Механическое стаккато (СИ)

Глава 9

— Где она? — спросил Бернардт.

Сэл прокрался обратно в спальню Бекки и как раз писал записку доктору от ее лица. Он совершенно не ожидал, что док, так крепко спавший, вдруг проснется и наведается в спальню девушки.

— Где она, Сэл? Почему ты в ее комнате? Как давно она ушла?

Сэл промолчал, отступил к окну, но слова доктора его остановили.

— Я найду тебя, Сэл. И ты знаешь, что будет, — угрожающе проговорил Бернардт, стараясь не выказывать паники. — Помнишь ту ночь с госпожой Клок? Та кошка, которую держал твой отец… — доктор подошел к Сэлу совсем близко. — Где Бекка, Сэл?

— Она поехала продавать деталь, док. Ей нужны деньги, — о, врать Сэл не мог. Только не этому человеку. Посреди горла вставал ком, мешал выплеснуться лжи. — Вы поссорились, и ей нужны были деньги. Я дал ей деталь.

— Ты украл деталь и отправил ее без прикрытия? Чтобы она не мешалась под ногами? Разве я не требовал быть с ней хорошим?

Сейчас даже смотреть на доктора было страшно, Сэл ощутимо вздрогнул. Он нащупал молоток рукой, он с ним не расставался даже во сне, но Бернардт почувствовал напряжение и снизил напор:

— Просто скажи, куда ты ее послал.

— Вокзал. Двадцать пятая ячейка камеры хранения. Там лежит другой адрес. Я… я не знаю… я не знаю, док. Что мне сделать? Я не помню, ты заставил меня забыть, — псих сгорбился, весь усох, опустил руки по бокам и закачался из стороны в сторону.

— Ты будешь хорошим и достанешь мне быструю лошадь прямо сейчас. Ясно? — доктор медленно коснулся плеча Сэла. — И себе достанешь лошадь, потому что если с Беккой что-то случится, ты будешь об этом очень сожалеть. Очень.

Лошадь в конюшне осталась только одна, Бернардту пришлось оставить Сэла и поехать самому. Он молился, чтобы с Беккой все было нормально. Лучше, чтобы лошадь девушки взбесилась и ускакала в лес, или чтобы чертова деталь потерялась по дороге, или чтобы Бекка заснула в седле или не пошла по второму адресу.

Он дал Сэлу строгое указание любыми путями попасть в город и помочь девушке, если придется. Удивительно, насколько сговорчивым оказался псих под угрозами познакомиться поближе сразу с пятью представителями кошачьего племени.

Добравшись до вокзала, доктору пришлось сломать дверцу ячейки, чтобы взять адрес, но он все равно понимал, что категорически не успевает за Беккой.

Тем временем Ребекка спустилась в тоннель. Холодная застойная вода доходила ей до колен. Тусклое освещение нервно мерцало, напряжения добавлял треск электрических ламп. Бекка поняла, что этот тоннель — один из переплетений метрополитена. После завода ей почти не было страшно, только холодно.

Через десять минут Ребекка выкарабкалась на какую-то платформу, задержалась, чтобы выжать юбку, пропитанную вонючей водой. Пошла дальше, как было указано в записке. Деталь следовало вложить в механизм, который она найдет в последнем коридоре, там же будет и подтверждение чека.

— Бекка! — женщина услышала голос доктора с той стороны, откуда пришла.

Плеск и чертыханья, потом он и сам появился из-за угла. Нелепый, взъерошенный, обезумевший. Вздох облегчения покинул его губы, как только он увидел ее. С Сэла сталось бы устроить совершенно нелепую смерть, но такую естественную для кого угодно. Возможно, он и в самом деле все это время был чересчур добрым и хорошим по отношению к Бекке, раз ничего так и не случилось.

— Слава богу! Стой. Мы возвращаемся, — сказал Бернардт, справляясь с дыханием.

