Чудеса всё-таки случаются!
А я-то думал, работать асфальтоукладчиком на дне океана — неприятная работа. Но вы бы видели, что предложило мне Бюро по трудоустройству на этот раз!
Я стоял перед Ноденсом — и мне было страшно. Зато Джули — вот чертовка! — не боялась ничего. Она была в набедренной повязке из шкуры леопарда; в сущности, этим её гардероб и органичивался. Не считать же, в самом деле, за одежду пирсинг — "гантельку" в брови или колечки в сосках. Её волосы были окрашены в ультрамариново-синий, с небольшой рыжей прядкой.
Шеф не уступал ей в колоритности.
Ноденс, как один из Старших Богов, может принимать любую форму. От покрытого плесенью монстра до томной девы в вечернем платье (с глубоким декольте). Мне запомнилась сороконожка, которая принимала документы на поступление, — и здоровенная амёба, дающая указания по делу Семи Проклятых Негоциантов. Хоть я и билетёр, но на особом счету — чем уж приглянулся одному из древнейших существ во Вселенной, понятия не имею.
Джулию рекомендовал тоже я. Может, меня вызвали по этому поводу? Как в тот раз, когда она требовала карточный долг с самого Локи? Оплачивать долги, конечно, дело святое, но требовать расплатиться небожителя хитрости… Который может раскатать тебя по стеночке молекулярным слоем?! Хорошо, что вступился Ноденс — ему не смеют перечить даже Всадники Апокалипсиса. Да, от Джулии можно всего ожидать.
Во что она вляпалась на этот раз?
Я с невольной робостью взглянул на нашего повелителя.
Сегодня он выбрал облик пожилого рокера, по пояс голого, с татуировками на бицепсах и поблескивающими микродемалами на груди. У него была аккуратно подстриженная седая борода, и роскошная грива, с лёгкой проседью на висках. На одном плече было выжжено изображение скорпиона, а на втором — голая девушка сладострастно обнимала ногами якорь. Чуть пониже трансдермалов, и повыше диафрагмы, красовалась размашистая надпись "Не забуду мать родную!" [157]
Джули с неприкрытым интересом изучала его торс, а он — её бюст. Я кашлянул.
— Владыка, вы желали нас видеть?
Великий Охотник словно очнулся от транса [158].
— Ага. Да, точно.
Голос у него был густой, как топи, и в то же время звонкий, словно удар колокола.
— Любопытная у тебя напарница, Алекс, — он ухмыльнулся. — Совсем меня не боится.
Я пожал плечами.
— Такова уж Джули. Это вы для неё так… вырядились, ээ?
Седобородый старец откинул голову и захохотал.
— Почему бы и нет?
От его смеха в серванте задрожали стёкла.
Рядом с Ноденсом всегда неуютно. Его присутствие ощущается как давление волны титанической ярости и силы, удерживаемой лишь нечеловеческим усилием воли. Ноденс — само разрушение, квинтэссенция уничтожения, по собственной прихоти заключившая себя в хрупкое земное тело.
Он первородный сын Вселенной, возникший ещё тогда, когда человека не было и в помине, а на просторах космоса буйствовали такие силы, которые мы не в силах вообразить.
Его оболочка — это просто иллюзия. Она не демонстририрует и миллионной доли его мощи. Но даже она олицетворяет величие. Его глаза горят первобытным огнём, а голос напоминает рокот ярящейся горной реки. Знать, что рядом с тобой существо, способное движением пальца потопить Титаник…. Предварительно подняв его со дна морского и оживив всех, кто плыл на нём…. Это, гм, нервирует. Но спустя пять лет я привык.
А Джули вот не нервничает. Совсем.
Я, конечно, понимаю, что она нечувствительна к магии, но… Это даже слегка обидно.
И тут… Охотник мне подмигнул.
Честное слово, я не шучу.
А затем….
Внезапно он вырос, раздался во все стороны… и я осознал, что мы стоим у него на ладони. Исчезли тюремные татуировки, растворилась нелепая надпись. Ноденс был огромен. Он напоминал Нептуна. Его громадный палец, похожий на ствол баобаба, ткнул Джули в грудь.
— Значит, не боишься меня, малявка?
— Это сексуальное домогательство, — невозмутимо сказала Джулия. — Впрочем, я не против.
Ноденс снова расхохотался. Я думал, у меня лопнут перепонки. И вот мы снова стоим у его стола, целые и невредимые, а Наш Владыка и Повелитель — принял облик почтенного мужчины в летах, в чопорном деловом костюме. От него так и веяло ощущением мощи и непоколебимого спокойствия.
Он весело на нас посмотрел, и его монокль блеснул.
— Да, я помню, ты мне её рекомендовал. Как тебе работа на Станции, Алекс?
— Потрясающе, — искренне сказал я.
— Я спрашиваю потому, — бесстрастно заявил шеф, — что собираюсь вас уволить.
Мои глаза округлились. Словно окатили холодным душем. Сказать, что это заявление меня огорошило — значит, сказать ничего. Что это обозначает? Нас вернут обратно на Землю? И в чём мы провинились?
Да уж, вот это новость.
Перед глазами промелькнула унылая перспектива: работа научным сотрудником в одном из сельхозинститутов… Если меня вообще возьмут назад. Или дворником, как альтернатива. Весёленькое начало.
Неужели заслуги ничего не значат? А как же доблестное спасение Станции в Канун Дня Всех Святых? Я переглянулся с Джулией. Она была потрясена не меньше меня. Панкушка, определенно, теряла не меньше. В Новой Баварии её ждёт шесть месяцев тюрьмы. С принудительным извлечением информационного чипа и усекновением в правах.
Но с такими существами, как Ноденс, не спорят. Я кашлянул.
— Мне собирать вещи… сэр?
Старший Бог обратил на меня задумчивый взгляд. Он постучал ручкой по полированной поверхности стола.
— Не стоит торопиться, — уточнил он. — Я намерен снять вас с должности привратников, но собираюсь предложить нечто более интересное. Не вижу смысла распылять ваши таланты. К чему это бесцельное бдение за стойками? Вы доказали, что достойны большего. Каково ваше мнение?
Может, я бы что-нибудь и сказал — но вот беда: у меня внезапно отнялась речь. Зато Джулия поинтересовалась совершенно спокойно:
— И что же вы можете предложить нам, сэр?
"Предложить?!" Я поперхнулся. Такие, как Ноденс, не предлагают! Ведь он же — Бог! Нет, немного больше… Его приказов нужно слушаться беспрекословно, иначе…
— Ну, — хмыкнуло бессмертное существо, — я собираюсь предложить вам работу штатными консультантами по внештатным ситуациям. Вы можете взять вольнонаёмными сотрудниками любое число разумных существ, а также получаете право рекрутировать синигами и аргусов. В случае возникновения критической ситуации. В общем, ничего такого. События Хеллоуина показали, что вы способны с этим справится.
Он с наслаждением потянулся и поиграл бицепсами.
— Собственно, не вижу, что здесь обсуждать. Приказы уже готовы, и если вы даёте своё согласие — я просто шлёпну на них печати, и все дела. Будете следить за порядком, чтобы Станция не развалилась.
Джулия поразмыслила.
— И что ты скажешь, Алекс?
Я прочистил горло.
— Э… кхм… ну, это, безусловно, большая честь…
— Любезно, но малоинформативно, — заметил Ноденс.
Моя напарница, невежливо хихикнула.
— В общем, мы согласны, Ваше Могущество.
— Ну, я так и знал, — весело ухмыльнулся Ноденс, сверкнув золотой фиксой. — Станция — на ваших плечах. Если мы вывалимся в открытый космос, я буду знать, с кого за это спросить. И не думайте, что ваша смерть станет для меня преградой.
Глядя в его строгие голубые глаза, сложно было не поверить.
Я сглотнул.
— Да, сэр. Так точно, сэр. Сделаем всё, что в наших силах.
Джульетта фыркнула.
Ноденс вытащил из воздуха два тонких листа и, положив их на столешницу, с наслаждением проставил два оттиска. Они вспыхнули, и едва не прожгли стол насквозь. Договоры воспарили и попали нам в руки.
— Кстати, я дал задание Клавдию, чтобы он подготовил кабинет, — мимоходом бросил Бог.
— Ух ты, — прошептала Джулия. — Ух ты. Именно то, о чём я и мечтала. Служба безопасности! Ух ты.
Ноденс отряхнул руки. Бросил на нас пылающий взгляд.
— Ну, и чего стоите? Идите работать, шмакодявки!
Едва мы вышли, как двери кабинета Начальника прогнулись наружу. Словно по ним ударили тараном.
Я подпрыгнул:
— Какого чёрта?!
— Ноденсу сложно удерживать материальную форму в течение длительного промежутка времени, — наставительно сказала Джулия. — Особенно в таком объёме. Традиционный размер Начальница — немногим меньше нашей Галактики. Эх, Алекс, Алекс. Иногда мне кажется, ты ничего не читаешь. Из истории Станции, я имею в виду. То, что ты почитываешь женские романы, я знаю.
— Да я… — возмутился ваш покорный слуга. — Ну, они интересные.
Джулия не обратила на мою реплику никакого внимания.
— В 1859-ом, — продолжила она, — когда к Станции пришвартовался пиратский корабль из системы Лебедя, Ноденс просто предложил себя в заложники, а затем… принял истинную форму. На корабле. От крейсера пришельцев осталась пара болтов. Не хватило даже для музея. Это он развлекался: Наш Дорогой Шеф мог бы уничтожить его и снаружи, не напрягаясь.
— И какова же истинная форма Ноденса? — шёпотом спросил я.
Джулия изумленно воззрилась на меня.
— Алекс! Ты меня пугаешь! Ты что-нибудь читаешь, кроме беллетристики и хентайной манги? Ну разумеется, Ноденс — распыленное фотонно-лептонное облако, обогащённое гиперионами, и связанное не-эйнштейновскими силами взаимодействия [159].
Ага. Кажется, я это когда-то знал, но забыл. Хентайная манга намного интереснее.
— Согласно последним исследованиям… — продолжала трепаться Джулия.
Да, она это любит.
— Ой-ой, — поднял руки я. — Умоляю тебя, Джулия, избавь меня от последних исследований структуры Ноденса. Квантовая пена [160], пронизанная туннельными мю-барьерами, это, конечно, хорошо…. Но давай лучше обсудим сложившееся положение.
А положение было аховое. Нет, ей-богу. Целая Станция на нас двоих… Ну, троих… Я возьму себе в помощницы Юбиби. Но толку от неё чуть.
— Какое положение? — неудоменно воззрилась на меня Джулия.
— Ну как же! — возмутился я. — По факту, мы отвечаем за безопасность всей Станции…
— … во внештатных ситуациях, — подхватила Джулия, — которые возникают не так уж и часто.
— …и ответственность за любой прокол лежит на нас!
Джулия долгое время смотрела на меня, а потом расхохоталась.
— Алекс! Ну ты даёшь!
— Ну, а чего? — обиделся я.
Она согнулась пополам и икала. Наконец, выпрямилась и вытерла слёзы. Положила руку меня на плечо.
— Милый мой, дорогой, бывший любовник. А чем мы, по-твоему, занимаемся? Кто остановил вышедшего из-под контроля Баку? Кто остановил Лес? Кто нашёл сприггана и спас Станцию на Хеллолуин?
Она покачала головой.
— Мы давным-давно занимаемся этой работой. Ноденс узаконил имеющееся положение дел. Теперь у нас стало больше полномочий и развязаны руки — вот и всё.
— Ну не знаю, — буркнул я. — А мне нравилась работа за стойкой. Спокойная, лёгкая, никакой ответственности.
— Да уж, — фыркнула Джулия. — Ответственность не для тебя. Но… как ты там сказал? "Слушаюсь и повинуюсь"? Или… "пытаюсь оправдать доверие"?
Она приобняла меня за плечи.
— Пошли…. Оправдывать и повиноваться.
Она отстранилась и двинула меня кулачком в плечо.
— Слушай, Алекс, а ведь мне это безумно нравится! Это как Скотланд Ярд, только на Станции. И наши противники — не просто убийцы и грабители, о нет! Сами Боги Смерти, неописуемые монстры, сам Ужас-во-Плоти. Уйоххуу!! Что может быть лучше!?
— Порция ванильного мороженного? — рискнул предположить я.
Нельзя сказать, чтобы я разделял её энтузиазм.
Да ещё в канун Рождества.
Когда тысячи могущественных созданий впервые ступят на наш холодный титан.
— Да ладно тебе хандрить! — потянула меня за руку Джулия. — Ей-богу, Алекс, нельзя быть таким перестраховщиком! Пошли посмотрим, что там учудил Клавдий!
Бывают девушки, общение с которыми — сплошное удовольствие!
На Станции — всё как всегда. Протоплазменный рот гонялся за улепётывающими лисичками, а за ним размазанными силуэтами носились синигами. Нагая пышногрудная девица вела в поводу горделивого белоснежного единорога, упрямившегося и цокающего копытцем.
— И что, она вся прям невинна? — недоверчивo буркнула Джулия. — Что-то слабо верится. Может, она особенная весталка [161], младая невеста жестосердного бога, и хранит себя для жертвоприношения… Но мне лично кажется, она давно потеряла девственность с молочником или соседским раздолбаем. И так и этак — и всеми способами, что только можно представить.
— Джули! — возмутился я. — Думаю, в мифах подразумевается чистота души и сердца… а не, частота, кхм, коитальных актов. Вот Юбиби — она невинна. На что спорим, она могла бы провести в поводу единорога?
— Да ну тебя, Алекс, — отмахивается Джулия. — Мне в сущности, всё равно. Если я подойду к нему ближе, чем на пять метров, он точно взбеленится. Я уж точно не невинна. Никаким образом.
Это прозвучало двусмысленно, и я предпочёл не развивать тему. Тем более, мы уже пришли. На высокой, арочной двери из тёмного дерева висела табличка:
Детективное агентство Алекса и Джулии.
Решение запутанных вопросов, разрубание Гордиевых узлов, консультации по внештатным ситуациям.
Демистификация.
— Ух ты, — сказала Джулия. — Ух ты.
— Вот это да, — сказал Джулия, плюхаясь на обтянутый шёлком диван и закидывая ноги прямо на столик эбенового дерева. — Охренеть можно! Всё-таки сатиры разбираются в роскоши.
Комната обставлена по первому разряду. Мягкий ковёр на полу, удобные софы и глубокие кресла. Два рабочих стола (на каждом — по компьютеру); гобелены с пикантными сюжетами (все сатиры — гедонисты). Повсюду — статуэтки негритянок из эбенового дерева. Окон нет, но светильники излучают приглушенный свет.
То, что нужно — для работы и отдыха.
— Уютное гнёздышко сибарита, — констатирует Джулия. — Вполне пойдёт. Вау, трубка!
Она берёт с подставки длинную, из тёмного дерева трубку, чашечка которой оформлена в виде монстра.
— Какая прелесть. О, вишнёвый табак!
Моя напарница с наслаждением набивает свою находку, раскуривает от серебряной зажигалки и блаженно затягивается. Выпускает колечки дыма.
— Клавдиус — совершенство, — изрекает она. — Я беру его в команду. Нет, серьёзно.
Она устраивается в кресле поудобнее.
— Хотя он и оболтус, но из него может выйти толк.
— Главное, чтоб весь толк не вышел, и бестолочь не осталась, — бурчу я.
Джулия пускает в мою сторону здоровенный клуб дыма.
— Да ладно тебе! А кого возьмёшь ты?
— Ещё не знаю, — пожимаю плечами я. — Возможно, Юбиби… Хотя она в последнее время вечно шляется с новыми кавалерами…
— Юкико может нам пригодиться, — задумчиво сказала Джулия. — Но в последнее время она странная. И, кстати, занята на компьютерах. Какой-то гад выбросил в Сеть предупреждение — якобы на Станцию готовится атака гремлинов. Программисты утроили усилия, чтобы предотвратить возможный ущерб. Пока не станет ясно, правда ли это или новогодний розыгрыш, Юки нам не видать. Бери свою Сэмми!
Я приподнял одну бровь. Долгие годы тренировок — и у меня начало получаться.
Джулия рассмеялась.
— Ну, неужели ты думаешь, я не вижу, как вы возитесь друг с другом… как Отелло с Дездемоной, — хихикнула она. — А ещё обжимаетесь по углам. И что, любопытно, ты в ней нашёл? Нет, не спорю, она забавная…
— Ну-у… — начал загибать пальцы я, — она всегда голая, это раз.
— Аргумент принимается, — с важным видом кивнула Джулия.
— Она всегда меня хочет, — загнул я второй палец.
— Вполне веско, — согласилась напарница.
— Не ревнует меня к другим, ну совсем.
— Серьёзный аргумент, — признала Джулия. — Особенно по контрасту со мной, да?
Она весело ткнула в меня своей дымящей трубкой.
— Помнишь наши отношения, Алекс? Я вечно тебя ревновала. Боюсь, мне не понять твою великодушную полигамию [162]. Вечно вокруг тебя какие-то девицы. И, что парадоксально — все тебя любят. Хотя ты ничего особенного из себя не представляешь.
— Ну спасибо, утешила, — рассмеялся я. — Подняла, так сказать, дух.
— Поднимают пусть тебе другие девушки, — подмигнула она. — Слушай… Ал, а ты не жалеешь о тех днях, ну… когда мы были вместе? — неожиданно серьёзно спросила она.
— Жалею, — честно сказал я.
— Вот и я тоже, — призналась она. — Ладно, удачи тебе с твоей…. вечно жаждущей. А я тут гляну на фронт работ.
Она включила компьютер и стала бегло просматривать инструкции.
— О, записка от Кербера. "Явиться за неделю до Рождества". И, судя по всему, никаких текущих дел. Если не случится какого-нибудь форс-мажора, разумеется.
Джулия откинулась в кресле и выпустила клуб ароматного дыма.
— У нас целая неделя ничегонеделания, юный развратник. И дьяволы меня раздери, это начинает мне нравиться.
Она задумчиво почесала в затылке.
— Ну что, отрываемся? Я сгоняю к ракшасам — а тебя, судя по всему, ждёт твоя Сэмми.
— Ага.
— Погоди!
Я притормозил у самых дверей.
— Слушай, — с подозрением прищурилась Джулия. — Ну, скажи честно: что тебя в ней привлекает? Кроме обнажённого тела? Что ты получил от неё, кроме вожделения?
— Ну, — глубокомысленно заметил я. — Мужчина может бесконечно смотреть на две вещи.
— Это какие же? — подозрительно спросила Джулия.
— Ну, эти самые. Близняшки. Сестрички. Девочки. Попрыгунчики. Если бы не они, мужчина и женщина бы чаще встречались глазами.
— Мда, — сказала Джулия. — Иди ты уже. Балбес.
— У Сэмми с этим всё в порядке. Кстати, у неё ещё и попа есть.
Джулия запустила в меня деревянной негритянкой.
Сэмми меня ждала. На ней были съедобные трусики из шоколада и шарики крема на сосочках — вместо бюстгальтера.
— Ииии! — взвизгнула она. — Алекс, я тебя съем! Никуда не отпущу!
А узнав о неделе отпуска, заявила, что я проведу её с ней в постели.
Я не был против.
Что бы вы сказали, если бы вас ждало этакое соблазнительное создание?
Последний месяц мы с Сэмми провели шикарно. Мы облазали всю Станцию, вдоль и поперёк: от доступных до самых запретных мест, как-то: 1) тюрьма на минус двадцатом уровне, где содержались самые опасные преступники: Фредди Крюгер, Джеймсон, назгулы, Тёмный Властелин и прочие неприятные типы; 2) места локального свертывания пространства, куда без ведьмы лучше вообще не соваться; 3) роскошные бассейны и спа-салоны на Уровнях Богов; 4) все кондитерские магазины — от Адских до Райских уровней.
Конфеты прыгали или кусались; таяли или взрывались во рту — Сэмми обожала их решительно все. Она и сама была сладкой, словно нежная конфета с помадкой.
После посещения кондитерской мы решили заглянуть в зоопарк — полюбоваться на шестиногих львов[163], растительных девушек, адских крабов[164] и прочие порождения людской фантазии. Сэмми была в восторге. По-моему, она постоянно в восторге — это её перманентное состояние.
Последней мы посетили Секцию Вымышленных Созданий — самый интересный раздел зоопарка. Полюбовались на отвратительных ночных мверзей [165] — они были тёмными и вонючими, словно только что сошли со страниц рассказов Лавкрафта. Сэмми даже поболтала с некоторыми из них, на странном клекочущем языке. Рассмотрели светящихся подземных зверей; прошлись мимо оживших манекенов.
Здесь воплотились все фантазии человечества.
На цепи сидели симпатичные девушки-кролики, которые могли бы составить пару диснеевскому Багз Банни или Роджеру [166]; была весёлая белочка, грызущая самоцветы. В одной из клеток, на коленях у зелёного демона, восседала гламурная блондинка и весело лопала бананы.
Самаээла, между прочим — ужасно невоспитанное создание. И очень непосредственное. Увидев ниахарских кошечек, из Семи Золотых Городов, она так и завопила:
— Не фига себе! Целых шесть сисек!!!
