В комнате нас встретила наставница Лирисса. Марны не было. И ее чемоданы, собранные со вчера и сегодня, тоже куда-то делись.
Две монахини под руководством наставницы скатали матрас Марны, собрали подушки и белье, и ушли.
– Наставница, а что с Марной? – спросила я.
Наставница приложила к глазам платочек. Я увидела, что глаза у нее покрасневшие, как будто она пытается сдержать слезы, но они все равно льются.
– У семьи Марны случилась трагедия. Так что ее забрали сегодня, а не завтра, чтобы она успела на траурные мероприятия.
– А что произошло?
– Умерла ее тетушка.
Тетушек у Марны было с десяток. Семейство тон Креспи славилось своей плодовитостью, и потому родственников у них было много. Даже моя мачеха Камилла принадлежит к второстепенной ветви этого многочисленного рода.
Которая из тетушек преставилась вычислить было трудно, но, в любом случае, отъезд Марны выглядит слишком поспешным.
Наставница еще раз окинула взглядом нашу спальню и вышла. Кровать Марны теперь напоминала садовую скамейку, пусть и излишне широкую: простая доска на ножках. От нашей соседки не осталось и волоска.
– Как замечательно! – воскликнула Кати, кружась по комнате. – Теперь можно разложить все и собираться, не спотыкаясь о нашу малышку.
Не то, чтобы я разделяла ее оживление, но понимала. В первый год мы тоже жили втроем. Третьей соседкой была Патти вар Жарвин из выпускного класса. И в день маскарада, когда мы готовились к отъезду и собирали вещи, она паниковала и собиралась на маскарад выпускников.
И конечно, она неоднократно об нас споткнулась, задела или неудачно толкнула.
Таких выражений мы, пятнадцатилетние девочки, никогда и не слышали, какими она поносила нас, пока мы не сбежали в библиотеку и не перестали ей мешать.
Сейчас мы оказались на ее месте.
Кати раскрыла дверцы своего шкафа и начала вытаскивать вещи одну за другой – белье, нижнее платье, верхнее – маскарадное, похожее на оперение яркой птички, туфли, шкатулку с украшениями и, отдельно, коробочку со средствами макияжа.
Последнее в монастыре держать строжайше запрещалось. Так что эту контрабанду она протащила в прошлые выходные. Примерно тогда же, когда я висела, зацепившись юбкой за забор.
– Джой, ты поможешь мне? Зеркала-то нет… А накраситься надо! – едва я потянулась к своему шкафу, попросила Кати.
– А ты потом накрасишь меня? – предложила я. У меня-то косметики нет.
Кати согласилась, и я взяла в руки сначала пуховку, а затем и кисточки. И начала сосредоточенно рисовать Кати новое лицо.
Она вертелась, пыталась достать свой блокнот, чтобы выучить наизусть кто в чем и потом не ошибиться – гора писем за неделю пополнилась еще пятью. Так что несколько раз у меня кисть соскальзывала и приходилось стирать и заново рисовать сложный макияж.
Наконец ее лицо стало похоже на кукольное, и она принялась переодеваться.
– Джой, а подержи вот тут, пожалуйста! – ныла она.
– Кати, мне тоже надо готовиться, – попыталась отбиться я.
– Ну пожалуйста-а-а!
И я покорно держала что ей было нужно – завязки, бретельки или стягивала корсет еще туже, отчего талия Кати казалась такой, что ее можно обхватить одной ладонью.
– Ох, Джой, спасибо тебе! Ты настоящая подруга! – Кати, уже готовая, сосредоточенно обмахивалась веером из перьев.
Ее платье было густо усыпано точно такими же и длинный шлейф создавал впечатление птичьего хвоста. Маска была похожа на клюв, а макияж делал ее лицо продолжением маски.
Настоящая райская птичка.
Я наконец развернулась к своему шкафу. Открыла створки. Меня окатило запахом паленой ткани и воска.
Я застыла в немом ужасе.
Мое платье.
– Мое платье! – дрожащими руками я коснулась платья.
Того, что от него осталось.
Мое платье было не просто испорчено.
Оно было уничтожено. С особой жестокостью. Словно оно – чей-то личный враг и до него добралась банда наемных убийц.
Гладкий желтый шелк был заляпан воском и красками, а зеленые ленты подпалены и порезаны. Тщательно сделанные мной искусственные цветы на корсаже были оторваны и висели на двух-трех ниточках, поникнув головками.
Краски стояли на полке – открытые, уже почти высохшие. Мои, те самые, которые я добыла у аптекаря. И только бархатная маска, украшенная кружевом и вышивкой, издевательски идеальная стояла на коробочке с принадлежностями для шитья.
– Джой! Джой! Ты уже пять минут стоишь и смотришь в шкаф! – вывел меня из оцепенения голос Кати.
Я сделала шаг назад и потянула за собой останки платья.
Великая богиня!
Оно еще и разрезано так, словно его убивал какой-то маньяк. Ткань, на первый взгляд казавшаяся расшитой лентами, на самом деле только на этих лентах и держалась. В просветах между лентами были длинные разрезы.
– Джой! Твое платье! – Кати наконец заметила что произошло. – Но как же ты пойдешь на маскарад?!
Ноги меня не держали, и я села на кровать. Прижала к себе испорченное платье, словно ребенка. Глаза нестерпимо жгло.
Я не пойду на маскарад.
Мое платье, все эти недели и месяцы подготовки – все уничтожено. И я даже не представляю кем.
Я не пойду на маскарад, не будут там представлена Валлару Танну, он не влюбится в меня с первого взгляда, мы не поженимся и деток тоже не будет…
Я не пойду на маскарад.
Я не пойду.
Слезы лились по щекам, на губах застыл вкус пепла, а я только и могла, что прижимать к себе испорченное платье и повторять: “Я не пойду на маскарад”.
– Джой… – голос Кати доносился как через слой одеял. – Мне так жаль, Джой…
Эта гадина в плаще все-таки добралась до меня. Но кто же она?