И слева нас — рать,
И справа нас — рать,
Хорошо с перепою
мечом помахать!
Михаил осторожно отодвинул рукой ольховые ветви, всмотрелся, чувствуя рядом напряженное дыханье дружинников. Позади плескали в крутой, поросший густым ивняком и ольхою берег синие волны реки, впереди, за лесочком, на небольшой полянке виднелись шатры шведов. Несмотря на довольно позднее уже время — одиннадцать часов, — или, как считали русичи — «в шестом часу дня» — во вражьем стане стояла мертвая тишина, вражины дрыхли, что ли? Наверное, после вчерашнего перепою…
Звякнув кольчугой, Михаил оглянулся — позади, придерживая левой рукою поводья, стоял сам князь Александр — молодой двадцатилетний парень, высокий, красивый, с задорной кучерявой бородкой. Рядом с ним — верные слуги: Ратмир и Яков Полочанин, опытнейший охотник и ловчий. На князе серебрилась кольчуга, да сверху еще и доспех из узких железных пластинок, на голове шлем с золоченой полумаскою, на руках поручи стальные — все надраено, начищено, сверкает — аж глазам больно. У слуг, понятное дело, пластинчатых доспехов нет, однако ж кольчуги сияют — не хуже княжеской. Да и шлемы тоже ничем не хуже, правда, без полумасок, открытые. Зато в руках — щиты червленые с умбонами золочеными да короткие сулицы-копья. У Александра же — меч, добрый клинок, как раз по руке княжеской. Ой не поздоровится вражинам от такого меча, ох постоит князюшка за всю новгородскую землю! И князюшка, и Михаил — Миша-новгородец, и сын тысяцкого — чин в Новгороде немалый — Сбыслав Якунович, и молодой боярин Гаврила Олексич. Все, ясное дело, окольчужены, при мечах, некоторые — со щитами. А у молодого Сбыслава — секира огромная! Не забалуешь, чай, не погулять вышли!
Княжеский конь позади тихонько всхрапнул. Тихонько, а показалось — громко, Миша-Михаил аж вздрогнул, да крепче сжал в руке рукоять меча. Снова оглянулся на князя — не пора ли?
Тот перехватил взгляд, улыбнулся, кивнул — пора, парни, пора. Взобрался в седло, тронул поводья, опустив наперевес копье:
— Постоим, братие, за Новгород и Святую Софью!
— Постоим, княже!
Ну, вот оно — все! Началось!
— За Святую Софьюу-у-у-у!!!
Эх, выскочили из кустов, понесшись. Впереди — князь Александр на белом коне, за ним — боярин Гаврила Олексич. Не смотри, что пьян, а в седле сидит прямо, не шатнется, знай только мечом над головой крутит — эх-ма, раззудись плечо!
Ну а за ними — уж все остальные, сколь набралось. Кто смог. Так, можно сказать, немало народу.
— За Новгород!!!
— За Святую Софью!!!
Михаил бежал, чувствуя, как бешено колотится сердце, как рвется из груди буйная упругая радость — сколько ждали уже этого момента, почитай, год готовились… ну да, целый год… И вот — наконец-то!
— За Святую Софью!!!
Удобно лежит в руке меч, ухватисто. Таким вражину — рраз — и напополам! Ну, погодите, собаки свейские!
Александр-князь с Гаврилой Олексичем уже у самой поляны — на конях-то не пешком. Но и остальная дружина не особо и задержалась, что тут идти-то? От берега до полянки шагов пятьсот, а то и того меньше.
Ввуххх!!!
Кто-то из дружинников пустил стрелу. Хорошо пустил, умело — лихо пролетела стрела, ткнулась в ствол старой березины, задрожало зло…
— За Новгород и Святую Софью!!! — это соседушка, рядом бегущий, возопил, Сбыслав Якунович. Ишь, несется, черт, секирой машет… На работу бы так спешил. А ведь обойдет, не угонишься!
Михаил ускорился, нагнал своих, заорал черт-те что, то ли про Святую Софию, то ли просто — матом, завыл радостно:
— У-у-у-у-у!!!
