Я родился владетелем юрты, что с лебедем сходна,
В дымник облако белое смотрит легко и свободно,
И очаг, будто сердце влюбленное, жарко пылает…
Никто не ответил, и Баурджин, тряхнув головой, повторил приветствие. Странно, но, похоже, юрта была пуста. Интересно, где же хозяева?
– Мир и тебе, незнакомец! – внезапно произнесли за спиной.
Юноша обернулся и вздрогнул, увидев перед собой зеленоглазую красавицу с длинными золотистыми волосами, стянутыми серебряным обручем. Красавица – по виду ровесница Баурджина, а если и постарше, то ненамного – улыбнулась и жестом пригласила войти.
– Только после вас! – галантно поклонился юноша.
– Как хочешь, – войдя в юрту первой, незнакомка обернулась: – Ну, что ж ты стоишь? Заходи, будешь гостем.
Гостем – это хорошо. Баурджин никак не мог сейчас взять в толк – кто эта девушка? Монголка? Найманка? Кераитка? Или, может быть, китаянка? Златовласая, что не очень-то частое явление для этих Богом забытых мест. Хотя, скажем, среди найманов иногда встречаются светловолосые, и не так уж редко, пример тому – сам Баурджин. Но все равно – странно. Здесь, в окруженном дикими горами лесу, и – одна. Как ей не страшно?
– Нет, не страшно. – Девушка засмеялась и показала гостю место у очага. В изумрудно-зеленых, вытянутых к вискам – точно так же, как и у самого Баурджина, – глазах красавицы отражалось желтое пламя светильников – золотых или позолоченных, стоявших на высоких узорчатых треногах. Очаг был обложен черными камнями, а ложа вокруг его – застланы темно-голубым шелком. Ничего не скажешь – богатая юрта. А уж ее хозяйка…
Усевшись, Баурджин исподволь рассматривал девушку, одетую в длинный халат – дээли – синий, с белыми узорами. Дээли был того же покроя, что и у всех прочих кочевников из местных племен, разве что побогаче, а вот лицо… лицо сильно напоминало европейское – прямой точеный носик, припухлые губы, мягко очерченные скулы. Вот только глаза азиатские. А в целом очень симпатичное лицо. Интересно, как эту красавицу зовут и что она тут делает?
– Меня зовут Кералан, – девушка вскинула глаза. – Кералан-Дара. Дара – мое племя, древнее и почти вымершее. Наверное, в здешних местах только я из него и осталась.
– А я… – начал было гость и осекся: похоже, эта девчонка свободно читала его мысли! Да что там «похоже»! Он же ведь не спрашивал вслух, как ее имя, просто об этом подумал, а девчонка взяла и ответила!
Гнусная антинаучная чушь! Бабушкины сказки. Быть такого не может никогда.
– Иногда может. – Кералан грустно улыбнулась. – Этот секрет передал мне мой покойный дедушка…
– Ого, да ты почти колдунья!
– Вот и ты о том же, – тяжело вздохнула девушка. – Местные тоже так считают и почему-то меня жутко боятся – даже жертвы приносят.
– Так это хорошо, что боятся! – воскликнул Баурджин. – Боятся – значит не обижают. Ты ведь одна тут живешь?
– Одна. – Кералан кивнула и вдруг улыбнулась. – А обидеть меня трудно – я владею многими древними знаниями.
– Во! А говоришь – не колдунья!
– Разве я так сказала?
– Ну, почти так… Чай пить будем? – снова почувствовав сильный приступ голода, юноша справедливо рассудил, что коль уж позвали в гости, так уж, наверное, накормят.
Хозяйка юрты всплеснула руками и засмеялась:
– Ах, да! Ты же, верно, голоден. Сейчас…
Зайдя за кошму, отделяющую женскую половину юрты, она принесла оттуда небольшую шкатулку и, поставив на огонь котелок, высыпала на плоский камень черные пахучие листья – чай.
– Да, – радостно кивнул Баурджин. – Чайку сейчас неплохо попить будет. Еще б и поесть.
– Поешь. – Кералан-Дара рассмеялась. – Вообще, ты мне нравишься!
– А уж ты-то мне как! Честное благородное слово!
– Верю, верю. – Девушка с хохотом замахала руками. – У меня как раз есть тушеное мясо. Сейчас разогрею. А ты пока расскажи о себе. Знаешь, в наших местах редко встретишь кого-нибудь, с кем можно вот так посидеть, попить чаю, поговорить…
В зеленых глазах Кералан на миг промелькнула тоска. Настолько безнадежная и лютая, что Баурджин даже поежился, поспешно сделав вид, что ничего подобного не заметил. Даже наоборот, улыбнулся:
– О себе? А что рассказывать-то, коли ты и так умеешь читать мысли! Ну-ка скажи, как меня зовут?