— А как же деньги? У нас ничего не осталось. Дом Бернсов высосет у нас последние гроши всего за неделю. Что мы будем тогда делать? — Бекка дошла до доктора, протянула ему руку, чтобы тот мог забраться на возвышение. — Выбора нет.

— Выкрутимся, съедем обратно на Пикадилли. Напишу Томасу. Впереди ловушка, Сэл хотел от тебя избавиться, — доктор все еще не мог отдышаться, выдыхал фразы порциями. Он кое-как забрался к Бекке, обнял ее, понимая, что даже не знал бы, что делать, если бы не успел. — Переназначим встречу. Выкрутимся.

— Хорошо, — Бекка обняла доктора в ответ. Конечно, женщина понимала, что проступок Сэла, обнаруженный доктором, вовсе значит, что психа с ними больше не будет. Доктор все равно от него не избавится.

— Дай мне деталь и возвращайся, — Бернардт понимал, что несет ерунду, но в словах Бекки был смысл, и он собирался рискнуть вместо нее. По звуку, а док стал очень хорошо прислушиваться, засады не было, хотя насчет ловушек он бы не поручился.

Впрочем, переубедить Бекку не идти с ним не удалось, он лишь добиться согласия держаться на расстоянии нескольких шагов и обещания в случае чего делать ноги.

— Вот же черт…

Путь кончился тупиком, к стене которого подходил длинный саквояж с углублением, и оно явно соответствовало детали. Очевидно, что, положив туда деталь, они получат так необходимый им чек, конструкция механизма вполне прослеживалась.

— Сейчас мы игнорируем строгий приказ Патрика никому не отдавать деталь. И мне это почти по душе, — доктор посмотрел на недоступный пока чек, рассмотрел число. И вставил деталь внутрь. И тут же упал.

Ему показалось, что он на чем-то поскользнулся, а потом рука отказалась слушаться, да еще в ушах зашумело.

— Отлично, вот упасть в мерзкую жижу — это как раз то, что мне надо… — проворчал он, а потом обратил внимание на то, как раскурочено плечо. Была бы это Бекка, ей бы оторвало голову. Механизм выстрелил одним зарядом и затих, открыв ящичек с чеком. Дока спасал пока болевой шок, но долго такое продолжаться не могло.

Бекка что-то крикнула, но сама себя не услышала. Женщина упала рядом с раненым доктором на колени, стянула с себя рукава, тонкий материал нижней рубашки подался легко и был относительно чист, в отличие от промокших насквозь юбок.

Она прижала ткань к ране, думая, что у них есть какое-то время, но оглушение уходило, и в звенящую тишину вплетались другие звуки — плеск шагов по воде.

— Бернардт, ты меня слышишь? — женщина то смотрела на доктора, то оглядывалась назад. — Приподнимись, я завяжу. Господи… — руки Бекки с трудом справлялись с узлами. — Револьвер с тобой? Бернардт?

— Если ты пытаешься что-то мне сказать, то я ничего не слышу. Даже себя. Я вообще говорю или просто шевелю губами? Кивни, если слышишь, — доктор был контужен, чувствовал, как его 'ведет', но он все еще оставался в сознании, даже нашел силы встать. — Возьми чек, уходим. Ах да… на, — он вытянул оружие из кармана, подчиняясь жестам Бекки, и стал ждать. — Там кто-то есть, да? Если станет совсем кисло, бросай меня и уходи. Напишешь Томасу, он тебе обеспечит будущее, не хочу, чтобы ты снова подалась на улицы.

— Тихо-тихо, — Бекка поддержала мужчину, коснулась его губ рукой, показывая, что стоит помолчать, испачкала его же кровью. Убедившись, что доктор пока не собирается падать, женщина, встав сбоку от механизма, дулом пистолета вытащила чек, спрятала его в корсете.

Шаги приближались, идти назад было опасно, можно подставить спины. Выйти навстречу неизвестному еще страшнее. Бекка сделала несколько быстрых шагов, завернула за угол. Раздался выстрел и крик девушки — их доктор не мог не услышать, слишком пронзительными были. То, как из рук Бекки выпало оружие, а что-то массивное упало в воду, он уже не расслышал, оглушенный новыми выстрелами.

