Междуречье

Глава 8

Крестьянин, копающийся в земле каменной мотыгой, оторвался от своего бесконечного труда, когда Шарур прошел мимо него на север по тропе.

— Смотри, куда идешь, — предупредил крестьянин. — Сразу за следующим каналом начинается земля Энимхурсага. — Он махнул рукой вдаль. — А жители Имхурсага очень не любят людей из Гибила, даже если этих людей совсем немного.

— Я знаю, — кивнул Шарур и пошел дальше.

Крестьянин со злостью вонзил мотыгу в землю.

— Горожанин, — презрительно пробормотал он не громко и не тихо, а так, чтобы Шарур услышал. — Горожане никогда никого не слушают.

«Может, ему было бы лучше, если бы Энгибил руководил всеми его делами? — подумал Шарур. — Вряд ли он способен оценить изменения, произошедшие в Гибиле за последние несколько поколений — металлообработка, письменность, возвышение правителей, которые до того были простыми смертными, — все это ничего не стоило для таких, как этот крестьянин, для тысяч таких, как он. Все, что происходит за пределами его деревни, вообще не имеет значения ни для него, ни для его соседей».

Шарур подошел к каналу. За ним на полях работали такие же крестьяне, как и здесь, только поля принадлежали Имхурсагу. На вид они ничем не отличались от гибильских, за исключением того, что люди в полях работали голыми, поскольку у них не было денег даже на то, чтобы купить себе хоть какую-то одежду.

Шарур подумал, снял тунику, шляпу и сандалии, и вошел в канал. Грязная вода была теплой, как кровь. Он не знал, придется ли ему плыть; он никогда раньше не приходил сюда. Вода доходила ему до плеч, но выше пока не поднималась. Значит, одежда не намокнет.

Он вышел на северный берег канала и постоял, обсыхая. Оделся. Теперь он был на земле Имхурсага, и вокруг собирался народ. Кто-то подошел с мотыгами, кто-то с палками-копалками, а кто-то просто с пустыми руками, но выражение лиц у всех было одинаковым. На них было написано желание немедленно забить Шарура до смерти. Такое впечатление, что лица крестьян вышли из-под одной печати.

— Ты из Гибила, — сказал один из них. — Ты нарушитель. Захватчик. Зачем ты пришел на землю Имхурсага? Отвечай немедленно, пока тебя не разорвали на части.

— Я не хочу нарушать покой Имхурсага, — ответил Шарур. Начинать приходилось со лжи, и это ему не очень нравилось. — Я бежал из Гибила, там сейчас хаос. Я хочу спастись от бога Гибила, он сошёл с ума.

Его слова озадачили крестьян, и они принялись перешептываться. Очевидно, что сейчас Энимхурсаг не смотрел их глазами; перед Шаруром стояли обычные люди, пытающиеся понять, что происходит.

Человек, грозившийся порвать Шарура на части, смотрел на пришельца так же, как смотрел торговец из каравана Имхурсага, вот его взгляд говорил о том, что бог с ним. Человек говорил медленно, то и дело прислушиваясь к богу.

— Что за вздор ты мелешь? Когда я смотрю на земли Гибила, там все по-прежнему. Эту землю у меня украли! Но там ничего особенного не происходит!

— На полях вокруг города все, как всегда, — согласился Шарур, и на этот раз он говорил правду. — На земле, которую ты видишь, люди Энгибила ведут себя так же, как всегда. Но в самом Гибиле все иначе. Бог сошел с ума, я же говорю.

— Все гибильцы — лжецы. Они впитывают ложь еще с молоком матери, — отвечал через крестьянина Энимхурсаг. — Ты и сейчас лжешь!

— Я не лгу тебе, бог Имхурсага, — солгал Шарур. — Выслушай меня, а потом будешь судить. Бог Энгибил держал в руках мою клятву, она была запечатлена в его сердце. Он не хотел выпускать ее.

Мужик расхохотался чужим голосом.

— А с какой стати он должен ее отпускать? Он же бог, недоделанный, правда, но все-таки бог. А ты — человек. Он тебе ничего не должен. Это ты ему всем обязан.

— Да будет так, как ты говоришь, бог Имхурсага, — поклонился Шарур. — Но выслушай меня. Ты убедишься, что я говорю правду. Бог Гибила держал при себе мою клятву, я уже сказал об этом. Но что он сделал потом? Он призвал меня в свой храм и вернул мне мою клятву, которую он держал в руке, которую хранил в своем сердце. Он вдруг взял и отпустил ее. Так как по-твоему, безумен бог или нет?»

— Все жители Гибила — лжецы, — проворчал Энимхурсаг. — Не верю я тебе. Ни один из богов не станет возвращать то, что взял.

— Загляни в мой разум, бог Имхурсага, — Шарур глубоко вздохнул, понимая, как он рискует. Он не ожидал, что Энимхурсаг окажется таким недоверчивым. — Загляни в мой разум, бог Имхурсага, — повторил он. — Убедись, что Энгибил больше не держит мою клятву. Сначала держал, а потом отпустил. Можешь сам убедиться, правду ли я говорю.

Из глаз крестьянина потекла сила Энимхурсага. Шарур не сопротивлялся. Если Энимхурсаг начнет всерьез копаться у него в сознании, он проиграет. Но он подсказал богу, что именно надо искать. И он проделал кое-какую работу в своем сознании, чтобы Энимхурсагу легче было найти нужные мысли. И, конечно, бог первым делом наткнулся именно на них.

— В самом деле! — воскликнул бог устами крестьянина. Остальные, стоявшие кружком вокруг, громко удивились: они в первый раз слышали, чтобы их бог согласился с человеком из Гибила. Шарур стоял неподвижно, стараясь не думать об Энимхурсаге, ворошившим его сознание.

Только не так-то это просто оказалось: не думать о чем-то конкретном, все равно что пытаться не дышать. Ненадолго его, наверное, хватит, а потом… А потом Энимхурсаг покинул его сознание. Исчезновение руки, шарившей в голове, было сродни ощущению, когда он выбрался из канала: только что был в воде, а потом сразу — на воздухе.

— М-да, — проговорил Энимхурсаг. — Вижу, ты сказал правду. Воистину ваш Энгибил рехнулся.

— Вот и мы так считаем, — сказал Шарур, больше не рискуя приглашать Энимхурсага проверить его слова. — Мы в Гибиле боимся...

— Правильно, людям надлежит бояться богов, — сказал Энимхурсаг. — Жители Гибила должны бояться Энгибила. Беда в том, что вы мало его боитесь. Это неправильно. Люди должны бояться богов, потому что боги — это боги, и неважно, безумны они или нет.

— Наверное, ты прав, — промолвил Шарур.

Крестьянин, через которого говорил Энимхурсаг, важно кивнул, а Шаруру потребовалось усилие, что не пасть на колени перед немытым проводником божественной воли. Бог снова заговорил:

— Ну, и чего ты хочешь от меня? Что мне делать с безумием Энгибил?

— Спасти нас, конечно! — Шарур чуть не заплакал, но вовремя решил, что он не на торгах, и слезы могут оказаться перебором. — Собери своих доблестных воинов. Прогони бога, который губит свой город. Жители Гибила примут тебя как хозяина, как освободителя, а то мы больше не можем полагаться на такого бога.

Если Энимхурсаг решит пораскинуть мозгами, Шаруру конец. Но его расчет оказался правильным. Глаза крестьянина, через которого вещал бог, засверкали, как солнце.

— Месть моя Гибилу будет страшна! — вскричал бог громовым голосом. — Я отомщу Энгибилу! Земля, которую он украл у меня, вернется ко мне, и все земли Гибила тоже станут моими.

Крестьяне, окружавшие Шарура, попадали на землю перед тем, кто в настоящий момент олицетворял их бога. Они громко одобряли решение, принятое богом. Да и как они могли поступить иначе в стране, где бог в любой миг мог заглянуть в их сердца, посмотреть через их глаза, как, собственно, он и делал довольно часто?

