Макроскоп

Вода

«Бархатная мелодия флейты мягко лилась в лоно гармонии…» Иво был этой флейтой, или только частью ее, и сейчас он спускался в сектор гороскопа, укрытый водой. Первым он встретил скорпиона, нежившегося на берегу, казавшегося совсем не страшным, хотя и был он огромен — ведь он выражал творческие способности и честность. Затем, он прошел мимо сидящего под водой краба, который терпеливо проводил его взглядом из-под панциря. Наконец, он остановился возле аквариума, в котором плавали две рыбы, словно две ступни плясали под водой. На одной из них было написано СОСТРАДАНИЕ, а на другой — СЕРДЦЕ.

Сказал Иво рыбам на понятном им языке.

Первая рыба ответила:

Вторая рыба продолжила:

И вновь первая:

Вновь вторая:

пропел голос флейты.

На песчаном дне аквариума ракушками было выложено:

Физический контакт между звездными цивилизациями породил хаос. У всех были интересы и амбиции, и лишь немногие были в высшем смысле этичны, чтобы не поддаться многообещающему соблазну. Предрассудки, изжитые, казалось, за время чисто интеллектуальных контактов, проявились теперь с невиданной силой. Оказалось, что некоторые теплокровные виды питают врожденную неприязнь к холоднокровным, покрытым слизью разумным существам, несмотря на равенство интеллекта. Образовалось множество подобных непримиримых сочетаний.

Некоторые виды превратились в пиратов, признав, что получать продовольствие, товары, рабов бесплатно экономически выгодно. Другие затеяли программы колонизаций — естественным следствием чего явились трения между державами из-за колоний. Не все контакты сопровождались насилием — были примеры взаимовыгодного сотрудничества. Но все равно, старый добрый порядок был разрушен, влияние и власть перешли от наиболее интеллектуально одаренных видов к физически крепким и биологически более функциональным.

Установился новый порядок — теперь всем заправляли наиболее безжалостные и коварные цивилизации. Жадность и подозрительность разрывала на части империи этих новых лидеров, происходили новые переделы мира, галактическая цивилизация катилась в пропасть полной анархии.

Через полмиллиона лет цивилизация исчезла вовсе, поглощенная волной насилия, не работала ни одна передающая макронная станция, в макронном эфире остался только сигнал Странника. Цивилизации вымирали, пожираемые собственной дикостью.

То была Великая Смута.

Где-то через миллион лет после появления Странник исчез. Смута закончилась — но галактическая цивилизация была отброшена далеко назад. Прошло некоторое время, вновь заработали макронные станции, была отстроена информационная сеть — но шрамы Смуты долго еще давали знать о себе. Любовь, однажды отвергнутая, возвращается не скоро.

— Теперь тебе лучше? — с надеждой произнес голос.

Беатрикс открыла глаза, все еще слезящиеся от морской соли, и осмотрелась. Ярко светило солнце, она была одета в черный купальный костюм, прикрывавший столь малую часть ее тела, что это показалось ей неприличным.

— О, да, — произнесла она, все еще испытывая легкое головокружение от недавнего падения в воду. Ей почудилось было, что она тонет…

Казалось, лицо молодого человека светилось.

— Лида! Персис! Дурвин! Радуйтесь, тот, кого мы нашли, ожил!

Три юные фигуры бросились к ним через пляж.

— О, радость! — прокричал первый — мускулистый гигант, мокрая кожа его отсвечивала на солнце.

Через пару мгновений они уже стояли подле нее — два бронзовокожих молодых человека и две милые девушки. От них исходил мощный поток жизненной силы и энергии. У всех были черные — воронье крыло — волосы и классические черты лица.

Успокоившись, первый мужчина заговорил вновь:

— Это Персис, что означает — хранительница мира.

Девушка сделала что-то вроде реверанса и улыбнулась, обнажив ряды ровных и белых зубов.

— Это Лида, что означает — любимица всех.

Вторая девушка тоже слегка присела и улыбнулась столь же вежливо, как и первая.

— А это мой лучший друг — Дурвин.

Второй мужчина поднял руку в приветствии и весело подмигнул.

— А я, — скромно произнес представлявший всех, — Хьюм — тот, кто любит дом.

Его улыбка затмила всех остальных.

Беатрикс попыталась было что-то сказать, но Хьюм присел рядом с ней и приложил к ее губам свой тонкий палец.

— Не называй себя. Мы знаем уже, кто ты. Разве не ты принесла нам радость?

— Она та, что приносит радость! — воскликнул Дурвин. — Ее имя будет…

— Беатриса! — хором прокричали девушки.

— Нет, — торжественно произнес Хьюм. — Это означает обычную радость, а она у нас необычна.

Дурвин внимательно посмотрел на нее:

— Ты прав. Взгляни на ее волосы! Это же бриллиант в кристалле кварца! Но все же радость — вот ее предназначение; не Беатриса, но…

— Беатрикс! — довершил Хьюм.

— Мы будем называть ее Трикс, — сказала Персис.

Беатрикс терпеливо их слушала.

— Вы знали мое имя раньше, — наконец сказала она.

— Мы знали, что там должно быть, — ответил Хьюм таким тоном, будто все объяснил.

