Джинджер Льюис наблюдала, как ее команда помогает команде третьей рельсовой стойки заводить ракетную кассету назад в первый грузовой отсек. Кассета была меньше ЛАКа, но намного больше бота, а проектировщики гораздо больше беспокоились о ее боевой эффективности, чем о транспортировке и обслуживании. Ситуацию не облегчал и тот факт, что «Пилигрим», первый из четырех кораблей, оборудованных новой пусковой установкой, снабженной рельсовыми направляющими, был вынужден самостоятельно отрабатывать более или менее приемлемые процедуры транспортировки. Каждая кассета стоила более трех миллионов долларов, и Бюро кораблестроения высоко оценило идею их повторного использования. Джинджер соглашалась: да, использовать их для атаки на врага многократно – это очень правильно.
Но возни с ними от этого нисколько не меньше.
ЛАКи коммандера Армон разыскали все кроме трех кассеты, использованные в коротком и жестоком избиении крейсеров Андре Варнике, и это было замечательно, учитывая, как трудно их искать по слабому излучению отраженных сигналов. Хорошо бы поставить на них приводной маяк, подумала Джинджер, сделав себе заметку внести это предложение. Интересно, почему Комиссия по развитию вооружения не додумалась до такой простой вещи?
Тем временем все двадцать семь найденных кассет был уже отбуксированы к «Пилигриму», где одетым в скафандры командам инженерного и тактического отделов предстояло завести каждую торцом вперед на свое место и заново проверить пусковые стволы. Две кассеты не прошли проверку. Их можно было бы отремонтировать, но не на «Пилигриме», и капитан приказала их уничтожить.
Таким образом, осталось двадцать пять, и все надо было перезарядить. Это можно было бы сделать на направляющих пусковой установки, но «Пилигрим» был оборудован новейшими ракетами модели 27-C. В условиях нормального тяготения каждая ракета весила более ста двадцати тонн. Даже для невесомости это слишком большая масса и инерция, а эти проклятые штуки имели к тому же пятнадцать метров в длину. В конечном счете Джинджер была вынуждена признать оптимальным проводить снаряжение кассет новыми ракетами вне судна, где было много пространства для работы, – и только после этого проводить установку кассет на направляющие.
Это был тяжелый, изнурительный труд, и объединенные команды инженерного и тактического отделов занимались этим уже восемнадцать часов подряд. Это была третья по счету смена Джинджер, и она начинала беспокоиться по поводу усталости персонала. Утомленные люди допускают опасные ошибки, а ее работа как раз и заключается в наблюдении за тем, чтобы ошибки не происходили.
Она прошла дальше по первому грузовому отсеку, держась у стены, чтобы лучше видеть, как транспортная команда, одетая в тяжелые скафандры и оснащенная погрузочно-разгрузочными устройствами для перемещения тяжестей, осторожно заводит на направляющие поступившую в отсек перезаряженную кассету. Устройства для погрузочно-разгрузочных работ походили на портативные пусковые ракетные установки, только побольше, и на конце у каждого из них были установлены спаренные прижимные и тягловые механизмы грузоподъемностью порядка тысячи тонн. Транспортная команда использовала прижимные механизмы, как гигантские домкраты, чтобы совместить магнитную колодку кассеты точно с направляющей – и, несмотря на усталость, они работали увлеченно и сосредоточенно. Джинджер устало улыбнулась, отметив это про себя. Начиная с событий в Шиллере, настроение на борту «Пилигрима» было приподнятым. Сначала они уничтожили два эсминца (ну хорошо, один эсминец) и легкий крейсер пиратов и вдобавок захватили в плен легкий крейсер хевенитов. Потом они прилетели прямо в систему Марш и прикончили четыре тяжелых крейсера, а потом Старуха собственноручно захватила одного из самых известных убийц в истории Силезии, отправила прямо в ад более тысячи пиратов – и спасла от ядерного опустошения целую планету. «Не хило! – подумала Джинджер и улыбнулась, снова вспомнив давний разговор с горько разочарованным новобранцем Обри Вундерманом. – Конечно, не корабль стены, Вундеркинд. Однако я сомневаюсь, чтобы ты захотел бы сейчас оказаться на другом корабле, а не на мостике Старухи!»
