Манглабит Варанги (СИ)

Глава 14

Белик отбросил тренчер в сторону, от волнения выплюнув и ту часть «хлебной тарелки», что уже успел откусить — после чего громогласно воскликнул:

— К оружию!

Ага, как будто прочие рыцари не догадались изготовиться к бою… Но — традиция; одно дело услышать о появлении противника, и уже совсем другое получить приказ на вооружённое противодействие… Кто мы, в конце концов, такие, чтобы отменять вековые традиции?

Капитан с напряжением вгляделся вправо, следя за тем, как к боевому охранению ромейской сотни, следующей в сотне шагов от его «знамени», заполошно скачет десяток головного разъезда конных лучников. А впереди по долине, в паре километров к югу в сторону ближайшего города, известного как Дорилея, действительно показалась значительная масса турецкой конницы — явно не сотня, и вряд ли даже тысяча человек!

— Бьерн!

— Да, мой господин!

Верный оруженосец, неизменно следующий всего в паре шагов от рыцаря-сюзерена, тотчас поравнялся с Даниилом Витальевичем.

— Скачи к Боэмунду, упреди его, что показался враг — и что это явно не рядовой наскок сарацин. Судя по всему, султан Кылыч-Арслан решился дать нам большой бой!

Бьерн поспешно кивнув, развернул коня и тотчас поскакал назад, к основной колонне крестоносцев — в составе норманн, а также франков Стефана из Блуа. Между тем, капитан напряжённо осмотрелся, проводя рекогносцировку местности — и как видно, поля будущей битвы…

Все это время христианское войско — а точнее его авангард под формальным предводительством Боэмунда — следовало на восток по относительно широкой долине, стиснутой, однако, горными хребтами. В настоящий же момент крестоносцы вышли к условной развилке, где долина круто заворачивает на юг — и именно с юга показались сарацины. Однако есть и ответвление, ведущее строго на север… Последнее сужается — а вот площадь самого «перекрёстка» весьма значительна и вполне подходит для действия многотысячной массы конницы… Хотя впереди имеется значительный участок заболоченной почвы — судя по камышам, густо растущим едва ли не в самом центре «развилки».

Наконец, сразу после поворота на юг долину делит надвое (но не ровно посредине) холмистая гряда из невысоких, пологих холмов, все же вполне позволяющих скрыть передвижение войск…

Ещё раз внимательно осмотревшись по сторонам, Белик с нарастающим чувством тревоги заметил только что показавшихся всадников противника и из северного ответвление «развилки». Судя по всему, враг хорошо подготовился к «теплому» приёму крестоносцев…

— Час от часу не легче!

Несколько растерявшись при появлении значительных сил сельджуков, Даниил Витальевич только теперь осознал, что помимо «посыльного» может предупредить основные силы крестоносцев и «звуковым сигналом»! Впрочем, отослать Бьерна к Боэмунду было все равно не лишним — оруженосец предупредит «дядю» о реальной угрозе сарацин… Прижав к губам витой турий рог, висящий до того на шее, капитан набрал в лёгкие как можно больше воздуха — и что есть мочи в него затрубил.

В ту же секунду по долине поплыл гулкий, раскатистый рев боевого рога…

Со стороны передового разъезда послышался гулкий, трубный рев боевого рога — и Самсон, чуя, как сердце уходит в пятки, яростно рявкнул:

— Собрались в кулак! Рысью!!!

Подобные команды принялись отдавать все вожди рыцарских «знамен», а также вожаки отдельных сотен пешцев, собранных из арбалетчиков и копейщиков. А в середине и хвосте многотысячной колонны крестоносцев предупреждающий сигнал дозора повторили ревом множеством рыцарских рожков, упреждая соратников о грядущей опасности…

Не зря манглабит подгонял воев своей сотни — уже вскоре они все собрались подле Романа, принявшегося тотчас отдавать отрывистые команды:

— Брони и шеломы надеть, щиты покуда за спину! Стрелки — натянуть тетивы соленариев, при нужде будем бить прямо с седел!

