Глава 13

…- Не отставайте! И подгоните уже своих кобыл, скоро на полверсты растянемся!

Роман понукает своих гвардейцев скорее по привычке и усталости от монотонного путешествия по однообразным и обезлюдевшим дорогам Конийского султаната. Сарацин — словно никогда и не было на земле греков! Впрочем, нет никакой убежденности, что здесь жили и подданные ромейского базилевса… Вытоптанные, уничтоженные посевы, еще дымящиеся пепелища на месте поселений — и засыпанные колодцы встречают крестоносцев в этом некогда цветущем краю, ныне превращенном турками в обезлюдевшую пустыню!

Прием «выжженной земли», известный еще со времен скифов, а точнее их войны с персами, во всей своей неприглядной красе…

Н-да, получивший по зубам у столицы султаната Кылыч-Арслан теперь пытается измотать крестоносцев — по всей видимости, желая «подготовить» их к новому сражению. Опять же, все согласно скифской «науке побеждать»… Интересно, откуда такое удачное название в голове? И почему оно кажется особенно знакомым⁈

— Хм, любопытно…

Роман попытался вспомнить, где и когда слышал последнее определение — но безрезультатно промучив себя несколько минут, вернулся мыслями к событиям последних недель, размышления о которых помогают сотнику коротать его путь.

…Итак, при попытке проникнуть в Никею, Кылыч-Арслан неожиданно для себя столкнулся с провансальскими крестоносцами графа Раймунда Тулузского. Недолго думая, султан бросил на врага отряд гвардейцев хасс-гулямов, следующих в голове войска сарацин… Поголовно защищенные кольчугами, шлемами и щитами всадники на лучших, самых крупных конях — к тому же поголовно вооруженные копьями. Это был отряд избранных, самых подготовленных воинов султана — и застигнутый врасплох появлением крестоносцев у южных ворот, он надеялся, что хасс-гулямы все же прорвут боевые порядки франков… А потому вслед за сводным отрядом тяжелой конницы, собранным со всей его рати, Кылыч-Арслан бросил в атаку также и имеющуюся у него пехоту из числа греков-копейщиков — принявших ислам, и верностью своей заслуживших быть право воинами пророка! Легкую же конницу сельджуков вождь бросил на крылья вражеской армии, желая охватить ее — и полуокружив, позже обратить в бегство беспощадным обстрелом и ударами с тыла…

Но все пошло не по плану Кылыч-Арслана: хасс-гулямы не успели даже доскакать до сплотивших ряды копейщиков-франков, когда были атакованы многочисленными франкскими рыцарями! Причем последние, ударив в копье на разгоне тяжелых жеребцов, без особой сложности опрокинули гулямов, истребив большую их часть… Также под удар франкских рыцарей попали и мусульманские пешцы, застигнутые врасплох, а потому не успевших перестроиться и принять крестоносцев на пики. Впрочем, иные воины сарацин сошлись в ближнем бою с пехотой Раймунда Тулузского, успев испытать на себя убойную мощь арбалетных болтов!

Но если начало боя для султана сложилось не лучшим образом, его прием с охватом крыльев вражеского войска себя вполне оправдал. Окружая пеших крестоносцев, сарацины засыпали их множеством стрел, заставив пятиться назад и вселяя страх в их сердца… Рыцари же Раймунда завязли по центру, сражаясь с греками-мусульманами, и также были атакованы турецкими конными лучниками, расстреливающими франкских жеребцов! Да, Кылыч-Арслан вполне мог победить графа Тулузы, если бы тот сражался под стенами Никеи в одиночку…

Но в том-то и дело, что у столицы Румского султаната собралось все войско крестоносцев!

