Механическое стаккато (СИ)

Глава 5

— Бернардт! — в дверях купе стояла Бекка, уже снова в юбке. В руке девушка держала бутылку дорогущего шампанского. Темно-вишневый атлас платья оттенял красные губы.

— Бекка! — доктор подхватил ее и сжал в объятиях, впиваясь поцелуем в ее улыбку, потом удивленно на нее воззрился. — Я же не просмотрел тебя на платформе? Нет?

— Нет. Я села только что, — Ребекка еще больше расплылась в улыбке, ведь поезд мчал на всех парах.

Девушка обогнула доктора, вручила ему свой груз.

— Открывай! — Ребекка не без усилия справилась с окном, и в купе ворвался холодный весенний воздух, девушка сорвала с волос шляпку и высунулась наружу. — Ну, что, со свободой нас?!

— С ней самой! — доктор рассмеялся.

Девушка впервые услышала его смех, заразительный и слегка безумный, совсем не подходящий для того образа, какой выстроил себе Бернардт на людях. Хлопнула пробка, и из горлышка вырвалась легкая дымка.

— Мне не верится даже… — признался он.

— Пока будем верить, что свобода случилась с нами абсолютно, — Бекка отвернулась от окна, глядя на любимого мужчину. Сколько нового было в улыбке свободной Ребекки, не скованной обязательствами и страхом. Из-за женщин с такими улыбками могли разгораться войны.

Такими улыбками русалки заманивали корабли на рифы.

Ветер из окна трепал разрушенную прическу, придавая девушке немного ведьмовской вид. Бекка взяла у доктора бутылку и, высоко закинув ее, пила прямо из горлышка, капли шампанского катились по ее губам, по тонкой шее.

— О, я забыла обзавестись сигаретами, — прервавшись, посетовала она.

— Ничего, купим на станции, — Бернардт отмахнулся.

Он хотел рассказать Ребекке о том, что собирается продолжить собственную миниатюрную войну с заводом, пока его связи и накопленная информация еще чего-то стоят. Но мысли просто увязли в ее бесшабашной красоте и настроении, как мухи в меду.

Прикрыв окно, доктор стянул с себя плащ, а потом привлек к себе девушку, зарываясь в ее волосы, стягивая одежду, лаская шею губами. Сейчас не время для серьезных разговоров, да и не хотелось разрушать ощущение того, что они выбрались из лондонской паутины.

— Мне будет больно, — тихо отозвалась Бекка, скидывая с себя сумасшедшее веселье. — Две недели всего с операции прошло. И я не передала заказ. Механизм все еще со мной.

— Я просто немного подержу тебя в руках, — он замер, сосредоточиваясь. Как он вообще мог настолько забыться? Бернардт себя мысленно упрекнул, но объятий не разжал. Он не хотел больше отпускать Бекку, даже на секунду, ведь так приятно просто купаться в ее тепле и запахе. Что-то такое было в нем сейчас очень властное и одновременно жалостливое, одинокое.

— Пожалуйста, не бросай меня. Ладно?

— Я никуда не денусь, — искренне пообещала Бекка, она чуть развернулась, так чтобы они могли сесть. Не отпуская мужчину, скинула сапожки и уложила ноги на скамью. — Есть идеи, куда мы поедем? В курсе, что мы везем целое состояние?

— Я же это состояние ставил, конечно, в курсе, — Бернардт тоже уселся удобнее, достал очки из кармана и нацепил их на нос. Прикрыл глаза, раздумывая. — У меня есть домик, никто не знает о нем. Никогда не пользовался им, сможем пока пожить там.

Нет, он уже достаточно думал и точно знал, куда они направляются, но раньше он не учитывал Сэла, поэтому, возможно, план придется чуть переработать.

— Бекка, это очень важно, послушай. Что ты скажешь, если я постараюсь уничтожить верхушку организации, которая всем этим занимается? Нет, не говори сразу, подумай. Отбрось в сторону тех людей, которым помогает кто-то вроде Патрика и тебя. Посчитай реальное количество жертв и людей, ввязавшихся в это дело не по своей воле, и тогда скажи. Потому что у меня большой счет к ним, и я в любом случае убью того ублюдка, который распорядился сделать тебе операцию. Я убью его, неважно, каким способом.

— Только тех, кто выше Патрика, — Бекка серьезно посмотрела на доктора. — Не смей трогать Патрика и моих ребят. Знай, Бернардт, каждая жертва на этом заводе, каждый несчастный случай за последние месяцы — это и моя кровь и моя боль, которыми я платила за то, чтобы у этих людей был шанс. Не ценя их, ты обесцениваешь и мою жизнь.

— Понял. Да и с Патриком мы друг друга прекрасно поняли, когда он любезно не всадил мне в голову заряд картечи, — Бернардт кивнул. Хорошо, что про Сэла не сказал, ох, хорошо. Главное, чтобы и тот ничем не обмолвился про это, когда встретится с Беккой, а это, наверное, будет очень скоро. Следовало предупредить девушку, чтобы она не испугалась.

— Думаю, мы квиты… — заключил Бернард, и потом, решившись, добавил:

— Знаешь, за нами следует один мой пациент, не сомневаюсь, что он в этом поезде. М-м-м… — доктор помялся, не зная как сказать о психопате и убийце, которому незнамо что может взбрести в голову, и который дико боится всех представителей рода кошачьего. Он стукнул себя по лбу, понимая, что сейчас его слова вообще будут просто смехотворны. — Только… если он будет не в себе, то… мяукни. Нет, я понимаю, это странно звучит, но он же псих, ему положено… если он будет вести себя плохо, то не забудь мяукнуть…

— Зачем он с нами? — Бекка встала с полки, поправляя платье. Романтический момент все равно был испорчен разговорами о мести, и доктор легко отпустил ее. Девушка настороженно смотрела на Бернардта. — Это нормально, что нас теперь будут преследовать психи?

— Ну, он был запасной идеей, а теперь Сэл станет главной ударной силой, — доктор еще раз стукнул себя по лбу, коря за кретинизм. Зачем вообще было говорить о психе, что следует за ними? Можно бы это сделать и потом. Вообще отложить все серьезные разговоры напоследок. — Только один псих, клянусь. Он не будет мешать, но и сбежать от него не удастся…

— Дерьмо какое-то… — Бекка села на противоположную полку и снова отпила из бутылки шампанского. — Подожди, что значит 'главной ударной силой'? Чем твой псих поможет нам с поисками верхушки? Поверь мне, это очень могущественные люди, и сдается мне, что целее мы будем, забыв о них раз и навсегда.

— А с кем я общался на работе, по-твоему? С ребятами из соседнего двора? — стало обидно, кажется, его принимали просто за какого-то врача, просто хирурга, не более. Нет, она не думала о том, что приходится иногда делать руководителю серьезного государственного учреждения, тем более если быть при этом не просто марионеткой, а преуспевающим человеком. Этим Бернардт успокоил свое раздражение, хотя все равно грязный осадок остался, будто он был кем-то бессильным.