Резко посерьезневшие, стряхнувшие с себя остатки дорожной расслабленности гвардейцы принялись тотчас облачаться в стеганки и чешуйчатые лорики, да готовить оружие к бою — броню, самострелы и запас болтов к ним, а также сулицы русичи перевозили на заводных лошадях… Между тем, после недолгого промедления, колонна крестоносцев двинулась вперёд — и двинулась довольно быстро: очевидно, вожди рыцарей обговорили совместные действия, и теперь поспешили воплотить их в жизнь…

Уже вскоре Роман заметил неспешно приближающегося к их войску врага — множество конных сарацинских лучников, подступающих к крестоносцам сразу с двух сторон — из обоих ответвлений горной долины… Норманские и франкские рыцари устремились навстречу врагу — хотя их число очевидно уступает сарацинам! В свою очередь, пехота и обоз двинулись к камышовым зарослям в центре поля будущей сечи…

… — Танкред!

— Дядя.

Даниил Витальевич сдержанно кивнул, приветсвуя Боэмунда — явно довольного развитием событий и возможностью проявить себя в грядущем бою! И этот настрой Белику явно не понравился…

— Вижу, сарацины наконец-то набрались мужества вступить в схватку! Что же, мы покажем им рыцарское мужество и норманнскую доблесть! Разобьём нечестивых — ведь с нами Бог!

— С НАМИ БОГ!!!

Крестоносцы с энтузиазмом откликнулись на короткую, зажигательную речь своего вождя — и довольный собой сын Гвискара обратился к следующим подле него невысокому, но коренастому блондину с явно выраженной нордической внешностью, Роберту Куртгезу, имеющему в войске славу храбреца и добряка:

— Роберт! Сегодня настал наш с тобой день!!! Сегодня мы сокрушим сарацин ударами копий и мечей, а копыта наших жеребцов попрут их тела! Ударим же вместе навстречу главным силам султана!

Приосанившийся Роберт восторженно — и довольно располагающе улыбнулся, тотчас обнажив клинок. В то время как Боэмунд обратился уже к Стефану из Блуа, чуть полноватому и какому-то рыхлому франкскому феодалу, чьё личное мужество вызывает вопросы даже у его собственных воинов:

— Граф! Позвольте предложить вам сарацин, подступающих к нам с севера! Их число не столь велико, и ваших рыцарей будет вполне достаточно, чтобы обратить их в бегство… А для того, чтобы вы не чувствовали себя покинутым союзниками, с вами последуют стрелки ромеев и знамя моего племянника, Танкреда! Быть может, вы слышали о Танкреде?

Заметно волнующийся Стефан лишь поспешно кивнул, в то время как Белик, проглотив очередную насмешку, твёрдо, с хорошо различимым вызовом в голосе (потому как «дядя» достал и явно не осознает свои действия!) заметил:

— Кылыч-Арслан вывел в поле все свое войско, и нас он явно здесь ждал! Не разумнее ли будет дождаться рыцарей графа Тулузы и воинов Булонских, прежде, чем вступать в бой⁈

Но Боэмунд словно ждал этого замечания, с ядовитой насмешкой в голосе заметив:

— С каких пор славный рыцарь Танкред стал бояться сарацин⁈ Или же, мой дорогой племянник, ты предложишь рыцарям спешиться и трусливо ждать у болота, пока Раймунд разгромит султана, забрав всю славу себе⁈ Этому не бывать, достаточно с него победы под Никеей!

