Меченые Проклятием

32

Две новобрачные встретились на другой день рано поутру. Теперь они три-четыре раза в день заходили к Соджим, и обязательно вместе. Ниад, бесспорно, была ивилграткой, так как своим даром помогла Балиону и Филиону после их кулачной драки, но Соджим как будто была способна помочь только в присутствии Гвин. Старушка постепенно поправлялась. Ум у нее прояснился, боли прошли, а ком в груди уменьшился настолько, что еле прощупывался. Помешать ее выздоровлению новыми проверками и думать было нельзя, а потому Гвин по-прежнему не знала, то ли и она ивилгратка, то ли ее присутствие просто ободряет Ниад.

Соджим сидела, точно поставленная на кровати торчком маленькая вязанка хвороста, держала их за руки, взволнованно щебетала и все время повторяла, что их двойная свадьба была самой лучшей из всех, какие она видела. Ниад вся светилась, еще больше обретя сходство с фарфоровой куколкой. Долгий кошмар страха и жизни взаперти кончился, она была влюблена, и брак явно стал для нее радостью.

После целительного часа свадебные торжества возобновились с того, что Гвин и Булрион отправились в новый дом принести положенные поздравления Ниад и Полиону. Явились они туда нагруженные подарками — разные инструменты и шкатулка с пряностями, привозной роскошью — долине ничего подобного взрастить не удалось бы.

Полион держался заметно тише своей жены. Краснота глаз только подчеркивала зеленоватый оттенок его лица. Он вздрагивал даже от стука падающих солнечных лучей. Возможно, брак не стал для него радостью, но куда более вероятно, дело было просто в праздновании свадьбы.

Затем Гвин с Булрионом вернулись в собственный дом и сели перед дверью, чтобы принимать подарки от всех других супружеских пар. Астран был залит слепящим светом солнца, отражающегося от беленых стен. Он был заставлен дополнительными скамьями и столами с закусками. О том, что он кишмя кишел возбужденной ребятней, не стоило и упоминать. Хотя Гвин отчаянно не выспалась, старинные обычаи ее забавляли. Первой явилась самая молодая супружеская пара клана — Ниад и Полион.

Полион в мрачном молчании наблюдал, как Ниад преподносила Гвин банку моченых персиков. От еды и питья он отказался с дрожью. И не проронил почти ни слова до тех пор, пока его и молодую не пригласили выбрать ответный подарок из выставленных для этой цели утвари и прочего. Ниад, смущенно краснея, выбрала деревянную мисочку, и вот тогда он резко сказал, чтобы она не глупила: ей полагается взять самое лучшее. И они удалились, нагруженные глиняной посудой.

Одна пара позади, сорок восемь впереди. Следующими оказались дочь Булриона Гайлим и ее муж, поженившиеся совсем недавно. Гайлим, бесспорно, сделала отцу самый лучший из подарков, какие он получил в этот день: она сообщила ему, что он должен еще раз стать дедом.

И так далее. Вскоре поздравляющие пары уже сопровождали выводки чисто умытых детей. Потом богатства, приготовленные Булрионом для отдаривания, истощились, и гости уносили с собой подарки попроще, которые были преподнесены кем-то из первых, но повторялись. Завершить церемонию предстояло старику Хаймиону и его жене, с которой он прожил долгие годы, — им, возможно, предстояло удовольствоваться персиками Ниад. Обряд этот представлял собой обдуманное перераспределение богатства внутри клана.

Один раз Булрион заметил, что его жена подавляет зевоту, и нахмурился.

— Это ты виноват! — прошептала она настолько громко, чтобы ее расслышал не только он. — Вольно же тебе было так неистовствовать в брачную ночь!

Булрион выпятил свою и без того выпяченную грудь и больше не хмурился.

Великан Джукион явился примерно в середине с миниатюрной Шупиим, двумя карапузами и одним младенцем. Едва поздравления завершились, как он сказал:

— Отец, тебя ищут двое. Говорят, у них к тебе неотложное дело.

— Мое еще неотложнее. Я их знаю, или это просто торговцы?

— Одного ты знаешь, отец. Тот мужчина, Ордур, который приходил в гостиницу. А с ним женщина.

— Присмотри, чтобы им оказали гостеприимство, — ворчливо сказал Булрион. — Обряд важнее.

Гвин не слышала никаких бестелесных голосов, но теперь все, что касалось Рарагаша, трубило во все трубы.

— Милый, почему бы с ним не поговорить Возиону и узнать, насколько неотложное дело неотложно?

Булрион яростно нахмурился. Семья для него была священной.

Она подняла брови настолько, насколько они поднялись.

— Ну так?..

Он сделал гримасу — просто жуткую.

— Ну, ладно. Джук, когда уйдешь, скажи Возиону. Если это действительно важно, можно будет прервать обряд на несколько минут.

Джукион и Шупиим удалились, их сменил Тисвион с семьей. Однако, едва они ушли, как Возион привел в астран незваных гостей. А с ними — Тибала, Раксала, Заниона, Джукиона, Полиона, Ниад, Тисвиона и Уплиона — всех, кто должен был отправиться в Рарагаш.

Раксал Раддаит ошеломил ее. Чисто выбритый, вымывшийся, аккуратно причесанный, в чистой одежде, он совершенно не походил на грязного, заросшего щетиной отщепенца, каким выглядел вчера. Он словно стал другим человеком, и Гвин не могла этого понять.

Два-три часа заметно преобразили и Полиона. Глаза у него вновь были ясными, он окружал Ниад нежным вниманием, так что беда была не в женитьбе, а только в свадьбе.

Гвин уже знала, что семейные советы в обычаи Тарнов не входили — решения принимал Старик. Только что-то по-настоящему важное могло заставить Возиона привести их всех сюда. Булрион призвал на них Проклятие Поуль, а потом отвел в Дом.

Внутри было полутемно и чуть прохладнее, чем в астране. Конечно, нельзя было сказать, что они уединились тут, но в долине уединиться по-настоящему было трудновато. Зато рассесться было где. Двенадцать человек легко разместились на кроватях вдоль стен. Кроватей было много. Здесь Булрион Тарн зачал шестнадцать детей. Двое умерли; трое еще жили в родительском доме, одиннадцать он поселил отдельно. А кровати сохранил все. Гвин пришла к выводу, что от нее ждут, чтобы она вновь их заполнила.

Когда все сели, Булрион проворчал:

— Мы рады вам, чужестранцы, но вы прервали празднование моей свадьбы. Прошу, изложите свое дело побыстрее.

Их обоих покрывала дорожная пыль, и вид у них был измученный, словно они проделали верхом длинный путь. Гвин узнала Ордура, крупного, неуклюжего, мрачного трингианца, который появился в гостинице вместе с Лабранцией Ламит. Он сочетал заметное слабоумие с неприятной злобностью. Его спутница была смуглая уродливая женщина лет тридцати, которая почему-то казалась удивительно знакомой, хотя Гвин не могла вспомнить, где ее видела. Лицо, такое прискорбно уродливое, не должно бы изгладиться из памяти.

Только Возион остался стоять, прислонясь к косяку, и неприятно улыбаясь. Он как будто не смущался, что прервал обряд поднесения подарков чем-то пустячным. Никто другой еще не знал, что привело этих двоих в долину — кроме, конечно, Тибала Фрайнита, а его улыбка успокаивала не больше, чем рога ринувшегося в нападение быка.

Ордур принялся что-то невнятно говорить про какое-то селение, называющееся Черная Бухта. Гвин слышала про него, но знала только, что оно находилось на побережье дальше к югу. А Тарны вроде бы вовсе о нем не слышали. Видимо, в Черной Бухте несколько меченых попали в тяжелое положение. Но какое отношение это имело к Тарнской Долине?

Но тут женщина прикрикнула:

— Помолчи, Ордур! Дай я расскажу им.

В сумраке Тарны-мужчины нахмурились. Неуклюжий детина надул губы и замолчал.

Женщина уставилась на Гвин глазами-бусинами, расчетливыми, как у вороны.

— Мы виделись несколько дней назад, Гвин-садж. Тогда я была мужчиной. Меня зовут Джасбур.

Горбун?! Гвин содрогнулась от неожиданности и почувствовала, как напрягся Булрион рядом с ней.

Все кровати дружно заскрипели, и несколько голосов воскликнули:

— Судьбы!

Женщина словно бы извлекала злорадное удовольствие из впечатления, которое произвели ее слова.

— Да, Судьбы! Мы с Ордуром авайлграты.

— Скажи, что привело вас сюда! — Лицо Возиона, остренькая мордочка хорька, было в тени, так как он стоял спиной к дверному проему, но Гвин заподозрила, что его угрожающая улыбка прячет страх. Никогда прежде в долине меченых не было, а теперь их сошлось там шестеро.

В голосе Джасбур появилась жалобная хнычущая нота.

— Нас с Ордуром послали из Рарагаша искать тех, кто выздоровел от звездной немочи. Наши поиски были напрасными, пока два дня назад мы не добрались до Черной Бухты. Там укрылись шестеро меченых, и их положение отчаянное.

— Переходи к делу, — сказал Булрион. — Мы-то здесь при чем?

По безобразному лицу Джасбур расползлись складки и складочки, образуя подобие улыбки.

— У вас же уже есть ивилгратка, ведь так? В Далинге был разговор, что вы думаете приютить и джоолгратку. И разве я не вижу вон там Тибала Фрайнита?

— Тибал, ты знаешь этих двоих?

— Я не помню собственной матери, Булрион-садж, а авайлграта не способен узнать никто. — Шуулграт обернулся к Джасбур: — Кто сидит на седьмом сиденье?

— Смерть.

— Она из Рарагаша, — сказал Тибал. — Тут сомнений нет.

Булрион насупился, как обычно, когда сталкивался с чем-то непонятным.

— Так чего вы просите у нас?

Джасбур заломила руки.

— Самое меньшее, садж, немного еды и одежды, чтобы мы отнесли их детям. Я знаю, зарданцы не поклоняются богам, но я знаю, у вас в обычае не оставлять без помощи сирых и убогих, правда?

— Правда, — согласился Булрион, торжественно кивая.

— И не просто избавляя от голодной смерти? Мы нашли шестерых несчастных людей. Быть помеченным Проклятием — это гибель! Чтобы как-то приспособиться, нужны месяцы, а то и годы, если это вообще возможно. Эти бедняги изнурены голодом, и у них нет друзей. Насколько мне известно, зарданцы почитают меченых, правда?

— Правда, — снова сказал Булрион.

— У нас есть немного денег, — услужливо предложил Ордур.

— Да замолчи же, дубина стоеросовая! — взвизгнула Джасбур. — Предоставь это мне. Булрион-садж, я полагаю, ты пошлешь ваших меченых в Рарагаш, где им помогут. Так дозволено ли попросить, чтобы ты разрешил этим несчастным отправиться с ними?

Хитро и ловко, подумала Гвин. Она перехватила взгляд Тибала и увидела в его глазах отражение собственной саркастической усмешки. Все ждали, что ответит патриарх.

Он сказал «хм» и расчесал пальцами бороду.

— Верно, мы с женой собирались поехать в ту сторону для нашего, как бишь его... медового месяца. Вроде бы до Рарагаша всего две недели пути на хорошей лошади.

— Скорее еще меньше, садж!

— Ну, я думаю, что от еще полдесятка людей вреда не будет.

Джасбур растянула губы в жутковатой улыбке облегчения и начала рассыпаться в благодарностях, но ее перебил новый неожиданный голос:

— Прости меня, садж, — сказал Раксал Раддаит, — но полдесятка могут составить большую разницу. Ты, твоя жена и четверо меченых...

— И я! — крикнул Полион.

— Это уже семеро. Скольких сопровождающих думаешь ты взять?

— Пятерых.

— Итого двенадцать. Еще шестеро из Черной Бухты да эти два авайлграта — это уже отряд в двадцать человек.

— Чем больше, тем безопаснее, — упрямо сказал Булрион.

Гвин заметила несколько мимолетных улыбок — Булрион Тарн горячо верил, что многочисленность обеспечивает безопасность.

Раксал пожал плечами.

— Но это превращает увеселительную поездку в настоящий поход! Местные власти в Веснаре и Нурце могут отнестись с подозрением к такому отряду. А в нем будут дети, так что ехать придется помедленнее. Двое-трое приезжих без труда найдут ночлег и ужин, но такому отряду придется обеспечивать себя едой самому. Он должен везти с собой необходимые припасы или золото, чтобы покупать их в дороге, и может навлечь на себя внимание разбойников. Ордур как будто способен орудовать мечом, но есть ли среди шести сильные мужчины?

Джасбур смотрела на него, свирепо и безобразно хмурясь.

— Мандасил дюжий молодой мужчина, а Васлар Номит был воином.

— Васлар? Я его знаю! Да, он прекрасный боец.

— Да только сейчас он женщина, — хихикнул Ордур.

— Да прикуси же язык! — взвизгнула Джасбур.

Булрион на этот раз подергал бороду обеими руками.

— Если детей везти в повозке, — сказала Гвин, — будет казаться, что нас восемнадцать. Пять женщин... если мы наденем мужские шляпы, то на расстоянии нас будут принимать за мужчин. Немного найдется разбойников, которые захотят схватиться с восемнадцатью мужчинами!

На мгновение лицо Булриона приняло деревянное выражение, без слов говорившее: не вмешивайся не в свое дело! Но он тут же просиял на нее улыбкой.

— Я же говорю: чем больше, тем безопаснее! — Он бросил на Раксала подозрительный взгляд. — Так ты тоже решил поехать?

— Поехать хочет Джодо Кавит, а я согласился сопровождать ее.

Эге! Вновь Гвин посмотрела на Тибала. Он подмигнул. Теперь таинственное преображение муолграта получило объяснение! Ведь Гвин сама послала его вчера вечером к Джодо. Как отнеслась Джодо к тому, что там произошло? Что бы там ни произошло.

— Ты будешь защищать ее в случае опасности? — спросил Булрион.

Раксал мгновение взвешивал свой ответ.

— Скорее всего, — сказал он.

Джасбур внимательно следила за этим разговором и теперь осклабилась.

— Это один из способов помощи, найденных в Рарагаше: джоолгратов всегда сочетают с муолгратами.

Здесь это произошло само собой, но если в Рарагаше это помогает обоим, то, наверное, Джодо тоже что-то выиграла и можно не особенно волноваться за нее. Однако надо набраться храбрости и навестить джоолгратку, убедиться, что Раксал не причиняет ей вреда.

Булрион все еще размышлял.

— Сколько времени вам нужно, чтобы съездить за ними в Черную Бухту?

—Если вы дадите нам припасы и необходимую одежду, а также лошадей и повозку для детей, мы вернемся сюда через три дня.

— В долине мне больше меченых не нужно! Мы встретимся с вами на дороге над ней, а оттуда поедем вместе. И моих лошадей я вам не доверю. Занион, сколько тебе нужно времени, чтобы собраться на выручку этих людей — вместе с двумя-тремя другими, приготовить повозку и запасных лошадей?

Занион был его четвертым сыном, моложе Бранкиона, Возиона и Глотиона. Он был достаточно крупного сложения, но в этой семье великанов казался карликом. Он считался очень умным, хотя Гвин подозревала, что просто он редко открывал рот. Теперь он некоторое время поглаживал бороду.

— Полчаса, — сказал он наконец.

— А к тому времени, когда вы вернетесь, мы, остальные, будем готовы встретиться с вами. Скажем, у Холодного брода.

— Чудесно! — вскричала Джасбур. — Да будут Судьбы благосклонны к тебе и твоим, Булрион-садж!

— Погодите! — сказал Возион. — Мы ведь не на однодневную охоту собираемся. И не отправляемся в Далинг продать несколько шкур. Нам необходимо взять припасов по меньшей мере на три недели, чтобы избежать всяких неожиданностей. И еще что-нибудь для обратного пути. Мы же не знаем, какой прием нас ждет в Рарагаше и какую помощь нам там окажут. Нам нужны палатки, золото, оружие, провизия и корм для лошадей. И, конечно, потом мы обнаружим, что позабыли что-то, или одна-две лошади захромают.

— Верно, — сказал его отец. — Так что ты предлагаешь?

—Давайте поедем все. Пусть Черная Бухта послужит пробой. К тому времени, когда мы вернемся сюда, мы уже будем знать, в чем еще нуждаемся.

Ко всеобщему удивлению, Булрион захохотал:

— Хорошая мысль!

В мозгу Гвин словно бы загремел набат. Поездка в Рарагаш вышла из-под контроля. Она никак не ожидала, что эти неторопливые, неспешные в речах земледельцы вдруг вот так, очертя голову ринутся навстречу неизвестности. Видимо, дала о себе знать их зарданская кровь. Ее бестелесный советчик велел ей отправиться в путь как можно скорее, а она видела по меньшей мере два препятствия, но подождала — на случай, что Булрион сам о них подумает.

Однако Булрион заразился общим волнением, ухмылялся как мальчишка и просто сгорал от нетерпения. Он хлопнул ее по колену тяжелой ладонью.

— Ну, готова отправиться в этот свой медовый сразу после обряда получения подарков?

— Э... не знаю. А как Соджим? Ей заметно лучше, но не думаю, что нам с Ниад уже можно ее оставить. Как бы болезнь не вернулась.

Лицо у Булриона вытянулось так, будто она попросила у него развода. Потом оно посветлело.

— Но еще через три дня она совсем поправится?

— Если все и дальше так будет, то, думаю, да.

— Ну, так ты и Ниад останетесь тут. Пошлем вместо вас замену! Думается, от желающих отбоя не будет. Килбион или еще кто-то сможет поехать на Громе вместо меня, потому что мне надо все как следует обсудить с Бранкионом. Мы трое поедем, когда они вернутся из Черной Бухты. — Он с любопытством прищурился на нее. — А что еще?

— Гостиница, — призналась Гвин. — Мне надо устроить е е продажу.

— А! — Булрион тревожно нахмурился и обвел глазами комнату, полную людей. — Об этом поговорим попозже.

Он всегда становился каким-то странным, стоило ей упомянуть про гостиницу. Ему не нравится, что его жена может быть богатой сама по себе? Этого она от него не ожидала. Она же сказала ему, что намерена поделиться деньгами с семьей.

— Значит, так и сделаем, — сказал он. — Гвин, Ниад и я останемся здесь до вашего возвращения. А вы отправитесь в Черную Бухту, как только соберетесь.

Он встал. Остальные начали подниматься на ноги...

— Эй! — крикнул Полион.

Удивление на лицах перешло в ухмылки. Кто-то захихикал.

— Ты что, вообще не хочешь ехать? — спросил Булрион невинно.

Лицо Полиона стало пунцовым, а черный вихор словно еще больше вздыбился.

— Я хочу поехать в Рарагаш! Но вы хотите, чтобы я поехал в эту Черную Бухту, а жену оставил здесь, когда мы только-только поженились...

— Ты вчера, Полион, случайно, не перепил сидра? — осведомился Тисвион.

— Так это ж всего на пару ночей, — сказал Джукион. — Потом наверстаешь, малявка.

Смешки перешли в громовой хохот. Толпа родичей увлекла несвязно что-то выкрикивающего Полиона вон из дома. На него сыпались веселые советы: «Промяться тебе не вредно!», «Очень даже тебя взбодрит!», «Вначале, знаешь ли, и воздержаться не беда!». Чем дальше они удалялись, тем соленее становились советы.

Гвин осталась наедине с мужем, который задыхался от хохота, весь красный.

— Но ты ведь его оставишь дома, милый?

Булрион с трудом перевел дух.

— Я не стану вмешиваться! Полион всегда старался сыграть с кем-нибудь шуточку поехиднее, а последние год-полтора не давал прохода ни одной девчонке. С ним не только Занион будет рад свести счеты! — И он вышел в астран, все еще посмеиваясь.

Мужчины!

Гвин увидела, что один из гостей так и не ушел: Тибал сидел на кровати и смотрел в дверной проем с горьким, болезненным выражением на худом лице. Вдруг она поняла, что почти всегда видела его улыбающимся.

