Магия цвета крови

13

К тому времени, когда они добрались до ближайшего убежища, ими овладела паника, которую с трудом удавалось сдерживать. Никто не чувствовал себя в безопасности. Серра то и дело подходила к окну или двери, чтобы проверить, что происходит снаружи. Дислейрио пока не появился.

Спустя примерно час прибыл Кэлдасон.

— Все в порядке? — спросил он, едва переступив порог.

Серра кивнула на Таналвах. Та съежилась в кресле у камина, неотрывно глядя на желто-голубое пламя.

— Она все еще в шоке. Я решила оставить ее в покое.

Он кивнул.

— А Куч?

— Наверху с детьми. С ним все нормально.

— А ты как?

— Я?

— Как ты себя чувствуешь?

— Хорошо, Рит. А ты ожидал, что я впаду в неистовство?

— Нет. Судя по тому, что я слышал, ты все делала правильно. Просто в последнее время ты немного...

— Непредсказуема? Часто выхожу из себя?

— Ну...

Они улыбнулись друг другу.

— Это может показаться странным, но тот факт, что пришлось взять ответственность на себя, каким-то образом помог мне. В противном случае не исключено, что моя реакция была бы иной.

— Ничего странного.

— Возможно... А что означает это твое “судя по тому, что я слышал”?

— На концерте присутствовали и другие люди из Сопротивления, они и рассказали, как все происходило. Я догадался, куда вы отправились.

— Как думаешь, арест Кинзела — часть большой облавы?

— На улицах все как обычно. Нет, мне кажется, им нужен он один.

— Я тоже так думаю.

— Где Куинн?

— Я и сама собиралась спросить, не знаешь ли ты. Он хотел узнать, куда доставили Кинзела. Надеюсь, Дислейрио не разделит его судьбу.

— Он в состоянии позаботиться о себе. — Кэлдасон перевел взгляд на Таналвах, которая не двигалась и, казалось, даже не осознавала их присутствия. — У меня была встреча с Карром, когда пришло известие. Сейчас он тоже идет сюда, окружным путем, как и я.

— Хорошо. Рит, эта мелд, с которой у тебя была схватка... Может, она как-то связана с этой историей... ну, я имею в виду, с Кинзелом?

— Не представляю себе, каким образом. Я вообще не понимаю, что за чертовщина там произошла.

— У тебя много врагов.

— Это наша с тобой общая черта.

Не успела Серра ответить, как в комнату вошел Куч.

— Рит! Как я рад тебя видеть...

— А дети? — спросила Серра.

— Уснули. Что происходит, Рит? Они нацелились на все Сопротивление?

— Мы так не думаем. И все же нужно принять меры предосторожности.

— В том числе и не задерживаться в таких местах, как это, — добавила Серра, — хотя местоположение именно этого дома Кинзелу неизвестно. Тем не менее теперь нам придется действовать по-другому.

— Почему? — удивился юноша.

— Серра имеет в виду, что теперь, когда Кинзел у них в руках, нам нужно проявлять особую осторожность, — объяснил Кэлдасон. — Его могут заставить говорить.

— Он никогда не сделает этого.

Все обернулись. Таналвах, с покрасневшими глазами, подняла голову и вперила в них сердитый взгляд.

— Он не сделает этого, — повторила она. — Кинзел никого не выдаст.

— Конечно нет, — кивнула Серра, — по доброй воле. Как ты себя чувствуешь, Тан?

Таналвах словно не слышала ее.

— Он сильный. Конечно, не такой, как вы. Не воин. Но он... сильный духом.

— Никто не сомневается в его мужестве, — заявил Рит. — Как и в том, что он будет держаться до конца.

— Он ничего не расскажет.

— Это не вопрос выбора, Тан. В особенности если я прав в своей догадке о том, кто...

Послышался условный стук в дверь.

Сжимая рукоятку меча, квалочианец подошел к двери, заглянул в глазок и отодвинул засов. Вошли Карр и Дислейрио, патриций выглядел бледным и изнуренным.

— Мы встретились по дороге, — объяснил Куинн.

— Кто-нибудь пострадал? — тяжело дыша, спросил Карр.