— Бекка, ты-то должна уже была понять… Не проблема уйти с завода, не проблема была сегодня покончить там со всем, этих людей вычислить не сложно, если есть связи. А Сэл… у него особый дар расправляться с людьми… хм, так что я думаю, потягаться с этой змеиной головой мы можем, хотя и о путях отхода подумать не повредит…

— Не проблема? — Бекка закусила губу, отвернувшись к окну. — Связи…. А что ты можешь без связей? Или это просто я не вхожу в число того, ради чего стоит рисковать? Я видела, как избили Патрика за отказ делать мне операцию. А ты что-то сказал боссу?

— Входишь… — Бернардт даже не смог сначала сказать что-то еще.

'Боже, отлично, как мы вообще до такого скатились?' — подумал он. Еще недавнее раздражение на Бекку теперь вылилось в злость на себя. Это он виноват, не стал тогда возражать, надеялся, что мастерство его не подведет, боялся рассердить того огромного идиота и сделать ситуацию только хуже. И Бернардт сделал эту операцию, этими самыми руками он вырезал мертвого ребенка, сам же все зашил. И теперь он спрятал руки в карманы штанов, его снова начало трясти. 'Но уж Бекке этого говорить не стоит, это ее стоит жалеть, а не себя' — пальцы заныли от напряжения, Бернардт попросил:

— Давай закончим. Сейчас только наговорим друг другу всякого, и будем упрекать во всех смертных грехах. Я виноват, да, я ничего не сказал. И ты можешь меня за это ненавидеть, это справедливо.

— Я не хочу никого ненавидеть. Кто я такая, чтобы кого-то судить? — Бекка перевела взгляд в окно, снова подняла бутылку, делая несколько больших глотков. — Я ничего не знаю о тебе, — неожиданно прибавила она. — Я чувствую, что ты осуждаешь мои взгляды, не приемлешь общество, к которому я принадлежу. Это нормально, но какой ты сам? Откуда ты, кто был с тобой рядом… Почему тебе на помощь пришел какой-то псих? Почему ты не позвонил людям, которых попросил бы не волноваться, не успокоил, что ты жив?

— Давай последовательно, — доктор вздохнул. Неприятный разговор никак не кончался, а лишь давал новые колючие витки. — Ко мне на помощь пришел какой-то псих, потому что по его безумным законам он обязан не дать мне умереть, и я об этом знал. Не позвонил я никому из родных, потому что не хотел никого из них подставлять в случае, если звонки будут отслежены. Позвонил я людям, которые могут мне помочь, потому что это логично. Какой я? Это сложнее. Очень беспринципный, готовый ради выгоды на многое, возможно, еще какой-то, но главное — любящий тебя человек. Что еще ты хочешь знать?

'Господи, как мы докатились до такого?' — снова подумал доктор, — 'Как я докатился?'. Ребекка была права, вопросы били по больному, заставляя сомневаться, что он вообще поступал, как нормальный человек.

Бекка встала и присела на край полки рядом с доктором.

— Зря разговор так повернулся, — рука девушки накрыла руку Бернардта. — Просто такие нервы последнее время. Ведь это тяжелое испытание для меня, и для тебя, столкнувшегося с чем-то, наверно не совсем понятным тебе, — Бекка улыбнулась, немного покровительственно, немного печально. — Я сделаю тебя лучше, главное — душа, главное то, о чем ты сможешь рассказать на небесах.

Она легла рядом. Стало тесно, но они давно освоили узкую шаткую софу в комнатке, где был заключен доктор.

— Главное, чтобы путь вел наверх, а не вниз… — Бернардт прикрыл глаза, слушая дыхание девушки.

Вне Лондона дышалось совсем по-другому. Бернардт, выйдя из поезда, закашлялся. После того, чем приходилось дышать на заводе, выезд в сельскую местность стал сродни походу в горы.

Оставшаяся часть пути до небольшого домика оказалась совсем легкой. На месте они были к рассветному времени, когда краешек солнца выглядывал из-за горизонта. В такой глуши подвезти их согласился только смотритель станции, но даже обещал за скромную плату привезти продуктов.

Доктор порылся под крыльцом и вытащил связку ключей от двухэтажного дома. Сад вокруг совсем зарос, а дом внутри пропах затхлостью. Мебель покрылась толстым слоем пыли и даже паутиной.

— Года два тут не был, — сказал он. — Надо вытащить из тебя деталь, тут есть небольшая операционная в подвале. Потом переедем к моему кузену Томасу, у него более цивилизованно.

На покрытом грязью полу оставались четкие следы. Доктор распахнул стоящие в углу часы с маятником и достал оттуда ящик, завернутый в тряпки, распаковал и, не обращая внимания на Бекку, стал перебирать рычажки. Это оказалась переносная телефонная станция.

— Можешь пока все осмотреть, я быстро.

— Это хорошо, что мы тут не останемся, — Бекке пришлось высоко поднимать юбки платья, ведь мало того, что оно было дорогим, а теперь и ее единственным платьем.

Вообще, стоило разжиться хоть каким-то багажом. У Ребекки были деньги, и неплохие — на две недели проживания в отеле, еду и даже на те роскошные места, где бывал заказчик деталей. Но многое ушло на покупку билетов, и часть была отдана Патрику, осталось всего ничего.

— Наверху жилые комнаты, — крикнул Бернардт. — Выбери какую-нибудь, там все должно быть накрыто чехлами, можно обойтись без уборки.

Бекка не ответила, но задержалась на лестнице, осматривая дом. Даже в запустении он казался ей роскошными апартаментами. Стены украшали дорогие обои, правда, сейчас пошедшие волнами от сырости. На деревянной мебели встречалась резьба и даже клейма мастеров, и обстановка была полной.

Бернардт набрал номер, и Бекка услышала часть разговора:

— Да, Томаса Блекстоуна. Будьте добры…. Так разбудите!

Ожидание ответа затянулось, а потом Бернардт и вовсе закрыл дверь.

Разочарованной девушке не осталось ничего более, как продолжить экскурсию. На первом этаже имелась ванная, уборная, большая кухня, совмещенная со столовой. А так же огромный холл, в который они вошли со двора, и кладовая с дверью в подвал. Наверху было еще пять комнат.

Бекка как раз осматривала кухню, когда задняя дверь скрипнула, и вошел незнакомец. Он прижал палец к губам, призывая к молчанию. Потом поставил корзину с продуктами на стол, посмотрел на девушку, которая сразу догадалась, кто перед ней.

Он выглядел почти нормально: легкая небритость, волосы, стянутые в хвост. Какие-то брюки, что были ему коротковаты, рубашка, жилетка с цепочкой карманных часов, длинный плащ, перчатки без пальцев. От психа пахло пылью, машинным маслом и потом.

— Готовить умеешь? — недовольно спросила Ребекка.