Прежде всего, отличился Танкред Отвиль, ведущий в бой норманнских рыцарей — включая и воинов его дяди Боэмунда, на момент битвы все еще находившегося в Царьграде… Танкред подвел своих всадников к сарацинам неспешным шагом, усыпив бдительность врага — и это несмотря на плотный обстрел сельджуков! После чего норманны неожиданно для сельджуков перешли на тяжелый галоп — воспользовавшись тем, что на короткой дистанции скорость разгона их дестриэ заметно превышает скорость бега степных кобыл…

Протаранив же и здорово потрепав турок, заставив их всерьез попятиться на правом крыле войска Кылыч-Арслана, Танкред дал небольшой отдых жеребцам своих рыцарей. После чего он резко изменил направление удара, и атаковал конных лучников, обстреливающих пехоту провансальцев ближе к центру сражения! И вновь его расчет оправдался: норманны рассекли крупный отряд сарацин буквально надвое — после чего прижали большую его часть к рядам копейщиков из Прованса, и буквально вырубив сельджуков!

А там уже в бой на левом крыле вступили подоспевшие крестоносцы герцога Нижней Лотарингии и его братьев, а затем армии и прочих европейских феодалов…

Кылыч-Арслан был отброшен от стен Никем по итогам боя, понеся значительные потери. А его ударные части в лице хасс-гулямов и греческих пикинеров были и вовсе уничтожены… Наконец, попавшие под рыцарский таран конные лучники принялись пугать прочих воинов, вновь и вновь рассказывая соратникам о жутких ударах копий крестоносцев и мощи их огромных жеребцов! В этих условиях султан рискнул отвести уцелевшую рать от столицы, чтобы привести людей в чувство, пополнить их ряды новыми всадниками — а заодно и заключить перемирие с туркменами Данышмендидов пред лицом общего врага… Кылыч-Арслан рискнул безопасностью своей семьи, будучи уверенным в том, что хорошо укрепленная крепость все же не падет — ибо по водам Аскании в осажденный город регулярно поступали запасы провизии и воинские подкрепления.

И в какой-то мере это ожидание оправдалось: несмотря на то, что после поражения сельджуков у стен Никеи крестоносцы построили баллисты, тараны и осадную башню под руководством Раймунда Тулузского, несколько штурмов крепости не дали результата. Не сломал осажденных и обстрел города отсеченными головами сарацин, павших при попытке отбить столицу… Скорее наоборот, после ее защитники начали драться еще более яростно и остервенело!

А осадную башню, главное средство штурмующих крестоносцев, сарацины сумели зажечь и разбить камнями, погубив под ее останками и всех рыцарей, в ней находившихся… До того, кстати, действия павших крестоносцев едва не увенчались успехом! Ведь подведя свой «порок» к Гонате, поврежденной башне первого ряда стен Никеи, они едва ее не разрушили, сумев выбить в основании часть камней и заменить их деревянными блоками, кои после подожгли… Впрочем, даже если крестоносцы и сумели бы разрушить Гонату и пройти первый ряд стен — разве после не оказались бы они в ловушке перибола, истребляемые стрелами, дротиками, и камнями, летящими на них сверху, обливаемые кипящим маслом и греческим огнем, зажатые в узком «коридоре смерти»?

Но все изменило прибытие отряда Татикия — и небольшого ромейского флота. Блокировав гавань Никеи, команды «монер», собранные из ветеранов варанги — в большинстве своем привычных к морскому бою! — отразили единственную серьезную попытку сарацин пробить блокаду, широко используя греческий огонь и навыки варангов в схватке на судах. Причем пошедшие на вылазку из крепости турки в этом бою понесли очень тяжелые потери, едва ли не самые значительные за время осады… А поняв, что подкреплений по озеру больше не будет, сельджуки осознали и свой неминуемый конец.

В этих условиях дукс Мануил Вутумит, посол и доверенное лицо Алексея Комнина, сумел убедить осажденных сдаться именно ромеям — под гарантии защиты жизни и здоровья. Особенно жизни и здоровья членов семьи Кылыч-Арслана, включая его жену, детей и сестру… В случае же отказа Мануил пугал осажденных неизбежной резней мусульманского населения города — и последние, пережив обстрел крепости отрубленными головами павших сарацинских воинов, охотно поверили в реальность угроз Вутумита! Таким образом, в день решающего штурма крестоносцев, сарацины открыли «морские ворота» крепости со стороны озера — и варанги вошли в Никею, подняв над крепостными башнями имперские знамена с Лабарумом, Константиновым крестом…

Ох, и какой же вой поднялся среди крестоносцев, мечтавших хорошенько так разграбить Никею! Что бы при этом ждало бы женщин и детей, и прочих мирных горожан, лучше даже не думать… Но Мануил Вутумит напомнил горячащимся вождям рыцарей, что те принесли вассальную присягу базилевсу — и обещали вернуть Комнину отбитые города и крепости, некогда принадлежавшие грекам.