— Нет, — ответила Серра. — Потрясены, но в остальном все в порядке.

Карр подошел к Таналвах.

— Я понимаю, для тебя это ужасное время, моя дорогая. — Он взял ее руки в свои. — Мы постараемся обеспечить безопасность тебе и детям. И сделаем все, что сможем, для твоего друга.

— Я говорила Кинзелу, что никакое дело не стоит человеческой жизни. — Женщина подняла взгляд на Далиана Карра. — Но он не был согласен с этим. Как, впрочем, и ты.

— Я заслуживаю твоих упреков. Мне следовало...

— Нет. Если я и упрекаю кого-то, то лишь саму себя. Это я уговорила его дать этот концерт.

— Не стоит обвинять себя, этим Кинзелу не поможешь, — вступила в разговор Серра. — Есть что-нибудь важное, о чем нам следует знать?

Патриций кивнул.

— Ты права. Куинн вам кое-что сейчас расскажет.

— Ничего особенно приятного. — Дислейрио пожал плечами. — Его отвезли в экипаже прямо в штаб-квартиру паладинов.

— Мы не можем вызволить его? — спросил Куч.

— Разве что нападем целой армией, — буркнул Кэлдасон, — да и то сомнительно. Но даже если мы доберемся до него, вряд ли он будет к тому времени жив.

Воцарилось молчание, прерванное спустя некоторое время Дислейрио.

— Есть и еще кое-что. Угадайте, кто ехал в экипаже вместе с ним? Девлор Басторран.

— Твой большой поклонник, Рит, — пробормотал патриций.

Если Кэлдасон и оценил шутку, то не подал виду.

— Так он выздоровел?

— Я видел его лишь мельком. Никаких повязок, при ходьбе слегка прихрамывает, а в остальном с виду здоров.

— Итак, за всем этим стоят паладины, — задумчиво произнес Карр. — Или, по крайней мере, молодой Басторран.

— Может, все не так просто, — возразила Серра. — По крайней мере, в аресте Кинзела, по-моему, участвовали правительственные агенты.

— Не понимаю, — признался Куч. — Что это значит?

— Совет внутренней безопасности — одна из самых могущественных и устрашающих властных структур правительства Гэт Тампура, — объяснил Карр. — Однако но традиции и согласно договоренности он должен действовать исключительно в пределах самой империи Гэт Тампур.

— Наивно думать, что он никогда не вмешивается в дела имперских колоний, — вставил Дислейрио. — То, что они притворяются, имеет целью одно — чтобы агенты не наступали друг другу на пятки. Просто такая политика.

— Это правда. Но если здесь, в Беальфе, они начинают действовать открыто и сотрудничают с паладинами, это означает отказ от нее. — Кэлдасон пожал плечами.

— Еще одно доказательство того, что они больше не работают в шелковых перчатках. Мы и так знали это.

— Однако вряд ли момент для этого удачный — сейчас, когда мы так близки к своей цели, — заметил патриций.

— Это как-то повлияет на судьбу Кинзела? — вмешалась в разговор Таналвах.

На этот вопрос ответа никто не знал.

Беседа продолжалась: но крупицам они объединяли результаты своих наблюдений, спорили, разрабатывая планы. И, как могли, успокаивали Таналвах, когда она принималась плакать.

За окном начали сгущаться сумерки, приближался комендантский час. Карр ушел домой, пообещав прислать людей, которые будут, не привлекая к себе внимания, охранять дом. Дислейрио отправился проверить дозорных, расставленных поблизости от штаб-квартиры паладинов, и добавить к ним новых. Куча, с трудом подавлявшего зевоту, отослали спать наверх, к детям.

— Пойду-ка я огляжу окрестности, пока не наступил комендантский час, — заявил Кэлдасон. — Скоро вернусь и останусь тут на ночь.

— Хорошо, — сказала Серра. — Будь осторожен.

Он вышел, она заперла за ним дверь.

Таналвах так и сидела с убитым видом перед гаснущим огнем; кто знает, что видела она в теперь уже редких языках пламени? Серра подбросила в камин дров и заняла место рядом с ней.

— Глупо спрашивать, конечно, — сказала она, — но как ты?