Тут и вражины проснулись, из шатров своих повыскакивали, рожи пьяные. Наперерез князю бросилось сразу трое рыцарей — все в чешуйчатых доспехах поверх коротких кольчужных хаубертов, в конических шлемах с наносниками, в длинных щегольских кафтанах из яркого разноцветного шелка. Солнышко на подолах сияет — ярче, чем на кольчугах. Щеголи, мать вашу так… Все с треугольными щитами, с мечами, с копьями. У крайнего на щите по сиреневому полю — золотая звезда — в Святой земле воевал рыцарь, нехристей-сарацинов бил… или они его, воинское счастье — вещь переменчивая.
— За Русь и Святую Софию!!!
Ух, наскочил князь… рыцари не выдержали, расступились, словно бы давая Александру возможность сразиться с ярлом… Где он, кстати? А вот… Выскочил как черт из бутылки! Одет точно так же, как и рыцари, только на щите — по лазоревому в червленых сердечках полю вздыбился золотой зверь — то ли пес, то ли волк, то ли еще кто — герб славного рода Фолькунгов! Славного шведского рода… Биргер Магнунссон — не кто-нибудь, а королевский зять, а король, Эрик Картавый, такой, что зятя своего во всем слушает. И хотя ярл покуда — Ульф Фаси, а не Биргер, но…
Бум!
Ударилась в щит Михаила секира.
Возник впереди рыцарь… тот самый, с золотой звездой Соломона, из Палестины — Святой земли. Ну и гад! Ишь, щерится, снова секиру занес… Этак на раз щит разрубит — а за него, между прочим, немалые деньги плачены, да и личного труда вложено немало. Одна краска, да лак, да медь на обивку… А ты — секирой?! Вот, паразит гнусный!
Изловчился Миша, выставил правую ногу вперед, и — клинок изо всех сил — по секирному древку! Хрясь!
Вот тебе и секира! Улетела в крапиву — там ей и место. Давай-ка, брат, по-честному — на мечах.
Ну, на мечах так на мечах. Вражина спокойно так вытащил из ножен клинок, ударил… Михаил отбил… Ах, какой звук! Сказка!!! Да тут со всех сторон такие звуки слышались — пошла сеча!
Эх!
Миша рубанул с плеча, с оттягом, рыцарь едва успел поставить щит, и добрый клинок новгородца рубанул навершье… что явно не понравилось шведу. Ишь, скривился, чучело! И поделом! Это тебе не чужие щиты секирами крушить…
Удар! Еше! Еще! По нарастающей, все более яростно и яростно, вот это уже бой, вот это уже битва, в которой пощады не жди! Удар! Звон! А вот враг снова подставил щит… А вот получил по шлему… малиновый звон на весь лес! Словно колокол в храме.
Ах, как разозлился рыцарь! Глаза его сузились, стали, как щелки, зло задрожали губы… Ну — ударь?
Ага! А вот тебе… Н-на!!!
Закрутив клинок, Михаил ловким ударом выбил из рук вражины оружие. Тот сразу же отскочил в сторону, выставив вперед щит. Что, не по нраву?!
— Сдавайся, чучело! — грозно возопил Миша.
— От чучела слышу! — обиженно отозвался швед…
И вдруг глаза его округлись, а тонкие губы тронула презрительная усмешка:
— Если кто и чучело, так это вон… Посмотри!
Михаил оглянулся и увидел, как на поляну, прямо в гущу сражающихся, не спеша и что-то насвистывая, идет… вермахтовский гренадер в походном, не по уставному расстегнутом почти до пупа, кителе серо-стального цвета «фельдрграу», в каске образца 1935 года, начищенных до блеска сапогах, с небрежно болтающимся на груди пистолетом-пулеметом МП-40, малограмотными людьми ошибочно именуемым «шмайссером».
Вот уж точно, чучело! И откуда, гад, взялся?
Русские и шведы приостановили битву, с любопытством взирая на гренадера.
— Морду за такие дела бить! — сплюнув, грозно предложил рыцарь со звездой Соломона. — Наваляем, а, парни?
— Подождите, — спешился с лошади Александр. — Я, кажется, его знаю. Нет, ну точно — знаю!