Один из местных спросил:

— Великий бог, источник нашей жизни, что нам делать с этим гибильцем, принесшим новость, которая тебе так понравилась? Если бы его вести огорчили тебя, мы бы его убили, а теперь что? Что ты велишь с ним делать?

Энимхурсаг задумался ненадолго, а потом ответил все через того же мужика:

— Возьмите его в свою деревню. Накормите. Дайте ему пива, и вина дайте. А еще какую-нибудь девицу для удовольствия. Он достоин щедрой награды, и он ее получит, когда Гибил окажется у меня в руках.

Шарур критически осмотрел крестьян. Ну, накормить — это понятно. А вот насчет девицы… бог же так и сказал: «девицу», не просто какую-нибудь женщину… Кто их знает, как они к этому отнесутся?

— Повинуемся, всегда и во всем, — пробормотал один из них, а остальные истово закивали. Никто и не подумал возражать. Раз бог приказал — так тому и быть. Хорошо, что Энимхурсаг сейчас не контролирует его мысли, подумал Шарур.

Бог и не ждал от своих подопечных ничего другого.

— Да, я вознагражу этого гибильца, когда захвачу его город. Я не стану им править, как правлю здесь, во всяком случае, не сразу. Мне не добраться до их сердец, их там слишком много.

— А зачем же тебе тогда наш город? — Шаруру и в самом деле стало интересно, что собирается делать Энимхурсаг, если все пойдет по его плану.

— Понадобится время, чтобы укротить этих диких людей в Гибиле, — рассуждал сам с собой бог. Планы теснились в его голове, и он не стеснялся делиться ими с пришельцем. Он говорил о том, чего хотел сам, и ему было наплевать на то, чего хочет Шарур, и поэтому продолжал: — Дикие люди Гибила слишком долго жили под властью дикого бога Энгибила. Глупый бог позволил им разбрестись, куда попало, как разбредаются козы, как только пастух уснет. Сразу их не переучишь, они все равно не будут слушать, как следует.

Шарур кивнул. С точки зрения бога, все это имело смысл. Если бы Шарур сам был богом, планирующим покорить беспокойный людской город, он подходил бы к проблеме так же.

Энимхурсаг продолжал: — А раз так, значит, надо ставить над ними человека. Я буду наставлять его, а он — остальных людей. Он будет моим энси. Может, и его сын тоже станет энси. А вот его внук будет у меня уже нормальным рабом. Как и все прочие люди в Гибиле! К тому времени они забудут про свою дикость.

На этот раз Шаруру потребовалось изрядное усилие, чтобы кивнуть. Если Энимхурсаг действительно завоюет Гибил, как бы гибильцам и в самом деле не стать рабами. Шарур подумал, что затеял опасную игру.

Крестьянин, чьими устами говорил бог, назидательно поднял указательный палец.

— Я решил! Ты, человек из Гибила, станешь моим первым энси в вашем городе. Будешь выполнять мои поручения. Будешь людей учить. Городская казна будет у тебя в руках. И все женщины Гибила будут твоими. Я же сказал, что щедро вознагражу тебя!

— О, господин мой бог, ты это сделал, — ответил слегка ошарашенный Шарур. Кимаш-лугал предложил ему дочь, и такой брак связал бы его с правящим домом Гибила. А теперь Энимхурсаг пообещал сделать его главой правящего дома Гибила — главным рабом в большом городе рабов, и это не было притворством. Бог просто не понимал, зачем бы ему притворяться.

— Ты заслужил эту награду, — снисходительно молвил Энимхурсаг, и по-прежнему пребывая в теле крестьянина, обратился к прочим: — Он заслужил эту награду. Отведите его в свою деревню и порадуйте его.

В землях, которыми правил Энимхурсаг, люди безоговорочно подчинялись своему богу. Так говорили, так видел и сам Шарур, когда приходил в Имхурсаг под личиной торговца из Зуаба. Поэтому он не удивился, когда крестьяне, следуя повелению, отвели его в свою деревню и принялись радовать, как они это понимали.

А ведь совсем недавно они собирались растерзать его. Но раз их бог решил иначе, они приняли его без колебаний. По пути в деревню они беззаботно болтали и подшучивали над ним, как будто он был одним из односельчан. Да так оно и было. Раз Энимхурсаг принял его, он теперь стал одним из них.

Деревня оказалась обычной деревней, точно такой же, какие располагались вокруг Гибила: некоторые дома из кирпича-сырца, остальные — из тростника и веток. Утки, свиньи, куры и голые дети бродили по улицам, и шуму от них хватало.

Женщины выходили из домов поглазеть, с чего это их мужчины вернулись с поля раньше времени. Завидев Шарура, они начали тревожно перешептываться. «Пришелец! С ними кто-то чужой!». Некоторые хозяйки побыстрее юркнули в дома, другие так и остались у порогов, стояли, смотрели. Шарур задумался, как давно в их деревне видели последнего незнакомца. Да и были ли они вообще?

Крестьянин, через которого вещал Энимхурсаг, провозгласил:

— Энимхурсаг почтил этого незнакомца. Великий бог хочет щедро наградить его. Он велел взять его в нашу деревню и всячески обихаживать его. Мы должны дать ему хлеба. Мы должны дать ему лука. Мы должны дать ему пива. Мы должны дать ему вина. Мы должны подарить ему для удовольствия лучшую из наших девушек. — Он хлопнул в ладоши. — Воля бога да будет исполнена!

Так оно и сталось. Женщины принесли Шаруру хлеб. Хороший хлеб, совсем свежий. Принесли пахучий лук. Когда он попросил к хлебу и луку соленой рыбки, по толпе женщин пробежал ропот. Одна из них сказала.

— Бог ничего не говорил о соленой рыбе. Мы делаем все так, как велел бог.

— Но соленая рыбка меня бы порадовала, — возразил Шарур.

— Мы тебя порадуем, как бог велел, — непреклонно заявила женщина. Рыбки Шаруру не дали.

Зато принесли пива. Вкусного. Потом принесли вина. Но какое вино в такой деревне! Он вежливо выпил чашку и вернулся к пиву. Краем глаза он заметил, что жители деревни обеспокоенно забормотали.

— Вы дали мне пива, как велел бог, — сказал он, скрывая веселье. — Я выпил пива. Вы дали мне вина, как велел бог. Я выпил вина. Вы порадовали меня, как велел бог. Я порадовался. Бог будет доволен. — Селяне успокоились.

Шарур не стал просить их привести к нему прекраснейшую из девиц. Он бы не стал возражать, если бы они и вовсе забыли эту часть наставлений Энимхурсага. Все-таки в глубине сознания он все еще опасался, что жителей деревни возмутит такой приказ, пусть даже он исходит от их бога. Да и девице это могло не понравиться.

Но когда он поел и от души выпил пива, к нему подошел тот самый крестьянин, через которого вещал Энимхурсаг. Он вел за руку хорошенькую девушку.

— Вот моя дочь, Муннабту, — представил он. — Она — самая красивая из наших девушек. Я привел ее для твоего удовольствия, как бог велел.

Девушка смотрела в землю. Шарур не видел, какие чувства написаны у нее на лице. Он подумал и сказал:

— Если твоя дочь, Муннабту, не хочет быть со мной, то этого и не будет.

Вот тут девица вскинула голову и глаза ее расширились от удивления.

— Но ведь бог так велел! — воскликнула она. — А раз бог велел, так и будет. То, что предначертано богом, должно исполнять.

Шарур понял, что до сих пор он не понимал, насколько жизнь в землях Энимхурсага определяется повелениями бога. И в этой деревне, и во всех остальных тоже. Он сообразил, что отказ от Муннабту способен вызвать множество неприятностей. Да и отказываться ему, честно говоря, не хотелось. Девушка была действительно очень милой. А если она вполне способна сравниться с красивейшими женщинами Гибила, то, наверное, и выполнение воли бога не станет для него слишком тяжким испытанием. Может, даже наоборот.

— Воля Энимхурсага — закон, — согласился он. Муннабту улыбнулась. И отец ее улыбнулся. Тогда и Шарур заставил себя улыбнуться в ответ. Ничего сложного.