Поставив на огонь жаровню с мясом, девушка уселась на корточки прямо напротив гостя, так, что распахнувшиеся полы ее дээли обнажили стройные ноги.
«А она ведь смуглая! – почему-то подумал Баурджин. – Или просто загорелая? Ну да, лицо – явно загорелое… Значит, много времени проводит на открытом воздухе. Охотница?»
– Да, охотница. – Юная хозяйка улыбнулась и вдруг снова нахмурилась.
– Не могу! – немного погодя призналась она. – Не могу прочитать твои мысли!
– Но ведь только что же читала!
– То были твои мысли обо мне. А вот что касается всего остального… Ты закрытый. Настолько плотно, что… Что мне ничего про тебя не узнать. Да, бывают такие люди, и ты – один из них. Хотя… – Кералан подвинулась ближе, так, что изумрудные глаза ее вдруг оказались огромными, как бескрайня весенняя степь, а губы… губы…
Баурджин дернулся вперед и, притянув девушку к себе, крепко поцеловал. Прямо в губы!
– Ого! – лукаво улыбнулась красавица. – Тебе нравится вкус поцелуя? Странно для монгола.
– Я не монгол, я найман.
– Невелика разница! А ну-ка, еще!
Гость с удовольствием повторил, и на этот раз целовал девушку долго, умело и нежно, так, что та застонала…
– Ах… Как же тебя все-таки зовут?
– Баурджин… – прошептав, юноша снова прильнул к зовущим девичьим губам.
Руки его скользнули под шуршащий шелк халата, погладив и обнажив плечи, грудь… К груди-то Баурджин и перешел, предварительно поцеловав шею. Ах, сколь восхитительно было ласкать твердеющие соски языком, чувствовать, как трепещет девичье тело, как жаждет любви… А руки тем времени уже гладили стройные бедра, залезали в пупок, ниже…
– Ну… – широко распахнув глаза, жарко воскликнула Кералан. – Раздевайся!
И, сбросив на пол дээли, обнаженная, улеглась на ложе… Юноша проворно освободился от одежды…
– Как хорошо, что я тебя встретила… Нет, правда. Не веришь?
– Верю.
Обессиленные, они лежали рядом, и голова девушки покоилась на груди Баурджина.
– Ты так и не рассказал о себе, – шепотом напомнила Кералан.
Юноша улыбнулся:
– А что рассказывать-то? Родился, учился, женился… Вернее, еще не женился, не успел. Пойдешь за меня замуж?
– Нет.
– Ну вот, так и знал!
– Не обижайся! – Кералан подняла голову и пристально посмотрела парню в глаза. – Мы, дара, имеем право жениться и выходить замуж только за своих.
– Так ты же говоришь – нет их.
– Значит – ни за кого. Такие у нас обычаи…
– Ты охотница?
– Да… Как ты узнал? – Девушка встрепенулась. – Тоже читаешь мысли?
– Тоже мне, секрет! Ты свое тело видела, смуглянка-молдаванка?
– Что? – не поняла Кералан.
– Ну, загорелое у тебя тело, вот что, – охотно пояснил гость. – К тому ж – подтянутое, мускулистое. Значит, много времени проводишь в движении, в седле…
– Да, у меня есть табун. На случай неудачи в охоте.
– И часто бывают неудачи?
– Бывают… – Девушка негромко засмеялась. – Бывают, но редко. Я ведь могу читать мысли зверей, умею заговорить стрелу, отвести глаза.
– А еще у тебя есть богатый и влиятельный покровитель! – хохотнул Баурджин.
Кералан отпрянула, словно бы увидев рядом змею:
– Откуда ты знаешь?
– А парчовая юрта? Обстановка? Все эти шелка, светильники, подстилки. Нет, одной охотой такого не заработаешь! Ну, чего встрепенулась? Обиделась? Если так, прости…
– Ничего. – Девушка сняла с очага мясо и ахнула: – Ну вот! Чуть было не подгорело! Ешь!
– А ты что же, не будешь?
– А я не голодна. Впрочем, если так, за компанию…
– Вот-вот, именно – за компанию. В одиночку и пир не в пир.
Девчонка кивнула:
– Уж это точно!