Вермахтовец, похоже, тоже узнал князя — к нему и свернул. Подойдя ближе, ухмыльнулся, обдавая округу запахом недельного перегара:
— Привет, князь, как делишки?
— Привет, Веселый Ганс, — здороваясь с гитлеровцем за руку, сдержанно отозвался Александр. — Чего тут шляешься, нам биться мешаешь?
— Ну, извини. — Веселый Ганс посмотрел на князя просящими глазами. — Не мешал бы, да совсем уж мочи нет. Спросить хотел — у вас, случайно, со вчерашнего, водки не осталось?
Тут все захохотали — ага, нашел, что спросить, дурень!
— Не-а, — покачал головой князь. — То что оставалось, еще утром выпили — похмелились. Может, у шведов есть? Спроси вон, у Биргера.
— Нету у нас ничего, — тут же отозвался тот. — А в магазин-то местный что, не судьба сходить?
— Ходили уже, — Веселый Ганс тяжко вздохнул и поправил на груди автомат. — Нету там ничего, кончилась!
— Во дают! — тихо удивился Гаврила Олексич. — В сельском магазине водка кончилась — это ж надо?! А что, Веселый Ганс, — ваши фашистята тоже здесь, что ли?
— Не все, человек двадцать, — вермахтовец снял каску и, вытерев выступивший на лбу пот, неожиданно улыбнулся. — За «опелем» приехали, есть тут у одного мужичка грузовичок, с войны еще. Вот, хотим купить.
— Что, прямо с войны так и ржавеет? — закурив, подивился Биргер. — И сколько он просит, тот мужичок-то? Поди, заломил?
— Да просит-то немного, только ведь от «опеля» почти ничего не осталось… Эх, как бы «красноармейцы» не перехватили.
Михаил хмыкнул и присел на траву рядом:
— Скажешь тоже, «красноармейцы»! Им-то до «опеля» какое дело?
— Им до всего, что плохо лежит, дело, — шмыгнув носом, Веселый Ганс сдвинул на сторону автомат и, вытащив из кармана кителя пачку сигарет, предложил окружающим.
Многие взяли, лишь Михаил отказался, потому как недавно в очередной раз бросил.
— Что, правда, водки в магазине нет? — озабоченно переспросил Гаврила Олексич. — Во дела-то!
— Говорю же — нету. Ребята только что заглядывали — тут идти-то.
— В Рыбацкое надо ехать, не так уж и далеко.
Веселый Ганс кивнул:
— Уж придется. Сейчас вот и съезжу…
Он поднялся, и, поправив оружие, зашагал к видневшимся за деревьями домам.
— Чего, прямо так и пойдешь, в форме? — удивился Биргер. — Не боишься, что морду набьют… или — в участок?
— Не, переоденусь. У нас тут тачка…
— Постой, постой, Ганс, — забеспокоился Гаврила Олексич. — Может, из наших кого с собой прихватишь? Вон, хоть Ратмира или Мишу…
— Да я не на машине, на электричке поеду, — вермахтовец махнул рукой. — Всю ночь с мужиками бухали… Не хочется благосостояние гаишников повышать, они у нас и так люди не бедные.
Гаврила Олексич ухмыльнулся:
— Это уж точно. Вот, помню, с месяц назад еду себе…
— Ого! — внезапно воскликнул Александр. — А я-то гадаю — кто это «Лили Марлен» пел? Думал — показалось.
— Да, это мы пели… Ну, так что, идет кто из ваших? Составит компанию?
— Подожди… Сейчас решим…
— Ну, мы там, за липами, на повертке. Только вы быстрей решайте — к ближайшей электричке успеть.
Решали по-честному, по жребию. Обломали с куста веточки — кому что? Самая короткая выпала Мише, и тот лишь пожал плечами — судьба. Сунул кольчужку с мечом и шлемом в кусты — в тенек, накинул джинсовку:
— Вы тут это, за оружием присмотрите… И за пивом в ларек сбегайте.
— А зачем тебе пиво, Мишенька? С водкой мешать?
— Дурачье, о вас же беспокоюсь! — махнув рукой, Михаил повесил на плечо сумку, еще раз пересчитал собранные только что деньги — уж сколько вышло! — и поспешно зашагал к липам.