Жители деревни быстренько освободили одну из хижин для него и Муннабту. Женщины притащили одеяла и тростниковые циновки. Выходя, каждая из них посчитала своим долгом хихикнуть. Шарур успокоился. В Гибиле женщины вели бы себя точно так же.

При закрытой двери в хижине сразу стало темно и душно.

— Начинай, — предложила Муннабту, стягивая тунику через голову. Тело с высокой грудью, узкой талией и широкими бедрами, на взгляд Шарура, оказалось безупречным. Она легла и ждала, когда он последует ее примеру.

Шарур не стал зря терять время. Он — чужак, а она просто исполняет волю бога, так что Шарур не ожидал от нее особой инициативы. Наверное, она не сильно отличается от его рабыни, та ведь тоже была из этих мест. Ну и ладно. Он провел руками по ее телу, и девушка неожиданно крепко прижалась к нему. Ее губы раскрылись и потянулись к нему.

— Воля Энимхурсага сладка, — пробормотала она, и Шарур понял, что она отдается ему с чувством, как было и с рабыней в тот раз, когда Шарур взял ее во исполнение своего обета.

Муннабту глубоко вздохнула, когда губы Шарура, вслед за его руками, двинулись вниз по ее животу к треугольнику светлых курчавых волос. Девушка часто задышала, выгнула спину и начала подгонять его невнятным бормотанием.

Она резким движением широко раскинула ноги. Шарур пристроился между ними. Входя в нее, он с удивлением обнаружил, что имеет дело с девственницей. Она ощутимо вздрогнула и поморщилась.

— Ты мне больно сделал, — пожаловалась она, и в глазах у нее мелькнул страх.

Он немного подался назад, хотя больше всего хотел идти вперед.

— Прости, я постараюсь быть понежнее, — пообещал он и вернулся к преграде, которую ему предстояло сломать.

Муннабту попыталась отстраниться от него. Но тут что-то в ее лице... изменилось. Шарур не мог бы сказать точнее. На мгновение через ее глаза глянул на него Энимхурсаг. Не своим голосом она сказала:

— Продолжай. Все будет хорошо.

Вот тут уже слегка отпрянул Шарур. Как-то ему не представлялась связь с женщиной, которой владел бог. Но ее бедра уже обхватили его бока; ноги крепко сжали спину. И тогда он продолжил, и все действительно стало хорошо. Девушка снова стала сама собой, насколько мог судить Шарур. Муннабту задохнулась, когда он полностью вошел в нее, но больше не боялась. Спустя некоторое время она ахнула, но уже по-другому, и так сдавила его бока, что Шарур зарычал от удовольствия и кончил.

На выходе из нее он заметил небольшое кровотечение, но ее это, похоже, нисколько не беспокоило. Черты ее лица еще не разгладились после пережитого наслаждения и... что-то еще? Шарур не мог сказать с уверенностью, с кем он сейчас имеет дело.

— Бог помог мне, — сказала она. — Энимхурсаг помог… — И опять Шарур был не уверен, ее ли это голос? И потому покорно кивнул.

— Да, бог помог тебе.

Она смотрела на него снизу вверх глазами, странно блестевшими из-под полуопущенных век.

— И ты помог мне, человек, которого великий бог велел мне радовать. Ты тоже меня порадовал, хотя бог и не требовал от тебя этого. Какое тебе дело до моего удовольствия? Мог бы обо мне не заботиться.

— Мужчина получает больше удовольствия, если женщина разделяет его с ним, — объяснил Шарур.

— Ах, вот оно как! — Муннабту потянулась. Надо сказать, очень соблазнительно потянулась. И она это прекрасно понимала, когда села и спросила с легкой лукавинкой:

— А ты не хочешь еще удовольствия? Ну, и мне тоже хотелось бы…

Мужское достоинство Шарура зашевелилось. Через минуту, уже сообразив, что вполне может взять ее еще раз, он спросил:

— Ты уверена? Все-таки женщина не каждый день теряет девственность. Не боишься, что боль окажется сильнее удовольствия? Может, лучше подождать немного?

— Нет, я так не думаю, но… — Она пожала плечами. Ее твердые груди с темными сосками слегка подпрыгнули. — Но даже если будет больно, Энимхурсаг все исправит. Бог же наблюдает за мной.

Дважды Шарура не пришлось упрашивать. На этот раз он не мог сказать, участвовал ли в процессе Энимхурсаг, или Муннабту обошлась и без него. Впрочем, женщина была настолько увлечена своими ощущениями, что Шаруру скоро стало все равно, с чьей помощью или вовсе без всякой помощи она добралась до оргазма и привела его за собой, доставив партнеру большое удовольствие.

— Ну, я тебя порадовала, как бог велел? — спросила она, улыбаясь, когда они лежали вместе, все еще соединенные друг с другом и довольно потные. Шарур всмотрелся. Нет, это точно не была улыбка бога, это была улыбка женщины, прекрасно знавшей ответ на свой вопрос.

— Ты меня очень порадовала, — с чувством ответил Шарур. — А еще ты меня утомила, — он перестал опираться на локти и упал на нее всем телом. Она засмеялась и отпихнула его, укладывая рядом с собой.

Она оделась быстрее, чем он. Прихватив одеяло, на котором они лежали, она вышла из хижины. Шарур последовал за ней, но уже на пороге его остановили крики деревенских:

— Удалось ли нам порадовать незнакомца, как велел Энимхурсаг?

— Я весьма рад, — сказал Шарур.

— Он точно рад, — кивнула Муннабту и продемонстрировала одеяло с небольшим пятном крови в качестве доказательства. Народ одобрительно загудел.

Шарур и в самом деле чувствовал себя вполне довольным. Он прикинул, что не прочь остаться в этой деревне возле самой границы с землями Гибила подольше, но его планам не суждено было сбыться.

На следующее утро после завтрака (хлеб, лук, пиво и вино: крестьяне точно следовали указаниям Энимхурсага, ни в чем не собираясь проявлять инициативу) Энимхурсаг опять обратился к нему через отца Муннабту:

— Слушай, гибилец, ты предупредил меня о том, что твой Энгибил сходит с ума… Теперь ты отправишься в мой город и своими глазами посмотришь, как я готов отплатить ему за оскорбления и унижения, причиненные мне. Человек, через которого я говорю с тобой, послужит тебе проводником.

— Как прикажешь, великий бог, так и будет, — ответил Шарур, кланяясь крестьянину и богу, занявшему его тело. Ему не хотелось в Имхурсаг. Оттуда сбежать будет труднее, чем с пограничных земель. Но он не посмел отказать Энимхурсагу.

К тому же он предпочел бы, чтобы его сопровождал кто-нибудь другой. Идти с отцом девушки, которую он только что лишил невинности, не хотелось. Но крестьянин, чье имя, как он узнал, было Аратта, не выражал ни малейших признаков неудовольствия. Скорее, наоборот, он выглядел довольным, что так удачно исполнил повеления своего бога.

Когда Энимхурсаг покинул его тело, Аратта сказал:

— Я захвачу хлеба и лука. И пива с вином тоже захвачу. И ты будешь доволен на пути к Имхурсагу.

— Хорошо. Я буду доволен на пути к Имхурсагу, — безропотно согласился Шарур. Он пришел к выводу, что спорить с людьми местного бога бесполезно, особенно когда они считают, что исполняют волю их бога.

Вскоре выяснилось, что они с Араттой далеко не единственные путешественники, направляющиеся в город. По дороге к ним присоединялось все больше мужчин, так что к городу они подходили в туче пыли. Некоторые мужчины вооружились дубинками с каменными наконечниками, реже — с медными. Некоторые несли копья. У других торчали из-за спин луки и колчаны. Почти каждый второй вооруженный человек нес с собой щит из лозы, обтянутой кожей.

— Имхурсаг приказал взять оружие, — гордо сказал Аратта. — То-то ваш Гибил съежится! То-то Энгибил будет дрожать!