Мясо оказалось вкуснейшим, и Баурджин вполне искренне позавидовал неизвестному покровителю девушки – та ведь была, оказывается, не только красавицей, но еще и замечательной хозяйкой.
– Вкусно! – похвалил гость. – Что это – перепелки, рябчик?
– Лиса, тушенная в тангутском вине.
– Лиса?! Ну, все равно вкусно. Вообще-то я уже наелся, спасибо. Кто-то обещал чай!
– Ах, да… На, пожалуйста, пей. Не бойся, он не отравленный.
– А я и не боюсь. Вот только руки обо что вытереть? – вдруг озаботился Баурджин.
Хозяйка снова вздрогнула:
– Что?! Вытереть руки? А их обычно вытирают об халат. И после этого будешь утверждать, что ты простой кочевник-айрат?
Юноша хохотнул:
– Да, так и есть – я простой парень. А ты… ты очень красивая девушка. Очень!
Он провел взглядом по пленительным изгибам юного тела, задерживаясь на груди… не большой, но и не маленькой, в меру…
– Ты тоже не урод, – прошептала Кералан и подалась к гостю. – И здорово умеешь целоваться… Ха – простой парень? Как бы не так… Я вижу у тебя на шее амулет. Можно взглянуть?
– Смотри, пожалуйста, – пожав плечами, Баурджин с удовольствием ощутил, как прижалась к его груди девчушка, обнял, притянул ближе, поглаживая руками по спине и пухленьким ягодицам.
– Серебряная стрела?! – воскликнула Кералан и вздрогнула. – Серебряная стрела! Это же…
– Потом расскажешь… – крепко прижав к себе девушку, Баурджин накрыл ее губы своими…
А уже потом, отдыхая от любовного пыла, поинтересовался:
– Так что там такого в моем амулете?
– Ничего такого. – Кералан тряхнула головой. – Просто род Серебряной Стрелы очень, очень древний.
– И, к сожалению, захудалый, – грустно добавил гость.
И мысленно попенял – экий вы моральный разложенец, товарищ генерал. Нет на вас политорганов, нет!
– Что?! – Девчонка сверкнула глазами.
– Ну что ты все время дергаешься?
– Так… Я вдруг почувствовал в тебе что-то такое, чего не могу понять. А непонятное всегда пугает!
– Я тебя пугаю? – улыбнулся Баурджин, приподнимаясь на ложе. – А хочешь – вообще съем?!
– Съешь! – Кералан засмеялась и вдруг спросила: – Это не за тобой сегодня гнались воины-кераиты?
– За мной, – кивнул парень. – Только ты не думай, я ничего у них не украл.
– А я и не думаю… – Девушка задумчиво рассматривала амулет. – Ты не похож на вора. Скажи, куда ж ты все-таки шел?
– В долину, – честно признался гость.
Хозяйка всплеснула руками:
– Ну, ничего себе, крюк!
– А мы, найманы, такие – прямо шесть, кругом четыре, и двести верст – не крюк!
– Ты снова говоришь непонятные слова, – покачав головой, призналась Кералан. – Никак не могу в них вникнуть.
– А ты не вникай, – с улыбкой посоветовал Баурджин. – Иди-ка лучше сюда… Ближе…
– О, боги! – оставив амулет, девчонка рассмеялась. – Признаюсь, мне давно не было так хорошо… А тебе?
– О! Просто нет слов!
– Хочешь, покажу тебе что такое «яшмовая флейта»? Или – «наездница»?
– Покажи! И то и другое…
– Ну, – девушка улыбнулась, – тогда держись!
Ох, и гад же ты, Иван Ильич! Ну, признайся, хорошо тут тебе? Ах – просто прекрасно?! Вот оно где, оказывается, твое истинное лицо! Типичный морально-бытовой разложенец.