Мне было неудобно. Кошечки эти, в общем-то, здорово напоминают Юбиби, но, в отличие от неё, полностью лишены рассудка. Так что они не обиделись. Говорят, их вывел Мазириан[167] для сексуальных утех и наслаждений.
— Блин, я тоже хочу себе столько же, — сказала Сэмми, выходя из зоопарка.
А что? Это было бы интересно.
Ведьмочка пришла в восторг от хентайных демонов в клетках: демоны были уродливые и чрезвычайно озабоченные. С причудливыми именами, наподобие "Чааф-элд-Хот" или "Шиаоу". Время от времени их снабжали девушками, и тогда начиналось зрелище не для слабонервных.
Время проходило ужасно весело.
Мы ели уползающих из тарелки осьминогов в китайских ресторанчиках и рис палочками в идзакаи [168]; суши и сасими [169] с тела обнажённой бурятки; филе из динозавров и сушёную саранчу.
А на десерт — мы часами валялись в кровати, наслаждаясь тупыми американскими комедиями, мультфильмами и черно-белым кино с Чарли Чаплином. Ну и не только валялись тоже.
Сблизились мы с Сэмми после Хеллоуина. Спонтанно и моментально. Как можно не влюбиться в очаровательную нагую ведьмочку в большой колдовской шляпе?
Она носила разноцветные носочки, украшала помело бантиками и содержала целый аквариум маленьких бесенят. Она обожала шоколадные торты и напевала заклинания в рок аранжировке. У неё была слабость — треугольные подушки со страшными рожицами и забавные чёртики на пружинках, которые выпрыгивают из шутовских подарков.
Что я в ней нашёл?
Ничего необычного.
У Сэмми есть одно качество, которое подкупает: она обожает меня и всё, что я делаю. Она пришла в восторг от террариума, в котором у меня живут новозеландские ящерицы-туатары [170]; от моей коллекции новогодних "волшебных шаров" — ну, знаете, такие, которые потрясёшь — и внутри идёт снег. Она обожает мой сборник книжек по истории секса — и набор песочных часов.
В первый же день она подружилась с Маленьким Народцем — эллилами: они обитают у меня на полке. И стала закадычным приятелем боуги — страшилке из стенного шкафа. Вы, конечно, можете спросить, что привидение делает у меня в шкафу, и у меня даже есть на это ответ.
На самом деле это обычная практика Станции: подобные монстры есть в каждом блоке. Шкафы помечаются номерами, прямо как комнаты, и туда методично подселяют всякие кошмарики.
Нужно ведь несчастным боггартам [171] где-то жить? Вот их и приписывают к прочим постояльцам. У меня ещё хороший сосед — завывает тихонько и только по особенным ночам, а не дни напролёт. А вот Сэмми досталась Дженни Зелёные Зубы — противная старушенция, пугающая детей, которые не пользуются зубной пастой. Впрочем, кажется, ведьмочка нашла с ней общий язык.
Как-то раз захожу в комнату, а зубная Ведьма, высовываясь из шкафа, ей и говорит:
— Все парни — отвратительные создания, и редко чистят зубы.
— Это точно, — соглашается Сэмми, — хоть тащи их к умывальнику перед тем, как целоваться.
Я до сих пор не понял, какое место Сэмми занимает в иерархии Карнавала Джека. Кажется, она входила в Тринадцать Приближённых Любовниц, или что-то такое. Не уверен, что хочу это выяснять. Сэмми милая, непосредственная и очень общительная барышня. Из одежды она признаёт только гетры и шляпы. Когда такая девчонка влюбляется в тебя, тебе остаётся только приплясывать от счастья.
Сколько бы там Джулия не подтрунивала над нами.
Сэмми обожает корчить рожицы зеркалу, писать письма Санта Клаусу, смотреть анимэ-сериалы, и хохотать до колик безо всякого повода. Но она мне нравится именно такой, и я ничего не могу с собой поделать. Она говорит мне "Споки ноки, солнышко" и "Пока, карамелька". Она зажигает для меня звёзды на потолке и укрывает одеялом. И когда она заваривает мне большую кружку какао и говорит: "а давай я поухаживаю за тобой, как настоящий джентельмен", я не только смеюсь, о нет. Ещё я чувствую, что меня любят.
А вы помните, что это такое?
Я всё-таки взял Сэмми в нашу команду. Тот факт, что она любимица Весёлого Джека (ну, и, по совместительсву — сильный природный маг), на моё решение повлиял очень слабо. Вообще не повлиял. Я пользовался исключительно личными критериями. Самаэлла — умная, жизнерадостная и раскованная особа. С ней работать веселее.
Джулия осталась довольна. В крайнем случае, наша ведьмочка может колдануть так, что не покажется мало. Ну, а заодно и разбирается в паранормальных моментах. Они даже сдружились — страшно представить, на почве чего. Заодно наладились дела и у Юбиби: теперь, когда она стала совсем настоящей — у неё закрутились романы, один за другим. То какие-то привидения с заброшенных космолётов, то перворождённые эльфы, то пришельцы с глазами на стебельках. Не успеваю запоминать.
Хотя она по-прежнему считает себя моей кошкой, и частенько заглядывает на огонёк.
Время пролетело быстро. Мы развлекались и отрывались — целый месяц напролет. Прожигали наш заслуженный отпуск. А потом подкралась работа — хищно и незаметно.
Кербер давал нам последние наставления:
— Позаботьтесь, чтобы синигами не проявляли ненужной инициативы. В такие дни на Станции полным-полно непрошенных гостей и, хотя новоприбывшие и самозародившиеся обладают остаточной аурой, по которой их можно опознать, порой Боги Смерти поддаются искушению, и… На время праздников мы отменяем жёсткий контроль…
Джули кивала, я слушал его в пол-уха. С синигами у нас общается Джульетта. Всегда поражаюсь, как она это делает — японские "косцы" довольно неприятные типы. И больше всего смахивают на уголовников. На членов Якудзы, например. Но Джули они слушаются беспрекословно [172].
Самаэлла отчаянно зевала. Чтобы совсем не помереть от скуки, она заставила татуировки Джулии ожить, и начать ползать по телу. Джулия сделала вид, что она этого не замечает. Тогда Сэмми, высунув язык от усердия, заставила татуировки покусывать её за пикантные места. Джулия скрипнула зубами.
Я пытался сдержать смех, и из меня изредка вырывалось какое-то бульканье. А ещё — я не мог не любоваться Самаэллой. На юной чародейке были синие в белую полоску гетры — в честь наступившей зимы; ярко-фиолетовая шляпа в красные пятна; и жёлтые ботиночки с зелёными шнурками. Выглядела она причудливым мухомором. Очень соблазнительным мухомором.
Юби тёрлась об мои ноги, не вникая в наставления Трёхголового. Кладуис следил, как тату-змея скользит по телу Джульетты, свивая кольца в интересных местах. Он был в коротких потёртых джинсах, подложенных у колен, и в футболке с претенциозной надписью "Секс-инструктор: первое занятие бесплатно".
Помимо вышеперечисленных персонажей, к нам присоединилась практикантка. Она была японкой. И совершенно бесшабашной. Волосы у неё были зелёные, в глазах — красные линзы. Одевалась она в стиле гангуро — нарочито по-европейски. И главное, всегда ярко. Наверное, это у японцев в крови.
Звали её совершенно не по-японски — Аманда. Говорила она на унилингве [173] почти прилично, — ну, если не считать порой созидаемых причудливых конструкций. Самаэллу она обозвала "красивопопой колдуницей", а про Джулию сказала, что она — "прекрасна, как болотная лилия".
Хотя, на древнегреческом и "сфайномерис" — показывающие бёдра — комплимент…
Внушение начальства тем временем оборвалось.
— … в общем, вы всё поняли, — закруглился Кербер. — Если напортачите — голову оторву!
Мы синхронно кивнули, как китайские болванчики. Я подумал: "А кто-нибудь вообще, кроме Джулии, слышал, о чём он говорит?" Страж Преисподней, очевидно, подумал о том же. Он оскалил клыки и зарычал.
— Идите уже!
И мы развернулись, чтобы пойти.
— Аригато, Страшный Адский Пёс, — вежливо поклонилась Аманда.
— Э, кхм, — закашлялся Кербер. — В общем, удачи.
— Что будем делать, Алекс-сенсей? — восторжённо спросила у меня новая сотрудница.
У японцев важны так называемые "именные суффиксы". Они позволяют определить степень уважения. Меня Аманда называла, как правило, Алекс-семпай, это примерно как "сэнсей", только не так круто. Но получив официальное наставление от Кербера, заробела и перешла на "сенсея".
Джули весело пихнула меня в бок локтем.
— Ещё одни сиськи в твою коллекцию, Алекс, — заявила она.
— Да ну тебя, Юля, — отшутился я.
Перед новоприбывшей мне было стыдно.
— О чём вы, гоменосай? — недоумённо завертела головой азиаточка.
Джули заговорщически приобняла её за талию.
— Все, кто подчиняются Алекс-сенсею, должны ходить с голой грудью, — делая большие глаза, прошептала она. — Вот видишь, я, Юбиби и Сэмми, все мы — топлесс.
Я поперхнулся. Они безусловно, были топлесс. Но каждая по своей, совершенно дурацкой причине! Юбиби вообще одежду не носит, а лифчики и подавно. Сэмми разгуливает голышом, как заправская ведьма; Джули, по-моему, наслаждается эпатирующим эффектом. И с какой это стати, они "подчиняются Алекс-сенсею"?! С Джулией мы вообще на равных паях, да и остальные…
Глаза у Аманды стали огромные. Словно две монеты.
— Уй, я не знала, — прошептала в ответ она. — Я ужасно глупая, гоменосай. Но я сейчас это исправлю, гоменосай.
И, прежде чем кто-либо успел её остановить, стянула топик. Мои слова возражения застряли в горле. Грудь у неё была красивая, с тёмными сосочками.
— Так лучше? — весело спросила она.
— Лучше, лучше, — по-панибратски обняла её за плечи Джульетта. — Вон видишь, какое у Алекса довольное лицо.
Серьёзно, что ли?
— А теперь пошли, Аманда, покажем тебе нашу работу.
— Слушаюсь, Джульетта-доно!
Мы шли по Центральному Залу, мимо порталов и диванов, мимо доисторических папоротников в кадках и картин Гогена. Статуи Ситифуку-дзин, семи японских Богов счастья, покровителей нашей станции, были украшены особенно ярко. Перед ними горели свечи и лежат подношения, а какая-то озорная рука обмотала их мишурой.
Именно они, как верят японцы, прибывают в Страну Восходящего Солнца, на своём волшебном корабле, в канун Нового Года. Каждый из них — воплощение одного из важнейших качеств: Дайкоку-сама — удачливость, Эбису-сама — искренность, Бэнтон-сама — дружелюбие, Бисямон-тэн-сама — достоинство, Дзюродзин-сама — долголетие, Хотэй-сама — великодушие, Фукурокудзю-сама — благожелательность [174].
И разве это не то, что мы хотели бы видеть в Новом Году?..
Аманда почтительно им поклонилась.
Я поразмыслил, и поклонился тоже.
— Ну вот она, стойка, — заявила Джули. — На каждый билет ставишь штамп. Желательно, чтоб тебя не съели. И не, хм, насильничали. Впрочем, последнее — на твоё усмотрение. В случае чего — зовёшь вон тех металлических болванов, сиречь големы. Они обязаны тебе подчиняться. Если не поможет — обращайся к парням в синем. Вашенские боги смерти, прямиком из Японии — приятная компашка. В общем, удачи!
И Джульетта принялась флиртовать с подошедшим кентавром. Аманда так и застыла с выпученными глазами и печатью в руках.
— А что, тут могут и съесть, Алекс-сенсей? — шёпотом поинтересовалась она у меня.
— Бывает, — философски заметил я. — Но редко. Не стоит об этом беспокоиться.
Аманда медленно сглотнула.
— Как скажете, Алекс-сенсей.
— А вот насчёт соблазнения, тут всё посерьёзнее. Ты не особенно разговаривай с богами, особенно с такими, знаешь, брутальными. У них очень сильная эротическая аура. И глазом не успеешь моргнуть, как окажешься в постели. С другой стороны, если это тебя не напрягает…
— Я в-всё поняла. Алекс-сенсей…
— Ну, раз поняла — тогда действуй!
Я отошёл от стойки.
Клавдиус из-за соседней ей подмигнул.
— Не тушуйся, всё будет тип-топ!
Аманда порывисто вздохнула.
— Ой.
У неё появился первый клиент.
Он был рогатый и хвостатый, и выглядел так, словно слеплен из разнообразных туш. Причём каждая из этих туш была снабжена кучей зубастых ртов. Одна из лап протянула японке билет. Та машинально поставила печать, глядя на монстра, как заворожённая.
— Приятной вам дороги, — пискнула она. — Насиловать будете?
— А надо? — оживилось чудовище.
— Всё, что угодно для наших клиентов, — сглотнула Аманда. — То есть, собственно… нет, я не то имела в виду… С другой стороны, если очень желаете…
— Я оставлю свою визитку, — благодушно отозвалось создание. — Сейчас я очень спешу, на Гавайские острова, с женой и дочкой. Но потом, если захотите… Место оффициальной любовницы пока свободно.
Оно выложило на стойку прямоугольник бумаги.
— Ой… то есть я… — стушевалась Аманда. — Да-да, я непременно… если надумаю… спасибо за предложение.
— Всегда пожалуйста, красавица, — кивнуло чудовище, и махнув рукой, проследовало к Вратам.
Аманда, воспрянув духом, посмотрела на меня.
— Не такие уж и они страшные, да? — одними губами спросила она.
Я подмигнул ей в ответ.
Поначалу мы решили, что Аманда и Клавдий поработают за стойками — набраться опыта. А мы займёмся детективными делами. Но не тут-то было! Стоило нам объявить об открытии "Конторы", как к нам повалила толпа просителей. Гномы просили отыскать утраченные клады, бабушки — клубок самокатных ниток или золотое яичко (а то и колобок); призраки умоляли вернуть потерянную в сражениях ногу.
К нам шли девицы, умоляя о возвращении девственности; тёщи, с просьбой вернуть совесть зятю. Особенно запомнился один случай, где мать была призраком, а "дитё" — здоровенным десятируким демоном. Они умоляи нас отыскать утерянный "тамагочи". Кульминацией-апофеозом этого стал визит Данаи.
— Умоляю, убедите моего отца, что я не таскала никаких парней в башню! — заламывая руки, причитала она. — Зевс сам проник туда. Золотым дождём, от него я и забеременела!
— В дожде, кхм, было семя Зевса? — скептически поинтересовалась Джульетта.
— Откуда я знаю? — стенала девушка. — Наверно, да!
Смутно припоминаю нечто подобное из мифологии, так что, может, девчонка не так уж и врала. К концу второго дня мы сдались и оставили "штаб-квартиру" Клавдию и Аманде. Договорились, что они будут разбираться с текучкой — и предупреждать нас о действительно важных случаях.
У них получалось неплохо — но, с другой стороны, они никогда не пререкались с разгневанными богами, не стояли лицом к лицу с враждебным пришельцем и таскались по коридорам с хищными пауками. В отличие от нас [175].
Кто знает, как они поведут себя в экстремальной ситуации?
В результате у нас вышла некая химерическая смесь детективного агентства, бюро по возврату утерянных вещей и ЦРУ. Мы занимались всем понемногу, ибо точный круг наших обязанностей был неведом никому. Включая нас самих.
— Как ты думаешь, — хмуро спросила меня Джульетта вечером второго дня, когда вся команда собралась в кабинете — отдохнуть и обсудить дальнейшие планы. — Ноденс хоть сам примерно представлял, что нам поручил?
Мы вытолкали из приёмной последних посетителей — двух юных писательниц, умоляющих вернуть им вдохновение — и решили расслабиться за стаканчиком портвейна. Клавдий извлёк из мини-бара бутылку и виртуозно разлил вино по бокалам.
После чего плюхнулся в кресло и усадил себе на колени Аманду. Эти двое сошлись очень быстро, на почве брутального обаяния сатира и беспредельной любознательности азиатки. Аманда свято блюла "правило команды Алекса". Сегодня она была в красной юбочке, белых гетрах и кроссовках — совершенно топлесс. Я не стал её разубеждать: если её это устраивает, мне только лучше. Может, это и в самом деле… традиция.
Эстетическое наслаждение ведь она доставляет.
— По правде говоря, не думаю, — сказал я, задумчиво рассматривая вино на просвет. — Ноденс, конечно, великий… организатор, но едва ли разбирается в тонкостях психологии. Что неудивительно: большую часть жизни он проводит в далёких Галактиках, в поисках монстров для своих сверхэпических схваток.
Я сделал первый глоток.
— Ты вот, Джули, никогда не задумывалась, с какой-такой стати он решил взять под крыло Станцию? Нет, конечно, здесь надёжнее, чем под Эгидой [176], но всё же?
Джули хмыкнула и отпила немного портвейна.
— Ну, у меня есть ответ, — неторопливо ответила она, — но я не буду им с тобой делиться. Он как раз в твоём стиле, слишком слюнтявый.
— Типа он сделал это из чистой филатропии?
Джульетта опрокинула стакан в глотку.
— Ага, типа того.
— А расскажите мне про Владыку, — с благоговейным трепетом попросила Аманда. — Хотя он и рекомендовал меня в вашу команду, но я никогда его не видела.
— Ну, — подлила себе Джули янтарной жидкости, — он высокий, чёрный и страшный, как тысяча демонов. Голова у него как у крокодила, девять рук, и рот посередине пуза. И он обожает симпатичных японочек. Ест их на завтрак.
— Что, правда? — отчаянно покраснела новенькая. — Голова как у крокодила, какой ужас! Но… он такой… он великий человек! Я бы отдалась ему на месте!
На Станции пятнадцать уровней, и на каждом уровне — пятнадцать Секторов. Уследить за всем невозможно. Мы наказали аргусам сообщать о наиболее странных и непонятных случаях, требующих оперативного вмешательства. А затем всерьёз задумались о расширении штатов.
В конечном счёте, мы решили, что будем заниматься главным образом Нашим Уровнем. Наш Уровень — в некотором роде основной. Он не относится к Нижним Этажам, которыми пользуются разнообразные инфернальные сущности, и не является Верхним, где обитают сплошь Боги. Хотя боги у нас порой тоже встречаются — но, в основном, это мелкие божки и полузабытые небожители. Покровители небольших племён.
Наш уровень, три сверху и три снизу — это Семь Уровней Человеческого Бытия. Как на Нижних (хтонических), так и на Верхних (божественных) уровнях действуют свои законы — и своя система безопасности. А потому, невзирая на заявление Ноденса, что нам подконтрольна вся Станция целиком — мы туда не совались. Но Человеческие Уровни старались держать под присмотром.
Ну, и поскольку невозможно находиться во всех местах сразу, избрали местом дислокации Центральный Зал.
Лучший подарок — дрессированная эльфийка.
На Станции, Рождество совпадает с Новым Годом. Это довольно странно, но я уже привык. Хроновыверты — неотъемлемая часть здешней жизни. Возможно, так произошло потому, что Рождество и Новый Год в сознании людей часто неотличимы.
У некоторых народов Новый Год проходит летом (например, у якутов), а у других — зимой, осенью или весной — но все, кто хотят его отметить — оказываются на Станции в один день. Пришельцы из Гаммы Лебедя — и киборги из Объединённой Лапландии 3067-го; нежные римлянки — и суровые северные нордлинги.
Волшебство, не иначе.
Уже с самого утра в Бюро заявлилась девушка с сумасшедшим блеском в глазах и воскликнула:
— Пришельцы похитили мою невинность, помогите!!! Они прилетели, такие страшные, на летающей тарелке, и… И! Иии…. О. вы не представляете, что было дальше! Можно ли их как-то разыскать, чтобы повторить?!
Мы оставили пострадавшую на милосердную Аманду и озадаченного Клавдиуса и слиняли в Первый Зал.
Уже за неделю до Рождества царила невероятная суматоха. Станция была забита битком, словно маршрутка в час пик. Туристы, облика человеческого, не слишком человеческого и совсем не человеческого, прибывали на неё целыми толпами. Джулия смотрела во все глаза — прошлое Рождество она провела на Земле, в камере предварительного заключения.
А посмотреть было на что!
Она пробила билет десятифутовой сороконожке, и я дёрнул её за рукав.
— Смотри!
Мимо нас маршировал целый оркестр, состоящий из скелетов. Они тащили тромбоны, мандолины, скрипки и саксофоны. У барабанщика было афро. Следом за ним рыболюди волокли четырёхногую рыбину. Громадную, неторопливую и скептически взирающую на всё вокруг.
А вокруг царила сутолока, шум и новогоднее безумие.
Наблюдался беспрецедентный наплыв посетителей — даже больше обычного. Возможно, потому, что в следующем году — конец света. Календарь майя заканчивается в 2012-м, а ведь они с точностью до месяца предсказали приплытие Кортеса [177].