— Имхурсаг велел взять оружие, — эхом отозвался Шарур. Он нарочно повторял за Араттой, чтобы создать у бога впечатление, будто он тоже радуется вместе с крестьянином, тем более, что неизвестно было, идет ли рядом с ним крестьянин или сам бог.

Ополчение Имхурсага не сильно отличалось от военных сборов Энгибила. Но все же Шарур надеялся, что Энгибил заметит шевеление в соседних землях.

До города они добрались около полудня следующего дня. И вот тут Шарур убедился, что Энгибил просто не может не заметить приготовлений Энимхурсага. Под стенами города уже возник большой лагерь, и он все увеличивался по мере того, как прибывали все новые и новые люди. Дорога кишела людьми, как муравейник, и Шарур изо всех сил пытался сдерживать в себе опасения, вызванные этим зрелищем.

Меж тем Энимхурсаг вещал через Аратту:

— Посмотри, какую мощь я собираюсь обрушить на вашего спятившего бога! Вот что значит власть бога, пастыря своего народа! Ты понял?

— Понял, — покорно ответил Шарур. В ополчении Энимхурсага состояли не только крестьяне, задачей которых было рассеяться по полям Гибила, грабить и жечь все, до чего смогут добраться; среди войска он заметил множество повозок, а также воинов, вооруженных бронзовыми мечами и топорами с бронзовыми накладками, в шлемах из бронзы или из кожи на бритых головах, в панцирях из бронзовых пластин, нашитых поверх кожаных фартуков. Прибывала знать в доспехах, на колесницах, запряженных ослами, с копьями и стрелами.

— Ты только погляди, какую мощь может выставить правящий бог, когда захочет, — безудержно хвастался Энимхурсаг. — Этакая сила сдует ваших гибильцев, как ветер сдувает мякину во время жатвы. Взгляни на этих свирепых воинов, перед которыми будет трепетать Энгибил. Они погонят твоего бога, как гончие антилопу.

— Я вижу твою мощь, великий бог, — сказал Шарур. — Я вижу воинов. — Он не удержался от вздоха. — Воистину, хорошо, что в Гибил придут люди, которые знают и чтят силу и величие своего бога.

Если бы Энимхурсаг догадался заглянуть ему в сердце в тот момент, миссия Шарура рухнула бы, как рушится дом из сырцового кирпича, когда его крыша становится слишком тяжелой. Но Энимхурсаг, как и надеялся Шарур, однажды убедившись в том, что бог соседнего города действительно свихнулся, больше не считал необходимым подвергать лишним проверкам слова такого приятного вестника.

Бог продолжал вещать через Аратту:

— Ты возглавишь мое воинство. Пусть люди видят, кто будет править ими от моего имени после того, как они изгонят ненормального Энгибила из храма, чтобы не оскорблял его своим присутствием. Пусть видят энси, через которого я буду править, как великий бог Гибила.

— Слушаю и повинуюсь, — Шарур использовал привычную для местных форму ответа. Однако в сердце у него радости не наблюдалось совсем. Чем больше людей увидят его во главе армии Имхурсага, тем труднее будет сбежать.

Но Аратта уже взял его за руку и повел через толпу, призывая голосом Энимхурсага освободить путь человеку, из-за которого бог созвал свою армию. Он вытолкнул Шарура на пригорок и поднялся вслед за ним.

— Воины! — возгласил Аратта, — смотрите на человека, который будет править Гибилом от имени Энимхурсага после того, как вы прогоните нечестивого Энгибила из его храма. Смотрите на энси, через которого я буду править, как великий бог Гибила!

Толпа принялась ритмично хлопать в ладоши. Крестьянское ополчение таращилось на Шарура, как таращилось бы любое ополчение во всех землях Междуречья на что-то новое, выходящее за рамки привычного. Жрецы Энимхурсага вонзали в него ястребиные взоры. Знать поглядывала оценивающе, как на потенциального соперника. Шарур видел, как они поспешно отводили глаза, случись ему встретить их взгляд. Он с трудом скрывал улыбку. Даже в Имхурсаге люди искали выгоду для себя, а не только для бога.

Он понимал, что придется говорить. Люди ждали. Глубоко вздохнув, он выкрикнул:

— Люди Имхурсага! В грядущей войне против Гибила вы обретете то, что принадлежит вам по праву. Энимхурсаг отомстит богу Гибила! — Шарур говорил очень осторожно, смысл, который он вкладывал в свои слова, и смысл, который воспринимали те, кто его слушал, несколько различались, но сейчас это было неважно.

Люди восприняли его слова именно так, как он надеялся. Ополчение наградило его громом аплодисментов. Жрецы удовлетворенно кивали; это означало, что и сам бог вполне удовлетворен его словами. А вот знатные люди не могли сдержать кислого выражения на лицах, словно им пришлось попробовать неспелых слив.

Энимхурсаг призвал через Аратту:

— Мы выступаем против Гибила! Мы победим Гибил! Мы низвергнем Энгибила! Мы освободим город от безумного бога, позволяющего своим людям сходить с ума!

На этот раз аплодисменты переросли в овации. Впрочем, когда говорил бог, никакой другой реакции и не предполагалось, поскольку единодушное одобрение он тоже держал в своих руках.

— Выступаем через два дня! — гремел Энимхурсаг. Его воины взревели так, что у Шарура уши заложило, словно он попал в самый центр грозы. Жрецы затянули гимн, восхваляющий могущество, мудрость и великолепие своего бога.

Гибильцы, отправляясь на войну, тоже восхваляли Энгибила и просили его о помощи в битве. Но ни один из них со времен Игиги — а, может, и задолго до Игиги — никогда не пел так, как пели имхурсаги: «С тобой, великий бог, мы можем все. Без тебя, великий бог, мы ничего не сможем». Гибильцы никогда не стали бы так говорить, они для этого были слишком гордыми: с какой стати они будут думать, что сами не справятся со своими врагами? Помощь бога казалась им чем-то вроде костыля, на который вынужден опираться старый немощный человек.

— Когда мы пойдем на Гибил, враг побежит, — орал Аратта голосом бога. — Когда мы пойдем на Гибил, Энгибилу не устоять!

— Так сказал, великий бог, — выкрикнул Шарур.

— Да, я сказал, — самодовольно ответил Энимхурсаг. — Да будет так, ибо я, бог, сказал это. — Шарур промолчал, но бог принял его молчание за согласие.

Через два дня армия Имхурсага двинулась на Гибил. Шарур шагал в первых рядах, по-прежнему в сопровождении Аратты; Энимхурсаг решил пока не менять своего громкоговорителя. За ними катились тяжелые колесницы знати, шли воины-жрецы в доспехах, с топорами и мечами. А уж за ними, глотая пыль, двигалась основная часть армии.

По пути к ним присоединялись все новые крестьяне. Одни пришли с запада, другие с востока, а некоторые, изрядно уставшие, догоняли войско с севера.

— Никогда мы еще не собирали такого войска, — гордо поведал Шаруру Аратта божественным голосом.

— У нас столько же воинов, сколько зерен в колосьях ячменя в поле, — поддакнул Шарур. Как всякий опытный купец, он предпочитал соглашаться с теми людьми, в компании которых оказался. — В бою они будут подобны львам!

Губы Аратты сложились в какую-то неестественную улыбку. Это была улыбка бога, нарисованная на лице человека. Шарур содрогнулся.

Он оглянулся на армию. Энимхурсаг не только поверил ему, но и взялся за дело даже быстрее, чем он надеялся. Однако сейчас его занимал вопрос, как бы смыться, когда придет время. Он чувствовал себя зайцем в рыночной корзине, ждущим кто и когда купит его на ужин.

— Посмотри, какое великолепное зрелище! — не унимался Энимхурсаг. — Они прекрасно вооружены! — Бог помолчал, глазами Аратты оглядывая свое воинство. Шарур внутри себя сжался: бог ведь может и на него посмотреть. Однако Энимхурсаг упивался зрелищем своего могущества. Некоторое время спустя он озабоченно заметил: — А вот у тебя с оружием не очень хорошо…

— Да, — Шарур коснулся бронзового кинжала у себя на поясе. — Другого оружия у меня нет.