Несколько секунд, которые могли соперничать с целыми часами, и Бернардта снова поддержали знакомые руки.

— Как ты? Бернардт? — Бекка пыталась задать направление, чтобы они могли идти прочь из этого страшного места, но мужчина был слишком высок для нее и слишком неуверенно держался на ногах. — Мы пойдем другим путем, слышишь? Там сухо, наверняка есть выход. Как ты, Бернардт?

— Смешно сказать, но я учусь читать по губам. Вот что, едем к Бернсу, — здоровой рукой Бернардт придерживался за стену. — Ты должна доставить меня и уйти. Он не бросит на пороге своего дома умирающего коллегу, иначе, я надеюсь, ему будет очень-очень стыдно, — Бернардт анализировал ситуацию, пока еще мог, и наконец, чувствовал удовлетворение от сложившейся ситуации, а может, прилив адреналина в мозг диктовал какую-то чушь. — Покалывание пока не началось, а значит, болевой шок еще действует. Плохо, что кружится голова от потери крови. Нам надо идти быстрее. Я доберусь до выхода, подгони лошадь прямо к люку и скинь какую-нибудь веревку, если я вдруг не смогу подняться по лестнице сам. Давай, я пока буду ползти в нужную сторону за тобой.

— Я не брошу тебя, — Бекка уже не слушала доктора.

Вновь затрещала ткань, уже более плотная — от верха платья, ею женщина снова перевязала рану поверх уже пропитавшихся лоскутов. Она долго искала лестницу и Бекка успела порадоваться, что не бросила Бернардта. Он бы свалился на половине пути, не смог бы перелезть через кучу чугунных брусьев или сломать невысокое ограждение.

Но они все же вышли наружу. Бекка усадила доктора на скамью и принялась ловить хоть какую-то повозку, совершенно забыв, что кроме мокрых юбок на ней только корсет в крови и в лоскуты изорванная рубашка.

Одна из карет затормозила, недовольный кучер плюнул в сторону девушки:

— Думаешь, я повезу пьяницу и шлюшку? Пошла прочь, безумная!

— Заткнись, ублюдок. Слезай, поможешь мне погрузить его в карету, — деньги, мелькнувшие в руке девушки, заставили кучера, выругавшись, спуститься с козел.

— Твою мать, это ж кровь!

— Живо поезжай. Харли-стрит, 22, - Бекка захлопнула дверцу, и карета тронулась. — Бернардт?

— Да, я слышу и скоро начну орать. Уже колет, значит, скоро я потеряю сознание от боли, ну, после того, как наорусь. Увидишь Сэла, выстрели ему в плечо и передай от меня привет.

Доктор все еще пытался шутить, хотя уже почти ничего не видел. В глазах начала мелькать цветная карусель. Он не хотел волновать Бекку, хотел заставить ее поверить, что с ним все будет нормально, хотя ничего нормального в этом не было даже отдаленно.

— И дай в левый глаз Томасу, я ему уже десять лет должен это. А-а-а-а! Ох, ты ж гребаный сын дьяволицы, ты специально собираешь… все булыжникииии!

Доктор не смог удержаться и дернулся, свернувшись клубком, прижимая здоровой рукой к телу больную покрепче. Карета и лондонские булыжники добавляли боли.

— Поосторожнее на поворотах! — Бекка ударила ногой по стенке, и кучер подпрыгнул на козлах от неожиданности.

Они подъехали к дому хирурга.

— Открывай!

Какой-то парень открыл двери, на секунду замер с удивлением и испугом, и Бекка опередила его 'кто вы?!'.

— Быстро позови хозяина! Мы из королевского общества. Скажи ему лично, что у него на пороге раненый доктор Штейн. И пришли мне помощь!

К моменту, как спустился Бернс, Бернардт уже просто скулил от боли и прилагал максимум усилий, чтобы не отключиться, возможно, навсегда.

