Макроскоп

Глава I

Иво не сразу понял, что за ним следят. Небольшой эксперимент подтвердил эту тревожную мысль — как только Иво начинал идти, тут же трогался незнакомец.

Он видел этого мужчину, бледного, мясистого и потного в закусочной, однако осознал этот факт, когда увидел преследователя несколько раз. Это его встревожило.

Иво был стройным молодым человеком двадцати пяти лет с короткими черными волосами, карими глазами и бронзовой кожей. Он мог бы незаметно затеряться среди населения любого большого города мира. И сейчас он мужественно пытался это сделать, но преследователь не щадил.

Теперь это случается не так часто как раньше, но Иво знал, что люди вроде него иногда таинственно исчезают в различных районах страны. До сих пор он лично не испытывал на себе ничего более страшного, чем необъяснимое увеличение счета в отдельных ресторанах или внезапная нехватка мест в мотелях. Были также косые взгляды и демонстративно громкие замечания, но это все не в счет. Он научился контролировать свою ярость, а со временем и избавляться от нее.

Но самая настоящая слежка — это больше, чем досадная мелочь. При мысли об этом в желудке появились неприятные ощущения.

Иво не считал себя храбрым человеком, и одно только переживание подобного сорта заставило его с тоской вспомнить относительно безопасную жизнь во времена проекта. Но, однако, прошло десять лет, и возврата быть не может.

В его воображении появился рослый кавказец[1], который приблизившись к нему кладет свою липкую руку на его запястье и говорит: «Мистер Арчер? Пожалуйста, пройдемте со мной», а затем моментально показывает незаконное оружие, которое превращает притворную вежливость в грубую команду. Затем обреченное путешествие в уединенное место — скорее всего, какой-нибудь крысиный подвал, где…

Лучше обратиться к этому человеку немедленно, здесь, на улице, где много людей. Сказать ему: «Вы за мной следите, сэр?», делая ударение на слове «сэр». А пока тот будет невнятно отрицать, удалиться, временно освободившись от его назойливости. Затем сразу за угол, короткий прыжок во взятый напрокат автомобиль и вперед куда-нибудь, все равно куда, только бы побыстрее затеряться.

Иво зашел в аптеку и спрятался за возвышающейся грудой выставленного товара, выжидая, и в то же время украдкой разглядывая этого человека. Сработает ли прямой вызов — или прохожие пройдут мимо, опасаясь впутаться или просто пожалеют из чувства сострадания. За стеклом он увидел потрепанную белую женщину с двумя непослушными мальчиками, негритянского подростка в разбитых кроссовках, а за ними, у входа в аптеку, топтался преследователь, вытирая пот со своего бледного лица. Переодетый полицейский? Не похоже — не было бы этой скрытности.

Черное подозрение превратилось в уверенность, стоило только над этим задуматься: когда этот человек до него доберется, жизнь уже никогда не будет такой как прежде. Жизнь? Хуже того, в течение часа Иво Арчер исчезнет с поверхности Земли и никогда…

Он должен встретить своего врага лицом к лицу.

— Да?

Он посмотрел вверх и вздрогнул. К нему приближалась продавщица, несомненно заметившая бесцельность его визита и заподозрившая мелкую кражу. В ее вопросе было нетерпение. Иво виновато осмотрелся и нашел первый попавшийся повод. Он стоял рядом со стеллажом с солнцезащитными очками.

— Это.

— Это женские очки, — заметила она.

— О! Да, ну, вы же лучше знаете.

Она провела его к стеллажу с мужскими очками, и Иво взял первую попавшуюся пару, хотя очки ему были ни к чему. Он заплатил цену, которая ему показалась подозрительной и надел их. Теперь у него не было повода оставаться в магазине.

Иво вышел и понял, что у него не хватает мужества осуществить свой замысел. В глубине души он был упрямым, но мужественным — нет. Его запястья коснулась необычно твердая рука. Грубые черные волосы пробивались на центральных фалангах трех пальцев.

— Мистер Арчер? — спросил человек.

Голос, тоже несколько грубый, как у человека с хронически воспаленным горлом.

Иво остановился, нервно теребя правую дужку очков. Он был зол на себя, но еще больше испуган. Он уже не мог отличить фантазии от реальности. Иво посмотрел на преследователя, все еще отталкиваемый неестественной бледностью его лица и слабым запахом пота.

Под сорок, одежда неофициальная, но хорошего покроя, обувь дорогая, но слишком новая. Это не профессиональный филер — эти жесткие туфли должно быть трут.

— Да.

Он попытался изобразить занятого человека, которому не нравится подобное обращение, но понял, что ему это не удалось. Преследователь его уж никак простаком не был.

— Пожалуйста, пройдемте со мной.

Иво не мог грубить людям, даже в подобных ситуациях, — это была его слабость. Но в его намерения не входило сопровождать незнакомца куда бы то ни было.

— Кто вы?

Человек занервничал:

— Я не могу вам сказать этого здесь.

Но как только Иво подумал, что добился какого-то преимущества, волосатые пальцы вновь стиснули предплечье. Они были холодные и вовсе не вялые.

— Это важно.

Нервозность Иво возросла. Он тронул свои бесполезные очки и посмотрел в сторону.

На длинной улице не было ничего, что могло бы хоть как-то отвлечь внимание: просто двойные ряды обычных для Джорджии домов, неотличимых от домов в Каролине или Флориде, вдоль которых тянулись неухоженные тротуары и наклонные площадки для парковки. Счетчики на стоянках напоминали чудовищные спички, поставленные вертикально головкой вверх. Вспыхнут ли они, если солнце будет продолжать безжалостно жарить, или для этого необходимо прикосновение металла, например монеты?

Его пальцы нащупали в кармане теплый диск: пенни.

Не должен ты парковаться в полуденный зной[2]…

— Сожалею, — сказал он. — Всего хорошего.

Высвободил руку и сделал шаг вперед. Он сделал это!

Он оторвался…

— От свинства нет средства[3], — пробурчал незнакомец.

Иво повернулся и стал ждать, глядя в никуда.

— Моя машина — прошу сюда, — сказал человек и опять взял его руку. На этот раз Иво последовал за ним без сопротивления.

Машиной был взятый напрокат электрический флоатер, штучка не для поездок в городе.

Капот широкий и длинный, как у машин с двигателем внутреннего сгорания: достаточно места для солидного количества батарей. Юбка воздушной подушки была слегка оттопырена.

Этот аппарат, решил Иво, наверное даст сто сорок миль в час на открытой местности. Его провожатый был явно не местный.

Они забрались в передний салон и пристегнули ремнями безопасности грудь, живот и бедра. Кабина машины автоматически загерметизировалась, и, как только незнакомец включил компрессор, от вентиляционных отверстий в полу потянуло холодным воздухом.

Машина мягко поднялась на воздушной подушке, и только турбулентные следы по ее контуру свидетельствовали о подъеме. Она мягко проплыла на проезжую часть, разгоняя мусор на своем пути.

Их провожали сердитые и завистливые взгляды прохожих, которых обдало пылью. На высоте нескольких дюймов, не замечая камней и трещин, флоатер выплыл на полосу для бесколесного транспорта.

— Куда вы меня везете? — спросил Иво, в то время как флоатер лавировал в потоке машин.

— В Кеннеди.

— А Брад там?

— Нет.

— Кто же вы?

— Гарольд Гротон, инженер. Космические конструкции.

— Вы из Кеннеди?

— Нет.

Раздраженный, Иво прекратил беседу. Ключевая фраза, которую произнес Гротон, сказала Иво все, что он должен был знать на этот момент, а вытягивать из человека ничего не значащие ответы было не в его стиле.

Последний участок путешествия был рутинным. Машина двигалась по федеральным дорогам на автопилоте со скоростью почти сто миль в час, окружающие дорогу болота с кустарником казались довольно монотонными.

Иво украдкой изучил своего попутчика. Гротон больше не казался мясистым и бледным. Каким-то образом то, что его послал Брад, изменило этого человека. В конце концов, не было причины сопротивляться в начале.

Хотя, впрочем, была, но не очень серьезная. Раньше Иво был свободен от предвзятости, но сейчас она появилась в его характере. Это было плохо. Кому, как не ему, это лучше знать.

— Это называется съезжать на скорости девяносто пять миль в час — заметил Иво, взглянув на спидометр после часа молчания. Тяжелая голова Гротона повернулась к нему, он непонимающе нахмурился.

— Федеральная дорога, девяносто пять, да, — сказал он. — Но мы вовсе не спускаемся.

— Я имел в виду, что мчимся на скорости девяносто пять миль в час к побережью Флориды, — пояснил Иво, укоряя себя за ребяческую попытку сострить. Гротон был не дурак, просто каламбур был не к месту. Он попытался изобразить дружеское отношение, как бы извиняясь за первоначальные подозрения, и все испортил[4].

Съезжать на скорости девяносто пять миль в час, подумал он и мысленно подмигнул себе. Он уже понял, что сложные каламбуры такого сорта не понятны большинству людей — по крайней мере тем, кому за двадцать пять. Брад, конечно, подхватил бы игру и выдал бы что-нибудь получше — но Брад был навряд ли типичен даже для их возрастной группы. Внезапно Иво почувствовал себя очень молодым.

— Ах, да, — сказал Гротон. — Конечно.

Иво отвернулся и в неловкой тишине уставился на ландшафт за окном.

Они уже были далеко за Джексонвилем, стройные пальмы встречались чаще, правда, еще было больше южной сосны. Плакат вдоль дороги гласил: «Св. Августин — старейший город в Америке — следующий поворот на восток». Иво подумал, что здорово было бы путешествовать по свету и не встречать постоянно докучливую коммерческую рекламу, но ему было известно, что существовало промышленное и другие виды давления, которые заставляли постоянно пересматривать допустимые виды, рекламы на плакатах вдоль федеральных дорог. Мотели, станции заправки и зарядки батарей, рестораны и другие предметы общественного интереса (выражаясь языком частных предпринимателей) — все это казалось вначале оправданным. Но стоило появиться прецеденту, и моральная эрозия превратила в предметы общественного интереса даже крепкие напитки, легкие галлюциногены и женские гигиенические средства.

Впереди он увидел старинные знаки номера дороги, но вместо номера на них были напечатаны какие-то слова. Он сонно прочел их:

Иво улыбнулся, пытаясь понять, как это связано с общественной службой ремонта дорог.

Внезапно он проснулся. Рядом грузно восседал Гротон и читал газету. В этом месте дорогу окаймляли лишь галька, кусты да пластиковые пакеты. Знака нигде не было, даже в его воображении, а то, что он прочитал во сне, был отрывок из поэмы, которую он хорошо знал, поэта, творчество которого он изучал.

Да, у человека, в отличие от облака, есть свобода выбора. Художник несет ответственность за свое творение. А предрешенность судьбы не свойственна сентиментальным типам.

Тем не менее, Иво Арчер направлялся в место, которого он никогда не видел, подчиняясь сомнительным директивам другого человека.

Свобода выбора?

«Это тоже пройдет» — гласил плакат, на сей раз реальный. Иво вздохнул, закрыл глаза и заснул.

