Макроскоп

Глава V

Бережные руки приподняли голову Иво, и сказочно прохладная губка прикоснулась ко лбу. Руки женщины, — как замечательно, — он не мог себе представить чего-либо более успокаивающего и мягкого.

Он несколько мгновений наслаждался их прикосновением и видел сны о своем выздоровлении, о женитьбе… Иво открыл глаза.

Это была Беатрикс.

— Он очнулся, — тихо произнесла она.

После ее слов из тумана проступило тревожное, по-домашнему знакомое лицо Гротона, настороженная и оценивающая Афра.

— У меня мозги не прокисли, — сказал он.

— Слава Богу, — вздохнула Афра.

— Что случилось, — одновременно с ней спросил Гротон.

— Ну, не нужно на него сразу набрасываться, — остановила их Беатрикс. — Ему следует отдохнуть. У него лоб горячий. — И она еще раз осторожно протерла его лоб губкой.

Ее диагноз несколько поверхностный, решил он, но вот лоб действительно горячий, и по всему телу разлилась свинцом усталость, он чувствовал себя совершенно разбитым.

Благодарный ей, он уснул.

Через несколько часов Иво был готов к беседе.

— Как близко корабль ООН?

— В дне пути от нас, я недавно посмотрел в телескоп, — ответил Гротон. — У нас не больше двадцати пяти часов до того, как мы попадем в зону действия лазера.

Иво вспомнил. В космосе лазер действует на очень больших расстояниях, но эффективен только тогда, когда прицел точен, как макроскоп. Без него лазер просто оружие ближнего боя для поражения маневрирующих целей на дистанции в пределах нескольких тысяч миль.

— Вы, — вы нашли решение? — воскрешение надежды на лице Афры было божественным зрелищем.

— Решение? — без видимой причины вопрос показался ему забавным. — Да. По крайней мере, что-то очень похожее на него. Но прежде я должен объяснить, что случилось.

— Иво, я не хочу вас торопить, — сказал Гротон. — Но если мы не уберемся побыстрее от этого ООНовского крейсера…

— Понимаю, но сначала я должен все объяснить. Существует определенная опасность, и если что-то случится, то один из вас должен будет принять на себя скоп.

— Я вас понял, — ответил Гротон. Так что же все-таки случилось? Афра влетела к нам с криками о разрушителе, и мы здорово перепугались; я искренне рад, что все обошлось. Вы, по-видимому, не вошли в него.

— Нет, я вошел. Я пытался защитить себя… ладно, не буду вдаваться в подробности. Я почти прошел программу, но поскользнулся — в ментальном смысле, и меня затянуло слишком далеко. Я думал, что мне уже конец, и даже не сопротивлялся, но, к счастью, у меня была некоторая орбитальная скорость, и я, пролетев сквозь корону, очутился на другой стороне.

— Не понимаю.

— Я поняла, Гарольд, — сказала Афра. — Это такая аналогия. Планетоид мчится к Солнцу. Но главное в том, что он прошел очень близко от разрушителя, и тот его только слегка ужалил.

— Да, физически. Но не в сознании, если так можно выразиться. А за разрушителем находится то, что я бы назвал галактическим сообществом.

— Вы видели того, кто послал сигнал-убийцу?

— Нет, это просто отдельный канал. Все происходит в вашем сознании, сигналы накладываются, так что нужно уметь их разделять. Но если уж изолирован разрушитель, то остальное лежит, как на ладони.

— Информация? — спросила Афра.

— Другие программы, они как радиостанции, но все работают на одной частоте и используют один и тот же символьный код. Если вы не придерживаетесь одной программы, то все забивает самый сильный сигнал, а это и есть разрушитель.

— Понимаю, — сказал Гротон. — Это как если бы пятеро человек заговорили одновременно, все вместе — это шум, и вы в состоянии понять только то, что говорит обладатель самого громкого голоса. Он забивает остальных, хотя вы и слышите их.

— Именно так. Только программ больше, чем пять, и нужно уметь по-настоящему сосредоточиться, но выбрать можно любую.

— А сколько их?

— Не знаю. Думаю, несколько тысяч. Хотя так сразу трудно определить.

— Несколько тысяч станций? — недоверчиво переспросила Афра. — И что же они передают?

— Информацию. Наука, философия, искусство — все можно выразить этими универсальными символами. Все, что известно — доступно. Научная библиотека.

— Но почему? — изумилась Афра. — Зачем они это передают, если все равно принять никто не может?

— Я пока еще не выяснил иерархию программ, но у меня сложилось впечатление, что почти все они старше разрушителя. По крайней мере, он в них не упоминается, и передаются они издалека. С другого рукава галактики.

Если сигнал разрушителя идет к нам четырнадцать тысяч лет, то программы — двадцать или даже сорок. Может, некоторые ретрансляторы закончили передачу до появления разрушителя, но мы узнаем об этом только через тысячи лет.

— Это меня и смущает, — заметила Афра. — Даже если не брать во внимание разрушитель, пройдут тысячи лет, прежде чем какая-то цивилизация примет их сигнал — это абсурдно, ведь невозможен обмен информацией между культурами.

— А может, пройдут и миллионы лет, — поправил Иво. Он рассортировывал в голове полученные знания. — Все передачи имеют точный обратный адрес. Но как я уже говорил, не могу пока точно установить пространственно-временные координаты, но, надеюсь, мне это удастся в ближайшее время. Но по некоторым признакам можно сказать, что кое-какие из них очень древние. Одна уж очень отлична от других. Совершеннее, что ли, я не знаю, как это выразить, но впечатление производит сильное. Будто икринка в капсуле…

— Миллионы лет! — воскликнула Афра, подавленная услышанным. — Это, должно быть, внегалактический источник. Но ведь макронные поля сильно искажаются?..

Иво пожал плечами.

— Может, для макронных передач есть другие законы. Насколько я понимаю, самые важные для нас станции находятся на расстоянии в три миллиона световых лет. Я прослушивал одну из них, самую мощную, да я уже говорил об этом.

— Я сняла с вас шлем и окуляры, как только вы потеряли сознание, — не унималась Афра. — Сколько же времени вам оставалось на прослушивание?

— Время не имеет значения. По крайней мере, при приеме. Все относительно… ну, как со светом, только…

— А! — сказал Гротон. Его это не так удивило, как Афру. — Ну, это известная аналогия. Скорость света в системе координат наблюдателя не зависит от скорости движения источника света. Эксперимент Майкельсона-Морли.

— Что-то в этом роде. Я получил информацию одной порцией и должен впоследствии все переработать и рассортировать. Мне нужно еще раз войти, чтобы выяснить детали, но я уже знаю, что искать.

— А что вы ищете? — спросила Афра. — Есть ли там что-то, способное помочь нам?

— Да. Это, по всей видимости, общая проблема — выживание при сильных перегрузках. Об этом можно узнать из внегалактической передачи, но все довольно сложно.

— И все же я не могу понять, — недоумевала Афра. Когда она чего-то не понимала, то обижалась, как ребенок. — Ведь не имеет смысла передавать программу, если вы знаете, что ответ придет лишь после вашей смерти. Три миллиона лет! К настоящему моменту умерла и сама цивилизация, и память о ней.

— Именно поэтому, — ответил Иво. — Ведь память не умирает, потому что каждый, кто примет программу, узнает о величии ушедшей цивилизации. Это все равно, что издать книгу, — пусть даже на свои деньги, тщеславия ради, — но если автору есть что сказать, люди прочтут ее, и она им понравится, они будут помнить об этом человеке долгие годы после его смерти.

— Или написать хорошую музыку, — подхватил Гротон. — Неважно, когда она была написана, важно то, насколько она заставляет слушателя сопереживать.

— Но ведь в нашем случае отсутствует обратная связь! — возразила Афра.

— Она здесь и не нужна. Не тот случай. Древние цивилизации заботились о далеком будущем. Они не заботились о величии в своем времени или своей звездной системе. Они знали себе цену. Но величие в веках, величие во вселенной — этого можно достичь, лишь передавая знания другим. Это доказывает, что они существовали не зря. Они оставили Вселенную богаче, чем приняли ее.

— Может и так, — задумчиво кивнула Афра.

