже праздник решила провести в лавке. Я восхищаюсь твоей трудоспособностью, но всё-таки, милая моя, предупреждаю — сегодня у нас будет роскошный ужин, отпразднуем сразу два события, и твоё появление на свет, и Перерождения!

— Роскошный ужин — это замечательно, — Алеста кивнула, стараясь сохранить лицо невозмутимым. — Но… Бабушка, вы не могли бы позвать маму? Я хочу вас кое-с-кем познакомить.

Бабушка нахмурилась.

— С кем это ещё? — поинтересовалась она. — Но, хорошо, так и быть. Я схожу до Жолин.

Следом за бабушкой в прихожей появился Принц Краснопёрых — услышал знакомый голос. Алеста улыбнулась ему приветливо и заметила тихо, чтобы не разбудить остальных:

— Вот и отлично, что вы тоже пришли знакомиться, ваше высочество. Мне кажется, вы разглядите в нашей гостье свою родственную душу. Она понравится вам. Точно-точно.

Скрип ступеней, прежде затихший, возобновился. Это был знак — пора. Алеста повернулась к входной двери, вновь дотронулась до ручки… Принц Краснопёрых оказался тут как тут: приготовился встречать чужаков.

Бернис по ту сторону двери улыбнулась, кивнула — и наконец переступила порог.

Наконец-то все были дома.

Бабушка появилась в прихожей первой. Но гостью она заметила не сразу — всё же старость частенько несовместима с хорошим зрением. Бабушка успела сделать несколько шагов — и лишь только тогда заметила ту, кто стоит у Алесты за спиной.

И, конечно же, сразу всё поняла. Иначе и не могло быть.

А вот мама застыла на границе между коридором и прихожей, не решаясь приблизиться. И благодаря свету от кухонного окна, вполне успешно долетающего до этого коридора, Алеста и Бернис смогли лицезреть магию, что произошла прямо у них на глазах: то, как в одно мгновение лицо мамы становится лет на десять моложе, как с него уходит след безграничной печали.

Алеста бросила краткий взгляд на Бернис.

Улыбка исчезла с лица сестры, но зато на нём проступила безграничная, какая-то даже детская растерянность. И Алеста вдруг в очередной раз узнала в Бернис себя. Но в этот раз прошлую Лесс: девочку, брошенную посреди чужого Леберлинга мамой, которая погналась за призрачной возможностью — вернуть домой вторую дочь.

Кто же знал, что именно Алеста добьется возвращения Бернис?

Сделать то, что не получилось сделать матери.

Наверное, именно за этим мы и приходим — чтобы стать чуточку лучше тех, кто нам предшествовал.

Принц Краснопёрых, не оценивший всей важности момента, мяукнул. Будто бы намекал — пора бы уже что-нибудь сказать… И Алеста, которая, в какой-то степени, была главной виновницей этого момента, произнесла:

— Бабушка, мама, познакомьтесь… Это Бернис. Бернис, это… бабушка. И мама.

— Бернис, — повторила мама. — Какое красивое имя…

Но посмотрела отчего-то на Алесту. И улыбнулась благодарно. Алеста кивнула. Она ведь обещала, что вернёт Бернис. А обещания всё-таки привыкла сдерживать — кажется, эта черта характера досталась Алесте всё-таки от отца.

— Бернис… — пробормотала бабушка. И тут же встрепенулась: решила все свои чувства перевести в действия, а иначе можно тронуться умом: — Алеста, ну нельзя же так! Раздевайся скорее, Бернис, проходи… Осматривайся. Господи, Иос, дай мне душевного здоровья! Чую, с такими потрясениями своего собственного мне надолго не хватит… А я прямо сейчас на рынок побегу, нам нужен не просто роскошный ужин, а грандиозный… да и подарок нужен второй. Девочки… Ну и даёте же вы! Господи, счастье-то какое!..

— Здравствуйте, — наконец-то сказала Бернис. — Я тоже очень рада познакомиться с вами.

Она легко избавилась от шубки и сапожек. Подошла к бабушке, осторожно её обняла, и бабушка мигом растеряла весь свой энтузиазм. Но возмущаться не перестала, только теперь делала это тихо, полушёпотом.

Потом Бернис подошла к маме. И мама обхватила ладонь Бернис, будто бы та была не взрослой девушкой, а беспомощным младенцем. Алеста заметила — по маминым щекам бегут слёзы. Попыталась вспомнить, видела ли её такой когда-нибудь прежде? И не смогла.