— Тибал?

Он вздрогнул и словно с усилием вернулся в настоящее. Потом встал, разворачиваясь, точно одеяло.

— Гвин?

— У тебя такой вид, будто ты увидел привидение.

— Да нет! Ничего такого. Просто легкое похмелье после вчерашнего вечера. Все хорошо.

Она посмотрела на него с подозрением.

— Так ли? Ну а что ты говорил про Смерть на седьмом сиденье?

Он сразу повеселел.

— Вокруг стола совета в Рарагаше стоят семь стульев. На один никто никогда не садится. Есть семь Судеб, но только шесть из них метят Проклятием тех, кто превозмогает звездную немочь, верно?

— Я уже думала об этом. Поулгратов не существует?

Тибал улыбнулся и покачал головой.

— Ошибаешься! Поуль тоже налагает Проклятия. Но Поуль — дарительница не только жизни, но и смерти. Мечены Проклятием Поуль те, кто умирает от звездной немочи. Пустой стул — это напоминание для нас на случай, если мы примемся сетовать на наши жребии.

33

Подковы зацокали по булыжнику двора. Луна серебряным мыльным пузырем плыла над бархатной чернотой деревьев. В ее лучах кое-где поблескивали старинные крыши и разваливающиеся стены. Хотя Лабранца Ламит заверила Полиона Тарна, что от Далинга до Рарагаша всего две недели пути верхом, сама она думать не думала уложиться в этот срок. Обстоятельства решили иначе. Петушья Арена готовилась вновь оправдать свое название, но ей удалось благополучно миновать пасть войны до того, как эта пасть захлопнулась.

Она тяжело соскользнула с седла и крякнула, когда подошвы ее сапог ударились о камень. У нее болело все тело, от нее воняло. Она ненавидела лошадей — всегда ненавидела.

Из открывшейся двери упал сноп света. Ностор, заведующий конюшней, проковылял во двор, размахивая фонарем.

— Так и думал, что это ты, благородная госпожа! — Он заквохтал, будто пьяный кочет. — Некие пророчествовали, а? Еще как!

— Кто пророчествовал? — Она протерла глаза.

— Так разве же они скажут, а? — Старый дурень ухватил поводья с хриплым чесночным смешком. — Нет уж! Да никогда!

Она отвязала сумку от седла, ничего не ответив.

— Удачно съездила, благородная госпожа? Да нет. Вижу, ты устала. Ну, так ждут ли в доме горячая вода и горячий ужин заботами Чинг-саджа, а? Ждут, ждут!

— Дай мне фонарь! — потребовала Лабранца и взяла его, стараясь держать подальше от дуры лошади, которая уже косила глазами и топала копытами. — Скорми ей торбу камней, может, тогда пробежка у нее станет ровнее!

Она повернулась и зашагала прочь, а квохтающий смешок Ностора все еще пачкал безмолвие ночи. Ноги и задница у нее мучительно ныли от долгих дней в седле.

Он молол вздор. Если Чинг Чилит действительно приготовил ее дом к ее приезду, то не шуулграт ли предупредил его, что она вернется сегодня ночью? Шуулграты редко сообщали предсведения, даже такие незначащие, как это. Зачем им? В надежде на будущую благодарность? Нет — ведь любое вознаграждение будет нарушением хода событий. И не настолько она любима, чтобы ради нее пойти на подобный риск. А уж ради Чинга и подавно. Практически все в Рарагаше его не переносили.

Значит, его известили дозорные на перевале. Она приказала им не подавать сигнала о ее приезде и увидела бы флаги, если бы они ослушались. Но Чинг мог подкупить кого-нибудь, чтобы его тайно предупредили. Она ведь останавливалась в пути, чтобы узнать новости из обычно надежных источников, так что гонец мог ее опередить. Чинг отличался неимоверной хитрой пронырливостью, что и делало его таким полезным. Обычно надежные источники сообщили о некоторых его затеях в ее отсутствие.

Наиболее интересной новостью было, что сам Чинг еще жив и свободен. Лабранца взвешивала кроющиеся за этим возможности, шагая по дорожке, наступая на землю в луже света от фонаря, окаймленной по сторонам движущимися полосками растений — в стенах черноты возникали и исчезали зеленые ветки. Она нашла бы дорогу и с завязанными глазами, но с фонарем идти было легче. Воздух густо пропитали запахи деревьев — такой знакомый воздух Рарагаша! Хорошо вернуться домой!

Чинг жив. Скорее всего это означает, что он не сумел выполнить поручения, которое она дала ему перед отъездом, или же даже и не попытался его выполнить. Собственно, этого она и ждала. И была бы очень удивлена, если бы он и преуспел, и остался жив.

Из рощи она вышла на широкую лужайку, окружавшую ее дом. В лунных лучах трава казалась серым ковром. Из-под стропил пробивался свет, серебристые струйки дыма завивались вверх.

Лабранца откинула утяжеленный грузилами кожаный занавес и заглянула внутрь, прежде чем войти и опустить его. Встав на цыпочки, она поглядела через бамбуковую бумажную ширму сразу за входом. Надо было убедиться, что никто и ничто не ждет там в засаде. Большинство огоулгратов быстро привыкали к осторожности. Те, кто не привыкал, умирали. Как-то вечером, два года назад, она обнаружила под кроватью дикого вепря. О том, что в Рарагаше когда-либо водились вепри, никаких сведений не имелось.

Помещение было полно дыма, от которого щипало глаза, — как обычно для зарданских домов. В такую теплую ночь незачем разводить огонь в доме, но большое медное ведро на очаге испускало соблазнительный пар. Над сверкающими подсвечниками весело приплясывали огоньки. Три тяжелые серебряные крышки на столе сулили готовый ужин, а в глиняном охладителе покоилась многообещающая на вид бутылка. Чудесно! Она бросила вонючую седельную сумку у входа и направилась к очагу, уже снимая одежду. Осторожно опустила палец в воду. Слишком горячая вода всегда риск, но это была в самый раз. Чудесно!

Приятно вернуться домой. Смывая губкой дорожную грязь с кожи, она прикидывала, не ее ли собственное огоулгратское воздействие понудило Чинга приготовить ей такой прием. Возможно, он поддался порыву? Нет. Огонь он разжег час назад, если не раньше, а тогда она находилась еще слишком далеко для воздействия.

Она оглядела свое жилище с любовью, к которой примешивалось отвращение. Изящная имперская мебель стояла на пушистых коврах. Стены прятались за шелковыми драпировками, ветхими, выцветшими и такими старинными, что, наверное, не имели цены даже в последние дни Империи. Теперь они были невозместимы — и скорее всего единственными во всей Куолии. Она пересчитала фарфоровые безделушки, статуи, хрустальные вазы — во всех вазах стояли недавно срезанные цветы, — в букеты их, несомненно, подобрала уверенная рука Чинга. Ничто не пропало, ничего не перенеслось куда-то еще за время ее отсутствия. Лабранца Ламит любила роскошь и дорогие вещи. Все это она позаимствовала из Дворца Академии.

Обстановка была великолепной. Дом был хлевом для скота. Она его ненавидела. И ведь она могла бы жить в великолепных апартаментах во Дворце, столетия тому назад отведенных для личного пользования председателя. Но Рарагашу были свойственны землетрясения, а огоулгратам было свойственно умирать под обрушивающимися потолками, во внезапных пожарах или проваливаясь сквозь внезапно прогнившие полы. Она входила во Дворец, только когда этого требовал долг, уклониться от которого было невозможно.

Деревянные зарданские жилища практически не страдали от землетрясений. Их соломенные кровли легко воспламенялись или сдувались капризным ураганом, но она спала у самого входа за легкой ширмой, которую могла опрокинуть одним пальцем. А пока полевки и белки забирались погрызть ковры и драпировки, ласточки пытались вить гнезда под стропилами. Нравилось там жить и летучим мышам. Она ненавидела эту лачугу.

Лабранца вытерлась и в последний раз сушила волосы полотенцем, когда в косяк дверного проема деликатно постучали.

— Кто там?

— Секретарь Чилит, госпожа Председательница.

— Погоди!

Она неторопливо направилась к старинному трингианскому кедровому сундуку, в котором хранилась ее домашняя одежда. В такую жаркую духоту ничего теплого не требовалось. После некоторых размышлений она выбрала халат из бледно-голубого, почти прозрачного пирайнийского шелка, расшитый цветочными узорами из мелкого жемчуга. Кушак она завязала свободным узлом, надушилась, надела серебристые сандалии. Потом убрала свой грязный костюм для верховой езды, полотенца и седельную сумку. И минут десять спустя сказала:

— Входи!

Вошел Чинг Чилит, сжимая кожаную папку. Как указывало имя, в его жилах текла смешанная нурцийская и кволская кровь. От отца он унаследовал высокие скулы и курчавые волосы, но кожа у него была светлее, чем у истинных нурцийцев, — однотонно светло-коричневая, одного цвета с волосами. Даже медовый оттенок его бесхитростных глаз гармонировал со всем остальным. Он был худощав, строен и на длину пальца ниже Лабранцы. Дважды Чинг до того выводил ее из себя, что она давала ему пощечину, и оба раза он оказывался на полу. На него и его таланты она обратила внимание десять лет назад, когда ему было семнадцать лет, а ей ровно вдвое больше. Внешне он не изменился и легко мог сойти за семнадцатилетнего мальчишку. Устроила она это ему не нарочно. Так уж получилось.

На нем был простой балахон и штаны из беленого холста. Так он одевался для нее, а на людях, представляя ее, он облачался в роскошные одежды, точно император былых времен, щеголял драгоценными украшениями, сбруя его белого коня сверкала поддельными алмазами и серебряными пряжками.

Он не улыбнулся и не отвесил поклон. А просто стоял у кожаного занавеса и ждал, решая, в какой роли она хочет его видеть.

— Налей мне выпить. — Она отошла к дивану и тяжело опустилась на него. Ее халат распахнулся, открыв одну ногу почти целиком, и она его не запахнула.

Чинг аккуратно положил папку на стол и откупорил бутылку с вином. Наполнил кубок и подал его ей. Потом снова выпрямился в ожидании. Он не спускал глаз с ее лица, словно не замечая ни обнаженной ноги, ни того, что открывал распахнутый ворот.

Лабранца отхлебнула вина. Оно было с горчинкой и приятно холодным.

— Кто тебе сказал, что я вернусь сегодня ночью?

— Я обещал не говорить, госпожа Председательница.

Она молча ждала.

— Гос а'Нойг.

А'Нойг был шуулгратом, но старым калекой и почти никуда не выходил. К ее удивлению, Чинг не покраснел, как с ним всегда случалось, когда он пытался солгать ей. Это был отнюдь не самый малый из его талантов. Так что он действительно добился предсказания от шуулграта!

— Очень любезно с его стороны. Передай ему мою благодарность. — О топящемся очаге, вине, ужине и цветах она не упомянула. Чинг знал, что она ждет безупречного служения. — Что нового?

— Веснар лишил Мокт морской торговли, разграбив Толамин. — У него был высокий тенор, но говорил он с абсолютной уверенностью. — Король Мокта двинул войско на юг, рассчитывая захватить Веснар врасплох и отомстить.

— Я так и подумала. Король Веснара ведет свое войско на север. Я только-только разминулась с его дозорами. Полагаю, он намерен устроить засаду.

Чинг кивнул — и принимая это сообщение к сведению, и подтверждая его.

— Каждый полагает, что другой ничего не знает, а знают оба. Гексцион готов уплатить твою цену за муолграта, но еще не сказал этого. Король Пагайда упал с коня, и я отправил ивилграта...

— С чьего разрешения?

Чинг поднял почти невидимые брови.

— С твоего, конечно.

— Ты подделал мою подпись, я полагаю?

— Да. Если Пор а'Вин умрет, его сыновья раздерут королевство в клочья. Если он останется жив, то, возможно...

— Я все это знаю, — одобрила она. Разумное решение. — Продолжай!

Она протянула кубок, чтобы он вновь его наполнил.

Чинг взял кубок и, направляясь к столу, продолжал докладывать: несколько смертей среди меченых, неурожай в Гамдише, вспышка звездной немочи в Рурке. Он отправил туда спасателей, снова присвоив себе ее власть.

В этом была тайна его подчинения ей. Сам Чинг не был меченым, но его отец был огоулгратом, и очень опасным, потому что мог легко прийти в ярость и вызвать ту или иную катастрофу. Когда Чингу было двенадцать, у него на глазах его отца в ясный солнечный день убило молнией. Но, что, пожалуй, было даже важнее, его мать была джоолграткой. Из детей, которые не могут лгать матери, вырастают очень странные взрослые.

Как сын наводившего ужас отца Чинг жаждал власти. Он жаждал узнавать тайны, как было дано его матери. Испытав сиротскую нищету, он обожал хвастать богатством. И при том не мог настаивать на своем, был НИКТО. Некоторым женщинам он внушал жалость, но перед мужчинами он пресмыкался.

Как личный секретарь Председателя Академии он обрел и власть и богатство. Как отражение Лабранцы он стал КЕМ-ТО. Он знал тайны и передавал приказания; мог важничать, и тиранить, и запугивать. Для Лабранцы он готов был сделать все. Ее положение было нужно ему как воздух, а теперь он нуждался и в ее защите, потому что нажил много врагов, служа ей. Без нее он превратится в презираемого бессильного отщепенца. Он был коварным, злопамятным, исполнительным, бессовестным и абсолютно неспособным солгать ей. Ей улыбнулась удача, когда она нашла такого помощника, но ведь огоулграты были удачливыми по определению.

— Достаточно! — перебила она его. — Что еще я подписала в мое отсутствие?

Он перечислил еще десяток распоряжений с ее подделанной подписью. Да, она очень потрудилась! И ни к одному его решению нельзя было придраться, хотя, конечно, он явно свел кое-какие личные счеты. Ну, такую награду он заслужил.

— А то, о чем я упомянула?

В первый раз легкая улыбка мелькнула на обманчиво юном лице.

— Насколько я помню, госпожа председательница, никаких распоряжений я от тебя не получал.

— Да, верно.

Но она обронила намек — очень тонкий намек, уловить который мог только острый, настроенный на нее ум Чинга. Это касалось шуулгратов и джоолгратов. С самых ранних времен было известно, что провидец в пределах воздействия чтеца мыслей подвергается смертельной опасности предсказать будущее. Подстроить шуулграту такую встречу приравнивалось в Рарагаше к самому гнусному из всех гнуснейших преступлений. Шуулграты составляли самую большую группу среди меченых и разорвали бы в клочья того, кто его совершил. Будь Лабранца прямо замешана в подобном, ни ее высокое положение, ни полнота ее власти не послужили бы ей защитой от последствий. Отрицать в пределах досягаемости пятидесяти с лишним джоолгратов?

Собственно, она почти не надеялась, что преданность Чинга ей толкнет его на такой риск. И, если быть искренней до конца, не сомневалась, что такая попытка кончится его неминуемой гибелью.

— Я поговорил с одним шуулгратом, госпожа Председательница. Он подтвердил, что давно ожидаемый Обновитель грядет. Возникнет новая империя.

Семь Проклятий! Это правда! Мир Лабранцы рушился перед ее глазами... Она залпом допила вино и отчаянно закашлялась.

Чинг забрал у нее кубок и пошел к столу, чтобы вновь его наполнить, продолжая своим обычным мягким голосом:

— Шуулграт не солгал. До сих пор никаких признаков надвигающегося безумия.

— Это было... при свидетеле?

— Я ведь сказал, что он не лгал.

— Это а'Нойг, о котором ты упомянул?

— Да, госпожа Председательница. Ему остается мало лет, но пока он в полном уме. Он радостно взволнован, что доживет до Обновления.

Лабранца пожирала его глазами. Он не способен лгать ей! Как умудрился мужчина его возраста сохранить лоб таким гладким? Ни единой морщинки? Но он не лжет.

— А... э... свидетель умеет молчать?

В этом и заключалась грозная опасность: джоолграты не умели хранить тайны. Несмотря на преподанные им уроки, они в Рарагаше долго тайн не хранят.

— Я отправил ее с миссией в Нимбудию, госпожа Председательница. По твоему распоряжению, разумеется.

Чинг преуспел превыше самых несбыточных ее надежд! В наступившем молчании ей почудилось, что он смотрит на нее как-то странно, почти умоляюще. Но если он рассчитывал на слова похвалы и поддержки, то пора бы ему расстаться с иллюзиями. Давно пора!

— Ты узнал имя нового императора?

— Зарданское имя, госпожа Председательница. Булрион Тарн.

Естественно, ему оно ничего не говорит... Лабранца бессильно откинулась на подушки. От усталости и вина голова у нее пошла кругом. И вот эта невероятная новость о толстом старом земледельце... Проклятие Поуль на него!

Она еще ни разу не распоряжалась, чтобы неудобных людей убрали, хотя сильно подозревала, что многие из ее предшественников такие распоряжения отдавали. Так соблазнительно по своей простоте! Несчастный случай, внезапная болезнь, необъяснимый припадок ярости проверенного друга... кто заподозрил бы, что за этим стоит Академия? Так мало посторонних знало о ее существовании! У нее найдется десяток меченых, чтобы отправить их в Тарнскую Долину задуть этот огонек, прежде чем он спалит ее мир. А чуть Тарн умрет, как шуулграт а'Нойг впадет в идиотизм. Безупречно!

Это она обдумает завтра...

Лабранца вскинула ноги на диван и легла, взвешивающе глядя на Чинга. Он покраснел под ее взглядом: розовые пятна проступили на темно-медовой коже, обтягивающей высокие скулы. Волосы и кожа — они одного тона, и он такой тонкий и гладенький. Его медовые глаза были чистыми как у ребенка.

Он повернулся и отошел к столу.

— Ужин, госпожа Председательница?

— Может быть, попозже. Пока о делах достаточно.

Он сглотнул и взял папку, которую ему так и не понадобилось открыть.

— Тогда спокойной ночи, госпожа Председательница. С приездом!

— Нет!

Он обернулся и опасливо поглядел на нее, проверяя, правильно ли он понял.

— Нет?

— Ты еще не закончил.

Выражение его лица не изменилось. Он аккуратно положил папку на стол и начал раздеваться.

Любовью Чинг занимался так же усердно и умело, как всем остальным. Он не лепетал никаких любовных глупостей и даже в постели не делал вид, будто он не просто ее слуга. Лабранце было все равно, получает он наслаждение или нет — он тут, чтобы угождать ей. А это он умел.

34

Через семь дней после свадьбы Булрион Тарн готовился переправиться через Флугосс и вступить на землю Веснара. Поуль поднималась в ясное голубое небо, от вчерашнего дождя не осталось и воспоминания. Он надеялся, что это предзнаменование самое доброе.

Они переночевали на одном из множества островков, разделявших реку на рукава выше Толамина. Чахлая рощица обеспечила достаточное укрытие, но земля была сырой, и ему отчаянно ломило спину. Однако, не считая этого досадного свидетельства его возраста, поездка до сих пор была удивительно удачной.

Прошло тридцать лет с того первого и последнего раза, когда он побывал в этих местах. Тогда переправляться через реку вброд не требовалось. В Толамин он въехал по мосту. Жуткое ощущение, когда под лошадиными копытами загремели бревна, кое-как настланные над провалившимися арками былого имперского моста. Но через реку они перебрались, не омочив ни единого копыта. С того времени мир еще больше пришел в упадок.

Он стоял под деревьями и смотрел на сверкающую воду широкого рукава, но, к счастью, по-летнему обмелевшему. Он послал Улпиона и Тисвиона вперед разведать дальний берег. Они сумели добраться туда, ни разу не пустив лошадей вплавь, но затем скрылись за деревьями и больше не появлялись. Но если это еще один остров, так, конечно, им надо будет убедиться, что и тот рукав непреодолимого препятствия не составит. И ведь могут быть еще протоки, которые все надо разведать. Вот почему они так задержались.