— Нужно быть поэтом в душе, чтобы понять это, — сказал Иво. — Я не желал бы для себя лучшего памятника. Знание — что может быть лучше?

— Я, конечно, не поэт, — подхватил Гротон. — Но я понимаю это. Иногда мне бывает очень плохо, и я начинаю думать, что когда умру, никто, кроме моих близких, не вспомнит меня. Что я уйду без следа.

Иво кивнул.

— И что же, — спросила Беатрикс. Тон ее напоминал сейчас тон Афры. — Жизнь идет — радуйся, а как умрешь — друзья тебе вряд ли понадобятся.

— Это, должно быть, половые различия, — заметил Гротон. — Довольно часто моя жена изрекает то, чего я от нее никак не жду. Интересно, вот в данном случае различие возникает из-за того, что мужчина, как правило, активен, а женщина пассивна?

Женщины гневно посмотрели на него.

— Как бы там ни было, программы включают в себя культуру, — сказал Иво, и две пары женских глаз уставились на него. — Космическую культуру, — поспешил объяснить он. — Во всяком случае, в некоторых из них есть упоминания об этом. Незабываемое зрелище, мне такое даже во сне никогда не виделось.

— Но как это нам поможет не поджариться на ООНовском лазере? — Афра ни на минуту не забывала о нависшей опасности.

— Несколько станций передают информацию о способах адаптации к сверхускорению. Но только в интергалактической программе содержится информация о том, которым мы в состоянии воспользоваться. Для других у нас нет подходящего оборудования.

— Одного вполне достаточно, — сказала Афра.

— Будет не так просто. Он биологический.

— Гибернация! То есть, если мы заморозим себя или поместим в защитный раствор…

— Но у нас нет ни криожидкости, ни криостатов для хранения, — возразил Гротон. — Мы же не можем просто выбросить тела в шлюз для экстренной гибернации. А кто нас разбудит, когда мы будем на месте? Хотя, я могу запрограммировать компьютер, чтобы он потрепал по плечу первого, когда пора будет вставать.

— Никакого замораживания, никаких криостатов, — сказал Иво. — Никакого сверхсложного оборудования. Все, что нужно — немного времени и чистый тазик.

Афра посмотрела на него с подозрением, но от замечаний воздержалась.

— Уж не собираетесь ли вы расплавить нас? — спросил Гротон.

— Вот именно.

— Это, наверное, была юмористическая передача, сын мой.

— Тем не менее, это так. Мы должны расплавиться в протоплазму. В этом состоянии можно перенести любое ускорение, на которое способен Джозеф, и как угодно долго. Недостаток наших тел в том, что они имеют скелетную структуру, действующие органы, работоспособность которых может быть нарушена перегрузками. Я не пытаюсь принизить функциональность нашего организма — в нормальных условиях трудно найти лучшую замену. Но в форме протоплазмы мы почти неуязвимы, поскольку отсутствует структура выше молекулярного, в крайнем случае, клеточного уровня. Жидкость может вынести все.

— Правда, может и выплеснуться, загрязниться, — с отвращением сказала Афра.

— Думаю, нам лучше сдаться ООН, — промямлил Гротон. — Я с трудом представляю себя в виде банки с кремом или мягкого пудинга.

— Я предупредил, что будет непросто. Но успех гарантирован.

— Да? Культурой, погибшей три миллиона лет назад? — раздраженно спросила Афра.

— Ну, я не уверен, что она погибла. И неизвестно точно, насколько она далеко — один миллион лет или шесть.

— Мне намного легче от этого.

— Хорошо. Либо да, либо нет, — сказал Иво. — Я вам покажу все в макроскопе, а вы затем решайте. Это единственный способ освоить метод. Объяснить это я не смогу.

— Ну вот, теперь нам предстоит броситься грудью на разрушитель, — сказала Афра. — И все в один день!

— Постойте-ка! Вы что, серьезно насчет превращения в желе? — воскликнул Гротон. — Может я темный, но я просто не могу себе представить…

— Я серьезно. Преимущество этого метода над другими в том, что он не требует сложного оборудования. На это способно любое живое существо, если ему показать, как процесс будет проходить под контролем программы. Все, что необходимо — это надежный контейнер для жидкости, чтобы она не разлилась и не загрязнилась, как правильно заметила Афра. В остальном все это — чистая биология.

— На словах все гладко, — сказала Афра. — Может, вы нам продемонстрируете?

— Был бы только рад, но думаю, сначала вам нужно освоить технику настройки — то есть, как найти станцию и избежать разрушителя.

— Если этот ваш метод не сработает, нам это вряд ли понадобится, — язвительно заметила Афра.

— Действительно, и как мы сможем обойти разрушитель — по одиночке, или все вместе? — спросил Гротон.

— Теперь я знаю дорогу. Я могу провести вас к станции по одному, в обход разрушителя, если буду управлять сам. Я не смогу объяснить, как это происходит, только знаю, что надо делать.

— Я пойду с вами, — сказала Беатрикс. — Я знаю, мне можно.

— Нет! — внезапно крикнул Гротон.

Беатрикс невозмутимо посмотрела на него:

— Но ведь я вне опасности, не правда ли? Если он меня и захватит, то он меня не тронет, а если нет — это будет доказательством того, что Иво знает дорогу.

Гротон и Афра беспомощно переглянулись. Она была права, пристыдив их своими здравыми рассуждениями, и ей нельзя было отказать в мужестве. Брад когда-то говорил, что совсем не зазорно иметь средний коэффициент. Брад знал, о чем говорил.

Гротон выглядел напряженным и заметно нервничал, когда Беатрикс надела второй шлем и окуляры, но вмешиваться не стал. Иво подумал, что Беатрикс, конечно, добрая и мягкая женщина, но если уж что-то твердо решила, то с пути не свернет.

Они двинулись. Иво провел ее осторожно вокруг разрушителя так, что она даже не испугалась, и вывел на поверхность галактического потока информации.

— Ох, Иво, — воскликнула она. Ее голос уходил в физический мир и, отражаясь от него, под тем же углом возвращался к Иво. — Я вижу это! Словно огромная радуга раскинулась между звездами! Как здорово!

Он повел ее дальше вниз, в поисках того особого аромата, той божественной музыки, которые образуют потоки знаний, говорящих о самой сущности бытия.

Возникли образы передач, внешне похожие на картины разрушителя, но гораздо более сложные. В них была не всесокрушающая мощь разрушителя, но изысканность и утонченность истинного знания — это выглядело, как часть огромного дисплея с каталогом содержания одной из передач. Иво, знавший уже путь, взял Беатрикс под руку и повел ее по коридору под сводами гигантского университета, к области знания, в которой они могли найти свое спасение.

— Но, а другие двери, — донесся ее голос из физического мира. — Здесь столько замечательных…

Он тоже сожалел о том, что они не могли провести вечность в макронной цитадели знания. Ведь это лишь одна стотысячная всех передач — это становилось все яснее, по мере того, как он узнавал все больше об объеме передач и их диапазонах, а это, в то же время, лишь стотысячная часть среди других областей знания. Университет? Это был межгалактический образовательный комплекс невообразимых размеров. Но в создавшемся положении они вынуждены были ограничиться лишь малой каплей океана информации, не обращая внимания на его бескрайние просторы. Они явно были не достойны всего этого.

Микрокосм биофизической химии: казалось, будто они стояли в чане с протоплазмой, они могли ощущать ее, видеть ее свойства, и в то же время оставаться в своей реальности. Сферическое образование, заключенное в слоистую плазменную мембрану, жило своей жизнью, поверхность его ритмично пульсировала. Внешне это выглядело как мешок с протеином, карбонатами, липидами, ионами металлов — все вместе раствор с нейтральным pH. Но это было больше, чем физика.

— Что это? — недоуменно спросила Беатрикс.

— Модель клетки, — ответил Иво. — Нам нужно ознакомиться с базовыми элементами жизни, потому, что…

Но Беатрикс смутилась — она не могла понять технические детали. Да и Иво вряд ли был способен все объяснить, он чувствовал себя полным невеждой в этом храме знания.

Он решил опустить подробности и сказал:

— Смотрите, вот это ядро.