Проснулся он уже над водой; Гротон перешел на ручное управление и двигался, минуя мост, к тому, что, по-видимому, было мысом. Хотя Иво не очень-то по душе пришлась таинственность, с которой его привезли сюда, тем не менее он не смог сдержать чувства возбуждения. Если конечным пунктом поездки не является этот берег, то это, должно быть — одна из орбитальных космических станций?

Сейчас они находились на дороге штата N 50. Знак на Дальнем конце моста указывал, что это Меррит Айленд, а чуть дальше была территория Космического Центра Кеннеди. Это была группа опрятных жилых строений и элегантных деловых зданий, в целом все было спланировано подобно парку и напоминало современный студенческий городок.

— Самый молодой город в Америке — а дальше выход в космос, — пробормотал Иво.

— Где-то так, — согласился Гротон, опять не поняв шутки.

— Здесь находятся почта, телефон, банк, больница, завод по очистке сточных вод, электростанция, вокзал, кафетерии, склады, Офисы…

— А для космических кораблей места не нашлось?

— Нет, — серьезно ответил Гротон.

Этот человек казался непробиваемым для иронии.

— Здесь работают ежедневно сорок тысяч человек. Корабли изготавливаются и собираются во многих местах, но пусковые площадки находятся на безопасном расстоянии, разумеется. Мы здесь остановимся только ради некоторых формальностей — идентификация, проверка здоровья, инструктаж и все такое. Неизбежное зло.

— Я здоров и не могу представлять угрозу безопасности, так как я родился в Филадельфии, вскормлен гидропоникой и не знаю, что я здесь делаю.

— Хотите заключить пари, что вы в состоянии выдержать десятикратную перегрузку? Что ваша нервная система способна перенести внезапное свободное падение без побочных реакций, как, например, сильная тошнота? Или что у вас нет аллергии на…

— Я никогда не заключаю пари, — сказал Иво с внезапной уверенностью.

— А что касается теста службы безопасности, то тут дело даже не в том, что вы знаете, а в том как вы будете реагировать на то, что узнаете в дальнейшем. Хорошие намерения и неполная информированность могут привести к наиболее неожиданным…

— Я понял. Где пусковая площадка?

— Около шести часов езды отсюда. Шаттл уже собирают.

— Собирают? А что случилось с тем, что был раньше?

Гротон проигнорировал вопрос, на этот раз юмор ему, по-видимому, совсем не понравился.

Через четыре часа и массы тестов их привели в сборочный ангар, сооружение устрашающих размеров.

— Наибольшее здание в мире, на момент его постройки, — сказал Гротон, и Иво сразу этому поверил.

— У нас их два. Здесь собирают носители типа «Сатурн».

— Сатурн? А я думал, что на Сатурн полетели три года назад.

Гротон остановился, взглянул на него и улыбнулся.

— Вы имеете в виду планету Сатурн. Вы правы, это была беспилотная миссия в 1977. Планировалось пройти за один раз мимо четырех газовых гигантов. Сейчас аппарат приближается к Сатурну, а завершит полет у Нептуна, через шесть лет. То же самое относится к параллельному конкурирующему советскому полету, разумеется.

— Так что здесь за Сатурн?

— Сатурн VI — так называется наш носитель. Основные компоненты собираются здесь, в вертикальном положении, а затем подвижной пусковой стол транспортирует его на космодром. Это позволяет эффективно использовать наши возможности.

— Я понял, — сказал Иво. Хотя на самом деле ничего не понял, но постеснялся выказывать свое невежество опять. Зачем, интересно, Гротон проводит эту экскурсию, вместо того, чтобы пойти прямо к шаттлу. Недалеко от серо-черного сборочного ангара он заметил любопытную конструкцию на гусеницах. Она была в высоту футов двадцать и размером с половину футбольного поля.

— А это что?

— Гусеничный транспортер. Весит около шести миллионов фунтов, груженый развивает добрую милю в час.

— Мне по душе эти скорости космического века.

Затем, не давая Гротону постичь иронию сказанного:

— И куда же он ползает? Что он возит?

— Он ползает по транспортной дорожке. А возит он подвижной пусковой стол.

Иво не унимался:

— А где кончается транспортная дорожка? И что они там запускают?

— Груз. То есть нас.

— Ах, да.

Короткая поездка вдоль транспортной дорожки, чем-то напоминающей федеральный хайвей, за исключением того, что дорожка имела мягкую поверхность, покрытую галькой, и они уже были на пусковой площадке, которая представляла собой неправильный восьмиугольник более чем полмили в диаметре. В центре находилось возвышение из бетона и стали с глубокой траншеей, проходящей через середину. На возвышении, присев над траншеей, как человек по большой нужде, находилась платформа и башня из стальных балок, которые подпирали ракету высотой в триста сорок футов.

— Мобильный пусковой стол, — сказал Гротон, — со стандартным ускорителем типа Сатурн VI. Довольно старая разработка, но надежная.

— А кто будет ездоком?

— Наш шаттл.

Теперь Иво разглядел крохотную ракету, двухместную космическую шлюпку. Мог бы сразу догадаться.

Носитель имел тридцать три фута в диаметре внизу и не намного меньше вверху. Издалека гроздь маршевых двигателей — всего их было шесть — казались миниатюрными на фоне громады носителя. Они были похожи на пришитые чашеобразные пуговицы, но с близкого расстояния он обнаружил, что каждый двигатель был размером с эскимосскую иглу. Сатурн VI выглядел чудовищем, Иво имел некоторое представление о том, какая мощь в нем заключена, так как он знал, что ее хватит, чтобы зашвырнуть всю эту массу в космос.

— Одноступенчатый носитель, девять миллионов фунтов тяги. Это наиболее универсальный носитель в программе, — сказал Гротон во время подъема в лифте. — Раньше нужно было три ступени, чтобы выйти на орбиту, а сейчас две из них заменили полезным грузом. Эти транспортники, как правило, неуправляемы, так что мы будем единственными пассажирами. Делать ничего не нужно, расслабьтесь и наслаждайтесь поездкой.

— А кто подносит спичку?

— Зажигание автоматическое.

— А если сломается?

Гротон не ответил. Лифт остановился, и они вскарабкались по крутому трапу к маленькому люку возле носа ракеты.

Иво посмотрел вниз. Бетонная пусковая площадка казалась подозрительно маленькой с этой высоты, а торчащие конструкции напоминали россыпь белых костей домино. Могучий торс Сатурна VI, казалось, сильно сужался к низу, а у самой земли его стягивала крохотная юбочка.

Иво сжал поручень, инстинктивно испытывая страх высоты на узкой площадке. Гротон, по-видимому, этого не заметил.

— Куда мы летим? — опять спросил Иво, после, того как начался автоматический отсчет времени перед пуском.

— Брад занимается исследованиями на орбитальной станции?

— Нет.

— На Луне?

— Нет.

— Где же?

— На макроскопе.

Конечно! Где же еще быть Брадли Карпентеру! Но осознание этого факта породило новый приступ нервозности. Брад никогда бы не позвал его в такое место, если бы не…

Зажигание.

Иво подумал, что ракета развалится от тряски. Он подумал, что сейчас его барабанные перепонки лопнут. Он подумал, что похож на сухой боб, болтающийся в жестянке во время урагана.

Постепенно, когда стих шум и прошло головокружение, до него дошел смысл того, что называют мультигравитационными перегрузками. Сейчас он чувствовал себя, как в средневековой камере пыток: огромный вес медленно выдавливал дыхание и жизнь из упакованной в кандалы жертвы. Неужели он добровольно пошел на это?

Свобода выбора, где же твоя…

Он знал, что все длилось всего несколько секунд и надеялся, что ему никогда не придется испытать то же в течение минуты.

Грудь начала болеть, по мере уменьшения перегрузки он буквально хватался за воздух.

Наконец, сила тяжести исчезла. Иво почувствовал болезненную встряску — отделилась первая ступень, затем ускорение вновь вдавило его, но на этот раз терпимо.

— Эй, — выдавил из себя Иво. — Вы же говорили, что эта штука одноступенчатая? А что это за…

— Я сказал, что носитель имеет одну ступень. Не самый экономичный способ достичь второй космической скорости, но надежный. Правительство решило принять одну модель как стандарт, вот это она и есть. На самом деле использованные корпуса ступеней находятся на орбитах с довольно большим периодом, некоторые, очень немногие, используются как космические базы, но мы в конце концов все их соберем и используем металл для построения другой станции. Это произведет благоприятное впечатление на налогоплательщиков.

Гротону, по-видимому, не составляло труда говорить при перегрузке.

Как долго продлится поездка? Он решил не спрашивать. Макроскоп и станция находились на расстоянии пять-шесть световых секунд от Земли — это около миллиона миль.

Наконец, двигатель выключился, и надолго наступила невесомость. Гротон остался пристегнутым в своем кресле и уснул.

Иво понял это как намек на то, что оставшийся участок пути будет длинным и скучным, так как делать им совершенно нечего. Он даже не мог полюбоваться видом космоса — единственный иллюминатор не показывал ничего, кроме пустоты.

Он попытался подумать обо всем, как об эвакуации с Земли, Дома Предков, но воображение работало слабо. Он задремал.

Ему снилось детство: десять лет в великом городе Маконе, население три тысячи, 3023 согласно последней переписи, плюс две тысячи черных. Его брату Клиффорду было 8 и малышке Гертруде едва 2 года, было это тем летом 52 года, он любил обоих, но больше играл со своим другом Чарли в торговцев хлопком. Они представляли себя дилерами, покупали и продавали, рыли склады в красных глинистых стенах глубокого оврага, что был рядом с хайвеем. Когда большие и медленные фургоны проезжали в направлении города, он и Чарли выскакивали на дорогу, хватали пригоршни хлопка, чтобы положить его в свой склад. Рабы, управлявшие фургонами, замечали это, но никогда ничего не говорили, коль скоро урон от их пиратства был минимальным.

Или, бывало, собирали орешки, которые служили им деньгами или драгоценностями, искали наконечники стрел, или просто рыбачили. Это были развлечения на свежем воздухе. Природа прекрасна даже зимой, а то было лето.

Иногда он бродил по лесу, играя на флейте; соседи, когда слышали его, только качали головами и улыбались, а рабы кивали в такт мелодии.

Иво проснулся, когда они причалили к станции.

На самом деле он засыпал несколько раз, пару раз перекусил пищей из тюбиков, и более ничего достойного упоминания с ним не случилось.

К тому же невесомость несколько изменила его восприятие времени. Его прошлая жизнь на Земле сейчас казалась ему такой далекой, часы, месяцы тому, в совсем иной реальности.

Он чувствовал себя совершенно спокойно. Он знал, что завершена серия сложных маневров, и контроль передан от земного центра управления станции, еще, наверное, были промежуточные центры управления — будто ракета была палочкой в эстафете. Однако для пассажиров это было незаметно. Даже высадка была скучной; внешне это выглядело, как высадка из вагона метро на платформу на Земле. Иво был разочарован; как какой-нибудь турист, подумал он язвительно.

Космический офицер с эмблемой ООН на мундире проверял пассажиров и следил за разгрузкой.

Легкость тела Иво еще раз напомнила о том, что он не на Земле; станция создавала «гравитацию» посредством центробежной силы, а это должно быть внутренний контур с наименьшей скоростью.

