Манглабит Варанги (СИ)

Глава 15

Лагерь крестоносцев гудит торжеством. Нетрезвые, радостные голоса вояк то затягивают христианские гимны (что с учётом подпития исполнителей, путающих слова и кричащих на разные голоса, звучат откровенно кощунственно), то славят героев дня, отличившихся в битве. В особенности же Раймунда Тулузского, коий и победил в сражении… И, как ни странно, Боэмунда Тарентского — чья последняя вылазка из лагеря была действительно весьма успешной.

О первой, разгромной для крестоносцев половине боя, в ходе которой норманнские рыцари под началом Боэмунда едва не были разбиты, на радостях предпочли забыть.

И пожалуй, имена только двух вождей в этот славный вечер практически не вспоминают: никак себя не проявившего Стефана из Блуа — и, как ни странно, Танкреда. Хотя именно «Танкред Отвиль» сумел организовать оборону лагеря в критический момент схватки… Но о мгновениях пережитого ужаса и бессилия, когда сарацинская стрела в любой миг могла забрать жизнь любого из воинов, крестоносцы предпочитают не вспоминать. Заодно предав забвению и рядовой подвиг Даниила Витальевича…

Впрочем, последнее его мало беспокоит — в отличае от Ромки, коий мог сегодня погибнуть… И теперь Белик сам вызвался встать в боевое охранение вместе со своим «знаменем», разбив стоянку рядом с сотней русов варанги, вновь заперевшихся в кольце телег. Недолго думая, капитан приказал возвести точно такое же укрепление и своим воинам… Стоит отметить, несколько разочарованным из-за своего безучастия во второй, победой половине сражения! И особенно грабеже сарацинского лагеря…

Впрочем, недовольный ропот воинов ещё далёк от того, чтобы перерости в откровенную смуту. А потому Даниил Витальевич без зазрения совести покинул своих рыцарей, дабы встретиться с Романом и поговорить с ним по душам, наедине…

Стоянка русичей встретила капитана негромкой, проникновенной песней, слова и мелодия которой показались ему смутно знакомыми — и трогательно родными… Замерев на месте, Белик попытался вслушаться в неё, чтобы уловить хотя бы общий смысл… Увы, капитану не очень повезло с «загрузкой» в неигровую «непись», строго ограниченную базовыми настройками. Так что в итоге Даниил так и не сумел понять текста древнерусской песни — и придя в себя, он двинулся к костру Ромы, стряхнув краткое наваждение…

Негромко поющие, заметно уставшие русичи жарят на углях куски свежей конины — и аромат шашлыка стоит ещё тот! Как, впрочем, и над всем лагерем крестоносцев… А вот пьют варанги мало и в основном воду — что весьма похвально для их командира. Мало ли сельджуки рискнут вернуться и напасть на празднующих победу христиан под покровом ночи, стремясь отомстить за дневное поражение⁈

Костёр Романа Даниил нашёл не сразу — а когда нашёл, без приглашения сел подле мерцающих малиновым углей, над коими едва-едва пробиваются невысокие языки пламени. Сидящие подле огня русы — сам сотник и крепкий, матёрый чернобородый детина с косым шрамом через половину лица — встретили «Танкреда» настороженными, недовольными взглядами, и капитан постарался как можно скорее разрядить обстановку:

— Мир вашему дому! Точнее сказать, костру… Хм… Мир вам, ромеи.

После столь неуклюжего приветствия «норманна» на губах Романа заиграла невольная улыбка — и хмыкнув, он ответил:

— И тебе мир, Танкред Отвиль. С чем пожаловал?

Второй русич остался все также безмолвен, и все также недоволен — Белик же, сняв с пояса уже знакомый Самсону бурдюк, призывно им встряхнул:

— Килийский мускат. Здесь немного осталось, допьем?

И вновь Роман хмыкнул:

— Действительно веришь, что розовая водичка развяжет мне язык?