Такое объяснение удовлетворило Беатрикс. Она разглядывала мягкую массу ядра и основные его органеллы, плавающие и пульсирующие в колыхающемся объеме. Это было что-то вроде мозга организма — ведь в ядре находится жизненно необходимый набор хромосом, бережно спрятанный в мягкой матрице. К стенкам ядра крепился эндоплазменный скелет — система мембран, пронизывающих клетку. Это подобие скелета и нервной системы животного выполняет функции остова клетки и передачи нервных импульсов. Поверхность ядра была усеяна рибосомами, производящими необходимые для жизнедеятельности клетки протеины.

— Она живая, — просто выразила свою мысль Беатрикс.

Да, она была живой. В ней находился аппарат, называющийся комплексом Гольджи, который отвечает за синтез некоторых ферментов и сложных гидрокарбонатов. Дышала клетка при помощи митохондрий. Постоянно мигрирующие лизосомы охраняли клетку от болезней — комки активных энзимов разрушали инородные тела. Все необходимое для выживания имелось в этом создании.

— Это то, что нам придется сохранить, — объяснил Иво. — Тело, как мы его себе представляем, должно исчезнуть; но функционирующие клетки — такие как эти, — должны остаться. Они не должны погибнуть, хромосомный набор не должен быть поврежден.

— Да, — согласилась Беатрикс, поняв суть, но не детали. — Я запомню.

Затем они осторожно отошли от модели. Назад, в канал информации, через университет, держа в руках знания, будто бокал с шампанским, и, осторожно потягивали его, запоминая вкус, — назад, в серые будни.

Они сняли шлемы и обернулись. Афра и Гротон нетерпеливо ждали рассказ.

— Мы столько многого не знаем! — сообщила им Беатрикс.

Остальное было рутиной. Он провел Гротона, Афру, а затем и Брада. Разум не был для этого нужен, более того, он доставлял неудобство — ведь совсем рядом притаился разрушитель. Хоть Браду он уже не был страшен.

— Это что-то вроде взаимного контакта, — начал пояснять Иво. — Важно не столько то, что вы увидите его, оно должно увидеть вас. Модель клетки это только наглядное пособие. Программа — вот главное. Она программирует ваши клетки, ваше тело, ваш мозг для трансформации — коль скоро вы все поняли и согласны. Вы должны понять, вы должны этого хотеть или, как минимум, смириться. Тогда она создаст вам индивидуальную программу. Это как точная хирургическая операция, где хирург — это программа.

Ему показалось, что он использует слишком много сравнений в своем рассказе, но ведь точных определений не было. Как Вселенная больше Солнечной системы, так и вселенское знание невозможно охватить человеческой терминологией.

— Три миллиона лет назад, — сказала Афра. — Я еще могу представить доктора-человека, ну инопланетянина, ну пусть робота, но луч псевдосвета!

— Теперь все уверены, что владеют способом обхода разрушителя? Необходимо каждый раз знакомиться с ним за несколько часов до процесса трансформации.

— Нет, — отрезала Афра. — Я боюсь его. Он захватит меня, как к Брада. Я не смогу с ним бороться, он пробирается к моему интеллекту. Только что, с вами, я, выражаясь фигурально, закрыла глаза и открыла их, только когда мы были рядом с клеткой. Но я этого не понимаю и не знаю пути.

С ней, по-видимому, придется так и поступать. Она способна воспринять разрушитель и была перед ним беззащитна.

— А я почувствовал опасность, — сказал Гротон, — но, правда, не совсем так. Это как если стоишь на краю водопада, в тысячу футов высотой, вдыхаешь водяную пыль, слышишь рев внизу и ощущаешь запах разбивающейся о камни воды, но не прикасаешься к потоку. Наверное, я ниже опасного порога. Теперь вы мне показали обходной путь, и, думаю, если понадобится, я смогу найти его сам. Но, честно говоря, мне не очень-то хочется проделывать это еще раз. — Гротон натянуто улыбнулся.

— Это было прекрасно, — сказала Беатрикс. — Как поэзия или музыка, — но сама бы я туда не пошла. Эта радуга…

— Одного раза достаточно, — заключила Афра. — Но вот еще вопрос — можно ли доверять методу? Где гарантии, что мы, растворившись, не останемся лужами протоплазмы навсегда? Я хотела бы увидеть полный цикл, прежде чем доверю свое тело процессу. Оно у меня, увы, одно.

— Это может быть более изощренная версия разрушителя, — прибавил Гротон. — Вторая линия обороны.

— Не думаю. Это намного старше разрушителя. Все программы старше, но эта настолько далеко… миллиона три лет. И я видел только позитивные данные, негативных не было. — Внезапно к Иво пришла мысль: — А что если цивилизация, создавая разрушитель, пыталась оставить свой след в истории? Будучи неспособной превзойти другие в позитивном познании?

— Собака на сене? — спросила Афра. — Может да, а может и нет. Зло конечно можно понять, но это было бы просто отвратительно.

Гротон посмотрел в телескоп:

— Видны блики отражения. Корабль ООН приближается. Нужно действовать или сдаваться. Как долго длится процесс плавления?

— Деструкция недолго, насколько я понял, — ответил Иво. — Но восстановление занимает несколько часов, и по неизвестным причинам она может начаться только через сутки после деструкции. В сумме около двух суток для полного цикла.

— Это тупик, — сказала Афра. — Если мы все проверим, и это сработает, будет слишком поздно для того, чтобы воспользоваться. А если не будем проверять — есть вероятность, что мы совершим особо извращенное самоубийство.

— Мы можем на ком-нибудь опробовать процесс, — предложил Гротон. — Если это смерть, то все скоро станет ясно — запах и все такое прочее…

— Хорошо! — сказала Афра.

— Но если все пройдет нормально…

— Хорошо. Контрольный тест. Кто?

— Я уже говорил — я хотел бы… — начал было Иво.

— Вам лучше пойти последним, — сказала она. — Вы ведете это шоу. Если оно провалится — примете всю ответственность за последствия.

— Афра, это не очень милосердно с вашей стороны, — возразила Беатрикс, очевидно, ей было очень неприятно выслушивать язвительные замечания, пусть даже в чужой адрес.

— Не время для милосердия, дорогая.

Гротон отвернулся от телескопа.

— Я рад, что вы так думаете. У нас есть подходящий кандидат для теста.

Она мгновенно его поняла:

— Нет! Только не Брад!

— Если процесс сработает, то нам рано или поздно придется это с ним проделать, а если нет — то что за жизнь он теряет? Как вы правильно заметили — не до милосердия.

Афра посмотрела на Брада.

Он сидел прямо, волосы по-мальчишески спутаны, на лице суточная щетина, по подбородку стекала слюна. Штаны кое-где потемнели — он опять обмочился. Брад куда-то смотрел, улыбаясь, глаза его оставались неподвижными.

— Я сама это сделаю, — мрачно согласилась Афра. — Никого не нужно, я скажу потом, что получилось.

Иво объяснил необходимые детали. Гротон удалился в недра Джозефа поработать механической пилой и вернулся с подходящей емкостью. Они установили оборудование и оставили ее наедине с Брадом. Все трое молча вернулись в Джозеф.

Тишина. Затем ее пронзил крик Афры, Гротон было бросился посмотреть, но она запретила ему входить, и он вернулся. Слышался тихий плач и ничего больше.

Оставшиеся не знали что и думать. Иво представлял себе, как Брад плавится, превращаясь в бесформенную лужу, сначала ступни, затем ноги, затем туловище и, наконец, прекрасная его голова. Она, наверное, закричала, когда растворилось лицо? Все ждали Афру в напряженной тишине.

Через полчаса она позвала их. Ее лицо было бледным, глаза неестественно широко раскрыты, и голос отчаянно спокоен.

— Работает, — сказала она.

Одежда Брада была аккуратно сложена на стуле. Рядом стоял закрытый контейнер, похожий на гроб. Больше ничего не напоминало о произошедшем.

Афра никак не могла успокоиться:

— Предположим, что полный цикл работает. Что после него мы останемся такими же, как прежде — во всех отношениях. Я могу понять это рассудком, но душой — нет. Как мы узнаем, что мы выжили? Что выходит тот же человек, что и вошел?

— Я твердо буду знать, что я тот же человек.

— Но как, Иво? Вы можете выглядеть так же, говорить так же, но где уверенность, что вы такой, как прежде, что это не имитация, не другая личность под вашей внешностью?