Не было проверки здоровья и других тестов, по-видимому, той процедуры, которую они прошли в Кеннеди было достаточно. Куда же ему теперь идти?

— Мистер Арчер — комната 19, правый борт, контур с нормальной гравитацией, — резко произнес офицер, так что Иво показалось, будто его призвали во флот.

— Ну вот, — сказал Гротон, — я вас могу подбросить или вы сами найдете дорогу?

— Лучше я пойду сам.

Гротон удивленно посмотрел на него, но не стал задерживать.

— Контур с нормальной гравитацией это 8-й уровень, — сказал он.

— Восьмая секция. Понятно.

Но Гротон, конечно, не понял и на этот раз.

Иво послушно проследовал к лифту, который служил для спуска на нижние уровни. Замелькали цифры, обозначающие номера уровней, когда кабина проходила их — точно как номера этажей в небоскребе. Ему показалось, что его вес увеличился, и что ноги тяжелее, чем голова, принимая во внимание специфическую гравитацию. Интересно, действительно ли притяжение изменяется столь резко?

Загорелась лампочка под номером 8, и он нажал кнопку «Стасис».

Панель скользнула в сторону, и за ней оказалось помещение, очень похожее на станцию метро. По центральному коридору тянулись два рельсовых пути, а в стороне стояли несколько четырехколесных тележек. По направлению ветки колеи он определил, что путь справа для движения вперед, относительно его случайной ориентации, а левый — для движения в обратном направлении. Где же комната 19?

Он решил не беспокоиться об этом. Взобрался на тележку, уселся в массивное кресло и осмотрелся в поисках органов управления мотором. Но их не было, перед ним был пустой корпус, словно начинку выбросили в космос, чтобы облегчить станцию.

У одного из колес был укреплен простой механический тормоз. Иво пожал плечами и отпустил тормоз. Тележка начала двигаться по ветке в сторону главного пути, и Иво понял, что она движется гравитацией.

Очевидно, рельсы были наклонены вниз или, точнее, к внешней стороне станции, позволяя тележкам катиться, пока их не остановят.

Замечательно, что еще лучше можно придумать для передвижения на станции, где энергия, скорее всего, весьма дорога.

Он увидел цифры: 96, 95, 94 — каждая, несомненно, обозначает номер жилой комнаты либо офиса. Те, которые справа, обозначены буквой «П», а слева — буквой «Л». Правый и левый борт, очевидно[5]. Должно быть, сейчас он направляется к корме.

Тор? Могут ли вообще быть нос и корма у пустой баранки, вращающейся в космосе? Половину, видно, он уже проехал, направление было верное, так как номера комнат уменьшались.

Сам пол уровня был ровный, в то время, как колея была наклонена. Точнее, оболочки уровней были изогнуты так, что строение станции напоминало устройство луковицы, а колея пути была изогнута с большим радиусом. Таким образом, он двигался к правильному номеру, но на другом этаже. Фактически, он был уже на полпути к девятому уровню.

Ну вот, еще одна проблема. Он отказался от помощи Гротона и теперь будет выбираться сам, как это обычно бывает. Приходится мириться со своим стремлением к независимости.

Между номерами семнадцать и восемнадцать находилась вертикальная шахта, и он свернул на ветку, ведущую к ней, осторожно манипулируя тормозом. В этом месте путь пошел на подъем, так что почти не нужно было тормозить.

Он оказался на восьмом уровне. Ему пришло в голову, что то, что он проделал, было фактически переходом с орбиты с меньшим радиусом на орбиту с большим радиусом, правда он набрал скорость, вместо того, чтобы потерять ее. Так ли это? Как минимум, сейчас он весил больше обычного, если полагаться на свои чувства.

Шахта была двустороння: одна сторона для подъема, другая для спуска. Скорее всего кабины были связаны, уравновешивая друг друга, в целях опять же экономии энергии. Он сошел на восьмой уровень и проследовал по коридору к комнате номер 19, правый борт. На табличке было написано: «Брадли Карпентер», как он и ожидал. Никто другой не мог послать Гротона с подобным поручением. Он отодвинул дверь и вошел.

На звук к нему повернулся молодой человек: высокий, каштановые волосы, карие глаза; он был по-мужски красив. Черты лица выдавали в нем острый ум.

— Иво!

— Брад!

Брад вскочил, они обнялись, принялись тузить друг друга, ерошить волосы, буйно радуясь встрече; два подростка, которые по-дружески дурачатся.

Но через минуту оба превратились в молодых взрослых людей.

— Боже, как я рад, что ты приехал, — сказал Брад, подвесил гамак и плюхнулся в него. Он указал на другой гостю. — Ты меня просто в детство вернул.

— Чем я тебе могу помочь? Ты послал шпионить за мной этого кабана… — шутливо пожаловался Иво. Он решил, что лучше оставить серьезный разговор на потом. Он тоже подвесил гамак и принялся в нем качаться.

— А мы тут свиньями торгуем.

Оба рассмеялись.

— Но у меня есть один важный вопрос…

— Попробую отгадать: где находится корма?

Иво кивнул:

— Точно.

— Я тебе удивляюсь, дружище. Неужели ты до сих пор не знаешь, что твоя корма находится за твоим пенисом?

— Мой мозг недостаточно порнографичен для подобных ассоциаций.

— Тогда возьмем твой форштевень. Это же неизбежно^[6]!

Иво дружески улыбнулся, понимая, что теперь его очередь отпустить какой-нибудь каламбур. Ну ничего, со временем он войдет в колею.

— Пойдем — должен тебе показать одну мадам^[7]. Вначале дело, потом развлечения.

— Мадам? — Иво проследовал за ним в некотором замешательстве.

Брад остановился на секунду перед дверью девушки:

— У нее интеллектуальный коэффициент 145. Я ей сказал, что у меня 160, понял?

— Это что, уровень интеллекта, необходимый для романа?

— Я от нее без ума. А что еще можно ожидать от простого дерьма^[8], вроде меня?

Иво пожал плечами:

— Дерьмо на ступнях Господа.

Брад понимающе улыбнулся и позвонил. Тут же дверь скользнула в сторону, приглашая их войти.

В обстановке явно чувствовалось женское присутствие. Гофрированные занавесочки украшали вентиляционные люки, стены были пастельно-розового цвета. Щеточки и кремы выстроились на поверхности стола, за которым висело зеркало, придавая всему несколько напыщенный вид. Здесь, подумал Иво, живет тот, кто хочет чтобы вся станция знала, что среди них есть леди. Либо тот, кто не уверен в себе?

Много ли женщин на станции макроскопа? Каков их статус здесь, оставляя в стороне официальные должности? Отношение Брада к этой женщине было несколько двойственным.

Она появилась из соседней комнаты. Чуть выше среднего роста, тонкие шея, талия, икры; груди и бедра как у статуи. Типичная старлет^[9], подумал Иво, удивленный поверхностным выбором Брада.

Она взглянула на Иво, и он отметил, что ее голубые глаза резко контрастируют с ярко-рыжими волосами до плеч.

— Афра, это Иво Арчер, мой старый друг по прошлому проекту.

Иво улыбнулся, чувствуя неловкость, так как сказать ему было нечего. Что это, все для него разыгрывается?

— Иво, это Афра Глинн Саммерфилд.

Она улыбнулась. Казалось, солнце взошло над трясиной: Брад продолжал говорить, но Иво уже ничего не слышал. В один момент, короткий, как вспышка фотоаппарата, ее образ запечатлелся в его памяти.

Афра Глинн Саммерфилд: потрясающее впечатление, потрясающие романы — все не в счет.

На ней было отливающее серебром платье, которое придавало ее виду необъяснимый аромат старины, на ногах — белые туфельки.

Вот строки о ней:

Афра: прелестные упругие ножки, волосы цвета заката в Джорджии.

Глинн: сотканный из серебра друг его друга.

Саммерфилд: неудержимый полет фантазии.

Афра Глинн Саммерфилд: после этого взгляда и навсегда Иво влюблен в нее.

Раньше он размышлял об увлечениях практично, дисциплинируя свои мысли. Он принимал как должное, что любовь есть нечто недоступное человеку в столь уникальной ситуации. Но жизнь подарила ему эту возможность.

— Эй, ты что, обалдел? Просыпайся, — весело воскликнул Брад. — Первый раз это случается со всеми. Должно быть это ее волосы, цвета полированной меди, так действуют.

Он повернулся к Афре.

— Я лучше заберу его, пока он не придет в себя. В обществе красивых девушек у него язык заплетается. Встретимся через час, хорошо?

Она кивнула и послала ему воздушный поцелуй.

Иво последовал за ним в зал, едва ли понимая, что он делает. Он и вправду был робок с девушками, но на этот раз все было куда сильнее. Никогда прежде он не чувствовал себя таким опустошенным.

— Пойдем. Скоп приведет тебя в порядок.

Через мгновение они каким-то образом были уже на первом уровне. Они натянули скафандры и вошли в кабину, которую Иво принял за шлюз. Это был высокий цилиндр, меньше четырех футов в диаметре, направленный к центру тора, под некоторым углом; закрывала его прозрачная мембрана.

Брад нажал какие-то кнопки, и после того, как воздух был откачан, шлюз заполнил желтоватый туман.

— А сейчас, стань твердо и руки возьми в замок, вот так, — показал Брад. — Проверь, устойчиво ли ты стоишь и выставь локти, но держи их жестко, будто собираешься на них повиснуть. Выдохни наполовину и задержи дыхание. Только не паникуй. Хорошо?

Его голос был искажен герметичным шлемом.

Иво выполнил все, зная, что его друг никогда не дает пустых советов. Брад вытащил прозрачную трубку с фильтром на одном конце и затолкал в нее маленький шарик. Затем прикрутил упругую грушу к концу с фильтром.

— Дай, думаю, постреляю, — объяснил он. — Ты же знаешь, я молод душой.

Он направил трубку вверх и резко нажал грушу.

Иво увидел только смазанный след шарика, когда Брад выстрелил. Затем он очутился в космосе, беспомощно кувыркаясь. Гигантский тор станции нависал над ним, рот без лица, огромные пояса, соединяющие сектора, напоминали трещины на рассохшихся сжатых губах.

Чья-то рука ухватила его за ногу и остановила.

— А ты не слушал, — сказал Брад с укором, его строгое лицо глядело на него через стекло шлема. — Я же тебе говорил, следи за равновесием.

Его голос, казалось, исходил из глубины, так как передавался только посредством физического контакта между ними.

— Да, я не слушал, — виновато согласился Иво. Он осмотрелся и обнаружил, что они летели к центру станции — металлическому шару размером сорок футов, растянутому нейлоновыми канатами, которые были прикреплены к внутренней кромке тора. Иво и Брад все еще легонько вращались, так как часть движения Иво передалась его другу, но в невесомости вращение — просто небольшое неудобство. Иво пришлось балансировать, чтобы держать в поле зрения точку приземления.

— Не говори мне сразу, дай я сам догадаюсь, — сказал Иво, когда понял, что Брад не собирается объяснять. — Ты пробил, — ну этот, пузырь, и атмосферное давление выбросило нас. Так как твой шлюз направлен к центру, то…

— Понемногу способность мыслить возвращается к тебе. На самом деле я устроил небольшое представление, это не совсем по инструкции. Во-первых, расходуется газ, а во-вторых — опасно для новичков. Мы должны были подождать катапульту. Но ее никто никогда не ждет, естественно. К тому же ты ошибся насчет цели. Труба наклонена, чтобы скомпенсировать момент инерции, иначе мы бы промахивались каждый раз из-за вращения станции. Но, в общем, твоя догадка верна.