— Где я? — она окинула взором белый, с полосками выброшенных штормом водорослей, пляж, сине-зеленую гладь моря.

— А где бы тебе хотелось оказаться? — вежливо поинтересовался Хьюм.

— Ну, я не могу сразу ответить. Думаю, это не имеет значения. Это как сон Иво, когда он оказался в Тире — но все же это так реально — совсем не похоже на сон!

— Пойдем, — сказал Дурвин. — Уже темнеет, а деревня далеко.

— Да, — согласилась Лида. — Мы должны представить тебя нашим товарищам.

Затем Беатрикс шла по длинному пляжу, любуясь бликами отраженного от волнующегося океана заката. Мужчины шагали рядом, с обеих сторон, девушки вприпрыжку следовали за ними. За пляжем начинались заросли пальм, отбрасывавших длинные колышущиеся тени на песок. Воздух был теплый и влажный, насыщенный пряными ароматами моря. Под ногами приятно шелестел горячий песок, то и дело попадались цветные камушки и колючие ракушки.

В сознании всплыло слово «мюрекс»[41] — но она не могла определить ни значение, ни происхождение слова — одно лишь знала точно — таких ракушек она раньше не видела.

Через пол мили на излучине пляжа показалась деревня — стайка конических палаток на берегу. В центре деревни пылал большой костер, искры взлетали высоко в вечернее небо, иногда вырывались легкие красные крупицы пепла, которые затем медленно летели к океану. Запахло горящей целлюлозой, обугленными водорослями и жареной рыбой. Беатрикс почувствовала голод.

Хьюм взял ее под руку и подвел к толпе аборигенов.

— Это Трикс, — объявил он. — Пришла из воды, великая радость нам, что она чувствует себя хорошо.

— Еще один спасенный! — закричал кто-то.

Они столпились вокруг нее — стройные, черноволосые, излучающие здоровье и дружелюбие. Их было около тридцати, и столь симпатичной компании она не встречала еще никогда в жизни.

— Посмотрите, как она прекрасна, — воскликнула одна из девушек.

Беатрикс смущенно рассмеялась:

— Я вовсе не красивая. Мне уже почти сорок.

Она вспомнила о Гарольде. Было как-то непривычно, несколько не по себе без него, хотя ее окружали, вне всякого сомнения, очень милые люди. А может, Гарольд, Иво и Афра все еще висят в той камере и наблюдают за ней, как когда-то все они смотрели на Иво? Но ведь внутри ее не было личности Шена, чтобы подстроить такое путешествие… все было так сложно.

Люди вокруг заулыбались.

— Нам нужно построить тебе дом, — сказал один из них, и все засуетились. Одна из палаток служила, по-видимому, складом, из нее мужчины вынесли свертки какой-то материи, шесты, мотки шнура. Они воткнули шесты глубоко в песок и связали концы наверху. Другие в это время развернули материю и обернули ею каркас. Беатрикс заметила, что по краю материи были прикреплены застежки, так что можно было легко соединить вместе два куска ткани или крепить их к каркасу. Вскоре жилище Беатрикс было готово — веселый многоцветный вигвам. Все отошли и выжидающе посмотрели на нее.

— Очень мило, — сказала она, — но…

Все чего-то ждали, но она не знала, что говорить дальше. Это было действительно очень мило, и общество этих людей казалось ей приятным, но как спросить у них, что же она делает здесь, в чем смысл ее пребывания в этом мире?

Она куда-то вошла — что-то вроде диаграммы? — откуда-то спускались маленькие шарики, вращались какие-то колеса, она видела странных животных, будто сошедших с иллюстраций в астрологических книгах Гарольда, а затем упала в пруд с говорящими рыбками — либо она сама стала каким-то образом говорящей рыбой? — а на дне пруда было что-то написано. Она смутно припоминала, что надпись на дне относилась к истории, и к тому, зачем она, Гарольд, Иво и Афра прибыли в это место. В то место. Сейчас же она была одна, вне истории, и никто не давал объяснений, и она не знала, как сформулировать свой вопрос.

Эх, был бы здесь Гарольд, он бы обо всем позаботился! Он был так практичен в подобных вещах.

— Большое вам спасибо, — ничего лучше она не могла придумать.

— Споем песню в честь Беатрикс! — прокричал Хьюм. И полилась песня — воплощение бьющей через край молодой радости этих людей. Голоса девушек напоминали флейты — они были изумительно чисты и высоки.

Затем все уселись вокруг костра — теперь он был уже сияющим кольцом багровых углей. По кругу начали передавать ломтики аппетитной, сочной рыбы, завернутой в плотные зеленые листья. Все пили какой-то напиток, похожий на кокосовое молоко, но более густой и сытный. Беатрикс было забеспокоилась, что это может быть алкоголь, но быстро обнаружила, что это не так.

Фонарей или светильников здесь, похоже, не было — когда костер погас, все сидели в темноте. Мужчины рассказывали истории о том, какую рыбу им удалось сегодня загарпунить, или почти удалось; о том, что за места они сегодня разведали — если верить их рассказам, то это были удивительные места, и тут водилась просто сказочная рыба. Девушки хвалились тем, какие прекрасные цветы они видели в лесу, либо какие замечательные камушки нашли на берегу. Никто не спрашивал Беатрикс, откуда она, что, впрочем радовала ее, так как сама она ничего не могла понять.

