Малый драконий род

Вариен

— Госпожа Релла! — воскликнул я с удивлением, узнав ее голос. — Каким ветром занесло тебя сюда, в тот самый час, когда нам нужна была помощь?

— Позже, Вариен. Ты не мог бы взять один из их кинжалов да помочь мне? Я пытаюсь снять с юной Ланен веревки, будь они неладны, у меня уже пальцы оледенели.

Но пока я искал кинжал, Релла уже освободила Ланен. Моя возлюбленная отчаянно порывалась вернуться поскорее в поместье, ибо шум, доносившийся до нас через поле, был ужасен. Равно как и запах. Мы готовы были припуститься туда бегом, но Релла схватила меня за плечо.

— Стой, сударь Вариен, — сказала она. — А как твоя рука? Мне показалось, что этот здоровенный ублюдок ударил тебя мечом.

Слова ее заставили меня вспомнить о боли.

— Так и есть, — ответил я. Теперь, когда жизни моей ничего не грозило и я мог соображать, я ощутил, что рана моя довольно болезненна. — Что же мне делать, госпожа?

— Подожди-ка здесь, — сказала Релла. Она убежала, но почти сразу же вернулась с потайным фонарем. Открыв заслонку, она осветила мой левый рукав: он был мокрый, и я увидел, как по нему растекается темное пятно.

— Я даже не заметил этого в пылу гнева, — сказал я. — Что же делать? Теперь я уже не могу выжечь рану собственным пламенем, как прежде.

— Просто стой и не шевелись, — велела Релла. Я уже начал понимать, что означает подобный оттенок в голосе. Она усиленно пыталась сохранять терпение.

Из своей сумы она вынула длинную полосу ткани и небольшой сосуд.

Ланен осторожно засучила рукава моего суконника, и взору открылся глубокий порез, все еще обильно кровоточащий. Ланен крепко держала меня за руку, а Релла смазала рану каким-то странным составом из маленького сосуда, отчего рана заныла еще сильнее, чем прежде; потом она обвязала мне руку полоской ткани, чтобы скрыть порез.

— Не снимай хотя бы дня два, — сказала она. — Рана, похоже, чистая, быстро заживет.

— Благодарю тебя, госпожа, — сказал я, поклонившись ей на человечий манер, хотя это по-прежнему было для меня непривычно. Я все еще чувствовал, что поклон у меня выходит неловким и не слишком правильным, однако с каждым разом я приноравливался к этому все больше.

— Потом будешь благодарить. Ланен вот-вот убьет нас, если мы сейчас же не вернемся в поместье, — сказала Релла.

— Это точно, — подтвердила Ланен.

Ланен

Мы поспешно пустились трусцой. Спустя какие-то мгновения добрались до выгона. По шуму я уже могла понять, что страх начинает оставлять лошадей; я увидела равномерный людской поток: одни выводили перепуганных лошадей из прочих конюшен, другие несли одеяла, третьи доставляли теплую воду и горячую кашу из овса и отрубей, стараясь сделать все, чтобы успокоить животных, вынужденных находиться на холоде. Я остановила кого-то — теперь уж нипочем не вспомню, кого именно, — и распорядилась, чтобы всех годовалых коней и жеребых кобылиц отвели в летний хлев на склоне холма — какое-никакое, а все же укрытие, пусть и на сквозняке. Работники ответили, что Джеми уже позаботился об этом, и, присмотревшись, я различила неровную вереницу лошадей, которых уводили подальше от огня, шума и запаха гари.

Когда мы приблизились ко двору, шум усилился и дым сделался гуще, и — святая Богиня, вокруг стоял смрад от паленого волоса, жженой шкуры и горелого мяса, густой и тошнотворный, от которого першило в горле! От этого запаха внутри у меня все заходило ходуном, но я не собиралась останавливаться, пока еще могла чем-то помочь. Тут поверх общего шума раздался звук, который я поначалу приняла за пронзительный крик последней погибающей лошади, запертой в своем стойле. Меня бросило в дрожь, но Вариен обнял меня и сказал:

— Это дерево, дорогая. Можешь мне поверить, это дерево.

Он оказался прав. Звук слегка изменился, и я узнала в нем тот самый необыкновенно гулкий треск, что временами издают пылающие дрова, разве что многократно усиленный. Это переломилась толстая балка, поддерживавшая крышу, и грохот от ее падения так и сотряс землю — я почувствовала это ступнями ног. От горящих деревянных стропил шел жуткий потреск — то звонкий, то глухой и раскатистый, словно отдаленный гром, — казалось, дерево корчилось и стенало в чудовищных муках.

Взяв на себя руководство, я ступила во двор, и тут меня ждало замешательство. Оказалось, что мой двоюродный брат Вальфер до этого совершил настоящее геройство: взобрался по лестнице на крышу сбруйной — она находилась ближе всего к огню — и, сорвав черепицу, прорубил топором брешь в крыше, после чего стал заливать водой все подряд. Он заработал довольно сильные ожоги, а один край крыши в конце концов обрушился, однако именно благодаря действиям моего двоюродного брата огонь не распространился на соседние постройки. Алисонда, его супруга, перевязывала ему руки, пока он стоял посреди двора, громко раздавая указания. Последних лошадей увели прочь, и те немногие из нас, что остались здесь, продолжали делать все, что еще было можно предпринять. Спасенным лошадям до самого утра уделялось обилие внимания и заботы, дому тоже уже ничего не угрожало. Мы не переставали таскать ведра с водой, заливая пламя, от которого то и дело взметались искры (хорошо еще, что ветра почти не было), но в конце концов вынуждены были просто дать огню догореть. К счастью, запертые лошади погибли задолго до этого, однако никто даже не порывался отправиться спать. Обитатели поместья все до единого стояли на холоде и ждали, пока погаснет последнее пламя пожара, что произошло лишь перед самым рассветом. Обугленные балки все еще устрашающе багровели, словно в них притаилось пламя демонов, а раскаленные камни постепенно остывали, издавая громкое потрескивание.

Когда каменные стены поостыли и последние уголья были потушены, мы решились войти внутрь полуразрушенной конюшни и обнаружили, что лишились одиннадцати из двадцати четырех лошадей.

Я вновь почувствовала, как к горлу подкатывает поток желчи: способствовало этому не столько отвратительное зрелище, сколько запах — едкий, невыносимый смрад, висевший в воздухе; вся моя обувь и одежда пропитались им, а во рту стоял мерзкий привкус — казалось, мне уже нипочем от него не избавиться. Но к тому времени мы все были настолько утомлены горестью и гневом, что нам чудилось, будто все это происходит не с нами, и даже подступающая временами дурнота не могла взять свое.

Джеми выглядел немногим лучше меня. Редко доводилось мне видеть его таким мрачным, однако когда он заговорил, то немало удивил меня.

— Я считал, что все обернется гораздо хуже, девочка моя, — сказал он, стоя посреди обгорелых развалин и глядя в пустоту. — Мне уже доводилось сталкиваться с пожаром в конюшнях, много лет назад, когда я жил на Востоке, — продолжал он, и я поняла: суровый оттенок в его голосе никак не связан с усталостью. — Тогда мы потеряли больше половины лошадей. Пес его знает, в чем тут дело, да только могу поклясться: сегодня ночью, прежде чем огонь охватил все стойла, что-то заставило едва ли не всех животных самих выйти наружу.

Вариен негромко произнес:

— Что ж, по меньшей мере, порадуемся, что так дешево отделались.

Мне хотелось рассказать Джеми о том, что сделал Вариен, но я знала, что мой любимый прав: лучше помалкивать. Разве мог он сказать о том, что обратился к лошадям при помощи Истинной речи, ведь этого совершенно невозможно было никому доказать?