Врата работали в беспрерывном режиме. Хвала Богам, таких проблем, как на Хеллоуин, не наблюдалось, но билетёров не хватало, так что наше присуствие было весьма кстати. Хотя Ноденс и Кербер регулярно набирают новчиков, но часть из них отсеивается: для работы на Станции требуется определённое хладнокровие. Например, как сейчас.
Здоровенное чудовище, в точности напоминающее Чужого из одноимённого блокбастера, капнуло кислотой и прожгло мне стойку. Прямо рядом с колонией лисичек. Эти грибы так и не удалось извести после истории с Лесом.
— Приятного вам полёта, — вежливо сказал я монстру.
Он подхватил зачарованный купон и булькнул что-то в ответ.
Некоторые клиенты намного приятнее.
Миловидная евреечка, передавая мне билет, пожелала:
— Да будете вы записаны и подписаны на хороший год в Книге Жизни! [178]
Я церемонно поклонился ей в ответ.
— Вот вечно к тебе бабы липнут, как банный лист к… — грубо прокомментировала Джулия.
Я хотел ответить, но не успел.
Передо мной нарисовалось несколько зелёных орков, весело скалящихся гнилыми зубами. Облачены они были в ржавые доспехи, и походили на неудачную иллюстрацию к Властелину Колец. Один из них, наиболее приземистый, и самый уродливый из всех, протянул мне пачку билетов.
— Хотим посмотреть на ежегодное извержение Ородруина, — меня обдало не слишком приятным ароматом. Свои жёлтые клыки мой клиент явно забывал чистить. — Это нам куда?
— Шестые ворота, Пятый сектор.
Гоблин оглянулся и понизил голос.
— Может, и появится Сам. Вот где жуть-то! [179]
Я вежливо с ним согласился. Он задумчиво поковырялся в ухе. Хлопнул меня по плечу:
— Ну, бывай, братан.
Я закашлялся. Кажется, я узнал эту компанию. Они из Средиземья-10, где Саурон всё-таки победил. Ввесёлый у них там мирок, почти как в антиутопии Оруэлла [180]. "Большой Брат следит за тобой!" Только вот в Средиземье Он ещё и Всемогущ. Ну, практически всемогущ. Хотя есть у них кое-что, что мне нравится.
Я невольно залюбовался их домашними питомцами: каждый из гоблинов вёл на ошейничке благородную эльфийку. Украшенную драгоценностями, но полностью обнажённую. Эльфийки передвигались на четвереньках, словно собачки. Лица у них были довольно кислые.
Одна из них обернулась и грустно посмотрела на меня.
А что я мог поделать? Революции в целом Мире — не по моей части.
И всё-таки я задумался. Как там звали этого гоблина? Я вспомнил запись на билете. Угмыргх? Может, сгонять к нему на Рождественских каникулах… в Его Мир, выкупить приглянувшуюся перворождённую?
Тем более, приятельские отношения вроде бы наладились.
С этой мыслью я жизнерадостно улыбнулся толпе мрачных зомби.
Джули заговорнически зашептала мне на ухо.
— Что, Алекс, наметил новую жертву? Собираешься пополнить гарем?
Я досадливо от неё отмахнулся.
А вот и целая толпа девушек из книги Джона Хаксли. "О дивный новый мир!", не читали? Уж не знаю, почему это считается антиутопией — девушки там все поголовно доступны и прекрасны [181]. Они слали мне воздушные поцелуи.
— Ей-богу, Алекс, — внезапно призналась Джулия, — я тебе завидую. У меня, конечно, тоже есть друзья и любовники, а с некоторыми индийскими демонами я даже на короткой ноге, но…. Мы с ними "на расстоянии", если ты понимаешь, о чём я. А ты ладишь буквально со всеми. И как тебе это удаётся?
— Ну-у… — задумываюсь я, — есть такая штука, Джули… называется "любовь". Некоторые считают, что это лишь биохимическая реакция мозга, а некоторые — что это божественная сила, пронизывающая всю Вселенную.
— Ой, я тебя умоляю, — морщится баварка. — Я не собираюсь превращаться в такой сахарный сироп, как мой друг Алекс. Филантропия — не мой конёк. Я считаю, что нужно экономить время — разочаровываться в людях заранее. Но ты совершенно незаменим во время расследования: всякие идиоты тебе верят.
В этом вся Джулия — мастерица комплиментов.
— Ты вежлива, как никогда, — улыбаюсь я.
— Обращайся за добавкой, — зубоскалит она.
Впрочем, её шпильки меня не волнуют. С тех пор, как у меня на коленях обосновалась Самаэлла. Ей стало скучно и она пришла в Первый Зал — навестить меня. Ведьмочка весело грызла алые яблоки и почёсывала Юки за ушком. Сэмми "сделала Джулии нос" и показала язык, в ответ на её реплику.
Правду ведь говорят — Рождество надо встречать с теми, кого любишь.
А рождество шагало по Станции размашистыми шагами. На стенах развесили яркие, красные, розовые, белые цветы — по индийской традиции; сосновые веточки с мандаринами — японская мотибана; гоблины и паки украсили всё кругом резными серебряными звёздами и мишурой. Яркие огоньки заставляли вспомнить детство.
И сладко щемило в груди.
Дух праздника ступал по залам и коридорам — вместе со счастливыми лицами клиентов и густым запахом хвои.
Хотя и говорят, что взрослеешь, когда вместо Деда Мороза на Новый Год начинаешь ждать Снегурочку — но основная суть не меняется: ожидание волшебства.
Даже Джулия немного расчувствовалась. Однажды я заметил, что она шлёт и-мейлы знакомым из прошлой жизни. Компьютерная Сеть работает даже сквозь Измерения — это забавно. Я бы тоже послал пару писем, но, поскольку я официально мёртв, это было бы странно.
Когда я спросил её об этом, она сказала просто:
— Иди ты к чёрту, Алекс. Не лезь в мою личную жизнь, а?
Ничего экстраординарного не случалось, и мы продолжали торчать за стойками.
Новогоднее безумие продолжалось.
Одноглазые, одноногие, однорукие тибетские тхеуранги тащили целые мешки фейерверков. Бурятский герой Гесер-хан неторопливо ехал по залу на своём роскошном жеребце, придерживая за талию сидящую впереди красавицу Друнго. Скованное чудовище, демон-людоед, угрюмо топал за конём, привязанный за веревки.
Проблемы в данном случае — лишь вопрос времени. При такой концентрации мифологических персонажей, неприятностей не избежать… Геракл подерется с Конаном, или Питер Пен схлестнётся с Капитаном Крюком.
Но самыми величественными — были драконы. Громадные, китайские змеи медленно проползали через зал. Белоусые, рогатые, красные, синие и жёлтые, с золотыми глазами. Они словно светились изнутри — в них клокотало опасное пламя. Иногда с величественными Змеями, покровителями мудрости шли желтолицые человечки в узорчатых ханьфу [182], а иногда — Драконы странстсвовали сами.
Всегда хотел посмотреть на драконов — в прошлой жизни.
Драконы с Востока не похожи на своих западных собратьев. Если европейские Фафниры, коварные Змии, трёхголовые Змеи Горынычи, Лернейские Гидры, и даже порождения литературной фантазии — Смоги и Глаурунги — представляют собой воплощение хитрости, зла и коварства, то на Востоке — совсем по-другому. Их драконы мудры и прекрасны, они — друзья людей и покровители ремёсел.
Китайский дракон лун — символ доброго начала ян, он божество влаги и дождя, обитает в морях и реках, но способен взмывать и в подземелье. У дракона голова верблюда, рога оленя, глаза демона, шея змеи, чешуя карпа, когти орла, лапы тигра и уши коровы. Драконы возят богов в колесницах, волнуют землю вулканами, грозят с неба молнией и проливают дождь.
Некоторый считают, что их родоначальник — рыбочеловек Фуси, подаривший людям мудрость и искусство.
Аманда пищала от восторга и даже умудрилась потрогать одного дракона. Погладить его длинные голубые усы.
Потом она рассказывала:
— Он такой горячий, красивый и шершавый! Настоящий Дракон-доно!
И её глаза горели от восторга.
— Поздравляю, — скептически фыркнула Джулия. — Не увлекайся, а то будет оргазм.
Аманда обратила на неё свои громадные миндалевидные глаза:
— Ну, вы же шутите, Джульетта-сама!
Джульетта хмыкнула.
А время летело так быстро.
Рождество приближалось.
Предвкушение — даже лучше праздника.
Мы торчали в Зале едва не круглосуточно. Врата работали в беспрерывном режиме. Вот и сегодня — поспав часа четыре, опять врнулись за стойки.
— И на черта такие праздники, — ворчит Джулия. — Трахаться и спать — вот настоящий праздник. Подумаешь, Рождество! Сколько себя помню, мои напивались вдрызг, а потом запирали меня в туалете. Что-то я не в восторге от этого мероприятия…
Ого, я был не в курсе таких пикантных подробностей. Неудивительно, что Джули от них сбежала.
— Ну, здесь всё будет по-другому, — возражаю я. — Ты вряд ли представляешь, что такое Рождество на Станции.
— Свежо предание, — бурчит моя напарница, однако волей-неволей втягивается во всеобщую суматоху.
Новый Год на Станции — это нечто особенное. Даже проработав пять лет, мне сложно не изумляться.
А ведь чудеса только начинаются.
До Рождества осталось два дня, и посетители текут просто рекой. Этакой Миссисипи. Я пытаюсь абстрагироваться от проблем Джулии и заняться своими делами.
— Чёрт возьми, Алекс, — шепчет мне Джулия. — Ты прав: я такого ещё не видала!
Помещение заполнили эльфы в красно-белых шарфах. По залу вальяжно шагал осьминог: на семи ногах, а в последней сжимал гавайскую сигару. Выражение лица у осьминога было, как у Черчилля. Жизнерадостные зомби пугали девиц резаными ранами. Девицы визжали и картинно падали в обморок. Японский бог года Тосигами, расхаживал по залу то в виде старика, то в виде старухи, что здорово сбивало с толку.
— Да это что! — восклицаю я. — То ли ещё будет…
Мимо прошествовал отряд девушек в стальных бюстгальтерах. У них были весёлые лица и плазмоганы в руках. На груди у них висели ожерелья из цветов, а элементы брони были украшены несерьезными рожицами.
Одна из них тащила под мышкой рекламный плакат: "Бронелифчик — идеальное средство фиксации объемной груди. Позволяет девушкам, не обделенным формами, выполнять нереальные прыжки и сальто без плавающего центра тяжести. Обычный лиф не способен удержать грудь, а бронелифчик может! Покупайте только у нас!"
Плакат её соседки дополнял картину: "Только у нас! Сегодня акция: если вы купите бронелифчик, мы СОВЕРШЕННО БЕСПЛАТНО подарим вам бронетрусы!"
— Нас перебрасывают на Нью-Гавайи! — весело поприветствовали они меня, размахивая своими пушками. — Новогодняя вечеринка! Никаких пришельцев! Никаких болот! Много доступных парней!
Я пожелал им замечательных отпускных.
Как всегда, не обошлось без эксцессов.
На этот раз эксцесс выглядел так.
Эльфы в джинсовках волокли по залу демона — колоссальное, многоголовое чудовище. Уж не знаю, для каких целей. Подарок на Рождество? Эльфов было мало, а чудовище — просто громадным. Результат был закономерен. Один из пикси [183] сбросил на спину монстра новогоднюю шутиху. Она взорвалась, разбросав разноцветные искры. Над спиной демона поднялись клубы зелёного дыма.
Помещение заполнила едкая вонь.
Монстр отчаянно заревел. Дёрнулся в цепях.
Дзыннь!
Дзонн!
Донн!
Зачарованные цепи порвались одна за другой.
Двое эльфов взлетели ласточками, не успев выпустить хладный металл из рук. Синигами, стоящие у стены, натянули луки. Сверкнули тонкие молнии — и чудовище пронзили хамаими. Особые стрелы с белым оперением, которые оберегают дом от бед и злых сил. Здесь они оказались как нельзя кстати. Плоть чудовища задымилась. Оно взревело ещё больше.
У ближайшего Бога Смерти в руках оказалась коса.
Она блеснула — и косматая голова покатилась по полу, пугая нимф и детей. Зеленоватая кровь хлынула на титан. Едкий запах заполнил помещение. А затем… словно кролик из шляпы, из недр воплощенного кошмара появилась новая голова. Нет, не одна… Две! Ещё страшнее и уродливее предыдущей. И вытянулись, подобно щупальцам, из желеобразной плоти — и угрюмо уставились на синигами.
С клыков чудовища капала слюна. Там, где она касалась пола, титан шипел и окутыыался облачками пара.
— Что это за чёрт!? — выдохнула рядом со мной Джулия. — Лернейская гидра?! Или…. славянское Чудо-Юдо?!
Я был потрясён не меньше.
Одна из голов метнулась вперёд, и перекусила самурая почти пополам. Прозрачная, голубая кровь оросила пол. Аманда охнула. Она как раз зашла, чтобы получить указания по поводу бабушки, требующей вернуть ей крепкий сон. И оказалась лицом к лицу с этой сценой.
— Он погиб, — пролепетала она.
— Не совсем, — положил ей ладонь на плечо я. — Погоди немного и ты всё увидишь.
Строго говоря, Боги Смерти никогда и не были живыми.
Рядом с погибшим синигами возникла бледная тень, взяла его за руку, и медленно увела мёртвое тело через Дверь, возникшую в стене. Тело шло механически, переставляя ноги, как кукла. Оно заляпало кровью пол. В руках оно несло оторванную голову.
Джульетта закашлялась. Глаза у Аманды стали громадными, словно плошки.
Боги Смерти окружили монстра плотным кольцом. Сверкающие молнии клинков кромсали и рубули его, словно на фарш. Их усилия были безрезультатны. Количество голов возрастало. Чудовище метко плевалось ядом, заставляя японских богов смерти с проклятиями срывать дымящуюся одежду.
— Они с ним справятся?! Или будет как в прошлый раз?! Мне звать Кербера? Какого чёрта они не пьют его душу?!
— Может, у него нет души? — предположил я.
Да, Джульетта была права. Нужно принять какие-то меры. Большая часть существ убралась с поля битвы богов и чудовищ — но если дело так пойдёт и дальше, кто-нибудь обязательно пострадает.
И в этот момент сверкнуло пламя бластера. Тонкий огненный луч ровно перечеркнул шею живучего создания. Его голова медленно отвалилась, словно в замедленной съёмке. Монстр глухо, на низкой, вибрирующей ноте, заревел… И новая голова не отросла!
Девушка с плазмоганом на колене весело подмигнула мне [184].
— Его надо прижечь, — осенило меня. — Как в мифе про гидру и второй подвиг Геракла![185]
Я могу понять синигами — откуда японским небожителям знать про теомахию [186] Древней Греции? Но я-то должден был сообразить раньше!
— Прижигайте ему эти чёртовы шеи! — завопила Джульетта, прямо у меня над ухом. — Палите к чёртовой матери!
Проползающий мимо китайский дракон повернул голову — и дохнул огнем. Головы гидры вспыхнули, словно спички. Запахло жареной плотью. Бесформенная груда упала на пол. Синигами убрали катаны в ножны и отошли к стене. Пахло, в общем-то, приятно — этаким хорошо прожаренным бифштексом.
Осмелевшие эльфы собрались вокруг обугленной груды и запричитали.
— Фуф! — нервно затарабанила по стойке Джулия. — Это определённо внештатная ситуация. А я растерялась.
На лице у неё отобразился стыд.
— Да это ещё что, — ухмыльнулся я. — Сейчас из тебя попытаются выбить компенсацию, а это, поверь — пострашней любой гидры.
— Какую компенсацию? — воззрилась на меня Джулия.
— Ну как же, — весело возразил ей я. — Был монстр — и нету монстра: это же мы его укокошили? А по товарно-транспортной накладной он проходит. Вот и получается: порча имущества, а мы — ответственное лицо.
— Это как это, — растерялась Джулия, — так он же это….
Подошедший к ней эльф вежливо приподнял бейсболку. Под ней обнаружились курчавые золотые волосы.
— Скажите, — деловито поинтересовался он, — а с кем я могу поговорить по поводу возмещения ущерба?
Джулия только открыла рот, как выброшенная на берег рыба.
— Спокойно, приятель, — возразил ему я. — Пункт Б, подпункт 156-а: в случае разнообразных непредвиденных ситуаций, произошедших по причине природных катаклизмов, действий неподконтрольных демонов или произвола Богов, Станция за нанесённый (включая посмертный) урон ответственности не несёт. Вам следует внимательнее читать договор.
Эльф удалился, озадаченно почёсывая в затылке.
— Фуф, — выдохнула Джулия, — ты меня попросту спас. Откуда ты это знаешь, чёрт побери?
Я пожал плечами. Улыбнулся ей.
— Я тут работаю не первый год. И каждый раз всякие ушлые молодчики пытаются свалить вину на нас.
— И что, такой пункт действительно существует?
— Может, и существует, — пожал плечами я. — Чёрт его знает, я ж Договора не читал.
Клавдиус и Аманда здорово сработались в роли наших заместителей. Клавдиус, без излишних церемоний, выкидывает всех, чьи просьбы представляются ему бредовыми — а Аманда с искренним сочувствием выслушивает даже абсурдные предположения. Они неплохо уравновешивают друг друга.
Думаю, они давно любовники. Аманда прямо-таки изнемогает от звериной притягательности сатира, а древнегреческому персонажу с именем римского императора импонирует беспредельная доверчивость нашей протеже. И её готовность к экспериментам. Прямо сейчас Аманда расхаживает в красных и с шикарным лисьим хвостом сзади, и я прямо-таки побаиваюсь спросить, как именно он там закреплен.
Мы предпочли работу за стойками управлению детективным агентством. На первый взгляд это может показаться странным — но ведь ничего интересного не происходило, а смотреть на кипящую жизнь Станции намного интереснее, чем выслушивать просьбы полубезумных старушек.
Тем временем Самаэлла и Клавдий подготавливали вечеринку. Интересно, что они там намутили.
— Алекс, а ты точно хочешь быть с Сэмми? — спросила как-то у меня Джулия, пропечатывая билеты полуразложившимся мертвецам. — По-моему, Юкико по тебе сохнет. Она совсем перестала общаться с нами, когда у вас началась эта интрижка.
Я вздохнул. Это вполне вероятно.
— Возможно, это так и есть. Но, Джули… Сердцу не прикажешь. Юки — замечательная, потрясающая девушка. Но сейчас я хочу быть с Самаэллой.
— Ну, дело твоё, — пожала моя бывшая девушка плечами. — Просто знаешь, я за неё переживаю…
— Я тоже, — вздохнул я. — Я тоже.
А потом привезли ель. Уж не знаю, откуда её достали, из каких заповедных лесов, но она была огромной. В ней можно было заблудиться, как в настоящих дебрях.
У неё был густо-зелёный, малахитовый цвет.
Брауни и паки украсили её бумажными китайскими фонарями и игрушками из Нью-Йорксих магазинов. Этим маленьким проказникам легко взбираться на самый верх. На ель повесили сахарные фигурки, разложили белоснежную вату и зажгли свечи. Это чрезвычайно опасно, и обычно приводит к пожару — но, благодаря заступничеству Синтифуку-Дзин, нам было не о чём беспокоиться.
Она выглядела прекрасной и волшебной, словно праздничный торт.
Скоро под ней появяться подарки — множество коробок, в зелёной и золотой фольге, перевязанных белоснежными и алыми ленточками. Шоколадные зайцы, сахарные снегурочки, мармеладные Деды Морозы. Модели яхт из красного дерева; заводные трансформеры, полсушные прекрасные девы, собачки-големы, Конструкторы Людей и Реализаторы Желаний.
Я вошел в её комнату, воспользовавшись тем, что у меня сохранились ключи.
Юкико сидела на диване и читала книжку.
— "Благословен будь фаллос Ра…" — произнесла она вслух. — О, привет, Алекс!
Увидев меня, она расползлась в улыбке.
— А я тут читаю древнеегипетскую "Книгу Мёртвых" в редакции Баджа. Не обращай внимания.
— Привет, Юки.
Глядя на неё, не могу не улыбаться.
Кицунэ обожает читать. Все её полки уставлены редчайшими гримуарами [187] и фолиантами, манускриптами древности и новёхонькими хрустящими типографскими изданиями. "Гипэротомахия", Тибетская книга мёртвых, Некрономикон и Запретные культы фон Юнтца [188] стоят вперемешку с комиксами про человека-паука и детективами про Эраста Фандорина. Золочёные корешки смотрят на меня тиснёной вязью.
Я присел на краешек кровати.
— Тебя что-то давно не видно.
— О, эта компьютерная ревизия — сущая мука. Судя по всему, это было глупой шуткой, но всё же, кто знает…
Она взяла мою ладонь.
— Я знаю, что вы хотели видеть меня в своей команде, но… Я пока нужнее на другом поле боя. Прости меня, Алекс.
Я улыбнулся.
— Да что уж там… На вечеринку придешь?