Как всегда, вспомнив про Обри, она помимо воли ощутила волну болезненного беспокойства: с ним все же что-то происходило. Джинджер не сумела выяснить точно, что именно. Все-таки она, хоть и получив звание заслуженно, была новичком и не могла пока пользоваться информационной сетью старшин (в конце концов, нельзя же назвать это сплетнями!), но она знала, что Горацио Харкнесс и ганни Хэллоуэлл тоже имеют к этому какое-то отношение, а она испытывала очень большое уважение к обоим джентльменам. Мысль о том, что они как-то заботятся о юноше, приносила ей огромное облегчение, как и изменения, которые она видела в Обри. Он все еще был осторожным, но уже не напуганным до смерти, как раньше, и, если она не ошибалась, парень начал набирать мышечную массу. Одним из побочных эффектов пролонга было замедление физического процесса созревания. В двадцать лет Обри выглядел, как шестнадцати– или семнадцатилетний подросток цивилизации, не знающей искусства продленной жизни. Теперь же он превращался в крепкого семнадцатилетнего юношу с хорошо развитой мускулатурой, и его уверенность в себе возрастала с каждым днем. И это была уже зрелость. Парень, которого она дразнила (и незаметно брала под крылышко), за последнее время вырос и превратился в мужчину, который ей нравился.
– Отлично! – раздалось в наушниках победное восклицание старшины Вейнтрауба, когда подвеска наконец вошла в точный контакт с направляющей.
Рабочая команда отступила назад, освободив пространство, а Вейнтрауб дал сигнал лейтенанту Уолкотт заводить кассету на направляющие, и Джинджер услышала хор утомленных, но довольных возгласов, когда кассета четко встала на свое место, готовая к очередному запуску.
– Еще восемь на подходе, и только две из них – наши. – Вейнтрауб воспользовался двигателями скафандра, чтобы подлететь поближе к Джинджер, и помахал ей дистанционным манипулятором. – Минут через пять к нам подойдет следующая малютка, Джин. Дайте вашим людям передохнуть немного и посмотрите, как загружают двадцать четвертую кассету, ладно?
– Не беспокойтесь, старшина.
По рангу Джинджер была старше Вейнтрауба, но он был специалистом по ракетам, которого Комиссия по развитию вооружения специально подготовила как сменного руководителя вахты, и третья направляющая была его сферой ответственности. Кроме того, передышка давала ей возможность в первый раз за всю смену опробовать двигатели своего скафандра. Она отплыла назад, к дверям грузового отсека, и посмотрела на экран, расположенный на внутренней поверхности лобового стекла шлема. Ага! Вот где двадцать четвертая! Девять километров по вектору ноль-три-девять.
Джинджер оттолкнулась ботинками от корпуса и на мгновение свободно зависла, пристально глядя вниз на огромный, голубовато-белый мраморный Сайдмор. «И вправду очень симпатичная планета, – подумала она. – Здорово, что мы смогли вернуть ее народу, которому она принадлежит». Джинджер смотрела на звезды, переполненная знакомым чувством благоговения. В отличие от многих людей, она любила выходы в открытый космос. Необъятность вселенной не надоедала ей, она считала, что космос очищает душу и как-то странно успокаивает, и особое чувство уединенности смешивалось удивительной радостью, что Бог позволяет ей бросить взгляд на Его творение с Его собственной прекрасной и выгодной для обзора позиции.
Но она находилась здесь не для того, чтобы восхищаться открывшимся видом. Она направила крест визира на внутреннем экране шлема на маяк двадцать четвертой кассеты и зафиксировала вектор в автоматической системе управления двигателя длительного действия – ДДД. Блоки ДДД были предназначены для продолжительных работ за бортом космического корабля и обладали гораздо большим запасом топлива и мощностью, чем двигатели малой тяги обычных скафандров. Джинджер радовалась, когда выпадала редкая возможность применить их в деле. Теперь она еще раз проверила вектор движения, улыбаясь от предвкушения, и нажала пусковую кнопку.