Парень кивнул. Вытащил из корзины яблоко, вытер его об тряпицу и подал девушке. Он рассматривал Бекку, но не облик, скорее ее реакцию, движения, выражение лица, пытаясь угадать, как она поступит или что думает. Сам он был достаточно высок и при этом горбился, скрывая свой рост, длинные руки при этом казались особенно подвижными.

— Салли Монтгомери Ферчайлд, мисс Бекка. Можно просто Сэл, — он улыбнулся. Безумия на первый взгляд в нем не замечалось, оставалось полагаться только на слова доктора.

Бекка взяла яблоко, но есть не стала, да и не стоило пока, если впереди операция по извлечению драгоценной детали.

— Меня уже просветили, что полезнее для здоровья быть с тобой в дружественных отношениях. Хочу посоветовать применить этот принцип и ко мне, — Ребекка дружелюбно расплылась в осторожной и обольстительной улыбке. Пока Бернардт не слышал, она могла позволить себе такие предостережения.

— Яблоко не повредит, мисс Бекка. Операционную надо сначала убрать, — проницательность психа поражала, он уловил ее сомнения мгновенно. Решив занять себя делом, Сэл начал стаскивать покрывала с мебели, кидая их в найденный короб для картошки. Только пол все еще оставался пыльным.

— Я хороший человек для тебя, мисс Бекка, — лицо Сэла отличалось живейшей мимикой. Из задумчивого оно становилось озадаченным, потом огорченным, потом снова на него выплыла улыбка. Он вспомнил, что хотел сказать:

— Патрика били, но он жив. Очень огорчен вашей с доком пропажей. Передавал 'привет'.

— Я знаю, — коротко ответила Бекка. Хорошо, что никто, даже этот Сэл, не мог знать о том, что было между ней и главным механиком. — Если ты не против, я выйду в сад. Мне не очень хорошо.

Ребекка оставила яблоко на столе. Из-за чертового увеличенного короба внутри нее — весь организм сходил с ума. Ее угнетала предстоящая операция. Конечно, Бекка хотела избавиться от лишнего железа внутри, но было и страшно: какое осложнение будет на этот раз? Сколько придется отходить после операции? Что сталось с эфиром в покинутой на два года операционной? Как же ее замучили эти вскрытия и зашивания!

Еще не нравилось, что это делал Бернардт. Не потому, что она не доверяла его мастерству или имела какие-то глупые причины стесняться своих послеоперационных состояний, ей просто не хотелось и для него становиться девушкой-шкатулкой, механизмом, который можно открывать и закрывать, когда вздумается.

Ребекка прикрыла глаза, вдыхая свежий воздух в саду. Его вкус был прекраснее 'Вдовы Клико'.

Доктор закончил говорить по переносной станции и, зайдя на кухню, застал удивительную картину — убийцу в фартуке, моющего посуду. Печь тот тоже как-то раскочегарил, и на ней стоял чайник и дополнительная кастрюля с бинтами.

— Бекка? — Бернардт почти не беспокоился, но все же нащупал рукоятку револьвера в кармане плаща.

Сэл принялся скоблить тряпкой с песком нож, неторопливо и тщательно.

— Вышла на воздух. Тут пыльно. И печально, — ответил псих.

Сэл дождался, пока доктор успокоится, и сполоснул две чашки, отпустив, наконец, злополучный нож. Очень кстати пришлась корзина, найденная на станции, уже собранная чтобы отправить кому-то и позаимствованная. Мужчина разыскал там чай и заварил его.

— Нужно время прийти в себя. Мир меняется, — задумчиво протянул Сэл.

Он давно ни с кем не говорил, но сейчас приходилось. И фразы выходили медленными, заторможенными, нелепыми рублеными предложениями, потому что он не мог вспомнить слова сразу.

— Понимаю. Не говори ей про завод. И про твои дела там, — Бернардт отхлебнул из чашки, успокаиваясь. Сердце стучало как бешеное, надо же было так испугаться.

— Да. Она… больно, — убийца отвернулся, вернувшись к посуде. Обдумывая сказанное и не сказанное, оба мужчины породили на кухне тишину особого рода.

Когда Бекка вернулась, док дотирал полы на кухне, а Сэл раскладывал продукты на полки в шкаф. Удивительно, но за несколько минут они стали вести себя как сообщники. Бернардт совсем не обращался с Сэлом, как с психом, который неизвестно что может сделать, а говорил, как с приятелем.

— Когда операция? — спросила девушка, когда Сэл вышел, и она снова осталась с доктором наедине.

Бернардт улыбнулся ей, кивнул на стакан воды и две таблетки:

— Будут проблемы с наркозом. Не думаю, что баллоны с эфиром все еще годны, — пока что его это волновало больше всего. Лучше бы Патрик дал ему на прощание не револьвер, а медицинский саквояж.

Ждать пришлось еще довольно долго — пока подготовишь стол, пока прокипятишь инструменты и сам сполоснешься под ужасно холодной водой — и это в начале весны… Не сказать, чтобы на свободе было все, как в сказке. Сэл растворился где-то на верхних этажах, а Бекка, закрыв во время ожидания глаза, так и проспала до конца операции. Деталь была извлечена, и не верилось, что набор железок размером с кулак может стоить, как путь в светлое будущее.

Пришлось вытащить коробку, эта задача была одной из самых сложных. Бернардт сотни раз благодарил бога, что не положился на действие таблеток — наркотика и сильного снотворного — и все же испробовал анестезию хлороформом, а не эфиром: уже не практикуемую, но все еще не менее действенную.

Бекка проснулась уже наверху, лежа в постели под грудой теплых одеял. День клонился к вечеру, так что Бернардт и Сэл много чего успели сделать. Например, все отмыть и распаковать мебель, не тревожа Бекку.

Просыпаться после наркоза было самым неприятным для девушки, оно всегда начиналось с некоторой паники и возбуждения. Она сжала руки в кулаки, чего-то не хватало в этот раз.

Каждый раз она просыпалась от голосов, от мягкого давления и тепла на своей ладони. Это был чуть заикающийся поспешный треп Джепетто и полумеханическая-полуживая рука Патрика, держащая ее. Правая ладонь главного механика как раз была живой плотью, мягкая и теплая, только тыльную ее сторону прокрывали трубки и пластины, левая же его рука была полностью механической.

Сначала среди следящих за ее пробуждением не стало Джепетто, веселого старика, мясника — как назвал его Бернардт. Джепетто умел вызвать улыбку у пациента даже тогда, когда тому хотелось лезть на стену. После предпоследней операции, лишившей ее совсем крохотного существа, которое могло быть ее ребенком, не было ни Джепетто, ни Бернардта, который был в заточении.

Рядом оказалась только ладонь Патрика.

— Что у тебя с головой, Патрик? — голос ее был сиплый, горло пересохшим от эфира, а на маске главного механика красовалась какая-то нелепая повязка, подоткнутая под детали и пропитанная кровью.