— В последнее время я не люблю шумные сборища, — пожаловалась Юкико. — Да и за всеми этими делами устаёшь. Может, просто посижу дома и почитаю книжку. Или посмотрю "Планету животных", про лис. Это так познавательно… Оторвитесь там хорошенько! И передавай привет Сэмми, ладно?
Она подмигнула мне.
— Иди к ней. Это ведь она должна тебя ждать по вечерам.
— Да уж, ладно.
Я поднялся и направился к двери. В последний момент обернулся.
— Забавно получилось с этими компьютерами… Клавдиус говорит, тот, что отправил сообщение, воспользовался плавающим кодом — так что вычислить его невозможно. Иными словами, он сам программист. Не выдвинул никаких требований, не озвучил угроз. Просто зло пошутил… или хотел оттянуть время. Представляешь, Юки?
Она вздохнула, и я увидел в её зелёных глазах сожаление.
— Да, это точно, — она ласково и немного грустно мне улыбнулась. — Приходи ещё, Алекс. Счастливого тебе Рождества.
Вау, какой подарок!
Я привёл к дверям золотоволосую девочку лет с кукольным лицом. У неё были большущие синие глаза.
— Ну как, ты сможешь? — спросил я.
— Думаю, да, — кивнула она.
— Ну, тогда пошли!
Я подвёл её к стенному шкафу и распахнул дверцу.
За дверцей стояло косматое и клыкастое чудовище.
— Ааааа!!! — завизжала девочка почище паровозной сирены. — Ииии!!!!
Чудовище жизнерадостно оскалилось. Я ему подмигнул. И захлопнул дверцу.
Девушка закрыла рот и деловито протянула ладошку.
— Мой лепреконский золотой.
Я положил ей жёлтый кругляш в ладошку:
— Держи, честно заработала.
Своим эллилам я принёс настольные часы в виде Биг Бена. Наверно, вы не знаете, кто такие эллилы — это крохотные обитатели Страны Фей. Ростом с Дюймовочку, если не меньше. Они питаются поганками, а иногда — "волшебным маслом" — веществом, которое можно найти в корнях деревьев.
По крайней мере, так говорят мифы.
Когда я получил их в подарок от Одноногого Пью — то просто с ног сбился, пытаясь разыскать поганки. К счастью, Станция — совсем не Манхеттен. Поганки обнаружились в магазинчике у "Одноногой ведьмы Салли" — крепенькие, спелые, трухлявые и совсем молодые — любые, на подбор. Они росли прямо на витринах, под стеклом: заходишь и срываешь, сколько тебе нужно. А можно и мороженные закупать, сразу оптом — на складе "Трухлявая гоблинская дыра". Впрочем, как оказалось впоследствии, мои новые постояльцы обожали крекеры и овсяное печенье. Так что с питанием проблем не возникло.
Элиллы — замечательные создания, и я с ними быстро подружился. По ночам они танцуют на столах и убирают комнаты; последнее особенно полезно, поскольку у меня вечный бардак, а домовым, как Джулия, я так и не обзавёлся. Боггарта в шкафу мне вполне хватает.
Эллилы немного светятся по ночам, так что нет нужды в ночнике.
Они живут в большом многоэтажном доме для Барби, который я купил на Рождественской распродаже. Я докупил туда игрушечной мебели — ну, всяких там миниатюрных диванчиков, письменных столов и кроватей — и поставил на небольшом столике возле комода. По-моему, мой Маленький Народец вполне счастлив.
Иногда Юкико приносит им в гости свою семейную пару: у неё в террариуме живёт Дюймовочка и Мальчик-с-Пальчик. Их подселили совсем недавно.
Я медленно развернул хрустящую бумагу и поставил Биг Бен рядом с домиком. Стрелка, щёлкнув, стала ровно пополудни. Из глубины готической мини-башни донёсся утробный звон.
— Динь-дон, динь-дон!
— Ух ты, — завопили эллилы, гурьбой выбежав на комод. — Спасибо, хозяин, спасибо!
Крошечные девы сделали реверанс, а парни сдержанно поклонились.
— Вы самый лучший в мире Хозяин!
— Да ладно, чего там, — пробормотал я, и оставил им на десерт немного толчёного миндаля, арахиса, тростникового сахара и шоколада.
Когда я выходил из комнаты, мне на плечо уселась крошечная фея с прозрачными слюдяными крылышками. Как у стрекозы.
— Ты хороший хозяин, — тоненько сказала она, весело болтая ножками. — Быть может… мы сделаем тебе на Новый Год подарок! Быть может!
— Кгм, — удивился я. — Как мило.
Это и вправду меня поразило. Феи редко разговаривают с простыми смертными. Но порой выполняют невероятные пожелания. Надеюсь, я не найду утром под подушкой шоколадку. Растаявший шоколад — не так уж мило.
Для трёхголового начальства я приобрёл здоровенный талмуд "Социодинамика культуры: мифы и правда Древней Греции", для Клавдиуса — билеты на игру "Бешеные Козлы", Аманде — хентайный комикс с пришельцами и невинными астронавтками.
Осталось три самых важных подарка.
И над ними следовало подумать особо.
Поразмыслив, я прикупил Джули портативную тату-машинку, запаковал в противный розовенький пакетик и договорился с Брадопулосом Аристофаном, что тот подсунет его под подушку, тридцать первого вечером.
Заказал новую бархоточку для Юбиби — с блестящим колокольчиком. Зашёл в магазин "Нежные объятия" и купил подарок для Юки. И затем, наконец, отправился в кондитерскую "Лопни на месте" и приобрёл здоровенную кучу конфет.
Я нажал кнопку звонка.
— А ты готов мне кровь отдать до дна? В пучину тёмной страсти погрузиться? — заунывно пропел звонок. — Поверь, тебе я буду отдана… коль ты готов, дурак, в меня влюбиться!
Какая-то рок-группа гоблинов. Одушевлённые звонки популярны. Позволяют записывать мелодии любимых песен.
Двери распахнулись. На пороге стояла Сэмми. Она была нагой, как всегда — только золотисто-алые гетры и шляпа, похожая на трухлявый пень. С неё на тонкой цепочке спускался серебряный паук. Вокруг сосочков у неё были нарисованы миниатюрные пентаграммы, а под левым глазом — паутина.
— Алекс мой любимый пришёл, — нежно сказала она и заключила меня в объятья.
Комната Сэмми уютная, хотя и несколько экстравагантная. Обои — чёрные в белые черепушки; шторы — кроваво-красные; кровать — болотного цвета с антрацитовым балдахином. В общем-то, симпатично, главное — привыкнуть. Есть даже камин — над ним Самаэлла нарисовала два громадных, багровых глаза, и он стал похож на пасть пышущего огнём чудовища. Над каминной полкой висели белые выстиранные носочки. Выглядело это эклектично.
А на кровати вылизывался тот самый, лоскутный кот, которого мы нашли в ночь Хеллоуина. На его голове была латаная-перелатаная шляпа.
— Привет, кот Франкенштейна, — весело поприветствовал я его. — Выглядишь паршиво, как всегда.
Я внимательно пригляделся.
— Да ты какой-то зеленоватый стал, что ли.
Кот лениво облизал лапу.
— Теперь я сырный кот с плесенью. Это я, мурмяу, приманиваю мышей. Зачем же мне за мышами охотится, когда они сами ко мне, мурмяу, приходить будут? К мяуне! Все мыши будут мяу-мои!
— Хм, ну ладно, — улыбнулся я. — Тебе видней. А я принёс тебе подарок.
И протянул ему коробку с диском "Киттокэт Интерактив" — "Слови мышь!" Глаза у Джеральда заблестели. Здоровенный котяра скользнул за компьютер и принялся щёлкать мышью и тарабанить по клавиатуре.
Оттуда только и слышалось:
— Ага, мяу-мелкая паскуда! Твой смертный час уже близок! Во имя великого Кота в Сапогах!
Сэмми поцеловала меня в уголок рта:
— Спасибо, Алекс.
Я прижал её жаркое тело к себе.
— Слушай, эммм… — прошептал я. — А нельзя ли как-то избавиться от кота? Ну просто, э, кгм…
Сэмми хихикнула.
— Конечно, можно. Почему бы и нет. Эй, — обратилась она к лихорадочно истребляющему мышей геймеру, — а ты не мог бы временно уйти… на другой уровень бытия?
— Мог бы, мурмяу… — лениво ответил кот, поставив игру на паузу. — Если нальёшь потом молочка.
— Налью, — пообещала Самаэлла.
— Тогда я удаляюсь, — церемонно взмахнул шляпой кот. — И компьютер прихвачу.
С лёгким хлопком компьютерный столик испарился. Из ниоткуда высунулась когтистая лапа и подхватила упавшую шляпу. А потом тоже исчезла. Недаром говорят, что коты — могущественные создания!
— Ну, вот мы и вместе, — шепнул я Сэмми и положил её на зелёные в белый горошек простыни. — А я купил тебе подарок. В канун Нового Года будет вечеринка, суматоха. Решил подарить сейчас.
— И что там? — Самаэлла вытянула шею, заглядывая в пакет.
Я вытащил коробку. Сэмми нетерпеливо разрезала фольгу, и отклеила скотч. Коробка раскрылась как цветок, а там был….
— …целый замок из конфет! Алекс! С ума сойти!
Миниаютрное шоколадное королевство, с башенками и шпилями, часовнями и кипарисами. Газоны были сделаны из мармелада, а витражные стёкла — из леденцов.
— Уууу!!! Шоколадные лягушки! Обожаю! Шоколадные дракончики! Ой, солдатики из миндаля! Принцессы из белого шоколада! Какая прелесть, Сашка!
Она взяла фигурку тамплиера, сделанную из пастилы, и медленно положила в рот. Со стороны она выглядела как великанша, пожирающая доблестного правителя. Я не удержался и прыснул от смеха.
Сэмми прижалась ко мне грудью, мягкой, словно подушка, и легонько укусила за ухо.
— Ммм! Я же буду лопать это целую вечность!
— Ну, я могу тебе помочь, — рассмеялся я. — Разложить конфеты на твоём животике, груди и хорошеньких ножках, и…. Или вообще, посыпать тебя сахарной пудрой… Чтобы облизать.
Её глаза весело заблестели.
— Любишь мои ножки?
Я хмыкнул:
— Был такой земной поэт… Я помню строки:
Такие ножки бы одеть
В цветной сафьян или в атлас.
Такой бы девушке сидеть
В карете, обогнавшей нас![189]
— Ммм… — Самаэлла уселась на кровати, скрестив ножки. — А ещё? Хочу ещё!
Я погладил ноги Сэмми — от щиколотки до бедра.
Люблю ее, мой друг Эльвина,
Под длинной скатертью столов,
Весной на мураве лугов,
Зимой на чугуне камина,
На зеркальном паркете зал,
У моря на граните скал.[190]
— Ах ты проказник!
Самаэлла внезапно обхватила меня руками, и повалила на себя. И её тело было горячим и сладким, словно кружка шоколада.
Малыш, ты уже вырос, и сегодня к тебе пришла я!
Наступил последний день.
Всё было пропитано волшебством и эротизмом. Не удивительно, ведь большой процент населения Земли составляют индусы, а в Новый Год они почитают бога любви — Каму (коему посвящена Кама Сутра), и Кришну, обожавшего играть с пастушками. На Станции и так полно доступных девиц, но сейчас, по-моему, мне готовы отдаться все. Мимо проходят величавые валькирии, и одна из них кокетливо проводит язычком по губам. Чуть синеватые девушки-зомби шлют мне воздушные поцелуи.
Её чуть-чуть, и начнётся всеобщая оргия чувственности.
Такой магией грех не воспользоваться.
Вот, например — какой-то козлоногий сатир устроился у стены и играет на свирели, и к нему со всех сторон стекаются девушки. Прямо какой-то дудочник из Гаммельна, якорь мне в глотку! Только тот уводил из города крыс, а этому, видимо, нужны юные прелестницы. Чарующая мелодия гипнотизирует, они теряют волю. Надо с этим разобраться. И дудочку, того…. отобрать.
Я подхожу.
Вокруг мифического персонажа собралась уже целая толпа девушек. Они уселись на пол прямо у его копыт, и, раскрыв рот, внимают пению. Среди них — голые белокурые красавицы, несколько девиц в роскошных бальных платьях, пламенноволосая юница в блузке и миниюбке; негритянка в белых бусах. Кроме бус, ничего на ней нет.
— Кхм, — откашлялся я. — Простите, но я вынужден попросить вас прекратить.
Сатир опускает дудочку.
— Я нарушаю? — спросил он приятным, хотя и слегка блеющим голосом.
— Пока не знаю, — сказал я. — Но, во избежание…. Хочу попросить вас сдать дудку, и не пользоваться ей, до тех пор, пока вы не пройдёте Вратами. И… я не хочу видеть вас ни с одной из этих девиц.
Сатир огорчённо вздыхает.
— Неужто на вашей станции запрещено заниматься любовью? Я вам не верю! Там, где нет любви — туда придёт война!
Хиппи он, что ли?
— Нет-нет, — мягко объясняю ему я. — Заниматься любовью на Станции, разумеется, не запрещено. Но для этого есть специально отведённые места, отели, в конце концов. А…. гипнотизировать девушек — да, незаконно.
— Это дискриминация! — возмущается сатир. — А как же боги?
Да, вынужден признать, что в чём-то он прав. Многие Боги обладают выраженной эротической аурой. Но они, по возможности, стараются не использовать свои способности, пока пребывают на Станции. Кто-то — более добросовестно, кто-то — менее. Хотя не всем это удаётся.
— Ну, Боги есть Боги, — объясняю я и обираю у него дудочку. — Что дозволено Юпитеру, то не дозволено быку. Явитесь за своим инструментов к стойке за два часа до отбытия. Я проверю по билету. А вы, дамочки — брысь!
— Нет-нет, — запротестовали сразу шестеро из них. — Он такой хорошенький! Настоящий мачо! Позвольте нам остаться! Гипноз тут не причём!
Я заколебался.
— Хм. Дайте-ка мне ваши билеты.
Я бегло просмотрел их.
— Так, ты, ты и ты — можете оставаться.
Девчонки взвизгнули от удовольствия.
— А ты, ты и ты — марш к Воротам номер 12! Они уже закрываются! Музыка, значит, тут не причём?!
Пристыженные девушки стремглав полетели к указанному мной порталу. Я обернулся к пятерым оставшимся.
— Вы двое уже пропустили свой рейс. Попробуем выбить дополнительные билеты. А вы трое, сатир с вами (!), можете оставаться. Но следите за временем. Если прозеваете очередь — я за вас ходатайствовать не буду. Будете в стриптиз-барах отплясывать на второй билет.
— Иии! Спасибо, начальник!
Три девицы так плотно облепили сатира, что он покачнулся. Они прямо-таки пожирали его глазами. Того и гляди, съедят, ненароком.
— Ещё раз такое увижу, — пригрозил я, — лишу доступа на Станцию. Э, кхм, а что касается вас двоих… Вы куда собирались? Четвертые Врата…. Экваториальная Африка?
Негритянка в бусах и девушка в миниюбке синхронно кивнули.
— Мы собирались посмотреть на сексуальные игрища Дагомеи, — пискнули они.
Кхм, понятно.
— А где нам теперь жить? — жалобно спросила рыжулька.
— Э…
Вообще-то, у нас есть гостиницы, на плюс втором уровне, совершенно бесплатные (на разумные сроки), но прямо сейчас, в канун Рождества, они давно переполнены.
— Ну… — задумался я, — можете пожить у меня. Временно. Пока мы что-нибудь не придумаем.
Они благодарно кивнули.
— Скажите, а как вас зовут? — спросила негритянка низким, грудным, приятным голосом.
— Алекс, — растерялся я. — А что?
— У вас, наверно, только одна кровать, — улыбнулась она. — Но она большая, правда?
Я отчаянно покраснел. Девушки обступили меня с двух сторон.
— Я бы хотела спать там вместе с вами, — нежно шепнула мне в ушко рыжеволосая.
— Я бы хотела вам кое-что показать, — выдохнула девушка с кожей цвета молочного шоколада.
Чёрт возьми! Это всё влияние Камы! Или последействие песни сатира.
— Э, гм, леди, — пролепетал я. — Потом разберёмся. Сейчас я отведу вас в блок…
Они нежно повисли на мне.
— Безусловно, красавчик!
Я бросил быстрый взгляд в сторону Самаэллы. Она весело подмигнула.
Самаэлла сегодня в белых колготочках с алыми подвязками, а на сосочки наклеены сатиновые бантики. Выглядит она совершенно по-рождественскому. Юби выкрасила волосы в новогодний зелёный цвет, а Аманда в честь праздника нарядилась настоящей конфеткой. Здоровенной такой конфетиной, наподобие трюфеля, из которого торчат руки и ноги. Всё самое интересное должно происходить здесь, в Главном Зале, а потому девчёнки собрались возле стоек, малодушно бросив несчастного Клавдиуса отдуваться за всех.
— Кхм, — откашлялся я. — Я щас быстро вернусь.
— Ну, возможно, не так уж и быстро, красавичк, — промурлыкала негритянка.
— О, всемогущие боги!
Я отвёл попаданок в свой блок и оставил в своей постели. Строго-настрого наказал им не обижать эллилов и не трогать хищную герань в горшочке. А сам вернулся. Украдкой отломал от своей стойки несколько боровиков и лисичек — они всё ещё отрастают после истории с Лесом.
Нужно принимать новых клиентов.
Праздник к нам пришёл!
Ни в предпредпоследний, ни в предпоследний день никаких особенных дел на нас не свалилось, и мы торчали за стойками, компостируя билеты. И наслаждаясь ощущением праздника.
— Чёрт возьми, — сказала мне Джулия. — Это мой первый Новый Год на Станции! В некотором роде в кругу семьи.
Её голос дрогнул.
— До этого я проводила его несколько, гм… экстремальным образом.
Ну, зная Джулию… Я краем уха слыхал об оргиях, которые устраивают на закрытых вечеринках байкеры, об прыжках на парашутах с высотных зданий, о том как девушки на спор проходяться нагишом по Тверской… ну что ж, действительно, может и бывает нечто более экстремальное. Но ничего подобного тому, что мы видели сейчас, Джулия точно не наблюдала.
— Расслабься и получай удовольствие, — посоветовал я.
Она только хмыкнула:
— Что-то этот совет мне напоминает…
Лично я наслаждался суматохой и карнавальной пестротой праздника. Станция кипела и бурлила, словно намеревалась взорваться.
— Хо-хо-хо!
Весёлый скелет в алой, отороченной мехом шапке, размахивая кружкой, рассказывал что-то полуголым девицам. Пиво плескало пеной, девицы хихикали. Привидения, зависнув под потолком, обсуждали дела давно минувших дней.
— Тоже мне, — ворчал пузан со вскроеным черепом, — подумаешь, Аустрелиц! Вот видели ли вы битву, которую устроил Рамзес второй! Когда египетская армия столкнулась с ассирийской…
Их голоса утонули в бурлении празднества.
— А я, а я… — задыхаясь, рассказывала нагая прозрачная прелестница, — представляете, муж меня застал в постели с любовником… у него по чистой случайности был кольт — он подрабатывал рэкетиром… Хотите, дырочку покажу? От пули? Она такая сексапильная, аккуратненькая…
Целая толпа прелестниц всех мастей собрались посередине зала и оживлённо жестикулировали. Тучные гномы попивали пивко. На софах, расставленных вдоль стен, собралась компания эльфов-хиппи, в пугающих лохмотьях и с электроарфами в руках. На коленях у них сидели подвыпившие феи и глупо хихикали.
На гирляндах деловито расселись снегири и синички в полосатых шарфах. Они оживлённо чирикали и обменивались впечатлениями.
— Такое чувство, что все чего-то ждут, — пихнула меня кулаком Джулия. — Я о чём-то не знаю?
— Уже скоро, — пробормотал я, — наверно, скоро.
Приятный аромат, похожий на аромат лакрицы, поплыл по помещению. Все девушки разом замолкли, и в помещении воцарилась карамельная, леденцовая тишина.
И это случилось.
Сначала послышался перезвон бубенцов, а потом — цокот звонких, серебряных копыт. Пол внезапно покрылся инеем, стал серебристым, словно разбитое зеркало. Резко похолодало — температура в помещении снизилась на десяток градусов.
Толпа зашумела. Зашевелилась. Многие вытащили мобильники, приготовились снимать. Другие просто замерли, с предвкушением вперив взгляд в коридор. Сотни лиц, освещённые надеждой и ожиданием.
И тогда, наконец, Он явился.
Сначала на лёд вылетела резная карета, запряжённая двумя красавцами-оленями. Она затормозила прямиком в центре зала. Дзонн! Дзонн! Громадные, горделивые северные красавцы били копытами о пол, раскалывая намёрзшую наледь.
Яркие искры разлетались из-под их копыт.
А в карете кто-то сидел. Он был большим, раскрасневшимся, с роскошной седой бородой и одетым в красный тулуп.
— О-хо-хо, — сказал он, — хо-хо-хо!
Весь зал вздохнул, словно единый человек.