Все было чудесно, и даже вечерний бриз с моря не был холодным, но Беатрикс испытывала некоторое беспокойство. Она плотно поужинала и естественные позывы организма были все более настойчивыми. Но в какой же палатке…

Слева сидел Хьюм, справа Дурвин. У них спрашивать было неловко.

Наконец, все стали расходиться, и веселые голоса затихали где-то в ночи. Пришло время сна.

Она неуверенно встала. Беатрикс не знала еще твердо, где ее палатка, и что ей следует делать, когда она до нее доберется. А что касается…

Кто-то мягко взял ее под руку.

— Может, прогуляемся, — раздался нежный голос Персис.

Она с благодарностью согласилась. Они вышли из деревни и углубились в полосу прибрежной растительности — было совсем темно, и об этом можно было судить лишь по удаляющемуся шуму волн и силуэтам ветвей, иногда закрывавших звезды. Нога то и дело наступала на гальку или прутик, но было совсем не больно.

— Здесь.

— Здесь?

Они все еще находились в лесу, Беатрикс была в этом уверена. Во тьме слышался писк и возня насекомых. Где же здание?

Персис присела. Для Беатрикс это было настоящим шоком. Здесь же нет элементарных удобств — с отчаянием подумала она. Ничего, кроме кустов. А они даже не замечают этого.

Гарольд бы соорудил, по крайней мере, дощатую уборную…

На полу ее жилища лежал мягкий пушистый матрац. Вход плотно закрывался, и ночной ветер не задувал в палатку. Персис указала ей, куда можно повесить купальный костюм и удалилась. Преимуществом вигвама было то, что в темноте все находилось под рукой. В общем, было достаточно удобно.

Удобно-то удобно, да душа вот не находит себе места. Как спать без ночной рубашки… опять же, отсутствие удобств. Она понимала, что это все мелочи, но все эти маленькие кирпичики, из которых складывалась примитивная бытовая идиллия, как оказалось, значили для нее много.

Затем она принялась размышлять о том, как же расположились на ночлег ее новые друзья. В деревне, по-видимому, не более двадцати палаток. На каждого по палатке не получается. Значит, некоторые из этих молодых людей были супругами? Но каких-либо свидетельств этому она не заметила: на пальцах не было колец, отсутствовали любые Признаки брачных уз.

Наверное, Дурвин и Хьюм спали в одной палатке, а Лида и Персис — в другой. Ведь молодые люди, как правило, не любят одиночества.

Гарольд бы сказал небось: «Другие народы, другие обычаи.» Если бы он только был здесь!

Утром мужчины собрали сучья для костра, но не зажигали его. Девушки принесли из лесу фрукты, и подтащили еще кокосов. Оказалось, что вчера вечером они пили таки кокосовое молоко. Мужчины пробивали острыми тяжелыми камнями дыры в скорлупе и ловко переливали молоко в бутыли из тыкв. Девушки добавляли в напиток сок из раздавленных ягод.

Завтрак был похож на ужин — общее собрание вокруг все еще не зажженного костра — по кругу передавались нежные дольки фруктов и чаши с напитком. На сей раз, вместо рассказов о дневных приключениях, обсуждались планы на день: в каком месте рыбалка будет самой удачной, не пора ли перенести лагерь на новое место, не пойдет ли сегодня дождь.

— Я, — заявил Хьюм, — разведаю места к югу. Может, удастся подыскать там хорошее место для лагеря.

— А кто пойдет с тобой? — подмигнула ему Персис. — Неужели ты думаешь, что столь важное задание можно доверить мужчине?

— Трикс пойдет со мной, — весело ответил он. — Разве не я первый ее нашел?

— А ты уверен, что нашел именно ее, а не прекрасные белые волосы? — Персис делала вид, что задумчиво рассматривает прядь своих черных, как смоль, волос.

— Но я ничего не понимаю в местах для лагеря! — возразила Беатрикс.

Эта фраза казалась ей глупой, но она была польщена упоминанием волос. Когда-то они были по-настоящему красивы, но все же кое-что еще осталось. И даже только то, что осталось будет, безусловно, активно обсуждаться в компании черноволосых людей, хотя, на самом деле, ничего особенного в ее волосах нет.

— Ты думаешь, он что-то понимает? — сказала Персис.

Беатрикс не сразу сообразила, что Персис имела ввиду выбор места для лагеря. Что ж, похоже, все решено.

Беатрикс и Хьюм не спеша побрели вдоль берега. Беатрикс было забеспокоилась о том, чтобы не сгореть на солнце, но небо вскоре начало затягиваться тучами, и волноваться нужно было уже о дожде.

— Здесь всегда так? — спросила она, пытаясь в очередной раз сформулировать волновавший ее вопрос.

Раньше она не могла понять, почему Иво просто не проснулся тогда, когда ему приснилась Древняя Финикия. Только теперь она могла оценить ситуацию, в которой он очутился. Этот мир включал в себя и сон!