Но вместо того чтобы почувствовать обиду или ревность, Алеста вдруг испытала облегчение. Это был тяжелый путь. Долгий и выматывающий, но вот он наконец подходит к завершению.

А следом в прихожей появился дедушка.

— Что за шум тут, по какому поводу?..

И тоже обомлел, когда понял, что у него теперь на одну внучку больше.

Ужин в самом деле получился грандиозным — самым грандиозным ужином на памяти Алесты. Стол ломился от угощений, бабушка превзошла саму себя. А темы для разговоров не иссякали — напротив, нарастали, как снежный ком. Домашние, которые сначала отнеслись к Бернис настороженно, очень быстро поняли, что она ничуть не хуже их, что ей чужды высокомерие или гордыня.

И Бернис тоже смогла расслабиться: держала плечи прямо, часто смеялась и охотно поддерживала беседу.

Пускай это будет не последний такой ужин — вот, какое желание загадала Алеста, когда пришла пора. А все до единого желания, загаданные ей в день рождения, имели привычку сбываться.

— Исправительные работы? — переспросил Кей и усмехнулся — не смог сдержаться. — Весьма щадяще со стороны нашего правосудия.

На пути от собственного кабинета к кабинету Вогана Спрейка он повстречал того, кого меньше всего ожидал когда-либо увидеть в Управлении общественной безопасностью Леберлинга. Собственного старшего брата, занятого мытьем одного из бесчисленных окон.

И Гленн, внимательно на Кея посмотрев, признался, что впереди его ждёт ещё целый месяц намывания окон — такое вот наказание за вмешательство в судебный процесс. А потом Гленн вернулся к своему занятию, как ни в чем не бывало.

Но за все эти дни, разделившие заседание в честь Алесты и нынешнее мгновение, братьям так и не удалось нормально встретиться и переговорить.

А потому это случайное столкновение, не стоит и сомневаться, было шансом. Возможностью высказать всё наконец.

— Знаешь, Гленн, я тут вдруг понял… — начал Кей, глядя брату в спину и наблюдая за тем, как уверенно перемещается по стеклянной раме его рука. Но замялся, мигом растеряв всю свою смелость.

— Я тоже многое успел понять.

Гленн исправительные работы прекратил. Повернулся к Кею, опустил тряпку в ведро, опасно зависшее на краю подоконника. Следующий ход был за Кеем — весьма справедливо. Пришлось ходить.

— С учетом всех тех обстоятельств, в которые мы угодили… даже несмотря на то, что мы занимали в них противоположные полюса… Я понял, точнее даже, мне подсказали, Гленн, что у нас с тобой гораздо больше общего, чем мы привыкли считать. По меньшей мере, родители с их неугасаемыми амбициями.

— Это точно, — согласился Гленн. — За их амбиции мы с тобой до сих пор продолжаем платить.

Ход Гленна оказался бы весьма слабым, если бы не одно «но» — рука, которую Гленн протянул Кею.

Кей ответил на рукопожатие, растерявшись ещё больше. Когда они с братом последний раз жали друг другу руки? Лет так с десять назад? Этот простой жест, происходящий по двадцать раз на дню, оказался вдруг неожиданно важным — и лишь потому, что был инициирован Гленном.

— Я заканчиваю с отчетами, — следующий ход Кея оказался совсем не тем, который Кей мог бы ожидать сам от себя. — Если будет нужна помощь с мытьём окон — зови.

— Справлюсь сам, — Гленн пожал плечами.

— Или если станет скучно — заходи. Мой кабинет дальше по коридору. До пятницы — я здесь.

— А после пятницы? — полюбопытствовал Гленн. Кажется, это всё-таки была их семейная черта: умение находить крючки в разговоре. И если уж кто-то изволит считать, что маг из Кея вышел бы более хороший, чем из Гленна, то пусть этот кто-то задумается над следующим: может, в таком случае, из Гленна получился бы куда более продвинутый следователь?

— В субботу я уеду в Плуинг, — признался Кей. И было ещё кое-какое важное уточнение, которое непременно следовало добавить к этому ходу: — Спасибо тебе за то, что вступился за Алесту Эндерсон.

— Между ними ещё больше общего, чем между нами, как считаешь? — поинтересовался Гленн. — Несмотря на то, что общих родителей у них не случилось, уж прости за прямоту.

Кею вспомнился разговор с Бернис — близкий и далекий одновременно. Он уточнил:

— Способность очаровывать всяких там Гилсонов, например? Это не мои слова — я лишь цитирую Бернис.