— Неважно. Как ты? Давай-ка пока на твоем здоровье сосредоточимся.

— У меня плохое предчувствие. Что пошло не так, Патрик?

— Боюсь, ты лишилась ребенка… Бекка, это слишком далеко зашло. Хотя бы для тебя это должно прекратиться…

Ребекка очнулась окончательно, видения прошлого отступили. Она жалела о том, что никто ее не встречает на этой стороне.

Сначала она не обратила внимания, в полумраке комнаты было плохо видно, но в углу, свернувшись в кресле, дремал доктор. Иногда он вздрагивал, все же дом не успел протопиться достаточно, но упорно отказывался просыпаться. За окном началась морось, и ветер безнадежно стучал в окно, скребя ветвями по стеклу. Свобода оказалась мрачноватой, не такой солнечной, как хотелось, без разительных отличий от заточения на заводе.

Наверное, стоило подождать с операцией. Досада и страх все еще не покидали Бекку — затянувшаяся стадия возбуждения? Или просто уже нервы сдали? Сердце скакало в груди, было немного душно, наверно, от того же сердца, ведь механическое легкое избавляло ее от некоторых побочных эффектов после наркоза. Где-то в мыслях Бекка ухмыльнулась, в чем-то она уже разбиралась, и это с двумя-то классами образования.

Позвать Бернардта не удавалось, в горле пересохло. Оставалось просто обидеться на него за то, что он, как анестезиолог по совместительству, спал в такой ответственный момент. На тумбочке стоял графин и стакан, разве что налить было некому. Рядом с кроватью поставили ночную вазу, на всякий случай. Однако все равно не хватало человеческого внимания после такой-то операции, считай, половину бока вырезали, а потом заново сшили. Дверь отворилась, и в комнату заглянул Сэл, увидев, что Бекка проснулась, подбежал к ней:

— Воды? Туалет?

Бекка попросила ее напоить, шевелиться лишний раз не хотелось, это бы растревожило швы и пришлось либо терпеть большую боль, либо все же будить Бернардта.

— Скажи, Сэл, как твоя речь сейчас? Мне нужен человек, способный на всяческие манипуляции в беседе. Хотя тут, наверное, стоит дождаться Бернардта, — мозг Бекки просыпался, и тут же в нем начинали вертеться мысли и планы, это радовало ее, даже казалось, улучшало самочувствие. — Пожалуй, я так и сделаю. Но тебе тоже будет задание.

— Говори, мисс Бекка. Я много слов вспомнил, — речь Сэла, тем не менее, все еще звучала отрывисто, хоть и более складно.

У него сделался очень заботливый взгляд, что было бы нормальным для обычного человека, но в данном случае настораживало. Хотя пока еще ничего странного он не сделал, так что Бекке пришлось сильно усомниться в словах Бернардта про ненормальность Сэла. Он кивнул на доктора:

— Док уснул час назад, устал. Сложная операция.

— Я с ним потом это обсужу. Нагнись ближе, мне сложно говорить громко, — девушка дождалась, когда Сэл это сделает, и тихо зашептала:

— Ты сможешь воспользоваться телефонным аппаратом? Попробуй. Если ничего не выйдет — мы провернем с тобой это позже, я покажу, как. Ежели справишься сам, то тебе нужно позвонить по одному номеру. Ты должен позвать к аппарату Фрэдди. После сказать ему, что его посылка перехвачена, а почтальон убит. Наверняка он уже давно и сам понял, что его заказ пропал. Возможно, уже перечислил деньги на нужный счет, и, раздосадованный отсутствием товара, позвонил продавцу и потребовал вернуть средства. В разговоре тебе следует выяснить — сделал ли он все эти действия. Если так, то сказать, что посылка у тебя. Что свяжешься с ним потом. Ты понял меня?

— Сделаю. Я тебя понял, мисс Бекка. У меня проблема со словами, а не с головой, — укоризненно заметил Сэл. В полутьме его выразительное лицо казалось очень красивым, лучше, чем днем. Худое, бледное, с высокими скулами и едким прищуром, широким ртом, но тонкими губами, высоким аристократическим лбом — такое лицо не должно было принадлежать психу, просто не могло, но мир часто любит отмачивать разные шутки. — Говори номер. Я позвоню, пока док спит.

— Я вовсе не собиралась тебя обидеть. Может быть, ты задал бы какие-то вопросы, это бы помогло мне понять, что я могла упустить, — Бекка попыталась вспомнить номер, но ее сознание еще недостаточно прояснилось. — Достань из моей сумочки книжку, молитвенник, номер на обложке внутри. И, Сэл, об удаче в этом деле расскажешь мне, когда я тебя спрошу. Окей?

— Договорились, мисс Бекка, — она не могла не заметить по уверенным движениям мужчины, что он уже ковырялся у нее в сумке, наверняка и номер помнил, просто из вежливости достал молитвенник, найдя его в темноте на ощупь без всяких проблем. Он зажег керосиновую лампу, похоже, что здесь электричество не работало, и склонился над страницами, нахмурив брови.

— Почтальон не убит, а перехвачен. Если засветитесь, где не надо, всегда можно сказать о побеге. Так?

— Логично. Но я вовсе не думала завершать игру так быстро. Фрэдди не видел и не знает меня. Куда больше его напугает, что убили курьера, — Бекку снова тянуло в сон. Уже засыпая, она спросила: — Почему ты помогаешь Бернардту?

— Это интересно. Он угадал меня первым. Раньше никто этого не мог, — Сэл расплылся в улыбке, вспоминая что-то хорошее. Он слышал слабые слова Бекки, даже на расстоянии, а взгляд пронизывал ее насквозь. — Ты боишься того, чего не понимаешь, мисс Бекка? Я не сделаю вам плохо, — Сэл прислушался к самому себе, потом кивнул каким-то невидимым словам. — Спи, мисс Бекка. Все хорошо.

Ребекка всегда быстро поправлялась после операций, и эта не стала исключением. Хотя Бекка для себя твердо решила, что больше никогда ни на одну операцию не согласится. Через две недели она уже свободно ходила по дому, часто сидела в запущенном парке, наслаждаясь свежим деревенским воздухом. Никого кроме них в округе не было, она решила не портить своего платья, и вполне обходилась той одеждой Бернардта, которая нашлась в доме. Вскоре такой вид Бекки перестал смущать непривычных мужчин, и иногда приходилось примечать, что даже в мужской блузе женщина выглядит очаровательно.

Доктор часто уезжал, оставляя ее один на один с Сэлом. Тот выучился говорить заново и рассказывал ей разные истории, если она скучала. Откуда-то даже приволок книжки, наверняка 'позаимствовав' их, а попросту — украл на станции.

Дом полностью изменился, стал уютным. Уже не хотелось продолжать нелепую борьбу с теми, кто изготавливал детали, а хотелось просто жить и не торопясь думать обо всем на свете. Весна вошла в свои права, и снег быстро стаял, оставив только прошлогоднюю жухлую траву.