Белик, несколько обескураженный такой встречей, пожал плечами:

— Как угодно. Но объяснить, почему ты хотел убить моего дядю, варяг, ты все равно обязан.

Осознав смысл сказанного, дёрнулся было чернобородый русич, уже схватившись за рукоять клинка — но Самсонов остановил его жестом руки. После чего, посмотрев в глаза «Танкреда», спокойно сказал:

— Быть может, тебе лишь показалось, рыцарь? Быть может, тебе стоит забыть о том, что ты увидел? А то знаешь ли… Десяток сарацин мог вернуться — и устроить засаду на одинокого норманна, возвращающегося в свой лагерь. И найдут твое хладное тело на рассвете, с турецкой стрелой в боку, да на полпути к вашей стоянке…

Белик, не удержавшись, рассмеялся:

— И что же мне помешает «забыть» об увиденном до утра, а на рассвете, собрав всех норманн и сообщив обо всем Боэмунду, истребить твою сотню? А после в труп каждого ромея воткнуть по сарацинской стреле⁈

Глаза Романа заледенели, а рука сама собой легла на рукоять меча — но капитан лишь развёл пустыми ладонями:

— Гвардеец, а тебе не приходило в голову, что желай я тебе зла, я уже рассказал бы обо всем дяде — или же твоему командиру, Татикию, ещё днем? И разве не задумался ли ты о том, почему я явился в твой лагерь в одиночку, даже без оруженосца?

Роман промолчал, но вопрос его зацепил, судя по задумчивому взгляду… И Белик пошёл в наступление:

— Так вот, я желаю поговорить с глазу на глаз, и обсудить все мирно, без ненужных угроз и лишнего кровопролития… Быть может, ты также мог слышать, что мои отношения с дядей далеки от родственной любви?

Немного помолчал, и так и не дождавшись ответа все еще напряжённо обдумывающего его слова Самсонова, капитан продолжил:

— Я видел, что ты хотел выстрелить ему в спину — и отказался от затеи, лишь когда Боэмунда закрыли прочие рыцари. Но, как видишь, я ничего никому не сказал… Так могу ли я все же рассчитывать на откровенный ответ — зачем ты хотел его убить?

Ещё немного помолчав, сотник наконец-то заговорил:

— Тут все просто. И я, и Микула — Роман кивнул в сторону второго русича, сидящего за костром — дрались с норманнами при Диррахии. Микулу изувечили в той сече, у него с тех пор нет передних зубов, а потому он чаще молчит, ибо говорить ему сложно. А я… Я же потерял отца — в пламени сожженной норманнами церкви, куда они загнали последних уцелевших варангов. Именно воины Боэмунда остановили атаку нашей гвардии и заставили отступить варягов к храму, именно они его зажгли… И потому я очень сильно хочу смерти твоему дяди. И сегодня, увидев возможность поквитаться с ним, я не сумел сдержать себя…

Белик немного помолчал, пытаясь воскресить в памяти события схватки при Диррахии — не вспомнил, но в целом, самое важное Роман ему итак поведал. И немного подумав, капитан заговорил о самом сокровенном:

— Вечером на общем военном совете Раймунд Тулузский указал на необходимость направить вперёд не очень большой отряд всадников, чтобы те могли заранее предупредить о враге еще до того, как сарацины устроят нам очередную засаду. И я подумываю согласиться возглавить его — все одно Боэмунд не успокоится со своими придирками… Зато дядя обещал выделить два «знамени», и пару сотен боевых слуг, включая несколько десятков лучников и арбалетчиков, коих мы посадим на трофейных лошадей…

Сделав небольшую паузу, Даниил продолжил:

— Однако я бы с радостью принял в этот отряд и твоих людей. Ты бы оказался очень далеко от Боэмунда, более не рискуя собой и своими людьми… Ну и мог бы проследить за тем, что все захваченные поселения переходят под власть базилевса. Только представь: не менее полутора сотен рыцарей, двести норманнских пешцев, да восемь десятков твоих варягов — мы могли бы брать даже небольшие крепости!