Хорошие ребята оба они. Тисвион — один из внуков Могиона, а Улпион — Тилиона. Потомство самого Булриона было самым многочисленным, и сыновей у него было больше. Он позаботился взять с собой именно их, чтобы те два рода не сочли себя обойденными — Хаймион ведь все время ворчит о любимчиках. Старый завистник уже, конечно, подкапывается под Бранкиона. Если клан будет и дальше разрастаться с такой быстротой, ему, возможно, удастся внести раскол, а это будет непоправимым несчастьем.

Тисвион Харбо, долговязый, двадцатилетний, уже стал отцом двух девочек. И был лучшим лучником в семье, а также почти рыжим. И в том и в этом он пошел в отца, Богира Харбо который умер, не дожив до тридцати, — большая потеря. А уговорить Тилим снова выйти замуж так и не удалось — еще потеря. Улпион не уступал лучшим наездникам в долине, но к двадцати пяти годам зачал только трижды, и его жена два раза выкинула. Слишком уж нервная.

Хорошие ребята оба, а их жены уже обе опять понесли, так что их отсутствие не помешает зачатию. Но, Судьбы, почему они так замешкались?

Среди деревьев за спиной Булриона остальные седлали лошадей, снимали палатки, готовились к новой переправе. Неопытные земледельцы уже понемногу набирались воинской сноровки. Как ни странно, главная заслуга в этом принадлежала могучей авайлгратке из Черной Бухты — Васлар Номит. Конечно, Раксал Раддаит был куда более умелым воином, но муолграт не интересовался обучением своих спутников. А Васлар показала себя еще до приезда в Тарнскую Долину. Обидевшись на какие-то слова Джукиона, она схватила палку и потребовала, чтобы он обнажил меч. А потом обезоружила дюжего олуха и отдубасила его на славу. Ну и теперь мужчины каждую свободную минуту требовали, чтобы она учила их сражаться на мечах. Двое-трое делали большие успехи — особенно Улпион и Полион. Она всех обучила сноровке, необходимой в походах: и как выбирать место для стоянки, и как правильно нагружать лошадей, и еще много чему. От этой поездки семья получит много пользы.

А все Гвин, напомнил он себе.

За время пути они, с тех пор как выехали из долины, не перемолвились ни словом ни с одной живой душой. Накануне они обогнули Толамин стороной, зная, что веснарцы разрушили мост. Джасбур и Ордур сообщили, что в развалинах города еще живут люди, но упомянули о тамошнем голоде и о шайках, враждующих между собой. Окрестные фермы и деревушки почти все подверглись разграблению в дни войны, и жители бежали. А если кто-то и остался, то они прятались при приближении чужаков, а те не задерживались, чтобы разыскивать их.

Но на западном берегу все должно быть благополучно. Веснарцы были дружелюбны и радушны — хорошей зарданской крови все они, — то есть были такими тридцать лет назад. Однако земля между Карминными горами и Колоссами не зря получила название Петушьей Арены. Там сходились границы Мокта, Нурца и Веснара, и там они воевали между собой. Власть переходила от одних к другим, менялись названия королевств, но одна и та же кровавая повесть пересказывалась снова и снова сотни раз — до, во время и после существования империи.

Булрион переступил с ноги на ногу, и копье боли пронзило ему спину. Проклятия! Он думал, спине полегчает, когда он встанет и разомнется, но боль усилилась. Напоминание о его возрасте, вот что это такое — предупреждение, что он уже стар, чтобы вопреки всем обычаям Тарнов участвовать в приключениях вроде медовых месяцев. Глупее не придумаешь! Заниматься любовью, лежа на земле, мыться холодной водой, спать под сырыми одеялами. Ему следовало бы отвезти свою молодую жену домой в теплую постель. Если остальные заметили, что с ним не все ладно, хихиканья и насмешек не оберешься.

Позвякивали бляхи на сбруе, шуршали кусты, постукивали копыта. Хромая, подошел Возион со Звездой. Он поглядел на отца с лукавством, но воздержался от глупого замечания вроде: «Что-то они долго не возвращаются, верно?» А вместо этого сказал:

— С тех пор, как мы с тобой побывали тут, много воды утекло! — и криво улыбнулся.

Булрион незаметно поежился, чтобы облегчить боль в спине, и пробурчал:

— Я тогда был куда моложе, чем ты теперь.

— А я был моложе Полиона. — Возион оперся локтем на седло Звезды, чтоб не утруждать свою изуродованную ногу. — Не помню, чтобы я поблагодарил тебя. Мне потребовалось много времени, чтобы понять, насколько ты был прав, и я от души тебе благодарен. Вот и подумал, что сейчас как раз время сказать об этом.

— Не стоит благодарности. Это я тебе благодарен, что ты стал таким хорошим пастырем. А вот говорить все это нам не требуется.

Булрион отвернулся и снова посмотрел на реку. Тридцать лет назад он насильно вез отчаявшегося бунтующего подростка в Вериов для обучения. Возион все время восставал на дыбы. Булрион сказал ему, что он может стать пастырем, хотя земледельцем ему не быть. Настаивал он с уверенностью, которой вовсе не чувствовал. Он уехал, оставив калеку-сына среди чужих людей. Прошли годы, прежде чем он простил себе эту жестокость. Теперь было поздновато для благодарностей. Время благодарить давно миновало, как и время просить прошения. Все позади, да и обернулось к лучшему. Так часто случается, благодарение Судьбам.

— Сможем мы добраться до Вериова засветло? — спросил он, не найдя лучшей темы для разговора.

— Навряд ли. С повозкой мы движемся медленно. А потом по меньшей мере четыре дня до Рарагаша.

— Сколько тебе нужно будет времени для проверки своего календаря?

Возион засмеялся:

— Минуты две.

Да какое это вообще имеет значение? Только одного Возиона и заботит, точны семейные записи или в них вкрадываются ошибки. Если год 99 состоял из пятидесяти двух недель, а в 100 их было пятьдесят три, хотя должно было быть как раз наоборот, какая, во имя Судеб, в этом важность? Если не считать Возиона с его вечными предзнаменованиями. Предзнаменования только на могилах писать, говаривал Гамион. Пастырь может определить день как благоприятный или как неблагоприятный по собственному желанию.

Но сейчас не время говорить об этом. Возион захотел поехать ради прошлого. Это было очень удачно, но все равно, как мог бы отец отказать ему, помня о той, первой, поездке?

Возион прервал молчание:

— Мне сказали, что в Нурце из-за джоолгратов могут быть неприятности.

— Какого рода неприятности? Глупый вопрос, верно? Я имел в виду: почему именно в Нурце?

— Джасбур говорит, что он населен гуще, чем Веснар или Да-Лам. Возможно, нам не удастся объехать стороной все города и деревни. Но еще она сказала, что у Рарагаша есть Договор с тамошними властями, так что нам могут дать охрану. В Нурце, говорит она, знают про то, что изгнанные меченые пробираются в Рарагаш, ведь Рарагаш, строго говоря, находится в его пределах.

Хм! Но прежде чем Булрион успел переварить эти сведения, из-за деревьев на дальнем берегу показался Улпион и замахал белой тряпкой.

— Вон он! Все чисто! — Булрион сделал слишком поспешное движение и невольно охнул от боли.

Его сын посмотрел на него с подозрением и сморщил длинный нос.

— У тебя ничего не болит?

Булрион перевел дух.

— Ничего! Переправляй своих.

— Может, тебе следует поговорить с нашими ивилгратами?

— Я же сказал, что у меня ничего не болит!

Возион пожал плечами.

— Хорошо, отец. — Он повернулся и сделал знак следовать за собой.

Булрион следил, как Возион пересек галечный пляж и направил лошадь в воду, возглавляя первую группу: впереди два огоулграта из Черной Бухты — старый Шард и мальчишка Тигон. Когда они приблизились, он весь подобрался в ожидании большой или малой неприятности, но ничего нежданного не произошло. Вчера вечером ревущий лагерный костер внезапно погас, оставив кучку холодной золы. А предыдущей ночью в непроглядной тьме с деревьев вдруг грянул птичий хор. Когда Занион приехал в Черную Бухту, меченые, которых предполагалось спасать от голодной смерти, объедались китовым мясом — на берег выбросились три кита. Рядом с огоулгратами происходят всякие странности!

За огоулгратами последовали Ниад и Полион. Из-под мужской шляпы девочки торчали два пучка золотистых волос, взметываясь вверх-вниз при каждом шаге ее лошади — смешно, но очаровательно. Полион возбужденно ухмыльнулся деду. Нос у него был много короче, чем у Возиона, но в остальном его сходство с мальчиком тех давних дней было поразительным. Хотя тот не ухмылялся. Булриона подмывало спросить, нравится ли ему эта поездка больше, чем поездка в Черную Бухту, но он поборол искушение.

Затем два авайлграта из Рарагаша. Они постепенно менялись. Ордур, мужчина, стал уже не таким тупым и не таким дряблым. Женщина выглядела более стройной и словно бы заметно моложе. Цвет лица у нее стал приятнее, волосы темнее, и в них появился блеск.

Булрион поглядел вверх по течению реки, потом вниз. Выше по течению виднелись развалины деревенских домов, видимо, брошенных уже давно. И никаких более свежих признаков жизни он не обнаружил. Лошадь Ниад заартачилась. Полион поспешил на помощь. Девочка сумела удержаться в седле. Вскоре все они въехали на противоположный берег и скрылись за деревьями. Булрион обернулся и увидел, что за ним наблюдает Раксал. Он кивнул, и воин широким шагом направился к нему.

— Ты хочешь поехать со своими последним или поищешь брод ниже по течению?

— Вода в реке стоит низко. Раз здесь достаточно мелко, значит, мелко и там.

Муолграт, как всегда, сохранял ледяную отчужденность. Булрион поручил ему трех джоолгратов, потому что только он был способен находиться с ними рядом. О том, что происходило между ним и этой Джодо по ночам, можно было только догадываться, но без Раксала чтецы мыслей поставили бы их всех перед неразрешимой задачей. Их надо было держать на расстоянии по меньшей мере ста шагов от остальных, а особенно от Тибала Фрайнита, которому они внушали ужас.

Раксал повернулся, чтобы отойти, но Булрион, поддавшись порыву, остановил его:

— Погоди!

Воин остановился и невозмутимо ждал, что последует дальше. Он словно бы не испытывал ни малейшего любопытства.

— Моя жена упомянула, что ты помог ей с продажей гостиницы?

— Да.

Булрион скрипнул зубами. Ему было стыдно говорить об этом, но еще более жгучий стыд не оставлял ему выбора.

— А как?

Других людей этот вопрос мог бы удивить, но не Раксала.

— Она велела своему стряпчему согласиться на самую высокую предложенную цену и прислать ей купчую на подпись. По закону этого мало: ей пришлось бы вернуться в Далинг и поставить свою подпись в присутствии нотариуса. Я посоветовал ей еще раз написать распоряжение стряпчему и заверил ее подпись. Я все еще ношу высокий гвардейский чин, а потому это законный документ. Деньги будут сохраняться в Храме до дальнейших ее распоряжений.

Чтоб Судьбы побрали далингийцев и их меченые Проклятием путаные законы!

— Твой дядя сказал мне, что, возможно, гостиница ей не принадлежит и у нее нет права ее продавать.

Раксал пожал плечами.

— В таком случае сделка будет признана недействительной. Однако она думает, что гостиница принадлежит ей.

Ему, совершенно очевидно, было все равно, так это или не так. Он остался бы равнодушен, даже если бы речь шла о его собственном имуществе.

— Как может человек, подобный тебе, судить о том, что думают люди?

— Мои суждения не затемняются чувствами. Вот ты сейчас испытываешь смущение, если не стыд. Нелогичный ответ на известие, что состояние твоей жены сохранено за ней. Совершенно очевидно, что ты поверил моему дяде и думал, что твоя жена тебе лжет. Возможно, кроме того, ты опасаешься, что скоро ей надоешь, а потому предпочел бы, чтобы она была бедной и во всем зависела от тебя.

Булрион сделал неосторожное движение, и вновь ему в спину ударила молния. Боль помешала ему сказать то, что он уже приготовился сказать. Он глубоко вздохнул.

— Благодарю тебя.

— За что?

— Э... что сказал мне. Почему тебе не пойти и не переправить джоолгратов через реку?

— Я это и собирался сделать. Ты сам попросил меня подождать.

Раксал повернулся и удалился размашистым шагом. Приятен, как рыба, сдохшая неделю назад!

Тибал Фрайнит, прислонившись к дереву, перелистывал книгу. Потом закрыл ее и сунул в карман балахона с беззастенчивой улыбкой.

— Ну да, я подслушивал! Ты же знаешь, как я трушу, если дело касается джоолгратов.

И слушал он только это? И для чего шуулграту затруднять себя подслушиванием? Он ведь тут же забудет все, что успеет узнать. Нечего и стараться понять ход мыслей таких людей! Только собственная голова разболится!

Тут между ними прошли вьючные лошади, которых вели Занион, Джукион и Васлар Номит. В великанше что-то изменялось, но она промелькнула мимо, прежде чем Булрион распознал, что именно. Может, она начала изменяться, как два других авайлграта? Если это приведет к тому, что она снова станет мужчиной, то она будет... он будет... А ну их всех!

Булрион следил, как они переправляются. Все шло куда лучше, чем он мог надеяться. И он снова занялся долговязым шуулгратом.

— Ты пришел в Далинг, потом в долину, теперь возвращаешься в Рарагаш. За кем ты следуешь — за мной или за моей женой?

Тибал вздохнул.

— Ты знаешь, Булрион-садж, что я не могу отвечать на такие вопросы. Раксал нашел брод.

Шагах в двухстах ниже по течению муолграт направил повозку в воду. Эфи и Кинимим, обычно сидевшие внутри, следовали за ней верхом, визжа от восторга. Последней ехала Джодо.

— Они переберутся на тот берег благополучно?

Тибал поколебался, потом сказал:

— У того берега девочка чуть не свалится в воду, но да, они доберутся до твердой земли благополучно.

Булрион прищурился на него, почему-то досадуя на его уверенность. Почему шуулграт все время словно бы смотрит мимо человека, а не на него?

— А что случится, если я крикну, чтобы они вернулись, и испорчу твое будущее?

Глаза Тибала сощурились.

— Я приложу все усилия, чтобы тебе помешать. Но ты этого не сделаешь.

— Но я бы мог!

— Скорее всего они тебя не услышали бы. Но попытаться ты можешь. Потому-то я обычно не отвечаю на такие вопросы. Но почему ты захотел бы меня погубить?

— Да я и не хочу. Поехали.

К ним приближались Гвин и Мандасил, ведя последних лошадей.

Еще и месяца не прошло, как Булрион Тарн проснулся ночью, потому что у него заболел зуб. И чуть не умер. И нашел эту чудесную женщину, и полюбил ее. Он женился на ней. И теперь вот едет в чужие края почти неведомо зачем, а продвигаются они до того медленно, что назад к жатве им никак не успеть. Он безмозглый старый дурак! Так почему же он получает от всего этого столько радости?

Он улыбнулся Гвин, взял поводья Грома и... о Судьбы! Ну и боль! Он охнул.

— Что с тобой? — сразу спросила Гвин.

— В спину немного вступило.

— Дурачок! Зачем терпеть? Мандасил!

— А, пустяки! — Булрион недоверчиво покосился на ивилграта, смуглого коренастого молодого человека — каменщика до того, как его сразила звездная немочь. Он еще не простил Судьбам свою беду, причем не скрывал злобы. Он никому не нравился. А Васлар его не терпела.

— Будь умницей, — нежно сказала Гвин. — Меня очень ведь интересует, чтобы спина у тебя была в полном порядке. Наверное, ее достаточно получше поразмять; однако, Мандасил, погляди, как ему помочь. Поехали, Тибал, не будем им мешать.

Шуулграт ловко вскочил в седло, и копыта их лошадей зацокали по гальке. Мандасил насупился.

— Я не очень-то пока набил руку. Где болит?

— Вот тут.

— Я ведь должен к тебе прикоснуться, так?

Булрион неохотно повернулся к нему спиной, немного спустил штаны и задрал балахон. Бывший каменщик потер его по крестцу ладонью, смахивавшей на напильник.

— Легче стало?

Ох!

— Пока нет.

— Ну, я больше ничего сделать не могу. Попытайся с этой белобрысенькой. — Мандасил забрался в седло и ударил лошадь пятками с совершенно лишней силой.

Гром жалобно заржал, что другие лошади его бросили. Булрион остался на острове совсем один. Он подтянул штаны. В седло он садился медленней, чем следовало бы. И с болью. Гвин и Тибал уже почти достигли другого берега.

Булрион Тарн утер пот со лба и направил Грома в воду на пути к Петушьей Арене.

35

Когда лошади, разбрызгивая воду, выбрались на галечный откос, Гвин сказала:

— Этот твой дневник — зачем ты его читаешь, если через несколько минут все равно ничего не вспомнишь?

Тибал уже ухмылялся.

— Но я прочту его завтра, и послезавтра, и так каждый день. И я предвоспоминаю, что буду читать его тогда. И, зная сейчас, что я прочту в нем в будущем, я получаю возможность узнать, что произошло в прошлом.

Попытайся разобраться в этом — и у тебя начнутся кошмары средь бела дня.

— Я видела, как ты вел записи в нем, когда осматривал Далинг. Ты делал заметки обо всем, что только что видел?

— Вовсе нет. Я записывал все, что мне предстояло вскоре увидеть — совсем вскоре, пока в моих предвоспоминаниях оно жило наиболее ярко. Я всегда жду, чтобы событие уже почти наступило, и уже никто не успеет завладеть моими записями и прочесть о нем.

Гвин застонала.

— Как тебе удается придавать этому подобие здравого смысла?

Они проехали по заросшей тропе через кустарник и нагнали остальных, которые о чем-то совещались, не спешиваясь. За стволами деревьев виднелась еще одна протока поуже, в которой плавали утки, еще островок из поросшей травой гальки, а за ним тянулся, по всей видимости, коренной западный берег.

— Что случилось? — спросила Гвин.

Ближе к ней был Возион, который ответил скучным голосом, словно уже несколько раз объяснял это:

— Вон деревушка. Надо произвести разведку, убедиться, что там безопасно.

Напрасная трата времени! Какая опасность может их там подстерегать? И она не удивилась, услышав у себя над ухом бестелесный шепот: «Вы должны ехать вперед как можно быстрее и без задержек, не то окажетесь в ловушке. Деревня Рошена. Там некому вас увидеть».

В чьей ловушке? Но она уже знала, что задавать вопросы ее таинственному советчику — напрасный труд.

— Там никого нет! — сказала она громко. — И нас никто не увидит.

Спор оборвался. Потом Занион сказал:

— Она права! Ни лодок, ни скотины, ни дымка. Поля не засеяны. И уж кукареканье мы бы обязательно услышали.

Васлар Номит разразилась воинским ругательством, из тех, какими почтенные женщины своего рта не оскверняют.

— Совершенно верно! — добавила она без лишних прикрас. — Мне бы следовало это заметить! Поздравляю, Гвин-садж! Толаминцы же во время войны совершили несколько ответных набегов — совсем из ума вон!

— За мной, молодцы! — скомандовала Гвин и пустила Утреннюю Звезду рысью вперед. Остальные волей-неволей последовали за ней.

Быть помещенным с поклажей — это, собственно говоря, знак уважения: значит, тобой очень дорожат. Так в самом начале сказал Булрион, когда распределял, кто за кем будет следовать: четверо мужчин-бойцов впереди, затем вьючные лошади и женщины, остальные мужчины сзади. Раксал и джоолграты будут следовать в повозке в двухстах шагах позади. Чтобы женщины не выделялись, мужчины ни под каким видом не должны снимать балахоны. Гвин, правда, усомнилась, что самонареченные бойцы сумеют защитить ее даже от рассвирепевших кроликов, но вслух этого не сказала.

