Сука — не всегда собака женского рода, чаще порода двуногих!
— И чё терь делать с ней? — поинтересовался Зуб, глядя не на Тушёнку, а на Михея.
— Не знаю, но чё-то надо — точно, — отреагировал он, почесав затылок.
— Я верняк предлагал, а ты… всё испортил…
Сак не вмешивался, его больше интересовали девицы, точнее одна из них особа — и не Баклицкая. Он занимался Ириной.
— Вы хоть им скажите, девчонки-и-и… — голосила класука.
— Громко не ори, да… — выдал Зуб на-гора. — А то вернуться те, кто пришёл за этим чудо-юдо! Когда сама — оно!
— Но-но-но… — переменилась Тушёнка — и в лице. Даже ещё сумела погрозить кулаком.
— Кончилось твоё время, класука! — и не думал Зуб уступать ей. — Терь наш черёд!
— Ну, мальчики! Будьте мужиками!
— А мы чё делаем… — возмутился Мих.
Он проверил лезвие топора большим пальцем и нашёл пригодным для работы по дереву — подошёл к стволу и размахнулся, собираясь рубить дерево под Тушёнкой.
— Ой! Нет! Не надо!.. — снова заголосила та на всю округу.
— Чтоб тя… — продолжал наглеть всё больше Зуб, теряя всякое терпение, а с ним и уважение к той, к кому никто и раньше не проявлял, но помалкивал от греха подальше. Однако после того, что случилось сегодня ночью в предрассветный час, и потом это странно-огромное светило на небосклоне подобное на Луну и было приближено к Земле столь близко, что больше никто не сомневался: они в ином мире. Вопрос только в том и заключался, какой именно временной эпохе? Не каменный же век — дикари бегали с дубинками, хотя и кидались булыжниками. Всё же не приспособили ещё их в качестве молотов или топоров. А соответственно хуже того — ещё дальше отстают в развитии не только от кроманьонцев, но и неандертальцев. Местные аборигены могли оказаться питекантропами. — Тогда кто же мы, Мих?
— Не знаю, не знаю… — отвлёкся тот на друга, — что те и сказать на это. Я лично, кем был, тем и остался, а ты, Зуб, как бы те это не обидно было слышать…
— Давай уже, не развози дерьмо по горшку пальцем…
— … практикантроп! Дичаешь!
— Ну так, блин… есть куда, а в кого… — кивнул он Михею на класуку. — Тушёнка! Чай, первую и съедим! Хоть какой-то толк выйдет…
— Вы… вы… чего это, мы-альч-Ик-и… — едва не навернулась та с сука.
На это и был расчёт, а делали основной упор собеседники. Не вышло — усидела. Зараза. Время уходило почём зря, а вернуться в лагерь следовало до темноты и приготовиться к новой встрече с…
— Хм, бомжами, — ухмыльнулся Мих. — И надо же было придумать такое название дикарям!
— А сам — нам… — отреагировал Зуб. — Ты не меня обозвал, а всех — практикантропами!.. Эй, Сак! Харе подкатывать под баб! Фиг обломиться — сегодня точно! А вот ночью… Ух…
Зуб осознал, куда двинет в ночную смену — к бабам, а точнее пойдёт по бабам. Вряд ли они ему откажут в гостеприимстве и не только.
— Я с тобой!..
Сак с удивлением поглядел на сотоварища, не особо вникая в его мысли — не Мих. Зато вот он всё быстро уяснил.
— Не стоит раскатывать губы, — припас он губозакаточную машинку. — Не всё так просто и легко, как кажется на первый поверхностный взгляд…
— Ты это про баб или про бомжей?
— Про всё на свете! — было интересно узнать ему: на каком свете они находятся. Не в аду же, Земля вроде бы несильно изменилась, зато ландшафт — определённо. И без компаса соваться в лесные дебри нынче себе дороже. А и в одиночку бродить. Как минимум парами, а лучше группами, пускай и с девицами, но для создания массовости толпы самое оно.
Тушёнка не переставала доставать.
— Подрубить сук под класукой — и дело с концом! — заявил Зуб.
— С ней или… — усмехнулся Мих.
— Ну, ты же знаешь меня, как себя… — ехидно ухмыльнулся напарник.
Сак вроде бы и не при делах, зато при бабах. Баклицкая так та вообще ходила за ним, а вот Ирка… Ворона только-только выбирала себе защитника, поэтому строила глазки сразу и Зубу, и Михею.
Тем было сейчас не до того — не до неё — их и без Вороны донимала Тушёнка.
— Вот нах… кукушка! Оставить её тут куковать до утра, так сама свалится…
— Не, Зуб, я думаю: она тут корни пустит…
Издёвки — издёвками, но что-то надо было делать, а непременно предпринять. На ум ничего кроме противоправных действий не приходило — всё-таки сказывался возраст и мальчишеское озорство парней.
Ими было решено перерубить сук под класукой.
— А давай я топор метну?