Иво пожал плечами:

— Я буду знать. Если будет разница, я ее замечу.

Она смотрела на него с обезоруживающей настойчивостью. Это выражение на ее лице он любил больше всего.

— Ой ли? Или вы будете только думать, что не изменились? Как вы узнаете, что внутри вас не находится самозванец, который пользуется вашим телом, мозгом, знаниями?

— А что остается кроме этого? Если у меня тело Иво и его личность, то я Иво, не так ли?

— Нет! Вы можете быть идентичным двойником — конгруэнтной копией, — и в то же время другим индивидуумом. Другим «я».

— В чем же различие?

— В чем разница между двумя ягодами, яблоками, карандашами, планетами? Если они существуют одновременно, они уже различны.

— Но я не существую одновременно с кем-либо еще. С другим «я». Как же я могу отличаться?

— Ваша душа будет другой.

— 0-ох, произнес Гротон.

— Ну как бы это еще выразить? — Афра сердито посмотрела на Гротона. — Я не призываю на помощь религию, хотя, возможно, это не такая уж плохая идея, просто пытаюсь понять, какую цену нам придется заплатить за это галактическое чудо. Как можно говорить о личности, если тело и мозг под сомнением? Я не желаю стать двойником, который выглядит так же, как я, мне безразлично, насколько хорошо отражение, главное, что это не я.

Иво опять попытался представить, что же там произошло с Брадом. Она была потрясена до глубины души, и сейчас цеплялась за философские и другие предлоги.

— Мне кажется, я уже о чем-то подобном размышлял, — начал Гротон. — Я спрашивал себя — человек, который просыпается утром — тот же, что который ложился в кровать? Или, возможно, человек меняется вместе с составом тела — с каждым глотком еды, с каждым актом выделения? В конце концов я решил, что люди действительно все время меняются — но это не имеет большого значения.

— Не имеет значения!

— Главное в том, что мы действуем, в то время как существуем, — сказал он. — Мы проживаем день, и когда он проходит, не жалеем о нем. Но в следующий день уже новое «я» несет за все ответственность. Оно действует согласно обстановке, следующее за ним «я» тоже, в этом нет ничего плохого или хорошего, так уж предопределено.

— Опять астрология? — презрительно спросила Афра.

— Когда-нибудь вы будете о ней лучшего мнения, — спокойно ответил Гротон.

Она фыркнула, и Иво с удивлением подумал, что он считал раньше манерность чем-то неестественным. Также ему пришло в голову, что, может быть, причина ее яростной реакции на замечания Гротона кроется в том, что глубоко в ее душе живет мысль о том, что в них что-то есть.

— В любом случае, — продолжал Гротон, — нам нужно пройти процесс, либо выкинуть белый флаг. Вопрос ясен — либо от ООН убегут другие «я», либо сдадутся «я» истинные.

— Вы, — сказала Афра, — отъявленный казуист.

— Так что будем делать? — спросил Иво.

— Ладно, поскольку я больше всех возражаю, то пойду первой. Все же я хочу иметь сторонние свидетельства. Я видела это, а вы нет. Но когда увидите процесс, поймете, о чем я… Мне наплевать на все предопределения, я хочу быть уверена, что я — это я.

Лицо Гротона не переменилось:

— Никто не сделает это лучше вас самой.

— Нет, вы сможете. Я хочу, чтобы кто-то еще проверил, что я — это я.

— Какое это имеет значение?

— Имеет.

— Обратная связь, — сказал Иво, и Афра неожиданно одарила его улыбкой.

Она расстегнула блузу.

Все трое смотрели, не смея рта раскрыть. Афра раздевалась спокойно, методично и полностью. Она предстала перед ними — великолепная фигура женщины в расцвете.

— Я хочу, чтобы меня подержали.

— Тактильное свидетельство — очень важная вещь, — произнес Гротон, без тени иронии, но с места не сдвинулся.

— Я этого не понимаю, — сказала Беатрикс, явно смущенная происходящим больше, чем мужчины.

— Я хочу чтобы вы, все вы, ощупали меня, — сказала Афра, будто давала инструктаж по хранению крупы. Голос ее был спокоен, но румянец, зародившись на щеке, соблазнительно передвигался вниз. — Это для того, чтобы вы впоследствии верили не только своим глазам и ушам. — Она слабо улыбнулась. — Или «душе». Чтобы вы поверили, что это та же девушка, хотя бы снаружи. Когда вы увидите, как я плавлюсь, вы никогда не поверите в возможность воскрешения, если у вас не будет свидетельств всех ваших чувств. А если не поверите вы, то как поверю я?

— Для меня все девушки на ощупь одинаковы, — выдавил Иво, лицо его пылало.

— Давайте, — прошептал Гротон.

— Я?

Гротон кивнул.

Иво встал и почувствовал, как ему показалось, еще большую неловкость, чем Афра. Негнущимися ногами он приблизился к ней. Поднял руку и неуверенно остановился. Он был бы рад избавиться от своего влечения к ней, лишь бы прервать эту сцену.

— Представьте, что вы доктор, — участливо посоветовала Беатрикс, но в голосе ее уже была слышна легкая истерика.

Иво подумал, что ей это вряд ли очень уж нравится.

Нравится ли это ему? Брад как то раз назвал его целомудренным, а Брад точно знал что говорил.

— Нет, — возразила Афра, — формальный осмотр — это бессмысленно, делайте что угодно, только чтобы потом вы узнали меня.

— Я уже имею некоторое Представление о вас, — Иво понимал, что краска на лице его видна, — событие редкостное, так как лицо довольно смуглое. Однако после встречи с Афрой он понял, что такое возможно не так уж и редко. Кровеносные сосуды лица расширялись, требуя все большего количества крови — это тоже было чем-то вроде обратной связи. Он смущался, потому что его смущали. Имеет ли Афра представление о том, что он чувствует по отношению к ней?

— Для меня это так же непросто, как и для вас, — сказала она. — Я не пытаюсь разыгрывать из себя проститутку, просто не вижу другого выхода. Сюда. — Она схватила его руку и прижала ее к своему животу.

Иво застыл, потрясенный и словами, и действиями Афры. Возбужденный мозг напомнил Иво, что прошло всего меньше сорока восьми часов после первой их встречи, и вряд ли много больше с начала всего этого приключения. Его полусжатая рука была прижата к ее теплому, гладкому мерно вздымающемуся животу.

— Она пытается сохранить индивидуальность, — попытался как-то поддержать его Гротон. — Дело даже не в теле как таковом. Нужен опыт — эмоциональный, духовный, сексуальный — слова не имеют значения.

— Сексуальный? — глупый вопрос вырвался сам собой.

— Нет, не стимуляция в эротическом смысле, — терпеливо ответил Гротон. — Можно участвовать в половом акте, не вступая в физический контакт. Скорее, это общее переживание. Ваши действия и эмоции являются важнейшим элементом, так как придают глубину ощущениям. Смысл всего появляется тогда, когда вы сопереживаете. Ведь она не существует сама по себе, ей нужны зрители. А иначе она не реализуется, как непрочитанная книга или никем не услышанная симфония. Чувствуйте сами и заставьте чувствовать ее; пусть это будет незабываемый опыт. Чувствуйте!

Афра резко кивнула, по ее телу пробежала дрожь и передалась Иво.

— Да, мне кажется, вы понимаете это даже лучше, чем я, — ответила она Гротону.

— Просто так вы пытаетесь оставить память о себе, — сказал Гротон. — Я знал, что мужчины и женщины не очень-то отличаются.

Она опять удивленно кивнула, и Иво почувствовал напряжение ее диафрагмы. Он все еще стоял, отведя стыдливо глаза, не в состоянии осуществить ее замысел. Его рука, темное пятно на белой коже, обмерла и, казалось, была зашита в пластик, — неподвижная и невероятно неуклюжая.

— Иво, — сказала она. — Это моя жизнь, мое естество. Я боюсь — я соглашаюсь с этим, я заявляю об этом, я горда этим. Мне нужна поддержка, впрочем, вам, я думаю, она нужна тоже, коль нам предстоит входить в этот цикл. Можете смеяться надо мной, но сделайте это, даже если вам не нравится.