— Это неправильно, — решил Энимхурсаг. Мгновение спустя один из воинов подбежал к ним и сунул Шаруру тяжеленную булаву с бронзовой оковкой. Энимхурсаг удовлетворенно констатировал: — Вот теперь другое дело! Это подходящее оружие, чтобы наказать диких людей и спятившего бога твоего города.

— Ты великодушен, великий бог. Ты предусмотрителен. Я у тебя в долгу. — Сам Шарур предпочел бы меч, но решил не спорить. Какое никакое, а все-таки оружие.

— Точно, в долгу! — согласился бог. — Вот захватим Гибил, тогда расплатишься. Все равно весь Гибил давно мне должен.

Глаза Аратты грозно сверкнули. Шарур смотрел в землю. Против воли он ощущал благоговение, а не страх. Сила бога, проявленная в человеке, заставила его подумать, что он впрямь сумасшедший, раз затеял такую опасную игру.

Воинство Энимхурсага двигалась со скоростью самых медлительных своих частей. На привал бог и вовсе остановил войско еще до захода солнца, чтобы люди смогли разбить лагерь достаточно далеко от границы, иначе гибильцы обязательно заметили бы приближение такой оравы людей. Здесь бог проявил элементарный здравый смысл, и тем даже немного разочаровал Шарура.

На привале ополчение Имхурсага действовало так же, как могло бы действовать ополчения Гибила: просто устраивались с максимально возможным удобством, кормились, а потом укладывались спать прямо на земле, либо рассаживались вокруг костров и затягивали песни.

Знатный народ спал в походных шатрах; рабы обмахивали их веерами, поскольку ночь выдалась теплая. Однако спали не все. Шарура окружила небольшая толпа, расспрашивая о дорогах, ведущих к Гибилу, и о том сопротивлении, с которым они могут столкнуться.

— Гибильцы ничего нового не придумали с тех пор, как мы бились с ними в последний раз? — с тревогой спросил один из прилично одетых и вооруженных воинов. — Они горазды изобретать всякие чудные вещи!

— Нет, никакого нового оружия они не придумали, — честно ответил Шарур. Воин вздохнул с облегчением.

Один из бритоголовых жрецов Энимхурсага укоризненно посмотрел на того, кто спрашивал.

— Что бы там не напридумывали гибильцы, это неважно. Они всего лишь люди, играющие в человеческие игры. А с нами сила бога.

— Не стоит смеяться над человеческими придумками, — ответил знатный воин. — Мой прадед погиб от меча в войне против Гибила. Тогда их было куда больше, чем нас.

— А теперь нас больше, — ворчливо ответил жрец. — Так устроил Энимхурсаг, и так стало.

Человек сообразил, что жрец совершенно не понял сути вопроса и закатил глаза. Но большинство знати и остальные жрецы, включая Аратту, в котором все еще пребывал Энимхурсаг, одобрительно закивали. Шарур уже заметил, что люди Инимхурсага думают медленнее гибильцев главным образом оттого, что за них думает бог. Теперь он еще раз убедился в этом.

Знатный воин, который тоже это заметил, склонил голову и не стал возражать. Шарур отметил, что большинство знакомых ему гибильцев обязательно ввязались бы в спор. Они были слишком высокого мнения о своих умственных способностях, чтобы признать поражение даже в таком пустяковом вопросе. В этом вообще заключалась их отличительная способность.

Аратта улегся прямо на землю, повозился и заснул, как обычный крестьянин. Нет, не совсем. Шарур присмотрелся. Тело Аратты парило на пару пальцев над землей, он спал, словно на воздушной подушке. Комары нетерпеливо подлетали к нему, но сесть почему-то не могли и с недовольным жужжанием отлетали прочь. Шарур тоже улегся и сразу понял, что не касается земли. Он получил от Энимхурсага такой же подарок, как и человек, которого бог избрал своим временным обиталищем. И комары Шарура тоже не ели. Пожалуй, эта ночь стала самой приятной из всех, что он помнил.

Разбудило хитроумного торговца восходящее солнце. Аратта уже проснулся и был готов продолжать путь. Может, он просто привык рано вставать каждый день… А может, это бог его разбудил, как только ему потребовались глаза человека.

Голосом бога Аратта молвил:

— Сегодня нам предстоит пересечь землю, которую Гибил украл у Имхурсага. У меня украл. Сегодня эта земля возвращается к своему законному владельцу.

— Ты отправил разведчиков в земли Гибила? — спросил Шарур и тут же поправился: в те земли, которые раньше принадлежали Имхурсагу?

Энимхурсаг покачал головой Аратты.

— Зачем? В моей стране я и так могу видеть глазами любого человека и слышать любыми ушами. Я могу навещать земли богов, которые мне не враги, но в стране безумного Энгибила я становлюсь слеп и глух.

— Ну да, — кивнул Шарур, вспомнив, как их рабыня оплакивала пустоту внутри себя, которую должен был бы занимать бог. Он сказал: — Если тебе будет угодно, великий бог, я могу отправиться в Гибил на разведку, вернусь и расскажу тебе, что удалось узнать. Если ты пошлешь кого-то из своих людей, они сразу выдадут себя, а на меня никто не обратит внимания. Я же местный.

— Верно, ты местный… — задумчиво произнес Энимхурсаг, словно напоминая себе нечто, упущенное из вида. Шарур чувствовал, как бог изучает его глазами Аратты. Захочет ли он копнуть поглубже? Но после этого оценивающего взгляда бог беззаботно проговорил: — Ладно, отправляйся в земли, которые Энгибил у меня отнял. Но с тобой пойдет благородный Насибугаши. Он разведчик. А ты гибилец. Вот ты и последишь, чтобы он себя не выдал.

— Слушаю и повинуюсь, — Шарур склонил голову.

— Само собой, — удовлетворенно отметил Энимхурсаг. Кажется, сомнения ему были вовсе не свойственны.

Насибугаши оказался тем самым знатным воином, который вечером спрашивал Шарура, нет ли у Гибила какого-нибудь нового оружия. Шарур вынужден был признать, что Энимхурсаг сделал хороший выбор. Молодой человек казался более самостоятельным, менее одержимым силой бога, чем большинство имхурсагов. Соответственно, и действовать он мог более самостоятельно, чем его соплеменники.

— Идем, — поторопил он Шарура. — Лучше опередить войско, тогда мы сможем дальше пройти в земли Гибила, увидеть больше, и все поведаем богу и нашим воинам.

— Верно говоришь, — кивнул Шарур, а сам думал: неужели Энимхурсаг смотрит и глазами Насибугаши? Здесь распознать присутствие бога оказалось потруднее, чем в случае с Араттой. Может, богу проще овладеть сознанием знатного человека, чем простолюдина. А может, Насибугаши просто наделен большей индивидуальностью, на фоне которой определить присутствие бога труднее.

Они далеко опередили войско Имхурсага. Когда они проходили деревню, куда крестьяне привели Шарура после того, как он перешел границу, из дома вышла Муннабту и помахала ему рукой.

— Бог сказал мне, что ты идешь сюда, — сказала она, улыбаясь. — Ты рад меня видеть?

— Конечно, рад, — ответил Шарур и улыбнулся в ответ.

— Ты тоже ее порадовал, — сказал Насибугаши. И опять Шарур не понял, кто с ним говорит. Наверное, все-таки бог…

От деревни они взяли к югу. Там лежала граница между землями Имхурсага и Гибила. Крестьяне, работавшие в полях, махали Шаруру почти так же, как махала Муннабту. А ведь совсем недавно, когда он вошел на их земли, они хотели лишь одного — убить пришельца. Теперь их бог обласкал этого человека, значит, они тоже должны быть им довольны.

На другом берегу канала крестьяне Гибила работали точно так же, такими же орудиями, разве что бронзы на мотыгах было побольше, а камня поменьше. Любопытные, как сороки, они разогнули спины и смотрели, что намереваются делать двое мужчин с того берега.