— Господи, мисс Кавендиш! И Штейн! Ты же пропал без вести, наглый ты студентишка… — Бернс повел себя с Бернардтом так, будто знал его уже сто лет. Пожилой доктор быстро взялся за дело, приговаривая: — Ну, ничего, теперь я смогу тебе наглядно показать, как ты был неправ по поводу оперирования мышц. На моих лекциях спорить со мной, ишь, чего удумал… Ребекка, не мешайтесь. Попросите слуг налить вам чаю, что ли…

Хоть доктор Эрик Бернс и говорил довольно много, но руки его уже летали над пациентом, изучая характер повреждений. Он задал несколько вопросов Бернардту и смог получить даже какие-то ответы, потом сделал несколько уколов и наложил жгут. Он встал, повернулся к Бекке, успокаивающе ей улыбаясь:

— Ну-ну, Ребекка. Мы перевезем его в больницу, и я лично займусь операцией, хотя чего-то обещать не стану. Он потерял много крови, да еще рана ужасно загрязнена. Поедете с ним или останетесь здесь… и приведете себя в порядок? — он только сейчас заметил, насколько неприлично выглядит девушка, и хмыкнул в задумчивости.

— Я поеду, даже не делайте попыток меня спровадить, — Бекка прикрыла каким-то обрывком ткани плечи, тот даже прилип благодаря крови. — Доктор Бернс, мы бы пока не хотели открывать свои личности…

— А я бы не хотел оперировать такое ранение там, где нет для этого условий, — фыркнул Бернс.

Один парень из прислуги подал девушке сменную одежду служанки, видимо, домоправительница позаботилась.

Потом улыбка триумфатора все же появилась на лице Бернса, он смилостивился:

— Операцию мы проведем в клинике инкогнито, или вы думаете, кем я являюсь? Да и с открытием личности, знаете ли…

Расстояние до клиники оказалось небольшим, но эти семь минут пути сделались целой вечностью для Ребекки. Бернардт тихо сопел, будто ничего и не случилось, находясь под действием анальгетиков. Операционная уже была подготовлена, заметались медсестры, пришел еще один хирург, чтобы ассистировать. Бекку отстранили и окончательно забыли о ней на четыре часа, предоставив самой себе.

Потом вышел Бернс, устало вытирая лоб, стягивая с себя халат:

— Ну-с, мисс Кавендиш, если это в самом деле ваша фамилия, попрошу к себе в кабинет. Завтра станет ясно, насколько операция успешна.

— Завтра? А кто сейчас с Бернардтом? — Ребекка огляделась, будто искала пути отступления. На самом деле, после того как исчезла нужда действовать, она сама погрузилась в тихий шок. Просьба вышла почти мольбой, — можно, сейчас я просто посижу там, а потом мы вместе вам все расскажем?

— Полагаю, он не расскажет мне ничего довольно долгое время, — сказал доктор Бернс и быстро добавил совсем побелевшей Бекке, — серьезная рана. Мы вытащили дробь, зашили, что могли, так что функции руки восстановятся, но рана была грязной… В лучшем случае пойдет небольшое воспаление, возможно лихорадка, в худшем — гангрена. Придете к мистеру Штейну, когда его определят в палату, сейчас вы только будете мешать.

Он махнул рукой и пошел по коридору вперед, приглашая за собой. Уже потом, откинувшись в роскошном кожаном кресле, он налил Бекке янтарного яблочного бренди столько же, сколько и себе.

— Вы не представляете, как миссис Бернс меня упрекает, когда я провожу ночь вне дома… Расскажите мне все, что сможете, а потом посмотрим.

— Да, это правильно, — Бекка кивнула. После она заняла себя разными делами, уборкой со стола, в ванной. Хотелось снова почувствовать, что эта квартира их дом, однако последние события как будто осквернили их убежище.