Тут это и случилось.
В ту секунду, когда заработали двигатели, вся система сошла с ума. Вместо мягкого набора ускорения, которого ожидала Джинджер, ДДД мгновенно заработал на полную мощность. Это отбросило ее прочь от судна на ускорении, предназначенном только для чрезвычайного использования, и она застонала от боли, не в силах даже закричать, раздавленная чудовищной тяжестью. В отчаянии она потянулась большим пальцем к прибору ручного управления, чтобы блокировать автоматическую систему, отработанным движением вслепую быстро нашла кнопку, резко нажала на нее… и ничего, абсолютно ничего не произошло.
Но не это было самое худшее. Двигатели, отвечавшие за стабилизацию в пространстве, тоже пришли в неистовство и, бешено завертев скафандр колесом, погнали ее еще дальше в пространство. В первые две секунды она потеряла всякую ориентацию, вестибулярный аппарат обезумел, а она уже вихрем умчалась прочь от судна. Только милостью божьей она двигалась от судна: неисправный ДДД с таким же успехом мог направить ее прямо в корпус, сделав неизбежной мгновенную смерть.
Но и то, что с ней происходило, было отвратительно. Впервые в жизни Джинджер Льюис была поражена морской болезнью, которая всегда вызывала у нее изумленное сострадание, когда она видела приступы у других. Ее неудержимо рвало. Кашель и прерывистое дыхание вместе с рефлексами, которые инструкторы заставляли ее вырабатывать на тренировочных занятиях, помогали ей держать дыхательные пути чистыми. Она никогда не ожидала, что тренировки окажутся полезными (она была не из тех, кто блюет от пустячной работы в вакууме!), но только благодаря беспощадным инструкторам она выжила и смогла ударить липким от рвоты подбородком в переключатель системы связи и выйти на аварийную частоту флайт-диспетчера.
– Мэйдэй! Мэйдэй! note 18 Неисправность скафандра! – выдохнула она, а ее двигатели продолжали реветь, словно взбесившиеся животные. – Это… – У нее снова возник позыв на рвоту, и она задержала дыхание, подавляя рвотный рефлекс. – Это «синий-шестнадцать»! Я… Боже, я не знаю, где я!
Она слышала панику в собственном голосе, но вот видеть она уже ничего не могла. Содержимое ее желудка залепило внутреннюю часть шлема, закрыв звезды и еще больше усугубив дезориентацию, а двигатели все ревели – и непонятно почему, ни с того ни с сего!
– Мэйдэй! – пронзительно закричала она в микрофон.
Ответа не было.
– Что за…
Скотти Тремэйн только что сменил лейтенанта Джастиса, флайт-диспетчера второго дивизиона канонерок, и, сев в кресло перед пультом управления полетами, заметил радарную отметку, удаляющуюся прочь от корабля в нештатном направлении.
Он ввел запрос в компьютеры, но они тоже не знали, что это такое, и он нахмурился. Связь на аварийной частоте молчала, так что это не мог быть человек, попавший неприятность, – но что тогда?.. Он поднес световое перо к дисплею, обвел сигнал и перебросил его на главный экран в боевой информационный центр, а затем нажал кнопку общей связи.
– Говорит флайт-диспетчер, – решительно сказал он в микрофон. – Вижу неопознанный объект, удаляющийся от корабля на… – он проверил цифры, – на тридцати пяти g. note 19 – Всем руководителям подразделений, пересчитайте ваш персонал. Результаты проверки представьте как можно быстрее!
Он откинулся на спинку кресла, покусывая губу; вскоре начали поступать сообщения. Они посыпались из динамиков с обнадеживающей скоростью, и он отмечал на графике каждое подразделение, когда его руководитель докладывал о своих людях. Но вот сообщения закончились, а одно подразделение по-прежнему молчало.
– «Синий-шестнадцать», «синий-шестнадцать»! – обратился он в микрофон. – «Синий-шестнадцать», мне нужен ваш отчет!