— Я потеряла его, потеряла единственного человека, который уважал меня. Единственного человека, которого я любила.

— Послушай, Тан... Мы сделаем все, что сможем, чтобы вызволить его. Ты же слышала, что говорили Карр и все остальные. О том, что ради этого не жаль никаких усилий.

— А еще я слышала, что он в крепости, в руках безжалостных людей. Не хочу обманывать себя, Серра. Все кончено.

— Да — поскольку ты занимаешь такую позицию.

— Надежда умирает последней, это ты хочешь сказать?

— Ну да. Звучит банально, но так оно и есть.

— А мне вот сейчас трудно продолжать надеяться. Я не представляю... Я не представляю, как можно выбраться из...

— Конечно, мне это легко говорить, Тан, но сейчас не время впадать в отчаяние. Ты нужна Кинзелу и Тегу с Лиррин тоже.

По щекам Таналвах заструились слезы.

— Дети...

— По крайней мере, они будут в безопасности. — Серра обхватила подругу за плечи. — В этом не сомневайся. Клянусь тебе.

— Знаю. Если бы не ты, мы лишились бы даже того короткого счастья, которое выпало на нашу долю.

— Может, оно еще вернется. Мы сделаем все, что в наших силах.

— Верю. Но...

— Что?

— Есть кое-что, чего ты не знаешь.

— Если это что-то, что может помочь Кинзелу, ты должна непременно рассказать мне, Тан.

Таналвах издала короткий, горький смешок.

— Нет, это ему не поможет. Совсем не поможет.

Серра протянула ей носовой платок, и женщина начала вытирать им щеки.

— Что случилось, Тан?

— Я... Я беременна.

Серра на мгновенье утратила дар речи, но потом спросила:

— Ты уверена? — Таналвах кивнула.

— Давно?

— Месяца два.

— О боги!

— Знаешь, в чем состоит ирония? Я молилась об этом. Каждый день молила богиню благословить нас собственным ребенком — чтобы наша семья стала настоящей. Пути богов неисповедимы. Одной рукой они дают, другой отнимают.

— То, что случилось с Кинзелом, дело людей, не богов.

— Думаю, богиня знала, что с ним должно произойти. И дала мне ребенка, чтобы уравновесить потерю.

— Если тебе легче так думать, что же... Однако не упускай из виду того, что ты все еще можешь обрести обоих, и Кинзела и ребенка.

— Ты веришь в будущее? На данный момент.

— Да, на данный момент. Сейчас ты в шоке. Пройдет немного времени, и ты взглянешь на все по-другому.

— Надеюсь, ты права. Но... не говори никому. О моей беременности. Пока рано. Не хочу, чтобы мне сочувствовали еще больше.

Когда Кэлдасон вернулся, Таналвах уже спала на кушетке у камина.

— Ты выглядишь усталой, — сказал он Серре.

— Это был долгий день.

— Поспи. Я пригляжу за Таналвах.

— Справишься?

— Иди ложись. Если понадобишься, разбужу.

Серра ушла в соседнюю комнату. Кэлдасон придвинул кресло к камину, положил рядом на пол мечи и сел.

— Рит?

— Я думал, ты спишь.

Таналвах заворочалась на кушетке.

— У меня такое чувство, будто я никогда больше не смогу уснуть.

— Я и сам иногда испытываю нечто подобное. Тебя во сне поджидают демоны.

— Теперь и я знаю, что это такое.

Он не отвечал.

— Скажи мне, Рит, что дает тебе силы?

— О чем ты?

— Откуда у тебя воля к жизни?

— У меня нет выбора.

— Потому что ты бессмертен?

— Я могу уйти из жизни, если захочу. Были времена, когда я пытался это сделать.

— Не слишком усердно, надо полагать. — И снова ее соплеменник промолчал.

— Видимо, тобой движет жажда мести, да? — рискнула спросить Таналвах.

— Не стоит недооценивать ее. Жажда мести — достойное чувство.

— Были времена, когда я поспорила бы с этим.

— Но не сейчас.

— После того, что случилось с Кинзелом, у меня на уме только месть.