Сотрудничество с Кингсли было не так ужасно, как рисовалось поначалу. Пока это выглядело, как самая обыкновенная работа, в любом случае, не было в ней ничего сложного для Бернардта, привыкшего к организаторской деятельности.

Барон оказался хорошим руководителем, его гнета не чувствовалось, но, тем не менее, он все контролировал. Кингсли детально делился всем, что относилось к производству или идеям, но очень скупо тем, что касалось разных людей, вовлеченных в дело. Так же не было никаких документов, подтверждающих наличие тайного производства, и списков членов объединения. Но некоторых Бернардт уже знал, Бекка почти не ошиблась в подозреваемых — лорд Нольвенн, охотник Джори Трёвер, пожилой артиллерист. Кингсли еще поговаривал, что сам епископ поощряет их деятельность.

Никуда не делась и игра в благородное общество и светские встречи — для окружающих все должно было оставаться неизменным.

Сейчас стало совсем жарко — весна перевалила за середину и чаще баловала солнечными днями, нежели грозами. Устроили охоту для джентльменов и пикник для дам. Это событие превратило большие владения в обустроенный парк с разноцветными шатрами, лавочками и прочими мелочами, обеспечивающими комфорт отдыхающим.

Ребекка теперь удовлетворяла представление о благородной даме — меланхолична, отрешена от суеты. Она чаще сидела с книгами, хотя глаза ее смотрели сквозь страницы. Вот и сейчас, оставив общество дам, она отдыхала на скамье, в тени под большим зонтом. Какой-то юнец, привлеченный легкой дамской грустью, усевшись на почтительном расстоянии, пытался сделать с Бекки набросок.

Цепочка случайностей снова свела Бернардта с Айгнейс Бернс.

— Как ваша рука, мистер Шрайбер? Вы собираетесь участвовать в охоте? — Айгнейс гладила лошадей. Девушка кинула тревожный взгляд на сидящую поодаль невесту барона. — Мисс Кавендиш так подкосило ваше ранение…

— Да, остается лишь надеяться, что она скоро придет в себя, — Бернардт оглянулся на Бекку.

Он удивлялся, что она перестала быть похожей на себя. Это даже начало тяготить, как обуза на шее. Он не мог переносить ее меланхолию долго, постоянно чувствовал себя виноватым, и они почти не беседовали больше.

— Моя рука почти нормально, — добавил он, — конечно мелкая моторика будет восстанавливаться довольно долго, но я надеюсь разработать руку до прежнего состояния. А вы, мисс Бернс, как поживаете? Надеюсь, у вас не было из-за меня неприятностей?

— Отец пылинки с меня сдувает, — Айгнейс улыбнулась. — Так что на мне никак не отразилось ваше разоблачение. Хотя вряд ли он был бы рад нашему общению, — девушку интересовало, как обстоят дела с расследованием Бернардта, но здесь вести этот разговор было небезопасно. — Но я искренне надеюсь, что больше с вами не случится подобного.

Мисс Бернс, конечно же, имела в виду ранение, о том, что Бекку пытали, она знать не могла. Да и Бекка так и не смогла заставить себя рассказать Бернардту о том, что с ней делали, не говоря о том, что не могла и помыслить раздеться в присутствии мужчины.

— Я сам искренне надеюсь на это, — улыбнулся девушке доктор. Его немного нервировала светская болтовня, да и вообще он так и не полюбил выходы в свет, хотя мог поддержать беседу о погоде, о культуре, иногда выслушать осторожные мнения о разных людях. Ничего личного, ничего тревожащего, будто одно сплошное счастливое болото. — Скажите, Агнесса, вам нравятся выходы в свет? Мне, грубому мужлану, нелегко найти в них прелесть. Сказать по правде, я всегда старался избегать их…

— Это моя единственная возможность общения, — Айгнейс пожала плечами. — Выбирать не приходится. Конечно, это кажется мне ужасным суррогатом отношений, какие должны быть на самом деле между родственниками, друзьями и… — девушка осеклась. — Не хотите проехаться немного верхом? Конечно, оставлять Бекку было подло, но она опять впала в состояние, в котором никого не замечала, поэтому Бернардт все же согласился.