Шарур, не долго думая, снял тунику и стряхнул с ног сандалии. Насибугаши последовал его примеру. Двое мужчин голыми вошли в теплую мутную воду канала.

Примерно на полпути Насибугаши негромко воскликнул от удивления.

— Я почти не слышу бога, — пробормотал он. — Он уходит их моей головы. Я теперь сам по себе. Так никогда не было! — Он склонил голову набок, словно вслушиваясь в незнакомые ощущения. — И я не чувствую, чтобы Энгибил стремился заполнить пустоту на месте ушедшего Энимхурсага.

— Да он и не стал бы, — кивнул Шарур. — Энгибил, ну, он действует не так, как Энимхурсаг. Он не пребывает в нас постоянно. — Он тут же вспомнил времена, когда Энгибил говорил в нем, и ему очень захотелось, чтобы бог давал о себе знать еще реже.

Когда двое выходили из канала на стороне Гибила, на берегу столпились крестьяне. Они во все глаза рассматривали пришельцев.

— Что вы тут делаете? — спросил наконец один из крестьян. В голосе спросившего не было никакой злобы, только любопытство. — Нечасто увидишь, как люди бегут оттуда, где бог целыми днями орет им в уши! — Крестьянин говорил с добродушным презрением.

— Там все не так уж плохо, — сказал Насибугаши. Шарур кивнул; Энимхурсаг действительно сделал хороший выбор. Будь на месте его спутника какой-нибудь жрец, он бы сейчас корчился тут, на берегу, как рыба, выброшенная на берег.

— А ты что скажешь? — спросил крестьянин, тыкая пальцем в сторону Шарура.

— Соглашусь, пожалуй, все там не так уж плохо. — Сам он в это время думал, что стоит отойти подальше от берега канала, а то ведь с той стороны тоже глаз хватает, и уж через них-то Энимхурсаг все видит и слышит.

Какой-нибудь крестьянин с той стороны не понял бы его слов, начал бы выяснять, что Шарур имеет в виду, а объясняться прямо здесь Шаруру очень не хотелось бы. Как он и надеялся, гибильцы соображали быстро.

— Ну, пойдем, прогуляемся, — предложил крестьянин. Похоже, это был староста деревни.

Люди с той стороны продолжали смотреть им вслед. Пришлось отойти на расстояние выстрела из лука, перевалить маленький холмик, и только тогда торговец ощутил себя в относительной безопасности.

Он ткнул пальцем в сторону Насибугаши и сказал приказным тоном:

— Этот человек — шпион имхурсагов. Взять его!

Крестьяне выполнили приказ с завидной быстротой. Правда, при этом они решили схватить и Шарура. Только после этого староста поинтересовался:

— А с чего это ты решил, что мы должны тебя слушаться? Кто ты вообще такой?

— С того, что еще до заката войско Имхурсага переправится через канал, — ответил Шарур. — Энимхурсаг послал нас вперед на разведку.

Насибугаши никак не мог понять, что происходит.

— Ты же предаешь бога! — выдохнул он. А через мгновение он пришел к еще более ужаснувшему его выводу: — Ты обманул бога!

Его ужас убедил гибильцев отнестись к словам Шарура всерьез. Староста повторил вопрос:

— Кто ты такой?

— Я Шарур, сын Эрешгуна, крупного торговца, — ответил Шарур, от чего глаза Насибугаши стали еще больше. Теперь, на родной земле, Шарур чувствовал себя замечательно. — Он прав. Я действительно обманул Энимхурсага!

— Ну и молодец! — воскликнул крестьянин. Он и его друзья похлопали Шарура по спине в знак одобрения. Им действительно доставляло удовольствие, что их соплеменник одурачил бога города-соперника. Шарур задавался вопросом, как бы они реагировали, если бы узнали, что именно в результате этого обмана Энимхурсаг решил напасть на Гибил.

— Но как тебе удалось? — спросил Насибугаши. Шарур с удивлением посмотрел на него. Имхурсаг задал вопрос без особого возмущения, но с явным любопытством. Ему и в самом деле хотелось понять, что за методом воспользовался Шарур для столь необычного поступка.

— Неважно, — отмахнулся Шарур обратился к крестьянам гибильцам: — Надо поскорее сообщить об атаке имхурсагов. Женщины и дети должны укрыться, мужчинам надо получить оружие и дать отпор захватчикам. Их войско скоро будет здесь.

Некоторые крестьяне, даже те, что держали Шарура, бросились выполнять его распоряжение. Насибугаши с изумлением смотрел на него.

— Разве бог Гибила не скажет своему народу, что нужно делать? — недоверчиво спросил он.

Шарур и крестьяне, которые все еще держали за руки знатного имхурсага, переглянулись, посмеиваясь.

— Иногда да, а иногда нет, — ответил Шарур. — Иногда люди и сами соображают, что нужно сделать, еще до того, как им бог скажет.

— Как это может быть? — растерянно воскликнул Насибугаши.

— Да запросто! — ответил один из крестьян. — Энгибил — такой бог, а мы — такие люди.

— Я прошу вас обращаться с нашим пленником побережнее, — попросил Шарур. — Для имхурсага он очень самостоятельный человек. Родись он в Гибиле, вполне мог бы стать большим человеком.

— Как скажешь, сын торговца, — согласился крестьянин. — И что теперь с ним делать?

Хороший вопрос, подумал Шарур. Он как-то не подумал об этом, разоблачая Насибугаши. Все еще пребывая в задумчивости, он проговорил:

— Он — мой пленник. Возможно, я сделаю его своим рабом. Будет служить мне.

Крестьяне расхохотались, а имхурсаг разразился ругательствами, да такими отборными, каких Шаруру не приходилось слышать даже от погонщиков ослов. Однако его проклятия заставили крестьян только громче смеяться.

Шарур продолжал:

— Надо посмотреть, не захотят ли его родственники, или сам бог выкупить его. Он умный человек; так что раб из него получится плохой, обязательно сбежит. А еще он смелый человек, а из таких рабы вообще не получаются, убить может. Так что давайте пока отведем его в Гибил. А там посмотрим.

— Сделаем, господин купец, — хором сказали крестьяне. А потом один из них все-таки поинтересовался: — Сын главного купца, ты же заплатишь нам за помощь?

— Конечно, — пообещал Шарур. — Дом Эрешгуна не скупится.

— Эх, — с горечью промолвил Насибугаши, — только вот дом Эрешгуна обманывает.

— Ты не прав, — возразил Шарур. — Я житель Гибила. Я служу Гибилу. Но я думаю и о своих нуждах, в конце концов, это тоже на пользу Энгибилу.

— Да, ты истинный гибилец, — согласился Насибугаши. — Ты ставишь нужды своего бога на последнее место. Был бы ты настоящим мужчиной, они бы у тебя на первом плане были.

— Я настоящий мужчина, настоящий гибилец, — сказал Шарур. — Это твой бог свихнулся, Насибугаши. Может статься, и ты научишься сначала быть человеком, а уж потом рабом бога.

Насибугаши не ответил. А Шарур внимательно разглядывал его. Из всех имхурсагов, которых он встречал, этот был первым, кто действительно мог научиться быть человеком, а не придатком бога. Шарур размышлял, не оставить ли Насибугаши в Гибиле на какое-то время, чтобы дать ему возможность почувствовать, на что похожа жизнь в городе людей, а уж потом пусть возвращается в Имхурсаг и сам решает, захочет ли он жить под властью Энимхурсага.

— Мы идем в Гибил, — сказал Шарур. Один из крестьян подтолкнул Насибугаши, и тот с возмущенным видом двинулся на юг, к городу Шарура.

Не похоже было, чтобы Энгибил предупредил жителей Гибила о вторжении. Однако новости намного опередили Шарура. Крестьяне с копьями, луками, дубинами и щитами уже собирались в отряды. Знать на колесницах, запряженных ослами, двигалась к каналу, обозначавшему границу с враждебным соседом.