Между тем утро готовилось смениться днем. Я отправилась помогать Алисонде готовить завтрак и горячее питье для каждого, а Джеми с остальными вновь занялись лошадьми: нужно было убедиться, что они накормлены и обогреты, обеспечить им полный уют и покой. Конюшенные работники принялись за долгое и грязное занятие — им предстояло полностью вычистить стойла, оставив лишь каменные стены. Наконец из ближайшего поселения прибыл целитель, за которым послали на рассвете, и сейчас же занялся теми, кто более всего нуждался в помощи, и в первую очередь Вальфером.

Следующим был Вариен. Мы сняли с него повязку, и целитель охотно пустил в ход свою силу, заявив, что обычные порезы подчиняются его воле гораздо быстрее, нежели ожоги; однако мгновение спустя он изумленно уставился на руку Вариена.

Ничего не произошло.

Сделав глубокий вздох, он попытался снова. Я видела несколько раз, как работают целители, и привыкла, что вокруг них возникает голубоватое свечение, которое словно проникает в рану. Однако на этот раз ничего подобного не случилось.

— Прибегали ли вы раньше к помощи целителей? — вопросил он Вариена, и тот, само собой, ответил, что нет. Целитель нахмурился. — Я слышал о таких вещах, но самому мне никогда еще не приходилось сталкиваться с подобным. Боюсь, милостивый сударь, что вы — редчайший случай. Я знаю, что на некоторых сила целительства не действует, и вы, похоже, один из таких людей. Хвала Владычице, что рана ваша не тяжелая. — Он наклонил голову и понюхал снадобье, которым Релла обработала Вариену рану. — Вы используете верный состав и вскоре будете совершенно здоровы, равно как и прочие. Прошу меня простить, сударь, однако я ничего не могу для вас сделать, а другие тоже нуждаются в моей помощи.

Поклонившись, он отошел к остальным пострадавшим.

Несчастных лошадей, что сгорели заживо, похоронили в общей могиле чуть севернее главных построек поместья. Яма была огромной — широкой и глубокой, и чтобы выкопать ее, потребовалось немало добровольцев из деревни. Однако все трудились не покладая рук, и работа была закончена уже к полудню. Изуродованные огнем конские тела, милосердно прикрытые грубой мешковиной, были с величайшей осторожностью опущены на дно ямы. Я узнала, что и моя собственная лошадка, Тень, погибла в огне. Перебирая в голове события минувшей ночи, я припомнила, что кто-то из работников кричал мне что-то про нее, но в то время я была слишком поглощена другим и не обратила должного внимания... Может, я и трусиха, но я бесконечно благодарила судьбу за то, что не могу видеть сквозь мешковину и не знаю, какой из бесформенных свертков скрывает от меня ее труп.

Лишь когда мы принялись засыпать яму, до меня дошло, что почти все это время я беззвучно плакала. Тень долгие годы верно служила мне — она была для меня настоящей подругой, ибо я долгое время была вовсе лишена каких бы то ни было друзей. У меня на попечении всегда было предостаточно лошадей: многих я знала и на многих ездила верхом, многих обучала, а у иных и сама училась кое-чему — а теперь вот многих потеряла...

«Ах, Тень, вечная и верная моя подружка. Спи спокойно, милая моя. Мне будет тебя не хватать».

Когда последние комья земли были возложены на образовавшийся курган, Джеми подошел ко мне и, обхватив меня рукой за талию, заглянул в лицо: его покрасневшие глаза встретились с моими. Я положила руку ему на плечо, после чего мы развернулись и вместе направились к дому, не говоря ни слова...

Улучив момент, я познакомила Джеми с Реллой; однако о том, что с нами случилось, он смог услышать лишь поздно вечером, когда Релла отправилась спать, а мы втроем устало расселись вокруг очага на кухне. После того как мы поведали ему о событиях прошлой ночи, он потребовал, чтобы я рассказала ему все, что мне известно о Релле, и очень скоро я поняла, что знаю о ней не так уж много.

— Мы познакомились с ней на корабле во время плавания, — рассказывала я ему. — Ей нездоровилось, и я решила присмотреть за ней, так мы и разговорились. А когда листосборцы разбили лагерь на острове и все, кто был на корабле, только и делали, что собирали лансип, мы с ней работали вместе и жили в одной палатке — но я мало что о ней знала вплоть до тех пор, пока не оказалась во власти Марика. Тогда-то она и рассказала мне, что является представительницей Безмолвной службы, и подтвердила, что Марик всерьез спутался с демонами и добра от этого не будет никому. Она помогла мне сбежать, а когда его заклинатель демонов опять схватил меня, отправилась к Акору и все ему рассказала. — Я положила руку Джеми на плечо. — Если бы не она, Джеми, то я бы досталась демонам.

— Безмолвная служба. Понятно, — проговорил Джеми сухо.

Ему довелось повидать в жизни гораздо больше, чем мне. Я слышала о Безмолвной службе лишь пару раз за всю жизнь. Она находится в Соруне, большом городе у излучины реки Кай. Именно о ней гласит вторая часть поговорки о Корли, знаменитом приморском городе: «Хочешь что-то узнать — отправляйся в Корли, хочешь узнать все — отправляйся в Сорун». По слухам, они там, в этой службе, способны разыскать что угодно и кого угодно, только плати.

Джеми стоял и о чем-то размышлял. Я не вытерпела:

— Ради всего святого, Джеми, прошлой ночью она еще раз спасла мне жизнь! — сказала я.

Он повернулся ко мне:

— Да, я это знаю. Но я не знаю почему?

В свою очередь я удивилась:

— Чего?

— Плохо ты знаешь членов Безмолвной службы. Они и времени-то даром не подскажут, даже когда у самих часы под боком. Зачем она здесь?

Я нахмурилась:

— Если ты забыл, я тебе напомню: мы с Вариеном спасли ей жизнь в Корли.

— Да, но это было уже после того, как она спасла тебя: помогла сбежать от Марика, позвала на помощь драконов — но чего ж ради, а, Ланен? На все должна быть причина. Кто-то ведь ей платит.

Как ни удивляли меня его слова, я все же поняла, что вновь столкнулась с собственным невежеством.

— Может, ты в чем-то и прав: вряд ли она такая добрая душа, чтобы просто так беспокоиться за нас. М-да... — Я призадумалась. — Но как ни крути, а прошлой ночью она все же спасла мне жизнь. То есть нам обоим. Что бы ни было тому причиной.

— Тебе и Марик жизнь спас, — продолжал Джеми неумолимо. Я встрепенулась.

— Не может быть, что она с ним заодно, она ведь помогла мне сбежать от него...

— Я и не думал роднить ее с Мариком. Нет, она работает не на него. Но, — и тут он взял меня за плечи, — пока мы не узнаем, что за этим всем стоит, прошу тебя, Ланен, будь поосторожнее.

Я кивнула, осознав вдруг, насколько слепо принимала услужливую помощь Реллы. В самом деле: что ей до меня, с чего она взялась вдруг подвергать свою жизнь опасности? Должна же быть какая-то причина...

Я разрывалась надвое. Обычно я доверяла предчувствиям и опасениям Джеми, но, с другой стороны, он ведь не был с нами на Драконьем острове. Про себя я нимало не сомневалась, что в замыслах Реллы не было ничего дурного. Иначе кантри просто не прониклись бы к ней доверием, и Кейдра не восхищался бы ей, желай она мне зла.

Ночью мы с Вариеном спали без задних ног: слишком нас утомили минувшие события. Проснулись, когда было уже довольно поздно. После вчерашнего нас обоих пошатывало. С Джеми и Реллой мы встретились за завтраком. Ночью Джеми на всякий случай выставил вокруг поместья тройную охрану, однако врагов было не видать и не слыхать.