Так вот себя поругивая, Баурджин-Дубов блаженно закрыл глаза. Ему вдруг привиделся некий Киреев, председатель парткома в одном захолустном гарнизоне, в котором Иван Ильич служил… ах, дай Бог памяти, в каком же году? В пятьдесят втором? Нет, позже – при Никите уже дело было; страшные времена – многих тогда сократили. Так вот, Киреев… Лощеный такой майор, все любил лекции читать на тему высокой коммунистической нравственности. Как раз «Моральный кодекс строителя коммунизма» тогда вышел – даже зачет по нему сдавали, да не у себя в части, в области, в обкоме… не вспомнить только, в каком именно – промышленном или сельхозе? Скорее второе – промышленных предприятий там было – кот наплакал: ремонтные мастерские, артель по производству чугунов и мисок и еще один деятель, инвалид, кустарь-одиночка, что вязал из алюминиевой проволоки дивной красоты цветы и узоры. Да, в сельхозобкоме тогда зачет и сдавали, плохо сдавали, Киреев краснел, вертелся… Еще бы хорошо сдать, когда две недели подряд водку пьянствовали – то день рожденья, то чьи-то звездочки обмывали, потом чьи-то ножки, затем опять звездочки… В общем, успехами не блистали. До тех пор пока Иван Ильич – в ту бытность полковник… или нет, еще подпол… – пока Иван Ильич не догадался предложить комиссии водки. А партийцы и не отказались – выпили. Так и сдали. Да-а-а… были дела. А при чем тут Киреев? А, он же потом донос написал, собачура! Вот упырь! Главное, ведь сам же вместе со всеми и пил!
– Э-эй, Баурджин! Не спи, еще не время, – засмеялась красавица Кералан.
Юноша вздрогнул:
– Что значит – не время?
– Ой, проснулся! – Девчонка заметно смутилась. – Слушай, у меня есть для тебя подарок.
– Подарок? – Баурджин потер руки. – Люблю подарки! Наверное – это будет белый конь?
– Нет, не угадал.
– Ага… Значит, не белый, а вороной!
– Нет.
– Каурый?
– Да нет же!
– Неужели – серый? Ох, не нравится мне этот цвет, да уж верно говорят – дареному коню в зубы не смотрят!
– Вообще – не конь! Вот!
Кералан протянула юноше… серебряный кружочек со стрелой – амулет, точно такой же, как тот, что уже висел на шее Баурджина.
– Мне почему-то кажется, – чуть смущенно произнесла она, – что тебе нужно иметь два таких.
– Кажется? – теперь уже вздрогнул Баурджин. – Почему?
Девчонка пожала плечами:
– Не знаю. Но думаю – это хорошо знаешь ты.
Да уж, не в бровь – а в глаз!
Надев амулет на шею, парень поспешно притянул к себе девушку…
– Ты так и не выпил чай, – тихонько промолвила та. – Остыл ведь уже!
– Ничего, попью и холодный…
Замполит и председатель парткома Н-ской части майор Советской Армии Киреев прямо-таки исходил гневом, вполне праведным, как, наверное, казалось, самому майору. Всегда тщательно отглаженный китель его смешно топорщился и, о ужас, был расстегнут, обнажая красную шею замполита, почему-то обвязанную ситцевым цветастым платком – такие очень любят носить деревенские модницы, и чем дальше от райцентра деревня, тем ярче и цветастей платки. Вот и у Киреева был на шее такой – и где он его достал, интересно? Дефицит – страшный!
– Ты-и-и! – негодующе тыча перстом в грудь Дубова, майор казался сошедшим с плаката времен гражданской войны – «Ты записался добровольцем?» и пафос источал не меньший, а, может, еще и больший, чем изображенный на плакате красноармеец.
– Ты-и-и! – верещал замполит, да так громко, что от его голоса в просторном ленинском зале колыхались кумачовые занавеси. – Морально разложился, товарищ Дубов? Впрочем, такие нам не товарищи! Яшмовые флейты, говорите? Наездницы? Да за такие дела можно и партбилет на стол положить! Очень даже просто! А потом – поганой метлой из доблестных рядов Советской Армии! Да, да, поганой метлой, вот именно! Гнать! Жукова выгнали – выгоним и тебя! Так и знай, выгоним!
– Так и знай, выгоним! – грозно качнув головами, в унисон повторили висевшие за спиной замполита портреты – Ленина, Карла Маркса и товарища Никиты Сергеевича Хрущева, которого все офицеры части за глаза называли Хрущом и ненавидели лютой ненавистью. Честно сказать – ведь и было за что: так позорно сократить армию! Повыгонять офицеров – живите, как хотите!
– Выгоним, выгоним! – погрозив пальцем, издевательски пропел Карл Маркс. – Я вот тебя, титька тараканья!
Дубов хотел было возмутиться, как это, какой-то там майоришка, пускай даже и замполит, «тыкает» ему, боевому офицеру, полковнику, заместителю командира части! Да за такие дела морды бить, морды! И тебе, товарищ Карл Маркс, тоже!
– А мне-то за что? – обиженно поинтересовался Карл Маркс. – Замполит тебя поносит – его и бей.
Вполне справедливое замечание!