— А, понятно.

— Сейчас следи за ногами, будем приземляться.

Брад отпустил руку и слегка дернул ногой, как раз достаточно, чтобы убрать остаточное вращение, легонько толкнул Иво вперед, и тот полетел прямо к темной поверхности планетоида.

Теперь было видно, — что канаты на самом деле были тонкими цепями. Они просто придерживали шар, так что он не двигался, когда кто-то приземлялся или улетал. Каждая цепь прикреплена к роликовому замку, который магнитом притянут к поверхности, так что вращение станции не передавалось шару.

— Это и есть тот самый макроскоп? — спросил Иво, прежде чем понял, что звуковые волны не распространяются в вакууме. Очевидно, это и был «скоп», тщательно изолированный от внешних воздействий и помех.

Иво не сомневался, что их прибытие не осталось не замеченным и заранее согласовано. Макроскоп был наиболее дорогим и сложным прибором, когда-либо запущенным в космос человеком.

Финансирование и управление проектом было международным — проект считался исследованием в общих интересах: это означало, что ни одна держава не могла позволить себе финансирование эксперимента со столь далекими результатами, в то же время никто не хотел оставлять все плоды проекта остальным.

Компромисс позволил осуществить этот грандиозный замысел. Макроскоп работал, и каждый участник получал доступ пропорционально вложенному капиталу, в той же мере ему передавалась полученная информация. Это было все, что знал Иво, а то, кому какие часы выпадали, было специальной информацией.

Большинство результатов были весьма общими; детали астрономических исследований, при знакомстве с которыми у астрономов отвисала челюсть. Скоп, по-видимому, давал снимки с чрезвычайно высоким разрешением. Многое скрывалось от обывателя, но этот инструмент внушал священный трепет всем без исключения.

Иво представил его себе гигантским носом, который вынюхивает секреты галактики. Макроскоп все еще устрашал его.

Наконец он приземлился, больше всего опасаясь, что его импульс собьет ориентацию инструмента. Брад приземлился рядом, ловко балансируя телом, он стал точно на ноги. Иво подумал, что ему нужно будет освоить технику, его собственное приземление получилось несколько неуклюжим.

Брад взял его руку, чтобы они могли общаться.

— Мы должны немного подождать. Это займет несколько минут, если там сейчас записывается информация. Расслабься и любуйся видом.

Иво так и сделал. Он осторожно повернулся в сторону Солнца, зная, что здесь оно светит гораздо ярче, чем на покрытой атмосферой Земле.

Он увидел огромную ракету, похожую на ту, что привезла его сюда.

— А что здесь делает Сатурн VI? Целый, я хочу сказать; я думал, что ступень ускорителя никогда не покидает орбиту.

— Правильно. Это и есть орбита.

— Орбиту Земли, мистер невинность. А это орбита Солнца, если я еще что-то понимаю.

— Ну на ней можно далеко улететь, если дозаправить. Это Джозеф — наш аварийный корабль. Достаточно мощности, чтобы быстро улететь отсюда, если вдруг понадобится. Но я лично считаю космос более безопасным местом, чем перенаселенная Земля, которая трещит по швам. Джозеф, собственно и притащил сюда скоп. Теперь он почти на пенсии, но не отправлять же старика домой порожним.

— Здорово тут бабахнет, если чиркнуть кремнем у него под хвостом. Силы тяжести нет… — Иво знал, что тяга не изменится, но здесь нет силы притяжения планеты, так что в результате можно взять либо большой груз, либо развить большую скорость.

— Будь спокоен. Мы его тут неплохо подлатали. В качестве горючего в нем, по-прежнему, водород, правда, хранится в твердом состоянии. Но двигатель не обычный — камера сгорания это еще не все. Ты знаешь, играет роль скорость вылетающего газа, а не температура в камере сгорания, хотя…

— Извини, Брад, я плохо понимаю. Если тебе нужен технический…

— Я могу рассказать это понятно для тебя, но я не могу не похвастаться немного, потому что я тот самый счастливый парень, который выведал один маленький секрет с помощью скопа.

— Ты хочешь сказать, что ты получаешь технологии прямо из…

Брад сделал движение пальцем, которое на известном только им языке жестов означало осторожность. Иво понял, что вопрос имеет неприятные аспекты, обсуждать которые стоит в более неформальной обстановке; с другой стороны это подразумевало, что их беседу каким-то образом могут прослушивать. По-видимому, через колебания корпуса макроскопа. Но одна только мысль об этом…

Иво замолчал. Драмы плаща и кинжала не очень-то возбуждали его, он опять почувствовал беспокойство в желудке. Слишком многое случилось за последние несколько часов.

«Теория, которая позволяет разработать реактор с газообразной рабочей зоной для реактивного движения существует уже много лет, но тут куча своих трудностей. Мы можем смешать рабочие компоненты — то есть водород, который извергается из сопла ракеты, и направить его прямо в камеру с делящимся ураном.

Это подымает температуру настолько, что можно достичь значений удельного импульса, в десять раз превышающие аналогичный параметр у лучших двигателей сгорания. Но это очень плохо. Плавится любой известный нам материал. То, что я открыл, является технологией теплового экранирования — Джозеф для тебя выглядит обычной ракетой, а на самом деле он только внешне — Сатурн VI. Его двигатели развивают ускорение, как бы тебе сказать, — в десять раз превышающее нормальную гравитацию и могут поддерживать его в течение недели, пока у него не кончится водород. Ну и он никогда не остынет, конечно. Только подумай, насколько это превосходит все известные на Земле двигатели.»

— Брад, я в ужасном восторге от всего этого. Но я все же дилетант. У меня никогда не было технического образования. Я верю, что эта ракета сделает все, что бы ты ни сказал.

Беседа увяла. Иво знал, что Брад не обиделся. Просто разговор зашел за опасную черту — по-видимому, это из-за макроскопа, — так что безопасней было его прервать.

Осмотрев ближайшие окрестности, он взглянул за обод станции, отвернувшись от нестерпимо яркого Солнца, и увидел звезды. Он с удивлением обнаружил, что знает их.

Большая Медведица — Большой Ковш — была видна хорошо, ручка ковша указывала на Малую Медведицу.

«А кем была Медведица^[10]?» — бывало спрашивал он себя. «Это не леди, а жена медведя!» — отвечал тогда он себе.

Дракон обвился вокруг Малого Ковша. Двигаясь со сверхсветовой скоростью по линии, которая соединяет Большой Ковш и Полярную Звезду, он мог бы достичь Водолея, который все время гонится за Козерогом. Преследователь так близко, но не судьба ему догнать жертву. Иногда это огорчало Иво, в этом была какая-то особая, личная трагедия, но он не мог объяснить, почему чувствовал так.

Вдруг он осознал, что свет, который он видит, звезды послали столетия тому, а может и раньше. Возможно, один из этих лучей испущен тоща, когда он, четырнадцатилетний мальчишка, собрав компанию таких же как он сам, занялся стрельбой из лука. Так появилось имя «Арчер» — неистово патриотическое, как раз когда в стране начали собираться тучи вражды, и это было концом жизни, которую он знал^[11]. Но его также могли бы назвать иначе, например из-за флейты, на которой он играл серенады юным леди. Преподаватель, так звали его, когда он работал в колледже, но студенты переиначили на «перепиватель»^[12]. Или «Пахарь», за то, что он любил цитировать «Пахаря» Пайерса.

Тогда он был воспитанным молодым человеком, приветливым, образованным, достойным, высокоморальным. Ему не было четырнадцати, когда он поступил в Университет Олгетрон города Мидвей, штат Джорджия, тогда он зачесывал свои прекрасные волосы набок и закладывал пряди за уши. Одевался хорошо, но не кричаще. Уже появился намек на сутулость, но походка была бодрой. Он не любил занятия спортом.

В колледже было сорок студентов.

Музыка и книги были его лучшими друзьями, но и молодые леди тоже не были забыты.

Однажды один из студентов неправильно его понял и публично назвал лжецом. Он немедленно ударил его, хотя и не отличался силой. Противник вытащил нож и воткнул лезвие на дюйм в его левый бок, но он не сдался. После этого случая никто не смел называть его трусом.

— Что ты думаешь об Афре? — спросил его Брад.

Это имя вернуло его к действительности. Чего стоит храбрость в прошлом, если сегодня битва проиграна?

— Ты серьезно насчет нее?

— Конечно, ты же ее видел.

— Брад, мне не все ясно с ее предками^[13].

— Скажешь тоже. Ее родословная восходит ко временам саксонского завоевания.

Иво мягко улыбнулся:

— А проект?

— Проект завершен, ты ведь сам знаешь. Сейчас мы свободные граждане.

— Ты не можешь стереть прошлое. Если бы она знала…

Брад странно посмотрел на него:

— Я ей сказал, что было несколько проектов, связанных, но разных. И что меня исключили из группы, так как я недобрал интеллектуальный коэффициент.

— Недобрал?!

— А как ты назовешь интеллектуальный коэффициент сто шестьдесят, если нижняя граница двести?

— Понимаю. А что ты ей сказал о том, откуда я?

— Ничего кроме правды, Иво. Что частный фонд отобрал представителей хомо сапиенс со всех уголков земного шара и…

— И вывели общерасового предка, от которого, как они считали, пошло человечество. Выходит, я палеонтологический экспонат.

— Ну, не совсем так, Иво. Видишь ли…

Их разговор прервал звук открывающегося люка. Можно было входить.

Внутри все было забито панелями управления, но места было достаточно для нескольких человек, если осмотрительно передвигаться. Короткий туннель за шлюзом вел в почти сферическую комнату. Первое, что увидел Иво, было оборудование: циферблаты и шкалы были повсюду, рычаги торчали со всех сторон. Иво обнаружил, что ориентироваться довольно сложно, так как не существовало выделенного направления «вверх». Где бы он ни стал, там и был низ; слабый магнетизм, который удерживал его на поверхности корпуса еще чувствовался внутри.

Оператор, работавший до их прихода, уже надевал скафандр. Брад обратился к нему на иностранном языке и получил короткий ответ, представил Иво:

— Иво Арчер — американец.

Человек вежливо кивнул.

— Сам видишь, все тщательно организовано, — произнес Брад, в то время, как этот человек проверял скафандр. — Тридцать стран вложили деньги в этот проект, и каждая получает свою долю — да ты это наверное знаешь. Мы ежедневно посылаем подробные отчеты.

— Так это американский час?

— Нет. Местный персонал мало беспокоит официальная чепуха. Этот джентльмен и не джентльмен вовсе — то есть, он не сама порядочность. Он израильский геолог, работает на Индонезию. Их собственный геолог занят в одном частном проекте.

— Но кто-то должен за это платить?

— Правильно, Индонезия получит данные, а его родина ничего не узнает.

— Как же нам вклиниться?

— Я зарезервировал время для более важной работы. Он все понимает.