Наконец настал срок, и Бернардт заявил о переезде в дом кузена. Небольшая двуколка уже ждала у дороги. День выдался чудесным и солнечным. Торопиться было совершенно некуда, да и не хотелось. Бекка снова надела то платье, в котором обрела свободу — дорогое, примечательного темно-вишневого цвета. Когда они уже разместились, она вернулась к вопросу, что волновал ее все это время:

— Чем ты занимался, уезжая?

— Тебе рассказать все или частично? — доктор вздохнул, если бы дорога не предстояла долгая, он бы постарался уйти от вопроса. — Я же говорил тебе уже, что у меня есть кузен. Его зовут Томас. Томас Бартолби Блекстоун. Ему двадцать пять лет, богат, не женат, умен, наверно потому и не женат… Кстати, будь с ним осторожнее, он жуткий ловелас. Я наведывался к нему в гости, обсуждал наше положение. Понимаю, что долго отсутствовал, но не спросишь же в лоб у человека, с которым три года не виделся: 'я собираюсь покончить с одной криминальной группировкой, которая похитила меня и чуть не убила. Ты не хочешь присоединиться?', - Бернардт усмехнулся.

Сэл правил двуколкой и даже не оборачивался, хотя не было сомнений, что все слышал.

Доктор продолжил:

— У него особняк в Девоншире. Масса не занятых гостевых комнат. Там купим все необходимое, начнем разведку, будем жить. Еще… я обналичил один свой счет, из тех, которые не были официальными. Достал все бумаги из своего стола, которые оставались в лечебнице, у меня там обширнейшее досье на знать, это тоже можно использовать. Больше пока ничего не успел, уж слишком мало времени, если не собираешься привлекать к себе внимание. Мимо проплывал пасторальный пейзаж, и как-то даже не верилось, что начинается подпольная война. Да кому она вообще была нужна…

— Ясно, — скучающе ответила Бекка. Она смотрела на мелькающие просторы, положив подбородок на руку в кружевной перчатке. В ее простом ответе чувствовалась какая-то недосказанность, недовольство. — Сэл все докладывает? Такая собачья преданность и услужливость. Удивительно, как ты пользуешься тем, что презирал, находясь на заводе.

— О чем ты? — Бернардт недоуменно посмотрел на женщину, потом окинул взглядом сгорбленную спину Сэла, который эти слова проигнорировал.

Недавно он начал обдумывать, что связывало его с Беккой все это время. Что? Возможно, на заводе это были безысходность? Может, он находил в ней отдушину? Не было бы ее, так нашел бы какую-нибудь девушку из семей рабочих, вряд ли бы Патрик сильно возражал.

Бернардт не мог ее понять, они принадлежали к разным мирам. А что она в нем нашла? Что она к нему чувствует и чувствует ли? Да и сейчас… Ненависть никуда не выветрилась, но, может, Бекку стоило просто-напросто отпустить? Дать ей денег, пристроить в хорошую компанию и позволить не вмешиваться в эту историю больше? За эти две недели он очень хорошо почувствовал, что между ними растет пропасть. И эти обвинения, нелепые по сути, выводили из себя.

— Что за чушь ты несешь, Бекка? — Бернардт стукнул по спине Сэла. — Сэл… Сэл! Черт возьми, да скажи же ты что-нибудь, о тебе же речь!

— Я хочу послушать, что ты скажешь мисс Бекке, док, — хриплый смех долетел до Бернардта, тот чуть не взвыл с досады. — Она хорошо рассуждает.

— О, Господь, дай мне силы… — нахмурился доктор. — С чего ты вообще решила, что он мне что-то говорит?

— Я просто пытаюсь, здесь, вне стен заточения, понять, что ты за человек, — Бекка все еще провожала глазами пейзаж, сейчас она улыбнулась, вуаль не прикрывала ни ее губ, ни белых зубов. — Чего ты стоишь, если ты не против, — она, не сбрасывая с лица улыбки, наконец, повернулась к Бернардту и даже положила голову ему на плечо, взяла под руку. 'И все же Ребекка красива, этого нельзя отрицать' — подумал Бернардт. Она похожа на огонь. Иногда она отстраненная, будто бы порыв ветра смел пламя, а иногда она греет и вся уют и понимание, а иногда как сейчас — блуждающий, завораживающий огонек.

Небо, ранее кристально голубое, заволокло. К концу поездки вовсе стало туманно и слякотно, как и положено ранней весной. Их встретил кузен Бернардта. Он поздоровался с доктором, обнял его и кивнул в сторону дома. На Сэла, принимая его за слугу, даже внимания не обратил, зато на Ребекке задержал пристальный взгляд.

Они с доктором не слишком походили на родственников. То, что в Бернарде казалось долговязостью и худобой, в Томасе было стройностью и статью.

— О, воистину, поверить не могу, что такая красота сопровождает моего нелепого Берти. И где он только нашел столь чистый бриллиант?! Позвольте… — кузен ловко ухватил Бекку за ручку и коснулся губами. — Пойдемте, пойдемте, не волнуйтесь, слуги обо всем позаботятся. Вы наверняка устали в дороге. Вам подготовят комнаты, ванну и все остальное, сразу после ланча. О, мой повар готовит просто божественно, не сомневайтесь. Мой ангел, не обращайте на Берти внимания, он тут все знает, сам придет к нам, позвольте немного о вас побеспокоиться.

Томас Бартолби Блекстоун щебетал, не переставая, зачаровывая словами, и девушка даже не заметила, как оказалась в большой обеденной зале, где на накрахмаленной скатерти лежали свежайшие булки, стояли фарфоровые чашки, только и дожидаясь чая или ароматного кофе.

— Садитесь, мой ангел. Нет-нет, не беспокойтесь. Итак, я забыл представиться, с моей стороны это грубо и неучтиво, но вы сами должны понимать, что ваша неотразимость просто не дала мне вымолвить ни слова. Я Томас. Томас Бартоломью Блекстоун, хозяин этого скромного жилища. Вы, мой ангел, можете называть меня просто Томас. Вам кофе, чай?

Ожидание ответа заставило его, наконец, замолчать, остановив неудержимый поток слов.

— Время уже обеденное, красного вина, пожалуйста, — Ребекка изобразила учтивую улыбку.

Она была под стать своему платью — шикарна, но сдержанна, ярка, но холодна. За ланчем вела себя, как и полагалось незамужним девушкам из высшего света, и почти не говорила, только если к ней обращались напрямую. Периодически оглядывалась на Бернардта и его верного психа — ведь они сопровождали ее, а оказаться наедине с мужчиной, которого она встречает впервые — о, это могло стать пятном на ее репутации. И все же она не выглядела смущенной или встревоженной.

Ребекка осматривала столовую, и глаз опытной авантюристки отмечал нужные детали. Она приглядывалась к кузену: был тот ловеласом или нет, но в данном случае, ему точно не светило стать удачливым охотником.