Проворно скинув мундир – погоны почему-то были какие-то белогвардейские, с бахромой, – Дубов закатал рукава рубашки:
– Ну, гад ядовитейший, выходи биться!
«Ядовитейший гад» замполит вдруг сразу сник и попытался спрятаться за трибуну. Большую такую, с изображением ощетинившегося пушками танка неопознанной марки и надписью: «Миру мир!».
– Вон он, гад, вон! – охотно подсказывал с собственного портрета Карл Маркс. – Таится, змей препоганый!
– И как вам только не стыдно такие слова говорить, товарищ Карл Маркс?! – возмутился из-за трибуны Киреев. – А еще вождь мирового пролетариата!
– Это я – вождь мирового пролетариата, а не он! – закартавил с соседнего портрета Ленин.
– А ты вообще молчи, – нагло махнул на него замполит. – А то до юбилея не довисишь, выкинем, и товарища Хрущева на твое место повесим!
– Так есть же уже товарищ Хрущев! – Маркс кивнул на висевший рядом портрет Первого секретаря партии. – Не много ли – два?
– Товарища Хрущева много не бывает! – пафосно заметил Хрущев. – А кому не нравится, может убираться в свою Германию!
– Ой, убегает, убегает! – вдруг завопил Карл Маркс. – Лови его, Дубов, лови, уйдет ведь!
– От меня не уйдет, – запрыгнув на сцену, заверил Дубов и, вытянув руку, тот час же ухватил замполита за шкирку. – Ну что? Попался, который кусался? Так кого ты тут выгнать пообещал, гнида тыловая?
– Я же пошутил, пошутил. – Киреев расплакался. – Что уж, и пошутить нельзя? К самодеятельности, между прочим, готовимся – шутки и песни разучиваем!
– Я тебе покажу шутки!
– Ой, не бейте, не бейте! А хотите – песню спою?
– Песню? – Дубов зачесал затылок.
– Да пусть его споет! – оживились портреты. – Послушаем с удовольствием.
– Ладно. – Дубов уселся на сцену и зловеще взглянул на дрожащего замполита. – Ну, пой! Только смотри у меня, ежели не понравится…
– А что вы любите, товарищ полковник?
– Я? Джаз люблю! Давай пой Армстронга: Гоу Даун! Моузис… та-та та-та та!
– Я не умею Армстронга.
– А что ты вообще умеешь?
– «Беснуйтесь, тираны» могу, «Интернационал», «Варшавянку»…
– «Варшавянку» жене своей в постели пой!
– Ну, еще шансон французский…
– О! Шансон пой!
Неведомо откуда замполит достал аккордеон и запел, запел неожиданно приятным хрипловатым голосом знаменитую песню про далекий и прекрасный Париж из репертуара… то ли Ива Монтана, то ли Жака Бреля, то ли Жильбера Беко. А может быть, и Шарля Азнавура. Нет, все-таки это был Ив Монтан. Кажется…
– На-на-на-на… – прилипчивая французская мелодия и томная трель аккордеона так и остались в мозгу. А кругом еще пели птицы! Да-да, вон, сидели на деревьях! И как приятно припекало солнышко – просто прелесть, спал бы и спал. Хорошо бы, только сны какие-нибудь другие снились, что-нибудь посимпатичнее, чем партсобрание с участием портретов вождей.
Господи!
Баурджин огляделся. Да где он есть-то? Где юрта из золотой парчи, девушка… Кералан-Дара? Неужели – привиделось все, приснилось? Да ну… Не может быть. Вот говорящие портреты и замполит – те да, приснились. А остальное…
Да, Кералан же ему амулет подарила… Такой же, что уже был…
Юноша дернул ворот дээла. Амулет-то – один! А где же второй? Неужели и правда сон? Да нет, не может быть – уж слишком все реально. Так и замполит – реально. С голосом Ива Монтана.
– На на-на-на на-на-на на-на на на…
Тряхнув головой, Баурджин еще раз внимательно посмотрел по сторонам: никакого леса тут и в помине не было! А что было? А были сиреневые сопки, камни, скалы… так-так-так… А что это вон там, за той красной скалой? Уж не дорога ли, часом? Тогда что он, Баурджин, тут торчит, как три тополя?
Там же, в долине, его друзья ждут!
Качнув головой, юноша решительно зашагал к скале. Шагал, насвистывая Ива Монтана. А в мысли его настойчиво лезла давешняя златовласка – красавица из древнего племени Дара. Так была она или не была? А черт его знает.