Не желая более никого слышать, сын Гвискара пришпорил коня, и Роберт поспешно последовал за ним, явно разделяя стремление Боэмунд к славе…

… — Что вы делаете⁈

Манглабит русской сотни варанги с изумлением воззрел на норманнов, принявшихся на его глазах устанавливать палатки и шатры. Нет, до этого момента все шло вроде как и по уму: пока рыцари ринулись вперёд, наперерез сельджукам, очевидно надеясь отогнать их и выиграть время для боевых слуг, пехота крестоносцев поспешила в сторону раскинувшегося впереди болота. Не иначе как для того, чтобы развернуть укрепленную стоянку, тыл которой прикроет заболоченный участок долины! Такая стоянка позволила бы рыцарям чуть позже отступить в неё, и отбиться от всех сарацинских атак до подхода главных сил христиан… Но норманн ныне строят не укрепление, а разворачивают лагерь!

И в подтверждение этой казалось бы, совершенно дикой догадки, один из апулийских греков, включённый в число боевых слуг неизвестного Самсону рыцаря, вполне добродушно — и совершенно легкомысленно ответил:

— Выдохни, гвардеец! Нам не придётся сегодня драться, господа разгромят сарацин и поспешат праздновать победу! Вино рекой и свежее мясо ждут нас — как после победы у Никеи!

Роман раздражённо сплюнул — не имея никакой власти над крестоносцами, он не может им приказывать. А если попробует заставить силой… Его сотня окажется в явном меньшинстве.

— Варанги, спешиваемся! Разгружаем наши возы с запасом дротиков и болтов, съестные припасы перегружаем на заводных коней… Микула, возьми свой десяток и уведи наших лошадей поближе к болоту, там стреножьте их, чтобы не забрели в трясину… И придётся остаться подле них, мой друг — иначе уведут. Остальные — строим «степную крепость» на нашу сотню!

Могучий соратник Романа недовольно нахмурился, но при всех перечить манглабиту не стал. А тот, чуя недовольство друга, поспешно отвернулся к ратникам, уже принявшимся спешно распрягать возы их сотни…

Можно ли обвинить Самсона в том, что он решил сегодня поберечь старого друга, вечно лезущего вперёд, в самое пекло? Едва ли — учитывая, что варангам предстоит не сеча, а перестрелка.

Нет, мощь и свирепость рослого руса сослужат куда более важную службу в деле сбережения коней! Ведь вряд ли кто ещё из сотни отвадит жадных и пронырливых норманнских конокрадов лучше разозленного Микулы…

… — Господи, помоги мне вернуться к жене… Господи, помоги мне вернуться к моей милой Аделе…

Белик, следующий рядом со Стефаном из Блуа — и ставший невольным свидетелем его негромкой, но горячей молитвы — нервно заерзал в седле, после чего тяжело выдохнул:

— Граф, уже скоро нам предстоит встреча с сарацинами. Предадим же себя в руки Господа — и позвольте мне дать совет: рыцарю за конными лучниками не угнаться. Придётся сблизится с турками, пока они бьют навесом — эта стрельба не очень для нас опасна… После чего, бросив наших дестриэ вперед галопом, накоротке мы догоним сельджуков — и опрокинем врага, ударив в копье! Доверьтесь мне — и мы добудем победу!

Явно очень волнующийся Стефан поспешно ответил:

— Конечно, Танкред, конечно! Вашим ударом под Никеей восхищается все христианское рыцарство! Но давайте мы прикажем ромеям, чтобы их конные лучники следовали впереди нас?

Граф Блуа обратил на замявшегося и самую малость польщенного капитана настороженный, жаждущий и одновременно с тем молящий взгляд. Очевидно, что в душе не шибко смелого толстяка, явно обожающего свою жену, борется одновременно и нежелание быть уличенным в трусости, и очень сильный страх перед грядущей битвой… И ромеев он решился послать на верную смерть — что сможет сотня всадников против нескольких тысяч сарацинских стрелков? Лишь скоро погибнуть в неравной дуэли, приняв на себя пару залпов, предназначенных для рыцарей…

Отослать бы Стефана в середину колонны! Но нельзя, никто из франков не поймёт, потеря лица графа… И в конце концов Белик счел, что из всего греческого войска для него ценна и важна жизнь лишь одного манглабита, носящего звучное прозвище «Самсон»:

— Будь по вашему, мой друг. Будь по вашему…

Как Даниил Витальевич и предпологал, брошенные вперёд, на верную смерть ромеи были истреблены в самом начале схватки. Правда, конные турки стреляли не залпами, и враг также нес потери от греческих стрел — так что сотня прониариев выиграла франкам Стефана и его собственному «знамени» несколько больше времени, чем рассчитывал Белик.