— Думается мне, следует поблагодарить вас, госпожа, за то, что спасли Ланен жизнь, — сказал Джеми Релле. — Во всей этой кутерьме я даже не заметил, что она пропала. Я ваш должник.

— Ничего, я награды не требую — разве вот еще чарочку челана да тарелку каши, — отозвалась Релла непринужденно. — А то у меня с голоду живот подвело. Нелегкая вчера выдалась работенка.

— И как же долго мы будем иметь удовольствие видеть вас? — спросил Джеми любезно. И старался-то на совесть, хотя большой любезностью никогда не отличался. Но все же в голосе его слышался оттенок подозрения.

— Об этом, боюсь, я еще не думала, — ответила она весело. Глянув на меня, она кивнула. — Явилась я сюда, чтобы отблагодарить эту вот парочку за то, что спасли мне жизнь. И кажется, уже наполовину отблагодарила.

— Больше, чем наполовину, Релла, — сказала я. — Не будь тебя, мы оба пропали бы.

— Ты-то, может, и считаешь, что мы квиты, девонька, но я нет. Рановато еще об этом. Я не требую платы за свои услуги и рада буду оказать вам любую помощь, какая только понадобится. — Она глянула на Джеми и добавила: — Ежели вы, мастер, не будете против. Вижу, вы мне не слишком доверяете, но мне не привыкать: как ни верти, а люди не слишком любят горбунов...

— Дело вовсе не в том, — ответил Джеми грубовато. — Ланен говорит, что вы из Безмолвной службы. Слыхом не слыхивал, чтобы тамошний народ работал не требуя платы.

Релла рассмеялась в ответ — громким и долгим смехом.

— Вот оно как! А я-то, бедная, подумала: спина моя не понравилась. Нет, мастер, я вовсе не ищу вашего доверия. Но помимо своих прямых обязанностей мы иногда располагаем и собственным свободным временем, а я и вправду не единожды была обязана этим двоим своей жизнью. Ланен разве не говорила, что ей ведома бессловесная речь?

Джеми насторожился:

— Кое-что говорила.

— А говорила ли она о том, как с помощью своего дара спасла целый корабль от недуга, насланного демонами, когда мы возвращались с Драконьего острова? Нет уж, пока я не отблагодарю эту пару сполна, я от них не отстану — или буду при них, или увяжусь следом. Ибо если я верно предполагаю, они тут недолго задержатся.

— Ты права, — сказала я, опередив Джеми. — Мы уже обсуждали это и оба считаем, что пора нам отправляться в дорогу.

Джеми раскрыл было рот, чтобы возразить, однако быстро передумал. Не знаю почему, но мне было совершенно ясно: Релла либо отправится вместе с нами, либо будет преследовать нас как тень, чего бы мы ни предприняли. Когда позже я сказала ему об этом, он ответил, что предпочел бы, чтобы она всегда оставалась у него на виду, нежели брела следом сама по себе. Пока же он, казалось, был не прочь примириться с присутствием Реллы и не собирался настаивать на том, чтобы она убралась восвояси прежде, чем мы обсудим предстоящий путь. Я вздохнула с облегчением: по мне, она уже доказала, на что способна, — и на Драконьем острове, и прошлой ночью: желай она нам вреда, ей ничего бы не стоило просто оставить нас на произвол судьбы. Мне не верилось, что она может замышлять что-то недоброе, а раз уж она все еще считала себя в долгу перед нами, я была готова с радостью принять ее помощь.

У нас состоялся прямо-таки военный совет. Джеми предпочитал, чтобы мы с Вариеном оставались в надежном и защищенном месте, однако мне не хотелось больше подвергать опасности обитателей нашего поместья — может статься, в следующий раз одними лошадьми не отделаемся. Ведь охотятся-то за мной. Меж нами завязался ожесточенный спор — несмотря на то что мы и так страшно устали после вчерашнего, даром что всю ночь проспали.

— Джеми, ты думаешь, мы выиграем что-то, если останемся здесь? — сказала я наконец. Мы сидели вчетвером вокруг очага, прихлебывая челан, чтобы согнать дремоту, и безнадежно пытались придерживаться трезвых взглядов на вещи. — Каким бы мерзавцам я ни была нужна, Джеми, они теперь знают, где я нахожусь, и будут посылать людей снова и снова, пока мы все не сгорим заживо или они не получат, чего хотят. Да я лучше уведу их следом за собой и буду знать, что Вальфер с Алисондой могут спокойно отстроиться заново, чем сидеть здесь и ждать, пока они наберут новых головорезов. — Я повернулась к Релле: — Ты не знаешь, кто бы мог нанять этих людей и сколько их вообще?

— Могу лишь предположить, — ответила Релла. Она, казалось, легче других перенесла недостаток сна и сейчас преспокойно острила свои ножи, пару из которых подобрала минувшей ночью на месте схватки. — Я несколько дней следила за ними, поскольку нам так и так было по пути. До вчерашнего дня их было восемь. Троих сегодня закопали. Остается пятеро — не очень-то много, чтобы отважиться напасть на такую крепость, даже если их подстегивают отчаяние и злоба. Но чем дольше мы будем тянуть, мастер, тем быстрее они раздобудут подкрепление и вернутся.

— А ну как они с этим подкреплением нападут на нас в дороге? — предположил Джеми сердито. — Тот, кто не гнушается поджогом, способен на все. Подобные уловки не приветствуются даже среди наемных убийц. Огонь слишком силен, он способен повлечь за собой большие разрушения. Только самые отъявленные лиходеи могут решиться на такое.

— Джеми, а по-моему, Релла права, — сказала я негромко. Что-то в ее словах глубоко меня задело. — Конечно, я тоже думаю, что они способны на все. Знаешь, Марик ведь почти не применял ко мне силу — он использовал чары амулетов или помощь демонов. Если же их тоже нанял какой-нибудь повелитель демонов, возможно, они стараются не только из-за денег. Я полагаю, колдуны и заклинатели в случае неудачи могут привлечь своих слуг к жестокой расплате.

— Вот и я об этом же подумала, девонька, — сказала Релла, порадовавшись моей смекалке. — Да только в таких случаях эти головорезы обычно защищены охранными чарами. А эти быстро испустили дух. Тех, кто находится под защитой демонов, обычным ножом не достанешь.

— Такие, как они, только и ждут, чтобы пустить в ход клинок, — резко бросил Джеми. — Я еще раз говорю, что они сумеют нас разыскать и всех прикончат, а Ланен увезут.

— Ты сказал — нас? — переспросила я с удивлением. — Я думала, речь идет лишь о нас с Вариеном.

Джеми хмыкнул.

— И долго ли, по-твоему, ты сможешь продержаться в пути, если с тобою еще и вот эта дурья башка увяжется? — спросил он с раздражением. — Один раз я уже отпустил тебя путешествовать, на свою беду. Но на сей раз я не собираюсь выпускать тебя из виду, покуда вся эта кутерьма не утрясется.

— Джеми, но ведь...

— И никаких «но», девочка. — Положив ладонь мне на руку, он порывисто встретил мой взгляд: в глазах у него читалась решимость, твердая и непоколебимая, как булат. — Ты моя единственная дочь, Ланен. Ты, Вариен, хороший парень, но лишь недавно взял в руки меч. А я не могу позволить своей дочери вновь пуститься в путь без надежного защитника.

— Я не смею возражать, Джемет, — ответил негромко Вариен. — Сказать по правде, я рад твоему предложению, потому что, если бы ты не предложил этого; я бы сам тебя попросил.

— Хорошо, — произнес Джеми коротко. — Тогда, быть может, ты прислушаешься к моим словам: я утверждаю, что нам следует остаться здесь.

Релла сузила глаза:

— Знаешь что, мастер, в другой раз я бы подумала, что ты боишься.