Однако же действующий с истинно ромейской хитростью, Вутумит использовал не только кнут, но и пряник — передав знатным европейским феодалам всю городскую казну Никеи! Заодно заставив присягнуть императору всех феодалов, кто еще не успел присягнуть, включая и Танкреда Отвиля…

И вот, неделю спустя после падения столицы султаната, крестоносцы двинулись вглубь захваченных турками ромейских земель. Ужасаясь тому, что сарацины выжигают собственные владения, лишь бы враг их не смог обеспечить себя пропитанием и водой! А заодно и получить поддержку от преимущественно христианского греческого населения… Впрочем базилевс, взявшийся обеспечивать продвижение союзников-«вассалов» по Малой Азии, исправно выполняет свои обязательства. И под сильной охраной прониариев и их боевых слуг, а также наиболее верных печенегов, Комнин регулярно посылает обозы с солониной, сухарями, достаточным количеством круп и овощей для рядовых крестоносцев. А также и изысканной едой для рыцарей: мягким пшеничным хлебом, копченым мясом и колбасами, сыром и вином! Кроме того, специально обученные греки расчищают засыпанные колодцы или роют новые, так что и от особой жажды европейцы не страдают…

Тем не менее, с крестоносцами по-прежнему следует лишь небольшой отряд Татикия — в то время как основное войско базилевса, собранное из прониариев и варангов, двинулось вдоль западного побережья Малой Азии к Смирне. У Комнина свой интерес в этой войне, и прежде всего он желает вернуть не Гроб Господень (хотя император заинтересован и в Иерусалиме!), а земли, чье владение сарацинами угрожает непосредственно Царьграду. И Смирна, в которой ныне правит сын достопамятного Чакан-бея (из-за которого, по большему счету, и случился крестовый поход!), стала первой целью императора…

Ну а что сам Роман⁈ А Роман, успевший принять самое деятельное участие в схватке на водах Аскании и позже, в числе прочих варангов вошедшего в Никею (возвращению древнего христианского града Самсон действительно радовался), ныне следует в передовом отряде крестоносцев, ведомом Боэмундом Тарентским. Татикий счел, что присутствие небольших сил ромеев среди норманн будет полезно — после чего выделил сотню конных стрелков из числа прониариев и их слуг… И славянскую сотню варангов, посадив ее на трофейных сарацинских лошадей! Естественно русичи не стали боевыми всадниками — вовсе нет. Их степные кобылки рассчитаны лишь для того, чтобы как можно скорее перемещать гвардейскую пехоту, что при случае будет сражаться в пешем строю. Просто на конях воины меньше устают и двигаются с большей скоростью… Собственно говоря, прием вполне известный среди варягов и прочих викингов. Так, например, после победы над урманами Харальда Хардрада у Стамфордского моста, англо-саксонские тэны и хускарлы Гарольда Годвинса именно на лошадях спешили на юг, чтобы встретить норманнское войско герцога Вильгельма Бастарда, позже прозванного «Завоевателем»… Но у Гастингса войско Гарольда дралось именно пешим.

Так вот, все без исключения русичи считают, что Татикий за счет их сотни решил обозначить ромейское присутствие в авангарде норманнов — и южно-итальянских, ведомых Боэмундом и Танкредом, и «природных» с севера Франции, следующих под началом Роберта Куртгеза, сына Вильгельма… И только сам Роман ведает об истинных причинах своей близости к Боэмунду Таренсткому.