— Значит, ты понимаешь.

— Мы с тобой испытываем разные чувства.

— Это просто вопрос степени. Ты жаждешь возмездия за свою личную боль, а я — за страдания целой расы.

— Как благородно с твоей стороны! — Она сознательно попыталась уязвить его.

— Ты из Квалоча. Мне казалось, ты должна сочувствовать тому, что я делаю.

— То, что мои родители были квалочианцами, еще не делает и меня квалочианкой.

— Ошибаешься. Кровь рано или поздно возьмет свое.

— Я почти не знаю, что это такое — быть квалочианкой. А то ничтожное знание, которым обладаю, ничего хорошего мне не дало.

— Вряд ли в этом виноваты квалочианцы. Если только ты не склонна упрекать тех, кто сам стал жертвой.

— История Квалоча — это история жертв. Можно ли сражаться с историей?

— Историю делают люди. С ними сражаться можно. Или, по крайней мере, с теми, кто причинил нам зло и продолжает его причинять.

— В таком случае тебе придется сражаться со всем миром. Ничего себе амбиции!

— Тебе мало что известно о нашем прошлом, так я понимаю? И о нашей культуре?

— Разве существует что-нибудь стоящее, помимо того, что мы раса воинов?

— Очень многое, Таналвах. И все это с каждым годом уходит в небытие. Можешь ты говорить по-квалочиански или хотя бы понимать? — Таналвах покачала головой. — Язык — это первое, чего нас лишили, потому что им известна сила слов. Были времена, когда в этой стране многие места носили квалочианские названия. Их больше нет. А там, где полностью упразднить язык невозможно, его искажают. Вторжение называют освобождением, рабство — свободой. И теперь, когда наши обычаи и верования утрачены, этих изменений никто просто не замечает.

— Я не утратила веру, — возмутилась она. — Я поклоняюсь Ипарратер, защитнице...

— ... угнетенных. Знаю. Она — ринтарахская богиня.

— А ты что, веришь в старых квалочианских богов?

— Я не поклоняюсь никаким богам.

— Зря.

— Кому, по-твоему, следует поклоняться? Мапою, богу купален? Вену, богу тряпичников? Или, может, Исабели, богине сапожников?

— Ты смеешься надо мной!

— Нет. Просто удивляюсь, почему, если тебе так уж хочется кому-то поклоняться, ты почитаешь чужеземную богиню, а не квалочианских богов.

— Какой в этом смысл? Боги Квалоча покинули нас.

— А твоя новая богиня — нет?

— В твоем ожесточившемся сердце, Рит, нет места ни для любви, ни для веры.

— Боги ничего не сделали для меня. Если они вообще существуют. Я иду своей дорогой.

— Презирая силы, которые дали тебе жизнь, ты накликаешь на себя беду, Рит.

— Жизнь? А что такое жизнь? Просто разница между тем, на что мы надеемся и что получаем в действительности.

Она устремила на него холодный взгляд.

— Если ты действительно так думаешь, мне тебя жаль.

Больше говорить было не о чем. Таналвах отвернулась и в конце концов уснула — или просто притворилась, что спит.

Кэлдасон караулил до рассвета, когда пришла Серра, чтобы сменить его.

Только тогда он сам погрузился в сон.

Он стоял на краю поля, заросшего золотистой пшеницей высотой по грудь.

Солнце испепеляло землю, от жары подрагивал воздух. Ветра почти не ощущалось. Тишину нарушали лишь жужжание пчел и редкие птичьи голоса.

Вдали, почти на другом конце поля, краем глаза он заметил движение. Что-то или кто-то двигался через посевы в его направлении. Он не мог разглядеть, кто именно, видел лишь, как колышется пшеница. А потом он увидел кое-что еще.

Все на том же дальнем конце поля появились пятеро всадников. Словно корабли, бороздящие золотистое море, они углубились в пшеницу. Он слышал крики и видел, как всадники безжалостно хлещут коней.

Их невидимая жертва продолжала двигаться вперед, оказываясь к нему все ближе и ближе. Преследователи, не беспокоясь о том, что вытаптывают поле, сокращали разрыв.