Но все же их жертва оказалась совершенно напрасна…

Кылыч-Арслан оказался полководцем с гибким умом, и сделал выводы из первого поражения под Никеей. И очевидно, действия «Танкреда» произвели на него особое впечатление… Потому как теперь сельджуки стойко держат дистанцию навесного боя, не подпуская крестоносцев и на семьдесят шагов — тотчас отступая назад при всякой попытке рыцарей сблизиться! Более того, имея достаточно пространства для маневра — и как минимум вдвое превосходя христиан числом — турки умело охватывают полуторатысячный отряд Стефана и Танкреда с правого крыла. С правого, потому как в правой руке рыцари и оруженосцы держат копья, а не щиты…

И потери крестоносцев пусть пока ещё медленно, но верно растут — потери как побитых многочисленными срезнями беззащитных коней, так и их наездников… Ведь сельджуки, широко пользуясь мастерством покоренных греческих кузнецов, за короткое время вооружились стрелами и с гранеными, и шиловидными наконечниками, способными пробить плетение хауберков!

…Переломный момент схватки наступил в тот миг, когда один из франкских феодалов (как позже выяснилось, тот самый, рискнувший сесть на трон Комнина во время приёма в Царьграде) бросил вперёд свое «знамя», попытавшись догнать сарацин и вступить с ними в бой! Но два конруа горячего сердцем барона до сельджуков не доскакали — те поспешно развернули лошадей и ринулись назад, явно ожидая рывка крестоносцев… А главное — чем ближе были франкские рыцари к сарацинам, тем точнее и убойнее били их стрелы, разя грудины жеребцов… Когда же поредевшие конруа втянулись в углубление в рядах сарацин, образованное отступившими всадниками, стрелы со всех сторон обрушились и на рыцарей, разя одного за другим…

Вскоре все было кончено — и Белик, успевший принять на щит три стрелы и уже отчётливо осознавший, что его тактический маневр во второй раз не сработает, обратился к оцепеневшему от ужаса Стефану:

— Граф, нам нужно отступить! Иначе сарацины перебьют всех нас! Прикажите своим людям уходить!

— Д-д-да, конечно! Отступаем!!! Все назад, назад!!!

— НАЗАД!!!

… — Приготовить самострелы! Целься… Бе-е-ей!!!

Запели тетивы соленариев русичей, с сотни шагов посылая болты в сарацин. Сотни для убойного ромейского оружия вполне достаточно, чтобы поразить бездоспешных турецких всадников — не меньше тысячи которых уже успели обойти рыцарские отряды, и ворваться в лагерь христиан! Сельджуки ударили неожиданно для беспечных крестоносцев, занятых установкой палаток и шатров — те не успели даже изготовиться к бою… К тому же более половины норманнской пехоты находиться в следующем позади войске Раймунда Тулузского. Ибо вырвавшиеся вперёд рыцари Боэмунда и Стефана, стремясь первыми захватить как можно больше добычи, в первую очередь взяли необходимым их слуг — к тому же посадив многих из них на трофейных сарацинских коней. А вот по настоящему боевой пехоты из числа копейщиков и арбалетчиков — не более пяти сотен! Разве что для штурма небольшого замка-кастрона…

Ведь норманны сочли, что раз Кылыч-Арслан потерял всех своих пешцев у Никеи, то в случае большой битвы, собственная пехота им уже не потребуется…

Первый залп русичей оказался вполне удачен — пало не менее трех дюжин сарацин; где-то болты достали всадников, где-то лошадей…

— Поднять щиты! Перезаряжаемся!