Когда просыпаешься — ты просыпаешься, и все тут, а не возвращаешься назад.

Здесь не было за что ухватиться, не было способа… ей не удавалось выразить то, что она чувствовала.

— Все время лето, — сказал он.

В руках Хьюм держал рыбацкую острогу, которую он использовал как посох.

Так вот, что это такое! Летние каникулы!

— Где же ваши семьи?

— О, они далеко от моря. Слишком опасно им быть на берегу.

— Опасно?

Это уже мало походило на каникулы.

— Черные, — сказал он, словно отрезал.

— Что за черные?

Он несколько замешкался с ответом. Тема явно была не из приятных.

— Они выходят из моря. Я думал, ты обо всем знаешь. Мы не должны позволять им осквернять нашу землю. Но каждый год кто-то да выползает. Если они нас одолеют и начнут размножаться…

Он взглянул вперед.

— Вон, смотри. Хочу тебе это показать.

Она проследила за его взглядом и заметила в море выступающий камень — ровный утес, вздымающийся над водой, футов двадцать высотой. Форма утеса была необычна, так как его отвесная грань была обращена к берегу, а не к океану. Гарольд непременно сказал бы что-нибудь о воздействии приливных волн, но Беатрикс в этом ничего не понимала. Но скала все равно была очень красивой. Солнце пряталось за тучами, но тут, словно по команде режиссера, тучи раздвинулись и из-за них выглянул яркий луч. Он упал на скалу, и она ослепительно засверкала.

— Что это? — спросила она, заинтригованная.

— Солнечный камень, — ответил он и побежал.

Ничего не понимая, Трикс последовала за ним.

Тучи вновь закрыли солнце, и когда они подошли поближе, Беатрикс поняла почему скала так ослепительно вспыхнула. У нее была зеркальная поверхность! Сторона, обращенная к берегу, была гладким сколом, и то ли природа, то ли человек, отполировали ее до зеркального блеска. Скала отражала берег, деревья и казалась окном в другой мир.

Может, ей шагнуть туда? Перенесет ли ее это назад?..

Беатрикс увидела свое отражение и замерла. Она сбросила лет двадцать. Волна красивых белокурых волос — точно такими они были давно, еще до замужества. Тонкое лицо с острым подбородком — как у местных девушек, и убийственно стройное тело.

— А ты говорила, что некрасивая! — сказал Хьюм, угадав ее мысли. — Говорила, что тебе под сорок.

— Но так ведь оно и есть, — смущенно пробормотала она. — Я не могу ничего понять.

— А не надо и пытаться. Как известно, знание порождает скорбь.

Он двинулся в сторону берега, зеркальная скала была ему больше неинтересна.

Она задержалась, рассматривая другие грани камня — они были такие же гладкие — все это вместе выглядело, как чудо. Беатрикс еще раз осмотрела себя в скале-зеркале. Недавно еще казавшийся слишком вызывающим купальный костюм теперь уже представлялся чрезмерно пуританским. Она вновь была молода и… красива. Наверное, она почувствовала это раньше, но не поверила.

— Трикс!

Она вздрогнула, удивленная его нетерпеливостью и устыдилась — со стороны она, верно, походила на школьницу, которая вертится у зеркала. Беатрикс побежала к нему, сомнений больше не оставалось — она вновь обрела молодое и здоровое тело семнадцатилетней девушки.

Но Хьюм вовсе не торопил ее. Он что-то нашел.

От воды к деревьям тянулась цепочка следов. Но это не были человеческие следы — вмятины широкие и неглубокие, даже в тех местах, где на мокром песке отпечатки были четкими.

— Прошел не более часа назад, — коротко бросил Хьюм.

У Беатрикс по спине пробежали мурашки, мускулы на шее напряглись.

— Черный?

Он кивнул.

— Теперь его не поймать. В кустах его не выследить, разве только если всем вместе не обложить его.

— Что же нам делать?

От напряжения у ее начала кружиться голова, так же, как, по рассказам Иво, это случалось с ним.

— Я посторожу здесь. А ты беги в деревню и предупреди остальных. И будь осторожна — они обычно ходят парами и выбираются на берег в разных местах. Но если словим одного… Поторапливайся!

Страх придал ей резвости. Она побежала по песку, прижимаясь к кромке воды, в мокром песке ноги не так вязли, хотя океан теперь пугал ее. Чудовища из морской пучины!

Она пронеслась мимо зеркальной скалы и вскоре начала задыхаться. Как далеко ушли они от лагеря? Как минимум на милю — это сейчас кажется так далеко! А что, если черные вернутся до того, как она подоспеет с подмогой? Ведь у Хьюма только его острога. Эти жуткие отпечатки…

Бег пришлось замедлить. Она была молода, но все равно не выдерживала столь бешеный темп. Бока пронзала острая боль.

Пришлось перейти на шаг. Она чувствовала себя виноватой, ведь от нее ждут помощи, но на большее она не способна.

Беатрикс оглянулась назад, боясь преследования. Зеркальная скала уже скрылась за поворотом. Она еще больше занервничала.