— Так присмотрись получше, женщина! — рявкнул Джеми и, вскочив со скамьи, принялся шагать из угла в угол. — С каждым вздохом я ненавижу этих ублюдков все больше, но позапрошлой ночью я не сумел защитить от них Ланен. Они обвели меня вокруг пальца, сукины дети, будь они семижды прокляты! — Он продолжал ходить, и от гулких его шагов сотрясались половицы. Редко мне выпадало видеть его в таком гневе: казалось, он выплескивается из него бурным потоком. — Они увели ее прямо у меня из-под носа, сударыня Релла! Я старею, превращаюсь в медлительного, выжившего из ума болвана. Мне ведь даже в голову не пришло, что пожар был устроен лишь для того, чтобы отвлечь внимание. Эти ублюдки прошмыгнули у меня под носом, а я так ничего и не заметил, пока ты не привела ее назад. Я мог навсегда ее потерять — и даже пальцем не пошевелил, чтобы остановить их. Чтоб им однажды ночью наткнуться на ораву демонов из всех Преисподних разом! — Тут он внезапно развернулся ко мне: — И ты хочешь, чтобы мы отправились посреди зимы втроем...

— Вчетвером, — негромко уточнила Релла.

— ...Отправились вчетвером, чтобы в открытую противостоять тем, кто еще остался, и тем, кто за ними стоит! Я всегда считал, что ты у меня неглупая девочка, однако теперь вдруг начинаю сомневаться.

Меня и саму начал уже обуревать гнев — даже в лучшие времена мне с трудом удавалось сдерживать свой буйный нрав; однако на этот раз заговорил Вариен:

— У вашего народа хотя и не в обычае извергать пламя, однако сейчас мне кажется, что вы оба к этому очень близки.

— Ха, — только и сказал Джеми.

— Не позволяй чувству вины взять верх над рассудком, Джемет. Сейчас ты заблуждаешься и сам понимаешь это. Нам нужно уходить — открыто, но как можно быстрее. Ты не должен позволить, чтобы страх твой помешал тебе узреть истину.

— Я не боюсь их! — прорычал он.

— А я и не сказал, что боишься, — мягко ответил Вариен. Тут Джеми замер и уставился на Вариена.

— Один-единственный промах еще не означает полное поражение, Джеми, — продолжал Вариен. — И если это происходит, мудрый понимает, что не все идет так гладко, как кажется. Когда мне исполнилось всего лишь двадцать зим, я решил, что уже могу летать: крылья мои были большими, да и сам я был довольно силен. И вот, спрыгнув с невысокого утеса, на котором учились летать те, кто был вдвое старше меня, я что было сил заработал крыльями, долго и настойчиво, — и все равно рухнул в море с высоты в тридцать локтей. И дело было не в том, что я пока не мог летать, просто я не знал еще всего того, что необходимо знать для этого.

Не в силах сдержаться, я прыснула.

— Больно было? — спросила я с ухмылкой до ушей.

— Вполне: в тот день я больше не пытался повторить подобное, — ответил он беспечно. — Хотя я и потом продолжал тайно от всех свои попытки и в конце концов полетел спустя пять лет — на четверть келла раньше своих сверстников.

— Не надо мне тут твоего сочувствия, дракон, — рыкнул Джеми. Он поглядел на Реллу и насупился. — А ты чего молчишь: тебе разве не кажется, что он немного того? Летать он, видите ли, учился...

— Да я сама видела его за несколько часов до того, как он обернулся человеком, мне все об этом известно, — ответила она с усмешкой. — Еще вопросы есть?

— Я вот прикидываю: и чего это вам всем так не терпится на тот свет? Ты неплохо обращаешься с ножами, женщина, но даже я не уверен, что сумею выстоять против всех тех, которые могут явиться, — проворчал он. — Я-то не переоцениваю свои силы.

— Джемет из Аринока, ты несешь какую-то ребячью чепуху, и меня это уже начинает утомлять, — сказала вдруг Релла. — Не будь глупцом. Они правы: тебя гложет чувство вины, ты жалеешь себя. Бедный старичок, — добавила она едко. — Ты просто уже не годишься для таких дел, так ведь?

Он обнажил кинжал, едва Релла кончила говорить, но даже при виде стремительно приближающегося клинка она не отпрянула, оставшись стоять на месте. Лезвие ножа остановилось у самой ее груди, где находилось сердце.

Она ухмыльнулась.

— Если уж ты, как сам по глупости утверждаешь, так медлителен — как же тогда тебе это сейчас удалось? Я ведь неплохо, очень неплохо владею своим мастерством, и сноровки мне не занимать. — Ярость, читавшаяся у Джеми на лице, медленно перешла в удивление, и Релла легонько отстранила его руку. — Положи-ка эту свою штуковину, а то еще поранишь кого ненароком. Нам надо забрать отсюда Ланен. Я бы посоветовала отправиться в Сорун, это само собой.

— Почему? — спросила я, пока Джеми постепенно остывал.

— Там дом. Ну, то есть там моя Служба, — ответила она. Тогда я заговорила — быстро, пока Джеми не пришел в себя:

— Есть другое предложение. Я знаю, что этот путь дольше, но... может, нам отправиться в Верфарен?

— Зубья Преисподней, почему именно Верфарен? — спросил Джеми. Голос его звучал теперь вполне обычно, и это было явно к лучшему. Казалось, в голове у него сейчас гудит целый рой мыслей.

— Ланен рассказывала, что там находится хранилище мудрости, которое она называла библиотекой, — вставил Вариен. — Мы с ней должны отправиться туда рано или поздно, а поскольку уходить нам все равно куда-нибудь надо, то этот путь представляется мне наиболее разумным.

Мы опять заспорили...

Спустя четыре дня мы уже сидели вокруг крошечного костерка на небольшой полянке посреди Трелистой чащи. Из Хадронстеда мы направились прямиком на восток, предварительно объявив Вальферу, что едем в Сорун, а там наймем лодку и отправимся вниз по течению реки Арлен. Это направление показалось нам ничем не хуже других, и мы разгласили его во всеуслышание; впрочем, Вальферу было совершенно все равно, куда мы собираемся держать путь. Он до сих пор оплакивал погибших лошадей, а ко мне относился так, будто я нарочно подстроила все это нападение, чтобы лишний раз ему досадить. Пожелав нам доброго пути, он сейчас же вернулся к своим заботам: нужно было полностью очистить конюшню от обугленных обломков, чтобы вновь разместить там лошадей. Я подумала, что сделать это будет не так-то просто: отвратительный запах горелых лошадиных трупов до сих пор чувствовался в воздухе — казалось, сама земля пропиталась им насквозь. Будь я лошадью, я бы держалась от этого места подальше — впрочем, теперь это была забота Вальфера. Конечно, я считалась наследницей Хадрона, и поместье принадлежало мне по праву, однако еще полгода назад я устроила так, что теперь мой двоюродный братец, Джеми и я — мы втроем владели равными частями наследства при условии, что все мы будем заботиться о лошадях — а уж это-то было любимейшим занятием Вальфера. До сих пор эта сделка была выгодна всем нам.

Мы держали путь к востоку в течение всего дня, а на следующее утро Джеми отклонился немного к северу, чтобы попасть на опушку Трелистой чащи — огромного леса, раскинувшегося на многие сотни миль. Лес был не самым надежным укрытием, однако ничего лучшего мы пока придумать не могли. Мы все еще не решили, куда отправимся.

— Нам нужно как можно больше разузнать о Малом роде драконов, Джеми, — говорила я. — Наверняка за все эти долгие годы кто-нибудь да слышал о них. Разве не ты говорил мне, что богатейшее книгохранилище школы магов в Верфарене — лучшее место, откуда следует начинать любые поиски?