— Просто показать мне макроскоп? Брад, ты же не можешь…

Израильтянин поднял руку в перчатке:

— Все в порядке, мистер Арчер, — сказал он. — Мы не задаем мистеру Карпентеру лишних вопросов.

Он надел шлем, загерметизировал скафандр и забрался в шлюз. Иво заметил, что не было толчка от выходящего воздуха, здесь не было принято играть в подобные игры. Вероятно, тот человек карабкался вдоль одной из растяжек, не решаясь на полет в вакууме. Иво подумал, что это наиболее разумный способ передвижения.

Брад уселся в кресло оператора и начал настраивать какие-то приборы. Иво попытался что-то понять, глядя на ряды шкал и индикаторов, но это ему не удалось, уж больно все было сложно.

— Все в порядке, дружище, мы одни. Здесь нет «жучков», уж я-то знаю точно.

Чувство обеспокоенности опять вернулось. Вот оно что:

— Зачем ты меня позвал?

— Нам нужен Шен.

Иво ответил молчанием. Он знал ответ.

— Мне не очень хочется просить тебя об этом, — сказал Брад, искренне извиняясь, — но это очень важно. Мы в большой беде.

— Естественно, тебе нужно было не мое приятное, хотя не очень интеллектуальное, общество. Ты привез меня не просто для того, чтобы показать потрясающую технику и потрясающую девушку.

Когда Брад бывал серьезным, это его сильно старило, а сейчас он выглядел куда более серьезным, чем явствовало из его речи.

— Я знал, что тебе не понравится, Иво. В душе ты чертов пуританин и боишься всего, в чем видишь слишком много удовольствий, и вообще, я не в состоянии понять, почему ты здесь, в космическом веке, а не в Конфедерации Южных Штатов, в девятнадцатом. И все же мне твое общество больше по душе, чем компания Шена, и я бы ни на дюйм не вторгался в мир твоих поэтических и архаических фантазий. Но дело в том, как это ни прозвучит банально, что речь идет о безопасности всего мира. Дело срочное. Если бы твоих неординарных способностей было достаточно…

— Так значит игру на обыкновенной флейте ты называешь неординарностью?

Но он знал, что имел ввиду Брад, даже лучше, чем хотел бы.

— Да кто я? Просто невежда, стоящий на интеллектуальном уровне 125 и дающий советы супермодели на уровне 160? Особенно, если он знает, что это неправда и единственный в проекте, кто мог иметь коэффициент 200 был…

— Брось, Иво. Ты лучше меня знаешь, что эти цифры ничего не значат. Я тебе искренне говорю, что ситуация безнадежная, а Шен единственный, известный мне, кто способен разобраться в ней. Я имею право позвать его, когда он мне нужен. Но прошло уже двадцать лет, и сейчас он мне действительно нужен. Он нужен Земле, и ты должен это сделать.

— Я думаю не только о себе. Брад, ты же знаешь, стоит только выпустить джина из бутылки — ты же помнишь Шена. Твоя работа, твоя девушка…

— Я могу пожертвовать всем. Я уверен. У меня нет выбора.

— А у меня есть. И ты должен, черт возьми, доказать мне, что лекарство не хуже, чем сама болезнь.

— Для этого мы и здесь. Я хочу тебя ознакомить с устройством и работой макроскопа, прежде чем объясню, в чем проблема.

— Только попроще, пожалуйста. Я даже не понимаю, что там у тебя на циферблатах.

— Хорошо, по сути, макроскоп — это огромный кусок уникального кристалла, который реагирует на излучение, неведомое до сих пор человеку. В результате получается очень слабый, но информативный пространственный сигнал. Встроенный компьютер отфильтровывает шум и транслирует сигнал в оцифрованный зрительный образ. Процесс сложный, но мы имеем дело с пространственным разрешением, которое намного превосходит то, что можно получить, используя любой другой вид излучения. Вначале это было серьезным препятствием.

— Высокое разрешение представляло проблему?

— Я сейчас продемонстрирую.

Брад придвинулся к громоздкому аппарату, надел нечто вроде шлема с матовыми окулярами и склонил голову, как бы прислушиваясь. Иво опять овладело чувство нервозности, и он понял, что оно исходит от внешнего сходства окуляров шлема с очками, которые он купил, когда пытался улизнуть от Гарольда Гротона. Даже по прошествии времени он почувствовал неловкость, вспоминая об инциденте, в котором он вел себя столь глупо.

Иво выбросил все из головы и сконцентрировал внимание на движениях Брада.

Его левая рука парила над клавиатурой, напоминающей терминал компьютера. «А это, вероятно, и есть терминал компьютера», — заметил про себя Иво.

Рука оператора удерживалась рядом с клавиатурой с помощью браслета; было бы нелегко нажимать клавиши в невесомости, если тело не закреплено в какой-либо точке. Правая рука сжимала тонкий рычаг с круглым набалдашником, очень походивший на переключатель скоростей в старинных автомобилях. Пальцы Брада пробежали по клавиатуре, и большая выгнутая полусфера над его головой засветилась мягким светом.

— Сейчас покажу тебе главный экран, — сказал Брад. — Смотри, с клавиатуры я ввожу параметры программы; это расстояние, диапазон, фокус, — реакции человека недостаточно, чтобы контролировать хотя бы один параметр. Да одни только особенности орбиты планеты учесть довольно сложно, особенно если мы захотим сфокусировать прибор на определенную точку.

— Я имею представление об орбитах планет, — он вспомнил свою старую мозоль. — Я как-то разобрался в небесной механике, когда хотел раскритиковать идею путешествий во времени. Если бы у человека была возможность совершать прыжки во времени вперед или назад, не двигаясь в пространстве, то он бы попадал либо в космос, либо глубоко под землю, так как планета все время движется. Это все равно что пытаться перепрыгнуть с одной летящей ракеты на другую.

— Тем не менее, мы путешествуем во времени, при помощи макроскопа, — улыбнулся Брад.

— Уж не собираешься ли ты подсмотреть, как зачали твоего дедушку?

— Порядочность не позволяет. — Руки Брада задвигались. — Сейчас центр обзора в заранее запрограммированной точке: планета Земля. Компьютер учитывает движение всех планет и спутников в Солнечной системе, а также перемещение множества планет и астероидов. Правая ручка — точная регулировка, после грубой установки мы можем ею изменять высоту с шагом в несколько футов и управлять углом обзора. Сейчас мы вращаемся вокруг Солнца на расстоянии девятьсот тысяч миль от Земли — рукой подать по космическим масштабам. Но достаточно далеко, чтобы не чувствовалось влияние Луны. Смотри.

На экране была темно-красная масса.

— Если это Земля, то политическая ситуация на ней сильно изменилась, пока я был здесь, — заметил Иво.

— Но это Земля. Самый центр. В геометрическом смысле.

— Центр? Буквально?

— Ну, это вопрос терминов. Сейчас начало координат находится в центре тела. Масштаб один к одному.

— То есть, как в жизни? Так значит…

— Да, макроскоп проникает сквозь материю. Как я тебе говорил, мы имеем дело не со светом, хотя временная задержка та же. Это изображение раскаленного ядра нашей планеты, каким оно было пять секунд назад, отфильтрованное и обработанное компьютером, разумеется. Необходимо подниматься от этой точки около пяти тысяч миль, пока не выберешься на поверхность, на которую, как думают многие, только и смотрят в макроскоп. Теперь ты можешь понять, какое это имеет значение для геологии, разведки ископаемых, палеонтологии.

— Палеонтологии?

— Ископаемые останки. В ходе обычного сканирования мы уже сделали впечатляющие находки. Для кого-то это работа на всю жизнь.

— Постой-ка, Не такой уж я невежда, профессор. Я думаю, что кости лежат не слишком густо, даже в богатых останками отложениях. Как вы можете их различить, если находитесь, скажем, внутри, а не смотрите сверху? Так вы ничего не увидите.

— Поверь мне, сынок. Мы делаем проход на удвоенной скорости по определенному уровню и записываем данные на ленту. Машина делает спектроскопический анализ записи и выдает сообщение, если есть что-то интересующее нас. И это только начало.

— Спектроскопический анализ? А ты говорил, что макроскоп не использует свет.

— Он не использует, но мы используем. Мы запрограммировали спектры всех элементов периодической системы. Таким образом, приходящий сигнал превращается в изображение, совсем как в телевизоре. На самом деле макроны сильно отличаются от световых квантов. Они не дифрагируют, отсутствует такая неприятность, как красный сдвиг. Спектроскопия — это поверхностный метод, на это приходиться идти, так как пока мы можем анализировать и записывать только световое излучение. Но когда мы научимся работать с исходным сигналом, разрешение увеличится на два порядка.

— Неужели это возможно?

— Возможно, Иво. Мы знаем только малую часть возможностей этого инструмента. Изобретение макроскопа значит для науки больше, чем открытие атомного распада значило когда-то для энергетики.

— Я об этом читал. Но я туповат, сам знаешь. Ты тут мне говорил, что трудно работать при высоком разрешении, даже с компьютером.

— Так оно и есть. Смотри, вот поверхность Земли, сорок футов над уровнем моря, вид сверху. Это еще одна запрограммированная позиция.

На экране замелькали разноцветные пятна.

— Позволь мне самому догадаться! Значит, твоя камера неподвижна, а планета вращается, причем эквивалентная линейная скорость составляет около тысячи миль в час. Это все равно, что лететь на реактивном бомбардировщике на малой высоте над экватором и смотреть в бомбовый прицел.

— Для пацифиста у тебя сильное воображение. Хотя, где-то так оно и есть. Где над океанами, где над сушей, иногда сквозь горы, если они вдруг выше уровня съемки. Но если чуть подняться… — манипулируя ручками, он сфокусировал изображение. — Высота около мили. Картина более понятная, но слишком высоко, чтобы различать детали.

Иво наблюдал проплывающую перед ними поверхность Земли.

— А почему мы не видим просто слой воздуха? Сейчас мы имеем полноценное изображение, с перспективой и всеми атрибутами.

— То, что мы видим, это ретрансляция макронного образа, дополненного видимым излучением, которое проходит через точку наблюдения. Давай-ка я лучше дам тебе после почитать техническую документацию.

— Ладно. Скажи мне, если так хорошо видно Землю, с расстояния пять световых секунд, можно ли наблюдать другие планеты? Скажем, посмотреть на Юпитер с высоты в одну милю, или даже на Плутон. А можно ли…

Брад серьезно кивнул.

— Ты начинаешь понимать, какой могущественный инструмент у нас здесь. Да, мы можем исследовать другие планеты Солнечной системы с высоты одна миля или один дюйм — если, конечно, имеется твердая поверхность, как таковая. Мы можем исследовать планеты других систем, с малой потерей разрешения, так как расстоянием можно пренебречь.

— Других систем… — Это было явно больше, чем можно было ожидать. — И как далеко…

— Практически в любой точке галактики. Правда, ближе к центру галактики интерференция перекрывающихся образов сильно усложняет дело, но есть много других интересных мест, которые дадут нам работу на несколько веков.

Иво покачал головой.

— Я, должно быть, тебя неправильно понял. Насколько я представляю, наша галактика, Млечный Путь, имеет в поперечнике около ста десяти тысяч световых лет, а мы находимся на расстоянии тридцати пяти тысяч световых лет от центра. И ты утверждаешь, что можешь получить изображение один к одному планеты, которая вращается вокруг звезды, находящейся за, ну скажем, сорок тысяч световых лет от нас.