— А где же ваши воины-жрецы? — спросил Насибугаши, когда мимо прогрохотала еще одна колесница, визжа несмазанными осями.

— Большая часть служит в храме, — ответил Шарур. — Вон его дом. Там действительно нужны слуги. А делами города занимаются мужчины.

— Безумие, — проворчал дворянин, — подлинное безумие.

— Может, ты и прав, — раздумчиво промолвил Шарур. — Однако посмотри на меня. Я, безумный гибилец, без особого труда обманул твоего Энимхурсага. — Конечно, он преувеличивал, но Насибугаши незачем знать, насколько. Он продолжил: — И когда мы, безумные гибильцы, начнем войну, как думаешь, за кем будет победа?

— На этот раз все будет по-другому, — упрямо проговорил Насибугаши.

— Сомневаюсь, — оскалился Шарур. — Пошли, нам уже недалеко.

— Ну-ну, — только и сказал Эрешгун, когда Шарур с несколькими крестьянами привели к его дому Насибугаши. — Ну-ну, сын. Ты не только ухитрился сунуть руку в пасть льву, но и сумел вернуться домой с призом. Из него получится хороший раб.

— Вообще-то я его для выкупа предназначил. Если, конечно, за него дадут хорошую цену, — сказал Шарур. — Он из знатных; так что я не уверен, что из него вообще раб получится.

— Попробует плетки, будет как шелковый. Так со всеми рабами бывает, — сухо сказал Эрешгун. — Но это твой пленник, значит, твоя собственность. Можешь поступать с ним как угодно. — Он еще раз окинул Насибугаши внимательным взглядом. — М-да… возможно, ты прав. В нем чувствуется дикий дух…

Насибугаши запрокинул голову и издал хриплый рев дикого осла. Шарур и Эрешгун недоуменно уставились на него, а потом расхохотались. Шарур отвел отца в сторону:

— Эти люди мне помогли, надо бы наградить их за то, что привели этого дикого осла в город. Я обещал...

— Обещал, значит, сделаем, — кивнул Эрешгун. — Я бы и без твоего обещания не забыл. — Он раздал крестьянам по маленькому кусочку золота, чем привел их в восторг.

Некоторое время они громко восхваляли дом Эрешгуна, а потом один из них сказал Шаруру:

— Поистине, господин купеческий сын, ты знал, о чем говорил, когда обещал, что твоя семья не из скупердяев.

— Откуда вы берете столько золота, что запросто раздаете его крестьянам? — спросил Насибугаши, когда радостные селяне направились обратно в свою деревню. — Боги ненавидят Гибил. Люди из окрестных городов, люди из окрестных земель ненавидят Гибил. С вами никто не хочет торговать, а вы раздаете золото направо-налево! Как это может быть?

— Ты слыхал про честь торговца? — спросил Эрешгун. — А еще я думаю о своей репутации. Даже если бы это было последнее золото в доме, — а оно вовсе не последнее, — я все равно заплатил бы крестьянам ради моей чести, ради моей репутации. Я — человек. Я поступаю, как человек. Это тебе понятно?

— Наш бог хотел бы, чтобы люди поступали так, — сказал Насибугаши.

— А мне вовсе не нужно, чтобы бог говорил мне, как я должен поступать. Я и без него это знаю, — ответил Эрешгун. — Это и значит быть человеком.

— Чудной у вас город, — признался пленник. — В ваших словах есть смысл. А истинный порядок вещей вы называете безумием...

Снаружи завыли рога. Герольд с бронзовыми накладками на плечах выкрикнул имя лугала. По улице Кузнецов ехал Кимаш, но не в обычных носилках, а в колеснице с золочеными бортами, запряженной ослами с золоченой упряжью. На голове лугала сверкал позолоченный шлем. Он размахивал копьем с бронзовым наконечником.

Люди на улице Кузнецов громко радовались, когда Кимаш со свитой проезжал мимо. Стражники лугала только немногим уступали в блеске своему господину. Их позолоченные щиты и шлемы блестели на солнце. Выглядели они очень внушительно, ничуть не хуже, чем воины имхурсаги.

«Великий лугал!» кричали люди. «Сильный лугал! Лугал — защитник Гибила! Он отбросит злых захватчиков! Он вернется домой с добычей и рабами! Энгибил любит могучего лугала!»

— Ах, вот зачем нужен лугал! — воскликнул Насибугаши. — Вы сделалали его богом, а о настоящем боге своего города и не вспоминаете! — Он скривился, показывая, насколько это ему не нравится.

— Город не может без правителя, — резонно возразил Шарур. — Да, у нас есть правитель, такой же человек, как и мы все. И он не будет обращаться с мужчинами и женщинами нашего города, как с овцами на полях.

— А вот мы — овцы нашего бога, — запальчиво ответил имхурсаг. — Мы гордимся тем, что мы овцы нашего бога! Энимхурсаг — наш хозяин. Энимхурсаг — наш господин. Мы принадлежим ему, и поступаем так, как он хочет.

— А мы поступаем так, как хотим мы, — сдержанно произнес Шарур.

— Ну и что нам делать с этой божественной овцой? — Эрешгун кивнул на Насибугаши. — У нас на носу война с его сородичами, не брать же его с собой?

— Я помню, отец, — вздохнул Шарур. Пожалуй, его затея удалась даже лучше, чем он ожидал. Теперь Гибилу понадобится каждый мужчина, а каждому мужчине понадобится хорошее бронзовое оружие и доспех с бронзовыми накладками. Придется крутиться. И как бы это не помешало другим делам!

— Вот и я об этом думаю, — сказал Эрешгун. — Но с этим ничего не поделаешь. Сейчас люди Гибила должны спасать свой город. А с другими делами… я думаю, вот как мы так поступим...

До сих пор они ни слова не сказали о Хаббазу, храме Энгибила, и о чашке в храме, тем более не при Насибугаши об этом говорить. Шарур указал на захваченного им знатного имхурсага.

— Давай отдадим его на хранение Ушурикти, работорговцу.

— Как же так? — воскликнул Насибугаши. — Ты же сказал, что я не буду рабом — ну, ладно, сказал, что я, скорее всего не буду рабом. Выходит, ты передумал?

— Нет, — ответил Шарур. — Просто побудешь пока под присмотром Ушурикти. От него не сбежишь, там можно спокойно переждать, пока тебя не выкупят. За твое содержание мы заплатим и эту сумму добавим к выкупу, который за тебя запросим. А вот если твои родичи или твой бог откажутся выкупать тебя, тогда придется продавать тебя в рабство.

— Так и будет, — решил Эрешгун.

— Так нечестно, — насупился Насибугаши. — Я верил тебе, гибилец. Мой бог тебе поверил. Ты обманул меня. Ты обманул моего бога.

— Видишь ли, я не служу Энимхурсагу, — сказал Шарур. — Я служу Гибилу. — Он специально не стал добавлять, что служит Энгибилу. Собственного бога он привык обманывать, и делал это так часто, что с легкостью обманул и другого бога.

— Поторапливайся. Отведем его к Ушурикти, — напомнил отец.

— Надо будет предупредить его, чтобы следил за ним хорошенько, — Шарур с сомнением посмотрел на своего пленника. — Запросто может сбежать. Он умный.

— Был бы я действительно умным, — с горечью проговорил Насибугаши, — не стоял бы сейчас здесь.

Но его уже никто не слушал. Да и с какой стати? Он был пленником в чужом городе. Так что его просто отправили к Ушурикти.

Хаббазу поклонился Шаруру.

— Сын главного торговца, ты сделал то, что собирался сделать. Теперь Энгибил, безусловно, станет заботиться о северной границе, ему не до собственного храма. Пришло время заняться чашкой Алашкурри.

— Нет, мой друг из Зуабу, еще не время, — возразил Эрешгун.

— Вот: смотри. У нас есть для тебя кое-что, причем такое, что тебе вряд ли удалось бы украсть.