— Да-да, девочка, тут он прав, — подтвердила Релла. — Но стоит ли отправляться прежде всего туда? Гораздо легче нанять лодку — в Соруне или где-нибудь в другом месте по реке Арлен, — чем топать на юг посуху. И где же вы собираетесь перейти реку? К тому же, — добавила она сухо, — у меня кое-какое дело в Соруне. Меня посетила догадка о том, кто мог нанять тех молодчиков, но сперва надо выяснить все наверняка. Оставшиеся в живых, само собой, постараются вскоре пополнить свои ряды.

Джеми отхлебнул еще пива — маленький глоточек, поскольку запасы наши были небогаты.

— Меня это не слишком беспокоит. Тут к ним все равно никто не примкнет.

— Всегда отыщутся олухи, которых можно нанять за деньги, — ответила Релла угрюмо.

— Верно, но тут единственные олухи во всей округе — это те, что уцелели после своего нападения на поместье, — сказал Джеми и неожиданно улыбнулся. — Все подходящие парни на тридцать миль вокруг давно уже работают на меня.

Релла усмехнулась в ответ:

— И как это я сразу не догадалась. Стало быть, мастер, придется им пребывать впятером? Славно. И все же пять больше четырех, а нас-то всего четверо.

— Я могу провести вас такими дорогами, о которых они и не ведают, — негромко ответил Джеми.

— Это и я могу. Дороги-то эти небось уже не те, какими были прежде, когда ты по ним бродил. Я знаю, что тебе известен путь, мастер, но ежели вы будете следовать за мной, мы доберемся до места куда быстрее.

— Слушай, почему ты так меня называешь?

Релла подняла брови и посмотрела на Джеми. Потом произнесла что-то на незнакомом мне языке; какими бы ни были ее слова, они повергли Джеми в изумление. Я чуть в ладоши не захлопала от восторга. В последнее время Джеми все чаще и чаще приходил в замешательство.

Джеми

Она владела языком наемных убийц куда как бегло.

— Не пытайся сделать вид, будто ты не помнишь. Мастер из Аринока слыл легендой, когда я занялась этим ремеслом, — а ведь ты к тому времени уже десять лет как вышел из игры. Удар твой всегда был смертелен, а сам ты не знал ни ран, ни плена — для нас ты был героем.

Я сплюнул на землю и ответил ей на обычном языке. Разумеется, я знал этот кровавый жаргон, но ненавидел его и те воспоминания, которые он мне навевал. Хватит и того, что мне пришлось прибегнуть к нему несколько дней назад, когда я общался на наймите с теми двумя парнями.

— Дуроплясы! Если меня и называли так, то только за моей спиной, да к тому же на почтительном расстоянии, чтобы я не слышал.

Не думал, что ты была в их рядах.

— Как и ты сам, не забывай! — огрызнулась она. — И если я владею кровавым жаргоном, это еще не значит, что я только и делаю, что промышляю убийствами. Да, в свое время я убивала, как в честном бою, так и подло, но редко шла на такое за деньги и уж тем более никогда не делала этого для собственного удовольствия. Не тебе меня судить, Джемет из Аринока.

Я мельком глянул на Ланен. Она задумчиво смотрела в огонь; но когда она подняла на меня взор, я не увидел в ее глазах осуждения, которого так страшился. Выходит, она и впрямь принимала меня таким, какой я есть и каким был прежде. Я был благодарен Владычице и за это.

Вновь я повернулся к Релле:

— Я бы и не посмел тебя судить, госпожа Релла. У тех, кто состоит в Безмолвной службе, на все свои причины и свои источники знаний. Да и как мне судить тебя, когда собственное мое прошлое расстилается передо мной во всей своей уродливости? Нет, сударыня. Скорее я сочувствую тебе всем сердцем и надеюсь, что ты оставишь свою Службу прежде, чем она приведет тебя к погибели.

Она собиралась ответить, но тут вмешался Вариен. Я совсем о нем позабыл; теперь же, когда он заговорил, мне показалось, что его мутит.

— Госпожа Релла, ты хочешь сказать, что убивала своих же соотечественников из-за кхаадиша?

Услышав от него такие слова, я еще раз убедился в правдивости их с Ланен истории. Для человека он был слишком уж наивен.

— Чего? — не поняла Релла.

— За золото, за деньги, — пояснила негромко Ланен. Следует отдать женщине должное — не отводя взгляда, она ответила:

— Да, Вариен. Это так.

Он сейчас же встал и, скрестив руки на груди, потоптался у огня. Он немного оберегал свое поврежденное предплечье.

— А ты, хозяин Джемет? Ты тоже поступал так же? Я глянул на него.

— Последний раз мне пришлось убить человека прошлой осенью, иначе он сам прикончил бы и Ланен, и меня. А до этого я не погружал клинок в плоть тридцать лет; но в те годы — да, к великому своему прискорбию, я убивал ради денег. И только мать Ланен, Маран... — Тут я осекся: не стоило сейчас говорить об этом. — Ну, да это не важно... Да, и я поступал так же.

Вариен развернулся и, не говоря ни слова, скрылся в темноте между деревьями. Ланен встала, не зная, последовать ли за ним или остаться.

— Иди к нему, девочка, — сказала Релла тихо. — Если сейчас он не нуждается в твоем присутствии, вскоре ты ему все равно понадобишься. И не дай ему забрести далеко. Это вам не увеселительная прогулка.

Ланен последовала за Вариеном, всколыхнув темноту.

— Что ж, сударыня Релла, — сказал я, вновь садясь и грея руки над огнем.

— Что ж, мастер Джемет... впрочем, если позволяешь, я буду звать тебя Джеми.

— Джеми всего лишь конюший, госпожа. Он убивал лишь тогда, когда необходимо было защищать собственную жизнь.

— Годится. А меня зови просто Реллой. — Она окинула меня взглядом. — Знаешь, мне лишь однажды пришлось польститься на деньги. А так мы обычно знаем много разных языков, какие подвернутся, те и учим — вот я и подумала, что это наречие мне тоже когда-нибудь да сгодится.

— От него горчит на языке и гадко делается на душе, — отвечал я. Меня вдруг словно окутало былым, до ужаса знакомым мраком, и я ничуть не обрадовался этому. — Я порвал с прежней жизнью, потому что ненавидел сам себя. Если бы не Маран тогда, я не знаю, что с собой сделал бы.

— Да, она мне рассказывала.

Сам того не замечая, от изумления я широко разинул рот, пока Релла не посоветовала мне его закрыть. Хоть не смеялась при этом, и на том спасибо. Наконец мне удалось выговорить:

— Ты знала Маран Вену?

— Да, и знаю до сих пор, — ответила она, широко улыбаясь. Вопреки ожиданиям оказалось, что у нее приятная улыбка. — А ты думаешь, почему я явилась в тот самый миг, когда понадобилось спасти юного Вариена? Оно конечно, дружба дружбой, да и долг платежом красен, но я не стала бы ради этого выслеживать их через весь Колмар. Я выполняю поручение.

— Клянусь Владычицей, Маран! — я поднялся и принялся топтаться взад-вперед, почти как Вариен до этого. — Во имя... Как же она-то во всем этом замешана?

Релла улыбнулась уголком рта:

— Все-таки она мать твоей девочки. И если ее нет рядом, это не значит, что ей безразлична ее судьба.

Я глазел на Реллу, и тут меня словно громом прошибло: я все понял.

— Зубья Преисподней! Дальновидец! — выдохнул я. — Она использует его, чтобы присматривать за Ланен, и когда узнала, что та покинула Хадронстед...

— ...то наняла меня. Быстро смекнула, что надо сделать. И вовремя: я едва поспела на корабль листосборцев. — Она подмигнула мне. — А ты сообразителен. Понятно теперь, как ты заработал себе громкую известность. И знаешь, мы восхищались тобой вовсе не из-за твоего искусства убивать.