— Теоретически, да.

— Вот и отпадает надобность в космических путешествиях. Зачем идти на шоу, если его можно посмотреть по телевизору?

— Так оно и есть. Но все осложняется теми прозаическими проблемами, о которых мы говорили. Мы можем довольно хорошо учитывать вращение, орбиту, движение звезды, но не все планеты ведут себя так смирно, как Земля.

Он что-то нажал, и опять появилось изображение с высоты сорока футов, но на этот раз неподвижное.

— Если ввести все необходимые параметры, то компьютер может держать в фокусе любую выбранную точку планеты, отслеживая малейшие колебания орбиты — что, собственно он и делает сейчас; так получается неподвижное изображение. Все это требует очень точной юстировки, но для этого и предназначена эта аппаратура. Как минимум, необходимые поправки нам известны.

— Но тебе не известны траектории движения планет, которые не видны в обычные телескопы. Правда, ты можешь их определять с помощью…

— Да мы не можем даже найти эти планеты, Иво. Это же старая задачка об иголке в стоге сена. Ты хоть имеешь представление, сколько звезд и космической пыли в нашей галактике? Наше пресловутое разрешение бесполезно, если мы не знаем точно, куда сфокусировать прибор. Это займет годы интенсивных поисков — обнаружение хоть небольшого количества планет за пределами нашей Солнечной системы, а спрос на рабочее время макроскопа огромен, мы просто не можем тратить его попусту.

— Да. Помню, как я уронил пенни на некошеной лужайке. Я знал, где он был, в десяти футах, но через пять минут должен был отходить автобус. Не думаю, что я еще когда-нибудь был так взбешен! — Он нащупал в кармане монету: тогда Иво пропустил автобус и нашел пенни, — и до сих пор не потерял его.

— Замени пенни на дробинку, лужайку на пустыню Сахара, а автобус — на пикирующий штурмовик — и у тебя получится некое подобие действительности.

— Так у кого из нас сильнее воображение? Ну, я понимаю дробинку, понимаю пустыню — но штурмовик?

— Я к этому еще вернусь. Собственно, вот потому-то нам и нужен Шен. В любом случае, необходимы тысячи макроскопов для подобного рода исследований, но даже этот финансируется скудно. Есть много более важных задач на Земле.

— Более важных, чем геология, в то время как ресурсы Земли истощаются? Чем тайны мироздания? Чем вопрос, есть ли где-то еще разум и одни ли мы во Вселенной?

Внезапно он остановился и начал с другого конца.

— Брад, ты имеешь в виду политическое вмешательство?

— Оно на самом деле есть и довольно серьезное, но я думал не об этом. Конечно, мы можем вынюхивать военные тайны и собирать компромат на политиков, но мы не занимаемся этим. Правда, должен признаться, я однажды получил прекрасный снимок какой-то девицы в душе, и ты бы очень удивился, если бы узнал, что творится в средней городской семье в определенное время суток. Но было бы смешно подглядывать с антресолей за тремя миллиардами людей с помощью этой штуки, по той же причине, по которой мы не можем отслеживать планеты в галактике. Это все равно, что выводить клопов водородной бомбой. Нет, у нас более обширные планы: межзвездная связь.

У Иво пробежали мурашки по коже.

— Вы установили контакт с инопланетянами? Как далеко они? Какая временная задержка? А они…

Брад широко улыбнулся за стеклом шлема.

— Успокойся, друг мой. Я не сказал, что мы установили контакт, мы только планируем, и мы ни на минуту не забываем о временной задержке. — Он опять принялся настраивать приборы. — Я тебе немного рассказал о традиционных проблемах поиска и ориентации, но у нас есть нетрадиционные методы. Независимо от временной задержки, мы имеем довольно четкое представление о критериях существования жизни на планетах, а если так, то смотри…

На экране возник внеземной пейзаж.

На переднем плане был виден желтый, причудливо изогнутый, суковатый ствол какого-то древовидного растения. За ним росли красноватые кустарники, чьи стебли напоминали скрученную лапшу, которую кто-то обмакнул в клей. По бледно-голубому небу плыли легкие, пушистые облака, но Иво понимал, что это не Земля. Все казалось чужим, и это одновременно и забавляло, и угнетало, но он не мог определенно сказать, что видит что-то необычное, кроме растительности.

— Хорошо, — сказал он. — Что это?

— Планета Джонсона, находится на расстоянии десяти световых минут от звезды F8 и двух тысяч световых лет от нас.

— Я хочу сказать, в картине что-то не то. Я знаю, что это не Земля, но почему, сказать не могу.

— Тебе бросаются в глаза диспропорции растительности. Это мир немного больше нашего, атмосфера более плотная, и стволы растений должны выдерживать большую силу тяжести и напор ветра, но они приспособились совсем не так, как бы это сделали земные растения в подобной ситуации.

— Так вот что это было, — рассмеялся Иво.

Брад перенастроил приборы, и ландшафт изменился.

Это был вид сверху на покрытую травой равнину, но это была странная трава, и из нее то тут то там возвышались сталагмиты. Далеко в дымке виднелись низкие горы.

— Земля или нет? — спросил Брад, поддразнивая его.

— Не Земля — но об атмосфере и гравитации ничего сказать на могу, даже подсознательно. Что на этот раз?

— Эти сталагмиты имеют две тени.

Иво сделал движение, словно вытряхивая воду из уха.

— Это планета Холта. Тут обитают любопытные псевдомлекопитающиеся травоядные, но мне нужно их искать, а это не стоит затраченных усилий. Кстати, если сейчас перейти на ручное управление, изображение исчезнет, так как эта планета из системы звезды G3 — на расстоянии пяти тысяч световых лет.

— Так этой картинке пять тысяч лет?

— Да, как раз столько времени требуется макронному импульсу, чтобы дойти до нас. Я же тебе говорил, что мы путешествуем во времени.

Брад повернулся к пульту, но Иво воскликнул:

— Постой-ка, если эта планета вращается вокруг одной звезды, то откуда вторая тень?

— Я думал, ты не спросишь. За кадром находится зеркально отражающая скала — типичное геологическое обнажение коры планеты Холта.

— Так что подсознание обмануло меня. А как много подобных планет вы нашли?

— Земного типа? К настоящему моменту около тысячи.

— Так ты же говорил, что вы не можете обнаружить планету…

— Конкретные планеты — не можем. Но если есть удача и хороший метод, кое-что удается. Это только малая толика того, что можно наблюдать, и мы несомненно упускали многие планеты, даже ближние. Но законы вероятности диктуют свои условия в подобных исследованиях. Наша тысяча планет — это случайная выборка из миллиарда, никак не меньше.

— И на всех есть деревья и животные?

— Ну что ты. Я показал тебе самые интересные. Менее двухсот вообще не имеют жизни, по крайней мере той, что мы можем обнаружить, но на сорока одной есть сухопутные животные. Различия в основном в размерах. Я могу показать тебе чудовищ…

— Как-нибудь в другой раз. Я обожаю чудовищ, я чувствую к ним личную привязанность, потому что они всегда отрицательные персонажи в фантастических фильмах. Я могу с ними играть хоть целый день. А теперь о главном: вы нашли разум?

— Да. Смотри. — Брад изменил изображение.

На экране появился гигантский улей.

Гора на картинке была вся изрыта тоннелями, частично или полностью наполненными водой. Странные создания, похожие на тюленей, плескались, ныряли, пробираясь по лабиринту каналов, исчезая и появляясь так быстро, что Иво не был уверен, что он видит одно и то же существо дважды.

— Это планета Санга, расстояние десять тысяч световых лет. Мы ее интенсивно изучали последние несколько месяцев, и результаты весьма неутешительные. Эти существа вызывают беспокойство.

По экрану перемещалось изображение планеты — море и пустыня, часто встречались горы, обжитые и густо заселенные этими земноводными существами.

Иво припомнил лежбища моржей, фотографии которых он видел когда-то.

Растительности не было никакой. Иво недоумевал, чем же питаются жители планеты Санга.

— Это что, разум? Пока я не увидел ничего тревожного, даже впечатляющего. Просто общество по типу муравейника и очень мало пастбищ. Они точно не попытаются сбросить бомбу на Землю? — он попытался скрыть за насмешкой нарастающую волну ужаса, которая охватывала его. Это были настоящие внеземные творения, и один только факт их существования ошеломлял.

— Вряд ли они думают о Земле. Не забывай, мы далеко в будущем для них. Не сомневаюсь, что сейчас они все вымерли.

Экран заполнило изображение отдельного канала.

При ближайшем рассмотрении аборигены выглядели совсем не так, как тюлени или котики.

Рыбообразное тело, внешне неуклюжее, с боков торчали то ли плавники, то ли ласты, а сзади вырост, похожий на хобот.

Сверху на туловище насажены два лягушачьих глаза, которые смотрели назад.

Вырост, по-видимому, выполнял хватательные функции, как хобот у слона.

— Они ближе всего к цивилизации из того, что вы обнаружили? Твари, которые живут в многоэтажных бобровых домиках и плещутся в лужах?

— Ты недооцениваешь их, Иво. Это технологически развитая цивилизация. Далеко впереди нас. У них уже сто лет известен макроскоп.

Иво присмотрелся, но увидел только что-то вроде жилища, несколько жирных существ развалились в воде, несомненно, вонючей. Одно из них выбросило из хобота струю жидкости и заскользило вперед, или может быть назад, под действием реактивной силы.

— Я хочу услышать более основательную аргументацию. Может, я чего-то не понимаю?

— Я прочитаю тебе лекцию по их палеонтологии. Мы осматривали их библиотеки, музеи, спальни — да-да, все это у них есть, хотя не такое как у нас, и мы скопировали несколько учебных фильмов. Мы их еще не озвучили — сейчас это делается — но я буду комментировать по ходу. — Он переключил изображение. — Итак, история пробоскоидов^[14], сокращенно пробов, планеты Санга.

Иво позабыл обо всем, слушая рассказ и глядя на экран. Перед ним предстала планета Санга миллионы лет назад: могучие леса папоротников на суше, скопления губок в океане. Из богатой пищей воды вышли на сушу пресмыкающиеся, похожие на земных двоякодышащих рыб, вдыхая влажный воздух плотной атмосферы. Они откладывали яйца на суше, но хищники пожирали почти все, пока под лучами солнца созревал плод, и естественный отбор привел к тому, что потомки их уже вынашивали плод в теле: живорождение. Но даже после этого крохотные новорожденные были весьма уязвимы, и эволюция остановилась на компромиссе — плацентарная амфибия., Эти животные составили генофонд вида, который завладел всей планетой через сорок миллионов лет.

Примитивный пробоскоид не производил сильного впечатления. Их стада плавали в мелких морях, выбрасывая воду из хобота, неуклюже взбирались на берег, орудуя ластами. В них был страх, их глаза все время были обращены в сторону опасности, а не в будущее.

Они умирали либо в зубах хищника, либо просто в панике, глупо разбивались о скалы.

Но они достигли успехов, совершенствуя способ передвижения, направление извержения воды можно было легко изменить поворотом хобота, а у некоторых подвидов к этой струе добавлялось зловонное вещество, отпугивающее хищника. Нюх обострился: они всегда ждали нападения.