Шарур протянул Хаббазу бронзовый меч с рукоятью, обмотанной золотой проволокой, в кожаных ножнах; шлем из жесткой кожи, укрепленный бронзовой пластиной; и кожаный нагрудник с бронзовыми пластинами.

— Это все твое, — сказал Шарур.

— Прекрасный подарок. — Хаббазу поклонился. — Вы щедры ко мне. Не знаю, смог бы я украсть такое. Я горжусь своим ремеслом не меньше, чем вы гордитесь своей торговлей. И все же я должен спросить тебя: зачем ты даешь мне все это? Я же вор, а не воин. С кем я буду драться? У меня свои дела есть.

— Сейчас для них не время. Сейчас нужно сражаться, — ответил Эрешгун. — А вот после победы, пока глаза Энгибила прикованы к северной границе, мы поспешим обратно в Гибил. Тогда и придет время для твоего мастерства.

Худое лицо Хаббазу скривилось в отвращении.

— Ты полагаешь, что если я украду эту чашку Алашкурри, пока вас нет в Гибиле, я оставлю ее себе и передам Энзуабу?

— Да, мы так думаем, — кивнул Шарур. — Будь ты на нашем месте, разве ты не подумал бы так же?

Вопрос заставил Хаббазу ухмыльнуться.

— Пожалуй, ты прав, сын торговца. Наверное, я бы так и сделал. Но тогда скажи мне: вы заплатите мне за то, чтобы я сражался за чужой для меня город?

— Почему бы и нет? — усмехнулся Эрешгун. — Я смотрю, ты не только вор, но и торговец.

— Нет, мне торговля неинтересна, — с достоинством ответил Хаббазу. — Торговля — тяжелая работа. Да и скучная к тому же. Ворам тоже непросто. Но ворам не бывает скучно.

— Даже если приходится подолгу дожидаться, когда настанет подходящий момент? — с лукавой усмешкой спросил Шарур.

— Даже тогда, — кивнул Хаббазу. — Жду я обычно в тавернах. Пью пиво. Ем соленую рыбку и лук. Иногда я даже баранину ем. Если вижу хорошенькую куртизанку, даю ей что-нибудь, чтобы она согласилась лечь со мной и делала то, что я хочу. Возможно, некоторым такая жизнь наскучила бы. Только не мне.

— Но ведь это не все, из чего состоит жизнь вора, — сказал Эрешгун. — Этак все бы ворами стали. Никто не захотел бы держать таверну. Никто не стал бы варить пиво, ловить и солить рыбку. И лук никто бы не выращивал. Про овец я уж не говорю. Да и куртизанку не соблазнили бы несколько кусочков металла, если бы она могла их украсть.

— Вы правы, господин купец, но только отчасти, — ответил Хаббазу. — Многие мужчины занимаются торговлей. Но многим ли удается в этом преуспеть? Всего лишь нескольким, таким, как вы. Многих соблазняет жизнь вора, но мало кто достигает в этом деле таких вершин, как я. Столь искусных воров поискать.

— Насчет воровства не знаю, а вот в споре ты силен, — уважительно произнес Эрешгун.

— В самом деле, — кивнул Шарур. — Если он и в бою покажет себя так же хорошо, как в споре, лучше бы имхурсагам не замахиваться на могущество Гибила.

— Мне нет дела до могущества Гибила, — сказал Хаббазу. — Я — часть могущества Зуабу. — Он поднял руку. Пальцы у него были длинными и ловкими. — Остановимся на том, что я наемник из Зуаба, и сейчас служу Гибилу.

— Ну что ж, с твоей стороны это довольно великодушно, — рассмеялся Шарур. Рассмеялся и Хаббазу. Ни тому, ни другому не хотелось обижать собеседника, настаивая на своем.

Шарур огляделся. Тени сгущались. Цвета тускнели.

— Пора ужинать. Потом — спать. Утром мы с братом пойдем на север. Поможем победить имхурсагов, а потом вернемся. — Не успел Шарур договорить, как в дом вошел Тупшарру. — Я вижу, вы дали Хаббазу оружие, — сказал он. — Значит, он сначала будет сражаться за нас, а потом уже воровать для нас?

— Сейчас он — наемник из Зуаба на службе Гибилу. Он сам так сказал, значит, так и есть.

— Ты лучше не издевайся надо мной, — сказал Хаббазу. — Твои слова ранят меня в самое сердце. — Он пошатнулся, словно получил смертельную рану.

Не только Шарур, Эрешгун, Тупшарру и Хаббазу собрались в дорогу следующим утром. Улица Кузнецов опустела. Оружейники разобрали свои изделия и отправились на защиту города. Даже лысый, грузный Димгалабзу взвалил на плечо топор с длинной рукоятью и широким навершием.

— Собираешься срубить парочку имхурсагов? — поинтересовался Эрешгун, с уважением оглядывая грозное оружие.

— А что такого? — ответил Димгалабзу. — Мы же кузнецы, будем сражаться в первых рядах. С нами сила металла. Посмотрим, как против нее выстоит сила Энимхурсага.

— Это хорошо, — признал Шарур. — Кимаш-лугал поступил мудро, поставив вперед кузнецов.

— Конечно, хорошо, — согласился Эрешгун. — Предыдущие войны принесли нам неплохую прибыль.

Хаббазу выглядел заинтересованным. Шарур подумал, что рано или поздно Энзуаб все равно узнает о сражении, ну, а что он будет делать с этим знанием — его дело.

Димгалабзу в свою очередь весьма заинтересовался зуабийцем.

— Кто это идет с твоими сыновьями? — спросил он Эрешгуна.

— Его зовут… э-э… Буррапи, — ответил Эрешгун. — Он наемник из Зуаба. Шарур познакомился с ним, когда вел караван через землю Зуаба. А он как раз оказался здесь, когда имхурсаги пошли на нас войной. Мы обещали заплатить ему, если он будет сражаться на нашей стороне.

Хаббазу спокойно отнесся к тому, что его назвали вымышленным именем. Он слегка поклонился Димгалабзу. Кузнец в ответ тоже изобразил нечто, похожее на поклон и с усмешкой произнес:

— Ты с ним поосторожнее. Он ведь не воевать сюда пришел. Знаешь, что говорят о зуабийцах…

— Это же надо! — негромко воскликнул Хаббазу. — Всего-то парочка воров умудрилась испортить репутацию всему Зуабу.

Тупшарру закашлялся, Шарур с Эрешгуном сохранили на лицах сосредоточенное выражение. Оба обладали большим опытом по сравнению с младшим братом Шарура. Впрочем, несмотря на опыт, Шаруру оказалось нелегко сохранить серьезную мину.

Итак, ополчение постепенно двигалось навстречу захватчикам. Большинство кузнецов обладали мощным телосложением, но ходоки из них были так себе. Поскольку многие из них успели нажить неплохие состояния, в ближайшей деревне купили подводу, запряженную ослами, и сложили на нее все свое оружие и снаряжение. Идти стало полегче, и все приободрились.

На север шли и крестьяне. Вскоре на дороге стало тесно, навстречу потянулись беженцы, в основном, женщины с детьми и скотом. «Имхурсаги!» — кричали они так, словно люди, идущие на врага с оружием в руках, не знали, с кем им предстоит сражаться.

Эрешгун махнул рукой в сторону северного горизонта. Над ним висел дым.

— Они жгут наши поля. Деревни жгут. Они за это заплатят!

Гибильцы расположились лагерем недалеко ото границы. Получился небольшой город с охраной, многочисленные шатры образовали в нем извилистые улочки и переулки. Настроение в лагере царило уверенное. Торговцы прошли мимо человека, обращавшегося к небольшой группе слушателей:

— Нам не раз приходилось побеждать имхурсагов. Ладно. Придется еще раз напомнить им, что с Гибилом связываться себе дороже.

На следующий день лугал Кимаш двинул свои войска против Имхурсага. Их воины выстроились на земле Гибила в неровный боевой порядок. Шарур невольно вскрикнул, когда рядом с головным отрядом возник разгневанный Энимхурсаг, в доспехах и в десять раз выше любого человека.