Боковое зрение выхватило на поверхности воды какой-то предмет, и она, вздрогнув, повернулась к океану, хотя и уверяла себя, что это просто кусок дерева качается на волнах. Она побежала опять, но боли в боку быстро умерили ее пыл.

Вновь глаз мимо воли зафиксировал в воде какое-то движение. Она внимательно присмотрелась, пытаясь убедительно доказать себе, что там ничего нет. Случайное возмущение, вызванное встречей двух течений — наверняка так успокоил бы ее Гарольд.

Из белой пены показалась черная голова со страшными большущими глазами, увенчанная двумя колеблющимися антеннами.

Беатрикс завизжала.

А вот этого делать не следовало. Голова мгновенно повернулась к ней. Она увидела отвратительное тупое рыло, под ним зияло круглое отверстие — беззубый рот. Ушей не было, но чудовище как-то слышало и сейчас плыло, а может скользило к Беатрикс на устрашающей скорости.

Она рванулась к лесу, но рыхлый песок предательски уходил из-под ног. Потеряв равновесие, она упала, песок брызнул в глаза, ослепив ее. Откашлявшись, она попыталась протереть глаза, но на руках тоже был песок.

Наконец, кое-как сориентировавшись, она обнаружила, что стоит на коленях недалеко от воды. Сквозь пелену слез проступали контуры приближающегося чудовища.

Оно вышло уже из воды и было совсем рядом — огромная статуя из черного дерева. Чешуя, укрывающая его тело, отливала металлом. Все конечности — все четыре — имели перепонки. Это черный!

Мрачная фигура нависла над Беатрикс — безобразное квадратное рыло маячило совсем близко. С дрожащих антенн капала вода.

Издалека послышался крик. Голова черного повернулась в направлении, откуда пришел звук, он поднял свои перепончатые лапы. В деревне услышали ее крики! Они спешат на помощь!

Тварь заковыляла к океану, спасаясь от людей. Но группа мужчин бежала уже в полосе прибоя, отрезая путь к отступлению. Черный был так неуклюж: он не мог быстро передвигаться по суше, широкие перепончатые лапы вязли в песке и, видимо, бежать ему было еще тяжелее, чем Беатрикс. Черный оказался в ловушке.

— О, радость! С тобой все в порядке! — закричала Персис, подбежала и бросилась рядом на колени.

— Хьюм! — внезапно вспомнила Беатрикс. — Он там, сторожит другого, рядом со скалой-зеркалом.

— Солнечный камень!

Группа из нескольких мужчин помчалась по берегу дальше, потрясая копьями. Они сразу все поняли.

В это время шестеро оставшихся окружили черного. Он нелепо вертелся на месте, пытаясь найти путь к воде, но, увы, путь к океану был отрезан. В конце концов, отчаявшись, он бросился напролом, угрожающе подняв свои толстые передние лапы. Копье Дурвина вонзилось в тело твари. Черный зашатался, обхватил копье, но рана еще не была смертельной. Остальные начали швырять в него остроги.

— Убейте его! Убейте! — визжала Персис, глаза ее были расширены, пальцы скрючились и походили на когти.

— Убейте его! — эхом вторила Беатрикс, потрясенная тем, как близко она находилась от смерти.

Остроги неистово вонзались в тушу чудовища. Наконец его тело дернулось в последний раз и рухнуло, из-под чешуи потекли ручейки ярко-красной крови. Черный издал что-то вроде стона и уткнулся мордой в песок, прибой лизал кончик его передней лапы — до спасения было так близко…

— Подох, — произнес Дурвин с мрачным удовлетворением. — Остался еще один. Остроги держать наготове и не зевать — на берег могут выйти и другие.

Мужчины двинулись дальше, а труп поверженного врага остался кровоточить на мокром песке. Женщины растянулись по берегу, пристально высматривая неприятеля на поверхности океана.

Теперь эти мрачные люди были совсем непохожи на веселую и радушную молодежь, которая встретила Беатрикс прошлым вечером.

— Какое счастье, что мы вовремя услышали тебя! — сказала Персис, помогая Беатрикс подняться на ноги. — Еще немного, и он бы тебя коснулся.

— Когда я упала, подумала — смерть пришла, — сказала Беатрикс, все еще дрожа от волнения. — Я не могла встать, я была так испугана.

— Смерть? — тонкая черная бровь вопросительно выгнулась.

— Я хотела сказать, я не могла убежать от него.

Персис кивнула.

— Я знаю, это ужасно. Однажды один коснулся моей руки, и я думала, что уже никогда не отмою это место. На несколько недель меня изгнали из общества. Мерзость какая.

Что-то здесь было не так.

— Он тебе сделал больно?

— Конечно нет. Они не осмеливаются нападать на людей.

У Беатрикс к горлу подступила тошнота.

— Что же они тогда делают плохого? Я хочу сказать, если бы вы не успели вовремя…

— Ты разве не знаешь? Наверное, он бы прикоснулся к тебе, попытался заговорить. Просто жуть.

— Они разговаривают?

— Разговаривают. Но давай оставим эту неприятную тему. Ты, должно быть, сильно устала, тебе ведь так много довелось пережить.

Беатрикс взглянула на тело.

— А что с этим?