Роман, в очередной раз похвалив себя за запасливость, укрылся за червленым щитом Мала — гварлейца, не так-то и давно охранявшего покои Марии Аланской. Опустив свой соленарий вниз, сотник продел носок правой ноги в стремя, после чего заметным усилием обеих рук потянул на себя тугую тетиву…

Ощущая при этом, как резко кольнуло сердце при воспоминании о любимой.

Манглабит отдал приказ бить издалека с расчётом, что у его стрелков будет побольше времени на перезарядку. Тем не менее, получив заряд болтов, турки тотчас ответили ливнем стрел! Но те лишь бессильно застучали по щитам варангов да бортам повозок… Вставив очередной болт в направляющий желоб, Роман подождал пару мгновений, дав перезарядиться и отстающим воям, после чего отрывисто рявкнул:

— Приготовились!

Мал, как и прочие щитоносцы, поднял щит обеими руками, удерживая его теперь ровно над своей головой — и головой сотника. Роман же, уложив ложе соленария на борт повозки, покрепче утопил ложе приклада в плечо, и, выбрав ближнего к себе сарацина, тотчас потянул вверх спусковую скобу… Звонко тренькнула тетива — а манглабит поспешно воскликнул:

— Бей!

Залп полсотни русичей отстал от выстрела Самсона на пару мгновений — густо ударив по сарацинам, попытавшимся сблизиться со «степной крепостью» варангов! Вновь послышались отчаянные крики раненых людей и животных, и турки поспешно отхлынули от зубастого укрепления… В конце концов, зачем рисковать собой в схватке с небольшим отрядом крестоносцев, все одно не способных ударить им в тыл? Рисковать, когда пред ними раскинулся целый лагерь врага со всеми его богатствами⁈

И даже женщинами из числа жён знатных рыцарей — судя по отчаянному бабскому визгу из шатра, богато расшитого цветастыми лентами… И отстоящего на безопасном удалении от возов варангов!

… — С нами Бог!!!

— С НАМИ БОГ!!!

«Знамя» Танкреда единодушно подхватило рев разгоряченного капитана, пославшего раненого Вельянтифа галопом. Сегодня турецкие срезни не только посекли кровоточащий ныне круп могучего коня, но и зацепили его переднюю ногу — хорошо хоть, не задев сухожилий… И озлобленный вороной жеребец рванул вперёд, словно понимая, что ранивший его враг — впереди, словно желая с ним поквитаться!

Самого же Белика захлестнула с трудом сдерживаемая паника от осознания разгромного проигрыша истребляемых турками крестоносцев… А вместе с ней и страх погибнуть в «игре», что как минимум отложит спасение Ромки Самсонова — кратно увеличив пребывание Даниила Витальевича в виртуальной реальности! А как максимум, угробит всю «эвакуацию»…

Потому-то капитан так отчаянно рванул навстречу сарацинам, спешно покидающим разгромленный лагерь крестоносцев — чтобы перенаправить эмоции, выпустить пар, отыграться, наконец, на враге! Все одно никакое управление боем, кроме как повести рыцарецей за собой, Белику сейчас недоступно…

Вельянтиф летит вперёд так, что поток воздуха подобно порывам встречного ветра выжимает слезу из глаз! Сам же капитан, плотно сгруппировавшись в седле и вытянув вперёд ноги в стременах, крепко зажал копье подмышкой, нацелив его острие в живот ближнего сарацина… Но тот, выпустив очередную стрелу, рванул в сторону, уходя от рыцарского тарана. Между тем Белик почувствовал неожиданно сильный толчок под собой — а когда услышал плачущий, едва ли не человеческий визг жеребца, с ужасом осознал, что скакун ранен, и в любой миг может рухнуть наземь вместе с наездником…

Однако ни остановить разогнавшегося Вельянтифа, и уж тем более спешиться на скаку Белик не смог бы… Между тем, сотни сарацин уже рванули во все стороны от рыцарей. Однако большинство их не успевает уйти от удара франкских конруа — и собственного «знамени» Танкреда! До очередного врага осталось всего несколько шагов — и капитан лишь отчаянно взмолился:

— Господи, спаси и сохрани!