— Ах, ну если ты цитируешь Бернис, тогда я, так и быть, прощу тебе эту дерзость по отношению к старшим.

Гленн хмыкнул. Вновь повернулся к окну, вынул тряпку из ведра, тщательно её выжал. Но вернуться к исправительным работам ему вновь помешали. Кей заметил как бы между прочим, обращаясь скорее к пустоте, чем к Гленну:

— Думаю, Бернис тоже весьма признательна тебе за неравнодушие к её сестре. Если надумаешь, маякни, я организую вам встречу. И Бернис сама выразит тебе свою благодарность.

— Это твоя прерогатива, Кей, пресмыкаться перед Меллиганами, — напомнил Гленн, даже не взглянув на Кея.

— Я на Эндерсонов переключился, — сказал Кей легко и непринужденно. — Теперь с Меллиганами меня не связывает ничего, кроме дружбы. Так что, думаю, они будут вполне счастливы, если в поле их зрения вдруг появишься ты. Глава семейства, конечно, может выразить некоторое возмущение… Но что важнее в этой ситуации — Бернис, кажется, действительно не против вновь с тобой повстречаться. Даже несмотря на то, что на последней вашей встрече ты повёл себя не слишком вежливо.

— Ну, спасибо за поддержку, — пробормотал Гленн. И все-таки взглянул на Кея — кратко, но весьма выразительно.

— Свидимся, — припечатал Кей, зная наверняка: эта увлекательная партия обязательно продолжится.

И даже больше: похоже, она и началась-то по-настоящему только сейчас…

…Время до субботы пролетело незаметно: многое нужно было успеть, чтобы с чистой совестью уехать в Плуинг на выходные — по меньшей мере. А если повезет больше и смилостивится Воган Спрейк, то на целых три дня.

В конце концов Кей настолько увлекся сборами, что в очередной раз чуть не проспал поездку в Плуинг. Спасибо Джеру, который не обладал излишней скромностью — оказавшись под окнами, принялся сигналить, чтобы уж точно не остаться незамеченным.

Отпуск у Джера уже закончился.

Но просьбы куда-либо подбросить — нет. Правда, из рабочих они переросли в дружеские, но свободнее от этого не стало.

Подскочив с кровати, Кей мгновенно собрался, подхватил сумку и слетел вниз.

И Джер, приоткрыв водительскую дверь, предложил радушно:

— Садись, Кей. — А затем добавил: — Я прихватил с собой коньки. Планирую прогуляться до озера в лесу.

Кей подумал, что в Плуинге обязательно должен существовать хотя бы один магазин, в котором можно разжиться коньками. Сделал мысленную пометку: сводить в него Лесс. А потом они, быть может, даже присоединятся к Джеру. Или ещё лучше: выберут такое время, в которое им наверняка никто не сможет помешать…

Чем ближе оказывался Плуинг, тем менее стремительно он это делал.

Дорога, которая шустро промчалась по Леберлингу и довольно быстренько бежала вдоль леса, при приближении к Плуингу вдруг растянулась, изогнулась и запуталась. И тянулась, тянулась, тянулась — не хватит никаких нервов, чтобы дождаться её завершения.

В конце концов Кей начал ерзать на заднем сидении, получил выговор от Джера, силой воли заставил себя сидеть на месте… Но спокойнее от этого не стало. Душа билась о невидимые стенки, пытаясь то обогнать автомобиль, то возвратиться в Леберлинг, не в силах понять, что же ей нужно в самом деле.

А потом Кей приметил гостевой дом — тот, с которого всё началось.

И душа наконец утихла. Притаилась в ожидании чего-то невероятного.

Джер бросил автомобиль у гостевого дома — заснеженная дорога всё ещё не располагала к длительным поездкам вдоль улиц Плуинга. И их с Кеем пути разошлись на неопределенный срок: Джер намеревался сначала заглянуть на торговую площадь, чтобы перекусить, а потом отправиться к озеру — пока светло. А Кей, решив не терять времени, отправился сразу к Лесс.

Он многократно прокручивал в голове эту их встречу.

После Перерождения им, по сути, так и не удалось больше нормально поговорить. Всё, чем они ограничились — взаимные кивки на полуслучайной встрече, когда Лесс заглянула в Управление за вердиктом («обвинения сняты»), а Кей вдруг оказался поблизости. А потом Лесс уехала, поскольку в Плуинге её ждала семья. А Кей остался разбираться с историей, в которую она ввязалась.