— Мужчины сожгут тело и закопают костюм. Нам не стоит смотреть на это. Они надевают специальные перчатки, которые затем тоже сжигают. Это самое неприятное во всем деле — избавляться от трупов.

Что-то не давало покоя Беатрикс.

— Костюм?

— Подводный костюм. Они используют их для плавания под водой. Разве ты сама не видишь?

Беатрикс подошла к телу, ее пугало то, что она должна была увидеть.

— Это человек?

— Это черный, — поправила ее Персис.

Затем с испугом в голосе:

— Что ты делаешь?

Беатрикс не обращала на нее внимания. Она опустилась подле трупа на колени — теперь было видно, что чешуя — это металлические детали костюма. На маске были укреплены массивные окуляры — почти как на шлеме макроскопа.

То, что она приняла за рыло, на самом деле являлось частью дыхательного аппарата, пристегнутого к нижней части ребристого шлема. Беатрикс потянула шлем, что-то щелкнуло, маска отошла от лица. Она стянула шлем с головы мертвого.

Показалась голова молодого человека — он был по-своему красив и не меньше, чем Хьюм. Кожа его была темной: негр.

Черный.

Беатрикс, спотыкаясь, брела в темноте. Ветви кустов хлестали ее, острые камни и сучки впивались в ступни ног, но она не замедляла шаг. Мужские и женские голоса, зовущие ее остались позади — сегодня ночью они ее не найдут, а что будет завтра — сейчас она не думала об этом.

И в этом чудесном мире есть место такому кошмару! Вначале все было так чудесно — приятный климат, сказочный берег моря, радушные люди. И, конечно, приятно получить в дар молодое и здоровое тело.

Но столь зверски убивать себе подобных только за то, что они выходят из моря — это невозможно ни понять, ни принять. Гарольд бы с этим не смирился. Он миролюбивый человек, но способен на суровые меры, если дело касается принципов.

— Гороскоп не различает цвет кожи, — говаривал он, бывало.

Она ушла от них. Не открыто — тайком, так как не была мужественной женщиной и не знала твердо, что же лучше всего предпринять. Они заставили ее тщательно и неоднократно вымыть руки, хотя она не стыдилась в душе того, что прикоснулась к черному, — совесть не давала ей покоя за то, что она не протянула ему руку, когда это было так необходимо, когда ее невежество погубило этого человека. Она дождалась ночи и углубилась в лес, будто для того, чтобы… воспользоваться «удобствами». Войдя в лес, она отчаянно бросилась в темноту, не обращая внимания на царапающие тело ветки и врезающиеся в ноги камни. Нет, в ней не было никакой смелости, еще ребенком она боялась темноты, и сейчас ее воображение наполняло лес пауками, гадюками и волками. Но было одно дело, которое она непременно должна была сделать, то, что на ее месте обязательно сделал бы Гарольд. Она вышла на берег и отыскала место, где лежал труп. Затем двинулась к скале-зеркалу. Она была уверена, что даже ночью не пропустит этот ориентир — да и не так темно было — сияли незнакомые созвездия, мягко светился океан.

Было довольно прохладно, но она не ощущала холода.

Показалось темное пятно — зеркальная скала, значит, направление верное. Пройти еще немного дальше…

Она осторожно позвала:

— Черный, черный, я безоружна, черный, если ты здесь, я хочу поговорить с тобой… черный, где ты?..

Ведь где-то должен быть еще один черный. Мужчины не нашли его. Они пошли по следам, но они обрывались в кустарнике. Завтра они планировали поджечь лес и выкурить его из укрытия. Хьюм пояснил, что где-то здесь, уходя от погони, он потерял маску. Хьюм нашел ее, взял руками в перчатках и швырнул в огонь, чтобы черный не смог уже ею воспользоваться. А без маски черный в море не уйдет.

И в глубь суши ему нет дороги, так как вторую линию обороны держали собаки. Здоровые злые псы будут спущены, как только они унюхают чужака, и черный это прекрасно знал. Хьюм сказал, что они хитрые бестии. По крайней мере, достаточно сообразительны, чтобы не подходить близко к собакам. Так что дальше берега черный не сунется. А завтра костер…

— Черный, — окликнула она. — У меня есть маска…

Не очень то приятно было в темноте снимать маску со шлема мертвого человека, но что делать? Беатрикс не могла позволить им убить еще одного.

Около часа она слонялась по берегу, не решаясь громко звать, так как боялась, что услышат в деревне. Никто не отзывался. Пришлось углубиться в лес, вновь досталось израненным ногам, но она упорно шла вперед, окликая черного. Она не могла думать ни о чем другом, кроме как о судьбе этого человека.

Наконец, ее упрямство было вознаграждено. Из темноты откликнулся женский голос:

— Я слышу тебя, белый.

Беатрикс нашла ее, лежащую между стволами поваленных деревьев. У женщины был крохотный электрический фонарик, который она включила, убедившись, что это не ловушка. Неожиданно яркий свет выхватил из темноты фигуру женщины — Беатрикс увидела, что она сняла шлем, так же как и всю бесполезную теперь подводную амуницию. Она лежала на боку, подпирая рукой довольно милую черную головку.