Роман невесело усмехнулся — и только покачал головой:

— Если ты не понял, Танкред, под Диррахием бился не только Боэмунд. И мои русы недолюбливают не только сына Гвискара… Я делаю исключения для тебя лишь только потому, что тебя не было в той сече по молодости лет.

Белик недоуменно пожал плечами:

— Так в моем «знамени» вряд ли найдётся хоть один рыцарь, кто сражался с ромеями в Эпире… И потом, разве мы уже не бились плечом к плечу с общим врагом? Разве не проливали свою кровь вместе, даже сегодня⁈

Но Самсон лишь вновь отрицательно мотнул головой:

— Плохая задумка.

— Ну раз плохая… Что же, видимо, разговора у нас сегодня не получится… А жаль.

Даниил неспешно встал и потянулся, размял немного затекшие ноги — после чего вновь протянул бурдюк с мускатом варягам:

— Хотя бы вино примите? Не отправлено — могу хоть сейчас отпить!

Кажется, взгляд безмолвного Микулы оживился — впервые за все время разговоры! Но Роман вновь отрицательно покачал головой:

— Не стоит, мы не пьём в походе. Да и твоим людям не советуем увлекаться хмельным.

Белику осталось лишь кивнуть на прощание — после чего, развернувшись к выходу из лагеря гвардейцев, он двинулся прочь от костра оказавшегося столь упертым и несговорчивым Самсона… Хотя при этом капитана не покидало чувство, что Роман явно что-то не договаривает!

В любом случае, об отделении от войска крестоносцев пока что не стоит даже и мечтать… А жаль — хоть и есть свой риск в разведке этакой средневековой «батальонно-тактической» группы, но Ромка был бы все время рядом! А там уже и «интел» по идее со дня на день закончит работу над вирусом — и подаст сигнал…

Утро стоянка варангов встретила в мире и спокойствие: ночью сарацины не предприняли никаких попыток помешать крестоносцам праздновать, не заметили дозоры сельджуков и с первыми лучами солнца… А потому русичи принялись мирно трапезничать захваченными у турок трофеями. В ход пошёл манакиш — подсушенные пряные лепешки из пшеницы с тмином и бастурма, вяленая говядина. В сущности — таже солонина, при изготовление которой, однако, используются также и специи… А потому она будет все же повкуснее. Помимо этого пришлись ко столу и обжаренные в масле нутовые шарики, способные храниться какое-то время после приготовления… И сухофрукты, редко попадающие в походную пищу даже варангам! Но сарацины их уважают и часто берут с собой… Оставив же все запасы еды в захваченном крестоносцами лагере, они, выходит, «угостили» ими и русичей Самсона!

…Воины Романа уже расцепили телеги и принялись седлать лошадей, когда с ночной стоянкой варягов поравнялся отряд рыцарей чуть менее, чем из четырёх десятков всадников. Им бы проехать мимо — да видно подлечить утреннее похмелье было нечем, и вожак крестоносцев злобно закричал на ломанном греческом, даже не пытаясь сбавить тон:

— А-а-а! Вот и трусливые ромейские бабы! Бородатые бабы, навесившие на себя сверкающую рыбью чешую! Где вы были вчера, трусы, когда мы рубили сарацин⁈ Как всегда, отсиживались в тылу? Только и можете, что уговаривать сдаться Комнину уже разбитых нами сарацин…

Манглабит, в первые мгновения порывавшийся было достойно ответить, в итоге просто плюнул на хмельного склочника — хочет языком почесать, пусть чешет. Как говорится, собака лает…

— Эй ты, я к тебе обращаюсь! Я Балдуин Булонский, граф Вердена и брат герцога Нижней Лотарингии! Не смей молчать, когда я к тебе обращаюсь!