На деле план оказался неосуществимым. Скорость движения повозки определяла скорость продвижения всей кавалькады. Когда она находилась сзади, вереница всадников все растягивалась и растягивалась под окрики отстающих, чтобы едущие впереди придержали лошадей. Как бы Тибалу ни указывалось, где его место, он всегда умудрялся оказаться настолько далеко от джоолгратов, насколько было возможно. Васлар настаивала на том, чтобы ее причислили к мужчинам, а Тарны забывали о дисциплине, едва кому-нибудь приспичивало поболтать с кем-то. Обычно кавалькада разбивалась на пары и тройки, и все менялись местами, как им хотелось. И едва солнце начинало припекать, как мужчины стаскивали балахоны.

Соблюдалось только одно правило: повозке не дозволялось приближаться к всадникам. А для этого было удобнее пропустить ее вперед. Васлар и Булрион ворчали, что не след женщине, двенадцатилетнему мальчику и семилетней девочке отводить самое опасное место, но в данном случае это имело свой смысл. Любые притаившиеся в засаде враги заранее явят себя джоолгратам и будут ввергнуты в панику и смятение обрушившейся на них мысленной грозой. Поэтому повозка обычно ехала впереди, а всадники следовали за ней на должном расстоянии.

Обогнув теперь уж несомненно покинутую деревушку, они нашли тропу, ведущую примерно в нужном направлении, и двинулись дальше по речной долине. Остатки живых изгородей, а местами высокий кустарник обеспечивали некоторое укрытие. День обещал быть жарким. Уже Карминные горы на востоке утонули в колеблющемся мареве. Снежные шапки Колоссов прямо впереди были еле различимы.

Раксал и повозка следовали первыми. Гвин оказалась во главе кавалькады. Сначала она ехала молча, раздумывая над последним наставлением своего бестелесного проводника. Предостережение против ловушки было чем-то новым. Он (или она) становился все более нетерпеливым. Он (или она) верно указал, что деревушка пуста. Это было очевидно, но никто не обратил внимания на неопровержимые признаки, пока она не повторила вслух то, что услышала. Оставалось предположить, что голос принадлежал кому-то или чему-то сверхъестественному — но вот кому или чему? Насколько было известно ей, Судьбы никогда не говорили со смертными. Поверить же, что Бог стал ее особым советчиком, значило бы поддаться опасной гордыне. Если бы среди ее спутников был кто-то, кому она могла бы довериться! Логичным выбором был бы Возион, но он откажется даже взвесить мысль о божественном вмешательстве, а Тибал, безусловно, откажется что-либо сказать.

Конечно, Джасбур могла бы удружить ей рарагашской мудростью. Благодаря удаче или случаю Джасбур ехала рядом с ней, но Гвин не хотелось довериться авайлгратке — по крайней мере сейчас. Быть может, та станет более симпатичной на следующей неделе или в следующем месяце, когда будет уже поздно.

Однако и дальше хранить молчание было неловко. Раз-другой покосившись на авайлгратку, Гвин сказала:

— Прости мою неучтивость, но ведь ты стала моложе, чем была недавно?

Джасбур улыбнулась — и улыбка была не такой безобразной, как прежде. Она сдвинула шляпу под более кокетливым углом.

— Вполне возможно. По-моему, огоулграты вывели нас из равновесия.

— Нас? Так другие тоже меняются?

На этот раз улыбка обрела многозначительность.

— А ты утром не обратила внимание на мышцы Ордура?

— Да нет, — сказала Гвин поспешно.

Джасбур вздохнула.

— Или на его улыбку?

— Сколько тебе лет?

Джасбур пожала плечами.

— Считая по годам? Тридцать девять, почти сорок. На деле же мне сейчас около тридцати, по-моему. Возраст все время меняется. И я не всегда безобразная карга.

— Но ты не...

— Да! Во всяком случае, такой я была, когда приехала в вашу долину. А пару месяцев назад я была таким широкоплечим молодым красавцем, какого ты только можешь вообразить. Сногсшибательным! — Джасбур сверкнула черными глазами. Если она и дальше будет изменяться с такой быстротой, то уже через день-два станет красивой женщиной. — Я бывала выше Джукиона, миловиднее Ниад, старше Булриона. Ордур говорит, что быть авайлгратом — это то же, что быть весенней погодой.

— Наверное, тебя постоянно об этом спрашивают. Какой пол лучше?

Джасбур засмеялась.

— Зависит от того, какого пола Ордур.

— Вы уже давно любовники?

— То любовники, то друзья. Больше двадцати лет. Иногда мы терпеть друг друга не можем, но и счастливых дней хватает. Вот почему мы, мне кажется, держимся вместе, кем бы мы ни были. У нас есть общие воспоминания.

Гвин обдумала ее слова.

— Ты сказала «кем бы», а не «чем бы». Значит, меняется не только внешность? Но и то, как ты думаешь и чувствуешь?

— О да! Симпатии, вкусы, интересы... Есть веские доказательства, что авайлграты становятся копиями реальных людей. В Рарагаше хранятся исторические документы, подтверждающие это. Один даже в течение месяца был царствовавшим тогда императором.

— Судьбы! Ты хочешь сказать, что можешь в один прекрасный день встретиться сама с собой?

— Предположительно. Но шансов на подобное крайне мало, и ни об одном таком случае ни разу не сообщалось. И конечно, мои воспоминания будут совсем другими, чем у него или у нее. Тот, который стал императором, не верил, что он — император, но только выглядел и поступал, как тот. Пока это длилось, он, наверное, успел хорошо повеселиться в Академии.

Онемев от изумления, Гвин ехала молча: она старалась представить себе такое непредсказуемое существование.

— Хотя было бы куда приятнее самим выбирать, кем мы станем, — грустно сказала Джасбур.

Впереди показался хутор — небольшое скопление зарданских построек — круглых и крытых соломой. Тропы всегда ведут к фермам или деревням. До них было еще слишком далеко, чтобы различить человеческие фигуры, если там кто-то жил, а окружающие поля оставались невозделанными. Позади построек начинался пологий склон. Как только они доберутся до этих холмов и ложбин, они перестанут так сильно бросаться в глаза.

— А что это за Вериов, куда мы направляемся? — спросила Джасбур.

— Об этом лучше спроси у Возиона.

— Возион мне не нравится.

— Ну, он лучше, чем кажется. В Вериове он учился быть пастырем. — Гвин плохо знала историю этих краев, но трингианка Джасбур знала, наверное, еще меньше. — Веснар — зарданское королевство, пожалуй, наиболее зарданское из них всех. У них даже есть отборный отряд воинов, которые все еще блюдут варварские обычаи татуирования, уродования лица... (И творят те же зверства. О том, что рассказывали беженцы из Толомина, даже думать было невыносимо!) После разграбления Квола зарданцы разделились. Сам Панталион вернулся на восток и обосновался здесь, в Веснаре. — Она спохватилась, что «обосновался» не слишком подходящее слово для зарданца. — Во всяком случае, последние год-два он провел тут. Объявил себя верховным правителем. Столицы у него не было, и даже теперешний король Веснара постоянно переезжает со своим двором то туда, то сюда. Однако Вериов был любимым городом Панталиона. Он там и похоронен.

— Зарданцы были достаточно плохи, — мрачно заметила Джасбур, — но ты знаешь, почему они вообще вторглись в империю?

— Ради грабежей, думается мне. Или из любви к войне?

— Нет. Они бежали от карпанцев. Карпанцы даже еще хуже.

И вот теперь сами карпанцы появились в бывших пределах империи, вторгнувшись в Нимбудию. Объединенная мощь империи рухнула под натиском зарданцев. Враждующие мелкие королевства Куолии станут легкой добычей для варварских орд.

— Спасибо за добрую новость!

Джасбур пожала плечами.

— Они могут и не свернуть на юг, а выступить против Рурка. Так почему мы едем в Вериов?

— Потому что он находится на пути в Рарагаш. Зарданские жрецы учредили там коллегию толкователей знамений. Возион хочет сверить свои наблюдения и убедиться, что он не допустил пропуска в своем календаре.

Джасбур хмыкнула.

— Предлог, по-моему, не слишком убедительный.

— По-моему, тоже. Думаю, он поехал из желания сунуть свой длинный нос в Рарагаш. Расскажи мне про Рарагаш.

— Да рассказывать-то нечего. — Джасбур указала рукой в сторону. — А эти поля засеяны!

И правда. Гвин рассердилась, что сама этого не заметила. Справа и слева от тропы зрели хлеба. Рожь стояла выше головы, а дальше горох вился по аккуратно натянутым веревкам. А вон там луг, который только и ждет косцов. Деревушка у реки, видимо, обезлюдела во время Толаминской войны, но тут с тех пор кто-то поселился, хотя местность вокруг по-прежнему выглядела пустынной и нигде ни единого стада или табуна.

Она оглянулась, ища взглядом кого-нибудь из своей земледельческой семьи, но за ними ехали Тигон и Шард, огоулграты, а ближайшие Тарны были слишком далеко, чтобы их окликнуть.

— Значит, вскоре нам могут повстречаться местные жители. Так расскажи мне о Рарагаше.

— Так, правда, рассказывать особенно нечего. В дни Империи, полагаю, весь кратер был своего рода огромным парком, но с тех пор ухаживать за ним было некому, и теперь это снова лес. Большие дома еще стоят, и люди живут главным образом в них. Правительства, кроме Академии, никакого нет.

Она все еще расчетливо не говорила ничего определенного.

— Ну а Академия?

— Академия существует больше в мечтах, чем на деле, — множество старинных книг и горстка людей, все еще пытающихся наставлять в том, в чем наставляли их самих. Вот и все. Великолепная статуя императора Лоссо Ломита, ее основателя. Как, по-твоему, Раксал не сможет продвигаться быстрее, если мы переложим часть поклажи на лошадей?

— Наверное, нет. А что вы все едите?

— Есть поля. Скот. Торговля. Речки изобилуют рыбой. Мы едим много рыбы.

— Откуда берутся деньги, чтобы платить торговцам?

— Наверное, деньги приносит лазарет. — Джасбур сморщила нос. — Почему бы тебе не спросить Тибала Фрайнита?

Гвин уже пыталась — и не один раз.

— Потому что он сжимает губы даже крепче, чем ты. Расскажи про него.

— Я, честно, не знаю о Тибале почти ничего, — призналась Джасбур, сверкнув своей улучшившейся улыбкой. — Видела его в Рарагаше, но мы почти не разговаривали. Он — шуулграт в совете, и значит, его уважают.

— Кто?

— Другие шуулграты. Из этого, возможно, следует, что он наименее сумасшедший из них всех. Я знаю, что Проклятием он был помечен еще мальчиком, а дети приспосабливаются лучше.

— А зачем он отправился в Далинг?

— Хотела бы я знать! — Джасбур ядовито засмеялась. — Как Лабранца Ламит. Хотя «зачем» для шуулграта большой роли не играет. Ты и я предпринимаем что-то, чтобы улучшить свое будущее. Он знает будущее и поступает, как поступает, поскольку поступить иначе равносильно самоубийству.

— Он говорит, что это важно — чем бы «это» ни было.

— Наверное. И Лабранца думает так же, но не знает, почему это важно. Если ты правда хочешь понять шуулгратов, Гвин-садж, так спроси Тибала вот о чем. Его друг, шуулграт Огилин, предвидел что-то страшное, не знаю что. И попытался это отвратить. Он изменил будущее и лишился рассудка. Так вот: когда это произошло, видел ли Тибал, как будущее изменилось, или он знал об этом заранее?

Снова она увертывается! Но прежде чем Гвин нашлась что сказать, сзади донеслись крики. Последние всадники остановились. Они спешивались. Они звали ее. Что-то не так! И, повернув Утреннюю Звезду, Гвин галопом помчалась туда, узнать, в чем дело.

36

— Что случилось? — закричала Гвин, скатываясь с седла и чуть не упав. Занион держал под уздцы Грома. Толпа расступилась, и она увидела Булриона: он лежал ничком на траве, видимо, без сознания. Гвин опустилась возле него на колени, и кольцо людей и лошадей опять сомкнулось вокруг них.

— Он вдруг стал падать из седла, — сказал Джукион. — Я едва успел его подхватить.

— Булрион, любимый!

Он тихо застонал. Его лицо было серым и липким от пота, дыхание — неровным и хриплым.

— Где Ниад? — сказал кто-то. — Позовите ивилгратку.

Балахон Булриона был пропитан кровью и прилип к его спине. Гвин заглянула под него. Поясница ее мужа представляла собой сплошную гнойную массу лопнувших волдырей. И эта масса разрасталась на глазах.

— Позовите целительницу! Приведите Ниад! — раздавались крики в толпе.

— Нет! — Гвин вскочила на ноги. Ее всю трясло от ярости. — Это ты сделал! — крикнула она Мандасилу.

В широкополой зарданской шляпе и с черной щетиной на лице ивилграт был уже не похож на жителя Далинга. Он был крупный парень, но рядом с громадными Тарнами казался коротышкой. Мандасил глядел на Гвин, злобно скривившись и негодующе сверкая черными глазами.

— Я не хотел. Ты же знаешь, что я не властен над собой.

— Врешь, властен! И ты можешь его вылечить!

— Не могу! — Мандасил с опаской огляделся. — И ты не можешь меня заставить. Я — ивилграт. Того, кто ко мне притронется...

Гвин изо всей силы ударила его носком сапога по колену. Он с криком схватился за ногу.

— Очисти ему спину! — крикнула она.

Из толпы раздались крики протеста. Громче всех возражал Возион. Но Гвин не обращала на них внимания. Заметив, что все еще держит в руках хлыст, она с размаху стегнула Мандасила. Он закричал, отшатнулся и схватился за меч. На его груди вспух красный след. Джукион и Занион схватили его за руки.

Гвин опять хлестнула его.

— Очисти ему спину! — вопила она. — Немедленно его вылечи, а не то... — Она повернулась к Полиону. — Дай мне меч.

Побелевший Полион начал вынимать меч из ножен, но остановился, бросив опасливый взгляд на Возиона.

— Я наведу на тебя порчу! — завопил Мандасил, корчась в сильных руках Тарнов. — Я вас всех изуродую!

Гвин подняла хлыст.

— Или ты сейчас же вылечишь Булриона, или — клянусь! — я раскромсаю тебя на куски!

Лицо Мандасила искривилось в плаксивой гримасе.

— Я не умею! Я не виноват, что я меченый. Я что, просил сделать меня ивилгратом? — Из глаз у него лились слезы, и он рвался из рук Тарнов, которые, повинуясь приказу Гвин, крепко его держали. — Я вас всех сгною!

— Не посмеешь! — рявкнула Гвин. — Поверните его ко мне спиной! Посмотрим, как на него подействует хорошая порка.

Она сама не знала, выполнит ли свою угрозу. Но Джукион и Занион выполнили ее приказ и повернули Мандасила к ней спиной. Это удалось им не сразу, потому что Мандасил не был обделен силой и бешено сопротивлялся.

— Даю тебе последнюю возможность, — сказала Гвин. — Хорошо! Хорошо, я попробую!

— Отпустите его. — Гвин отступила назад, наполовину ожидая, что Мандасил выхватит меч, но тот упал на колени рядом с Булрионом.

Гвин постучала ему по плечу ручкой хлыста:

— Давай!

Мандасил тупо смотрел на изъязвленную спину Булриона. Он вытер ладони о штаны. Слезы градом катились у него по лицу.

— Я не знаю, что делать. Он может умереть. Я тут ни при чем. Я только сделаю хуже.

«Хуже» означает, что Булрион умрет.

— Лечи!

Гвин краем глаза заметила, что притащили Ниад. Может быть, Ниад и сможет помочь Булриону, но угрозы Мандасила — дело серьезное. Его надо каким-то образом привести в покорность. Иначе будет плохо всем. А он не шевелился.

Гвин взмахнула хлыстом и изо всех сил ударила ивилграта по спине. Он заорал, но не посмел даже потянуться за мечом — только пригнулся к земле. Гвин чувствовала, что окружающие ее Тарны, оправившись от первоначального шока, начинают негодовать.

— Прекрати, — сказал Возион. — Это несправедливо.

"Голос! - подумала Гвин. — Скажи, что мне делать?"

Ударь его еще раз.

— Вылечи его! — закричала Гвин. — Живо!

И она снова ударила Мандасила. Ей стало нехорошо от звука хлыста, рассекающего кожу. Мандасил протянул руки вперед и накрыл ими отвратительную язву на спине Булриона. И застыл в этой позе, рыдая.

— Думай, Мандасил! Думай о том, чтобы его вылечить! Или ты его вылечишь, или сейчас же умрешь!

Гвин постучала ручкой хлыста ему по шее. Потом окинула взглядом обнаженные торсы и затененные широкополыми шляпами бородатые лица, на которых был написан ужас. Позади людей виднелись лошади. Пот катился ей в глаза. Она сама не знала, сделает ли то, чем угрожает. И даже если захочет сделать, позволят ли ей Тарны. До сих пор они поддерживали ее во всем, но вряд ли они допустят, чтобы она убила человека — не в пылу битвы, а в наказание за проступок.

«Неужели все это на самом деле происходит со мной?»

— Бесполезно, — простонал ивилграт. — Я не знаю, что надо делать.

Он поднял руки, и в горле у него как-то странно булькнуло Толпа ахнула. Те места на спине Булриона, над которыми он держал руки, были покрыты гладкой здоровой кожей. Можно было различить очертания всех его пальцев — словно он прижал руки к мокрому песку: остров здоровой розовой кожи в море гноя и крови.

— Ага! — хрипло сказала Гвин. — Получилось-таки! А теперь доведи дело до конца.

Она с торжеством оглядела окружающих, предполагая увидеть радость и восхищение. Но увидела только страх. Гвин показалось, что ее сейчас вырвет — наступила реакция на сверхчеловеческое напряжение. У нее тряслись руки.

— Их надо держать в ежовых рукавицах, — сказала она, но в ответ никто не улыбнулся.

Булрион застонал. Гвин опустилась на землю и вытерла ему лоб. Язвы на его спине исчезли, осталось лишь пятно слегка воспаленной кожи.

— Булрион!

Он открыл глаза и облизал губы.

— Как хорошо, — пробормотал он. — Совсем не больно.

— Старый ты дурак! Ну почему ты никому ничего не сказал? Надо было дождаться, пока потеряешь сознание?

Мандасил убрал руки и сел на траву.

— Кажется, все прошло.

Он глядел на Гвин с изумлением и страхом. Его веки распухли, слезы все еще блестели в щетине на лице. Он потер ушибленную Гвин ногу, потом рубец у себя на груди.

— Да, все прошло. Спасибо.

Он хотел ответить, но лишь что-то промычал и умолк. У него дрожали губы.

— Не так уж все плохо, — сказала ему Гвин. — Конечно, никто не станет просить, чтобы его сделали меченым, но не так уж все ужасно. Ты можешь теперь сделать людям много хорошего. И, наверно, станешь очень богатым.

Мандасил был примерно одного возраста с Гвин, может быть, немного моложе, но он или никогда не отличался умом, или болезнь и превращение в меченого не дали ему достичь Умственной зрелости. Почему он стал каменщиком? Потому что его отец был каменщиком или потому, что у него всегда было много силы и мало ума?

— Только не вздумай использовать свое воздействие для достижения власти, Мандасил. Поставь его на службу людям. Не надо грозить и издеваться. Тебе самому будет хуже.

Он неуверенно кивнул. Гвин сама себе удивлялась: ишь какую проповедь прочла! Она не вполне верила своим собственным словам. Если Мандасил ей поверит, ему станет легче, Может быть, в ее словах даже есть большая доля истины.

Красные рубцы на его коже мучили ее совесть.

— Ниад, — сказала она, — я рассекла ему кожу. Помоги ему, пожалуйста.

Булрион перекатился на спину и сел, крякнув от натуги. Он оглядел стоявших вокруг, потом посмотрел на Гвин. Когда он увидел рубцы на спине Мандасила, у него изумленно расширились глаза.