— Тебе надо уходить, — начала убеждать ее Беатрикс. — Они собираются поджечь лес. Они хотят…

— Это место ничем не хуже, чем любое другое, — философски заметила женщина.

— Ты не понимаешь. Завтра утром…

— Завтра утром меня уже не будет здесь, белая. И не говори им, что видела меня, не то они и тебя убьют. Я не могу двигаться.

— Но я принесла тебе маску — того, мертвого человека. Ты можешь вернуться назад, в воду. Вот почему я…

— Белая.

Что-то в голосе ее было такое, что заставило Беатрикс замолчать. Женщина взяла фонарик и осветила им свои ноги.

Беатрикс все поняла. Один из голеностопных суставов чудовищно распух. Она не могла даже ступить на эту ногу.

— Я помогу тебе добраться до воды, — быстро нашлась Беатрикс. — Ты ведь сможешь медленно плыть? Работая руками и одной ногой.

— Смогла бы, — в голосе ее была обреченность. Очевидно, она не хотела и пытаться. — Куда мне плыть, что мне делать на дне морском, если муж мой мертв, и тело его на суше?

Ее муж!

Что делала бы Беатрикс, если бы Гарольд умер? И какой-то незнакомец между прочим упомянул бы об этом, предложив ей воспользоваться вещами покойного? Жизнь утратила бы всякий смысл. Почему же тогда эта женщина должна чувствовать себя иначе?

— Я Долорес, — представилась женщина, — дама печали.

— Я Беатрикс. Однако я принесла тебе не радость, но горе.

Каким же глупым теперь казалось ее имя!

Сколь же запоздалым было их знакомство, ведь самые страшные слова уже сказаны!

Долорес бережно достала капсулу из герметичного кармана и проглотила ее.

— Это для ноги? — участливо спросила Беатрикс. — Чтобы не болело?

— Да, чтобы не болело.

— Как же все это произошло? — спросила Беатрикс после некоторой паузы. — Почему они ненавидят вас? Почему вы живете в океане?

Долорес поведала ей следующее.

Во время Великой Смуты белые жители этой планеты отправились грабить и завоевывать другие миры. Они не признавали никаких законов, кроме закона силы. Черные жители соседнего, менее развитого мира, были ими покорены. Многие были обращены в рабов и перевезены на эту планету.

— Но ведь вы все люди, — возразила Беатрикс. — Как они могли…

— У нас один генетический корень, — ответила Долорес, неправильно истолковав мысль Беатрикс. — По-видимому, когда-то давно еще была смута, и один мир колонизировал другой. Так что процесс эволюции во многом шел параллельно. Но этот мир плохо подходит для нас — солнце слишком тусклое.

Беатрикс возмущал сам факт порабощения одних существ другими, не независимо от генетического родства. Но тут она вспомнила, насколько это похоже на то, что творится на Земле и решила впредь не возвращаться к этому вопросу.

Долорес продолжала свой рассказ.

Когда, после исчезновения сигнала Странника, Смута закончилась, рабы навсегда остались в чуждом им мире. Но белые, не имея возможности продолжать завоевания и совершать пиратские набеги, вынуждены были вплотную заняться планетарными делами, и в их обществе постепенно начали набирать силу либеральные настроения.

По прошествии некоторого времени был формально отменен институт рабства. Но при этом пострадали интересы немногочисленной, но влиятельной прослойки общества. Напряжение нарастало. Черные осваивали технологии белых, но путь в белое общество был для них наглухо закрыт.

В конце концов был найден компромисс. Черные обрели свою территорию — на морском дне. Они построили под водой огромные города, укрытые куполами, искусственные солнца походили на светило их мира, активно и небезуспешно культивировались флора и фауна морского дна. Шла интенсивная торговля с живущими на суше белыми: дары моря и металлы, добываемые в подводных шахтах, обменивались на пшеницу и древесину.

Но разделение все же было еще не полным. Небольшое количество черных, несмотря на жесткую дискриминацию, все же решило остаться на суше, в то же время некоторые белые стали подданными подводного царства.

Этим меньшинствам приходилось несладко, они находились под постоянным подозрением, мало кто верил, что ими руководят какие-то идеалы. Периодически кто-нибудь из черных бросал все и уходил в море, и наоборот — белые возвращались на сушу. Возвращенцев встречали как спасшихся чудом, и их душещипательные мемуары о тяжкой жизни среди варваров публиковались большими тиражами.

В этом месте рассказа Беатрикс наконец поняла, за кого же приняли ее жители деревни.

Но со временем этот, казалось, идеальный компромисс, перестал удовлетворять обе стороны. Слишком уж многие, как на суше, так и в море, считали, что их сторона ущемлена и несет убытки. Политики делали себе карьеру, избирая другую культуру в качестве козла отпущения, и постепенно расовая ненависть стала основой государственной политики. Торговля была прервана, и черные обнаружили, что в их питании не хватает некоторых микроэлементов, поступающих в организм только вместе с продуктами суши, в тоже время промышленность белых страдала из-за недостатка металлов из океанических шахт. Каждому казалось, что противная сторона пытается их погубить.