После чего направил к противнику вроде бы ещё держащегося на ногах скакуна…

Две стрелы ударили в щит Белика, ещё несколько свистнуло рядом — пытающиеся уйти от столкновения турки бьют навскидку, неприцельно… Но тарана избежать не удалось! Вельянтиф на скаку влетел в круп невысокого степного конька — его наездник-сарацин попытался было рвануть в сторону, но от тяжелого удара дестриэ полетел наземь, под копыта скачущих позади рацарских жеребцов! А капитан, чуть склонив острие копья в сторону, в следующий же миг пробил им насквозь живот турка, не успевшего спустить с тетивы последнюю стрелу… При этом инерции чудовищного удара хватило, чтобы сельджука вынесло из седла — и последний на несколько мгновений повис на древке лэнса, ставшего в одного мгновение совершенно неподьемным!

Диким напряжением сил Даниил удержал его на весу ровно одну секунду — чтобы после воткнуть в землю прямо под копыта рванувшего в сторону вражеского коня! Древко копья лопнуло при столкновении, и очередной сарацин кубарем полетел на землю… В то время как сам Белик рванул притороченную к седлу булаву — и даже не пытаясь вдеть руку в темляк, от души впечатал массивное, граненое навершие в спину попытвшегося свернуть вправо от крестоносца сельджука!

— Бей!

Ещё один удар — и под навершием булавы лопнул вражеский череп… А в следующий миг уже по капитану, не успевшему перекрыться древком палицы, хлестко стегнула турецкая сабля! Удар сарацина обрушился справа, противник целил в лицо — но заметив сверкнувший на солнце клинок, Белик успел пригнуться на чужих рефлексах… И чуть искривленное лезвие, рухнув на конический шлем, соскользнуло на левое плечо, потеряв рубящую силу! Впрочем, голова Даниила взорвалась болью, заныло отбитое плечо; ответить врагу он не успел — оба всадника уже разминулись на скаку… Но мгновение спустя сарацина, едва не срубившего Белика, вынесло из седла копье Бьерна!

…Рыцари с лёгкостью прорвались сквозь ряды пытающихся свернуть с их пути сельджуков, протаранив копьями, стоптав копытами жеребцов всех, кто оказался на их пути… Вскоре противники перед Беликом кончились — и вырвавшись на открытое пространство, он шумно выдохнул, повесив на седельный крюк темляк (то есть ручную петлю) булавы. Только сейчас он заметил, что правую руку крупно трясёт — то ли от напряжения, то ли от пережитого в схватке, то ли от всего вместе и сразу… Тут же в голове словно щёлкнуло — Белик вспомнил свою короткую молитву перед сшибкой, и тотчас с горячей благодарностью прошептал:

— Слава Тебе, Господи…

Вельянтиф заметно захромал и сильно замедлился. Дождавшись поравнявшегося с ним оруженосца и взглянув в широко раскрытые и словно бы не видящие ничего вокруг глаза явно шокированного первым боем Бьерна, Даниил с чувством произнес:

— Ты держался молодцом, твой отец может тобой гордиться!

— Д-да, господин, благодарю…

На всякий случай крепко, хоть и дружественно хлопнув оруженосца по плечу, окончательно приведя его в чувство, Белик также попросил:

— Бьерн, Вельянтиф ранен и более не может участвовать в бою. Прошу, найди наших конюхов, пусть позаботятся о нем… А пока позволь мне пересесть на твоего коня.