Ответом была тишина, и тогда заговорил кто-то еще.
– Диспетчер, это «желтый-три». Я послал «синий-шестнадцать» проверить двадцать четвертую кассету три или четыре минуты назад.
Тремэйн почувствовал, как кровь застыла в жилах, и тотчас переключил связь на первый отсек для малых летательных аппаратов.
– Человек за бортом! – рявкнул он. – Флайт-диспетчер объявляет: Человек за бортом! Вывести дежурный бот!
В ответ поступило испуганное подтверждение, и он включил связь с БИЦ. note 20
– Уллерман, БИЦ – ответил чей-то голос.
– Тремэйн, флайт-диспетчер, – быстро проговорил Скотти. – Послушайте! Я веду на радаре скафандр двигающийся прочь от корабля на тридцати пяти g . Я перенес его сигнал на ваш обзорный экран три минуты назад. Свяжитесь с дежурным ботом и наводите его. И ради бога, не потеряйте сигнал!
– Принято, – отрапортовал голос.
Тремэйн вернулся к радару. Он был малого радиуса действия и намного менее мощный, чем главные следящие установки, сигнал уже исчезал с его экрана. Скотти увидел более широкий радарный след дежурного бота отходящего от корабля на ракетных двигателях, и его губы зашевелились: он шептал тихую молитву за того, чей сигнал сейчас исчезал на радаре.
Если бот не доберется до него прежде, чем система слежения потеряет его, несчастный станет Летучим Голландцем.
– Вы действительно в этом уверены, Гарри? – спокойно спросила Хонор.
– Абсолютно, – сердито сказал лейтенант-коммандер Чу. – Кто-то основательно поработал с ее ДДД, шкипер. Он попытался представить все как общий сбой системы, но перестарался, когда устраивал «отказ» рации. Система связи изолирована от ДДД, поэтому ему пришлось соединять компьютер ДДД с компьютером скафандра. Это не трудно, но такое не могло произойти случайно: кто-то это сделал и, черт возьми, хорошо справился со своей задачей. Компьютер ДДД полностью вышел из строя, все исполняемые файлы его программ стерты без возможности восстановления – но мои люди, работающие над восстановлением данных, нашли несколько потерянных кластеров, и в том числе единственную уцелевшую кодовую строку программы, направляющую выходной сигнал к системе связи. Это только фрагмент, но его там абсолютно не должно быть, потому что подсоединения ДДД к системе связи не предполагается. Это не отказ аппаратуры и не сбой программы. Чтобы все это произошло, требовалось ввести отдельную специальную программу.
Хонор сцепила руки за спиной. Целую минуту она не произносила ни слова, но глаза ее сверкали. Моральный настрой и поведение людей на борту «Пилигрима» улучшались с каждым днем. Ее экипаж становился сплоченным коллективом, где каждый делал свое дело. Людям надо было только оглянуться вокруг, чтобы убедиться, как хорошо они справляются со своей работой, и Хонор была уверена, что они знают: она тоже довольна ими. Даже Салли МакБрайд и начальник дисциплинарной комиссии Томас разделяли ее мнение, а технический отдел Чу вообще творил чудеса.
А теперь кто-то попытался убить члена ее экипажа, и способ, который он выбрал, был даже хуже, чем попытка убийства сама по себе. Немногие астронавты признавались в этом, но ужас быть потерянным, беспомощно плавая в пространстве, пока не кончится воздух и тепло в скафандре, был одним из самых главных кошмаров их профессии.
Именно такой кошмар кто-то собирался сделать реальностью для Джинджер Льюис, и гнев Хонор вспыхнул еще сильнее, потому что это была ее ошибка. Она не сомневалась относительно ответственности за случившееся. Именно она виновата в том, что Штайлман все еще на свободе. Она должна была забыть о карьере Тацуми и чувстве собственного достоинства Вундермана и нанести удар по Штайлману тогда, когда он в первый раз перешел за черту. Она позволила себе отвлечься, фактически позволила себе с нетерпением ждать, как Вундерман даст отпор Штайлману, и пренебрегла тем, что он, мог наметить себе в жертву Льюис.