Белые военные разрабатывали программы, которые, по их словам, станут эффективным, хотя и не очень гуманным решением проблемы. Действовали они скрытно, потому что большая часть белой общественности еще верила в компромисс двух культур, и обнародование милитаристских планов в то время вызвало бы большой скандал.

Черные военные тоже не теряли времени, они практически полностью контролировали правительство и были готовы развязать военные действия против белых, как только настанет подходящий момент. Они, как и их белые коллеги, верили в простые решения.

При самом благоприятном исходе одна из сторон понесла бы большие потери. А при неблагоприятном…

— Нам не нужна эта вражда, — сказала Долорес. Ее голос становился все тише и печальнее, и Беатрикс приходилось напрягать слух, чтобы услышать ее.

— Это будет конец для всех нас. Необходимо установить связь, чтобы здравомыслящие люди из двух культур могли общаться, чтобы народы узнали, что затевают правительства, чтобы объединиться против общей беды. Этот, так называемый, компромисс, ведет планету к гибели…

— Но почему бы не послать… воззвание? Сказать им? Поговорить с…

— Правительства не очень-то умеют слушать, — голос Долорес почти сливался с шумом листвы. — Особенно консервативные правительства. А насчет поговорить — это как раз то, что мы собирались предпринять. Мы не были первыми. Многие годы люди вроде нас пытались установить контакт, но никто, не вернулся, и никто из белых ни разу не появился у нас. Но мы, — я и мой муж, — не верили, что простой человек из белых откажется слушать, если к нему прийти с миром. Мы вышли на берег без оружия и двинулись в глубь суши в надежде, что договориться с отдельным человеком легче, нам казалось, что добрых намерений будет достаточно…

И они встретили дикость. И Беатрикс, поддавшись общему безумию, кричала вместе со всеми: «Убейте его!»

Так был зверски убит ее муж-миротворец, ее обложила в лесу толпа убийц — все только потому, что тот человек увидел Беатрикс и попытался с ней заговорить.

— Теперь я вижу, как сильно мы ошибались, — прошептала Долорес. — Они не хотят нас слушать. Ничего уже не изменить.

Но Беатрикс ведь не знала ничего! Она закричала, увидев черного, вместо того, чтобы выслушать его. Что же сказать ей теперь, как оправдаться?

— Долорес, я…

Девушка не откликалась на ее слова. Она лежала неподвижно, откинувшись головой на подушку из сухих листьев.

Уснула?

Беатрикс взяла фонарь и осветила Долорес. Затем взяла ее вялую руку. Девушка была мертва.

Слишком поздно Беатрикс поняла, зачем Долорес проглотила капсулу. Она приняла яд, узнав, что мужа нет в живых…

Беатрикс осмотрелась — нужно чем-то вырыть могилу. Ей казалось важным то, чтобы девушка была похоронена до того, как здесь пройдет огонь. Но вдруг она вспомнила, что есть куда более важная задача. Никто из белых никогда не приходил в подводные города…

Она осторожно сняла оставшиеся на мертвом теле части водолазного костюма. Затем повозилась с различными органами управления и системами контроля, выяснив, как работает система подачи воздуха. Пристегнула к шлему маску. Конструкция костюма была хорошо продумана, и все работало в автоматическом режиме, в противном случае она никогда бы не смогла им воспользоваться. По-видимому, застежка на маске Долорес ослабла, и она ее потеряла.

— Ты не ошибалась, Долорес, — сказала Беатрикс.

Она надела костюм, загерметизировала его, укрепила дыхательный аппарат и двинулась к воде. Уже светало.

Беатрикс была неважным пловцом, но, благодаря своему новому телу и подводному костюму, ее замысел оказался вполне осуществимым. Она устала, была не очень ловка и очень испугана, но у нее все же нашлись силы сделать это, потому что она должна была сделать это.

Беатрикс вошла в воду, царапины на ступнях тут же начали саднить под воздействием соленой морской воды.

Она погрузилась и с облегчением обнаружила, что дышать под водой совсем не сложно, и двинулась по прибрежному шельфу в глубь океана. Тяжелый костюм прижимал ее ко дну, так что она скорее шла, чем плыла.

Ей показалось, что она бредет уже по дну много часов. Ноги и руки невероятно устали, чужой костюм натирал, но она упрямо двигалась вперед. Приходилось подавлять нарастающий иррациональный страх; воображение рисовало акул, мурен, осьминогов, огромных крабов с жуткими клешнями, глубокие расселины в океанском дне.

Если бы только удалось добраться до города, где…

— Эгей! — возглас вывел ее из раздумий.

Голос исходил из ее шлема. Кто-то обращался к ней по радио! Ей удалось установить контакт! Из темноты появились две фигуры, на их шлемах были укреплены фонари.

— Назови себя, незнакомец! Ты не знаешь разве, что здесь проходит граница?

— Я… я Беатрикс. Я-я одолжила этот костюм, чтобы иметь возможность прийти к вам и сказать…

— Это белый! — говоривший был глубоко потрясен этим открытием.

— Прикончи эту мерзость! — с отвращением произнес другой голос. — Не давай ему осквернять нашу воду.

— Но вы не понимаете, — закричала Беатрикс, — вы должны выслушать…

Реактивный гарпун пронзил ее.

Беатрикс умерла.