— Что тут произошло?

— Ты нас ужасно напугал. Теперь все в порядке.

Булрион поднял шляпу, отряхнул ее о колено и надел на голову.

— Ну и прекрасно, — сказал он. — Возион, что случилось?

— Я и сам точно не знаю, — ответил тот.

У него за плечом виднелась ухмыляющаяся физиономия Тибала. Опять скалится!

— Это — судьба, — сказал чей-то голос.

Все повернулись и воззрились на Ордура. Он испуганно заморгал. Гвин вскочила на ноги, опередив Булриона.

— Что ты этим хочешь сказать? — сказала она, подойдя к Ордуру. — Объясни.

— Ничего особенного, Гвин-садж.

Он сделал шаг назад. Так вот что имела в виду Джасбур! Ордур со вчерашнего дня сильно изменился: его лицо похудело, в нем появились твердость, уверенность в себе. Он, видимо, уже не так глуп, как был раньше, но пока еще не отличается могучим интеллектом. Гвин решила, что сумеет вытянуть из него истину — если ей не помешают.

— Ты что-то скрываешь! Какая судьба? Чья судьба?

Ордур переминался с ноги на ногу, украдкой поглядывая на Булриона.

— Лабранца что-то такое говорила. Про него.

— Да, как ты... — начал Возион.

—Тише Возион! Так что говорила Лабранца о моем муже?

— Ничего, садж.

— Врешь!

Тут вмешался другой голос:

— Когда она это говорила — до того, как беседовала с правителем, или после?

Вперед вышел Раксал. Вокруг Булриона, видимо, собрались все путники, кроме трех джоолгратов.

— После, — признал Ордур, опустив глаза с видом провинившегося ребенка.

Гвин повернулась к Раксалу. Он был гораздо умнее Ордура, и муолграта нельзя запугать. С другой стороны, у него не может быть скрытых интересов. Взгляд его рыбьих глаз был страшноват, но Гвин твердо его выдержала.

— Булрион заметил, что твой дядя оказал ему слишком уж дружественный прием. Ты говорил, что не знаешь почему. Может, теперь скажешь правду?

Он пожал плечами.

— Можно и сказать. Двое шуулгратов сделали относительно него какое-то странное предсказание.

Булрион подошел и встал рядом с Гвин.

— Какое еще предсказание?

Гвин сердито толкнула его локтем.

— Да они, наверно, были не в себе, — холодно ответил Раксал. — А после понесли и вовсе какую-то бессмыслицу.

— Ладно, скажи все же, что за предсказание, — настаивала Гвин. — Мне скажи!

У Раксала хватило ума понять смысл ударения — даже если никто из окружающих не обратил на него внимания. Он нахмурился, помедлил, потом четко проговорил:

— Они сказали, что Булрион Тарн станет Обновителем, основателем новой империи.

Раздался взрыв хохота. Тарны снимали шляпы и отвешивали Булриону низкой поклон. Ордур глупо ухмылялся. Полион, на котором не было шляпы, встал перед Булрионом на колени и склонил голову. Напуганные шумом лошади прядали ушами и рыли землю копытами. Сам Булрион хохотал громче всех. Многие до того ослабели от смеха, что цеплялись за соседей, чтобы не упасть.

Один Тибал Фрайнит смотрел на Гвин, сохраняя на лице бесстрастное выражение.

37

Хутор оказался покинутым хозяевами — но, видимо, совсем недавно. Во дворах копошились куры и горланили петухи, несколько тощих собак встретили пришельцев истерическим лаем. Тарны неторопливо и обстоятельно обсуждали количество яиц под наседками, состояние овощей в кладовках, подсохший навоз — как давно здесь проходила скотина.

— Ну хватит молоть языками, — наконец прикрикнул Булрион. — Какая разница, сколько прошло дней — четыре или пять? Здесь никто не воевал. Ну-ка пораскиньте мозгами, ребята! С чего бы вдруг людям покинуть дома — причем не далее как неделю назад?

— Следов насилия не видно, — сказал Занион.

— Звездная немочь? — со страхом в голосе предположил Возион.

Молчание.

— Они узнали, что я на подходе, и в ужасе убежали.

Шуточку, естественно, отмочил Полион. Дед попытался стукнуть его, но парень ловко увернулся.

Так кто же напугал жителей? Гвин это сильно беспокоило. Но ее Голос не отвечал на вопросы. Двигаться навстречу неизвестной опасности было безрассудно, но куда они денут меченых, если вернутся в Тарнскую долину? Она видела, что над этим же ломают головы остальные. Никому не хотелось первому предложить повернуть назад. Как, впрочем, и следовать дальше. Решение должен принять предводитель. Для этого и существуют предводители.

— Ну что ж, нам это непонятно, — сказал Булрион. — Но не торчать же нам здесь весь день, почесывая затылки. Поехали дальше. Может, когда-нибудь узнаем причину.

За хутором начиналась холмистая местность. Холмы были пологие, склоны большей частью вспаханы и засеяны. Но все-таки среди них можно было скрыться от любопытных глаз. Дорога в основном шла по заросшим деревьями ложбинам между холмами, и измученные жарой путники радовались тени. Дома встречались редко и были все покинуты хозяевами.

Когда дорога поднялась на взгорье и взору Гвин открылась вся долина реки Флугосс, она разглядела вдали руины Толамина. Пять лет тому назад они с Кэрпом провели в этом городе свой медовый месяц. И вот от большого оживленного города остались одни развалины, а ее муж Кэрп лежит где-то там в братской могиле. Она прошептала молитву его богу, но не почувствовала близости покойного мужа. Может быть, Двойственный Бог внимает только тем, кто действительно в него верит?.

«Голос, ты меня слышишь?»

Ответа не было. И однако, Голос ответил ей на вопрос во время схватки с Мандасилом. Он был как-то странно непоследователен. Обычно его слышала только она, но как-то раз его приказ выполнил Джукион. Кто или что бы это ни было, Гвин уже полностью уверовала в Голос. Может быть, ей отвечает Бог. Она бросила думать о прошлом и пришпорила Утреннюю Звезду.

Примерно через час после того, как они уехали с покинутого хутора, им встретился еще один. В нем также не было людей. Ближе к вечеру они нашли третий. За весь день они не встретили ни души, хотя война сюда явно не докатилась. Никто не придумал лучшего объяснения, чем Возион: звездная немочь. Однако Джасбур и Ордур сказали, что, когда они две недели назад были в Толамине, ни о какой эпидемии речи не шло.

— Как бы то ни было, отсутствие людей облегчало их путешествие и, возможно, делало его более безопасным.

Вскоре захромала лошадь Шарда — отвалилась подкова. В этом не было бы ничего удивительного, если бы подкова у его лошади не отваливалась уже в третий раз и всегда ближе к вечеру. Напрашивался вывод, что это его рук дело. Но он отпирался со слезами на глазах.

Шарду было лет пятьдесят, но он выглядел древним старцем: ходил, волоча ноги, почти никогда не поднимал глаз. В Далинге у него остались жена и три взрослых дочери, которых он никогда уже больше не увидит. Еще весной он был Удачливым торговцем, а теперь стал бездомным и нищим изгнанником.

Ульпион осмотрел копыто его лошади.

— С ума сойти! Я смотрел подкову два часа назад. Она держалась прекрасно.

Гвин решила заступиться за Шарда.

— Но Шард с тех пор не слезал с седла!

— Он — огоулграт, — сказал Тисвион.

— Но он же в этом не виноват. Мне тоже кажется, что пора остановиться на ночлег. Может, он это делает бессознательно, но места для ночевки выбирает отличные.

Булрион, который с хмурым видом сидел на лошади, понял намек и сказал, что действительно место для ночевки прекрасное. Дорога шла по узкой лощине вдоль берега звонкого ручья. Березовая рощица давала укрытие, и под деревьями росли кусты — не слишком густые, но все же люди не будут друг у друга на виду. Окружающие холмы были покрыты только травой, так что никакой враг не сможет подкрасться к ним незамеченным. Чего еще надо?

— Это — последняя запасная подкова, — проворчал Ульпион и позвал Джукиона подковать лошадь.

Гвин и Джасбур разожгли костер. Остальные стреножили лошадей и стали ставить палатки. Шард побрел куда-то в сторону, зная, что любое предложение помощи с его стороны будет отвергнуто. Никто даже спасибо не скажет.

Вечером воздействие огоулгратов опять напомнило о себе. Трое самых молодых — Ниад, Полион и Тигон — взяли свои миски и отошли в сторонку — надо полагать, для того, чтобы без помех обсудить несуразное поведение пожилых людей вроде Тисвиона, которому уже стукнуло аж двадцать лет.

Тигону было пятнадцать, то есть лишь немного меньше чем Ниад и Полиону, но веснушчатому курносому коротышке трудно было дать больше тринадцати. В его возрасте даже год кажется вечностью. Звездная немочь лишила его родителей и друзей, и он выбрал себе в герои Полиона. У Полиона была какая-никакая борода и жена. Полион убил человека в бою. Тигон тенью ходил за Полионом по пятам — когда тот ему это позволял. А Полион терпел его, как преданного раба.

И вдруг Ниад принялась икать. Тут же заразился икотой и Полион. Желая им помочь, Тигон пошел за водой. Оба тут же перестали икать. Как только Тигон вернулся, икота возобновилась. Не всякому пришло бы в голову, что так можно подшутить и над взрослыми, но Полион был верен себе. Он велел Тигону пойти и встать позади разглагольствовавшего у костра Булриона.

На того тут же напал жестокий приступ икоты. Сидевшая справа от него Гвин не икала, но сидевшие слева Возион, Занион, а за ними — и Джасбур тоже принялись икать. Тигон убежал обратно к Полиону. Икота вокруг костра прекратилась.

Затем Полион отправил свое секретное оружие на противоположную сторону костра, и его следующими жертвами стали Тибал, Мандасил и Ордур. Икота стала распространяться и на людей, сидевших в отдалении от костра. Скоро икала половина отряда, а другая половина с трудом сдерживала смех. Джукион и Занион наконец поняли, что все это — проделки Полиона. Они поймали его и Тигона и заявили, что сейчас привяжут их к одному дереву, пока Полион не помрет от икоты. Наверно, они выполнили бы свою угрозу, но в эту минуту эпидемия икоты прекратилась — так же внезапно, как и началась. Порядок был восстановлен, и ужин закончился без помех.

Дорога утомила Гвин, а пустые деревни веснарцев сильно ее встревожили. Но при этом она ощущала странное довольство. И не она одна — вся компания была в отличном настроении. Путешествие пришлось им по вкусу.

Все три авайлграта явно находились в переходной стадии, что совсем не беспокоило Тарнов — им просто было любопытно. Эти здравомыслящие практичные люди признали, что меченых надо скорее жалеть, чем бояться. Джасбур и Ордур терпеливо отвечали на их вопросы. Если бы Васлар не была в таком негодовании по поводу смены пола, то над ней наверняка бы подшучивали.

Возион спросил, удается ли в Академии обучить меченых контролировать свое воздействие.

— Авайлгратов ничему научить нельзя, — сказала Джасбур. — Но и им полезно находиться в обществе себе подобных. Других же обучают довольно успешно. Огоулграты выучиваются подавлять свое воздействие — хотя и не до конца. — Джасбур огляделась, чтобы убедиться, что поблизости нет Шарда. — Особенно хорошо обучаются молодые.

— И что, творят одно добро? — спросила Гвин.

— Не всегда. Точно предсказать ничего нельзя. Даже Лабранца никогда не уверена, что ее усилия не причинят больше вреда, чем пользы. — Джасбур только что заметила, что Ордур увлеченно болтает с Васлар Номит и в порыве ревности выдала важный секрет председательницы Академии.

Быстро темнело. Булрион начал прозрачно намекать, что пора на покой. Джукион шутливо спросил, сможет ли он спать на больной спине. Занион начал назначать дозорных на ночь.

— Здесь нам ничто не грозит, — сказала Васлар. — Роща устлана сухими листьями, ветра нет, и никто не сможет подкрасться неуслышанным. Хватит и одного дозорного.

Гвин решила расспросить Тибала про Лабранцу. Ее заинтересовала нечаянная оговорка Джасбур. Она огляделась, но Тибал исчез. В конце концов, она разыскала его в роще. Он сидел на земле, опустив голову на колени.

— Тибал? Что с тобой?

— Ничего, — буркнул он. — Со мной все в порядке.

У Гвин упало сердце.

— Ты предвидишь беду? Нас ждет несчастье?

— Уйди, Гвин. Пожалуйста, уйди! — Он поднял голову. Его лицо едва белело в темноте. — Не спрашивай... не спрашивай! — В его голосе ей послышалось рыдание. — Не задавай вопросов!

— О Судьбы! — Гвин похолодела. Она ни разу не видела Тибала в таком отчаянии. Может быть, им до сих пор чересчур уж везло? Она села рядом с ним и обняла его за плечи. — Можно я утешу тебя сегодня, а ты утешишь меня завтра?

Он взял ее за руку и некоторое время молчал. Рука его была ледяной. Он весь дрожал.

— Если бы я мог... — пробормотал он. — Но я погибну, а проку от этого все равно никакого не будет. Может быть, даже... будет хуже... во много раз хуже. Пожалуйста, оставь меня.

Кто им угрожает? Сколько их? Гвин не удержалась и спросила:

— Могу я хотя бы принять какие-то меры? Например, выставить больше дозорных?

— Это будет означать, что я невольно изменил будущее. Ты тут ни при чем, Гвин. Тут нет твоей вины.

Сейчас Гвин вспомнила, как сказала как-то раз Тибалу, что у него такой вид, будто он увидел покойника. И все тогда расхохотались. Теперь она поняла, кто обречен погибнуть в эту ночь.

38

Муоль стояла в Доме Костей. Это было знаком скорее ненависти, чем желания, хотя Полиона обуревало желание. Сегодня ночью оно осуществится!

Занион — чтоб его Ивиль сгноила заживо! — назначил Полиона в дозор первым. Не иначе как назло. Он все еще не мог простить Полиону россказней Мейлим. Думает небось, что Ниад уснет раньше, чем его сменят. Но Ниад велела Полиону разбудить ее, если она будет спать. И он обещал. Ей не пришлось его долго уговаривать.

Поуль стояла в Доме Созидания. Весной рождались здоровые крепкие дети. А Джооль была в Доме Любящих, хотя двигалась в обратном направлении, что скорей означало безумие, чем разум. Нет, скорее, «хаос в стане врагов». Отличное предзнаменование!

В лесу было темно и совершенно тихо. Такой безветренной ночи Полион даже не мог припомнить. Зато было легко нести дозор: он слышал даже, как шуршали листья, когда кто-нибудь шевелился во сне. И храп слышал. А раньше ему было слышно, как разговаривали дети в лагере джоолгратов. В лесу же стояла тишина. Раза два ухнула сова — и все. Даже мышь не проскочит мимо него неуслышанной.

Полион прислонился спиной к дереву и стал думать о Ниад, стараясь подавить возбуждение. Сегодня ночью это свершится. Наконец-то! Он женат уже неделю, а что толку?

Скоро на небе появится Авайль. Она будет стоять в Доме Путешествий. Это, может быть, имеет значение. Собственно говоря, в их путешествии уже произошли изменения. Перейдя через Флугосс, они оказались в Веснаре, загадочном, покинутом жителями Веснаре. В этом безлюдье было что-то зловещее, хотя вроде бы получалось, что никаких врагов поблизости нет. Но что-то здесь не так. Когда Авайль на три пальца поднимется над горой, настанет время будить Джукиона — его очередь в дозор следующая.

А потом он разбудит Ниад, если она спит.

Взрослый бородатый мужчина, и все еще девственник!

Возмутительно!

Он сам виноват в том, что случилось в первую брачную ночь. Ему некого винить, кроме самого себя, за то, что он перепил и заснул. Но потом эти поганцы уволокли его с собой в Черную Бухту. Занион согласился, чтобы с Полионом сыграли эту злую шутку, потому что держал на него зуб за Мейлим. Он позволил братьям привязать Полиона к седлу, и они ржали всю дорогу. Ну до чего смешно!

А когда он вернулся к жене, она грустно сообщила ему, что у нее начались месячные. Придется подождать несколько дней. Он чуть с ума не сошел.

Похоже, ему суждено умереть девственником.

Небо посветлело на востоке — вставала луна.

Ниад сказала, что сегодня уже можно, но Занион назначил его первым в дозор. Ничего, все будет в порядке. Листья так будут шуршать, хворост так будет трещать, что он перебудит весь лагерь. Трижды в каждую ночь — и не меньше. Этим шутникам не поздоровится: его-то жена при нем, а где их жены? Весь день будет нарочно зевать, а ночью будет шуршать листьями им на зависть. Какое это наслаждение — отомстить обидчикам!

А Ниад тоже ждет наслаждение. Она будет довольна мужем.

В конце концов, он же герой. Дед так и сказал — что он настоящий зарданец. Кроме Раксала и Васлар, он единственный в отряде, кому довелось убить человека. Ему нет нужды сомневаться в том, что он настоящий мужчина.

Сильные пальцы схватили его за запястья и дернули руки назад. Он оказался плотно прижатым спиной к дереву. Полион хотел крикнуть, предупредить остальных, но в открытый рот мгновенно затолкали тряпку. Он почувствовал на горле холодное прикосновение ножа. Перед ним возникло бледное лицо. Пустые глазницы, дыра вместо носа, белые зубы — на него злорадно скалился череп. А ведь он не услышал ни звука.

39

Веснарское войско стояло лагерем недалеко от Вериова. Король Гексцион Гараб развлекался в своей резиденции — огромном роскошном шатре с шелковыми стенами, в котором кроме королевской опочивальни было еще несколько комнат Обстановка была дорогая и выдержана в хорошем вкусе. В золотых подсвечниках горели свечи, освещая хрустальные кубки и пестрые цветастые ковры.

Раскинувшийся на подушках король был похож на колбасу в последней стадии приготовления — свиную кишку уже набили мясом и жиром и завязывают бечевкой. Невидимая бечевка перетягивала его запястья, щиколотки, локти и колени. Во всех остальных местах он раздулся до того предела, на который смогла растянуться кожа, и казалось, вот-вот лопнет.

Он смотрел, как танцует Арбим. Она уже сбросила свои прозрачные одежки, кроме последней, ее судорожно извивавшееся тело блестело от пота, она тяжело дышала. Все это не вызывало у короля ни малейшего интереса.

Он давно уже потерял феноменальную половую силу, которой славился в молодости, но вид почти голой танцовщицы должен был бы его возбудить. И, наверно, возбудил бы, если б все происходило во дворце и за ширмами играли бы музыканты. Но, к сожалению, было бы неприлично, если бы из королевского шатра в разгар военной кампании доносилась сладостная музыка. Глядя на освещенный изнутри шатер, его воины должны были считать, что их любимый монарх занят вопросами тактики и стратегии. А звуки музыки помешают им сохранить эту трогательную веру.

Однако отсутствие музыки умаляло воздействие танца. Телодвижения Арбим, совершаемые в полной тишине, которую нарушало только ее прерывистое дыхание, можно было принять за эпилептический припадок.

Вращая грудью, волнообразно сокращая брюшные мышцы, она скинула последний прозрачный покров. По-прежнему ничего. Ну что ж, все это он уже видел. Гексцион провел тяжелый день, разъезжая в колеснице по расположению своего войска. Хотя от солнца его защищали зонтики, а от перегрева — прохладительные напитки, езда на колеснице всегда утомляла его.

Неслышная музыка загремела в беззвучном крещендо. Арбим, извиваясь, упала перед королем на пол в позе покорности и мольбы. Он одобрительно улыбнулся, глядя, как колышутся ее груди, но почувствовал укол отвращения при виде стекавшей между ними струйки пота.

Бросив в рот кусочек засахаренной тыквы, он сказал:

— Молодец, цыпленочек. Отдохни, а потом станцуешь мне танец огненной кошки. И налей мне немного вина.