— Боюсь, что мне это понравится, — пробормотал он.

Это было что-то отличное от тщеславия. Иво понимал это сейчас, но, увы, понимание не помогало. То, что он ощупает Афру, вряд ли поможет, и Иво подозревал, что Гротон тоже это понимает, несмотря на все его рассуждения. Но женщины, в отличие от мужчин, созданы для ласки. Издать книгу имеет смысл, а это…

— Вы боитесь прикоснуться ко мне? — нетерпеливо и раздраженно спросила Афра. — ООН не будет вас ждать вечно. Она схватила его руку своими, заставив его пальцы разжаться. — Сюда, — сказала она и положила его ладонь на свою левую грудь.

Он был не прав, считая себя совершенно бесчувственным. Холодные (или горячие?) волны пробежали по руке и взорвались в его сознании, вызывая головокружение. Чувствовать? Но ему этого не избежать!

— Сюда? — спросила она и потерла его ладонь об упругую складку ниже левой ягодицы. Он отдернул руку. Тело бил озноб, он знал, что выглядит смешным, но тем не менее чувствовал возбуждение.

— Боже, помилуй полярников… когда ты даришь им сны, — беззлобно заметила Афра. — Я не пытаюсь соблазнить вас, Иво. Я только хочу показать вам, чего же я хочу. Целомудренность в этом деле ни к чему. А теперь, давайте. Времени мало.

Она добилась своего. После тех прикосновений, что она заставила его сделать, все колебания были просто нелепы. Он начал с головы, пробежал пальцами по лбу, щекам, носу, прикрытым векам, погладил ее нежные губы, затем охватил пальцами подбородок. На шее у правого уха виднелись три крохотные веснушки. Он запустил пальцы в ее распущенные волосы, прощупывая их консистенцию, и вдруг обнаружил, что они на самом деле плотнее, эластичнее, чем он полагал до этого. Он провел ладонью вокруг ее стройной белой шеи и легонько ущипнул мочку уха, зажав ее между большим и указательным пальцами.

— Укусите, попробуйте его, — спокойно попросила она. Иво прижался губами к ее уху. Он узнавал ее и любил, чувствуя себя виноватым.

Она покорно стояла, а он прошелся ладонью по одной ее руке, затем по другой, осязая плавные обводы мускулов, костей, сухожилий, кожи. Это было как сон — больше, чем сон, ее тело было совершенно во всех отношениях.

Состояние ее нормально развитой мускулатуры было прекрасно, на ощупь невозможно было обнаружить какой-либо изъян. Ее тонкие пальцы — само совершенство, ямки над ключицами, казалось, были сработаны резцом гениального скульптора. Только под мышками ему встретилась шероховатость — щетина чисто сбритых несколько дней назад волос. Это напомнило, что под руками его не статуя, он держал ее!..

Ее груди были массивны, но не так, как это представлялось визуально, соски тоже не выпирали так сильно, как казалось, когда он смотрел со стороны и пока не прикоснулся к ним. Внутренняя структура груди была неоднородна — внутри прощупывались кластеры молочных желез. Он подумал о том, что мужчины так были зачарованы этой женской особенностью, что назвали по ее назначению целый вид — млекопитающиеся. Хотя черта и типична для вида, — кстати, не вида, а класса, вспомнил он, — все же наиболее характерным признаком следует признать волосяной покров. Даже у китов есть немного лобковой растительности…

Не открывая глаза, он вернулся разумом к делу. Груди переходили в слегка выступающие ребра, те, в свою очередь, предваряли обширное пространство над бедрами, гораздо шире, чем он подозревал. Спина практически плоская, небольшими холмиками возвышались лопатки, а между ними проходила гряда спинных позвонков. Ребра расходились лучами от солнечного сплетения.

Ягодицы на ощупь оказались удивительно нежными, мякоть мягко спускалась ниже, образуя бедра. Округлый живот слегка выпирал, а бедра казались столь обширными, что ему даже пришлось открыть глаза, чтобы проверить свои ощущения.

Ее глаза все еще были закрыты, она не выражала негодования по поводу все более тщательного осмотра, а он не мог понять, нравится ему это или нет.

Можно было сказать, что ягодицы и бедра были нормальны, принимая во внимание ее пол и общее физическое состояние. Он сравнивал со своей собственной анатомией, к тому же его руки увеличивали ее размеры невероятно. Не открывая глаза, он встал на колени и продолжил.

Он прикоснулся к ее лобковым волосам и легонько скользнул ладонью по ним — проводить внутренний осмотр не было оснований, по крайней мере, никак не больше, чем для исследования внутренностей носа, уха или рта. Ее ноги были немного расставлены, и его ладонь прошлась по внутренней стороне бедра, потом опять вверх, по выступам бугорков лимфатических узлов. Затем вниз, вдоль больших мускулов ноги, находившихся под большим напряжением, чем на руках, вниз к коленям, гораздо более изящным, чем его собственные. Икры были еще более напряжены, и когда он сжал одну ногу, Афра несколько сместилась, сохраняя равновесие. Узкие голени, сухожилия разбегались вниз к ступне. Высокий свод стопы, маленькие, но сильные пальцы. Когда он приближался к последнему этапу своего осмотра, один из пальцев ноги дернулся вверх, — прощальный салют, и внезапно его смущение, было ушедшее, вернулось вновь.

Он и вправду ощупывал живую женщину.

— Теперь вы меня знаете? — открыв глаза, спросила она.

Могу ли познать я богиню?

— Да, — ответил он, не зная, правда это или ложь.

Ослепленный, Иво вернулся на свое место и наблюдал, как Гротон проделал то же самое. Он казался себе вуайеристом и давил в себе это чувство, он испытывал ревность и пытался заглушить ее. Афра не принадлежала никому, а этот эксперимент все равно ничего не значил, сколь бы экстравагантную форму она ни избрала. Затем ее осмотрела Беатрикс, и это смутило его еще больше. Мужчина, ощупывающий женщину — зрелище несколько вызывающее, но естественное. Но женщина женщину…

Он все еще вел себя глупо. Нужно научиться разделять инстинкты и практические потребности, как это делают остальные. Может, придет время, и он сможет хлопнуть Афру по заднице без…

Он был рад, что никто не смотрит в его сторону, так как, вне всякого сомнения, он густо покраснел.

Осмотр Афры был окончен. Она, все еще обнаженная, вопросительно смотрела на Беатрикс. Следует ли другой женщине пройти то же самое?

Беатрикс спокойно посмотрела на мужа. Гротон улыбнулся:

— Осознавая всю важность процедуры, я заверяю вас, что узнаю свою жену в любом облике. Доверьте это мне.

Беатрикс улыбнулась в ответ.

— Надеюсь на тебя, дорогой.

Иво был только рад, что ему не пришлось осматривать Беатрикс. Он представил себе, что гладит ее тело так же, как тело Афры, и почувствовал отвращение. Беатрикс была старше и замужем, и это все меняло. К замужней женщине не следует прикасаться чужим мужчинам.

Он попытался подумать о другом, но странный его разум развивал тему. Он увидел, как его пальцы касаются кожи Беатрикс и находят ее грубой и дряблой. Как можно сравнивать женщину в таком возрасте с Афрой? Ум, внешность, возраст — все равно, что прачка рядом с принцессой. Прикосновение к Афре — запретный плод, а к Беатрикс — отвращение. Все же он дурно судил о Беатрикс, даже в мыслях, хотя и знал, что у нее не отнять мужества и сострадания, чего не скажешь об Афре. Половое влечение, да еще и в юношеской форме, заглушало в нем голос разума и жизненного опыта.

Но гораздо приятнее чувствовать вину за то, что желаешь женщину, чем чувствовать, что уже не способен желать!

Вздрогнув, он вернулся к действительности. Приготовления заканчивались, начиналось главное.

Афра лежала в контейнере, остальные молча смотрели, пока Иво настраивал проектор. Проектор представлял собой большой экран макроскопа; если человек был посвящен, то есть просмотрел передачу — то определенная ситуация плюс состояние мозга вызывали соответствующий поток информации в канале. Все делалось в обход компьютера — это был прямой интергалактический контакт.