Я стоял и молчал; мысли мои неслись стремительным потоком, а сердце то переполняла надежда, то охватывала ярость. Наконец я решил, что могу говорить, и собирался было задать вопрос, который поведал бы этой женщине гораздо больше обо мне, — но из тьмы внезапно донесся громкий крик. Не успело стихнуть эхо, как мы уже неслись туда со всех ног; я был проворнее Реллы, однако она оказалась предусмотрительнее, прихватив с собой горящую головню, чтобы освещать путь.

Хвала Владычице, Ланен никогда не жаловалась на свои крепкие легкие.

Ланен

Я следовала за Вариеном на некотором расстоянии, предоставив ему отдаться собственным мыслям. Я помню, что чувствовала, когда сама впервые узнала о страшной тени прошлого, окутывавшей Джеми (и года не прошло с тех пор), но если Релла права, то мне и в самом деле надо быть рядом с Вариеном, если вдруг я ему понадоблюсь. Я уже собиралась окликнуть его, чтобы он не отходил слишком далеко, когда вдруг услышала в голове его голос — тихий-тихий, печальный:

«Кадреши! Ты здесь?»

«Я здесь, рядом, дорогой. Скажи что-нибудь вслух, чтобы я знала, где ты, а то здесь темно как в Преисподней».

Голос его раздался где-то слева, и я поспешила к нему, хотя это было нелегко: продвигалась я довольно медленно. Повсюду торчали корни, притаившиеся под покровом мертвых листьев, то и дело норовя уцепить меня за ногу. Я чуть ли не упала во тьме прямо на него. Он поймал меня и прижал к себе. Я не говорила ни слова, просто обняла его покрепче и молчала. Он должен был заговорить первым.

— Ради всего святого, Ланен, — вымолвил он, и в низком его голосе чувствовалась горечь. — Твой нареченный отец оказался одним из тех, кто зарабатывает на жизнь убийствами. Это страшное зло. Скажу тебе по совести, дорогая, эта новость камнем легла мне на душу, а перед глазами встал мрак чернее ночи. Как можешь ты это выносить? А он как может?

Я пыталась отнестись к этому с пониманием, но у меня слабо получалось. Мне было известно, что сами кантри умерщвляли моих сородичей без лишних раздумий.

— Вариен, не забывай, что все это было давным-давно. Он ведь сказал, что порвал с прошлой жизнью. Разве это не свидетельствует в его пользу? Он рассказывал мне, что ему очень щедро платили и он мог бы жить как настоящий дворянин, у него был выбор. Но он отказался от такой жизни. Когда он повстречался с моей матерью, он уже решил покончить с этим.

Вариен отстранился от меня.

— Прости меня, любимая. Я знал, что гедри нередко убивают друг друга — те, что пошли по пути ракшасов, — но чтобы отнимать жизнь без причины! Быть чьим-то слепым орудием убийства — убивать не в приступе ярости, не спасая свою жизнь, а просто, так!.. Клянусь Ветрами, этого я понять не могу.

— А кантри никогда не убивают друг друга? — спросила я, стараясь держать себя в руках. Я уже чувствовала, как мой крутой нрав начинает проявлять себя. Я нежно любила его — но разве он имел какое-то право судить Джеми?

— Нет. Никогда с начала времен ни один из нас не посягнул на жизнь своего соплеменника, — произнес он с жаром. — Подобное достойно лишь ракшасов.

Я едва различала его во тьме, но мне показалось, что он скрестил руки на груди.

Нет уж, довольно!

— Вполне возможно, — ответила я порывисто. — Не забывай, что только мы, гедри, вольны сами выбирать свою судьбу. Хорошо, пусть так, Джеми избрал неверный путь много лет назад, но с тех пор он переменился. Для этого нам и даются наши короткие жизни, чтобы сделать верный выбор, и Джеми сделал его еще до моего рождения. Если бы не он, я давно уже была бы мертва. А ты был бы мертв, если бы не Релла, прикончившая того наемника у тебя за спиной.

— Она убила, чтобы спасти мою жизнь, а не из-за денег! — Он был уязвлен.

— Возможно, — ответила я. — Но он убит. А ты хотя бы поблагодарил ее за то, что она спасла тебе жизнь?

— Поздно благодарить! — раздался вдруг рядом чей-то низкий голос, какого я никогда прежде не слышала.

Я вскрикнула: к Вариену метнулась черная тень.

Выхватив из-за голенища сапога нож, я ударила что было мочи, но почувствовала, как клинок скользнул в сторону. На незнакомце была надета толстая кожаная куртка, отлично защищающая в подобных случаях.

— Вариен! — закричала я, пытаясь оттащить от своего возлюбленного темную фигуру.

Лучше бы поберегла легкие.

Я совсем забыла, какой он у меня силач.

Послышался надсадный вскрик, и я увидела, как незнакомец отлетел прочь во тьму, сокрушая своим телом кустарник.

— Ты невредим? — спросила я, протягивая Вариену свою свободную руку и помогая ему подняться, а сама все озиралась в окружавшую нас темноту.

— Там еще и другие. Будь настороже, Ланен.

— Джеми! Сюда! — прокричала я что было силы.

— Ланен! — воскликнул Джеми: он был уже здесь. Вдруг стало немножко светлее, и я могла кое-что различить. Тень с краю освещенного круга отступила во мрак. Релла бросила горящую головню наземь и потащила всех нас назад, к нашему костру, который был едва виден.

— Джеми, ты впереди, вы двое по бокам. Вперед!

Мы старались идти как можно быстрее, но нам мешали древесные корни. Впрочем, не одним нам, хвала Владычице! И все же поспешно двигаться во тьме по предательской лесной почве было не самым приятным делом. Я покрепче сжимала нож — ради собственного спокойствия, хотя успела уже убедиться в его бесполезности.

Мы почти достигли поляны, когда я вдруг услышала позади какой-то звук. Я обернулась, пытаясь рассмотреть хоть что-нибудь сквозь темень.

— Релла?

— Я здесь, девочка, побереги дыхание. То не я была. Идите к огню.

Мы вышли на поляну. Джеми подбросил в костер веток, и он ярко запылал, осветив все вокруг. Мы огляделись, но никого не увидели. Я схватила Вариена и заставила его взглянуть на меня.

— Ты не ранен?

— Не больше, чем прежде, дорогая, — ответил он. Повернувшись, он подобрал свой меч, лежавший подле его мешка. Обнажив его, он уныло произнес:

— Лучше, если мудрость является поздно, чем не является вовсе, правда, Джеми?

— Следи за деревьями, парень, — отозвался Джеми, внимательно осматривая подлесок: нет ли где движения? — И помни, чему я тебя учил: не опускай меча, держи его наготове. Поднятый меч — это уже наполовину удар, так ты сумеешь опередить врага.

Как и Джеми, Релла стала спиной к огню.

— Ты бери северную сторону, я возьму южную, мастер, идет? — сказала она.

Джеми что-то пробурчал в знак согласия.

Хотелось бы мне похвастаться, что я вся так и трепетала в ожидании схватки, — певцы баллад наверняка именно так все и преподносят. Дурачье. Им никогда не понять одной простой вещи: я ужасно неумело обращаюсь с клинком — даже тогда я это понимала. Я не арлисская воительница, пусть и мечтала таковой стать. И мне было страшно. Вокруг темень, нас всего четверо, а сколько врагов — неизвестно. Да что там говорить, я опасливо предполагала, что среди нас вообще только двое настоящих бойцов, поскольку считала, что от Вариена толку не намного больше, чем от меня.

Но что ж поделать. Все мы иногда ошибаемся.

Само собой, когда из-за деревьев выскочили четверо с мечами и щитами и бросились прямо на меня, мне пришлось собрать все свое мужество, чтобы не отшвырнуть нож и не броситься наутек.