Кей думал над тем, что стоит говорить, а что лучше оставить на более подходящий случай.

И даже принял какое-никакое решение.

Но вот игра с Плуингом в переулки завершилась — тем, что Кей заметил… окна. И мгновенно их узнал, ведь, было дело, когда-то тщательно их рассматривал. Деревянная рама, белая занавеска, ласковый полумрак по ту сторону стекла. И никакого движения.

Быть может, Кей ошибся?

И Лесс давным-давно работает в Лавке странностей — несмотря на выходной, поскольку выходные нисколько не мешали ей трудиться.

Может, следовало пройтись вместе с Джером до торговой площади? И уже потом идти сюда? Поспешил, не подумал. Сейчас постучит в дверь… выставит себя посмешищем. Ему, конечно, откроют — причём скорее всего миссис Эндерсон, милая бабушка Лесс. Она разведет руками и скажет, что внучки здесь нет. И отправится Кей… куда подальше.

Он приблизился к калитке, потянулся к дверной ручке… и почти её опустил, калитка оказалась незапертой, как расслышал шуршание внутри двора. Кей заглянул в щель между калиткой и забором — и увидел знакомую мордочку Короля Подземельных, со всем вниманием разглядывающего гостя. И готового чуть что вцепиться каждому незваному гостю в пятку. Или в какое-нибудь другое место, более мягкое и менее защищенное.

— Ваше величество, — Кей улыбнулся, пытаясь миролюбиво разрешить конфликт. — Я лишь хотел поинтересоваться, дома ли находится ваша хозяйка. И если дома — имею ли я, наглый червь у вас под лапками, такую великую возможность: зайти к ней в гости? Или хотя бы пригласить её на разговор?

Король Подземельных фыркнул… Это было хорошо, ведь если ты хотя бы немного развеселил собеседника, то, фактически, уже расположил его к себе. Пёс махнул головой в сторону калитки, мол, проходи… поговорим. И Кей наконец-то завершил начатое: опустил ручку и потянул дверь на себя.

— Вы ведь частенько сопровождаете мисс Эндерсон в её странствиях, — пробормотал Кей. — Если вы здесь, значит, шанс, что я застану мисс Эндерсон, куда выше, чем если бы вас здесь не было.

А потом присел и потрепал Короля Подземельных за рогатые уши.

Как легко было стучаться в эту дверь тогда, когда Кей ещё не знал, кто именно живёт в этом доме!.. И как непросто, даже трепетно, делать это сейчас. Под взглядом Короля Подземельных, в облаке из собственных сомнений и опасений, Кей приподнял руку и несколько раз ударил по дверному полотну.

Король Подземельных замер, склонил смешную голову набок. И вместе с Кеем принялся ждать — что же именно сейчас произойдет?

Кею открыл тот обитатель дома Эндерсонов, которого Кей ожидал увидеть меньше всего. Точнее, та. Старшая мисс Эндерсон с красивым именем Жолин, рыжие волосы и зеленые глаза которой достались дочерям. Помнится, в прошлый раз Жолин Эндерсон отнеслась к Кею весьма недружелюбно. Чего стоит ждать теперь?

В этот раз на Жолин Эндерсон было платье — нежно-розовое платье с воланами на плечах вместо потрепанного тёплого кардигана, что был на ней в прошлую их встречу. И ещё — теперь волосы Жолин свободно струились за спиной, тем самым делая её уже не матерью, а старшей сестрой.

Справедливости ради, стоит заметить: есть в Жолин Эндерсон нечто такое, чего не достаёт Кимберли… Некая тайна, что ли? Спрятанная на глубине глаз — и предлагающая взяться за разгадку.

И всё-таки получилось ли у Вистана Меллигана отыскать ответ?

Кей опомнился первым. Кивнул, слегка склонил голову и произнёс:

— Мисс Эндерсон, здравствуйте… Моё имя — Кейден. Кейден Гилсон. Прошу простить меня за то, что нарушил ваш покой. Однако же в прошлый раз я обращался к вам от лица Управления общественной безопасностью по Леберлингу. Сейчас же я выступаю от собственного лица. И преследую личные интересы.

Зелёные глаза Жолин Эндерсон скользнули по Кейдену — и остановились на лице. Прочитали на нём всё, что только можно было прочитать… А потом произошло и вовсе неожиданное — Жолин улыбнулась.

— Здравствуйте, Кейден… Я помню вас. Пожалуйста, проходите.