— У вас красивый дом, — позволила Бекка одно замечание.

— Да? Благодарю. Право слово, признаться, я сам когда-то его обустраивал, — хозяин дома изобразил смущение, но тут же отмер. Он позвонил в колокольчик, и почти сразу же прибежала служанка.

Бернардт очень хотел не вмешиваться в разговор. Честно говоря, кузен за пару недель утомил его, и он только радовался, когда тот переключил внимание на кого-то другого. И почему бы не Бекка, ничего плохого ей не грозило. Но доктор все же изобразил грозное выражение лица, или, возможно, очень страдающее и предупредил Томаса:

— Томас, она очень воспитана, чтобы обратить внимание на тот факт, что ты слишком говорлив. Бекка, не слушай этого паяца. Лучше просто не обращай внимания.

— Хорошо же ты относишься к любимому кузену, Берти! — Томас вскинул руки и отвернулся, но молчать дольше минуты не смог. — О, ты всегда таким был! Я знаю, что я тебе безразличен. Ты появляешься у меня на пороге, только когда что-то не так. Никогда не приезжаешь в гости запросто.

— Ты даже во сне болтаешь! — Бернардт закатил глаза и налил в кружку чая. — Лучше расскажи, как там с нашим делом.

— Ну-ну, не сейчас. И не здесь. Позже в кабинете, тет-а-тет, — Томас повернулся к Бекке. — О, мой ангел, скажите, что вы думаете об этом невыносимом человеке? Он ужасно ведет себя только со мной или же со всеми? Хотя, вы такая прекрасная молодая леди, мне кажется, что даже волк будет вести себя с вами будто невинная овечка. И все-таки, что вы о нем думаете?

Как раз принесли вино, показали Бекке, плеснули в бокал совсем чуть-чуть, чтобы она ощутила вкус, признав вино либо годным, либо нет.

Болтливость — нужно заметить, что Ребекка, считающая слова шелухой, если те не подкреплены делом, не выносила болтливости. Хотя девушка была привычна к маскам, которые люди время от времени надевали, она и сама скидывала и придумывала новые очень часто, пожалуй, куда чаще других женщин. Вот и сейчас, может быть, она бы еще и построила бы из себя недотрогу, но это вот 'поговорить о деле тет-а-тет' стало для Бекки как красная тряпка для быка.

— Я думаю, что, знай вы Бернардта с той стороны, с которой имела удовольствие узнать его я, не делали бы опрометчивых выводов о его нелепости, — Ребекка согласилась на принесенное вино, выпила половину вновь наполненного бокала, чем-то закусила. Может быть, игра бы и стоила чего-то, но фактически, как бы ни была девушка благородна и воспитана, она прибыла к Томасу в дом с мужчиной, с которым не состоит в браке и не помолвлена, а значит, ее роль вполне очевидна. — И прошу говорить о деле при мне, так или иначе я имею к нему отношение не меньшее, чем Бернардт. Если не большее.

— Ну, я-то знаю его с рождения… — протянул Томас, не успев за тем, как Ребекка быстро перевела тему.

Бернардт чуть не подавился, закашлялся. Еще не хватало, чтобы Томас стал повествовать о былых годах, так они и вовсе никогда не доберутся до сути дела, рассказ сможет тянуться до самого заката цивилизации.

Сэл же искренне веселился, слушая этот диалог. Его никто не спрашивал ни о чем, и тем не менее не запрещал сидеть за общим столом. Он налил себе кофе из серебряного кофейника, откинулся на спинку стула и даже полистал положенную рядом сегодняшнюю газету, как истинный аристократ.

— Не сердитесь, мой ангел. Берни слишком серьезен, и ничего не хочет рассказывать о своей жизни. Мне просто интересно, что случилось, исключая небольшую историю, в которую вы замешаны. Это всего лишь забота о моем драгоценном родственнике, не более.

— Дело, Томас, дело, — Бекка посмотрела на кузена доктора, взгляд этой дьяволицы снова выражал слишком многое, чтобы строить предположения о ее отношении. — Меня чертовски заводят разговоры о делах.

— Ваши 'утерянные' документы будут завтра. Ваши, мой ангел, и Берни. А об этом человеке ты мне не говорил… — удивительно, но Томас смог себя превозмочь и, наконец, стал говорить медленнее и только необходимое.

Сэл удивленно моргнул, отложил 'Гардиан' и улыбнулся в тридцать два почти белых зуба. Затем он скорчил рожу, подмигнул Бекке и развел руками:

— Весьма прискорбно. Я адвокат мисс Бекки и доктора. Оказываю помощь в решении дел, связанных с законом. Ведь так?

— Ну, раз так… — Томас снова перевел взгляд на Бекку. Он буквально исследовал каждую ее черту, каждую часть тела взглядом. — Я поднял кое-кого из своих информаторов, но не думаю, что они помогут. Мои судоходные туры занимают не ту нишу интересов, с которой вы могли бы пересечься… Да, еще написал в Лондон. Через пару недель там будут вас ждать, естественно, по новым документам, а пока просто насладитесь отдыхом в Редгарден-холл, поживите тут, побродите по окрестностям. Ни в чем не ограничиваю.

— Пара недель — много, я должна вернуться в Лондон хотя бы через неделю и рассчитываю на сопровождение, Сэл мог бы мне в этом помочь, — Бекка отложила приборы и чуть откинулась на спинку стула, настолько, чтобы не выглядеть вульгарно. — Я была бы признательна главным образом за имена, хотя и тут дело наживное. Главное, конечно, документы, чтобы остаться неузнанными.

В общих чертах — разговор с Томасом удовлетворил Ребекку. Бернардт не зря провел те недели, кода она восстанавливалась после операции. За дело почти можно было не волноваться, но кое-что приходилось ей не совсем по вкусу.

Те телефонные звонки, что они делали с Сэлом, принесли некоторые плоды, и Бекка уже представляла, как она могла бы выручить деньги за украденный механизм. Эти деньги, хотя сумма выходила несколько меньше, чем изначальная цена механизма, могли обеспечить девушку приличной жизнью и при умелом использовании — даже старостью. Если все сложится удачно, то Бекка может просто уехать и всё начать заново. Выйти из всей этой истории.

— Бернардт? — Ребекка открыла дверь в комнату, которую определили доктору как спальню. Была уже поздняя ночь.

— Входи, — он все еще не спал, что-то просматривал, что-то записывал, составляя планы на будущее, планируя расходы. — Мне нужны контакты тех, о ком можно бы было навести справки. Не могу найти толстяка по прозвищу Фитц…

В неярком комнатном свете хорошо стали видны мешки, залегшие под глазами доктора, видимо, уже давно. Странно, но сейчас Бернардт опять сменил характер, став весьма вальяжным господином, однако, стоило коснуться дела, он вновь превращался в нетерпеливого и суетливого. Он не был ни в чем уверен, часто думал притащить Патрика из его укромного гнездышка, пытать, выведать все, что тот знает, и потом убить, но последний поступок… О, этот последний поступок механика… Доктор часто о нем думал и бесился оттого, что к нему проявили доброту. Нет, даже не так, даровали свободу, будто и вовсе не отнимали ее. Забрали, чтобы временно воспользоваться, а затем выбросили без права на что-либо.