— Зубья Преисподней, — пролепетала я. Спасибо моему нраву: он вдруг прорвался наружу, заглушив страх, и из горла у меня вылетел яростный крик. Совершенно не помню, что я там орала, но это заставило часть нападавших приостановиться — или, если на то пошло, замедлить шаг.

Джеми

Перед тем как они выскочили на поляну, я успел заметить краем глаза, что Вариен держит свой меч в точности так, как я ему сказал, всем своим видом смахивая на желторотого новобранца.

Они появились с той стороны, где стояла Ланен, по другую сторону костра. Едва они показались, как Релла уже была в движении, выискивая у них уязвимое место, как и я. А Ланен?

Видя, что все они устремились к ней, я пришел в отчаяние. Если они и впрямь твердо были намерены ее убить, у них это вполне могло получиться, прежде чем мы успели бы что-либо предпринять. И тут она закричала, моя Ланен, охваченная яростью:

— Стойте, где стоите, мерзкие ублюдки! Еще шаг — и вы все покойники!

Я был готов расхохотаться. Двое из них и впрямь остановились — Релле вполне хватило этого мгновения, чтобы метнуть нож — точно, наверняка. Один из них рухнул замертво, даже не пискнув. Я подумал было, что это их остепенит, но нет. Вот недоумки!

Самый здоровый ринулся прямо на Ланен, готовый схватить ее, но у него на пути встал Вариен. Само собой, он попытался достать громилу мечом, но у меня не было времени толком поведать ему о щитах — а у каждого нападавшего при себе был маленький круглый щит-тарч, способный при близком бое сослужить неплохую службу. Я не мог долго следить за происходившим, потому что мне пришлось заняться другим головорезом, но позже Ланен рассказала мне, как было дело.

Ланен

Вариен бился на мечах второй раз в жизни, и ему пришлось туго. Я пыталась как-то отвлечь ублюдка, но он не переставал напирать на моего милого. Когда головорез понял, что Вариен не слишком хорошо владеет мечом, то загоготал.

— Дурень! — проговорил он, с легкостью отразив очередной выпад Вариена, хотя и довольно неплохой. — Оставь! Она все равно пойдет на корм демонам, как бы ты ни старался!

Мне казалось, что только такая дурачина, как я, способна отшвырнуть свой меч прочь; однако когда Вариен услышал эти слова, он в точности так и поступил. Меч его со звоном упал на землю, и до меня донесся звук, который можно сравнить только с шипением; в один миг Вариен метнулся к противнику, отыскав лазейку в его обороне, и занес руку для удара. Он двинул ему кулаком по лицу, вложив в удар вес всего своего тела. Раздался отвратительный хруст: голова верзилы запрокинулась назад, и он повалился наземь.

Вариен прорычал и развернулся к ближайшему врагу — тому, с которым бился Джеми. Он налетел на него сзади, отчего бедолагу швырнуло вперед. Досмотреть мне не удалось, ибо последний из них, которому противостояла Релла, вдруг развернулся и схватил меня сзади. Я почувствовала у горла нож и услышала, как он заорал:

— Одно движение — и ей конец!

Все замерли.

— Бросьте мечи! — приказал державший меня наемник. Он стоял у меня за спиной. Джеми и Релла кинули мечи на землю. Вариен следил за врагом, не спуская с него глаз.

— Она не нужна твоему господину мертвой, — проговорил Джеми тихо.

— Мертвой она и вам не нужна. Держитесь подальше, и я оставлю ей жизнь, — прорычал он, пятясь назад и волоча меня за собой.

И вновь я оказалась в беспомощном положении — пока он не запнулся о корень и не потерял равновесия. Тут-то я и пихнула его что было силы и, упав, навалилась на него сверху всем своим весом. Я услышала, как он надсадно охнул. Он тут же потерял всякий интерес к своему ножу и моему горлу, и я вскочила на ноги, чтобы позволить Джеми схватить его.

Но Джеми не успел.

Вариен одним прыжком подскочил к предводителю наемников и, с яростным рыком подняв его за ворот куртки, с размаху ударил основанием ладони по лицу. Тот сразу же обмяк. Вариен отбросил его, словно ненужную вещь, и подошел ко мне.

— Ланен, — произнес он, бережно взяв меня за руку.

— Помилуй нас Шиа! Как, во имя Преисподних, тебе это удалось? — ахнул Джеми.

— Хоть я и лишился когтей, в моих руках еще живет часть былой силы, — ответил Вариен. — И кажется, она пока помогает.

Джеми

Мы с Реллой оттащили трупы подальше в лес. Волоча тела несчастных наемников, я чувствовал, как душу мою жжет оттого, что мне вновь пришлось убить, пусть даже ради спасения собственной жизни. Но посреди этого зыбучего песка, едва не поглотившего меня в ту проклятую ночь, я ухватился за одну-единственную твердую опору. Ланен никого не убила. Самое страшное — опрокинула того мерзавца, державшего нож у ее горла.

О Богиня, благодарю тебя!

Ланен не убийца.

Ланен

Тогда-то все и началось, после этой страшной ночной схватки. Мне никогда не приходилось настолько тесно соприкасаться со смертью, ощущать ее кругом себя, зная, что выжить может Лишь кто-то один — или я, или враг. Это было ужасно.

Ладно уж, давай начистоту, Ланен. Ужас меня охватил уже после того, как я осознала, что Вариен прикончил головореза, приставившего мне нож к горлу, и поняла, что этот был последним. Меня охватило жестокое злорадство, когда я увидела, как он повалился замертво. Ничего не поделаешь: если выходишь из схватки победителем, всегда охватывает восторг — понимаешь ведь, что будешь жить. Но когда я увидела четыре трупа, которые лишь несколько мгновений назад были живыми людьми... Что ж, ужин наш все равно был скромным, так что меня не слишком обильно выворотило.

Было уже совсем поздно, когда мы вновь собрались вокруг огня. Джеми настоял на том, чтобы мы выставили на ночь часового на случай, если у головорезов вдруг найдутся сообщники, о которых мы не знали. Прочие из нас заснули как убитые — правда, не выпуская из рук оружия.

Меня охватывало изнеможение, пока я лежала и все размышляла о мертвецах, оставленных в лесу. Уже перед тем, как заснуть, я подумала, что смерть — это, конечно, ужасно, но ведь они напали первыми и убили бы нас, кабы сумели. Против ожидания, я спала довольно крепко, но всю ночь мне не переставали мерещиться голоса...

Проснулась я рано — постель моя была тверда и холодна, — и, как ни странно, мне показалось, будто я ничуть не отдохнула, даже наоборот. Голоса, раздававшиеся у меня в голове, слегка приутихли, однако все еще слышались, пусть и не так навязчиво. Я и не думала никому говорить об этом. Я решила, что мне мерещатся души убитых, проклинавшие нас, — но заставила себя не обращать внимания.

Кроме того, я была страшно голодна и тут же осознала: самое трудное, что нас сейчас ждет, — это добыча пропитания (внезапного нападения мы теперь могли не опасаться). Мы прихватили с собой немного снеди, но особо разъедаться было нечем, а до ближайшей деревни, где мы могли бы пополнить запасы, было неблизко. Завтракали овсом, сваренным на воде и слегка подсоленным. После ночи, проведенной на холодной земле, у меня зуб на зуб не попадал, а под ложечкой так и сосало — горячая трапеза оказалась для меня как нельзя кстати, а вкусно или нет — дело десятое.

Позавтракав, мы сейчас же отправились в путь, старательно обогнув место, где Джеми с Реллой сложили мертвые тела. Меня чуть было опять не стошнило, едва я о них подумала, только расстояние и помогло. Мы подались на юг: поскольку мы до сих пор не определились с конечной целью путешествия, нас так и так тянуло туда, где бы мы ни находились...