Кей перешагнул порог, и Жолин продолжила:

— На прошлой вашей встрече я была к вам излишне сурова. Я прошу простить мне мою предвзятость. Разувайтесь, пожалуйста, и снимайте пальто.

Она приняла верхнюю одежду из рук Кея — и вовсе немыслимый жест! А потом наконец сказала то, что объяснило её поведение:

— Я хочу поблагодарить вас. За то, что вступились за одну мою дочь, смогли защитить её от несправедливости… И что помогли отыскать вторую. Алеста всё рассказала мне, и потому — я безмерно благодарна вам, Кейден. Но, думаю, вы пришли всё-такие не ко мне.

Она слегка повернула голову влево, и Кей проследил за этим движением… А потом заметил рыжий огонёк, скользнувший в дверном проёме. И понял, что за ним наблюдают без всякой скромности. Может, вся эта сцена в принципе была хитрой задумкой? Вдруг Лесс разглядела Кея из окна. И попросила маму открыть дверь — хотела понять, как Кей себя поведёт?

— Я действительно пришёл для того, чтобы поговорить с Алестой. Но… это будет даже хорошо, если вы останетесь. Разговор предстоит серьёзный.

Лесс поддалась на провокацию. Наконец-то высунулась из-за своего ненадежного убежища, посмотрела на Кея невинно и произнесла:

— Здравствуйте, мистер Гилсон. Давно мы с вами не виделись…

А у Кея сердце увеличилось в несколько раз, лопнуло, рассыпавшись на множество разноцветных искр, и опустилось куда-то к пяткам. От одного лишь её взгляда, взмаха изящной руки, перелива ткани на сгибе серебристого платья.

От одного лишь осознания, о чём именно он собрался с ней говорить.

Жолин Эндерсон предложила Кея пройти на кухню, и, конечно же, он выполнил её указание. А Лесс последовала за ними, словно тень, не говоря ни слова.

Однако, пока Жолин Эндерсон подогревала воду для чая, действующих людей на кухне стало больше.

Само собой, разговор с Лесс в её доме был доступен лишь в присутствии её семьи — самых строгих судей, которые в случае чего смогут выпроводить Кея из дома без лишних объяснений. К счастью, Кей немного подготовился к этому испытанию: привёз каждому по сувениру, чтобы задобрить.

Миссис Эндерсон (которая и без того смотрела на Кея весьма добродушно) достался шерстяной платок. Мистеру Эндерсону — толстая книга, справочник по финансам. Младший мистер Эндерсон отсутствовал. Его жене, Вивитт, бусы из хрусталя — она растаяла от них мгновенно, хотя походили они скорее на льдинки. И даже для детей Кей кое-что привез — коня на колесиках младшему мальчишке, конструктор среднему, а учебное пособие по механике старшей девочке, Лесс говорила про её увлечение механизмами.

Жолин Эндерсон он подарил алую розу — живую розу посередине зимы, произрастающую из горшка и вполне себе спокойно пережившую и дорогу, и прогулку. Не стал цитировать обещания, которыми засыпал его продавец, но выразил надежду, что роза будет радовать глаза новыми цветками как можно дольше.

Для Лесс у Кея тоже был подарок.

Но он требовал предварительного монолога.

И вот Кей оказался прикован к месту многочисленными взглядами Эндерсонов — скорее заинтересованными, чем настороженными. А ещё — наглым взглядом желтоглазого Принца Красноперых, примостившегося у хозяйки на коленях. И его нервным подергиванием огненного хвоста.

С ним точно придётся договариваться дольше, чем со всеми остальными. Но как там гласит народная мудрость? Любишь женщину — совладай и с её котом?

— Я благодарен всем за внимание… — Начал Кей, будто сейчас не за столом сидел, а стоял на сцене и выступал перед большим скоплением людей. — И постараюсь сильно вас задерживать, но… У меня есть предложение к Алесте. Точнее даже, несколько. Конечно, они требуют одобрения с вашей стороны.

Впрочем, Лесс-то сейчас не где-то сбоку или сзади. А прямо перед Кеем, и смотрит ничуть не менее пронзительно, чем её кот, но, в отличие от всех прочих собравшихся, на глубине глаз Лесс можно разглядеть отголоски всех тех событий, которые они с Кеем прожили вместе.

И сейчас Лесс, весьма вероятно, перебирает эти отголоски и пытается предположить, в какое именно русло повернёт этот разговор.

Отчего-то нет никаких сомнений: направление мыслей у неё верное.