— Слушаюсь, господин…

Как видно, все ещё не отойдя от шока своего первого боя, оруженосец безропотно, без всякого внутреннего сопротивления покинул седло коня, взяв крупной дрожью трясущегося Вельянтифа под уздцы. Белик же, с чувством погладив верного жеребца по шее, негромко произнес:

— Спасибо тебе…

Покинув седло и пересев на коня Бьерна, капитан тотчас повёл его в сторону уже знакомого «вагенбурга», издали закричав на ломанном греческом, доступном «Танкреду»:

— Эй, ромеи! Поможете нам построить такую же «крепость» вокруг всего лагеря?

Пара секунд ожидания по внутренним ощущениям Даниила сошли за десяток минут — но вскоре он с облегчением увидел целого и невредимого Романа, зычно воскликнувшего в ответ:

— Отчего же не помочь в добром деле!

Белик, облегчённо выдохнул, набрал в лёгкие как можно больше воздуха — после чего заорал так, чтобы услышало все его «знамя»:

— Спешиваемся! Лошадей отдать слугам, пусть уводят их к болоту — и строим стену из возов навроде той, что возвели ромеи! Да побыстрее, время дорого!

… — Бей!

Очередной залп болтов ушёл в сторону сельджуков, кружащих у лагеря крестоносцев подобно стае голодных волков. И неосторожно приблизившиеся к позициям русичей сарацины, потеряв десяток-другой всадников, спешно отхлынули назад…

— Цельтесь лучше! Скоро самострелы будет нечем заряжать!

Опасения Романа имеют под собой вполне реальную основу — несмотря на солидный запас болтов, за час боя, прошедший с момента отступления рыцарей, практически весь он иссяк…

Назад отхлынули не только франки де Блуа — Боэмунд и Роберт также вернулись, потеряв не меньше четверти рыцарей в бесплодных попытках сблизиться с сарацинами и навязать им ближний бой. Причем многие отступившие всадники вынужденно посадили за спины соратников, оставшихся без лошадей…

Куда делось высокомерие и хвастовство сына Гвискара, его пренебрежительная чванливость? Роман увидел давнего врага лишь издали — лицо его было залито кровью из глубокого пореза на лбу, глаза горели яростным, безумным огнём, рот свирепо оскален… По гордости Боэмунда из Тарента, бежавшего от сельджуков побитой собакой, был нанесён сильнейший удар, что только сильнее его разожгло!

Впрочем, что дела манглабиту варанги до слепой гордости дурака, погубившего столько своих воинов⁈ Гораздо важнее вопрос, как теперь выжить…

На поле боя установилось временное равновесие: отступив в лагерь, крестоносцы кое-где успели возвести стену из сцепленных между собой телег — причём «знамя» Танкреда встало рядом с ромейскими гвардейцами. На иных же участках спешенные норманнские рыцари, вспомнив предков-викингов, построили стену щитов — благо, что их ростовые «скутумы» вполне для неё подходят… В ходе неравной перестрелки — ибо число арбалетчиков ничтожно мало в сравнении с тысячами конных лучников Кылыч-Арслана — турки обрушили на христиан целый ливень стрел! И несмотря на щиты, оперенная смерть забрала жизни многих рыцарей и их боевых слуг…

Но по сравнению с «союзниками», потери в сотне Самсона ничтожно малы! Уже наработанная тактика разбивки воев по парам «стрелок-щитоносец», с прикрытием стрелков во время перезарядки и даже во время стрельбы, а также сама защита из возов дала русичам огромное преимущество. Всего четверо легкораненых за весь бой! Но теперь болты заканчиваются — и что тогда⁈ Сколько ещё турки будут кружить вокруг лагеря крестоносцев, меняя друг друга, как только опустошаются колчаны — при этом засыпая христиан роем жужжащих в падение стрел⁈

…Занятый перезарядкой соленария, Роман не сразу расслышал трубный рев боевых рожков справа, в стороне от лагеря. А когда расслышал, и обернулся на их звук, то увидел, что по дороге, ведущей с запада, к сарацинам приближается многочисленная пехота франков! Донельзя обрадованный, Самсон напряг все свое зрение, чтобы разглядеть среди спешащих к ним на помощь крестоносцев и рыцарскую конницу, но никого не увидел…

И только когда за холмами, разделяющими долину, вдруг также раздался низкий и гулкий, протяжный рев турьив рогов, излюбленных рыцарями — даже в самом тылу сарацин! — манглабит понял, что произошло. Поспешивший на помощь к норманнам Раймунд Тулузский сумел незаметно для сельджуков, занятых расстрелом христиан, провести свою конницу за холмами, скрыв многочисленных всадников от глаз сарацин… В то время как отставшую пехоту граф направил сразу к осажденному лагерю.