— Конечно. Честь для меня составить вам компанию.

Ну конечно, док был прав. Сэл поступил плохо, но из лучших побуждений. Он прикинул рост Бекки, и пуля влетела бы точно, да он бы мог зуб дать, что она даже не поняла бы, что случилось. Оппа, и уже в раю.

Конечно же, он не сомневался, что мисс Бекка попадет в рай. Как это часто случается с психопатами, особенно с социально опасными психопатами, Сэл относился к разным противоречивым вещам с самой что ни на есть детской беззаветной верой. Он верил в рай и ад. Но после пыток, он знал, Ребекка испытала много боли, наверняка ее душа омрачилась. Теперь в рай мисс Бекку не пустят.

— Мне стоит беречь спину, мисс Бекка, или я могу поговорить? — Сэл возник, как всегда, неожиданно. — Уточняю, что на этот раз я не собираюсь пытаться причинить тебе вред. Даже наоборот, я скорее хочу рассказать кое-что о том человеке, о котором ты думаешь.

— Я думаю о Бернардте, а ты наверняка не о нем хотел поговорить, — Бекка прикрыла книгу, которую и так не читала. — Он, похоже, весьма доволен своей новой ролью афериста-предпринимателя. Что ж, психиатр из него все равно дерьмовый, — Бекка даже ухмыльнулась, она вовсе не была такой уж ушедшей в себя, как многие думали.

— Значит, Фитц будет вторым человеком, мисс Бекка, — Сэл коротко поклонился, чтобы окружающие видели, что он соблюдает правила приличия. Только разговор пошел совсем не на те темы, о которых говорят в приличном обществе. Он присел рядом: — Веришь ли ты мне, мисс Бекка, но я хочу помочь тебе. Мой папашка говорил, что если тебя раздражает муха, надо ее прихлопнуть. Я знаю все о твоей мухе, которая кружит по Лондону, и собираюсь предложить тебе… ну, я вижу, ты поняла.

— Да, я думала предложить тебе это же… Только, видишь ли, боюсь, что потом тоже начну шлепать разных мух без разбору. Но я не думаю, что ты хочешь мне помочь, скорее у тебя просто руки чешутся, — Бекка задумалась. Легко говорить о своих намереньях, так что стоило подумать, многое ли отличает ее от Сэла, или она уже перешла на ту сторону — к пациентам, которых доктор Штейн и не собирался лечить? — Но я не хочу для этой мухи случайной смерти… понимаешь?

— Понимаю, мисс Бекка. Моя Элли тоже думает так, — Бернардт уже говорил Бекке как-то, что Сэл зовет свой молоток Элли Купер в честь какой-то девушки, правда без. — Ты хочешь участвовать сама, мисс Бекка?

— Я буду присутствовать. В конце концов, и я, и Патрик немало помучились из-за него. Кто знает, быть может, если бы не Фитц, я бы уже нянчила ребенка в какой-нибудь глубинке, — Бекка иногда поражалась тому, какие доверительные отношения были у психа с Бернардтом, тут и вправду, впору ревновать. — Чем же я тебе так мешала, Сэл?

— Док говорит, что это… ревность, которая проявляется у меня к нему, как к персонификации отца. Ты ж знаешь, мисс Бекка, я был привязан к своему папашке, — Сэл усмехнулся. Вообще, в образе слуги речь его преображалась в твердую, четко поставленную и уважительную, но стоило выйти из образа, как побеждала мимика и хриплый выговор городских низов. — Тогда поговорим, когда я поймаю твою муху, мисс Бекка.

— Хорошо. Я тут письмо написала, кинь его на почту, постарайся не прочитать по дороге, — женщина вручила Сэлу запечатанный конверт. — И, Сэл, сдается мне, что ни к чему тебе ревновать.