По правде говоря, дело было не в пыльных дорогах и не в отсутствии музыки. Ему должны вот-вот привести на допрос пленного. Арбим и ее танец теряли для него всякий интерес, когда ему предстояло такое увлекательное занятие. От одной мысли об этом король одновременно ощущал тошноту и восторг. Гексцион обожал страдания — точнее, обожал наблюдать страдания других.

Ага! Он услышал вдали окрик часового и сполз с дивана. Арбим бросилась за его мантией. Гексцион сунул ноги в сандалии, которые она тоже принесла, и позволил ей накинуть на него эту омерзительную шкуру. Зарданский воин надевал на себя шкуру зверя, которого сам убил. Королю пристало носить только шкуру льва, и Гексцион велел сочинить подходящую случаю легенду. Шкура была отвратительно тяжелой, колючей и зловонной. Но зато скрывала его распухшее тело и придавала его облику несомненное величие.

Гексцион остановился перед огромным зеркалом. За осколок, отбитый в его углу, двух людей забили палками почти до смерти. Да, величия у него не отнять. В нем есть широта и глубина. Он затянул на одну дырку пояс, на котором носил меч, и поднял повыше львиную гриву, чтобы скрыть отвислые груди. Вглядевшись в свое отражение, он с раздражением заметил, что в корнях волос на бороде опять проглядывает седина. Надо будет велеть закрасить ее до утреннего выхода.

Гексцион взял из рук Арбим корону — скромный золотой обод — и надел ее так, чтобы скрывала плешь. Потом пошел было к пологу, отделявшему его личные покои от приемной, но остановился и задумчиво поглядел на Арбим, которая собирала с ковра свои прозрачные одежды.

— Поспи немного, — сказал он ей с ласковой улыбкой. — Возможно, я тебя еще позову.

Что было вполне вероятно, если допрос пройдет хорошо.

Раздвинув полог, Гексцион вышел в приемную. Здесь стояли прочные дубовые кресла, а на полу лежали ковры попроще. На одной стене висела карта.

Его ждал Френцкион. Он приветствовал короля ударом копья о шит и опять замер.

Гексцион одобрительно поглядел на него. Френцкион Зорг был Воителем, командиром Череполиких — отборной королевской гвардии, последней секты традиционных зарданских воинов, уцелевшей в Куолии. На нем была шкура леопарда, причитавшаяся ему в соответствии с рангом, но леопард этот, видимо, был небольшим — или Френцкион предпочитал как можно меньше закрывать тело. Да и действительно, жалко закрывать это великолепное сплетение бронзовых мышц, которым Френцкион гордился по праву.

— Как успехи, Воитель?

— Приказ выполнен, ваше величество. Мы привезли мо лодого пленника.

Гексцион потер руки.

— Крепкий? Выносливый?

— Жилистый юноша. На вид совершенно здоров.

Как всегда, выражение лица Френцкиона было невозможно понять. Череполикие выдергивали с корнями растущие на лице волосы: бороды, усы и брови — и наносили на кожу черно-белую татуировку, которая делала лицо похожим на череп. Еще они отрубали себе носы — для устрашения врагов. Однако сам Гексцион не стал следовать традиции. Он больше любил причинять боль другим.

— А как его спутники?

Челюсть черепа дернулась. Возможно, это означало удовлетворенную улыбку.

— Сладко спят, не подозревая, что лишились дозорного.

— Очень хорошо. Награди тех, кто брал пленного, сверхурочным свиданием с женщиной. Ну, ведите же его! И вели принести жаровни. Надо узнать, кто вторгся на нашу территорию.

Самое приятное во всей этой истории было то, что «вторглись» наверняка никому не опасные купцы и никаких секретов этот юноша поведать им не сможет. Гексцион всегда ощущал разочарование, если пленники сразу выбалтывали важные сведения. А тех, кто отпирался, можно было допрашивать бесконечно долго.

Он направился к своему любимому креслу и вдруг заметил, что Воитель стоит на месте.

— В чем дело?

— Эти люди расположились двумя стоянками. Ты, наверно, помнишь, что то же самое сообщали разведчики. Они движутся двумя обособленными группами: четверо едут в повозке, а остальные шестнадцать следуют за ними верхом. Ночуют две группы тоже на расстоянии друг от друга.

Король нахмурился. Френцкион, видимо, придает этому какое-то значение, но его лицо-череп ничего не выражает.

— Почему?

— Пленный подтвердил, что четверо, которые едут в повозке, — джоолграты, ваше величество.

— О Судьбы! Необученные джоолграты?

— Видимо, так. Пленник также говорит, что в их отряде есть и другие меченые.

— Проклятие! — взревел Гексцион. Он постучал пальцами по ручке кресла, раздумывая над услышанным. — Здесь, возможно, замешан Рарагаш.

— Возможно.

— Может, они туда и едут?

— Да, они едут в том направлении, ваше величество.

Академии не понравится, если один из ее агентов умрет под пытками. Вот не повезло! У Гексциона было чувство, будто его обокрали. За что Судьбы к нему так несправедливы?

— Вы его били? — грозно спросил он Френцкиона.

— Совсем немного, ваше величество. Он сам все рассказал.

— Лжет? — с надеждой спросил Гексцион.

— Не думаю. У него зарданское имя, но он не настоящий зарданец.

— Ну чего стоишь? Пошли за Хан А-Литом. Надо докопаться до истины.

Перед допросом пленника раздели догола, связали и заткнули ему рот. Потом привели в королевскую приемную и посадили на стул. Как и сказал Френцкион, это был жилистый юноша, но опытный взгляд Гексциона определил, что скорей всего умрет от шока и развлечения от него будет мало Лицо его было серым от ужаса. Он таращился на короля выпученными глазами и даже, видимо, не оценил роскошного убранства королевского шатра.

Гексцион ходил по приемной и, мурлыкая себе под нос, затачивал ножи, клал на жаровню клещи и прочие орудия пыток. Френцкион привел Хан А-Лита. Он явно вытащил толстяка из постели, и тот был в крайнем раздражении. Еще бы! Увидев при пробуждении Череполикого, любой поверит, что сбылся его самый страшный кошмар. Серебристые волосы и борода Хан А-Лита развевались, как паутина. Сочетание зеленого кафтана, синих штанов и красной физиономии резало глаз. Сандалии были надеты не на ту ногу.

— Ладно, можете не извиняться, — прорычал он. — Так и так я намерен при этом присутствовать,

Он хмуро посмотрел на пленника, потом подошел поближе и вгляделся ему в лицо.

— Спасибо, Воитель, — сказал Гексцион, отпуская Череполикого. Он доверял Череполиким, но не больше, чем вообще кому-нибудь доверял — то есть не дальше, чем на расстояние между бровями осы. И не считал нужным поверять Френцкиону государственные тайны. Разумеется, Хан А-Лит был в курсе всех секретов. Жилистый юнец ничего не знает. Он ни на что не годится, кроме как полюбоваться на его мучения.

Полог опустился за Френцкионом. В приемной остались лишь король, Хан А-Лит и пленник.

— Спрашивайте! — буркнул Хан А-Лит. Он сел в кресло и принялся переодевать сандалии.

— Как тебя зовут, парень? — спросил Гексцион.

У пленного все еще был заткнут рот, и он только испуганно таращился на короля и дергал бровями.

— Полион Тарн, — со скучающим видом ответил Хан А-Лит.

Глаза пленника выпучились еще больше, хотя, казалось бы, больше уже некуда.

— Зачем ты сюда приехал?

Хан А-Лит выпрямился в кресле.

— Они едут в Рарагаш. С ними несколько меченых. Сколько их, парень? — явно заинтересовавшись, спросил он уже сам. — Что там сказал шуулграт? Кто вылечил старуху? Как фамилия Тибала?

Пленник смотрел на него с ужасом в глазах.

— Стой! — крикнул Гексцион. — Я сам...

— Нет уж! — прорычал Хан А-Лит. — Замолчи. Она била хлыстом ивилграта?

Он задал еще несколько совершенно непонятных королю вопросов, потом откинулся на спинку кресла и взъерошил обеими руками свою седую шевелюру.

— Н-да! — Его лицо покраснело еще больше, и он поглядел на Гексциона с хитрой ухмылкой. — Очень интересно. Очень! Тебе лучше оставить этих людей в покое, государь. Послушай моего совета — не трогай их.

— Объясни!

Хан А-Лит хихикнул:

— Не могу.

— Ты работаешь на меня по договору...

— По условиям договора я не обязан открывать тебе тайны Академии. Потрясающе! Парень и не представляет, что происходит. Да и мелкому тирану вроде тебя, Гексцион Гараб, это не по зубам.

Гексцион схватился за меч.

Глаза старика сузились, и он визгливо рассмеялся:

— Ты не посмеешь меня тронуть! Я знаю все твои мерзкие секреты и могу в одну секунду разгласить их по всему лагерю. Сколько, по-твоему, тебе останется жить, если ты причинишь зло советнику из Рагараша? А? Секунду? Две? Не больше. Тебе придется пропустить этих путников. Я на этом настаиваю. С ними едут два члена Совета. Да и вряд ли ты сумеешь помешать им добраться до Рарагаша. Кишка тонка.

— Но эти путники без спросу забрели...

Хан А-Лит нахмурился и погладил бороду.

— Хм, верно. Если войско Мокта попадется в твою ловушку, они окажутся на поле битвы. Это нам ни к чему. Пошли к ним гонца. Пусть едут через Высокий Перевал. Этот путь до Рарагаша ненамного длиннее.

Хан А-Лит встал и погрозил королю пальцем:

— Делай, как я сказал, иначе договор будет расторгнут. Это относится и к Ногину Сайситу. Мы оба покинем твой двор, и Рарагаш станет твоим врагом.

Гексцион с трудом сдерживал жгучее желание выхватить меч и искромсать старого пердуна на куски. Но без Хан А-Лита он не будет знать, кто строит против него козни. Хуже того, если рядом с ним не будет ивилграта Ногина, ему опять придется держать человека, который будет пробовать все блюда. Он станет жить в вечном страхе, что на него совершат покушение. Сейчас он к тому же ведет переговоры с Рарагашем о муолграте — чтобы ночи с Арбим и прочими красотками доставляли ему хоть какое-то удовольствие. Джоолграт усмехнулся:

— Правильно. А парня отпусти...

Нет, парень слишком многое про него узнал. Гексцион не допустит, чтобы из ожидаемых этой ночью удовольствий ему не досталось ничего.

А-Лит сделал гримасу и поглядел на пленника, в глазах которого забрезжила надежда.

— Да, пожалуй, отпустить его нельзя. Он слишком многое услышал. Надо мне было придержать язык! Гм. А ну-ка, расскажи мне еще раз про драку в гостинице, парень.

Юноша дважды мигнул.

Прочитав его мысли, старик повеселел и с ухмылкой сказал королю:

— Если бы я знал, какое ты чудовище, Гексцион, я никогда бы не подписал с тобой договор. Но так и быть, я согласен на сделку. По старинным зарданским законам, человек, убивший противника в честном бою, имеет право на благородную смерть. Так ведь?

Гексцион кивнул, подозрительно глядя на джоолграта.

— Я так и думал. Так вот, парень подходит под это правило. А тебе для забавы я дам игрушку, которая больше заслуживает страданий, чем этот мальчик.

— Предателя?

Старик взмахнул пухлыми ручками.

— Почти. Они еще не готовы организовать на тебя покушение, но скоро созреют для этого. А тогда мне все равно пришлось бы тебя предупредить.

— Согласен, — хрипло проговорил Гексцион. Больше всего ненавидел он предателей — трусливых людишек, готовящих заговор под покровом темноты.

Хан А-Лит указал на полог, прикрывающий вход в королевскую опочивальню.

— Эта твоя Арбим трахалась с капитаном Олитом. Знаешь его?

Еще бы не знать! Спесивый кавалерийский офицер, этакий здоровенный жеребец. Гексцион задрожал от предвкушения. Они у него поплатятся! Ох как поплатятся! Он будет пытать их одновременно. В голове Гексциона возникли восхитительные видения.

Джоолграт презрительно скривился.

— Да поспеши. Она подслушивала. Собирается удрать через заднюю дверь. А потом позови своего Зорга и отдай пленника Череполиким.

40

Солнце еще не встало, долина была затянута дымкой, но и при этом слабом свете было видно, какое смятение царит на стоянке. Гвин не знала, кто проснулся первым и поднял тревогу: она изо всех сил старалась успокоить Ниад. Они сидели рядом на поваленном дереве посреди разбросанных по вытоптанной траве палаток и мешков. Мужчины бродили по березовой роще, зовя Полиона, проклиная неведомых врагов. Булрион собирал конный отряд для розысков. Джасбур разводила костер.

Он же обещал, — в десятый раз повторяла Ниад.

Я уверена, что он ушел не по своей воле, — в десятый раз повторяла Гвин, думая про себя, что была бы рада, если б Полион просто сбежал.

Раздался грохот копыт. Она увидела, как Ульпион поехал вверх по склону холма на юг. Кто-то другой направился на север. Разумно ли это? Те, кто похитил Полиона, хотели остаться невидимыми. Выследив их, можно только навредить Полиону — если он, конечно, еще жив, что казалось маловероятным, учитывая намеки Тибала прошлым вечером.

К ним уточкой ковыляла толстенькая женщина.

— Гвин-садж?

— Ты кто? — Гвин всмотрелась. — О Судьбы, никак Васлар? Я тебя не узнала.

— Я сама себя не узнала. У вас есть зеркало?

— Нет, зеркала у меня нет. Но ты очень изменилась.

Авайлгратка стала ниже ростом, толще и старше. У нее потемнели глаза и отросли длинные волосы. Раньше она была высокого роста, и, казалось, не без основания утверждала, что на самом деле она мужчина. А теперь превратилась в этакую уютную толстушку. Она с удивлением трогала пальцем выросшую на губе родинку.

— Но не к лучшему, — вздохнула Васлар. — Сама собой я, видно, уже не буду никогда.

— А ты говорила об этом с Джасбур?

Васлар скривила пухлое лицо и отвернулась.

— Или с Ордуром? Ты права, сама собой ты больше не будешь никогда, но ты поменяешься еще тысячу раз. Так что скучать тебе не придется — если только ты смиришься со своей участью. Считай, что судьба бросила тебе вызов, и постарайся ответить на него достойно.

Васлар помолчала, потом негодующе взглянула на Гвин.

— Ты считаешь, что мне не хватает мужества?

— А что, хватает?

— Когда я была мужчиной, смелости мне было не занимать.

— Тогда положись на нее. Без смелости жизнь теряет всякий смысл.

— Хм. Спасибо. Пожалуй, ты говоришь дело.

Васлар расправила плечи, хотя ее теперешние округлые плечи для этого совсем не годились.

Ниад все так же плакала и вытирала глаза ладонью. Подошел Булрион. У него были грозно сдвинуты брови. Вот еще один человек, который нуждается в утешении. Если Полион погибнет, он никогда себе этого не простит. Убедившись в бесполезности поисков, к их группе стягивались другие мужчины. Среди них Гвин увидела Раксала Раддаита, который, очевидно, пришел со стоянки джоолгратов узнать причину суматохи.

А этот белокурый юноша, по-видимому, Ордур. Он тоже неузнаваемо изменился за ночь. Он внимательно оглядывал собравшихся, словно пытаясь понять смысл происходящего. Встретившись взглядом с Гвин, он почтительно поклонился и ухмыльнулся, глядя на ее изумленное лицо. Джасбур будет довольна, подумала Гвин.

— Тихо! — взревел Булрион, хотя если кто и переговаривался, то шепотом. — Готовьтесь к выходу. Если Ульпион и Занион ничего не обнаружат, отправляемся в путь.

Ниад принялась громко рыдать.

— Ты думаешь, мне его не жалко? Но его явно похитили. Если он еще жив, его держат в заложниках. Не можем же мы обыскать весь северный Веснар! Разбиваться на группы опасно. Мы немедленно отправляемся назад. Может быть, его похитители воспримут это как дружественный жест...

— Или истребят нас всех до единого, старый болван!

Все изумленно оглянулись на матрону, выкрикнувшую эти слова.

Булрион яростно сверкнул глазами.

— А ты кто такая? Откуда ты взялась?

— Я — Васлар Номит, безмозглый ты чурбан!

— Да? Ну и что ты обо всем этом знаешь, женщина?

— Все проще простого. Твоего внука похитили те же люди, что выгнали отсюда всех жителей.

— И ты, надо полагать, знаешь, кто эти люди?

— Конечно, знаю! — Васлар подперла бока пухлыми ручками. — Добровольно люди из своих домов не уходят. Даже от звездной немочи бегут не все. Некоторые упрямцы остаются. Остаются больные, остаются трупы. Отсутствие следов насилия говорит о том, что крестьяне оказались перед лицом превосходящей силы. У них не было выбора. Так что объяснение одно: их выгнало с насиженных мест веснарское войско. Если бы это было войско Мокта, нам бы встретились беженцы, и мы бы узнали о вторжении.

Дело говорит, подумала Гвин.

Булриона тоже, видимо, убедили доводы авайлгратки.

— Почему ты все это нам не сказала вчера? — яростно прорычал он.

Васлар улыбнулась, показав ровные красивые зубы:

— Ты меня не спрашивал! Я больше не солдат. Я просто глупая женщина, и мое мнение никого не интересует.

Булрион нашел взглядом Раксала:

— Ты с этим согласен?

Муолграт еще не успел побриться, но был, как всегда, аккуратно одет — в тот самый зеленый балахон и штаны, в которых Гвин увидела его впервые. Правда, одежда сильно поносилась и выцвела. Подумав, он ответил со своим обычным скучающим видом:

— Разумеется. Веснарское войско очистило здешние места от свидетелей.

— Свидетелей? Свидетелей чего?

— Того, что они задумали. А это скорей всего нападение на Далинг или Мокт. Не зря эти места называют Петушьей Ареной. По ту сторону вон того холма, возможно, находится десятитысячное войско.

— Ты тоже вчера до этого додумался?

— Мне не надо было ни до чего додумываться. Это очевидно.

Булрион сорвал с голову шляпу и бросил ее на землю.

— Но ты-то не женщина! Как ты объяснишь свое молчание, истукан ты этакий?

— Логикой и чувством самосохранения, — спокойно ответил Раксал. — Веснар не хочет, чтобы кто-нибудь узнал об их планах. И тут мы, ничего не подозревая, забредаем на их территорию. Но нас не трогают, может быть, потому, что веснарцы не возражают, чтобы свидетели направились в Нурц. А вот если мы повернем назад, они наверняка на нас нападут. Так что наиболее безопасно двигаться дальше. А что касается вашего решения, то я его даже обсуждать не хочу.

— А как же Полион?

— Его допрашивали. Скорей всего его уже нет в живых. Ниад закричала. Гвин крепко обняла ее. Мужчины бормотали проклятия.

— Да, его нет в живых, — произнес незнакомый голос.

Гвин была чуть ли не единственной, кто сумел удержаться от вопля ужаса. На опушке среди берез, всего в нескольких шагах от них, стоял незнакомец. Его лицо было скрыто под маской, изображавшей череп, тело поражало статью и силой. Единственной его одеждой был клочок леопардовой куры. Он держал в руках заостренный кверху и книзу овальный кожаный щит, на котором была намалевана эмблема — пять белых черепов. Человек этот, казалось, возник из воздуха.

— Стойте! — крикнул Булрион, увидев, что все мужчины схватились за мечи и что пришелец уже выдернул меч из ножен. — Идиоты! Да он уложит по крайней мере четверых, прежде чем вы успеете сдвинуться с места! Спрячьте мечи!

Тарны неохотно отпустили рукоятки мечей.

— Разумно, — тихо сказал воин. И с той же легкостью, с какой человек проглатывает виноградину, сунул меч в ножны, скрытые за его щитом. — Я-то собирался положить шестерых.