Несмотря на подпитие, склочник безошибочно определил в Романе старшего — и даже двинул коня в сторону манглабита… Последний же, не обладая ангельским терпением, постарался все же ответить спокойно — но с достоинством:

— Вчера мои варяги помогали отразить атаку сарацин на лагерь норманнов. А дозорная сотня прониариев целиком пала в перестрелке с множеством турок, не свернув с пути и не сбежав от более сильного врага… Ты несправедливо обвиняешь наших воинов в трусости, Балдуин Булонский.

Но ответ Самсона лишь сильнее раззадорил графа Вердена, как видно, сознательно нарывающегося на драку:

— Сотня ромеев погибла, не бежав, а рыцари показали туркам спину⁈ Об этом ты говоришь, пес⁈ Обвиняешь славных воинов Христа в трусости⁈ Ну так я спрошу с тебя за твои слова!

Роман, тончайшая плотина терпения которого давно уже готова была обрушиться, с не меньшей яростью в голосе ответил:

— Ну так иди и спроси! А то лишь языком молотишь…

Балдуин, только и ждавший этого мгновения, тотчас обнажил меч — и ловко спрыгнул с коня, свирепо скалясь… Также, вполне уверенно двигаясь, граф с победным ревом сорвал с седельного крюка булаву, перехватив её левой рукой!

Микула, столь же свирепо оскалившись, двинулся было вперёд, тотчас схватились за мечи рыцари Булонского — а русичи за древка топоров и соленарии, принявшись быстро натягивать их тетивы… Однако, вскинув руку, Самсон яростно взревел:

— Стоять! Я сам…

После чего он обратился уже к графу:

— Один на один, Божий суд — и до первой крови.

— Хах, Господь вскоре покарает тебя за ложь и дерзость, ромей!

Манглабит уже молча и неспешно оголил отцовский клинок, смотря в глаза замершего чуть поодаль графа — ухмыляющегося с таким видом, словно он уже пустил кровь варангу! Ну ничего, там видно будет, чья возьмёт… Самсон также потянул из-за пояса древко секиры — но ещё не успел он вытащить топор, как Балдуин ринулся вперёд!

— А-а-а-а-а!!!

Острие вражеского меча вспороло воздух в вершке от глаз успевшего отпрянуть манглабита, а навершие полетевшей вдогонку булавы опасно загудело над самой его макушкой… Но сотник успел нырнуть под удар Балдуина — и тут же рубанул от себя, от души полоснув лезвием отцовского клинка чуть выше колен крестоносца! Тот вскрикнул от боли, оступившись и потеряв равновесие — а Самсон, пружинисто выпрямившись, ударил ещё раз: сверху-вниз, по левой руке противника! И если первый удар не прорубил кольчужных чулок графа, то второй вышел куда как более сильным — перерубив и плетение хауберка, и стеганный гамбезон рыцаря… Меч Добромила окрасился вполне себе красной, а вовсе не голубой кровью Булонского, закричавшего ещё сильнее — и выронившего булаву… В то время как сам Самсон сделал шаг назад — и примирительно опустил клинок:

— Довольно. Первая кровь пролилась, и я не вижу причин продолжать поединок…

Быть может, будь Балдуин полностью трезв и не мучай его раздражающее похмелье, он признал бы свое поражение… Но слова сотника словно разъярили его ещё сильнее! Злобно оскалившись, Булонский внезапно для Самсона, размашисто рубанул мечом — едва ли не достав Романа, и вынудив его поспешно пятиться! А потом ещё и ещё — так, словно граф и не чувствует боли, лишь придавшей ему сил! Клинок Балдуина режет воздух с пугающей скоростью — и сотник русичей продолжает вынужденно отступать…

— Бейся со мной, трус! Бейся!!! Сын шелудивого пса!!!