Старик снял варежки. Дунул-дохнул, и облако пара зависло перед ним. Превратилось в крохотные снежинки и осыпалось на пол.
— Ждали меня, а, негодники? Ну, кому тут подарки?
— Ииии!!!!
Помещение взорвалось воплями и криками.
— Санта! Санта!!!
Обнажённые нимфы ринулись прямо к саням. Наперегонки с ними рванули ряжёные китаянки. Проталкивались благородные эльфы. Сзади напирала целая толпа троллей и гоблинов. В зале царил шум, хохот и суета. Возглас "охохо!" порой воспарял над толпой, подобно раскатам далёкого грома.
— Кто это? — с широко раскрытыми глазами вопросила Джулия.
— Это наш станционный Дед Мороз, — любезно пояснил я ей. — Он всегда прибывает раньше прочих.
— Прочих? — эхом отозвалась Джулия.
— Прочих, — подтвердил я. — О, ты ещё не знаешь. Будет настоящее столпотворение.
— Столпотворение? — изумилась Джулия. — А это что?!
— А, это ерунда, — отмахнулся от неё я. — Вот когда начнут прибывать остальные Деды Морозы…
— Остальные… — тихо шепнула моя напарница.
— Ага, — жизнерадостно подтвердил я. — Они пользуются нашей Станцией, как Пересадочным Пунктом. Щас прилетят из Лапландии и повалят в свои миры…. Вот тогда тут начнётся такое!!!
— О, майн готт, — Джули потёрла виски. — Ты меня пугаешь… А это ещё что такое?!
Баварка потрясённо ткнула пальцем в центр Зала. Множество симпатичных девиц обступили сани. Пышнотелая нагая озорница поспешно шмыгнула на колени к Санте. Обняла его за шею и что-то жарко зашептала. Рядышком присела ещё одна, азиатской наружности. Они окуппировали его колени, словно жизнерадостные синички. Благообразный старец сказал "Хо-хо-хо!" и приобнял их за талии.
Выглядело это непривычно. Но, с другой стороны, поскольку детей на Станции нет… Наш Санта Клаус — тот ещё ловелас. Девушки обступили его пёстрой толпой. В крохотных трусиках, пляжных бандо и монокини. Это походило на распродажу в Майями. Полный зал девиц. Они срывали с себя стринги и топы и швыряли на сани.
— Эротика, однако, — хмыкнула Джульетта.
Она смотрела на действо, словно загипнотизированная.
— Ну да, в некотором роде, — сдержал улыбку я,
— И чего же они хотят?
Я пожал плечами:
— Они просто просят у него подарки. Знаешь, как дети в супермаркетах.
— И для этого они щемятся к Деду Морозу?! — изумилась она. — Да им же… по двадцать лет! Внешне, по крайней мере. Посмотри во-он на ту якутку.
Я проселдил за её взглядом. Якутка была пухленькой и симпатичной; на щёках у неё были маленькие ямоки, она заливисто смеялась, а из всей одежды на ней были только голубые сапожки. Девушки монголоидной расы обычно отличаются стройным сложением, но у неё была головокружительная грудь — размер четвёртый, наверно. На ней белой краской были нарисованы снежинки. И уж ребёнком она точно не выглядела.
— Ну, не суть важно, — пояснил я. — Они просто хотят немного магии. Говорят, если посидеть на коленях у Санта Клауса, твоё желание сбудется.
Девицы визжали и проталкивались к саням, теряя одежду по пути. Всё это походило на невероятный фэст от Плейбой.
— Что, правда что ли? — закусила губу Джулия. — Знаешь, в моей прежней жизни, я бы посмеялась над подобными суевериями… но, побывав на Станции… А, была не была! Хей! Посторонитесь!
И инфернально размалёванная киберготка поспешно ввинтилась в толпу младых дев.
— Пропустите!
Я озадаченно посмотрел ей вслед.
— А мы чего стоим?! — взвизгнула Самаэлла. — Аманда, Юби — за мной!
Подхватив их за руки, она подгрузилась в безумие явленного эксгибицонизма. Я в некотором оцепенении наблюдал, как все четыре моих девушки, растолкав ораву претенденток, отчаянно пихаясь и возмущаясь, рассаживаются на коленях у дородного старикана и, отчаянно краснея, что-то шепчут ему на ухо.
Санта сказал "Хохо!" и полез в мешок за презентами.
Вернулась моя команда, сияющая, как начищенный дирхем. У Джулии в руках была модель яхты, у Сэмми — говорящая тыква, у Аманды — пикантный костюм снегурочки, а у Юби — новый ошейничек со стразами.
— И что вы у него попросили? — сгорая от любопытства, поинтересовался я.
Джулия показала мне язык и приложила палец к губам:
— А вот это — не твоё дело, Алекс.
Зная Джулию, ничуть не сомневаюсь, что размениваться на что-то меньшее, нежели яхта на Соломоновых островах, она бы не стала. Про Врата и Проходы все давно забыли. Посетители отхлынули от стоек. Кони гарцевали, бубенцы звенели, а Самаэлла обняла меня и жарко прошептала в ухо:
— Чего бы ты хотел, мой милый Алекс? Какой подарок?
— Десять голых девушек, перевязанных ленточкой, — проворчал я.
Сэмми хихикнула.
— Ну, Алекс, не дуйся. Это наши, девичьи секреты. А насчёт подарка, — она хитро подмигнула, — я подумаю.
И нежно укусила меня за мочку уха.
Это было только начало. Наш Верховный Санта Клаус был первым, но не последним. Его прибытие словно прорвало плотину. Отовсюду раздался звон бубенцов, и на Станцию повалили Деды Морозы. Они были в синих кафтанах и в красных, а парочка — и вовсе в тулупах. Они были полными и тощими, благообразными и диковатыми, с длинными седыми бородами и лиловатыми носами. У некоторых бороды завивалсиь в колечки — очевидно, они использовали бигуди. Они пили кока- и пепси-колу и весело говорили "Хохохо!". Многие из них были с сексапильными снегурочками.
Снегурочек было неприлично много.
Многие из них выглядели так, словно только что сошли с обложки "Пентхауса". Грудастые блондинки в кокетливых платьицах. Азиатки в отороченных мехом неглиже. Негритянки в прозрачном нижнем белье. На некоторых девушках были диадемы, а на других — оленьи рога.
— Джингл беллс! — кричали они и рассылали воздушные поцелуи.
Больше всего было якуток и эвенок — я узнал их по говору. Поработаешь на Станции лет пять — и начинаешь узнавать на слух. Рядом с ними горделиво вышагивали ожившие автоматы для производстсва мороженного и холодильники, полные охлаждённого спрайта, "Адреналина" и "Бёрна". Бурятки страстно лизали пломбир. Нанайки томно кусали эскимо. Эвенки были нагими и горячими. Ха.
— О, майн готт, — в очередной раз присвистнула Джулия. — Просто мечта любого мальчишки, а?
— О, и я хочу себе такие костюмчики! — пискнула Аманда.
Она восторжённо смотрела на процессию, кусая губу. Бутафорские рога крепились к обручу и одевались на голову, придавая девушкам необычный вид. Я представил себе Аманду, наряжённую в одни оленьи рога и сглотнул. Хорошо, что Сэмми не умеет читать мысли, как моя предыдущая подружка.
Следовало признать — праздник начался.
Рождественские эльфы, Санта Клаусы с мешками и говорящие олени заполонили всё помещение. Здесь были и карибу, и величавые европейские олени, и вымершие мегацеросы. У некоторых из них между рогов росли вишнёвые деревца.
Даже тануки — японские оборотни-олени — подрабатывали в рождественских санях. Они весело болтали, пересказывая друг другу анекдоты. Зал напоминал оживлённый муравейник.
Деды Морозы выстроились в очередь, и поспешно проходили через Врата: кто в Стокгольм, кто на острова Шпиценберг, кто в Москву, кто в Гренландию.
— С ума сойти, — сказала моя напарница.
— А ты думала, почему они добираются так быстро? — подмигнул я. — Ведь порой им нужно успеть с одного края света на другой! Они до сих пор, конечно, летают по небу на санях, но это несколько старомодно. Станция быстрее и эргономичнее.
— Да, по правде говоря, я думала, они — вымысел безумных мамочек, — пробормотала Джулия. — Последний Дед Мороз, которого я видела, был пьяный дядя Николас. Он всё время норовил усадить меня на колени.
— Ииии! — взвизгнула Аманда. — Я хочу ещё на коленках посидеть!!!
Спрыгнув со стула, она поспешно ввинтилась в толпу, расталкивая эльфов и увешанных бубенцами оленей и лосей. Дедов кругом была прорва — сиди не хочу.
— А она здорово вписалась в нашу команду, — хохотнула Джули. — Ты не считаешь?
Я был склонен с ней согласиться.
— И топлесс ей очень идёт.
— Может быть.
Она хихикнула.
— Или ты считаешь, что не сиськи красят девушку?
Я повернулся и окинул её размалёванную фигуру скептическим взглядом:
— Думаю, девушка красит сиськи, а не наоборот.
Для Джулии эта максима подходила в полной мере. Сегодня она разрисовала свои груди снежинками.
Джульетта неожиданно нахмурилась.
— Надеюсь, что на Новый Год всё-таки не все фантазии исполняются. А то, когда мне было семнадцать, я мечтала, что у меня будет интимная связь с Ктулху. Ну, с этим космическим чудовищем, что валяется в глубинах океана.
Я слегка поперхнулся.
— Весьма откровенно.
А Самаэлла лукаво на неё посмотрела:
— Так зачем же отказываться от такого? Это же НЕЗЕМНОЕ наслаждение!
Чёрт возьми, я, кажется, потеряла моё тело!
Я уж, грешным делом подумал, что мы доживём до церемонии Закрытия Врат без всяких приключений.
Нам оставались последние, вечерние часы.
Щелкунчики, дюймовочки и рукомойники-киборги, сказочные принцы и ожившие плюшевые игрушки — всё это маскарадное разнообразие текло мимо нас. Словно бурлящая река в половодье. Браво маршировали деревянные солдаты; бразильянки в перьях оплясывали прямо посреди зала. Суровые тролли тащили на санях драконьи сокровища и лепреконское золото [191]. Крёстные и зубные феи, везли на снегоходах коробки с волшебными палочками и генераторы чудес.
Меднотелые египтянки тащили золочёные саркофаги. Шагали громадные плюшевые мишки и скелеты аллозавров. Супергерои в обтягивающих трико несли на руках элегантных вампирш в серебристых платьях.
— Ох, благодарю тебя, Супермен! Я всегда верила в тебя! — томно прошептала девушка с красными глазами и волосами цвета снега. — Я знала, что ты есть!
Дриады прижимали к груди мешки с семенами фонарных столбов. А также генно-инженерных помидоров. За ними пробиралась целая толпа оживших растений. Особенно мне запомнилась стайка зубастых арбузов. Один из них повернулся в мою сторону и сказал:
— Клац! Клац!
Я поёжился.
Шли маленькие девочки, ведущие под руку ожившие кошмары. Шли прямоходячие крокодилы и лопоухие лемуры. Вразвалочку шли зубастики, наряжённые в шутовские колпаки. Мимо гордо маршировала процессия девиц с транспарантами: "Скоро конец света! Познайте все радости жизни!"
Идущие впереди кричали:
— Вернитесь в лоно природы! Погрузитесь в океан наслаждений!
Погружаться в океан, очевидно, предполагалось вместе с ними. Отсуствие одежд на младых нимфетках призывало к этому. Грудастая блондинка высоко держала плакат: "Возьми меня прямо сейчас! Я не хочу умереть девственницей!". На щеках у неё были нарисованы громадные карикатурные слёзы.
Думаю, девственность её не доживёт до утра.
От процессии эксгибиционисток меня отвлёк разговор.
Возле нашей стойки спорила мумифицированная девица в бинтах и скелет. Девица говорила:
— Села снова на диету — чтоб мне невзвидеть белого свету! Ем по одному только путнику в день — и то, если из могилы вылезать не лень! Похудею, словно тень! Будут кости к январю — я вам точно говорю!
Но больше всего было Дедов Морозов. Они всё прибывали и убывали, на своих звенящих бубенцами санях, принося с собой смех, бодрящий холод и сексапильных снегурочек. И всё это происходило без сучка без задоринки, пока один из них не схватился за пояс.
— Эй, а где же мешок? — рассеянно пробормотал он.
Он стоял близко к стойке, так что я отлично слышал, что он говорит.
— Мешок пропал, — пробормотал он. — Похитили?! Украли?!
— Ну, вот и первый клиент, — вздохнула Джулия. — Бери его, Алекс, за шкирку и тащи в штаб-квартиру.
Я хмыкнул. Отлепился от стойки и направился к сказочному персонажу.
— У вас что-то случилось, сэр?
Пухлый розовощёкий толстячок умоляюще воззрился на меня:
— У меня украли мешок с подарками! Безразмерный!
Он был круглый, как колобок, и одет в красный кафтан. Дед Мороз напомнил мне Бомбура из "Хоббита" незабвенного Дж. Р.Р.Толкина.
Я вздохнул.
— Вы не припомните, когда видели его в последний раз?
— Ну-у… — растерянно сказал он. — В Лапландии он точно был со мной… Я ещё, помню, пожаловался Атсуши, что мешок-то тяжеловат!
— Атсуши, это кто? — поинтересовался я.
— Ну как же? Олень!
— С японским именем?
— Так он такой и есть, — ласково похлопал пятнистого красавца Санта, — Сердечный, трудолюбивый. Он тануки — я его нанял в Йокогаме. Мы уже пять лет вместе работаем! [192]
Я с сомнением посмотрел на ветвисторогого.
Вообще говоря, тануки — енотовидная собака, но со времён сверхпопулярного анимэ "Оne piece" повелось, что это — олень. Массмедиа — страшная вещь.
Барсукоолень озадаченно посмотрел на меня.
Я снова вздохнул.
— Наверно, вам придётся пройти с нами. Попробуем разобраться.
Толстячок разволновался.
— Но ведь если я опоздаю… Бостон останется без подарков, — огорчённо посмотрел он на меня. — Охохо! Ну как же так.
Он покаянно повесил голову.
— Вот вечно со мной что-то случается. Я ужасно рассеянный. А детишки-то…
Я почуствовал себя несколько нено.
— Эй, ну погодите убиваться, — посоветовал я ему. — Может, ещё всё и сладится.
Мда, взрослый парень, утешающий Деда Мороза. Это как-то… странно, по меньшей мере.
— Пойдёмте в наш блок. Там и поговорим.
Если мешок украл кто-то из мелких негодников — брауни или пак, шансы найти его стремяться к нулю. Нам могла бы помочь предметная магия — но не в такой толчее. Сейчас волшебство просто разлито в воздухе, оно перебивает любые эманации. Не говоря уже о том, что нечистики умеют маскировать ауру. Но, хотя бы попытаться сделать что-то надо.
Джули пристроилась к нам в кильватер.
— Быть может, это дух суй? [193] — предположила она. — Или какая-нибудь мелочь вроде пикси или гремлинов?
— Да, я уже сам об этом подумал. Но тогда нам вряд ли удасться его обнаружить до закрытия Врат. Дозиметр магии в таком вакханалическом безумии бесполезен.
— А что с Оракулом?
— Она уехала к семье на Рождество.
— Не вовремя, однако…
Джулия задумчиво прикусила губу.
— Придётся исходить из опроса подозреваемых. Как в прошлый раз. И начнём с тануки.
Она пристально воззрилась на смирного оленя, и тот аж попрыгнул от такого предположения.
— Я-а?!
— А почему бы и нет? — логично предположила она. — Ты всё время был в санях.
— Да меня в них впрягли!
— Тем более.
— Зачем мне красть мешок?!
— Вот и разберёмся.
Планомерно переругиваясь, они продрались через рождественскую суматоху и суету и оказались перед дверями нашей штаб-квартиры.
Оттуда доносился зычный голос Клавдия и весёлое хихиканье.
— Так, стоп, — по-военному скомандовала Джулия. — Подозреваемым не заходить. Щас мы выясним, в чём там дело.
Олень с Сантой переглянулись.
А мы с Джулией, приоткрыв дверь, просочились в помещение.
В помещении было тепло. Клавдиус вальяжно развалился в кресле, закинув копыта на стол. Завидев нас, он их поспешно убрал. Плавал дым от раскуренного кальяна. Разноцветный. На софе сидели девчушки в красных трусиках с белыми бантиками.
— Это ещё что такое?! — возмутилась Джули. — Кто это такие?
— Профессиональные снегурочки, — прояснил Клавдиус. — Ну, мы же собираемся устраивать вечеринку?
— Так! — сказала Джулия. — Выметайся отсюда. И забери своих… профессионалок. У нас будет опрос свидетелей.
— Айн момент, — сказал Клавдиус. — Девочки, на выход, на выход. Мы с вами свяжемся. Ну, Джулия, — обратился он к моей напарнице. — Я столько времени их искал! Ты портишь самый цимус!
— Уф, не смеши, — фыркнула Джулия. — Мы тут вроде сыщики, ты не забыл? Тебе понадобилось время, чтобы найти шлюх? Тогда тебе пора искать другую работу.
— Высококлассных шлюх, хочу заметить, — принял позу оскорблённой невинности сатир.
— Знаешь что, — начала закипать Джулия, — катись как ты… со своими снегурочками. Колбаской. Баварской. Придать тебе ускорение?
Сатир сразу сник.
— Эм… а я могу поучаствовать в допросе? Интересно же, жуть.
— Ну, — вкрадчиво сказала Джулия, — тут где-то, кажется, завалялись пыточные инструменты хитроумной конструкции…
Глаза у Клавдиуса расширились.
— … и, если хочешь, я могу их испытать на тебе! — рявкнула она.
— Понял, испаряюсь, — по-военному чётко отдал честь сатир, и притворил за собой дверь.
— Лихо ты его, — оценил я.
— Это для разогрева, — туманно пояснила Джульетта. — Где этот чёртов олень!?
Деври открылись, и "подозреваемые" вошли. Сначала Атсуши, потом Санта Клаус. Только сейчас я рассмотрел тануки толком. Олень был симпатичным и тонкорогим, коричневым в пятнышки, и напоминал Бемби из известного мультфильма. У него были большие и невинные глаза. Изящные рожки умотаны в золотую фольгу, и на них висели колокольчики. Да уж, такого едва ли заподозришь в краже рождественского мешка. С другой стороны, для преступника удобно выглядеть невинно…
Разговаривать с оленем было как-то странно.
— А это твоя единственная зооформа? — кашлянув, спросил я.
— Нет, — мотнул головой подозреваемый.
— Тогда не мог бы ты… кхм… стать более… человеческим? — попросил я, чувствуя себя законченным ксенофобом.
Но что поймёшь по лицу оленя? Ну, нет у меня опыта оленьей психологии. Атсуши грустно посмотрел на меня и кивнул.
Легонько стукнул копытом по полу.
И… Внезапно выпрямился и раздался во все стороны. Шерсть медленно сползла с его тела, словно лишай. Я всяких оборотней повидал, но оборотней-оленей — впервые в жизни. И смотрел на процесс превращения во все глаза.
Тануки вырос, и превратился в симпатичного юношу, с карими глазами и ветвистыми рогами. На нём были шерстяные портки, и больше ничего. Колени у него были вывернуты в другую сторону, а ноги заканчивались копытами.
— Так вот ты какой, северный олень, — глубокомысленно заметила Джули.
— Я барсук, — хмуро хмыкнул тануки.
— Скажи, ты давно работаешь в рождественских санях?
— Уже три года. Почтенный Санта нанял меня в Аоба-ку — это район Йокогамы. И с тех пор я служу ему верой и правдой, а вы обвиняете меня в похищении мешка!
Из крупных глаз оленя покатились слёзы. Он утёр их мохнатой ладошкой.
Джули скептически посмотрела на него:
— Так, — деловито спросила она, — А ты трезв?
Тануки укоризненно воззрился на неё.
— А олени вообще пьют? — усомнился я.
— Так он же барсук, — резонно возразила она. — И потом, может, они какую-нибудь пьяную морошку едят? — предположила Джули. — А ну-ка, скажи быстро: "В недрах тундры выдры в гетрах тырят в вёдра ядра кедров"!
— Чего? — вытаращился тануки.
— Вроде трезв, — удовлетворённо отметила моя напарница. — А ну-ка отвечай бысто, на фига ты стырил мешок?!
— На фига он мне?! — возмутился подозреваемый.
— Ну-у, не знаю, — туманно пояснила Джулия. — Может, любовницу прятать, когда жена не вовремя пришла?
— Для чего мне любовница?! И вообще, для этого шкафы есть! Безразмерные. Фирма "Оусен и оусен: мы сохраним ваш брак". А мешки — это не гигиенично.
— А что, если бы даром дали, отказался бы?!
— Вот ещё, стал бы я копыта марать!
— Э, Джулия, кхм, — осторожно сказал я. — А ты уверена, что допрос нужно вести таким образом?
— Чего? А, гм. Ну ладно.
Джули одёрнула юбочку, проследовала за стол, уселась в кресло и картинно закинула ногу на ногу. Постучала карандашом по столу.