— Чудовище! — раздался женский крик. — Вы добивали наших раненых! — Васлар Номит выбежала вперед, скрючив пальцы и явно собираясь вцепиться пришельцу в глаза. — Вы убили моих братьев! Гнусные бесчеловечные твари!

С неожиданной для его возраста и размеров ловкостью Булрион сгреб бегущую мимо него женщину за талию и отбросил ее назад. Возион и Занион схватили ее за руки. Васлар попыталась вырваться, но где ей было справиться с двумя мужчинами. Она разрыдалась.

— Разумно, — опять сказал незнакомец.

Гвин содрогнулась от ужаса, осознав, что на нем нет маски и что вместо носа у него на лице дыра. Его волосы были обесцвечены и приглажены. Только наличие ушей не вязалось с черепом. Но воину нужны надежные уши. Неужели такое же чудовище убило Кэрпа?

Ближайшие к жуткому видению Тарны стали пятиться. Булрион же прошел вперед, чтобы лучше разглядеть пришельца. Гвин подумала, что не приблизилась бы к нему ни за какие миллионы.

— Я Булрион Тарн. Ты напоминаешь мне отца.

— Ранг, секта?

— Погубитель, командир Хищников.

Нечеловеческая пародия на лицо не выразила никаких чувств, но легкое движение головой выдало удивление.

— Я Воитель Френцкион Зорг. А кто такой Полион?

— Мой внук.

— Согласно обычаю, я возвращаю тебе вот это. — Вперив в Булриона взгляд темных провалов, воин достал черный матерчатый мешок, который до этого, по-видимому, держал в левой руке, и вытряхнул из него на землю пару башмаков и одежду Пол иона. — Можешь гордиться — он умер с честью.

Ниад зарыдала и уткнулась лицом в плечо Гвин. Булрион на секунду прикрыл глаза. Казалось, он молится.

— Джооль склоняется к западу в Доме Любящих — проклятие врагам, — раздался скрипучий голос Возиона.

Глаза в черных провалах на секунду метнулись в его сторону.

— Муоль в Доме Костей — ужас, несомый черепами, — спокойно сказал воин глухим голосом. Такому человеку никогда не приходится кричать.

Булрион открыл глаза и вперил в воина свирепый взгляд.

— Он сделал это по доброй воле?

— На этот вопрос я не стану отвечать, — зло бросил Воитель. — И тебе известно, что его задавать не следует!

Плечи Булриона поникли.

— Он — боец, — проговорил он.

Череп оскалился:

— Само собой. Слушай мой приказ. Вы поедете дальше в обход Вериова. Сейчас направитесь на запад...

— Мы хотим вернуться домой.

— Сделаете, как я вам говорю. Обогнете с юга гору Траф и проедете в Рарагаш через Высокий перевал.

Булрион упрямо расправил плечи, но рядом с жутким воином он казался изможденным стариком. Поднявшееся солнце безжалостно высветило его седую бороду и лысину на седой голове.

— А если я откажусь?

Воин дважды постучал по щиту. Позади него из-за деревьев немедленно выступил еще один, в точности на него похожий, хотя Гвин казалось, что за тонкими стволами березок не смогла бы спрятаться и белка. Этот второй держал в руке копье, его чресла тоже были обернуты шкурой, но не леопарда, и на щите у него были намалеваны только три черепа. Не считая этого и шрамов на теле, два воина казались близнецами.

— Погубитель Зилион будет вас сопровождать, — жестко сказал Воитель. — Ему приказано карать ослушание смертью.

Булрион вздохнул:

— Ты настоящий зарданец.

— Тебе-то, мужику, откуда это знать? Который из вас Ордур?

Вперед вышел белокурый мужчина. Ему, казалось, было не столько страшно, сколько любопытно.

Зорг вытащил из-за пояса небольшой свиток и протянул его Ордуру. Ордур отошел, не развернув свитка. Какое-то время к нему были прикованы все взоры.

Два воина исчезли как тени.

— Проклятие! — пробормотал Булрион и вытер лоб волосатой рукой.

— Я видел, как Череполикие сражались под Толамином, — сказал Раксал. — Через пять минут мне стало ясно, что война проиграна. Остальные веснарцы не представляют собой ничего особенного, но один Череполикий стоит десятка обыкновенных солдат.

— Это не люди! — завопила Васлар. — В них нет ничего человеческого! Это звери! Хуже зверей!

— Они воины. Живут, чтобы убивать. Не стоит их ненавидеть, Васлар-садж. Преступления в Толамине творились по приказу Гексциона Гараба. Это он затеял войну, и его за это ждет возмездие.

Булрион поплелся по шуршащим листьям к тому месту, где сидели Гвин и Ниад. Чуть помедлив, он наклонился и положил руку на плечо девушки. И очень тихо проговорил:

— Полион не умер.

Ниад подняла на него недоверчивый взгляд.

— Таков ритуал. Когда зарданца вербуют в секту Череполиких, он умирает для своей семьи и друзей. Поэтому им и возвращают его вещи.

— Неправда! — закричала Ниад, вырываясь из объятий Гвин и вскакивая на ноги. — Полион не дал бы себя завербовать. Он меня любил...

— У него не было выбора. — Булрион по-прежнему говорил приглушенным голосом. — Вообще-то он не подходит им по возрасту — они вербуют юношей по крайней мере на три года моложе. Но они как-то узнали, что он убил человека в бою, и это делает его пригодным.

Гвин тоже встала на ноги.

— А слова, что он умер с честью?

—Это тоже часть ритуала — своего рода пророчество. Иначе воин и не может умереть. Ты слышала мои слова, что он боец? Воитель ответил: «Само собой». Это значит, что Полион жив.

— Полион никогда бы на это не согласился! — крикнул Джукион, бросаясь вперед, как разъяренный бык. — Они его принудили! Он сбежит! Он...

Отец дал ему пощечину и проговорил сквозь стиснутые зубы:

— Идиот!

Джукион изумленно отпрянул.

Затем старик повысил голос, чтобы его было слышно всем:

— Мы получили замечательную весть! Разве вам это не понятно? Полиона приняли в благородную секту зарданских воинов. Он остался верен своей зарданской крови. Он умрет с честью, и это будет честью для всех нас. Мы оплакиваем свою потерю, но благодарим Судьбы за славу, которую он принесет нашей семье.

На лицах слушателей изумление и недоверие уступили место пониманию. Они с беспокойством вглядывались в окружавшие поляну деревья.

Мигая, чтобы сдержать слезы, Булрион обнял Ниад. А Гвин обняла его, понимая, что он страдает больше других. Он не смог уберечь одного из своих цыплят.

Булрион нагнулся и поднял с земли шляпу. Стряхнув с нее грязь, он надел ее на голову.

— Седлайте лошадей! Забирайте припасы! Мы выступаем немедленно.

Ордур кончил читать свиток, пробрался через толпу к Тибалу Фрайниту и передал свиток ему. Тот взглянул на него и кивнул, словно узнавая то, что и предполагал увидеть. Потом подошел к костру и бросил свиток в огонь. Никто не сказал ни слова. Почему Воитель принес письмо меченым? Тарны подозрительно смотрели на Тибала и Ордура.

Ведя за собой Ниад, Гвин перехватила долговязого шуулграта, который быстро шагал к лошадям. Тот посмотрел на нее опасливым взглядом.

— Ты можешь сказать Ниад что-нибудь утешительное? — спросила Гвин. — Будущее не изменится от того, что ты просто скажешь ей, что ее муж когда-нибудь к ней вернется. Ну неужели он не может разок солгать? Тибал покачал головой и пошел дальше. Гвин повернулась к прекрасному юноше, в которого превратился Ордур.

— В письме было какое-нибудь объяснение? Что ты можешь нам сказать?

Ордур широко улыбнулся. Солнце сияло в его золотистой шевелюре.

— Я могу сказать лишь, что самое замечательное — это возвращение.

41

Притихшие и испуганные путники оседлали лошадей, выехали из березовой рощи и направились на север. Булрион велел Раксалу пристроиться с повозкой позади. Во главе отряда был сам Булрион. Рядом с ним ехал Возион. Не успели они проехать и ста шагов, как на их пути возникла зловещая полуголая фигура с поднятым в знак предупреждения копьем. Она появилась из куста, в котором, казалось, не смог бы укрыться и скворец. Воин был скорей жилистый, чем мускулистый, и, видимо, ненамного старше Полиона. На его щите был намалеван только один череп.

Гром шарахнулся в сторону. Булрион с трудом его сдержал.

— Мы просто делаем круг, поджидая повозку с джоолгратами! — крикнул он. — Хотим, чтобы они держались позади.

Воин мгновение подумал, затем отступил в сторону и пропустил кавалькаду. Когда передние всадники повернули на запад, он сошел с дороги, видимо, уверившись, что путники следуют приказу, и тут же опять исчез.

Далеко уйти он не мог, что и обнаружил правящий повозкой Раксал, проезжая через несколько минут мимо того же куста. В повозке были Джодо и двое детей. Все трое джоолгратов принялись испуганно вопить. Муолграт, как мог, успокоил детей, а заодно и самого себя: их страх оказался заразительным. Он услышал в хоре изумленных вопросов страшные мысли того, чья жизнь посвящена убийству: как бы он мог поразвлечься с едущими в повозке, если бы только командир дал сигнал.

Раксал за свою жизнь встречал много жестоких людей, но его потрясла прочитанная в уме воина страсть к убийству во имя убийства. Он вспомнил Толамин и своих друзей, павших под бешеным натиском Череполиких.

Толамин? - прочитал он мысли воина. Они словно принадлежали существу другой породы, сделанному чуть ли не из железа. Хотя в них была и усмешка, вызванная скорее всего успокаивающим воздействием самого Раксала. Он не знал, на кого направляет свое воздействие. Он просто подавлял эмоции воина, а также Джодо и детей. Даже Череполикий не смог устоять против муолграта. Правда, содержание его мыслей не изменилось, в них только исчезло вожделение, и от этого они стали еще более бесчеловечными.

Значит, ты был на нашем празднике в Толамине? Мы плясали там танец смерти под песни наших врагов. Счастливые видения грабежа, насилия и убийств сочились из мозга воина, как гной из раны. Раксал хлестнул лошадей и удвоил усилия подавить ужас, грозивший взорваться в умах джоолгратов. Картины, представлявшиеся зарданскому воину, леденили душу: жестокость, кровь, отрубленные конечности.

Вскоре, когда они отъехали на достаточное расстояние и видения Череполикого исчезли, Раксал с изумлением осознал, что дрожит всем телом и с него льется пот. Прошел по крайней мере час, прежде чем он мало-мальски пришел в себя и почувствовал, что его подопечные успокоились.

Гвин ехала рядом с Ниад, то и дело внимательно на нее поглядывая. Все, чего она достигла с тех пор, как в ее жизни появился Полион, пошло прахом. Ее муж сбежал от нее через неделю после свадьбы. Ее уверенность в себе рухнула: Судьбы словно сговорились против нее. А несчастный ивилграт — очень опасный спутник. Тарны были в горе. Старшие корили себя за то, что не ставили на ночь более надежную охрану, хотя сверхестественная способность Череполиких передвигаться незамеченными и неуслышанными наводили на мысль, что против них были бы бессильны и двадцать пар глаз и ушей.

Полиона или принудили вступить в секту Череполиких, или он сделал это добровольно. А может быть, Зорг солгал, и Полион в тюрьме или его уже нет в живых. Так или иначе, Тарны его, очевидно, больше никогда не увидят. И они корили себя за то, что недостаточно ценили Полиона, когда он был с ними. Они внутренне стонали, вспоминая каждое свое резкое слово, и буквально корчились от угрызений совести за шуточку, которую сыграли над ним, увезя его в Черную Бухту. Джукион сидел на лошади как труп. Булрион был мрачен и безутешен. Гвин проклинала тот день и час, когда она предложила мужу этот «медовый месяц», который обернулся такой катастрофой.

Смерть Полиона — не важно, была она реальной или ритуальной — причиняла Тарнам великую боль, но их несчастья на этом не кончались. Их гнали на запад, как скот. Тарны всей душой были привязаны к дому, но теперь между ними и их любимой долиной стояло вражеское войско. Когда же они смогут вернуться домой? То, что еще вчера было веселым приключением, сегодня превратилось в изгнание.

Всадники, как и прежде, ехали подвое, почти не разговаривая друг с другом. Но вскоре Гвин заметила, что Возион потихоньку отстает и по пути перекидывается несколькими фразами с каждой парой. В конце концов он оказался рядом с Ниад. Дорога была узкой, и три лошади едва на ней помещались. А за придорожными кустами, возможно, прятались Череполикие. Но вряд ли разведчики Воителя могли подслушать разговор, который всадники вели между собой.

— Ниад-садж, — заговорил пастырь своим скрипучим голосом. — Я разговаривал с авайлгратом Ордуром. Он не хочет говорить, что было в том письме. Даже не говорит, от кого оно. Но он заверил меня, что у Полиона не было выбора. Он дал клятву верности Череполиким только под угрозой смерти.

Ниад всхлипнула.

— Тогда он убежит. Он найдет дорогу домой или приедет в Рарагаш.

Возион встретился взглядом с Гвин, как бы спрашивая ее совета. Сказать или нет? Зачем лишать девочку последней надежды? Она слегка покачала головой.

— Будем надеяться, — сказал Возион. Его физиономия, так похожая на мордочку хорька, скривилась в грустной улыбке — Тебе странно это слышать, матушка? Ты считаешь, что мы ведем себя недостойно зарданцев? Находишь наши притязания смешными?

Кэрп говорил, что калеке-пастырю дороги люди. Впервые Гвин и сама почувствовала к нему симпатию. Тарны всегда гордились своим зарданским происхождением. Теперь они повстречались с настоящими зарданцами и поняли, как цивилизация извратила их ценности и их культуру. Конечно, весьма романтично вести свой род от предков-варваров. Но что романтичного в том, что озорному Полиону отрубили нос?

— Нет, — ответила Гвин. — Я не считаю вашу надежду ни странной, ни смешной. Далинг деградирует, а Череполикие — звероподобны. Мне хочется верить, что это крайности, что люди могут быть сильными и уверенными в себе, не угнетая других. Если бы я не восхищалась вашей семьей, я не захотела бы в нее войти.

Возион как-то странно посмотрел на Гвин и кивнул: он понял ее и был ей благодарен.

Скоро, однако, дорога еще больше сузилась. Гвин придержала лошадь. Ниад уехала вперед, а Возион остался с Гвин.

— Вы, кажется, не очень надеетесь, что Полиону удастся убежать? — спросила Гвин.

Пастырь мрачно покачал головой:

— Совсем не надеюсь. Отец рассказывал мне про деда, и кое-что я узнал в Вериове... Если Полиона действительно завербовали в секту, то с него три дня не будут спускать глаз. Так делают всегда, независимо от того, добровольно человек завербовался или нет. Подозреваю, что даже в старые времена мало кто шел туда по доброй воле.

Гвин сглотнула поднявшуюся в горле горечь.

— А по прошествии трех дней?

— По прошествии трех дней он уже предан им душой и телом. Я сам этого не понимаю, но такова традиция. На четвертый день он отдает свою верность секте. Он становится одним из них. Почему так бывает, я не знаю. Но он вроде добровольно присоединяется к своим мучителям.

Ниад обернулась и внимательно посмотрела на них. Гвин ободряюще улыбнулась ей, а когда девушка опять уехала вперед, сказала:

— Я тоже этого не понимаю, но я тебе верю. Если бы секта не могла каким-то образом внушить своим членам безоговорочную преданность, она давно бы развалилась.

— Возможно, новобранец приходит к убеждению, что он больше не человек, и цепляется за товарищество себе подобных, — пробормотал Возион, словно разговаривая сам с собой. — Если Полион каким-то чудом и сумеет убежать, они его разыщут. Хоть на краю света. Разыщут и убьют — чтобы он «умер с честью».

— То есть насильственной смертью?

— Да. Они даже добивают собственных раненых. Его будет вызывать на единоборство один Череполикий за другим: два человека, два меча. Может быть, ему и удастся убить одного, двух, трех... Они не пожалеют людей, и рано или поздно кто-то из них его прикончит. А если мы попытаемся его приютить, они и нас всех убьют. Так что он уже отмечен их страшной печатью.

Дорога расширилась.

— Вряд ли Ниад готова с этим смириться, — сказала Гвин и пришпорила Утреннюю Звезду.

Да и сама Гвин не могла смириться с этим. Бедный, бедный Полион! Неудивительно, что Тибал был в таком горе.

Их действительно гнали, как скот. Каждый раз, когда Булрион подъезжал к развилку дорог, там возникал один из Череполиких и показывал, в каком направлении следует двигаться. Иногда это был сам Устрашитель Зилион, которого они узнавали по трем черепам на щите, иногда кто-то другой. Тарны не знали, сколько Череполиких их «пасут», все они были похожи друг на друга. Одно было ясно — они сумеют справиться с Тарнами, если те вздумают ослушаться.

Дорога то шла среди обсаженных живой изгородью фруктовых садов и огородов, то по пологим холмам, где пасся скот и не было ни единого кустика, за которым можно ук рыться. Тем не менее, Череполикие возникали на каждом перекрестке. Если у них и были лошади, то, видимо, какой-то особой, невидимой породы. Если у них не было лошадей, то почему они не отставали от кавалькады? Ведь Булрион гнал своих людей что было мочи. Но Череполикие цеплялись за них, как репьи.

Через несколько часов Тарны немного пришли в себя и уже могли обсуждать постигшую Полиона беду. Пары распались, люди собирались по трое-четверо. Гвин позволила Джасбур сменить ее в роли утешительницы Ниад, надеясь, что та поможет девушке взглянуть на несчастье с другой точки зрения. А сама поехала вперед, чтобы поговорить с Тибалом.

Но от Тибала она не добилась никакого толка. Во-первых, он опять улыбался своей жизнерадостной улыбкой. Правда, улыбка его несколько увяла, когда он поглядел Гвин в лицо.

— Я не умею скорбеть, Гвин. Я знаю, что у меня в дневнике что-то написано о Полионе, но я не помню его. Прошлое ушло из моей памяти.

— Но вчера вечером ты его оплакивал, а я пыталась тебя утешить.

— Этого я тоже не помню. Одно могу тебе сказать: больше по дороге в Рарагаш с нами ничего плохого не случится. Это тебя хоть сколько-нибудь радует?

Вроде должно было бы радовать, но почему-то сердце Гвин болело по-прежнему. Она молчала. Тибал нахмурился:

— Поверь, что быть шуулгратом совсем не легко. Прости мне мою забывчивость. Что бы ты предпочла: оплакивать прошлое или знать о бедах, ожидающих людей в будущем, и быть не в состоянии их предотвратить? И неужели ты воображаешь, что больше не будет смертей? Ты не платочки вышиваешь, женщина!

— Терпеть не могу вышивать! — вспылила Гвин. — Но предпочла бы сидеть с иголкой в руках, чем делать... то, что я делаю... как бы это ни называлось.

Тибал, казалось, был удивлен ее невежеством.

— Ты делаешь историю.

Гвин выругалась. Она и не подозревала, что способна сквернословить.

Солнце уже садилось, когда на горизонте появился заснеженный конус горы Траф. Впрочем, по словам Джасбур, гора была гораздо дальше, чем казалось. Местность, через которую они проезжали теперь, уже была населенной. На склонах холмов паслись овцы, в лугах виднелись стада коров. Из дворов, завидев чужаков, с лаем вылетали собаки. Тарны увидели и людей — но только издалека. Им не разрешали ни с кем разговаривать. На каждом ответвлении от главной дороги неподвижно стоял Череполикий со щитом и копьем в руках. Их заставляли объезжать все деревни.

Приближались сумерки. Интересно, подумала Гвин, у лошади Шарда опять отвалится подкова? Но этого не случилось.