— Я постараюсь, мисс Бекка, что б ты там не думала, у меня есть уважение к личной жизни, — Сэл ухмыльнулся и как-то очень быстро затерялся в толпе гостей.

Меттью Белл сидел на старом скрипящем стуле и прихлебывал кофе. На кружке уже появился налет, коричневые кольца могли служить точным показателем того, сколько времени он проводит на работе. Да и щетина, еще несколько дней назад бывшая совсем короткой, постепенно превратилась в благообразную бородку. Он уже стал задумываться о том, чтобы ее не сбривать, тем более, что половина желаемой бородки уже отросла.

— Эй, Колокольчик, кто вел дело Эшеров? — крикнул ему старик Ник.

Меттью Белл поморщился. Он не любил свое прозвище. Когда-то давно он вел дело о краже серебряного колокола из кафедрального собора, да и фамилия совпала, так что вот уже пять лет его терзали морально, называя Меттью Колокольчиком, будто он не был старшим инспектором Скотланд-Ярда.

— Белл, Ник! Не зови меня Колокольчиком! Сколько раз я тебе говорил?! — рыкнул на наглую рожу старого инспектора Меттью, хотя знал, что это безрезультатно. Вот уже пять лет не приносит никакой пользы, это стало скорее привычкой, выработавшейся формой общения.

— Как скажешь, Колокольчик. А, нашел! — Ник ухромал в соседнюю клетушку, строчить отчет. А Меттью стал разбирать корреспонденцию.

Писем без обратного адреса, написанных мелким неаккуратным почерком, было уже пять. Не особо длинные, но порядком досаждающие — они служили напоминанием о деле, которое вот уже год как полиция не может раскрыть.

Поздней осенью все началось с кражи дорогих государственных автоматонов. Потом нападение автоматонов на людей, порченые детали, образцы, не подлежащие восстановлению, и куча нелепых случайных смертей. Выход на черный рынок поддельных деталей, которые как будто появлялись из ниоткуда и пропадали в никуда.

Неизвестный в своих письмах писал о производстве деталей с самых низов. Он называл себя курьером, делился, кому и как поставлял детали, правда, не называя имен изготовителей и не говоря ни слова о себе.

Сегодня курьер сообщил, что он стал ближе к голове этой организации. Обещал, что вот-вот назовет имена.

Проклиная энтузиаста, Меттью заставил себя подняться и пойти в архив. Огромная папка, набитая свидетельствами, фотографиями, заявлениями, какими-то побочными фактами, лишь сомнительно связанными с этим делом, служила подставкой под поколения чашек архивариуса, который мог найти все, что угодно, и каким-то особым чутьем почти всегда угадывал, какое дело подложить под очередную чашку, чтобы не пришлось долго искать. В этом Меттью видел древнее проклятие архивариуса. Стоило тому найти случайную папку и положить себе под кружку — дело обещало быть раскрытым.

Белл еще раз чертыхнулся, теперь ему точно светила работа, а значит, письма анонима и в самом деле не пустышка…

Мисс Бернс была неплохой наездницей, хотя и не ехала при Бернардте слишком быстро, а, доехав до озера, и вовсе спешилась. В этой девушке имелась какая-то особенная благородная гордость, позволявшая ей сохранять свою породу, притом, что внешне она имела весьма мягкий и нежный вид. Эта же гордость давала ей спокойно и сдержанно общаться с мужчиной много старше ее, с тем, кому она призналась в своих чувствах.

— Какое же времяпрепровождение вам нравится, доктор Штейн? Вы ведь и раньше не часто появлялись в обществе.

— Я привык учиться и работать, Агнесса. У меня два образования, я знаю шесть языков, и до этого года избегал всех случаев, когда мои родственники пытались меня затянуть на светские вечеринки, где всегда полно чьих-то племянниц, — доктор задумался, возможно, он переборщил с откровенностью. Стянул с лица дыхательную маску, чтобы немного насладиться свежим воздухом.