— К магии можно относиться по-разному, — осторожно продолжил Кей. — Я сам — прямое этому доказательство. Мне было предписано стать магом: родословная располагает, таланты кое-какие врожденные… Но я выбрал другой путь. Сам сейчас не смогу точно объяснить, почему, но о своём решении я никогда не жалел.

Миссис Эндерсон выдохнула слишком громко. А младшенький мальчишка, заскучав, решил обновить подаренную игрушку. Так что следующие слова Кей произносил под аккомпанемент колёсиков, скользящих по паркету, и замечаний Вивитт, которая, конечно же, не могла оставить ребёнка без присмотра.

— Однако моя позиция такова. Если человек обладает стремлением к магии, искреннем желанием её постичь, то иной раз даже становится неважным его врожденная способность. Но когда совпадает всё: желание и способности, то отказываться от магии не стоит. Следует искать возможности постичь её.

Жолин Эндерсон нахмурилась… И Кей даже смог предположить, о чем именно она вспоминает сейчас.

А старшая девочка — Ивори, её зовут Ивори, — даже приоткрыла рот, не то восхищенная словами Кея, не то предвкушающая продолжение его речей.

И всё-таки была за этим столом та, кому и предназначались следующие слова Кея:

— Алеста. — А про себя пробормотал: «Милая Лесс». — Университет магической механики готов принять тебя на первый курс. Правда, со следующего учебного года, то есть с осени. Но я поговорил с отцом. А отец поговорил с руководством университета. Они ждут тебя и примут без каких-либо вступительных испытаний.

Лесс покраснела. Недоверчиво поднесла ладонь к губам, взглянула на Кея исподлобья. И сделала замечание, весьма неожиданное:

— Я и с испытаниями могу… Но как же моя семья?

— Ты заслуживаешь этого, — вдруг произнесла миссис Эндерсон, прикоснулась к предплечью Алесты. — А мы уж как-нибудь справимся.

— И время ещё есть, — согласился мистер Эндерсон. — Что-нибудь придумаем к осени.

Лесс взглянула на дедушку с теплом. И перевела взгляд на маму — вне всяких сомнений, именно Жолин Эндерсон эта идея должна была задеть сильнее, чем всех прочих.

Жолин вздохнула. Провела ладонью вдоль рыжих волос и произнесла:

— Я признаю честно: я не люблю Леберлинг и тех, кто в нём обитает. И тем более испытываю не самые ласковые чувства к Университету магической механики. Но в то же время: разве я, начиная свой путь, не мечтала о том же — постичь магию?.. Да и кто я, в конце концов, такая, чтобы что-то позволять или запрещать взрослому человеку? Алеста, ты лучше меня знаешь, что именно тебе нужно. Однако же, Кейден, — Жолин посмотрела на Кея строго, — я очень надеюсь на то, что на этом пути Алесту будете сопровождать вы. И её сестра.

Кей продолжил говорить — такое уж у Кея было этим днём предназначение:

— К осени, надеюсь, у меня появится свой автомобиль. Я смогу привозить Алесту в Плуинг на выходные

— Если вас не затруднит… — пробормотала миссис Эндерсон. И отчего-то улыбнулась хитрой улыбкой.

Такая улыбка значила: все секреты Кея известны Эндерсонам наверняка, будто лежат у них на ладонях. Так что таиться дальше бессмысленно.

— К Алесте у меня есть ещё одно предложение. Я не знаю, как оно будет воспринято… Я готов принять любой ответ, хотя понимаю, что шанс неудачи достаточно высок. Но… — Подвинув кружку с чаем, Кей движением фокусника опустил на стол бархатную красную коробочку. Три, два, один… Коробочка распахнулась одновременно со словами Кея: — Мисс Эндерсон, что вы думаете насчёт того, чтобы стать миссис Гилсон? А если отбросить фигуральность… Ты станешь моей женой, Лесс?

Так тихо в доме Эндерсонов не было ещё, пожалуй, никогда.

Его старшие обитатели затаили дыхание, а самый младший прекратил нескончаемую игру. Даже стрелки часов, кажется, перестали тикать. Лишь поддувал где-то по ту сторону окна бодрящий зимний ветер.

— Шанс неудачи высок, говорит, — пробормотала Лесс, не к Кею обращаясь, а к коту. — Умный вроде бы человек, а как что скажет… Но это, быть может, даже хорошо? С таким не заскучаешь.

А потом Лесс наконец подняла на Кея глаза — и он в то же мгновение понял, каким будет её ответ.