Вот это граф сказал зря. Поймав просвет в чехарде ударов рыцарского клинка, на солнце мелькающих смазанной молнией, Самсон шагнул вперёд… Но в этот же миг Булонский изменил направление удара, и рубанул сверху-вниз! Не иначе как Балдуин готовил эту атаку заранее… Но рухнувший сверху меч Роман успел принять на скользящий блок собственного клинка, вскинув его к голове — и тотчас шагнув влево. Сталь оглушительно лязгнула, высекая искру! И удар Балдуина соскользнул по острию меча, направленному к земле — провалив вновь потерявшего равновесие рыцаря… А манглабит, действуя на одних лишь заученных рефлексах, развернулся вполобота — и уже вдогонку рубанул по шее Булонского! Удар сверху-вниз получился что надо — вогнав кольчужные кольца прямо в плоть крестоносца, и сломав тому шейные позвонки…

— Он убил Балдуина!

— Убил графа!

— Смерть ему!

— Смерть!!!

Рыцари из сопровождения Булонского выхватили мечи, развернув коней к Самсон — намереваясь тотчас налететь на манглабита! Но их дестриэ не успели сделать и пары шагов, как запели тетивы соленариев, отправляя болты в упор… Все было кончено в считанные мгновения: щиты валлонов, способные спасти их, были перевешены за спины. А варанги уже достаточно поднаторели во владении самострелами — чтобы с пары десятков шагов первым же залпом смеси три дюжины всадников…

Однако к месту скоротечного боя уже спешат рыцари Танкреда, слишком поздно заметившего стычку Булонского и Самсона. Стрелки тотчас принялись перезаряжать соленарии, а прочие варанги схватились за сулицы… Но Танкред неожиданно для всех остановил своих всадников — и направился к русичам в одиночку, с напоказ поднятыми, пустыми руками. Тогда и Роман поднял левую руку с ракрытой ладонью, успокоив ратников — после чего издали обратился к норманну:

— Это был честный поединок! Я не желал его — но Балдуин сам полез в драку… Я предлагал остановиться, ранив его — граф не послушал… Это был Божий суд! Но когда он пал, его рыцари ринулись на меня, желая отомстить…

Лицо Танкреда, остановившего коня у тела Булонского, оставалось непроницаемо серьёзным, пока обескураженный результатом схватки Роман пытался объясниться… Но когда он замолчал, племянник Боэмунда веско заметил:

— Это все детский лепет, ромей. Братья Балдуина, Готфрид и Эсташ потребуют голову зачинщика боя — и Татикий обязательно тебя сдаст. Будет вынужден сдать, не с его крохотным отрядом тягаться против войска крестоносцев… Да даже против одной только армии Готфрида. К чему эти потери и риск разорвать итак ненадёжный союз, когда на другой чаше весов лишь твоя жизнь?

Самсон промолчал, лишь стиснув побелевшие от напряжения кулаки — понимая правоту Танкреда, и не зная, что ещё можно сделать и сказать… Между тем Отвиль неожиданно для манглабита принялся командовать:

— Грузите тела валлонов на свои возы, да поскорее; лошадей пока уведёте с собой. Мои же лучники передадут вам запас сарацинских стрел… Отъедите подальше, спихнете тела на дорогу, вырежете болты, вгоните стрелы — подмена так себе, но может и поверят… Я же тотчас отправляюсь к Раймунду, соглашаться вести передовой отряд. И как только соберу воинов и требуемый запас еды, в том числе и на твоих людей, мы выступим вперёд — и нагоним вас. Татикия я предупрежу, что включу твою сотню в моё «знамя»… Надеюсь, теперь-то ты не против присоединиться?

Роман помолчал пару мгновений, пытаясь понять, в чем выгода Танкреда — но так и ничего не спросил, понимая, что утопающий должен хвататься и за соломинку:

— Благодарю тебя! И да, терпеть конечно же не против… Но как это примут твои рыцари? Не проговорятся?

Танкред обернулся на недобро хмурящихся норманнов, после чего с некоторым сомнением ответил:

— Не должны… Христиане сражаются друг с другом — и убивают друг друга что на западе, что на востоке. А мои рыцари верны лично мне… Да и потом, разве у нас есть выбор⁈

Самсон понуро протянул:

— Вот уж точно — выбора у нас нет…