Гротон где-то раздобыл пять контейнеров в рост человека. По-видимому, это когда-то были химические резервуары, а Гротон разрезал их вдоль. Афра лежала в своем контейнере, на дно которого на несколько дюймов была налита стерильная вода, все было расположено так, чтобы луч полностью захватил тело. Вот и все приспособления.

Неужели он убьет ее сейчас? Разве был он так уж уверен, что это не новая ступень разрушителя, как предположил Гротон, созданная, чтобы убить тех немногих, кому удалось избежать первой.

Афра посмотрела на него:

— Вы верили в это.

Это действительно так. Но почему он колебался сейчас, когда ей предстояло пройти процесс? Потому, что он любил ее, и может прийти момент, когда выяснится, что он ошибался?

— Необходимо пару минут на прогрев, — сказала Афра. — Отойдите.

Иво машинально отошел. Он хотел сказать что-нибудь ободряющее, но никогда не чувствовал себя так глупо и не ощущал такого отчаяния. Он боялся, как не боятся никогда.

Но время ушло и ничего не вернуть.

— Джозеф! — воскликнул он. — Кто же будет им управлять, пока…

— Через восемь часов компьютер макроскопа включит двигатели, разовьет ускорение десять G и скорректирует курс, — сказал Гротон. — Мы все уже запрограммировали. Чем же мы занимались, пока вы спали?

Выходит, они решились лететь к Нептуну еще до того, как он…

Вспышка, — проектор заработал. Желтоватый свет залил тело Афры — черты заострились, тени стали глубже, волосы ярче, зрачки сузились, глаза стали голубее. Казалось, известный художник добавил в палитру доминирующий оттенок.

Иво знал, что это лишь чисто внешние проявления. Главное совершалось в клетках, именно их искал луч и на них он воздействовал. Невидимое излучение изменяло структуру организма, разрывая извечные связи и устанавливая новые, необычные. Происходило превращение, неведомое ранее ни одному человеческому существу.

Кроме Брада.

Эпидерма, внешний слой кожи, — растворился. Сошел подкожный жир, и проступили красноватые слои эндодермы, и вот уже в слое жидкой протоплазмы стали видны лабиринты вен, покрывающих все тело.

Ноги, руки, туловище — казалось, она натянула на себя синий свитер крупной вязки, который теперь медленно расползался. Иво посмотрел на лицо Афры — оно было расслаблено. Очевидно, первый же импульс излучения усыпил ее, и теперь она была без сознания. Он был только рад этому.

Кожа на голове тоже начала плавиться. Волосы быстро сошли, обнажив голый череп. Стала видна синяя разветвленная трубка, которая спускалась со лба. Она обвивалась вокруг глаза, проходила по щеке и, наконец, исчезала под нижней челюстью на пути к горлу. В районе, уха проявилась белая паутина нервов, которая переплеталась с коричневыми мышцами лица; под ушной раковиной находилась зернистая масса, назначение которой было ему непонятно. В сознании всплыло ничего не значащее для него слово «паротида». На поверхности черепа яркие артерии перемежались с венами и нервами, и эта трехцветная река стекала к уху.

Все это покрытие разрушалось под действием света, перемешиваясь со стекающей мускулатурой. Проступил носовой хрящ, как видение из кошмарного сна обнажились глазные яблоки. Опасаясь, что его стошнит, Иво перевел взгляд на ноги и ступни. Но это зрелище тоже нельзя было назвать приятным. Кожа, нервы, вены и почти весь жир уже были удалены, остались только сухожилия и крупные мускулы. Постепенно и они исчезали, и на левой голени, словно белесый остров в море протоплазмы, появилась кость. Пателла — коленная чашечка уже отделилась и свалилась с легким всплеском в промежуток между костями. Ниже уже освободились от связок невероятно длинные лучевые кости стопы. Фаланги пальцев легко отвалились и через мгновение уже лежали на поверхности колыхающейся жидкости. Налитой предварительно воды, в которую ложилась Афра, не было видно вовсе — все покрывал расплав. Мелкие кости растворялись медленно, и Иво начал уже беспокоиться, закончится ли их растворение вообще. По-видимому, процесс будет продолжаться и после прекращения программы — жидкость будет медленно разъедать нерастворившиеся останки. Очевидно, это и было причиной того, что восстановление не могло начаться сразу вслед за процессом деструкции — необходимо, чтобы тело растворилось полностью и все его компоненты присутствовали в необходимом виде при восстановлении.

Наконец, остался полупогруженный в жидкость голый скелет.

Теперь Иво понимал, зачем Афре понадобились тактильные свидетельства. Она наблюдала этот процесс — полное разрушение тела. Да, после такого зрелища необходимы самые серьезные подтверждения того, что Афра останется после всего этого в прежнем виде. Здесь преобладал эмоциональный аспект, этого нельзя понять рассудком.

И несмотря на то, что он изучал ее анатомию на ощупь, в его памяти навсегда останется это видение.

Но, чтобы засвидетельствовать состояние других, ему необходимо выжить самому. Ведь может оказаться, что псевдо-Иво скажет псевдо-Афре, что все в порядке, и пять красных глаз точно такие же, как и прежде, и затем все вместе они сядут плотно подкрепиться астрологией, запеченной в тесте.

Он огляделся, показалось, что прошла целая вечность, хотя минуло лишь несколько минут. Гротон и Беатрикс тоже смотрели на Афру, и вид у них был не очень-то бодрый. Все были подавлены зрелищем, его зловещим видом, и никто даже не шелохнулся.

«Это почти как разрушитель», — подумал Иво — «отвратительно, однако глаз не оторвать».

Иво проследил за взглядом Гротона и обнаружил, что тот смотрит на голову, даже скорее на горло или трахею. В этом месте процесс шел с ужасающей скоростью. Череп очистился от мускулов и вен, уши и нос исчезли, зубы болтались в челюстях, свободных от щек и десен. Разрушение мозга наблюдать было невозможно, так как череп был еще цел.

Но самое ужасное творилось с шеей. Здесь процесс растворения протекал более избирательно. Прежде всего, происходила не просто диссоциация тканей, обусловленная разной растворимостью и формой поверхности. Жир, мускулы, сухожилия почти исчезли, но внутренняя яремная вена и большая красная каротида, питающие мозг, остались. Небольшие ответвления обоих сосудов были закупорены, так что они представляли из себя прямоточные трубы. Какие же возможности были внесены в инопланетную программу, если она предусматривала даже это? Либо представители галактической цивилизации невероятно досконально изучили человеческую анатомию и физиологию, либо программа была столь сложна и универсальна, что автоматически модифицировалась на любые формы жизни? Как бы там ни было, она уменьшила массу тела Афры наполовину и еще не убила ее. Это была бесконтактная хирургия, о которой человек даже не мог мечтать — и, в то же время, это была лишь крупица галактического (или интергалактического) знания.

Иво решил не задумываться над деталями строения непостижимо сложного человеческого организма. Он представлял себе процесс деструкции, как плавление куска железа в доменной печи, как таяние мороженого на солнце, как растворение куска мыла в тазе с теплой водой. Забавно. — Сейчас он сообразил, что если не будут приняты меры, то, как только кальций из костей уйдет в раствор, мозг умрет. Если целью процесса было сохранение жизни, то порядок и скорость выполнения операций были чрезвычайно важны.

Толстая гофрированная труба трахеи тоже осталась нетронутой, и через нее продолжал поступать воздух. Она обрывалась там, где раньше была носоглотка, а сейчас на этом месте виднелось открытое сопло. Иво проследил путь трахеи до грудной полости, которую все еще окружал частокол ребер. Хотя грудь Афры была удалена на первых стадиях процесса, основные грудные мускулы остались — сейчас они сокращались, поддерживая дыхание. Соседние артерии пульсировали, значит, сердце еще работало.

Процесс распада, казалось, остановился на этой стадии, и разумного продолжения не было видно. От рук, плеч и ног остались разлагающиеся кости, мясо сошло; с головы и шеи содраны все нежизненно важные аксессуары. Если растворятся мышцы груди, то мозг умрет от недостатка кислорода, если растворится мозг — оставшееся тело прекратит функционировать и пострадает, прежде чем относительно медленный процесс распада растворит его. Получался парадокс: система должна функционировать, как единое целое до тех пор, пока в ней не останется ни одной функционирующей подсистемы.