Причем находясь рядом с давним врагов, сыну Добромилу с каждым днем все сложнее сдерживать ярко вспыхнувшую в душе застарелую ненависть…


Даниил Витальевич на мгновение осадил Вельянтифа, уже полностью оправившегося от ран, нанесенных сарацинскими стрелами под Никеей. А оглянувшись назад, на растянувшийся авангард крестоносного войска, он заприметил сотню варангов Ромки Самсонова (но как же непривычно видеть его столь повзрослевшим и заматеревшим бородатым варягом!) — раздумывая о том, что пора бы уже лично познакомиться с манглабитом русичей. Нужен только повод, чтобы как-то сдружиться…

В принципе, будет достаточно поравняться с сотником, чтобы после, притворно удивившись, вспомнить первую схватку с сарацинами у обоза, и начать разговор… Вот только теперь это не так просто сделать — потому что Роман ведет свою сотню вслед за отрядами Боэмунда из Тарента. А последний, приревновавший к славе «Танкреда» в битве при Никее, всячески затравил Белика в последние дни, домахиваясь до «племянника» по любым пустякам! По сути, хитрый, склочный и скользкий норманн всячески подрывает заметно возросший авторитет «Танкреда», хоть и избегает открытого конфликта… Но каждый раз при встрече он старается дать капитану то или иное поручение на правах старшего члена «семьи» — и одновременно с тем сюзерена. И делает это Боэмунд с таким видом, словно обращается с последним из своих слуг! Не преминув напомнить всем окружающим, что вождь италийских норманн совершил великую ошибку, оставив войско на «излишне молодого и чересчур самонадеянного племянника»… То допустившего под Никеей слишком большие потери среди рыцарей вместо того, чтобы пустить пехоту вперед, гоняться за сарацинскими конными лучниками… То упрекая в излишней медлительности и неспособности добыть решительную победу, протаранив сельджуков вплоть до ставки самого Кылыч-Арслана! С чем сам Боэмунд естественно, справился бы… В укор «Танкреду» ставится даже присяга ромейскому базилевсу — хотя по факту Даниил принес ее последним из крестоносцев!

Часть рыцарей из окружения сына Гвискара понимают его неправоту — но это лишь распаляет последнего все сильнее, и Боэмунд дает «племяннику» все более унизительные задачи. Точнее, задачи-то вполне нормальные, рядовые так сказать, задачи — но с таким видом, словно Боэмунд посылает Белика чистить сортиры… Так, в прошлый раз «дядя» мановением руки отправил Даниила Витальевича встречать обоз ромеев с тем видом, словно посылает набрать воды какого-то раба. Теперь же с напускным раздражением направил его «знамя» в голову колонны авангарда, где в боевом охранение следует всего сотня ромейских конных лучников… Вроде бы же нормальная задача — усилить боевое охранение⁈ Нормальная, ответственная, правильная…

Правда, что встречая обоз, что следуя в голове войска, рыцари и их оруженосцы из знамени «Танкреда» (как и он сам), вынуждены облачаться в полный доспех. Это под летним-то малоазиатским солнцем! Так что измученный жарой Белик уже сейчас «придумал» сюрко — легкую накидку из светлой ткани, защищающую кольчугу и ее владельца от излишнего нагрева…

Н-да, поставить боевую задачу так, чтобы захотелось броситься на командира с кулаками, а то и чем потяжелее — тут надо иметь талант! А ведь большинство норманнских феодалов из числа тех, кто шел за «Танкредом» в сечу под Никеей, ныне уже «прониклись» мыслями Боэмунда, и теперь встречают Белика откровенно презрительными взглядами, не пытаясь их скрыть… Да подобострастно ржут над недавним своим вождем каждый раз, когда «дядя» отсылает его с очередным заданием, словно какого иванушку-дурачка за дровами.

Отвратительное чувство…

При всем при этом Белик, как-то уже привыкший в армии к тому, что у кого больше звезд на погонах, тот и умный, и всегда прав, а когда неправ, «смотри пункт первый», относительно терпеливо сносит эти унижения. Вот только разве терпел бы все это пламенный характером Танкред, а⁈ Да и сам капитан уже готов давно взорваться — вот только как⁈ Как поступить сейчас, сегодня? Вызвать Боэмунда на «Божий суд»? Ну, во-первых, этот великан может и победить, будем честны. А во-вторых, из прочитанного перед «погружением» о Танкреде не было ни слова сказано о его конфликте с дядей во время перехода по Малой Азии.