Внезапно в поле зрения появилась фигура. Он узнал старика, которого уже не раз видел прежде, тот нес на руках ребенка лет трех-четырех. Мальчик тоже казался знакомым, вот только непонятно почему.

Прижимая к себе ребенка, старик с удивительным для его возраста проворством пронесся мимо.

И снова он — лишь бессильный наблюдатель, недоступный зрению участников разыгравшейся драмы.

Он повернулся и последовал за стариком. Теперь пшеничное поле оказалось за спиной, а впереди расстилалась заросшая травой равнина с округлыми холмами. Старик бежал по направлению к другой, заметно большей группе всадников, скачущих ему навстречу, — по всей видимости, союзников. Как только они встретились, он, все с той же поразительной для его лет ловкостью, вскарабкался на свободного жеребца, посадил мальчика перед собой и во весь опор поскакал прочь. Остальные всадники, однако, остались, выстраивая линию обороны.

В этот момент пятеро преследователей покинули пределы пшеничного поля. Двое проскакали справа, двое — слева. Пятый, нисколько этим не смущаясь, пронесся сквозь него.

Кэлдасон смотрел, как две группы всадников сошлись, оглашая воздух яростными криками и звоном стали.

Возникла вспышка, ослепительная как молния, и все вокруг поглотила тьма.

Теперь он стоял на краю невысокого утеса, глядя на быстро текущую внизу реку. Тут и там из нее поднимались округлые валуны, и вода пенилась, огибая их.

Появилась лодка, которую, подбрасывая на волнах, несло вниз по течению. Утлое суденышко — деревянный каркас, обтянутый дублеными шкурами. Никакого паруса; весла и примитивный руль.

В лодке сидели шесть человек, четверо — на веслах, хотя в данный момент благодаря скорости реки грести не требовалось. Весла использовали, чтобы отталкиваться от наполовину затопленных валунов, столкновение с которыми могло повредить корпус.

На корме, положив руку на румпель, сидел старик. Рядом с ним съежился мальчик, несомненно, тот же самый, которого он видел на пшеничном поле, только сейчас ему было лет восемь-девять. Старик же, казалось, не постарел ни на день.

В поле зрения возникла группа людей на противоположном берегу. Их было человек двадцать, и они бежали по камням, стараясь не отставать от подпрыгивающей на волнах, едва поддающейся управлению лодки. Среди них были лучники, время от времени обстреливающие лодку. Однако ее так сильно бросало из стороны в сторону, что почти все их стрелы пролетали мимо цели. Мальчик, несмотря на свой юный возраст, стрелял в ответ, причем, как правило, очень метко, вынуждая разъяренных преследователей то и дело увертываться.

Спустя мгновение лодка обогнула поворот и скрылась из виду.

Снова ослепительно полыхнуло, и все поглотила тьма.

Он стоял на неровной болотистой местности. Дело происходило ночью, однако впереди, освещая все вокруг, пылали несколько домов. Едкий дым щипал глаза, в горле першило.

Ему понадобилось несколько секунд, чтобы разобраться в этом хаосе. По-видимому, совсем недавно произошел набег на небольшое, судя по всему, поселение, и защитники только-только сумели наладить хоть какую-то оборону. Упавшие с коней всадники лежали на земле. Повсюду люди сражались на мечах и врукопашную.

Рит огляделся. Первым ему на глаза попался старик, раздававший отрывистые приказы. Надо же, старость по-прежнему обходит его стороной.

А где же мальчик? На вид ему было лет пятнадцать или чуть больше, и теперь он не нуждался в защите. Сражаясь не хуже прочих — и даже лучше многих, — он еще и направлял действия других. Движения его были уверенными и сильными; он рубил врагов, никого не щадя, и подбадривал товарищей.

В разгар боя юноша вдруг повернулся и посмотрел в его сторону. Когда их взгляды встретились, броня невидимости стороннего наблюдателя исчезла. И он понял или, скорее, утвердился в истинности уже возникшего у него представления о том, кем был этот молодой человек.

Они смотрели друг на друга всего лишь мгновение.

Вспыхнул ослепительный, непереносимый свет, а вслед за ним нахлынула всепоглощающая тьма.