Правый уголок ее рта начал дергаться, и Раф Кардонес напрягся, поскольку хорошо знал этот признак гнева. Затем понял, что она разгневана даже сильнее, чем он думал, потому что голос ее, когда она наконец заговорила, был спокойным, почти ровным.
– Льюис в порядке?
– Энджи говорит, что все будет хорошо, но я бы сказал, что она израсходовала удачу, отпущенную на два срока жизни, – осторожно ответил он. – Двигатели управления могли легко бросить ее прямо на корпус корабля, кроме того, она вдохнула достаточно кислоты из желудка, и поэтому очень пострадали легкие. Энджи говорит, что вдобавок ко всему Джинджер, абсолютно не готовая к этому, в течение двадцати минут неслась на тридцати пяти g , виляя как лиса, преследующая зайца. Ни к чему хорошему это не привело, и она довольно долго испытывала недостаток кислорода в крови – из-за ожога легких, а не повреждения скафандра, и только потом катер добрался до нее. Между прочим – добавил он, – Тацуми был тогда дежурным санитаром. Энджи говорит, что только благодаря ему она все еще жива.
– Понятно…
Хонор расхаживала по каюте, а Нимиц, подняв дыбом шерсть, выгибался дугой на своем насесте и бил хвостом, разделяя ее жгучий гнев. Чу принес с собой Саманту, и кошка вздрагивала от хлещущих от Хонор и Нимица эмоций, которые эхом отдавались в ней… и от переживаний своего человека. Инженер протянул руку, чтобы успокоить ее, погладив по спинке, но она увернулась и даже с шипением оскалила клыки.
– Кто занимался обслуживанием скафандра? – спросила наконец Хонор, повернувшись к остальным присутствующим.
– Я посмотрел список дежуривших, но из-за погрузки кассет мы производили тогда изменения в расписании вахт, поэтому были привлечены дополнительные люди, – ответил Чу. – У меня есть отметка о проверке ДДД Льюис, ее проводил Аврам Хирошио, один из лучших моих техников. Но там так много людей входило и выходило из отсека хранения скафандров, что это мог сделать любой. Все дело в программном обеспечении, мэм. Тому ублюдку нужно было всего пять секунд, когда никто его не видел, чтобы переписать программу с чипа на компьютер ДДД.
– Вы хотите сказать, – Хонор произносила каждое слово с убийственной четкостью, – что кто-то на моем корабле попытался убить одного из членов моего экипажа и у нас нет ни малейшего представления о том, кто это мог быть?
– Я могу сузить перечень, шкипер, но этого недостаточно, – признался Чу. – Останется список из двух или трех десятков человек. Мне жаль, но дело обстоит так.
– В этом списке есть Рэнди Штайлман? – резко спросила она.
– Нет, миледи, но… – Чу сделал паузу и глубоко вздохнул. – Штайлмана там нет, но есть Джексон Каултер и Элизабет Шоуфорт. Оба из компании Штайлмана. Хотя я не могу доказать, что это был кто-то из них.
– Мне все равно, что вы можете доказать. По крайней мере, сейчас. – Хонор повернулась к Кардонесу. – Вызовите по селекторной связи начальника дисциплинарной комиссии. Я хочу, чтобы Каултер и Шоуфорт были арестованы, и хочу, чтобы их допросили с пристрастием.
– Я понимаю, мэм, – начал отвечать Кардонес, – но без доказа…
– По моему приказу, – сказала она все тем же ровным,спокойным голосом. – Так и скажите им. И напомните,что военнослужащий не имеет права хранить молчание. Один из этих двоих только что предпринял попытку совершить убийство, и я буду давить на них до тех пор, пока не узнаю, кто это был.
Кардонес встретил ее спокойный пристальный взгляд, но сам очень встревожился.