Беатрикс уставилась на живот Афры, инстинктивно прижав руки к своему. Иво поглядел туда и горько пожалел об этом.

Детородные органы растворились на ранней стадии процесса вместе с периферийной нервной системой. Брюшная полость была открыта: внутренняя мускулатура исчезла, обнажив кишки. Иво уже не смог бы сказать определенно, особе какого пола принадлежали прежде эти останки. В месте, находящемся выше слегка выпирающих берцовых костей, процесс шел вовсю: мочевой пузырь и канал растворились совсем, большой и малый кишечник разлагался вместе с непереваренными остатками пищи в них. Остались две большие почки и питающие их артериальные и венозные сосуды, очевидно, что образуемые почками продукты распада тут же растворяются. Желудок, печень, селезенка, поджелудочная железа, двенадцатиперстная кишка — все ушло в расплав, открыв для обозрения позвоночный столб.

Было ли это когда-нибудь человеком? Эта груда разлагающихся костей, которую медленно затягивает лужа биомассы? Процесс еще не окончился. Все трое вздрогнули, когда ничем не удерживаемый череп опрокинулся, и из ушных и глазных отверстий потекла вязкая сероватая жижа. Иво сообразил, что глазные нервы вытекли через каналы черепа, и сейчас начал растворяться мозг. Первыми пойдут лобные доли. Или одно из полушарий?

Одновременно произошли резкие изменения в грудном отделении. Мембраны, закрывающие грудную клетку, сперва поддались и опали, легкое схлопнулось, и под ребрами образовалась пустота. Мускулы на этой стороне расплавились, обнажив ребра и пространство под ними.

В этом пространстве билось сердце, находящееся практически в центре, а не слева, как думал Иво, оно все еще нагнетало яркую кровь по большой артерии к мозгу и почкам, и синюю кровь по легочной артерии к легким для окислороживания. Относительно крупные вены замыкали цикл кровотока, теперь уже сильно ограниченный. Лимфатические узлы усыпали органы, мелкие сосуды окутывали сердце, большой нервный ствол, идущий к мозгу, остался нетронутым. Не считая костей и остатков покровных тканей, это было все, что осталось.

Неужели это то прекрасное тело, которое совсем недавно ощупывал дрожащими руками Иво? Тот ли это самый физический объект, образ чей пленял его воображение?

Почки распались, второе легкое схлопнулось; сердце начало биться медленнее, затем замерло. Если целью программы была смерть, то она достигнута.

Экран проектора погас.

У всех появилась одна мысль: может, они все замыслили отвратительное убийство и только что осуществили свой замысел?

Прошло уже четырнадцать минут, а процесс по-прежнему продолжался. Позвоночные диски свободно провисли, ребра просели. Жидкость медленно растворяла скелет, но понадобится много времени, прежде чем исчезнут череп и берцовые кости. Жидкость успокоилась и начала постепенно расслаиваться, игра света, отражавшегося от слоев, производила жуткое впечатление. Казалось, что призрак девушки является к ним.

Гротон неуверенно встал. Он подошел к контейнеру, нагнулся и накрыл его крышкой, изгнав призрака-отражение. Он осторожно оттащил контейнер на другую сторону комнаты, к саркофагу Брада, и надежно закрепил его. Он подвинул контейнер всего на несколько футов, но в малом помещении эти футы показались Иво громадным расстоянием. Удивительно, насколько человек способен привыкнуть к тесноте, так что кубические ярды могут показаться ему кубическими родами[29].

Гротон поставил следующий, уже третий контейнер на позицию. Молча разделся, небрежно бросая вещи на груду одежды, оставленную Афрой. Лег.

Беатрикс отвернулась.

Прошло необходимое время. Два убийства? Иво сдвинул ящик с останками Гротона, и тот легко заскользил по полу. Его охватил иррациональный страх, он испугался, что часть жидкости может расплескаться. И вздохнул облегченно, когда прикрыл контейнер крышкой, хотя она и подходила не совсем плотно. Необходима была вентиляция, иначе контейнер мог легко превратится в гроб. Он нашел защелки, которые Гротон приделал для крепления. Это была как раз та деталь, которую предусмотрел именно инженер, Иво бы до этого не додумался. Правда, невесомость и рывки ускорения все равно расплескали бы жидкость, но Афра и Гротон позаботились и об этом, изменив соответственно программу. По-видимому, компьютер не будет полностью отключать двигатели: Джозеф совершит плавный переход от ускорения 10 G к эквивалентному замедлению, так что жидкость будет в безопасности.

Иво подтащил очередную емкость.

— Нет! — на грани истерики крикнула Беатрикс. Внешне она выглядела спокойно, но увиденное, очевидно, вызвало нервный срыв. Он не мог ее винить. Иво подождал несколько минут, и она заговорила, стараясь не смотреть ему в глаза:

— Я боюсь.

— И я тоже, — и это была чистейшая правда.

Это, похоже, немного воодушевило ее:

— Теперь моя очередь. Но я не представляла, что это выглядит так! Я ни за что не смогу сделать это сама, хотя и должна.

— Да, — что тут можно было сказать?

— У него были гороскопы, — сказала Беатрикс, имея в виду своего мужа. — И когда ему все надоедало, он мог часами возиться со своими диаграммами и чертежами, светилами и планетами, и был очень доволен, когда все получалось. Я никогда не могла понять его, ведь у меня ничего нет.

Иво не решался даже согласиться с ней.

— Он как-то сказал мне, — быстро продолжала она, — я не знаю, что это значит, но запомнила, что в тридцать семь лет в мой знак войдет Нептун.

— Нептун!?

— И еще он сказал, что мой восходящий знак действительно будет напротив Нептуна, и что Меркурий будет напротив Нептуна, а Нептун, это означает долг — кажется, так он и сказал…

— И мы летим к Нептуну, — закончил за нее Иво. — Я не знаю, что значат все эти термины, но выглядит это так, что вы должны направиться к Нептуну.

Действительно ли это что-то значит, или все это лишь простая случайность?

— Сейчас мне тридцать семь, — сообщила она.

Иво воодушевился:

— Ну, значит, все обойдется!

Но Беатрикс не шелохнулась.

Наконец-то Иво понял, что ему нужно делать. Он подвел ее к контейнеру и осторожно раздел, в то время, как она безучастно наблюдала за его действиями. Всего несколько часов назад он и представить себе не мог, что будет заниматься подобным! Раздевать пожилую женщину! Какие секреты теперь могут быть у нее от него?

Он помог ей прилечь, затем хотел было отойти.

— Держите меня за руку, Иво.

Он встал на колени на краю зоны действия луча и взял ее руку, полагая, что она все равно растворится, чуть позднее.

Включился луч. Беатрикс обмякла, потеряв сознание, но Иво оставался на месте. Кожа на ее руке сошла до локтя, но кисть, которую он держал, осталась нетронутой. Внезапно он сообразил, что рука может отмереть, лишившись питания после распада сосудов. Необходимо немедленно вернуть ее в зону, пока не произошло непоправимое. Его рука онемела, попав под действие луча, когда он опускал руку Беатрикс. Он поспешно отпрянул. Пленка слизи покрывала облученное место, и рука потеряла чувствительность. Идиот! Вздумал играть в ладушки с инопланетным излучением!

Он сел на край контейнера, приподняв руку, чтобы ни одна капля жидкости не попала мимо емкости, предназначавшейся для него. Похоже было, что нервы отключились надолго, но других следов распада не было видно. Пропали волосяные луковички и верхний слой кожи — ничего страшного.

А что будет, если облучить только часть тела? Можно ли ампутировать в случае ранения конечность и таким образом сохранять ее? Наверняка можно. По-видимому, в этом и было первоначальное предназначение программы. Наверное, где-то можно узнать и о регенерации конечностей. Как мало он еще знал из залежей открытой информации.

Иво мрачно наблюдал разрушение пищеварительной системы Беатрикс. Луч быстро пожирал плотно упакованные переплетения кишечника, но немного запнулся на мышечном листке внизу. Воистину, какие секреты могли быть у женщины от того, кто видел ее буквально всю? Какая телесная связь поможет познать женщину больше, чем этот всеразрушающий луч? Вон уретра, вон открытый канал влагалища, вон анус и позвоночный столб — все прекрасно видно, как в анатомическом театре. Неужели она теперь чем-то отличалась от Афры? Но уж если на то пошло, чем вообще люди отличаются друг от друга?