— Хм, ирокез, блин… — отказался Мих наотрез. — А тот ещё головорез! Я сам…
— Ведь прав… сам тогда начал, терь тут и кончай…
— Меня-А-А… — снова слетела с катушек ёперная дива.
Зуб пригрозил набрать горсть шишек и ими заткнуть, а заодно сбить класуку. Даже камень поднял с земли и вовремя. Чудище при них ощетинилось и нервно зарычало, почуяв приближение какого-то противника. То ли зверя, то ли дикаря, то ли ещё кого. Выяснять почему-то никому не хотелось, даже Зубу с Михом при наличии у них железного оружия.
Оба бросились к дереву, и тот, что был с топором, оказался на обладателе ножа верхом, перерубив с одного удара сук под класукой.
Та как сидела на нём, так и рухнула наземь. При этом при всём не пикнула. Видимо ей отшибло нижнюю половину, а до верхней — не сразу дошло. Подвели нервные окончания или просто не ожидала подобного действия провокационной направленности со стороны студентов.
— Тихо! — приложил Зуб указательный палец к устам. — Т-с-с…
И в довершение ко всем злоключениям зажал класуке рот рукой, та укусила его, и он сунул ей к горлу стальное лезвие «клыка», грозя перехватить гортань, но не дать крикнуть.
Тушёнка не пикнула. С ней приключился иного рода конфуз. Сие изменение парни не сразу приметили, а вот девчонки…
Под ней образовалась сырость, которой она окропила мох. То же самое сейчас делал Сак с девицами, а те с ним. Каждый затыкал рот другому, и только Мих покосился на чудище вместо Зуба, нарушив традицию.
— Ш-ш-ш… — попросил он зверюгу не выдавать их.
Да где там — та опустилась на передние лапы и приняла боевую стойку. Благо замолчало и больше не рычало.
Практикантропы дышали через раз, стараясь не сопеть, а вот зверь… поднял уши и отвёл назад. Всем показалось: тот, кто стреножил его, заставив напрячься, обходил их стороной, а вернее заходил с тыла.
Одно Мих точно уяснил: без стрелкового оружия вроде примитивного лука — и не одного — в лес соваться не стоит. А и рогатин настругать подобно заострённым толстым кольям двух и трёхметровой длины. Ими и в лагере случись беда, можно будет оборониться от дикарей. Выставь частокол и хрен попрут на них — дрогнут. Старался гнать прочь от себя дурные мысли. Но те сами лезли в голову и ни к нему одному.
— Ой, мамочки! — не выдержала Баки. — Я боюсь!
Сак не успел опомниться, как и иные парни, а вот Ворона не проворонила момент и двинула подругу кулаком в нос, чтобы та заткнулась. Сама предательски вскрикнула от боли.
— В круг… — прыгнул Мих к Зубу и те прижались спинами друг к другу.
Не ощущая больше прикосновения лезвия на шее, Тушёнка по-прежнему не думала орать, осталась также подле них, понимая: бежать некуда. И у кого могла искать защиты — у тех, кого всё это время гнобила. Теперь же, похоже, что настала её очередь — пришла расплата за содеянные в прошлом грехи.
Сак вовсе поступил хитрее остальных. Девицы словно половинки тоста приплюснули его с боков, точно сладкую прослойку джема. Липли к нему аки мухи к… тому самому. Угу…
Ни на что другое этот хитрец не тянул, а кого на себя, как одеяло — Ирку. На Таньку естественно наплевать. Если что — непременно бросит её, как Зуб — Тушёнку тому, кто подбирался к ним, кружа вокруг их стоянки.
Мих снова мельком покосился на ручную зверюгу. Та также косилась по сторонам глазами, а заодно водила ушами. Резко развернулась и бросилась в… бега.
Такого никто от неё не ожидал — провокации. Сак рванул следом, таща за руку Ирку. Ну и куда же без Баки. Ворона окликнула ту. И Тушёнка рванула заодно с ними.
— А мы чё тут как эти остались… — терял связки слов и мысли Зуб.
Мих ощутил его дрожь своим телом, хотя у самого мурашки пробежали по телу, а ноги предательски гнулись в коленях. Того и гляди: вот-вот бухнется на зад, и… тогда домкратом не поднимешь — придётся кран вызывать со спасателями.
— Стоять — бояться! — выдал он на-гора.
— Да куда уж больше, когда некуда-А-А… — заорал Зуб. Но остался — не бросил друга на произвол судьбы.
Наконец и до них эхом долетели первые отзвуки шорохов. Кто-то ломился и прямо на них сквозь кустарниковую растительность.
— На дерево… — подсказал Зуб.
И не сговариваясь, оба практикантропа сиганули на ствол с ветвями, начинающимися где-то на высоте трёх-четырёх метров. Никто из них не помнил, каким образом запрыгнул туда, но когда выяснилось: кого испугались — дружно рассмеялись.
Мимо их места стоянки пронеслась какая-то мелкорогатая живность.
— Во коза дрисливая! Прям как наша класука… Ха-ха… — прыснул Зуб.