– Я так и сделаю, шкипер, но ведь вы сами знаете, что даже если мы сломаем их на допросе, они могут заявить на суде, что не думали убивать ее, что это была только шутка, которая вышла из-под контроля…
– Мне все равно. – Хонор Харрингтон, высокая и прямая, стояла, все еще сцепив за спиной руки, и ее карие глаза были холодны как лед. – Это второй «несчастный случай», происшедший с одним из моих людей. Третьего не будет. Я заключу этих двоих на гауптвахту и добьюсь от них правды. И найду, кто виноват. А когда найду, ей-богу, я сделаю из него, кто бы это ни был, самый жалкий кусок дерьма, который когда-либо носил мантикорскую форму. Вы меня поняли, Раф?
– Да, мэм.
Кардонес резко кивнул, подавив желание вытянуться по стойке «смирно», и она в ответ тоже кивнула.
– Отлично.
Обри Вундерман снова находился в госпитале, но теперь уже он держал Джинджер за руку. Она лежала неподвижно, рот и нос ее были закрыты прозрачной кислородной маской. Коммандер Райдер обещала Обри, что Джинджер будет в порядке, что ей просто нужен кислород, пока не заживут и не восстановятся ее обожженные кислотой легкие, но она выглядела такой тихой… Такой сломленной…
«Это быстро пройдет, придурок!» – резко сказал он сам себе. И он себя не обманывал. Ей дали общий наркоз, пока вымывали кислоту из легких, а потом ввели большую дозу быстродействующих лекарственных препаратов. Это всегда тяжело для пациента. Но видеть ее в таком состоянии было ужасно. Кто-то остановился в ногах постели Джинджер. Обри поднял глаза. Иоширо Тацуми.
– Спасибо, – сказал Обри, и санитар неловко пожал плечами.
– Да ладно, это ведь моя работа.
– Да, я знаю. Но все равно спасибо. Она моя подруга.
– Я в курсе, – кивнул Тацуми. Его темные глаза с состраданием посмотрели на девушку. – Ты знаешь, у нее, похоже, будут проблемы, когда она очнется, – тихо сказал он. – Я имею в виду, что она будет немного не в себе, парень. Вероятно, у нее разовьется посттравматический синдром. – Он покачал головой. – Я знал когда-то одного парня, техника по электронике, как и ты, так вот, он как-то раз оказался за бортом. Он работал на гравитационной антенне, а какой-то дурак в БИЦ не проверил список работающих. Дал напряжение на антенну, как раз когда там был парень, и того унесло далеко от корпуса. Выброс напряжения сжег его систему связи и половину электроники скафандра. Нам потребовалось почти двенадцать часов, чтобы найти его… Тот парень больше никогда не выходил за пределы корабля. Просто не смог заставить себя.
– Джинджер покрепче… – сказал Обри с большей уверенностью, чем на самом деле испытывал. – Она всегда любила выходы в открытый космос. И, потом, она была там только минут тридцать. Она выдержит. И уж никак не позволит глупому несчастному случаю перечеркнуть ее жизнь.
– Несчастный случай? – замигал Тацуми и, осторожно посмотрев вокруг, покачал головой. – Какой, к черту, несчастный случай, парень! – сказал он гораздо более тихим голосом. – Разве ты не слышал?
– Что слышал? Лейтенант Уолкотт разрешила мне прибыть прямо сюда, и с тех пор я не выходил.
– Черт, Вундерман! Старуха арестовала Каултера и Шоуфорт. Говорят, кто-то повредил ДДД, и шкипер уверена, что это кто-то из них. Она собирается превратить того, кто это сделал, в реакторную массу – когда выяснит, кого именно надо наказать. Я думаю, наша леди здорово разозлилась, парень!
– Каултер и Шоуфорт? – повторил Обри и не узнал собственного голоса.
Тацуми кивнул, и Обри медленно встал. Он нежно погладил руку Джинджер и снова посмотрел на Тацуми.
– Присмотри за ней для меня, ладно? Я хочу, чтобы кто-то был здесь, если она придет в себя.
– Куда ты пойдешь? – встревоженно спросил санитар.
– Предстоит небольшой урок, – спокойно сказал Обри и вышел, не сказав больше ни слова.