— Будем придерживаться фактов, — сказала она. — Любовница у тебя есть?
— Не стану я отвечать.
— Стоит расценивать это как противление правосудию?
— Можете рассматривать, как хотите. Я добропорядочный олень.
— Да если все твои любовницы узнают о существовании друг друга, они тебя на оленину порвут!
— Это шантаж? А как же презумпция невиновности?
— Слышишь ты, енотовидная собака, или ты будешь сотрудничать с правоохранительными органами, или я тебе самого в мешок посажу! Безвозвратный!
— Превышение полномочий!
— Ещё какое. Я не поленюсь выяснить, кому ты изменял и с кем. У работников Станции руки длинные. Прямо на несколько парсеков.
И она демонстартивно помахала пальцами в воздухе. Подозреваемый уставился на них с нездоровым интересом.
— Все знают, что тануки — символ плодородия, — резонно заметила Джули. — Многих девушек ты обрюхатил? Может, мешок тебе нужен, чтобы выплачивать алименты?
— Да как вы смеете?! — завопил олень. — У меня любимая жена и двенадцать детишек!
— Это в одном городе, — хмыкнула моя напарница, — а в другом?
Повисла пауза. Тануки жалобно переводилвзгляд с деда Мороза на Джулию, и с Джулии на меня. И внезапно вздохнул.
— Ну ладно-ладно, — поднял он руки. — Сдаюсь. У меня четыре любовницы: в Белфасте, Йокогаме, Урюпинске и Эстеръётланде. Но никакого мешка я не крал!
Джулия посмотрела на меня.
— Ну, что скажешь, Алекс? Ты отлично разбираешься в людях. Думаю, в оленях тоже. Правду он говорит или нет?
— Ну вроде бы да, — с сомнением заявил я. — Он, конечно, ходок ещё ток. Но, мне кажется, к похищению мешка не причастен.
Джулия обернулась в поисках новой жертвы.
Жертва не замедлила найтись.
— А может, это ты спёр свой мешок, а? — с прищуром посмотрела Джулия на Санта Клауса.
Тот воззрился на неё с откровенным изумлением.
— Вон какое брюхо отъел, — она обвиняющее ткнула его указующим перстом прямо в пузо. — Оклада на деликатесы не хватает? А подарки для снегурочки? Водишь её тайком от миссис Клаус по ресторанам?!
Джулия хищно наступала на него. В этот момент она здорово напоминала велоцираптора. Хищного такого динозавра из "Парка Юрского Периода".
Почувствовав угрозу, Дед Мороз невольно попятился.
— Куда тебе в таком возрасте ещё и Снегурочка? Продаёшь на чёрном рынке товары для детишек, а? Китайцам по дешёвке сбагриваешь?
— Да я… — заикнулся Дед Мороз. — Я же детишек обожаю…
— Это не показатель, — отрезала Джулия. — Я, например, детей не люблю, но… я их просто готовить не умею. А говорят, если с перчиком, да с луком…
Дедуля икнул.
— Юлечка, кхм, — сказал я ещё более осторожно, чем в прошлый раз. — А тебе не кажется, что это довольно глупо: обокрасть самого себя, а затем обратиться за помощью к службе безопасности?
Джулия глубоко вдохнула…. и выдохнула.
— Да, тут ты прав. Но какая шикарная версия накрывается!
— Угу.
— С другой стороны, — воспряла духом она, — а может, он специально, чтобы запутать следствие?!
Я посмотрел на добродушного перепуганного толстячка. Вздохнул.
— Не. Пусть меня простят скрупулезные последователи детективного метода, но я в это не верю. Какой из него воришка?
Санта Клаус жалобно взирал на меня.
Я махнул рукой.
— Он только если конфеты в детстве воровал. Вон, испереживался весь, как бы ему попасть в Бостон до Закрытия. Может, всё-таки, сконцентрируемся на других, более перспективных версиях?
Джулия недоверчиво посмотрела на растерянного пузана, а потом на меня.
— Ладно, чёрт с тобой. Ну так, — потёрла руки она. — Дедок, кто там ещё был в санях-то?
— Так… — растерялся Санта Клаус. — Кроме меня, моего эльфа и оленя никого и не было…
— Ага! — торжественно возопила Джулия. — Рождественский эльф!
— Рождественский эльф? — переспросил я.
— Рождественский эльф, — вторила напарница.
— Рождественский эльф? — недоверчиво протянул Санта Клаус. — Да не может быть, чтобы мой эльф… а где он, кстати?
Джулия вздохнула.
— Разделяемся и ищем эльфа. Ну и заодно посматривайте по сторонам, в поисках подозрительных мешков. А как он хоть, ваш эльф, выглядит-то?
— Ну, — развёл руками Дед Мороз. — Обычный такой эльф. В зелёном. Я его только месяц назад нанял. По контакту.
— Зашибись, — подытожила баварка.
— Ну и где его искать, — заворчала Джулия. — На Станции можно не то что эльфа — целое стадо оленей спрятать можно — и никто не заметит. Да и приметы тоже… не ахти. Обычный эльф, едрить его за ногу! Да тут ентих эльфов, как кокса в наркопритоне.
Дело и правда, было мутное.
— Да Мороз ли он вообще, — проворчала Джулия. — На Новый Год мы билетов не проверяем, так может, он гоблин в красной шубе? И где эта чёртова Юкико, когда она так нужна? Прочитала бы его мысли, и дело с концом.
— Она читает мысли у людей, а не у персонифицированных воплощений Рождества, — возразил я ей.
Джулия вздохнула.
— Всё равно, — заявила она, — это всё ты виноват, что её нету с нами. Юки видит в твоих мыслях, что ты её больше не любишь — вот она и отдалилась. Между прочим, когда мы были вместе, Юки так не возмущалась.
— Наверно, не видела в тебе соперницу, — пробурчал я.
— Или ты её разлюбил, — парировала она.
— Ещё чего! — возмутился я. — Я люблю Юки! Просто… не так. Думаю, всё дело в том, что наконец нашлась девушка, которую я хочу больше её. Для сексапильной кицунэ это оказалось ударом.
Джули рассмеялась.
— Вы, парни, так любите всё упрощать… — она покачала головой. — Не, тут всё дело в любви. Я нутром чувствую.
Баварка почесала кончик носа.
— Кстати! А найди-ка мне свою Сэмми. За неимением кицунэ нам нужна толковая ведьма. Куда она вообще подевалась?!
Я припомнил, что не видел Сэмми уже давно, она испарилась практически сразу же после появления станционного Деда Мороза. Но я, кажется, знал, где её искать.
Сэмми — неимоверная сладокежка, и я с лёгкостью нашёл её в ближайшем кафе, уписывающей очередную порцию ванильного мороженого.
Сэмми начертила на полу пентаграмму и расставила чёрные свечи. Нарисовала кучу символов и принялась читать заклинания. Волосы у неё поднялись дыбом, а глаза стали большущие-большущие. И антрацитово-чёрные. Что-то завыло и запричитало, загудело, словно в печной трубе, внутри головы Самаэллы словно вспыхнул огонь. Через глазницы ринулось алое пламя, вокруг неё взметнулся багряный вихрь.
Сэмми она рухнула посередине пентаграммы — и Нечто её голосом сказало:
— Эльфа на Станции нет. Повторяю: эльфа на Станции нет.
— Мда, — озадачилась Джулия. — Вот это номер. Если он воспользовался Вратами и покинул Станцию — мы его, увы, не найдём.
Она хмуро подёргала себя за мочку уха.
— И всё-таки, — решилась она, — разделимся и прочешем Залы — ну хотя бы, наш Уровень. На всякий случай. Для очистки совести. Ищите странных эльфов с мешками.
— Хм, Джулия, — сказал я. — Раз уж ты решила взять на себя командование…
Баварка озадаченно уставилась на меня.
— Ну, кгм… мне кажется, стоит кое-что учесть. Помнишь, случай с Баку?
— Угу. О! Ты хочешь сказать, наш эльф не тот, за кого себя выдаёт?
— А почему нет? Может, он чудовище в шкуре эльфа? Подкидыш. Иногда эльфы воспитывают подменышей гоблинов, точно так же как люди растят подменышей эльфов. Только вот подкидыши гоблинов ещё ужаснее.
— Вот оно как, — протянула Джулия. — Ребята, будьте осторожными. Но… чёртова эльфа всё равно нужно найти. Хотя бы попытаться. Иначе плакал Новый год в Бостоне — и наша премия от Начальства!
И мы отправились на поиски.
Я быстренько прочесал Квартал Красных Фонарей, стрип-клубы и лэпденс-забегаловки. Мешков не обнаружилось. Тогда я целенаправленно стал прочёсывать жилые сектора. От 21а до 221а. На повороте с улицы Висельников на улицу Утопленников я заметил знакомую фигуру. Высокую и в клетчатом кепи.
— Шерлок! — воскликнул я. — Вы-то нам и нужны! Вы гениальный сыщик, и наверняка догадались, кто украл мешок и зачем! Если мы будем работать с вами, то сможем разрешить эту задачку намного быстрее!
Привидение посмотрело на меня и весело покачало головой.
— Ну уж нет, мой юный друг, — сказало оно мне, — вы должны сами разобраться с этим делом. А иначе — какие же из вас сыщики?
И, совершенно неожиданно, мне подмигнуло.
— Эм… а… — сбился я с мысли. — Ну, хотя бы скажите, для чего это сделано?! В мешке детские подарки, для чего его вообще красть?! Разве что продавать игрушки в розницу новогодним магазинам… Какое-то удивительно бессмысленное преступление. Может быть, это сделал маньяк?!
— Ну, на этот счёт у меня есть одна мысль, — самодовольно сказал призрак.
— И какая же? — возопил я.
— Элементарно, Алекс, — сказал Шерлок Холмс, пыхнув призрачной трубкой. — Безразмерный мешок можно красть не только для того, чтобы доставать из него подарки, но и чтоб прятаться самому.
Мысль была, безусловно, интересная, но тупиковая, ибо не помогала нам подобраться ни к эльфу, ни к мешку. И когда я уже прочесал сектора вплоть по 220-тый, мне на плечо уселась крохотная девочка с крылышками, как у стрекозы.
— Помнишь, я говорила о Подарке? — спросила она. — Если тебе нужен Пропавший Мешок, я знаю, как его найти.
Я затормозил так резко, что в меня сзади вписались две бурятки, и мы образовали на полу кучу-малу. Лёжа на мне, бурятки строили мне глазки, но мне было решительно не до того.
— Как?! — воскликнул я.
Фея стремительно застрекотала крылышками.
— Пошли, я провожу.
Мы вернулись в стриптиз-клуб "Достуные феи". Мешок лежал под сиденьем, почти незаметный в небольшом закутке. Я недоуменно посмотрел на него. Мешок мы нашли, но где теперь эльф?!
Ладно, будем разбираться в Штаб-Квартире.
Обернулся, чтобы поблагодарить фею. Но она уже исчезла. Пожав плечами, я сунул сотню монгольских тугриков в трусы другой фее и направился к нашему коридору.
К слову сказать, в "Доступных феях" работала Луалхати — моя бывшая и нежно любимая подружка. После моего заступничества у Ноденса, ей и другим "благонадёжным кровососам" выдали временную прописку и разрешили работать официально. Целые толпы любителей экстрима стекаются в бывший "Голый караоке" чтобы полюбоваться на клыкастых стриптизёрш в стрингах. Клуб процветает.
Когда я покидал его, мне пришла в голову мысль, что нынешнее положение позволит мне облегчить жизнь вампирам ещё больше. Разумеется, не всем, а только тем, за которых Флорделиз поручится. С существами, пьющими кровь других существ, стоит быть осторожнее.
Я так замотался, что совсем забыл, что мне тоже полагается подарок от Деда Мороза. И вспомнил об этом только тогда, когда рядом со мной притормозил наш станционный Санта Клаус. Вблизи он казался ещё больше, чем издалека — настоящий великан, в два человеческих роста. От него пахло свежестью и хвоей.
— Ну, а что ты желаешь, Александр? — спросил он меня, своим глубоким рокочущим голосом. — В Новый Год каждый должен получить подарки.
— Эм… — невольно заробел я. — Да я как-то и не знаю. Не думал об этом.
Повелитель Рождества внимательно посмотрел на меня, с прищуром.
— И то правда, — прогудел он. — Но, кажется, я знаю, что тебе нужно.
Он ловко сбросил свой мешок на землю, и неторопливо развязал тесёмки.
— Ты готов получить свой подарок, Алекс?
— Наверно, готов, — с лёгкой дрожью сказал я.
Ткань упала. Пустой мешок лежал на полу. На грубой шерстяной ткани сидела девушка — фигуристая красавица, без малейших признаков одежды на теле. Она сосала громадный чупа-чупс.
— Эммм… $%@%$?! — поперхнулся я, узнал звезду "фильмов для взрослых". — Какими судьбами?
— Ну, — томно прошептала она, — мне сказали, что сегодня я твоя, сладкий.
Я поспешно подхватил мешок с пола и завязал поверх её макушки.
— Спрячьте это, — отчаянно пробормотал я. — Если Сэмми увидит! Мне конец! Она хоть и не ревнива, но — это уже немного…
— Ну, как хочешь, — Дед Мороз забросил мешок на спину. — Ты хороший парень, Алекс. Не обижай своих девочек. О-хо-хо. И хорошего Рождества!
Вот так вот. Впервые в жизни мне попытался всучить что-то Дед Мороз, а я отказался. Я потряс головой. Надо работать.
И в этот момент меня осенило.
Как там говорил Шерлок Холмс? Мешок годится не только для того, чтобы прятать подарки, но и чтобы прятаться самому. Ноденс меня поглоти! Разгадка всё время была рядом. Тот, кто похитил мешок, вовсе не нуждался в игрушках. Он хотел спрятаться сам. Каким образом Санта Клаусы вытаскивают из мешков все эти подарки? Кажется, надо просто подумать о том, чего действительно хочешь, и…
Я запустил руку в мешок. И, кажется, что-то нащупал.
Ариман меня раздери!
— Эй, приятель, — попросил я металлического голема. — Помоги-ка мне вытащить то, что застряло в мешке.
Голем хрустнул, и сокмнул свои холодные пальцы на шкирке того, кто сопротивлялся. Одно мгновение — и беглец стоял на холодном полу Центрального Зала. Со стороны это, должно быть, выглядело забавно — наподобие извлечения кролика из шляпы. Лежал себе на полу пустой, плоский мешок, и вдруг — баац! Из него появляется человек. Точнее, эльф.
Эльф был въерошенный, голубоглазый и чёрноволосый. И в какой-то нелепой зелёной одежде. Мешок нашёлся, однако дело нисколько не прояснилось. Впрочем, одно было хорошо.
В Бостоне дети всё-таки получат подарки.
— Во имя полярной лисы! — воскликнул Санта. — Да это же мой мешок с подарками!
Он прижал его к груди, словно дитя.
— Я ещё успею, клянусь духом Рождества! Успею!
И они с любвеобильным оленем устремились к Вратам. А мы остались с подозрительным эльфом. Наедине.
Эльф выглядел донельзя помятым, взъерошенным и смущённым.
Самаэлла обошла вора на цыпочках, пытливо заглядывая ему в глаза.
— Так это же не эльф, — изумлённо воскликнула она. — Это сид!
Сид?! Я потрясённо уставился на него. Сиды, которых называют также "ши" — истинные аристократы Волшебной Страны. Прямые потомки Племён Богини Дану [194]. Повелители Ирландии в незапамятные времена.
Легенды гласят, что сиды высоки ростом и хороши настолько, что одно их прикосновение сводит с ума. Впрочем, ничего такого в нашем пленнике я не заметил. Обычный паренёк. На Станции таких десятки. Да ещё этот нелепый костюм, в котором он напоминал Робин Гуда.
— Это сид? — недоверчиво протянула Джулия. — Я, конечно, новенькая на Станции, но я регулярно читаю "Табель о фейри". Где же прекрасный лик, где царственность и величие? Что-то, глядя в его глаза, я не тороплюсь умирать от тоски.
Самаэлла нахмурилась.
— Да, выглядит он нетипично. Но у него аура сида. Я чувствую её. Может, он действительно, гоблинский подкидыш? Или из Дини Ши [195], которые умеют менят свой облик?
Я скептичекси посмотрел на него.
— Дини Ши были знатными рыцарями… а этот — больше похож на доби [196].
Джулия закусила губу.
— Ну и что будем с ним делать?
Она с прищуром посмотрела на волшебного юношу:
— Признавайся, ты зачем украл мешок?
Внезапно её глаза расширились.
— Слушай, а может, это мешок украл его?! И мы отпустили опасного преступника на свободу?!
Сэмми рассмеялась.
— Нет, мешок был самый обычный. Он не был одушевлён. Я проверила.
— Ну хорошо, — удовлетворённо обернулась Джулия.
Хищно потёрла руки.
— Значит, дело в тебе. Ты зачем хотел лишить детишек законного Рождества?! Отобрать у них подарки?! Я, между прочим, никогда не находила под ёлкой подарки — может, это ты виноват?!
"Эльф" попятился.
— Э… да не хотел я ничего красть, — забормотал он. — Я был вынужден…
— Ты уверен?! — Джулия походила на рассерженную гюрзу.
Она шла за "эльфом" и, в конце концов, припёрла его к стене.
И сид внезапно сломался.
— Ну хорошо, хорошо! Я не сид, вы это хотели узнать?! Я человек.
— Чего-о?! — хором вопросили мы.
— Человек я, — буркнул бедолага. — Знаете, сиды порой крадут детей, а вместо них оставляют подменышей. Я приглянулся одной принцессе из Народа Холмов. У Древнего Народа редко родятся дети, и они решили забрать меня к себе. Моя мачеха, Алая Заря, вырастила меня как своего. Пока она была жива, мне жилось хорошо. Мы охотились на чёрных зайцев лунными ночами, и воровали звёзды с небес. Девушки сидов любили меня, потому что я был человеком — а им было скучно. Мы пели и танцевали под холмами, и отражали набеги Неблагого Двора.
Всё это он выпалил на одном дыхании. А затем перевёл дух.
— Мне казалось, что сиды — Славный Народец, и хотя я знал, что моя жизнь — коротка, и мой удел — смерть, и я не буду любоваться на звёзды век за веком, как они. Но я был счастлив. А потом моя мать умерла. Алая Заря — я звал её матерью. Ибо своей матери никогда не ведал. А мой отец решил, что я — взрослый достаточно, чтобы принять участие в Дикой Охоте.
Самаэлла присвистнула.
— Дикая Охота ведётся на людей, — тихо сказала она.
— О да, — горько рассмеялся наш новый знакомый. — А я ведь был сидом. Я ел волшебную еду, пел эльфийские песни и ночевал с прекраснейшими девушками из бессмертных. Сегодня Оберон собирался возглавить Дикую Охоту. И тогда я сбежал. Я добрался до Белфаста и нанялся в рождественские эльфы, через агенство "Зайди и выйди". Вот и вся история.
Он утёр слёзы.
— Я не хотел охотиться на людей. Мои родители были людьми. А эти, — с отчаянием проговорил он, — человекоподобные существа, на самом деле — монстры из Ада! Я провёл с ними почти двадцать лет. И я их ненавижу!
Мы долгое время молчали.
— Так зачем же ты спрятался в мешок? — тихо спросила Самаэлла.
Несчастный пожал плечами.
— Они сегодня будут на Станции. Я слышал это — король Оберон решил воспользоваться Вратами, чтобы поохотится вблизи Хлидскьяльфа [197], вдали от своих владений. Сегодня у них Великое Празднество. Они бы почуяли мою ауру. И забрали меня.
— Ну, кхм, — наконец, кашлянула Джулия, — я думаю, мы не будем предъявлять тебе обвинений. Однако, что ты собираешься делать?
"Сид" печально пожал плечами.
— Я ничего не видел, кроме Волшебных Чертогов. Я рос и воспитывался среди Залов-под-Холмами. Меня обучали чародейству и волшебству. По правде сказать, ничго больше я и не умею…
— Не уметь ничего, кроме волшебства, — хмыкнула Джулия, — это не так уж и плохо. У нас тут намечается катастрофическая нехватка кадров… Ну, на худой конец, есть вакансии в других секторах.
В глазах у "сида" загорелась надежда.
— Вы хотите взять меня на работу?
— А почему бы и нет, — подала плечами напарница. — Красавчик-эльф, владеющий волшебством — это уж точно нам не помешает, — подмигнула мне она.
— Да, безусловно, — подтвердил я. — Думаю, он может остаться на Станции. Даже если его разыщет Оберон… Ноденсу сиды не посмеют перечить.
"Сид" утёр тыльной стороны ладони слёзы.
— Как тебя зовут?
— Синеад.
— Отличное имя, — хопнула его по плечу Джулия. — Добро пожаловать в нашу команду!
Джулия ушла к Керберу — улаживать вопросы с трудоустройством. Аманда с Самаэллой куда-то запропастились. Остался только я, Клавдиус и Юбиби. Я стоял, смотрел в Зал, и думал, что мир полон чудес.