Показавшись на гребне холмов, рыцари Тулузского — и прочих вождей крестоносцев — ринулись вниз, заходя с тыла и левого крыла сельджуков. Последние, заметив врага, встретили христиан стрелами — но не сумели отступить, так как вся масса сарацинского войска не могла бы бежать в одно мгновение! И конруа франкских рыцарей с разгона врезались в сгрудившихся сельджукских всадников, тараня их копьями — и тяжёлыми дестриэ, набравшими огромную силу за время короткого, но стремительного бега…

— Вперёд! На лошадей! ВПЕРЁД!!!

Оглушительный рев Боэмунда из Тарента, раздавшийся над лагерем норманнов, как кажется, донесся до самых дальних его концов. Собственно говоря, сын Гвискара действительно увидел отличную возможность для собственного удара — ведь охваченным с левого крыла и тыла сельджукам тереть просто некуда отступать! И таран его рыцарей будет подобен удару молота, прижавшего сарацин к наковальне франкских всадников… В христианском лагере началась невероятная суета — и уже вскоре первые всадники во главе с Боэмундом двинулись вперёд!

Невероятно уставший Самсон привалился к возу, в этот день послужившему сотнику надёжной защитой, лишь наблюдая за разворачивающимся на его глазах сражением… И тут вдруг в поле его зрения попала широкая спина Боэмунда, покуда ведущего своего жеребца лишь шагом. Причём сын Гвискара, вырвавшись вперёд своих рыцарей, в настоящий миг находиться всего в полусотне шагов от Романа! А свой щит норманн уже повесил на правую руку…

Для сына павшего у Диррахия Добромила настал миг, коий он ждал всю свою жизнь. От охватившего его возбуждения аж затрясло руки — а вставшее перед глазами лицо Марии тут же сменила картина охваченной пламенем церкви, подожженной норманнами… Присяга базилевсу, личное задание Комнина, приказавшего убить Боэмунда лишь в случае предательства, долг манглабита… В сей миг все эти понятия стали вдруг ничтожно малы по сравнению с кипящей в груди ненавистью к убийце отца — и жаждой мести!

И колебавшийся всего мгновение Самсон тотчас взвел тетиву самострела, вложил болт в направляющий желоб, вскинул соленарий к плечу, прицелиашись точно в спину норманна…

Как вдруг сзади раздался негромкий, лишь единожды слышанный Романом голос — который он все же узнал:

— Не стоит.

Самсон резко обернулся — и увидел замершего позади него Танкреда, по какой-то совершенно непонятной причине оставшегося в лагере.

— Разве⁈

Поняв, что он раскрыт и что на выстрел осталось всего мгновение, Роман обернулся к уходящим рыцарям, и едва не зарычал от досады: сына Гвискара уже закрыли спины его оруженосцев… В ярости бросив самострел на воз, манглабит уже схватился за отцовский клинок, разворачиваясь к Танкреду… И замер в лёгком недоумение: абсолютно спокойный Отвиль лишь протянул сотнику бурдюк с вином, после чего повторил на ломанном греческом:

— Он того не стоит, Роман. И уж точно не сейчас… Выпьем вина? Килийский мускат ромеев, весьма недурное вино.

Обескураженный Самсон молча принял бурдюк — после чего сделал щедрый глоток неразбавленного вина, в настоящий миг показавшегося ему не более крепким, чем простая вода.

— Недурное…