— Кстати, не стал интересоваться сразу, но зачем тебе в Лондон? — спросил Бернардт.

— Я хочу продать механизм. Так или иначе, пока это мой единственный шанс на обеспеченную жизнь, — Бекка зашла со спины, коснулась плеч доктора, неторопливо разминая их. Она была уже в ночном комплекте, на который накинула легкий белый халат с кружевной отделкой — интимная дорогая вещичка, в которой она, слава случаю, никем не была замечена по пути к доктору. — После сделки я могла бы уехать…

— И что делать? Просто существовать? То есть… Ладно, я полагаю, это здравая мысль. В любом случае, я не хочу подвергать твою жизнь опасности, — Бернардт запнулся, он и сам не знал, зачем вовлекает в свои мстительные планы Бекку. Если ее не будет рядом, то это даже лучше.

Патрик лишил его медицинской практики, лишил поста главврача, лишил надежды на будущее, и без подсказок понятно, что стоит засветиться, и нужные люди упокоят лишних свидетелей навсегда. Но смириться с этим, просто оставить все, как есть, доктор не мог, гордость не позволяла. Но Бекка… она другое дело. Он развернулся к ней и положил руку на бедро, залез под шелковую ткань и двинул ладонь вверх, потом остановился.

— Как твой бок? Болит?

— Не болит, — Бекка улыбнулась, сколько-то секунд она смотрела задумчиво на Бернардта. — Знаешь, есть тысяча вещей, которыми можно заниматься, если ты не выискиваешь кого-то и не сжигаешь себя жаждой мести. Уверена, что до встречи со мной ты помнил об этих вещах и наверняка планировал. И не только вещей, Бернардт, но и мест. Можно отправиться куда угодно. Хоть в Париж! Ты бывал там? Я нигде, кроме Лондона, не была, — она все еще не убирала рук с плеч мужчины, но больше не гладила его. — Но пока я остаюсь с тобой и участвую в этом деле. Я ведь твоя должница. Да и ты мой, — Бекка снова ухмыльнулась. — Но я хочу кое-что попросить сейчас. Мне не нужны никакие обещания, но пока мы вместе в этом деле, я хочу, чтобы мы действительно были вместе, а не каждый вел свою игру. Обещай, что не будешь скрывать от меня те шаги, которые предпринимаешь, и планы, которые строишь.

— Договорились, — Бернардт позволил себе некоторое умолчание. — Ты будешь знать все, что я собираюсь делать с этого момента.

Он усадил ее на колени и не стал больше ни о чем задумываться, оставив все мысли, кроме как о ее теле в шелковом халатике.

Время тянулось особенно медленно. Если в предыдущем домишке две недели прошли быстро, в разговорах, совместных ужинах и книгах, то в доме Томаса все стало по-другому. Прислуга и сам хозяин называли его 'Редхоул', постанывая окончание, сокращая от 'Редгарден-холл'. Легенды о красном саде первого владельца, теперь стали просто легендами. Не сказать, правда, что тут был более бедный сад, но никаких алых роз, оплетающих стены, лавки и беседки, и в помине не осталось.

Большая библиотека Томаса наводила на мысли о том, что собирал ее Бернардт, а вовсе не хозяин: стеллажи занимали разнообразные справочники, книги по медицине, классика литературы, философские труды, копии чужих монографий. Даже не верилось, что человек способен это читать, да еще и понимать, о чем там говорится. Многие книги и вовсе были не на английском, а на языке оригинала — латыни, греческом, французском, итальянском, немецком, испанском, даже русском.

Ребекке было позволено ходить везде, предоставлялась полная свобода действий, но все равно ощущалось, что ее никогда не оставляли одну, слишком много прислуги вокруг. Казалось, каждый наушничает, сплетничает и следит за всеми. Сэл, правда, вошел в это общество как свой, но и о нем Бекка уже улавливала обрывки разговоров, как и о себе, и о докторе. Не сказать, что к ним относились плохо, но все равно было тяжело для человека, который к такому не привык.

Близился к концу четвертый день, который, как и предыдущие три, начался с двух служанок, одевания, говорливости Томаса и продолжался до самого вечера. Вообще, казалось, каждый день тут только и делают, что болтают без умолку, переодеваются для завтрака-прогулки-обеда-прогулки-ужина-сна, да едят, опять же ведя беседу или монолог, как получится.

Ребекка подумывала о том, чтобы съехать в гостиницу ближайшего города, даже один раз туда наведалась, но ограничилась только покупкой одежды. Так или иначе, у нее должен быть хоть какой-то гардероб, чтобы не только выехать в Лондон, но и жить в поместье. Так от ее денег, что она получила перед побегом, не осталось и пенни. Это угнетало, но единственным разом, когда она просила денег у Бернардта, по-прежнему оставался случай с двумя фунтами на трамвай.

Женщина тоже отмечала, что на свободе все оказалось иначе, чем планировалось на заводе. Слова, которые говорил когда-то Бернардт, подернулись таким туманом, что казались каким-то давнишним сном. Пропала близость, что была в то трудное время, хотя Бекка все еще пыталась ее найти, приходя к мужчине ночью или обсуждая с ним их дело.

Ей не хватало ребят с завода. Пусть те и не лучшая компания для девушки, с ними можно чувствовать себя спокойно. В этом же доме, кишащем людьми, Бекка не чувствовала покоя. Вечером она вышла в сад, что бы побыть в тишине и уединении хоть какое-то время. Небольшой фонарик освещал дорогу скудно, но Ребекка давно выучила территорию.

Мягкую темноту вечера взрезал пронзительный женский крик.

— Что? Что ты сказал? — доктор привез сюда телефонный аппарат и заткнул ухо, чтобы продолжить говорить.

Затем до него дошло, что конкретно он услышал. Уж голос Бекки он узнал. Он прервал разговор и выглянул в окно. Комната на нижнем этаже давала свои преимущества, можно было не пользоваться далекой дверью, а просто выскочить в окно. Что он и сделал, приземлившись в какую-то лужу, уйдя в мокрую землю почти по щиколотку.

Откуда донесся крик? Этого он не знал, просто вышел на дорожку в надежде, что поймет, куда бежать.

Впрочем, направление прекрасно знал тот, кто иногда следовал за Ребеккой вечерами. Не так, как прислуга, а просто приглядывая краем глаза. Сэл появился на месте гораздо раньше, но так и не вышел из надежной тени кустов.

Бекка уронила фонарь, масло из него вытекло, и тот погас. Она стояла как парализованная, похожая в темноте на большую черную птицу.