— Я знаю семь языков, была с отцом в Индии, Германии, еще нескольких странах. Да и библиотека моего отца — настоящее сокровище, — Айгнейс улыбалась, доктор Штейн ей нравился именно этим: своей серьезностью, отстраненностью и возрастом, всем тем, от чего бы Бекка стала скучать. — Вы действительно обручены с Ребеккой?

— Скорее я принимаю желаемое за действительность, — Бернардт улыбнулся девушке. Это был флирт, тут и думать не надо, и доктору он нравился. Флирт оказался той самой разрядкой для мозга и души, оба это понимали, разговор ни к чему не обязывал. — Но у нее, и правда, на пальце семейная реликвия. Вот чего я не пойму, вы прекрасная молодая леди, умная, тонкая, привлекательная. Как получилось, что вы все еще не замужем?

— Мне фатально не везет. Я уже дважды была помолвлена, один мой жених скончался после падения с лошади, а второй уехал во Францию и был убит в пути бандитами. Ну, и конечно есть множество тех, кого отвергла моя мать, — Айгнейс тоже улыбалась, хотя и немного грустно. — Вы, должно быть, все еще думаете, что сказанное мной в библиотеке было лишь способом вывести вас на чистую воду?

— Я не знаю, что и думать, Агнесса. Не представляю, как можно влюбиться в человека, которого знаешь только по фотографии. Вы нашли во мне хоть что-то, что представляли в том человеке на фотокарточке?

— Вы никогда не думали, что фантазировать и мечтать куда более приятно, чем соприкасаться с объектом мечтаний в реальности? Но пока вы мне все еще нравитесь, — девушка засмеялась, она старалась держаться легко и весело, но для Бернардта, как психиатра, не скрылась вымученность ее слов. — В меня влюблялись, доктор Штейн, так влюблялись, что обещали не жить без меня, но я была холодна. Наверно, сейчас в нашей ситуации есть некая ирония судьбы.

— В мире все всегда не так, как нам хочется. Но так для вас даже лучше, Агнесса. Право, зачем вам безродный самозванец, еще один в коллекции погибших женихов… — это была какая-то злая шутка. Доктор не хотел омрачать разговор дальше. И потом, несмотря на свои манеры, он чувствовал желание продолжить разговор в другом русле, да о таком бы думал любой мужчина, если рядом стоит такая очаровательная особа, и снова говорит о том, что влюблена по уши.

— Я уверена, что с вами все будет хорошо, — Айгнейс оглянулась на озеро. Здесь было тихо, не слышен гул разговоров отдыхающих, лая собак, только плеск воды в озере под копытами лошади. Айгнейс перевела взгляд на доктора: — Признаться, я ни разу не была настолько наглой, настолько равнодушной к тому, что могут подумать о моем отсутствии, о моем поведении. Если бы не вы со своими масками и опасным делом, я бы чувствовала себя отчаянной, но на вашем фоне моя эскапада, конечно, бледнеет.

— Потрясен вашей смелостью, и не выдам вас даже под пыткой, — шаг вперед. Небольшой, чтобы оказаться ближе. Бернардт ухватил ручку Агнессы и, поднеся к губам, коснулся пальцев, опутанных кружевом перчатки.

— Сдается мне, что и тут мои проступки бледнеют по сравнению с тем фактом, что скрываю вас от остальных людей, — Айгнейс засмеялась, в ее смехе был вызов. Или призыв? Такой смех бывал у Бекки, стоило ей оказаться в центре мужского внимания. Хотя если вспоминать Бекку, для Бернардта она смеялась иначе, с почти дьявольской притягательностью, однако, учитывая сдержанность Айгнейс, сейчас она смеялась тоже только для одного мужчины.

— А я понимаю, что многое упустил, когда не ходил на светские приемы в своей прошлой жизни, — сказал Бернардт.

Конечно, тогда бы он не стал гулять по городу с Беккой. В эту историю с автоматонами он втянул себя сам самым глупым способом. И теперь было уже поздно пытаться выйти из нее с наименьшими потерями.