Ехали мы весь день, лишь к полудню сделав короткую остановку, чтобы подкрепиться; однако еще до наступления вечера нам пришлось разбить лагерь: все были страшно истомлены, особенно я. Меня все еще слегка колотило, и хотя я держала это про себя, мне до сих пор мерещилось, будто я слышу слабые голоса. Нам с Вариеном было поручено раздобыть какой-нибудь мелкой дичи. До сих пор не представляю, как можно было на нас рассчитывать в таком деле. У меня, правда, был лук, и я довольно неплохо умела с ним обращаться, но в тот день я ни за что не смогла бы подстрелить живое существо. В меркнущем предвечернем свете нам пришлось долго собирать стрелы, которые я растеряла по кустам. Ладно, хоть согрелись. У Джеми тоже был лук, и он отправился подальше в лес в надежде раздобыть что-нибудь посущественнее. Он сказал, что видел оленя, — а стрелял он гораздо лучше меня.

Мы с Вариеном возвращались в лагерь ни с чем, как вдруг до меня донесся крик. Ничего подобного я раньше не слышала: кричал не человек, но живое существо, узревшее близкую смерть и стенавшее от страха и боли, расставаясь с насильно вырываемой жизнью. От этого крика я рухнула на колени и схватилась за живот, готовая изойти рвотой; бедняга Вариен стоял подле, поддерживая мне голову, и не мог понять, в чем дело.

— Во имя Преисподних, что это было? — слабо пролепетала я, когда вновь обрела способность говорить.

— Тебе нездоровится? Отчего? — спросил Вариен, не на шутку встревоженный.

Он не мог сдержать своих мыслей, и они потекли у меня в голове могучим потоком:

«Что ты узрела или услышала, что так встревожило тебя?»

Вслух ответить я была не в силах и произнесла на Языке Истины: "Это был крик боли: какое-то существо встретило свой конец; слов я не слышала, только боль и страх, прощание с жизнью. Мне страшно: крик был таким настоящим, таким близким, я совсем рядом почуяла смерть; о Богиня, обереги нас! — Даже Язык Истины давался мне с трудом. — Увидишь ли ты мои мысли, услышишь ли отзвуки этого крика, до сих пор звучащие у меня в голове, если я сейчас вновь о них подумаю?" — спросила я и, когда он кивнул, вновь вспомнила все, что чувствовала и слышала совсем недавно, стараясь, чтобы и ему все это стало доступно. Похоже, у меня получилось, ибо он тотчас же выпрямился и положил руки мне на плечи.

— Ланен, кадреши, — голос его был низок от изумления. — Воистину нас овевает Ветер Перемен, ибо ты перерождаешься на глазах.

Он поднял меня на ноги. Воспоминание приугасло, стало легче стоять, легче думать. Взяв меня за подбородок, Вариен повернул меня к себе лицом. В холодном вечернем свете серебристые его волосы были подобны инею, а в глубоких зеленых глазах светилось понимание.

— Ланен, ты сейчас слышала предсмертный крик оленя. Должно быть, Джеми нашел то, что искал.

— Быть этого не может! С чего бы мне вдруг стало слышаться такое? — воскликнула я, всерьез испугавшись. — И не говори мне, что олени владеют Истинной речью.

— Нет, сердце мое, конечно же нет. Но иногда так бывает — когда кто-нибудь из кантри делается старым и немощным, ему начинают слышаться подобные вещи: пение птиц, ток соков по древесным стволам, предсмертный писк мелких зверушек, пойманных совой в высокой траве. Дорогая моя, — добавил он мягко, — не слышишь ли ты еще чего-нибудь?

— Забери меня Преисподняя! — проговорила я, широко распахнув глаза, из которых против моей воли текли слезы.

Это было куда хуже давешнего нападения. Меня переполнял страх, ужас — словно передо мною внезапно разверзлась бездонная пропасть. От живых врагов можно убежать или вступить с ними в бой — но от собственного разума нет спасенья.

— Вариен... Проклятье! Да, я слышу какие-то запредельные голоса — ну, то есть я знаю, что это голоса, но не могу разобрать слова.

На мгновение он прикрыл глаза.

— Ланен... — И, вновь подняв на меня взор, продолжал: — Я не знаю, как такое возможно. Тебя поразил недуг, который свойствен лишь кантри. Давно это с тобой?

— С минувшей ночи, — ответила я. И, не в силах сдержаться, выругалась: — Провались все в Преисподнюю и пойди прахом!

Сразу же полегчало.

— А почему ты спросил? — поинтересовалась я. Взгляд его тут же просветлел.

— Тогда это нечто иное. А в остальном ты как себя чувствуешь? Эти его слова вызвали у меня улыбку. Да что там — я просто рассмеялась.

— Как понять — «в остальном»? Помимо того что я вся измоталась, дважды за пять дней была пленницей, билась не на жизнь, а на смерть, видела, как моя ферма сгорела чуть ли не дотла, а мой муж поверг врагов голыми руками? Помимо всего этого, что ли?

— Я говорю серьезно, кадреши.

— Извини, — ответила я, взяв себя в руки. — Просто у нас иногда принято подобное: только таким способом можно справиться с тем, что иначе пересилить невмоготу, — посмеяться над своей напастью.

— Знаю. Мы тоже так поступаем. В остальном тебя ничего не беспокоит?

— Насколько могу судить, нет. Устала вот только, как собака, да живот с голодухи к ребрам прилип — а так, кажется, все в порядке. А что, Вариен?

— С нами такое обычно случается в конце долгой жизни, да и то лишь когда мы долгое время проводим без пищи. — Он покачал головой. — Прости меня, дорогая, я не хочу тебя пугать. Я, должно быть, ошибаюсь, иначе и быть не должно. Не известен ли тебе подобный недуг, встречающийся среди твоего народа?

Я опять улыбнулась:

— Разве что безумие. А я, когда последний раз проверялась, была вроде бы в здравом уме, как и обычно.

Он поймал меня, заключив в свои крепкие объятия, и прижал к себе так сильно, словно боялся, что меня у него заберут.

— Ладно, сердце мое. Давай вернемся к костру, а то это заходящее зимнее солнце вовсе не греет. Быть может, я слишком сгущаю краски. Ты продрогла и утомилась — возможно, это всего лишь игра твоего воображения. Пойдем.

Но когда мы вернулись, то увидели, что Релла с Джеми свежуют оленью тушу, чуть подальше от поляны. Тут-то мне и стало не по себе.

Словами я тут ничего не выражу, потому что тогда и слов-то никаких не было. Только чувства, яркие, как свет после грозы, и бессвязные мысли, словно тени на глубоком пруду...

Я ощущала страстное стремление к нему: долгие годы я не видела его, не слышала даже его голоса. Подступило чувство одиночества: пусть я не представляла, куда мне отправиться и где искать его, но знала, что должна быть с ним, знать, что он жив, здоров. По ночам я парила высоко в поднебесье: искала, высматривала — но все же боялась покинуть пристанище, которое сама себе соорудила.

Мысль о нем вызывала в уме вереницу ярких чувств: радость, семья, дом... Но его не было со мной, и это казалось тяжкой раной, что источала горе и скорбь. Я нуждалась в нем, мне нужно было видеть его рядом. Мир меняется, катится туда, где не видно ни проблеска света. Я не могла больше полагаться даже на своих соплеменников. Я видела, как они вступают друг с другом в схватки, видела смерть, что потрясла меня до глубины души и пригасила даже огонь моего сердца.

Там, где должно быть спокойной воде, я видела тернии, и странное чувство взметнулось кроваво-черной пеленой, словно лютая зима поглотила разом и жизнь, и свет. Мне был нужен он — наставник, друг, отец... Мне нужно было слышать исходившие от него звуки, что находились за гранью понимания, но казались такими близкими, близкими...