Один вид перебрался в скалистую зону прилива, — место, в котором не могло жить ни одно другое существо. Моря изменялись во время прилива, а прилив, вызванный действием двух лун, имел коварный нрав. Огромные круглые скалы перекатывались, давя все на своем пути, прорывая канавы в песке отмелей и океанском дне, затем, со сменой течений, перемещались в новый район. То было гиблое место как для сухопутной, так и для морской фауны.

Те пробы стали совершенными амфибиями, так как их дыхательный аппарат был приспособлен как к воде, так и к воздуху. Они научились ориентироваться в течениях, предугадывать приливы и спасаться от опасности, переползая из канала в канал. Когда большие морские хищники осмеливались забираться на отмели, пробы отводили нужные течения, так что враг был либо изолирован в ловушке, либо оказывался на суше. Если же вторгался сухопутный зверь, его тоже можно было заманить в природную западню. Все еще боязливые пробы познали вкус мяса.

Затем суша поднялась, и отмели отступили. Это было катастрофой для пробов; выжили немногие, так они не были в состоянии конкурировать с сухопутными или морскими животными в их родных средах. Но один вид, самый способный, смог соорудить себе дом, там где его не создала природа. Они не могли быстро бегать или плавать, либо летать, им пришлось рыть своими конечностями каналы на берегах морей и подводить к ним воду. Для хищников были прорыты лабиринты. Тот, кто входил в лабиринт, в конце концов оказывался в тупике, либо в узком проходе, и на него сыпались камни, или летели копья из поперечных ходов.

Позднее камни и копья были приспособлены для строительства и началась эра инструментов и оружия. Хоботообразный вырост, уже не столь необходимый для передвижения, стал чем-то вроде руки, плавники, больше не нужные для плавания, превратились в мощные лопаты. Увеличился мозг. Требовалось средство для общения высокого уровня. Воздух, вибрирующий в хоботе, создавал гудящий звук, что и составило основу речи.

А лабиринт через несколько тысяч лет превратился в подобие города.

Суша опять поднялась, и город был разрушен, такая же участь постигла места обитания многих других животных. Пробы отстроили свой город, а менее способные и гибкие животные вымерли. Пробы почти утратили былую робость, а мясо им нравилось все больше.

Население увеличивалось, и новые жители требовали еще больше еды и пространства. Чтобы облегчить ситуацию в городе, были организованы первые колонии. Не совсем ясно, как происходило разделение труда, но в каждом селении имелся полный штат строителей, охотников, вскармливателей. Первая колония была основана в нескольких сотнях миль от города. Следующая — дальше. В конце концов все берега планеты были усеяны городами-лабиринтами.

Теперь пробов было не узнать. Лоснящиеся гиганты, они отвоевывали территории своих древних врагов. Организация и разум победили. Они продвинулись в глубь суши, разработав способ подачи воды в места выше уровня моря, ее удержания и аэрации. Наступило время технологий.

Пришлось проявлять все большую изобретательность, по мере того как планета становилась все менее пригодной для проживания. Дожди выпадали реже — создавались более мощные насосы, животный мир исчезал — выводились новые породы скота. Хобот проба теперь мог хорошо работать на всасывание, им можно было брать предметы как присоской, но захват был слабый, оказалось, что проще использовать его подвижность и ловкость для создания машин и поручить им тяжелую работу.

После освоения континентов фауна и флора оскудели, а полезных ископаемых становилось все меньше, и пробам пришлось создавать эффективные технологии получения пищи. Морские фермы поставляли мясо, остальное дополняла гидропоника. Наука быстро развивалась, началось освоение космоса. Но это требовало огромной энергии, а их мир был опустошен варварским природопользованием прошедших веков. Они искали возможности колонизировать другие миры, так же, как когда-то они колонизировали берега родной планеты, однако не имели ни времени, ни техники для долгой космической экспедиции с малыми шансами на успех.

Технологии развивались, а цивилизация голодала. Они изобрели макроскоп и забросили свое открытие. Суша превратилась в сеть водных каналов, а океан в тщательно спланированную плантацию. Тех, кто не мог расплатиться с долгами, забивали, те, кому не удалось достичь успеха в жизни, могли пожить несколько лет в мире богатых, заложив собственное мясо. Это был модный и приятный способ самоубийства, и теперь около сорока процентов населения удовлетворяли свой суицидальный инстинкт подобным образом. Но уровень рождаемости, поддерживаемый приличной медициной и скукой жизни, все рос. Наступил коллапс невосполнимых ресурсов.

— Почему же они не контролировали рост населения? — спросил Иво. — Они же шли к верной гибели. Можно ведь было уменьшить уровень рождаемости, для этого было все необходимое.

— А почему люди не уменьшают свой уровень?

Иво задумался над этим и решил не отвечать.

— На следующую ночь мне приснился сон, — сказал Брад, не снимая шлема, хотя он ему уже не был нужен. В нем он напоминал пришельца из космоса, и этот образ не вязался с его словами. — Я стоял на вершине горы и любовался творениями человека на Земле и в космосе, когда вдруг увидел проба. Он был мужского пола, огромный, очень старый, — в общем, безобразный. Он стоял на куче отбросов и глядел на меня. Затем он прыгнул в кучу грязи, обдав меня брызгами, и я отшатнулся. Он поднял свой хобот и захохотал — это был непередаваемый звук, казалось, множество разноголосых труб ревут повсюду. Сначала я подумал, что его забавляет мой вид — прямоходящий на двух ногах, то, что мы считаем признаком высших существ. Затем мне показалось, что он смеется над всем человечеством, над нашим миром. Слушая раскаты смеха, я понял, что он мне хочет сказать: «Мы прошли этот путь, и вот нас уже нет. Теперь ваша очередь — но вы слишком глупы, чтобы извлечь урок из нашей истории, которую мы вам так ясно изложили». Я хотел ответить, возразить ему, но тут мне стало ясно, что уже слишком поздно.

— Слишком поздно?

— Посмотри на данные статистики, Иво. Во времена Христа на Земле было четверть миллиарда людей. Сейчас столько в Соединенных Штатах, а они мало населены по сравнению со многими странами. Население Земли растет с рекордной скоростью, а вместе с тем ширятся сопутствующие болезни: преступность, голод, недовольство масс. Если наши прогнозы верны, а они скорее консервативны, — то через одно поколение наступит конец света. Мы с тобой его еще увидим, к сожалению, в преклонном возрасте.

— Конец света? И мы его увидим, несмотря на могущество разума и прогресс в 21 веке?

— Это неизбежно. Ты видел это на примере пробов. Стоит только взглянуть на наш мир через макроскоп, — целые страны превращены в гетто. Поверь мне, Иво, то, что происходит сейчас, просто ужасно. Ты читал «Умеренное предложение» Свифта?

— Послушай, Брад, я не профессор. Я не знаю, к чему ты клонишь.

— Иво, я не демонстрирую свою эрудицию. Но выдумать что-то ужасней нелегко. Джонатан Свифт в шутливой форме предложил план, по которому лишние дети в Ирландии должны были пойти в пищу. Горькая ирония в том, что он описал все довольно точно. Вот цитата: «годовалый, ухоженный ребенок представляет собой очень вкусную, полезную и здоровую пищу — в тушеном, жареном или вареном виде…» Сейчас эти слова относятся к нам. Свифт перевернулся бы в гробу, если бы узнал это. Он утверждал, что подобная мера уменьшит население, — а Ирландия к тому времени уже была перенаселена, — и даст возможность бедным родителям хоть что-то продать и сократить расходы на содержание семейства.

Иво ощутил до боли знакомые покалывания в желудке и суставах.

— Конкретно, что ты видел.

— Подобное уже творится в гетто перенаселенных стран. За каждую голову платится премия, в зависимости от размера и состояния здоровья индивидуума. Некоторые органы продаются больницам на черном рынке — сердце, почки, легкие и так далее, прежде всего тем, кто не слишком интересуется источником. Кровь выкачивается полностью и продается на аукционной основе потребителям. Мясо перемалывается на фарш для гамбургеров, чтобы скрыть его происхождение, вместе с…

— Ты говоришь о младенцах?

— Да, о человеческих детях. Взрослые тела опасней добывать, к тому же много неполноценных. Правда, существует небольшой рынок сбыта тел всех возрастов. Большинство детей похищают, но некоторых продают сами отчаявшиеся родители. Это дешевле, чем аборт. Нынешний курс колеблется от ста до тысячи долларов за голову, в зависимости от района. Это действительно лучший выход для многих семей, которым не под силу прокормить еще один рот; такой жизни не позавидуешь. Ну и, конечно, они ничего не получат, если их ребенка украдут.

— Я не могу поверить, Брад. Только не каннибализм.

— Я видел это, Иво. В макроскоп. Я ничего не мог сделать, так как любое правительство будет все отрицать, а обвинения такого рода могут вообще перечеркнуть всю программу макроскопа. Люди хотят иметь право на самообман, особенно если правда кошмарна. Но я тебе уже говорил, что в следующем поколении каннибализм будет законным институтом, как в цивилизации пробов. Предложение уже не умеренное.

— Я не понимаю, — почему то, что случилось с пробами, должно случиться с нами? Опасность существует, согласен, но неужели все так безысходно? Только потому, что пробам не повезло?

Руки Брада задвигались над панелью управления. Иво заметил, что аппаратура для получения макронного изображения довольно проста, остальная часть, по-видимому, использовалась для других исследований. Картина изменилась.

— Ты слишком субъективен, — сказал Брад, — посмотри на это.

На экране было ангельское гуманоидное лицо женской особи, очень милое. Большие глаза золотистого цвета, маленький нежный рот. Прическа, состоящая из зеленоватых то ли волос, то ли перьев, мягко гармонировала со спокойными чертами лица. Шелковое платье облегало стройное тело, но по контурам Иво заключил, что это было тело не млекопитающего. Казалось, что земная женщина, освободившись от не очень эстетичных биологических функций, превратилась в какое-то эфемерное существо.

Это была картина. Брад уменьшил увеличение, и в кадре появилась рама, затем колонны и арки изящной конструкции. Музей, светлый и широкий, возведенный гениальным архитектором.

— Разумны, цивилизованны, прекрасны, — пробормотал Иво. — А где живые представители?

— На планете Мбслети никто не живет. Это королевская усыпальница, насколько мы можем судить; одна из немногих, расположенных достаточно глубоко, чтобы уцелеть.

— Уцелеть?

Внезапно появилось волнующееся море грязи и голый берег. Иво почти почувствовал зловоние дымной атмосферы.

— Тотальное загрязнение. Мы сделали анализ воды, почвы, воздуха — все искусственное. Они попали в зависимость от машин и уже не могли контролировать рост химических и ядерных отходов. Угадай, где они брали мясо незадолго до своего финала? Это только ускорило их вымирание.

Опять появилось изображение придворной дамы, но у Иво перед глазами все еще стоял погибший мир.

— Все это потому, что они перерасходовали ресурсы? — спросил Иво, не ожидая ответа. — Не смогли остановиться, прежде чем их остановила природа? — он покачал головой. — Как давно?

— Сорок тысяч лет назад.

— Хорошо, — сказал Иво, не сдаваясь. — Это два примера. А есть ли еще?