— Мяу, — сказала Юби. — Синеад милашка. Я рада, что он останется с нами.
Неподалёку от меня кривлялся зелёный гоблин в рождественской шапке — похожий на Джима Кэрри. Он отчаянно флиртовал с двумя чернокожими снегурочками в коротеньких платьицах. Весело обливались нагие бирманки: в Ньянме Новый Год — самое жаркое время года.
Они были красивыми, я даже засмотрелся.
По залу шествовала королева Люция в короне с зажжёнными свечами. Она остановилась возле Юбиби и налила ей блюдечко сливок. Я пригляделся и понял, что на этот раз Люцией была славная библиотекарша, памятная мне по истории с Лесом.
Я вздохнул. Повернулся к Клавдию:
— Говорят, ты организовал потрясающую вечеринку, ведь так? Будем слушать старые рок-песни и смотреть на нагих снегурочек, надеюсь?
Сатир весело мне подмигнул.
— Всё будет по высшему разряду, начальник. Не извольте беспокоиться.
Да уж, если сатир утверждает, что вечеринка выйдет отпадной — то мне, действительно не стоит волноваться. Рядом с нами возник прекрасный юноша. Он не пришёл, а просто медленно проявился, как проявляются силуэты на фотоплёнке. Юноша был бы совершенен, если бы не рана в груди. Через него я отчётливо видел Врата.
Он склонился в поклоне перед Юбиби.
— Прелестная дева почтит меня вниманием?
— Только ненадолго, — неко повернулась ко мне. — Хозяин, ты разрешишь?
— Конечно, — с улыбкой махнул рукой я. — Моя воспитанница налаживает свою личную жизнь. Равзе это не прекрасно?
Спрос на Юбиби очень велик: ей-богу, я не успеваю запоминать её кавалеров. Девушка-кошка и кровавый призрак ушли, и остались только я и Клавдиус. Вот-вот часы пробьют Новый Год. Где же Сэмми и Джулия? Я уже начал беспокоиться.
И в этот момент погас свет.
В зале было темно. И тихо. Все притихли от неожиданности. Одна только корона "Королевы Люции" горела ярко в густой темноте. И ещё фонари — красные, зелёные, синие — на стенах. А потом меня нашли и поцеловали чьи-то губы. Они были мягкими и жаркими, и пахли ежевикой.
— Что это? — удивился я.
Тёплое тело прильнуло ко мне.
— Болгарский обычай, — прошептала Юкико. — "Минуты новогодних поцелуев".
И снова мягко поцеловала меня.
А потом…. свет снова загорелся. Но не на потолке. Вместо этого зажглась ёлка. Гирлянды, конуцентрическими кругами, от самого низа, вспыхнули на ней, словно звёзды. И тысячи свечей. Огненной спиралью они пробежались по её зелёным лапкам и взорвались фейерверком на самой верхушке. Яркие огни угалси, и стало заметно, что вверху полыхает звезда.
Запахло миндалём, как в кондитерской.
Черти, паки, бесёнки, пискси и феи ликовали.
А затем медленно вернулся свет.
Но Юки уже не было со мной.
Зато появилась Джулия.
— Кажется, Новый Год вот-вот наступит, — тихо сказала она.
Существуют мгновения, когда ты начинаешь верить в чудо.
Джулия облизнула губы.
— Ну как, Алекс, — прошептала она, — ты будешь загадывать желания под удары колокола?
— Может быть, — сказал я, — может быть.
На мохнатых ветвях качались феи и крохотные эльфы. Паки и брауни оккупировали гирлянды: они сидели там, сверху, и весело кривлялись. Все ждали наступления Рождества.
Эй! А это ещё что такое?
В зал въехала процессия: высокие, статные сиды в сияющих одеждах, на мохнатых лосях. Впереди, на могучем, ветвисторогом и доисторическом мегацеросе покачивался могучий мужчина — в кафтане с золотым шитьём, и проседью в иссине-чёрных волосах.
Прямо рядом со мной что-то шлёпнулось. Я скосил глаза. Крохотный чертёнок, свалившийся прямиком с гирлянды над моей головой, потирал ушибленное плечо.
— Оберон, — прошептал он, — Оберон!
— Оберон! — подхватили все в Зале. — Оберон!
— Оберон, — разнеслось по залам, — Оберон!
— Какой мужчина, а? — ехидно пихнула меня локтём в бок Джулия. — Не то, что некоторые.
Король лесов и эльфов величаво проехал к Вратам. А я досадливо отвернулся. Ну, подумаешь, Оберон. И не таких видали, да.
— Жаль, что Самаэллы здесь нет, — саркастически заметила Джулия. — Может, она сменила бы объект своих притязаний….
Я только пренебрежительно фыркнул.
Шаг за шагом, процессия скрылась в мерцающем мареве Врат.
Джулия вздохнула.
— Я знаю, что мы не должны вмешиваться… Но, чёрт возьми, жалко людей, которые пострадают. Помнишь, что рассказывал Синеад про Дикую Охоту?
Я широко улыбнулся.
— Помнишь дело с бронзовыми статуэтками? Неужто ты думаешь, я ничему не научился? Не думаю, что посреди марсианской пустыни есть какие-то люди. Вроде бы там жизнь представлена только микроогранизмами. Да и те давно мумифицировались.
Джулия изумлённо уставилась на меня:
— Как-как?! Ты хочешь сказать, что… Он же собирался в Исландию!
— Ну, — пожал плечами я, — иногда, в одном случае из миллиона, Врата барахлят….
— Ну ты негодяй, — пробормотала Джулия, и глаза её были полны восхищения.
А потом всё словно замерло. Полумрак сгустился, а огни на ёлке загорелись ярче.
И тогда раздался звон колокола.
Бом…
Все вокруг встрепенулись.
Бом…
Весь зал замер, словно в едином вдохе. Я бросил взгляд на часы.
Боммм!!!
Новый Год наступил!
Бомм-бомм-бомм! Бомм-бомм-бомм!
Удары колокола разносились вокруг, словно самая чарующая мелодия. Он плыли по помещению, подобно морским волнам.
Они доносились отовсюду — и словно бы ниоткуда.
Бомм-бомм-бомм!
Бомм-бомм-бомм!
И всё в зале замерло. Все медленно подняли глаза вверх.
И тогда пошёл снег. Самый настоящий снег. Снежинки падали и танцевали, словно хмельные феи, они вальсировали и кружились, укрывая пол мягким ковром.
— Йохохо! — сказал Дед Мороз. — Праздник наступил!
И тогда толпа забурлила, все засуетились. Козлоногие сатиры, обнажённые альвийки, рождественские эльфы, зелёные гоблины и причудливые полинезийские божки. Олени в санях и прямоходящие собаки. И все ринулись к воротам.
— Чёрт возьми, господа! — закричала Джультетта. — Избегайте давки!
Колокол ударил сто восемь раз, а потом утих [198]. Но его мягкое, медовое звучание, казалось, всё ещё разносится по коридорам. Быть может, это Эхо заблудилось, и не хочет расставаться с его сладостным восторгом?
А снег всё шёл. Он был мягкий и пушистый.
На Станции было тихо. Снежок усеял титановые плиты пола и таять не желал. Большая часть гостей-таки успела воспользоваться Вратами и попасть в свои Миры. Остались только сотрудники: вот и мы с Джулией сидели за своими стойками, зябко кутаясь в свои одежды. Джулия и не подозревала, что под Новый Год так холодает. Я отдал ей свою рубашку, и она куталась в неё, похожая на взъерошеного цыплёнка.
Каждый раз, когда я смотрю на неё, мне вспоминается сто тридцатый сонет Шекспира — ну, вы помните, да?
Ее глаза на звезды не похожи,
Нельзя уста кораллами назвать,
Не белоснежна плеч открытых кожа,
И черной проволокой вьется прядь.
С дамасской розой, алой или белой,
Нельзя сравнить оттенок этих щек.
А тело пахнет так, как пахнет тело,
Не как фиалки нежный лепесток.
Ты не найдешь в ней совершенных линий,
Особенного света на челе.
Не знаю я, как шествуют богини,
Но милая ступает по земле.
И все ж она уступит тем едва ли,
Кого в сравненьях пышных оболгали.
Это точь-в-точь про неё — ну, за исключением того, что она не моя возлюбленная. Моя напарница одну за другой курила сигареты "Черномор" — редкостная, ядовитая гадость, доставляемая к нам контрабандой.
— Слушай, Алекс, — кашлянула Джулия. — Ну, я-то человек насквозь циничный, и верю только в пофигизм, сарказм и оргазм… И всё-таки, в такие дни… Иногда хочется верить, что есть что-то такое, там… где-то там — чёрт возьми, а иначе зачем это всё?
Она тушит сигарету и молчит. Смотрит на меня.
— А ты во что-нибудь веришь?
Я задумываюсь.
— Ну да, — улыбаюсь я. — Я верю в Прекрасногрудую Бранвен. Все мы находимся на груди у Бранвен! [199] Иногда я вызываю к ней, и это помогает.
— Да ну тебя, — Джулия сплёвывает и резко поднимается. — Я не про этих мелких божков, которых сотворила чья-то фантазия. Мы видим их каждый день. Я про другое… к чёрту, кажется, ты не понимаешь.
Я ловлю её за руку. Усаживаю обратно.
— Погоди, Джули, — тихо говорю я. — Конечно, я верю. Каждый из нас верит во что-то такое, ты так не считаешь? Даже самый закоренелый пессимист, самый прожженный циник. Что-то просто обязано быть — иначе, ради чего вся эта жизнь? Ради чего наши победы и поражения, когда мы сами — лишь пыль на ветру? Пойдут века, и о нас даже не вспомнят. Зачем мне мир без справедливости, в котором умирают невинные дети? Я не хотел бы в нём жить.
Я молчу. Затем начинаю опять.
— Вера…. Каждый из нас во что-то верит. Кто-то в брата, жену, родителей, светлое будущее, в то, что завтра победят "Буффало Биллс". В бога. В мечту. В себя. Не так уж важно, во что мы верим. Но без веры выжить нельзя. Вера — словно глоток воды в пустыне. Она нужна нам не менее, чем рациональное мышление. Вера — часть нас.
И ещё я сказал:
— Не знаю, существует ли рай и ад, мусульманский Джаннат и Джаханнам [200], семь небес майянской мифологии или Семь Кругов Дантова Ада. Или же мы — лишь икринки в цепи перерождений, как верят буддисты и индуисты. Истины нам не узнать никогда, и мне кажется, это неважно. Но я верю, верю, что существует что-то — что-то, кроме нашего обыденного мира — что-то, ради чего мы живём.
Я сжал её руку.
— Я не стремлюсь попасть в рай. Не стремлюсь избежать грехов. И Буддой я не хочу стать. Но я верю, что существует некая сила, которая предопределяет и помогает нам найти смысл жизни. Индуисты называют её Шивой, и Шива есть Любовь [201]. Христиане говорят о жертве своего Бога, и имя Христа — Любовь.
И ещё я сказал:
— Я далеко не безгрешен, но я думаю — для ЭТОЙ силы наши грехи не имеют никакого значения. Они имеют значение только для нас. Кто этот Бог? Шива, Кришна, Ра, Амон, Кецалькоатль, Саваоф? Я не знаю. Я знаю одно — этот Бог благ. Его дыхание растворено во всём.
Знаешь, когда-то давно я читал древнеегипетские тексты — кажется, "Книгу Мёртвых", которая в действительности именуется Книгой Восходящих Днём. И там были такие строки:
"Бог есть сокрытое существо, и ни один человек не знает Его образ. Имя его останется сокровенным; имя Его — тайна для детей Его. Имена Его бесчисленны, и никто не знает число их. Бог есть истина; он живёт истиной, он опирается на истину, Он создал истину и Он вершит её во всём мире. Бог есть жизнь, и лишь через него человек живёт" [202].
Я процитировал эти строки по памяти, с закрытыми глазами. Рука Джули в моей руке дрогнула.
— Ну ты даёшь, Алекс, — хрипло сказала она. — Из тебя бы получился неплохой проповедник.
— Может быть, — улыбнулся я. — Я всего лишь хотел сказать, Джули, что я в кое-что верю. Я верю в Любовь и я верю в Чудо. А всё прочее — лишь пустой свод никому не нужных истин. И я бы хотел, чтобы ты верила в них тоже. Ведь когда ещё в них верить, как не в канун Рождества?
И мы сидели и смотрели, как падает снег.
Врата закрывались. Створки медленно смыкались, отрезая Станцию от Внешнего Мира. Страшно даже подумать, какое расстояние отделяет нас от Земли — планеты, на которой я когда-то родился. Но сейчас моё место — здесь.
В Центральном Зале есть окна — громадные, панорамные — и через них можно оценить величие ледяной пустыни Хирона. На миг мне стало одиноко — чудовищно, пугающе одиноко. Ведь, все кого я знал в моей прежней жизни, остались там. И всё-таки, невзирая на то, что мы — на небольшом валуне в холодной темноте космоса, я ощутил тепло.
Здесь мой дом. Потому что здесь — мои друзья.
И мне показалось, что это поняли все: и Джулия, бросившая свою Баварию кибертехнологичного будущего; и Клавдиус, выдернутый из тихих лесов Беотии; и даже Самаэлла, попавшая на Станцию из неведомо откуда и неведомо когда. Сама она не рассказывала об этом, а я и не просил.
И вот тогда на Станции началось веселье. Высокий, статный циклоп ударил в гонг. Факиры в фиолетовых чалмах выдули снопы огня. Изумрудные, алые, синие снопы пламени расцветили воздух. Пышногрудые девушки в коротких передничках разносили пиво. Сатиры отплясывали чечётку.
Скелеты в углу грянули туш.
— Йохохо!
— Все пьют и веселятся! — кричали сатиры.
— Йохохо!
Праздник начался.
Петарды взрывались где-то в вышине.
в старомодном сюртуке грохнул в металлические тарелки.
Самый высокий скелет, с роскошным кудрявым афро, подбросил к потолку палочки, поймал их — и изо всех сил ударил в барабаны.
И вампиры, призраки и зомби грянули в ответ:
Сопрано,
Альт,
Тенор,
Бас!
Давай
сыграем-ка джаз!
сыграем фьюжн и грув
А может, даже кул-джаз!
Нас поддержал бы Joe Pass!
Мне надоел чёртов рок!
Не впечатляет джей-поп!
Осточертел рок-хардкор….
И даже электрофолк!
Хочу послушать я блюз….
Хочу под кантри заснуть….
Давай поставим мы сёрф,
Забьём в плейлист — ну и в путь!
Хочу с тобой танцевать
Отнюдь не под Bal-Sagoth!
Хочу тебя целовать
Под мягкий эйсид-постбоп.
Бум! Бум! Буммм-бумм!
Фьюжн сменялся бибопом, а маткор — лиричным блюзом.
И завершалось всё безумными аккордами панк-рока.
Техничное соло гитары электризовало воздух, а барабаны были подобны рокоту прибоя.
Кажется, я танцевал с чешуйчатой синей девой, а потом с призраком в белом платье, а затем — с холодными русалками. Пятый танец принадлежал Сэмми, потом меня пригласила Джулия, затем — мы покружились в вальсе с Юбиби, потом, кажется, я тискал Аманду, верную своему правилу оставаться топлесс, а затем — мы отплясывали чечётку с бурундуками.
Новогодняя ночь прошла быстро, весело, бестолково и сумбурно.
Толком я ничего не помню.
Может, потому, что соревновался с Дырявым Утопленником, кто выпьет больше кружек пива. Видимо, к тому моменту я уже выпил достаточно — ведь у Утопленника дыра в животе. И сколько не пей, у него всё выливается.
Да и пьянеют ли утопленники вообще?!
А может, потому, что под омелой целовался с Феей Хорошего Настроения. А, как известно, целоваться с феей чревато… Скелеты играли без устали, а потом к ним на флейтах присоединились эльфы, и празднество окончательно превратилось в безумный, бесконечный танец-вакханалию.
Подобно искрам костра, тающим в волшебной, сказочной ночи.
Чудеса — подобны привидениям в стенных шкафах. Они просто ждут, когда мы отвернёмся.
Мы совершали свой последний рейд.
На Станции было тихо. Давно закрылись Врата, и путешественники между Мирами либо вернулись в свои измерения, либо разошлись по гостиницам — на плюс Первом Уровне. Только синигами сидели у стен, опираясь руками на свои клинки и косы; да изредка встречалась развесёлая гурьба, ещё не добравшаяся до дома.
Есть странное, необъяснимое волшебство, благодаря которому новогодняя ночь на Станции длится намного дольше, чем обычная. Сатиры наплясались, нимфы устали показывать стриптиз, жаркие африканки спали вповалку с рыжебородыми викингами, а мы всё ещё выполняли функцию службы безопасности.
Мы встретили компанию развесёлых гномов (вроде бы их было семеро), ведущих под ручки подвыпившую смешливую эльфийку. Эльфийка была златовласой и синеокой; один рукав у неё сполз, обнажая нежную молочную грудь.
Затем повстречали компанию юных нимф, тащивших явно удивлённого подобным поворотом событий кентавра. И ещё — пустые доспехи, которые уверенно громыхали куда-то в направлении Девятого Сектора. А в остальном станцию была тиха и безлюдна.
Мы медленно брели по коридорам, то погружаясь в липкую чернильную темноту, то попадая в проходы, изукрашенные разноцветными яркими гирляндами. Нас было четверо: Я, Джулия, Сэмми и Юбиби.
— А где Клавдиус? — поинтересовался я.
— Организовывает вечеринку, — мрачно хмыкнула Джулия. — И Аманда с ним, если тебя интересует она.
Устроить последнюю проверку было идеей баварки. Все уже спят и видят последний сон (ну, или гуляют до упаду), а мы тут нарезаем круги, как бешенные зайцы. Нет, безопасность — это, конечно, хорошо — но зачем же доводить всё до абсурда?
Бесцельные прогулки пробудили во мне мизантропическую сущность.
— Все давно встречают Новый Год, — проворчал я, — а мы, как идиоты, шляемся по коридорам.
— Мы же служба безопасности, — увещевала меня Джулия. — Нужно удостовериться, что всё в порядке….
— Мы будем обходить все Залы? Этак мы тут и заночуем…
— Нет, только на нашем этаже.
— Перестраховщица ты, перфекционистка.
— Так это же хорошо? — буркнула Джулия.
— Кому хорошо? — мрачно поинтересовался я.
— Ну, всем, — стушевалась она.
— Видимо я в эти "ВСЕ" не вхожу, — угрюмо подытожил я. — Чёртов, откуси мне Ноденс ногу, маргинал…
Нытьё здорово помогает сократить расстояния. Пока я жаловался на несправедливость мира, мы оказались у входа в Центральный Зал. Он был погружён в мягкую, туманную полутьму. Только дальний угол, где стояли Семь Богов Счастья, был освещён гирляндами.
Мы подошли ко входу в помещение… и замерли.
Громадины Синтифуку-Дзин сидели на своих постаментах, пререкаясь.
— А ну-ка, посмотрим, кому больше досталось подарков!
Боги благоденствия придирчиво ковырялись в грудах презентов, наваленных у их подножия. Там собралась немалая куча — за целую неделю.
— Смотри, какие у меня цветы, — ревниво говорила одна статуя.
— А у меня! А у меня!
Эти громадные, бронзовые идолы внезапно ожили! Мне доводилось видеть это только в деле о пропавшем Хотее. Мы застыли, как громом поражённые.
— Нам лучше уйти, чтобы не попасться им под ноги, — шепнул я Джулии. — Ты только посмотри на этих верзил-великанов! К тому же у них на тебя до сих пор зуб.
— Да, пожалуй, ты прав, — согласилась Джулия, не в силах отвести взгляд от ворчащих идолов. — С ума сойти! А я хожу мимо них каждый день! Живые боги-хранители Станции! А я-то думала, они разговаривать только когда их заднице что-то угрожает…
— Ну, это не совсем боги-хранители, — возразил я. — Скорее, их аватары. Но ты права — впечатляет. Хотя, помню, в прошлый раз, ты отнеслась к ним с меньшим пиететом.
Мы на цыпочках вернулись в коридор.
— Думаю, сегодня мы увидим немало чудес, — негромко сказала Самаэлла. — Ну что, теперь следующий Зал?
И снова мы погрузились во тьму.
Второй Зал встретил нас сюрпризом. Наученные опытом, мы сгрудились у входа и выглянули осторожно. Посередине горел костёр. Он выбрасывал языки к небесам, жадно потрескивал, рычал и ревел. Огненные искры фейерверком разлетались по сторонам. На огне стоял громадный котёл — такой, что в нём можно было бы сварить целую толпу сотрудников, вместе взятых. Над ним поднимался густой зелёный дымок, тугими змеями вытекающий из чана, и расплывающийся по полу.
— Уххх, — втянула воздух Самаэлла. — Пахнет вкусно!
Возле костра сидел великан в грубой домотканой одежде. Он был упитан и нечёсан. Исполин помешивал варево колоссальной ложкой, выточенной, наверно, из цельного дуба. Его макушка едва не касалась потолка здания; ему пришлось подвернуть под себя ноги. Изредка он вытаскивал ложку из чана и отхлебывал немного кипящей жидкости.