Булрион скомандовал остановку на ночлег возле грязного, вонючего ручья посреди унылой долины, которую, видимо, года два назад выжег лесной пожар. От деревьев остались одни обугленные стволы, дома и живые изгороди сгорели дотла. Правда, уже выросла зеленая и сочная трава, но укрыться от пронизывающего ветра было негде. Гвин подумала, что у лошадей, наверное, хватило бы сил пройти еще немного: хуже этого места для стоянки трудно было представить.

Многие разделяли ее сомнения. Не успели они расседлать лошадей, как увидели, что к ним приближается грозно нахмурившийся Устрашитель Зилион. Он шел с запада — следовательно, поджидал их впереди. Гвин злорадно ухмыльнулась при мысли о том. что ему пришлось проделать один и тот же путь дважды.

— Поезжайте дальше! — издалека выкрикнул он. — До темноты еще два часа!

Тарны впервые услышали его голос. Он был таким же странно глухим, как и голос Зорга. Булрион, набычившись, ждал, когда Зилион подойдет ближе.

— Нам надо совершить церемонию.

— А, верно! — Зилион остановился и опустил копье на землю. — Тогда и я отдам последние почести павшему товарищу.

— Я бы предпочел, чтобы ты при этом не присутствовал.

Череп оскалился:

— Твоего мнения никто не спрашивает.

Булрион что-то прорычал про себя, но изгнать Череполикого можно, только применив силу, а это было чревато гибелью всего отряда.

Тарны молча поставили палатки и разожгли костер.

Когда Поуль опустилась к горизонту, сделавшись из белой багряно-красной, Тарны сели полукругом вокруг костра и стали наблюдать закат. Гвин, Ниад и Джасбур взялись было распаковывать сумки с продовольствием, но к ним, хромая, подошел Возион и позвал к костру.

Женщины непонимающе посмотрели на него.

Голова Возиона была непокрыта, заросшее щетиной лицо, казалось, постарело на много лет.

— Такова традиция Тарнов, — скорбно сказал он. — Мы приглашаем вас участвовать в церемонии.

Женщины встали.

— Может, ты объяснишь нам, что она означает? — спросила Гвин.

— Это — поминки. Полион умер. Я знаю, что в Далинге похороны — пышная церемония. Для куольцев смерть означает избавление. Так ведь? Ваш бог избавляет вас от тягот жизни, переводит вас с арены в зрительный зал, навеки защищает вас от происков Судеб. Для зарданцев же смерть — это конец. Независимо от того, дышит мой племянник или нет, для нас он умер. Мертвый зарданец более не существует — только лишь в памяти родных и друзей. Сегодня вечером мы будем делиться воспоминаниями о нем.

Женщины пошли с Возионом к костру. Гвин села рядом с Булрионом, а с другой стороны от себя посадила Ниад. Булрион вымученно улыбнулся им и взял Гвин за руку.

Устрашитель Зилион подошел ближе к костру, чтобы слышать, что там будут говорить, и застыл с копьем и щитом в руках позади полукруга Тарнов.

Первым заговорил Возион. Он рассказал про одну из многочисленных проделок Полиона. Когда он кончил, Булрион кратко описал героическое поведение Полиона в гостинице, а потом тоже рассказал про шалость Полиона: как он, Булрион, однажды утром нашел у себя в башмаке горсть репьев. Ажукион тоже попытался рассказать что-то смешное, но его речь прерывали рыдания, и он так и не досказал свою историю.

Потом говорил Занион, и все остальные. Полион был что-то вроде овода, беспрестанно жалившего своих родствеников которые за это на него злились и неоднократно его колачивали. А сейчас они с особой теплотой вспоминали именно его проделки.

А ведь Тибал предсказал, что будет еще много смертей тоскливо подумала Гвин.

Когда мужчины закончили свои воспоминания, лишь тоненький серп красного диска Поуль все еще тлел на плече горы Псомб. Все смотрели на Ниад, но та онемела от горя. Гвин решила, что скажет несколько слов вместо нее. Горе и ей сжимало горло, но она чувствовала потребность высказаться. Ей нравился Полион. Она считала, что не только его детские шалости достойны памяти.

— Мне жаль, что я не знала мальчика, о котором вы говорили, — начала она. — Мне еще больше жаль, что я уже не узнаю мужчину, которым он мог стать. Но я видела, как Полион, рискуя жизнью, бросился спасать меня, незнакомую ему женщину. А когда на следующее утро Лабранца Ламит сказала ему, что, ухаживая за девушкой-ивилграткой, он играет с огнем, Полион ответил ей: «Я люблю играть с огнем!» И обнял Ниад и поцеловал ее. За одно это я всегда буду чтить его память.

Последний луч солнца исчез за горой. Казалось, закрылись чьи-то глаза.

Участники поминок молча встали и направились к месту ночлега. Вдруг кто-то стукнул Гвин между лопаток. Она негодующе обернулась: удар нанес Устрашитель тупым концом своего копья. Гвин отшатнулась от жуткой маски.

Он подошел ближе.

— Расскажи мне, как он тебя спас, женщина.

Гвин облизала вдруг пересохшие губы и огляделась. Булрион, обняв Ниад за талию, шел к костру и что-то тихо ей говорил. Двое или трое мужчин заметили, что Зилион остановил Гвин, но не хотели вмешиваться и наблюдали за ними издалека. Гвин опять посмотрела на ждавшего ответа воина.

Она рассказала ему про попытку похищения. Сама она почти не видела, что именно сделал Полион. Но ей это много раз описывали. Рассказывая об этом, она вглядывалась в обезображенное лицо Череполикого. Это всего лишь человек, твердила она себе, такой же, как все. Она видела у него на лице подтеки высохшего пота, смешанного с пылью. Белизна кожи не была краской — с лица были выщипаны все до единого волоски и в их корни внесена белая татуировка. Наверно это была долгая и болезненная процедура, может быть, даже более мучительная, чем отрубание носа. У Зилиона не было даже бровей. Когда она сказала ему, как Полион набросился на вооруженного мечом человека с одной табуреткой, воин одобрительно улыбнулся. Гвин увидела на его резцах зазубрины. Следовательно, ему не больше двадцати одного года, ненамного старше Полиона.

Когда она закончила свой рассказ, он опять улыбнулся.

— Королевская кровь таки сказывается.

— Я же вам сказала, что Полион — смелый юноша. Он даже не испугался ивилгратки. А вы их боитесь, Устрашитель?

— Не распускай язык, тетка, а то я тебе его отрежу!

— Невелика смелость — угрожать безоружной женщине. Другое дело — не испугаться страшной болезни. Вы украли мужа меченой. Советую держаться от нее подальше, если не хочешь, чтобы у тебя вместо лица на самом деле не оказался череп.

Воин стиснул белые губы. Потом повернулся и ушел, не сказав больше ни слова. Гвин смотрела ему вслед, пока он не скрылся в сумеречном полумраке.

Да, невелика победа.

Путники оставили далеко позади жаркую долину Флугосса, и со стороны Колоссов дул пронизывающий ветер. Вскоре на небе высыпали звезды, и температура воздуха упала, как ведро в колодец. Сразу после ужина все заявили, что пойдут в палатки и заберутся под одеяла. Но и там им вряд ли будет очень тепло. Джасбур весь день держалась возле Ордура. Вот эта пара, наверное, ночью придумает, как согреться. Возможно, что Раксал и Джодо тоже будут прижиматься друг к другу: между джоолграткой и муолгратом возникла какая-то странная близость. Но Гвин надеялась, что они позволят Эфи и маленькому Кинимиму забраться к ним под одеяло.

У нее самой был горячий волосатый Булрион. Гвин знала, что он захочет ее этой ночью. Она знала это даже лучше его самого. Они лежали друг у друга в объятиях, но перед близостью была любовная игра, а перед игрой — разговор.

— Я придумала это путешествие, — шепнула Гвин. — Как я об этом жалею.

—Нет, — пророкотал он ей в ухо, — это я во всем виноват, а ты была с самого начала права. За каменной стеной от опасности не укроешься.

— Я никогда такого не говорила...

— Тогда должна была сказать. Затея с крепостцой была ошибкой. У нас одна надежда на спасение: научиться воевать. Не надо становиться Череполикими, но нужна военная выучка. Мужчины должны уметь стрелять из лука. И бесшумно подкрадываться, как это делают Череполикие. Мы должны отбросить врагов до того, как они доберутся до наших домов. Когда мы вернемся, я займусь этим. С крепостцой покончено.

Гвин обняла его еще крепче.

— Мудрый мой Булл-Бык! Джасбур говорит, что через Высокий перевал до Рарагаша еще десять дней пути. Здесь мало кто ездит. Северная дорога короче и легче.

— Я разговаривал с Ордуром. Можно будет вернуться домой через Нурц и Мокт — проплыть по Флугоссу до Толамина или Далинга.

— Хм-м-м, — отозвалась Гвин, переворачиваясь на спину. — А я разговаривала с Васлар. Она говорит, что, когда видишь одно войско, неподалеку обязательно находится другое. Проехать через Петушью Арену будет не так-то просто.

— Так или иначе, а домой мы вернемся, — твердо сказал Булрион. И принялся целовать Гвин — серьезный разговор был окончен.

— Дай задать последний вопрос, — проговорила Гвин, когда он оторвался от ее губ.

— Ох уж эти последние вопросы, — усмехнулся Булрион. — Ну задавай.

— Зилион сказал какие-то странные слова про королевскую кровь. Что он имел в виду?

— Да ничего особенного. Мой отец принадлежал к секте, которая называлась Хищники. Каждый член этой секты был связан родственными узами с королевской семьей. В эту секту сплавляли избыток принцев. В конце концов, Хищники действительно стали королевским семейством. Сам Пантолион был их командиром.

— Ты хочешь сказать, что ведешь свой род от самого Пантолиона?

— Возможно, но в секте воинов трудно установить отцовство. Они... впрочем, не важно. Может быть, я и потомок Пантолиона.

— Но это многое объясняет.

— Что многое?

Булриону надоело разговаривать и хотелось перейти к более интересному занятию. Это был хороший признак. Гвин погладила его.

— Это объясняет, почему тебе суждено стать первым императором новой империи.

— Что за вздор ты несешь, женщина? Уж не для того ли ты вышла за меня замуж, чтобы стать императрицей? Тебя ждет разочарование.

— А я-то надеялась, что ты не догадаешься. Нет, я вышла за тебя замуж и по другим причинам.

— Каким же?

— Вот этой... И этой... И той.

42

На следующее утро путники отправились дальше. Впереди возвышались дикие и великолепные Колоссы, над которыми сияли снежные пики Псомб и Траф. Как и раньше, на каждом развилке их поджидал Череполикий. Пообщаться с местными жителями так и не удалось.

Сон несколько притупил горе. О Полионе почти не вспоминали. Постепенно к Тарнам вернулась способность смеяться. Жизнь продолжалась.

Трое авайлгратов как будто закрепились в своем новом облике. Васлар стала полной матроной лет сорока с лишком. Она явно старалась следовать совету Гвин: приспособиться к новому положению и играть ту роль, какую Судьбы ей предназначили на данную минуту. Она все еще иногда вспоминала, что когда-то была солдатом, и время от времени ругалась, как солдат.

Джасбур сделалась стройной брюнеткой лет тридцати и бросала зазывные взгляды на мужчин, особенно на Джукиона. Тот же шарахался от этих взглядов, как нервный жеребчик. Однако в основном Джасбур держалась около Ордура, на верность которого, видно, не очень полагалась.

Самое заметное преображение произошло с Ордуром. Он не только стал красавцем и сердцеедом, но и на диво поумнел. Несколько Тарнов уже заметили это. Все они удивлялись, кто прислал загадочное послание и почему оно было адресовано Ордуру, но от него самого никакого объяснения не добились. «Скользкий как угорь», — сказал о новом Ордуре Булрион.

Постепенно до Гвин дошло, что этот новый Ордур избегает ее. Она не собиралась с этим мириться и изловчилась поймать его на узкой тропе, где едва помещались рядом две лошади. По обе стороны тропы стояли заросли колючего терновника. Пусть-ка попробует сбежать!

Ордур явно раскусил ее намерения. Он приветствовал ее белозубой улыбкой и сиянием синих глаз. Не будь она счастлива в замужестве, он, наверно, сумел бы вскружить ей голову. Несмотря на любовь к Булриону, Гвин озабоченно подумала, в порядке ли у нее прическа и не слишком ли у нее обветрело лицо. Ну и ну! Откуда он знает, что неотразим? Ведь он ни разу не видел собственного лица.

— Да улыбнутся тебе Судьбы, Гвин-садж!

— Для начала, Ордур-садж, мне хватит твоей улыбки. У меня к тебе вопрос.

— Это меня не удивляет. Ты хочешь знать правила игры. Разве не так?

Он явно старался уклониться от серьезного разговора.

— Так. Что случилось с Полионом?

— Череполикие обожают упражнять свои таланты. Король Гексцион обожает допрашивать пленных. Он послал людей за очередной жертвой.

Гвин была наслышана о забавах веснарского короля.

— О Судьбы!

— К счастью, Полиона не пытали — во всяком случае, в обычном смысле слова. Король хотел его убить. Ему предложили выбор: смерть или вступление в секту Череполиких. Он предпочел Череполиких. Вот и все.

— Семь проклятий! Это не все. Откуда Воитель Зорг узнал, что Полион убил человека в бою?

На лице Ордура не осталось и тени улыбки. С минуту он смотрел вперед на дорогу. Когда они выезжали из Тарнской Долины, он едва держался в седле. Сейчас у него была изящная посадка кавалерийского офицера.

— Я открою тебе секрет, — сказал он, — если ты обещаешь не забывать, что это секрет.

— То есть я не должна никому об этом говорить?

— Нет, можешь рассказать, но только тем, в ком ты уверена.

— А другим я и так не стала бы рассказывать. Ладно, обещаю.

Орбур кивнул. На нем не было шляпы — видимо, не хотел прикрывать свои роскошные кудри. За последние два дня они выросли до плеч.

— Это письмо, которое всех вас так заинтриговало... Его написал советник короля Веснара, человек по имени Хан А-Лит.

Гвин хотела что-то сказать, но смолчала.

— Хан А-Лит находится при веснарском королевском дворе согласно договору, заключенному между королем и Академией Рагараша.

— О Судьбы!

Кости катятся и останавливаются, открывая волю Огоуль...

— Я спросила Джасбур, откуда в Рарагаше берутся деньги, и она сказала, что не знает.

Ордур усмехнулся:

— Знать-то она знает, но не все. Хан А-Лит — не единственный советник в Веснаре, и Гексцион, как ты, наверное, догадываешься, не единственный король, пользующийся услугами Академии. Щупальца Лабранцы протянулись во все углы Куолии.

Гвин взвешивала в уме услышанное. Тут было над чем поразмышлять.

— И все эти советники — меченые? Например, целители?

— И не только.

— Они есть и в Далинге? Ордур прищурил сапфировые глаза.

— Нет, Лабранца не считала правителя Далинга достаточно богатым и вообще заслуживающим внимания. А жаль. Тогда бы он знал, что меченых надо посылать к нам. Но приспешники Лабранцы состоят почти при всех царьках Куолии — на предмет обеспечения их личной безопасности. Они то воображают, что используют Лабранцу, а на самом деле Лабранца использует их.

— А какое это все имеет отношение к смерти Полиона?

— Полион Тарн узнал эту тайну. Поэтому он должен был умереть.

— Что?!

Ордур сердито тряхнул головой.

— Да, прискорбно, но факт. И он был бы не первым. Хан в каком-то смысле спас ему жизнь. Что знают Череполикие, совершенно не важно: они разговаривают только друг с другом. Но я не уверен, что Полион сделал правильный выбор. Может быть, ему было бы лучше умереть. Когда секта провозглашает, что новобранец мертв, она не так уж далека от истины. Человек, которого мы знали под именем Полиона, убит. А его тело служит секте.

Гвин содрогнулась.

— Какой ужас!

— Полностью с тобой согласен. Каждые несколько недель я преображаюсь в другого человека, чтобы...

Пытается перевести разговор на другую тему!

— Ты говоришь, людей убивают, чтобы сохранить тайну — и выбалтываешь эту тайну мне?

— Ты — особый случай. Мало кто это знает, даже в Академии. Джасбур уже двадцать лет мой друг и любовница, но я никогда не говорил ей того, что сказал тебе.

— А кто ты такой? — задала естественный вопрос Гвин.

Сапфиры заискрились усмешкой.

— Я — член Совета, так же, как Тибал. Но на других условиях. Большинство членов Совета избирается пожизненно, поскольку заседания собираются редко, и лучше, чтобы была преемственность. Но авайлграты поступают иначе, чем прочие меченые. Мы выбираем своего представителя заново для каждого заседания, потому что тот, которого мы выбрали в прошлый раз, может уже не годиться на эту роль. Пока что мне везло. Ни одно заседание Совета не заставало меня в состоянии идиота, каким я был совсем недавно.

Статуя Поуль, дарительницы жизни, что стояла во дворе гостиницы, вряд ли была красивее этого Ордура. Он опять улыбнулся своей неотразимой улыбкой.

— Сейчас мои мозги работают прекрасно, и это может нам пригодиться, когда мы прибудем в Рарагаш. Мне не нужны таланты Тибала, чтобы почувствовать приближение беды.

Утренняя Звезда споткнулась о камень. Ухватившись за ее гриву, Гвин сумела удержаться в седле. Потом попыталась припомнить, что хотела спросить.

— Откуда взяться беде? Мы привезли сюда Меченых и хотим поскорее убраться домой. Почему ты ждешь беду?

Ордур бросил на нее скептический взгляд.

— Ты и вправду не знаешь? Домой вам попасть будет трудно. Мокт и Веснар ведут необъявленную войну. Через поле боя так просто не проедешь. Лабранца, может, и могла бы договориться, чтобы вас пропустили, и дать вам провожатых, но готов держать пари на свои следующие четыре перевоплощения, что она этого делать не станет.

— Не в связи ли с дурацким пророчеством, что Булрион станет Обновителем?

Ордур кивнул.

— Но это же смешно! Он земледелец и хочет им оставаться. И он слишком стар. Да и как вы можете верить пророчеству шуулграта? Как только оно произнесено, оно меняет будущее и лишается силы.

— Не обязательно. Бывает, что изменяется только будущее того, кто произнес пророчество, а не ход истории. А если ему повезет, то и его будущее может остаться неизменным. Я знаю одного шуулграта...

— Ордур, — вдруг решилась Гвин. — Хватит болтать и выслушай меня. Время от времени я слышу какие-то голоса.

— Голоса или один голос?

— Один. Тебя это, вижу, не удивляет.

— А почему это все еще удивляет тебя? Слушай, ты начала того, что у тебя ко мне вопрос. Я ответил на твой вопрос, Гвин Тарн. Вопрос был довольно сложный и состоял из нескольких частей. Так? А теперь можешь ты исполнить мою просьбу?

Гвин почувствовала подвох, но он действительно многое ей рассказал.

— С удовольствием. Какую?

— Пообещай, что больше не будешь задавать мне вопросов, пока мы не приедем в Рарагаш.

— Это почему же?

Ордур закинул голову и весело рассмеялся.

— Свинья ты! — рассердилась Гвин. — Впрочем... ладно. Ты меня подловил.

— Да, подловил — и не скажу зачем. — В глазах Ордура прыгали чертики. — У меня есть на то важные причины. Кроме того, остальное ты додумаешь сама. Ты скорей поверишь собственным рассуждениям, чем моим басням.

Колючая изгородь кончилась. Дальше дорога шла по пологому травянистому склону. Лошадь Ордура рванулась вперед, как пущенная из лука стрела. Ветер донес до Гвин его заливистый смех.

Ох и ловок же, чаровник, подумала Гвин.

Во время обеденного привала Джасбур сцепилась с Васлар: дескать, та строит глазки Ордуру. Перебранка быстро перешла в потасовку. Авайлгратки дрались как бешеные кошки, и их с трудом растащили четверо Тарнов. Ордура это все чрезвычайно позабавило, и в его смеющихся глазах не было ни капли раскаяния.