— Бекка! Где ты?! — донесся до нее зов доктора.

— Бернардт? — ее голос казался сдавленным, срывался. Она взяла себя в руки и произнесла более внятно. — Я здесь. Нужен свет.

Еще с минуту ей пришлось ждать, потом, ломая кустарник, навстречу выплыл огонек лампы и расцарапанное лицо доктора, который решил пойти напрямик. Про одежду и говорить не приходилось, ночной сад превратился в непроходимые джунгли.

— Бекка? Что случилось?!

Ребекка указала на скрытую в темноте лавочку. Хорошо бы она там увидела крысу или лису какую-нибудь, но тогда девушка вряд ли надеялась бы, что лампа высветит зверя в том же месте, где она его увидела.

Это и не было зверем. Под резной лавкой на только проклевывающейся молодой траве свет лампы высветил маску. И Бекка и доктор узнали бы ее и в темноте, но свет показал самые страшные детали: разбитые окуляры, клюв, на медных краях которого красным отсвечивала еще не совсем высохшая кровь.

Бекка снова вскрикнула:

— Патрик!

Доктор выругался, подошел к лавке и поставил фонарь рядом.

— Патрик… — он кивнул Бекке на маску, а сам вытащил револьвер из кармана и осмотрел округу. — Кто бы это ни был, не мог же он уйти далеко…

— Бернардт, кто это мог сделать? — женщина сильно побледнела, это было заметно даже в темноте, ей хотелось в кого-нибудь вцепиться, ощутить под руками что-то надежное. Маска Патрика означала две вещи: механик, скорее всего, мертв, и их обнаружили. — Не смей ходить один! Пойдем, поставим дом на ноги. Нужно много света, собаки и люди. Кто бы ни бросил маску, он может быть рядом и ждать нас!

— Упустим, — однако, доктор выстрелил вверх, чтобы привлечь внимание в особняке.

По крайней мере, бегать уже не пришлось, там и так зажглись огни, и суетливые крики огласили ночь. Бернардт схватил фонарь и двинулся по следу из сломанных веток и примятой траве.

Они обыскивали все до самого утра. И не нашли абсолютно ничего, кроме мятой травы. Бекка была на грани истерики, она всю ночь помогала искать, но блуждание в зловещей темноте, где только и ждешь, что кто-то выскочит из-за куста и убьет тебя, не принесло ничего кроме ужасной усталости и дрожи в руках. Ребекка впервые в полной мере ощутила, что значит быть в бегах и пугаться каждого шороха.

Она сидела в гостиной, служанка принесла ей горячего какао, чтобы согреться — утро выдалось особенно холодным, а от росы платье полностью промокло. Руки Ребекки тряслись, и она еле справлялась с тем, чтобы подносить к губам чашку.

— Берти, вы, конечно, можете и дальше тут оставаться, но я советую вам уехать из страны на время, — Томас был мрачен. Пострадала его гордость, ведь кто-то посмел напугать его гостей.

Он уже обратился в полицию, предоставив им доступ к улике. Был в этом и плюс, проверка документов гостей как бы подтвердила качество поддельных бумаг на имя Ребекки Кавендиш и Бартоломью Берта Шрайбера.

Кузен передал Бернардту запечатанное письмо и небрежно кинул на стол два небольших мешочка, глухо звякнувших о древесину.

— Конечно, я бы советовал, — сказал он, — чтобы письмо было вскрыто лишь в дороге до Лондона, здесь достаточно ушей и глаз, которым я доверяю только рутину. А вы, мой ангел, простите, что так получилось. Не думал, что в моем доме вам может угрожать какая-либо опасность.

— Думаю, опасность нам теперь может угрожать везде, Томас, — Ребекка посмотрела на доктора, она все ждала каких-то слов от него. Она раздумывала — не могло ли это быть местью Бернардта руками того же Сэла? — Могу я попросить ваших людей прочесать территорию еще раз после обеда?

— Конечно, — кивнул Томас. — Что ты думаешь о кораблях, Бернардт?

— Так проще отбить погоню. На корабле не посадишь тридцать агентов, и следить на море не будут. Думаю, это хороший план, Томас, — доктор был задумчив.

Тени под глазами и безмерная усталость наводили на мысль, что если он и изображал полнейшее незнание, то изображал чертовски качественно. Сэл тоже был тут, сидел очень спокойно, рассматривал Бекку и не участвовал в разговорах, да он вообще не общался с Томасом и не смотрел в его сторону.

— Территорию осмотрят, безусловно, — еще раз пообещал Томас, бросив взгляд на измученную усталостью и нервами женщину. — Я сильно надеялся на псов, но повсюду накрошили табака. Попробуем еще раз найти след, когда собаки отойдут…

— Просто тот человек… хозяин маски, — Ребекка отпила из чашки, чтобы голос не срывался. — Мне очень важно знать, что с ним произошло. Но оставаться тут действительно нет смысла.

Ребекка не понимала Бернардта, не понимала его состояния и этого болезненного вовлечения в дело, которое они придумали. Месть или страх подкашивали доктора, что он довел себя до такого? Бекка не знала, что она сама от этого испытывает — злость или переживание за мужчину. Иногда ей хотелось вытащить его мозг и душу и хорошенько прополоскать, вымыть от лишнего.

— Томас, пожалуйста, пообещайте мне, что если вы найдете хозяина маски — Патрика, и он будет жив, вы окажете ему помощь, — попросила она.

— Конечно же, мой ангел. Я найду способ вам сообщить, если найду этого человека… Кстати, на случай, если это было представление… Как его опознать? — странно, но едва речь заходила о делах, Томас переставал нагромождать обильные словесные конструкции и становился довольно проницательным, должно быть, владение крупной фирмой не просто так досталось.

— Он… высок, худ. Я не знаю, — Ребекка выронила кружку, та разлетелась на осколки, расплескав какао. Она закрыла руками лицо и заплакала, она никогда не видела Патрика без маски.

— Бекка, ну не плачь. Не стоит. Все будет нормально, — Бернардт подскочил к Ребекке, опустился на колени у ее ног, стал гладить по голове и шептать, о том, что все будет хорошо. И как выстрел прозвучал голос Сэла, четко описывающего Патрика:

— Выше дока на два дюйма. Маска подобного рода для дыхания. Массивный, фунтов двести или около того. Характерные протезы рук. Правая рука почти нормальная, с тыльной стороны механика, модель МВ-3 модифицированная, левая механическая. При ходьбе шаркает, кажется, припадает на правую ногу, но не обязательно. Много работал с механическими деталями, так что обратите внимание на ладони… — Сэл замолк и, поднявшись, тоже подошел к девушке, протянул платок.

— Хм… думаю, не ошибемся, — Томас кивнул. Позвонил в колокольчик, чтобы убрали с пола осколки кружки и лужицу какао. — Интересный у вас адвокат…

— Я — адвокат в латинском значении, — Сэл усмехнулся.