— Хрум-бум-бум, — говорил он. — Хороша побхлёбочка, да ещё не готова. Эх, сюда бы приправ, да людишек немного!
— Кто это? — шёпотом спросила Джульетта.
— Это Андхримнир, повар Вальхаллы, — объяснила ведьма. — Он кормит воинов Одина — храбрых мужей, что пали на поле боя. Каждый день он варит вепря по имени Сэхримнир, а к вечеру он опять оживает.
Она набрала воздуха в лёгкие и тихо продекламировала:
Андрхримнир варит
Сэхримнир-вепря
В Эльхримнир-чане —
Мясо прекрасно.
Она кашлянула.
— Невзирая на свой вид, этот повар отличается утончённым гастрономическим вкусом. Каждый день он умудряется приготовить мясо вепря так, что оно отличается от предыдущего блюда. Попробовать бы этой свининки! Впрочем, кхм.
Она виновата посмотрела на нас:
— Давайте-ка потихоньку уйдём, пока он не решил, что мы вполне сгодимся в качестве ингредиентов. Я же говорю, он кулинарный маньяк.
И мы отступили во тьму.
Притяные запахи ещё долго преследовали нас.
— А это что ещё такое?!
Посреди Третьего Зала танцевали. Девушки с золотистыми волосами кружились в танце с прекрасными юношами, под аккомпанемент скрипок и гитар. Там, где хорошенькие босые ножки касались холодного пола, расцветали цветы. Волшебная музыка покоряла с первых аккордов. Она обволакивала, туманила и звала в Страну Фей. Серебряный свет лился откуда-то сверху, нисколько не похожий на свет неоновых ламп.
— Кто это? — шепнул я. — Это эльфы?
— Вовсе нет, — ответила Сэмми. — Это народ элле. В отличие от других фейри они не бояться солнечного света, и обожают кататься на солнечных лучах. А ещё они любят водить хороводы лунными ночами.
Плавная мелодия внезапно превратилась в разухабистую — резко и напористо вступил аккордеон, послушались звуки фортепьяно. Саксофоны прозвучали жизнеутверждающими трелями. И — полилась джазовая композиция. Девушки и парни разбились на пары и принялись лихо отплясывать степ. С элементами шаффла, джампа, и контактной импровизации. Самые невероятные стили смешались в одно, безумное и феерическое буйство.
Самаэлла потянула меня за рукав.
— Пойдём. Смотреть на танцы элле опасно — они погружают в сладостную дрёму и заставляют забыть обо всём.
Я повернулся, чтобы ответить, и в этот момент снова полилась волшебная музыка. Теперь эта была нежная, мягкая музыкальная композиция. Медленный танец.
Прямо передо мной стояла обнажённая девушка неземной красоты.
— Почему столь славный джентльмен не танцует? — спросила она мелодичным, чарующим голосом. — Быть может, он присоединится?
Я молча смотрел на её совершенные, словно выточенные из мрамора черты, на мягкие коралловые губки, на чистое золото волос. На нежные полусферы груди.
— Тебе нравится моя грудь? — рассмеялась она. — Поцелуй её, не бойся!
Самаэлла зарычала.
— Ему нравится моя грудь, гулящая кошка! Проваливай отсюда, а то выцарапаю тебе твои аквамариновые глаза!
Девушка надула губки, будто обиделась.
— Ну и чёрт с вами, — сказала она. — Смертным не предлагают дважды участвовать в плясках элле!
И, развернувшись, ушла.
— Буфф! — сказал Самаэлла. — Старый трюк. Стоит коснуться губами её груди, как тут же обо всём забываешь [203]. Ну, не дуйся, милый! Я разрешу тебе сходить в стриптиз бар.
В Четврётом Зале горел костёр. Он был осенне-рыжим, гудящим. Словно цветок, распустившийся на холодном титане. Вокруг него сидели люди — большие, словно фигуры в кинотеатре. Двенадцать человек. Были среди них молодые, с ясными очами — и пожилые, с проблеском седины в волосах. Глаза одних сверкали небесной синью, а других — полыхали золотым янтарём. Шестеро из них были девицами: белокурыми и чёрноволосыми; рыжими и с волосами цвета каштана. Шестеро — мужами: от ухоженных юношей до седоусых старцев.
— Что ж, сестрица, — весело сказал парень, сидящий на полу, подвернув под себя ноги, в поношенных джинсах "Валентино" и фирменной чёрной рубашке, — Юля, пожалуй, я расскажу тебе кое-что, если хочешь.
— Ой, Юный, — устало отмахнулась от него девушка в брюках капри и белой блузочке, — знаю я твои истории. Всё про проституток и наркоманов.
— Вот такой я, горячий, — пожал плечами он.
— Горячий он, — хмыкнул парень латиноамериканской наружности. — Если и есть тут горячий парень, так это я! И вообще, первое слово — Январю.
Высокий юноша, молодой, с красивым лицом и неожиданно седыми волосами, покачал головой.
— Нет-нет, дорогие братья и сёстры. Мёда мы выпили и снедью перекусили…
— Вот именно, снедью, — буркнула девушка, чем-то похожая на "Венеру" Боттричелли [204]. — Нет чтобы нормальной еды купить в МакДональдсе!
— … а теперь я желаю, чтобы первую сказку рассказал нам Декабрь. С велеречивой изысканностью и цветастым многословием. Почтим же дни Уходящего Года!
Высокий, крепкий, словно зубр, могучий старикан в тёплом тулупе польщено закряхтел.
— Да у меня и сказки, собственно, нету, — возразил он. — А, впрочем, если хотите, расскажу…
— Пошли, — тихонько потянул я Джулию. — Это двенадцать месяцев, она рассказывают свои сказки на каждое время года — нам тут нечего делать.
— А сказку, — потерянно сказала она, — я хотела послушать сказку…
— Я тебе чего-нибудь наплету, — пообещал я. — Ну ты что, мало общалась с мужчинами, что ли? Одни сплошные сказки и сказки…
Остался последний Зал.
— Эй, может не пойдём? — вздохнул я. — Тащиться через пол-Станции… Очевидно, что ничего предосудительного мы там не обнаружим. Ну, разве что Шиву, предающегося любви с Лакшми [205], по предписаниям благого Камы. Подозреваю, что вполне способен прожить и без этого зрелища.
— Хм, — заколебалась Джулия. — Может, ты и прав. Хотя нам бы стоило проверить все Залы, но, судя по всему, Станция настолько пропитана благим волшебством…. Не то, что на Хеллоуин. Я ничего не имею против Джека-тыквы. Но некоторые его подопечные…
Юби потерлась щекой об мою штанину.
— Пошли домой, Хозяин! — жалобно пискнула она — Кошечка устала.
Сэмми пожала плечами.
— Думаю, чудес с нас на сегодня достаточно. Хотя, — подмигнула мне она, — я бы посмотрела на Шиву и Лакшми!
Мы шли в полумраке — большую часть ламп выключили. И в этом полумраке внезапно загорелся крохотный синий огонёк и поплыл по коридору.
— Чёрт возьми, — сказала Джулия. — Это ещё что такое?
— Это эллидан, — сказала Самаэлла. — Бродячий огонёк. Они обожают сбивать путников с пути и заводить их в болота.
Я весело хмыкнул.
Сэмми протянула руку и взяла огонёк в ладонь. Её рука смотрелась забавно, просвеченная насквозь. Она выпустила его, и огонёк нетерпеливо заплясал на месте, полыхая густой лазурью. Внезапно он изобразил стремительную серию зигзагов, и в воздухе, синей гаснущей вязью, загорелось: "Идите за мной!"
Моя девушка обернулась:
— Ну… в данном случае я не вижу враждебности. Что будем делать?
— Ноденс с ним, — покорна вздохнула Джулия. — Идём. В конец концов, это наш работа. Не так ли?
Мы прошли лабиринты тёмных коридоров и ступили в Последний Зал.
Светильники в нём не горели, но в этом не было нужды.
По нему шёл кто-то, на кого невозможно было смотреть. Он ослеплял. Вокруг него танцевали снежинки. Снегом замело пол. И там, где он ступал, распускались яркие, алебастрово-белые подснежники. По стенам, подобно волшебной резьбе, разбегались узоры инея.
— Что это ещё, чёрт возьми, такое?! — изумлённо пробормотала Джулия.
— Это он, — благоговейно сказал я. — дух Рождества.
Никогда ранее я не видел Его. В нём не было разухабистой развязности Джека-Тыквы, не было ласковой чувственности Ляли-Весны. Не было жестокого холода Зимы-Мороза.
Он был совсем другим.
Одно из могущественнейших существ во Вселенной.
Его сопровождала мелодия — мягкая, тихая, похожая на сопрано флейты. Свечение не позволяло рассмотреть его лицо. Но мне показалось, что его окружают порхающие феи.
Дух чудес, дух сказок, дух волшебства.
Самаэлла тихонько потянула меня за руку.
— Ты знаешь, — тихонько сказала она, — я не уверена, что людям стоит смотреть на такое….
Но я не мог сдвинуться места. Призрак прошёл по опустевшему залу и остановился возле одного из коридоров. Весь зал бы покрыт белоснежными цветами. А стены украсили морозные узоры. Он обернулся к нам.
Мы молчали.
И тогда слова, тихие и доброжелательные, прозвучали у меня в голове:
— Хорошего рождества.
Сияние погасло. Призрак исчез. А снег всё так же шёл.
— Знаешь, — негромко сказал я, — у меня такое чувство, словно я только что встретил Санта Клауса. Ну, ты меня понимаешь.
— Поминаю, — едва слышно выдохнула Джулия. — Да.
Любовь никогда не гаснет, подобно звёздам; просто иногда её затмевают лучи другого светила.
В полной темноте шли мы к своему блоку. Редкие огни фонарей походили на точки эллидана. Они отмечали только важные перекрёстки — и мы шли от одного фонаря к другому, в море чарующей тьмы.
Возле нашего сектора мы притормозили.
— Джули, ты не знаешь, — тихо спросил я, — а Юкико не придёт на вечеринку?
Моя напарница пожала плечами — я скорее угадал, чем увидел это движение.
— Юки не хочет идти. Говорит, сильно устала.
Мы остановились в коридоре.
— Погоди, — тихо сказал я. — Мне нужно сделать ещё кое-что. Я скоро присоединюсь к вам.
— Чёрт возьми, — зашипела на меня Джули. — Уже почти всё готово! Всё, как ты любишь: куча девчонок, дармовых сисек и дорогой выпивки! Я в курсе того, что устроили Клавдий и Сэмми. Какого чёрта, Алекс! Пора веселиться! Я даже примирилась с твоей этой… гологрудой ведьмой!
Я улыбнулся ей.
— Да, я знаю…
Я повысил голос.
— Простите, ребята… Мне ещё нужно ненадолго отлучиться. Начинайте без меня!
— И начнём, — возмущённо буркнула Джулия. — Тоже мне, тоже….
— Мы тебя подождём, — нежно шепнула мне Сэмми и чмокнула в щёчку. — Иди… любимый. И… слишком не торопись, — подмигнула мне она. — Работники среднего звена должны всё подготовить к приходу начальства! Надеюсь, балбес Клавдиус сделал всё, как надо. Надо б проконтролировать его начинания.
И я поцеловал её в ответ.
В первую очередь я заглянул к себе в блок.
Вошёл — и остановился.
Из кровати слышались сладкие стоны. Услышав щелчок замка, оттуда вынырнула рыжая голова, а затем и тёмно-шоколадная. Чёрт, я совсем забыл про этих девиц. Ну, тех самых, что пропустили Открытие Врат из-за сатира. Билеты я им заказал, на следующую неделю — и напрочь выбросил их из головы.
Хорошо, хоть у меня в номере полный холодильник.
— Не обращайте внимания, — улыбнулся им я. — Я только заберу подарки.
Судя по всему, они во мне не нуждаются. Им и так хорошо.
Две головы упоённо нырнули под одеяло.
Я свернул в проход 17с.
Коридоры Станции были тихи и пустынны. Я кивнул мёртвой девушке, и обменялся приветствием с синигами. Японский Бог Смерти отвернулся, а кровавый призрак ответил мне грустной улыбкой.
— Эммм… — притормозил я. — Ты ведь, Алиса, девушка, которая споткнулась на празднике сбора урожая и свернула шею?
— Да, это я, — улыбнулось мне привидение.
Как-то мы встречались на Нижних Этажах.
— Тебя никто не пригласил?
— Как видишь, увы, — виновато развела руками она. — Кому нужен мёртвый нытик? Ты не переживай, я привыкла… Каждый год оджно и то же. Привидения собираются наверху, в Заброшенном Зале, а меня не берут. Поброжу по коридорам, может, напугаю кого до полусмерти. У меня есть несколько знакомых постуканчиков, они шалят на Нижних Этажах. А ещё я люблю смотреть на Врата: в праздники они всегда закрыты, и выглядят так удивительно…. Ты ведь знал, что когда они не работают, то потрескивают, и искрятся как перламутр?
Я узнал это совсем недавно. Наверно, потому, что всегда находились те, кто приглашал меня на праздники.
— Знаешь, Элис, — медленно сказал я. — А приходит к нам на party? Комната 21с? Ну, это наша штаб-квартира. Нет, правда? Если будут спрашивать — скажешь, что я пригласил. Мне всё простят.
Я рассмеялся.
— Нет, серьёзно. Что за вечеринка — без единого призрака?
Привидение загустело, стало более реальным. Выступило из тьмы. Его контуры засветились тонкой золотой линией.
— Ты правда хочешь этого? Честно-честно?
— Конечно, — улыбнулся я.
— Спасибо, Сашка, — всхлипнула нежить. — Ты самый лучший!
— Я буду там через полчаса, — сказал я. — И ты подлетай.
Она счастливо кивнула.
— Ага.
Впервые вижу, как можно светиться от счастья. Буквально.
Что ж, теперь… последний подарок.
Мне открыла Юкико. Она была в лимонно-жёлтых шортиках и топике с надписью: "Мои глаза выше!". Увидев меня, она улыбнулась. Я шагнул вперёд и заключил её в свои объятья.
— Сашка… — прошептала она.
Пять её хвостов заметались. Их кончики щекотали мне шею.
— Я люблю тебя, — тихо сказал я. — ты прости, что так получилось. Что в Новый Год я не с тобой. Жаль, что тебя нет на нашей вечеринке.
Я помолчал.
— Наверно, так нужно. Вся беда в том, что Сэмми я люблю тоже. Но ты ведь ты знаешь, что ты — мой самый-самый любимый и лучший друг. И я никогда тебя не забуду.
Я протянул ей золотую коробку, перевязанную зелёной ленточкой.
— А это мой подарок. Не самый дорогой, но… Я так и не узнал, чего бы ты хотела. А потому решил выбрать сам.
Юкико посмотрела на меня мерцающими глазами.
— Не уходи, Саш, — попросила она. — Я хочу вскрыть его при тебе.
Мы присели на кровать. Она зубами перекусила бантик и развернула фольгу. Вытащила из коробки подарок — мягкий, пушистый. Длинный, красно-белый шарф.
Улыбнувшись, я взял его из её ладоней. И медленно укутал её в него.
— Я хочу, чтобы тебе всегда было тепло, — тихо сказал я. — И я хочу, чтобы бы всегда помнила обо мне. О чуде и рождестве. Иди сюда, моё сокровище.
И я мягко привлёк её к себе и поцеловал.
— Как жаль, что ты не можешь остаться, — беззвучно сказала Юкико.
— Да, — прошептал я, — мне тоже жаль.
Когда Алекс ушёл, девочка-лисичка, в лимонных шортиках и полосатом шарфе, открыла верхний ящик комода и вытащила оттуда резную коробку. Тихонько что-то прошептав, она повела над ней ладонью. Крышка, с тихим щелчком, отскочила. И там, среди совершенно бесполезных вещей, таких, как погнутый гвоздь, пластмассовая статуэтка черепахи, несколько пробитых билетов, потускневших кулонов и погнутых монет, она вытащила сложенный вчетверо листок бумаги. Развернула его и прочитала:
Привет, загадочная девица,
Которая, думаю, мне только сниться,
Ведь разве может так получиться —
Что она будет моей синицей?
Что она будет ко мне проситься,
Что она будет со мной светиться?
Я люблю её, синюю птицу,
И пускай она всего лишь мне снится,
Я не хочу с ней расставаться,
Я хочу с ней обниматься,
Я хочу с ней целоваться,
Под одеялом с нею остаться…..
Пусть она будет моим подарком,
Пусть ей будет со мною жарко,
Пусть она тает со мной в объятьях….
Пусть она помнит, что значит "счастье".
Буду её целовать и нежить,
Сном хочу одарить волшебным,
Мягкой любовью укрыть, как снегом,
Чтобы она забыла горе,
Чтобы она сияла светом.
Пусть с тобой солнце, всё будет сладко,
Словно чашка Несквик-какао,
Словно молочная шоколадка,
Жарко и солнечно, как в Бисау.
Не грусти, не тоскуй, котёнок,
Пусть твоё сердце трепещет нежно,
Ты мой любимый робкий мышонок —
Ласки и нежности тебе — безбрежной,
Ярких тебе лучей и красок,
Синих прядей в рыжем каштане,
Тёплых губ, что любви твоей ради,
Поцелуют и будут рядом….
Ярких блёсток на ёлке ночью,
Тёплых свечек на сладком торте,
На твоём плече — ангелочка,
Каждый день — на волшебной ноте.
Желаю тебе самого лучшего Нового Года, Юкико! Надеюсь, и в следующем году мы будем вместе.
Слова падали в тишину, словно капли.
Девушка перечитала и прижала записку к груди.
Сэмми встретила меня в красных трусиках, шапочке, отороченной мехом, и с погремушками в руках. Её тело было усыпано блёстками, а на сосочки приклеены зелёные звёзды.
— Ну что, — взвизгнула она. — Отмечаем?!
— Йоххуу!!!
Что-то взорвало вверху, и на нас посыпались спирали дождика и конфетти.
Я улыбнулся.
— Да. Отмечаем.
Девушки в костюмах что-то вопили, поднимая бокалы. Джули отсалютовала мне стаканом из глубокого кресла. Клавдуис, хохоча, подбросил к потолку нимфу. Аманда задорно размахивала помпонами, точно девушка из группы поддержки. Воздушный поцелуй послала мне Луалхати. Она была в роскошном длинном платье.
Здесь были все, кто любил меня — и все, кого любил я.
Почти все.
Юби сидела на коленях у какого-то персонажа. Он выглядел так, словно выбрался из анимэ. Остроухий эльф с фиолетовыми волосами. Моя девочка совсем повзрослела — и уже не совсем моя кошка. Двери шкафа были приоткрыты: боуги, украшенный мишурой, принимал участие во всеобщем веселье. Одна из шаловливых снегурочек повисла на нём, страстно уговаривая его: "Ну, напугай, напугай меня!". Под ёлкой стояли коробки, перевязанные алой лентой. Иногда они раскачивались, словно были живыми.
— Это что ещё такое? — удивился я.
— Ну, — с улыбкой подтолкнула меня в спину Самаэлла, — мечты должны сбываться!
Клавдиус поставил писклявую нимфу на место, взял огромный серебряный рог и гулко в него протрубил. Чистый, пронзительный звук отозвался звоном в бокалах.
— С Рождеством!!!
Зазвучала музыка из Бон Джови, хлопнули пробки от шампанского, и все в зале пустились в безудержный пляс. Привидение юной девушки счастливо парило в воздухе. Коробки с хлопком взровались, и из них появились весёлые девчушки. Из одежды на них были лишь алые ленточки. И ошейнички с бубенцами. Их было ровно десять.
— Чёрт возьми, — только и сказал я.
Самаэлла прижалась ко мне, и я ощутил прикосновение её груди.
— Я тебя люблю, — сказала она. — Я знаю, к кому ты ходил и зачем, но я всё равно тебя люблю, Алекс. И всегда буду любить. Не знаю, почему. Просто люблю. Потому что ты — это ты.
Она весело хлопнула меня по попке:
— Ну, и кроме того, ведьмовская мораль отличается от традиционной.
И она рассмеялась, и поцеловала меня, губами вкуса сладкого шоколада. Положила мою руку себе на бедро и увлекла меня в танец — совершенно зажигательный, безумный и колдовской.
Так, что я даже не успел сказать — "И я тоже люблю тебя".
А в блоке 81, грустная девушка-лиса вырвала из блокнота чистый лист бумаги и написала:
У меня были рыжие волосы,
И глаза, как зелёное яблоко.
А на сердце — косые полосы,
Сердце пело, молилось, плакало.
Каждый вечер под тёмною тиною
Вспоминало милого странника.
Капли лета сгорели рябиною,
Сердце вылилось маленькой ранкою.
Их теперь соберёшь по росинке,
Для любимой нанижешь кораллами,
Заколдуешь, замолвишь слезинки
И подаришь, как капельки алые.
Спой же песню любовного яда
Не для той, что вовек не ждала,
И не прятала карего взгляда
И волос вороного крыла[206].