— Вот еще один. — Брад провел регулировки, и перед ними предстал разрушенный город. Через некоторое время между грудами обломков появился четвероногий уродец. Спутанные волосы закрывали лицо, он шел, опираясь на фаланги согнутых пальцев. «Как горилла», — подумал Иво. Существо выглядело больным и голодным.

— Насколько можно судить, коллапс цивилизации наступил пятьсот лет назад. Население уменьшилось от десяти миллиардов до менее чем миллиона, и все уменьшается. А есть им все равно нечего, медицина, естественно, отсутствует. Растительность исчезла.

Иво не стал спрашивать, был ли этот сгорбленный уродец потомком цивилизованной расы. Очевидно, он когда-то был прямоходящим.

Конечно, три примера еще ничего не решают. Возможны отклонения. Но к нему непроизвольно закралась мысль, что Человек может стать четвертым отклонением. Перенаселенность, загрязнение среды, войны — он не допускал мысли, что это может погубить цивилизацию, но это было так. Все же примеры были не типичны, так как не были показаны цивилизации, например, на уровне неолита. В то же время высока вероятность, что их много.

— Именно у пробов я позаимствовал технологию теплового экранирования, — Брад переменил тему. Он опять вернул изображение планеты Санга. — Мы еще изучаем их книги и технику и многое узнали. И если нам повезет, в один прекрасный день мы откроем по-настоящему развитую цивилизацию, которая преодолела проблемы перенаселения, и узнаем, как излечить нашу планету. С помощью макроскопа наука за считанные дни продвинется дальше, чем за столетия в былые времена.

— Я сдаюсь. Это очень важно, но…

— Ты спрашиваешь, зачем я трачу на тебя время, вместо того, чтобы решать проблемы человечества. У нас тут кое-что произошло.

— Я уже понял, — ответил Иво с легкой иронией. — Что именно?

— Мы приняли сигнал, который, похоже, является коммерческой трансляцией.

Иво разочарованно спросил:

— Так вы не можете отфильтровать помехи от земных радиопередач? А я думал, что вы работаете на другой частоте, или как это там называется.

— Это не земная передача. Искусственные сигналы в основном макронном диапазоне.

Наконец до Иво дошло:

— Вы установили контакт?!

— Односторонний контакт. Мы не можем передавать, только принимаем. Мы не знаем, как излучать макроны, но принимать-то мы умеем.

— Значит, какая-то цивилизация организовала бесплатный развлекательный канал. — Это звучало нелепо, но лучше Иво ничего придумать не мог.

— Это не развлекательный канал. Программа обучения в закодированном виде.

— И вы не можете ее расшифровать. Вот зачем вам нужен Шен.

— Мы ее понимаем. Она доступна для восприятия, хотя в необычной форме.

— Ты, конечно, не имеешь в виду все эти точки-тире, 2*2, изображения Солнечной системы? Мне не нужны подробности, но это с соседней планеты? Ультиматум? Нам предлагают сдаться?

— Сигнал исходит из точки на расстоянии четырнадцать тысяч световых лет, где-то в созвездии Скорпиона. Это не вторжение и не ультиматум.

— Но у нас не было цивилизации четырнадцать тысяч лет назад. Как же они могли нам что-то передать?

— Это сферическое излучение. Другая неожиданность. Мы привыкли считать, что в целях экономии энергии любая передача на большие расстояния должна быть направленной. По-видимому, это цивилизация ІІ-го уровня.

— Не понимаю…

— Первый уровень — это масштабы потребления энергии человечеством или цивилизацией пробов. Второй уровень означает использование всей энергии, излучаемой звездой. III уровень — галактикой. До недавнего времени эта классификация была чисто теоретической. Вероятно, эта передача предназначена всем цивилизациям, обладающим макроскопом.

— Это же сознательный контакт между мирами! Потрясающий прорыв. Не так ли?

— Да, конечно, — мрачно согласился Брад. На экране бестолково суетились пробы. — Именно сейчас нам как никогда нужен совет от высшего разума. Теперь ты понимаешь, почему остальные применения макроскопа не так важны. Зачем обшаривать космос, если мы уже получили послание от цивилизации, на много столетий опередившей нас.

Иво уставился в экран.

— У пробов были макроскопы, и их программе было тогда не меньше пяти тысяч лет. Почему они не использовали его? Может, они по другую сторону, и сигнал их еще не достиг?

— Они его приняли. Мы полагаем, что его приняли и гуманоиды. Здесь-то и кроется часть проблемы.

— Ты говорил мне, что они забросили макроскоп. Это меня и удивляет — все равно, что научиться читать, а затем сжечь книги. Они же могли извлечь пользу из программы, как мы собираемся сделать. А может наоборот — нам конец, если мы начнем слушать советы высшей цивилизации?

— Нет, здесь, на станции, мы пришли к выводу, что ради бесплатного образования стоит рискнуть. Человечество всегда так действовало. Но, прежде всего, мы должны продолжать развивать науку самостоятельно.

— Что же останавливает?

— Греческий «элемент».

— То есть?

— Бойся данайцев, дары приносящих.

— Ты сказал, что лишние знания нам не повредят, а плату за обучение через четырнадцать тысяч лет никто требовать не станет.

— Боюсь, придется заплатить высокую цену. Они могут уничтожить нас.

— Брад, я наверное дурак, но…

— Точнее, наши лучшие умы. Уже есть жертвы. Это настоящий кризис.

Иво наконец отвернулся от экрана.

— То же случилось с пробами?

— Да, они так и не решили проблему.

— Значит, луч смерти, убивающий через сорок тысяч лет. Это уже что-то из комиксов.

— Может быть. Система защиты не пропускает опасные для жизни виды излучения — за всем следит компьютер, но она не может защитить наш мозг от опасной информации.

— Ну, не думаю. Было время, когда считали, что контроль над сознанием…

— Ты не прав, Иво. Препараты, позволяющие контролировать сознание, на самом деле существуют, и уже много лет. Но в этом случае макроскоп превратил гениев в полных кретинов. Они получили какую-то информацию, разрушившую их мозг.

— А ты уверен, что это не психическое расстройство? Перегрузка, нервный срыв…

— Мы уверены. Ну, как тебе это объяснить, на энцефалограммах…

— Слушай, ты мне все здорово растолковал про эту вашу чудо-ракету, Джозефа, затем про макроскоп. Все должно быть на уровне налоговой декларации, иначе я не пойму.

— Хорошо, оставим энцефалограммы в покое. Просто поверь на слово, хоть мы и не делали вскрытий, мы знаем, что внеземной сигнал вызвал деградацию мозга, в том числе и физические изменения. Причем, повторяю, никакого внешнего воздействия, только информация. Одно известно точно: существуют вещи, о которых развитому мозгу лучше не думать.

— Истинный механизм не известен? Просто эта информация вызывает дебилизм?

— Можно сказать, что так. Она состоит из этапов. Нужно идти шаг за шагом, как на уроках по математике. Сначала счет на пальцах, затем арифметика, общая математика, алгебра, высшая математика, формальная логика и так далее, по порядку. Иначе ты утратишь нить. Нужно усвоить материал самого первого уровня, прежде чем допустят на следующий, — это что-то вроде теста на интеллект. Все устроено так, что ты не можешь перескочить введение, программа всегда начинает с него, когда бы ты ни приступил. Это строгий экзамен, чтобы его пройти, нужно иметь интеллектуальный коэффициент не меньше ста сорока, хотя мы не знаем, какого коэффициента можно достичь по окончании программы обучения. Наши техники посмотрели и сказали, что ничего не понимают в этой модернистской чепухе. Руководители наоборот, были зачарованы программой и прошли весь курс за один присест. Как раз после этого они и отключились.

— И помочь нельзя?

— Неизвестно. Мозг умного человека не обязательно имеет больше клеток, чем мозг дебила, так же как цирковой тяжелоатлет имеет не больше мускулов, чем любой человек весом больше девяноста семи футов. Дело в качестве клеток. Клетки мозга гения связаны между собой большим количеством синапсов. Эта космическая информация вызывает разрыв многих синапсов — это происходит на уровне, недоступном стереотаксической хирургии.

Ожидая, что Иво опять не понравится технический язык, он остановился, затем продолжил:

— Как всегда, именно дорогие часы сильнее всего ломаются, если их уронить на бетонный пол.

— А дешевые часы начнут тикать. Я посмотрю и через пять минут начну зевать, а ты…

— Не думаю, что тебе стоит на это смотреть, Иво.

— В любом случае, по-моему, это полный тупик. Если ты дурак, ты не пройдешь; если ты умный, так станешь дураком.

— Да. Но вопрос в том, что за этим стоит. Мы должны знать. Сейчас, когда мы почувствовали воздействие программы, мы не можем это так просто оставить. Если элементарная информация, отфильтрованная нашими компьютерами и представленная в визуальной форме, способна на такое, то можно только представить, какие нас еще могут ожидать сюрпризы. Мы не уверены, что вся опасность заключена в передаче. Где-то еще есть страшная западня, в нее-то наверное и попали пробы.

— Индуцированный идиотизм?

— Предположим, что кто-то выполнил программу, но в психике произошли изменения — ему кажется, что нужно уничтожить весь мир. На станции есть люди, которые могут это сделать, если захотят. Возьмем хотя бы Ковонова — он в чем-то умней меня и более опытен. С помощью макроскопа он может выведать все военные секреты, состав командования, — или, например, создаст невиданное оружие.

— Я начинаю понимать, зачем вам нужен Шен.

Брад снял шлем, взглянул на Иво и кивнул:

— Так ты сможешь…

— Извини, нет.

— Ты еще не убедился? Я тебе могу показать еще материалы. Мы должны получить доступ к информации, которую передает эта цивилизация II уровня. Мы опасаемся, что само человечество не сможет снизить уровень рождаемости или уменьшить население каким-либо другим цивилизованным путем; что оно никогда не начнет разумно использовать свои истощающиеся ресурсы. Проблема скорее социологическая, чем психологическая, и решения пока что нет. Мы должны получить материалы и технологии нового уровня, прежде чем начнем в прямом смысле пожирать друг друга. Земля себя не спасет. То, что ты видел в макроскоп, не нуждается в комментариях.

Иво все упорствовал:

— Хорошо, хорошо. Допустим на минуту, что я согласился. Но я все еще не уверен, что цель оправдывает средства.

— Не знаю, что тебе еще сказать, Иво. Шен единственный, кого я знаю, кто имеет шанс разрешить задачу. Мы даже не осмеливаемся работать в этом диапазоне, пока все не прояснится, а если хоть часть излучения распространится на периферические диапазоны…

— Я не сказал, что никогда не смогу помочь. Только сейчас у меня недостаточно информации. Во-первых, я хочу посмотреть на жертвы. Во-вторых, этот мозгодробительный сериал. А там видно будет.

— На жертвы — да. На программу — нет.

— Я знаю, что делаю, Брад. Как насчет того, чтобы позволить мне самому все решать?

Брад вздохнул и ответил, скрывая обиду за насмешкой:

— Ты всегда такой, Иво. Упрямейший из смертных, кого я знал. Если бы ты не был моей единственной ниточкой к Шену…

Это было не оскорбление. Они оба знали, чем вызвано это упрямство.