И он стеснялся прикоснуться к телу Афры! Сейчас он был рад, что хоть одна женщина настояла на этом. Сейчас воспоминание о гладкой и нежной коже Афры было единственным утешением, сейчас, когда этой самой кожи нет и в помине.

Боже!!! (молитва или богохульство?) — стоит ли внеземное спасение всего этого?

Он понял, что остался один. Нужно только подождать несколько часов, его подберет корабль ООН и приключение закончится. Он не пойдет на этот безумный риск, как другие; он, как минимум, будет уверен, что сохранит себе жизнь.

Иво не серьезно думал об этом. Остальные не поддались страху, поверили ему, пошли на эту дикую трансформацию, рискуя принять лютую смерть, ради выполнения задания. Его задания. Это была команда героев. И он должен был тоже доказать это — он, Иво, а не пресловутый Шен, ради которого его вытащили сюда.

И только так, подумал он, можно остаться с Афрой. Если ООН захватит их, то макроскоп заберут, а баки с протоплазмой будут медленно загнивать. Насколько он представлял, критический срок сохранности был около года. По прошествии этого времени успех восстановления не гарантировался.

Он неуклюже разделся — мешала онемевшая рука. Пододвинул Беатрикс к ее мужу, прикрыл контейнер крышкой и прикрепил к полу. Затем подтащил на позицию свой контейнер и лег в него.

Но тут же быстро выскочил, вспомнив кое о чем. Одежда команды была в беспорядке разбросана, и при маневрах могла представлять опасность. Он собрал одежду в узел, вывернув из карманов ручки, монеты, бумажники и прочую мелочь и свалил все в коробку.

Иво наткнулся на старый стертый пенни, который хранил так долго — память о глупо пропущенном автобусе. У него также сохранился неиспользованный автобусный жетон. А что, если какая-нибудь безделушка всплывет и упадет во время маневра в чью-нибудь кастрюльку с желе? О ужас!

Он снова забрался в контейнер. Разумеется, он теперь останется в зоне действия луча, и тот включится по прошествии минимального срока, если будут соответствующие условия. В данном случае нормальные условия означают нормальную гравитацию.

А откуда программа знает, что 1G — это нормально по земным меркам? Слишком поздно думать об этом! «Как бы там ни было, но я уже даже не боюсь», — подумал он. — «Как бы там ни…»

Может ли память наследоваться? Жил когда-то русский ученый Лысенко, который доказывал, что может. Его теория превосходства влияния среды и окружения над наследственностью была дискредитирована преступной деятельностью самого Лысенко, да и политические ветра переменились, и о теории забыли — но более поздние исследователи вновь подняли этот вопрос.

Внеземное излучение расплавляло функциональную ткань и разлагало ее на изолированные клетки, которым был необходим минимум питательных веществ, поступающий в основном из ее собственных внутренних запасов. Процесс восстановления воссоздает оригинальный организм, вместе со всеми его воспоминаниями. Все должно содержаться в клетке — память и физическая форма. Только если вся память, вплоть до мимолетной мысли, записана в хромосомах, генах или где-то в ядре — только тогда полностью восстановится тело и личность человека.

Галактическая программа утверждала, что это возможно. Инопланетный разум, по-видимому, знал точно.

Но вдруг ткани земных существ нетипичны для жизни во Вселенной…

— Или убирайся или заткнись, — подумал Иво, — до или после? — И стал ждать своего ответа. Вот будет потеха, если инопланетяне ошиблись!

Я здесь…

Плыву через густое теплое море, древний океан мягкой, сладкой крови.

Здесь…

Карабкаюсь на неприступный утес, дрейфующий континент кости, холодный, и горячий…

Как вымолвить слово, не имея легких?

Как думать без мозга?

Лавина ощущений: любопытство, страх, голод, страсть, насыщение, летаргия…

Прошла вечность.

— …вставай, — Иво открыл глаза.

Он лежал в открытом контейнере, его окружала тепловатая вода. Чувствовал он себя прекрасно. Даже рука была такой же, как прежде.

Он встал, отряхнулся, натянул одежду. Подтащил следующий саркофаг (судя по его весу, гравитация была нормальной) и открыл крышку.

Внутри было аппетитное, слегка расслоившееся желе. Он отошел.

Включился проектор и осветил студнеобразное вещество.

Протоплазма задрожала, но никаких заметных изменений не произошло.

«Терпение», — скомандовал он себе. «В прошлый раз ведь сработало».

Постепенно в верхнем слое образовалось помутнение, песчинка, крохотный зрачок, ядрышко. Оно начало двигаться и вот уже выросло в шар размером в мяч для гольфа. Шар раскрылся в эластичную полусферу, которая конвульсиеными движениями то засасывала жидкость, то выбрасывала ее обратно, медленно перемешивая расслоившуюся массу. Стенки обрастали мускулатурой, и вот уже это образование напоминало ожившее влагалище, жаждущее совокупления. Затем посередине края полусферы спаялись и образовались два отверстия — вход и выход. Жидкость стала более интенсивно омывать организм, и существо начало расти на глазах.

Оно удлинялось, складки на боках превращались в плавники, одно из отверстий переместилось вниз. Спереди появились впадины, из которых тут же получились самые настоящие глаза — это была рыба. Плавники утолщались, тело становилось грузным и неуклюжим. Рыба раскрыла пасть, продемонстрировав ряд острых зубов, и вдруг неожиданно высунула из воды морду и глотнула воздух. Рост продолжался, голова уже была над поверхностью. Ближайший глаз бессмысленно уставился на Иво. Сейчас существо напоминало рептилию, с массивным хвостом вместо плавника и когтями на хорошо сформированных лапах. Оно оскалилось — зубов стало меньше, но все равно чертовски много. Это был уже большой организм — половина запасов протоплазмы израсходовалась на этой стадии.

Тело съежилось до размеров грызуна, существо сбросило лишнюю плоть. На месте чешуи стали пробиваться волосы, зубы становились более специализированными. Вскоре на Иво смотрело крысоподобное создание, подергивающее тонким хвостом.

Вновь пошел рост, казалось, была сломлена какая-то преграда. Развились мощные конечности, мех стал гуще, увеличилась голова. Морда стала более плоской, глаза выдвинулись вперед, уши прижались к черепу. Конечности удлинились и стали терять волосы; хвост уменьшился, расширился лоб.

Это было уже нечто, похожее на человека. По-видимому, на женщину — многочисленные соски продвигались по животу и груди и, в конце концов, слились в два. С лица исчезли волосы, конечности стали стройнее. Таз расширился, средняя часть туловища сузилась. Волосы на голове быстро стали спускаться вниз; груди соблазнительно набухли.

Пред ним лежала на спине богиня плодородия, созерцающая мир через полуприкрытые глаза.

Тело начало стареть. Туловище несколько раздулось, прекрасные груди утратили былую упругость, лицо округлилось.

Проектор погас.

— Все кончилось, Иво?

Он вздрогнул, устыдившись своего взгляда на обнаженную женщину.

Он повернулся к Беатрикс спиной, чтобы она могла спокойно одеться. Восстановление выглядело не столь угнетающе, как деструкция, но тут тоже были свои особенности. Хуже всего было ощущение, будто познал и увидел все.

Весь путь эволюции homo sapiens был пройден за… — он посмотрел на часы, — четыре часа. Казалось, что прошло лишь несколько минут.

— Я приготовлю обед, — сказала Беатрикс. Ясно было, что ей не хочется смотреть на восстановление остальных.

Гротон ожил следующим, и теперь это тянулось действительно четыре часа. А уж с Афрой так показалось, что и все восемь.

— Проверьте меня, — немедленно скомандовала она. Ни о чем не забыла.

Двое мужчин ощупали ее по очереди, на сей раз не смущаясь, и признали настоящей.

— Да, — сказала она, — я была уверена, что все обойдется.

Трансформация — субъективный процесс. Никто не упомянул о Браде. По взаимному негласному договору его оставили в таком виде, так сказать, на хранение. К чему было оживлять его сейчас?