Капитану врезалось в память, что столкновение, едва не перешедшее в настоящую схватку между норманнами Отвилей случилось еще на Балканах, в ромейских владениях. Тогда племянник хотел было разграбить один из греческих городов, а более мудрый и уравновешенный Боэмунд, четко знающий свою цель и последовательно к ней идущий, остановил его — что и стало причиной «родственной склоки»… А вот теперь дядя счел Танкреда угрозой своей власти, и решил глобально подорвать авторитет последнего.

Да все никак не уймется, хотя вроде бы уже достиг своей цели!

Короче, хоть убей, но встречаться сейчас с лидером италийских норманн капитан не желает — страстно не желает! Особенно учитывая, что оставь он свой пост в голове колонны, Белик нарушит боевой приказ… И раз от «интела» нет сигнала, то и прорываться к Роману «любой ценой» смысла также нет.

Ну а самое поганое во всей этой ситуации — Даниил Витальевич, зная дату своей «загрузки» в реальности одиннадцатого века, рассчитал, что с учетом заверений «интела», все «погружение» кончится еще при осаде Никеи. Соответственно, он и изучал, прежде всего, этот период, подробно изучал! А вот дальнейшими событиями первого крестового похода откровенно пренебрег — как же, ярко вспыхнувшая личная жизнь, старая любовь… Любовь осталась в настоящем мире — а от отпуска, похоже, прошла целая неделя! В свою очередь, сам Белик теперь ничего не знает о будущем похода — вот ровным счетом ни-че-го… И следует по дорогам Малой Азии так же слепо, как и любой иной крестоносец!

Тяжело вздохнув и отвернувшись от следующего позади авангарда крестоносцев, Белик достал из седельной сумки завернутый в вощеную ткань тренчер. Захотелось хоть как-то отвлечься… А как это возможно утроить на монотонном марше по до боли приевшимся горным дорогам? Правильно, перекусить!

Конечно, капитану было не очень легко привыкнуть к рациону рыцарей-крестоносцев, обходящихся без свежих овощей и зелени — хотя его собственный рацион был естественно побогаче еды рядовых солдат. Последние вынужденно питаются самой простой кашей на воде, без соли — и тем более перца! За соль им идет солонина — жесткая, как подошва сапога мясная жвачка, действительно крепко соленая, чтобы не пропасть, да жесткие, зубодробительные сухари. Плюс всякая там репа, брюква, головки повядшего лука или подсохшего чеснока… Попробуй, повоюй на такой жратве, ага! Неудивительно, что рядовым крестоносцам отказ от грабежа Никеи был словно серпом по одному месту…

Нет, рыцари — а уж тем более знатные феодалы! — питаются куда как лучше. К примеру, ближники «Танкреда» во время утреннего приема пищи сварили густую гороховую кашу, в меру посолив ее и поперчив — а по совету Белика в котелке предварительно еще и обжарили кусочки копченой грудинки, где сала побольше. Короче, получилась каша с копченостями… После же трапезы ее остатки — как и остатки недоеденной копченой колбасы (а вот это — настоящая мясная фантастика из крупно нарубленных кусков свинины и говядины со специями, без всяких там ГМО!) и сыра — капитан по уже устоявшейся традиции закинул в «хлебную тарелку». Что это такое? Это берешь половину хлебного круга (или его четверть, если каравай прям большой), выедаешь на завтрак большую часть мякоти, после чего закидываешь туда остатки каши, смешав с кусочками колбасы и сыра. Причем, если каша еще достаточно горячая, сыр в ней немного подтаивает, что делает получившийся «тренчер» особенно вкусным! А Белик так еще и наловчился подсушивать саму хлебную тарелку на углях прежде, чем набивать… Короче, фастфуд средневековья, настоящий гамбургер одиннадцатого века, которым так удобно перекусить, не слезая с седла!

Чем капитан и занялся…

Но стоило Даниилу Витальевичу оторвать зубами от своего тренчера первый солидный кус, как впереди раздался заполошный крик ромейских дозорных:

— Сарацины!!!

Загрузка...