Рано и зря. Следом появилось нечто, что заставила заткнуться его и на довольно длительный промежуток времени. Дар речи исчез с момента появления под ними рептилии. Именно рептилии, а не зверя. Хотя и выглядел хищник как звероящер. Не шкура, а броня. Весь в пластинчатой чешуе. Не пробить ножом, а и топором, поскольку повсюду бугрились ещё и костяные наросты.
Одним словом — монстр. А то ещё чудище. И вообще…
Зуб перекрестился, хотя ни разу до сего момента не молился, да и в церковь не ходил — обычно мимо проходил. Мих не отстал от него. У него в отличие от друга имелся нательный крестик. И мог поставить его себе, поскольку был раз в церкви в момент крещения подростком, когда на этом настояли родители, а на тех надавили их — старики.
Даже поцеловал. Но про себя не стал причитать — свои мысли оставил при себе.
Звероящер не казался подвижным, скорее этаким сонным увальнем, которому сподручнее обитать в водной стихии. А раз так, то река или заводь сродни болота где-то рядом. Также неспешно остановился и поднял морду в нужном направлении. Оскалился.
— Тьфу-тьфу-тьфу… — стал плеваться Зуб.
— Не провоцируй… — заскрежетал сквозь зубы Мих.
Поздно. Звероящер проверил основание ствола дерева на прочность, вонзив в него свои клыки, а затем и когтистые передние лапы — пытался привстать. Но взбираться наверх, не стал. И даже пробовать, а то бы Мих приветил его топором по кумпалу, а Зуб добавил бы по горлу «клыком-мачете».
В их случае главным было не свалиться вниз и не свернуть себе шею. А на падаль рассчитывать звероящеру не приходилось. Он ещё раз оскалился и поспешил — если так можно было выразиться в его случае — в заросли. Зашуршал ими, подламывая телом проход.
— У…
— А… — отреагировал сообразно Мих на заявление Зуба.
— … шёл?
— Кто? И куда?
— Оно?
— Вроде…
— У дяди Володи! — переменился Зуб в лице.
Как говориться: погарцевали — и будет. Надо меру знать. Требовалось нагонять Сака с бабами и спешно возвращаться в лагерь. А рассказать было о чём — местном зверье. Это не дикари — много хуже. Заберётся такое чудо в бараки и Вый-Лох отдыхает в сравнении с ним.
Кстати тоже запропастился. Мих уже распрощался с ним, да не тут-то было. Они уже собрались спускаться вниз, когда их снова стреножили шорохи в кустарниковой растительности. Но едва оттуда донеслось знакомое «Ы-ы-ы» — на душе отлегло. Всё-таки уже какое-никакое, а родимое лицо, пускай и косматой мордой на таком же теле ростом в сажень, как и плечах косая.
— Кажется, отбились… — выдохнул облегчённо Зуб.
— От жизни… — докончил его мысль Мих.
Благо обниматься со странным обитателем этого мира не стали, но кое-кто радостно потрепал зверюгу за холку, опустившуюся на четвереньки.
— Сколько я тя знаю, Серый, а поражаюсь: ты почти ничего не боишься…
— Ты ща про что, а намекаешь, Андр… талец?
— На это чудо-юдо! Не боишься, что ему не понравиться, и он отхватит те руку по яйца?
— Да он же ручной…
— Граната тоже, но всё же…
— Не знаю, я даже собак не боюсь… — напомнил лишний раз Мих про случай, когда на них кинулась одна такая бойцовая сука, сорвавшаяся у хозяина с цепи. Зуб повис на заборе строительной площадки, а напарник…
Короче досталось ещё и хозяину суки. Благо стройматериала под рукой было — бери не хочу, а не хочешь — не надо. Главное — унести, если сможешь.
Про рогатину и завёл далее речь Мих. Он по пути сюда из лагеря приметил молодые деревца, и теперь спешил к ним, нежели в лагерь вслед за беглецами, а их и подавно простыл. Тут главное ведь как — лишь бы не заблудились и к нужным людям вышли, а не дикарям.
Вырубив себе и Зубу по массивному колу, Мих заострил их с обеих сторон.
— А нахрена с другой? Ещё поколемся? — возмутился Андрюха.
— Одно слово — городской, а тут и вовсе хреновый случай — столичный парень, — пожурил Мих. — В землю втыкать, если на тя попрёт хреновина лесная, а на иную нанижешь…
— Ага, нанижешь тут… — напомнил в свою очередь Зуб про звероящера.
— В твоём случае проще, — предложил Мих приладить Зубу его «клык» на передний край рогатины.
— Я пока что повременю… — не стал сознаваться напарник: не обучен орудовать пикой. А тут копьё получается. Да и деревья кругом. А нож по его мысли должен всегда быть под рукой.
— Ну-ну, блин, Данди-крокодил! А как от местных гамадрилов отбиваться будешь, когда к людям выйдем?
— Я подумаю…
— Вопрос на засыпку — чем, когда те отвернуть твою бестолковку много раньше!
— Ну, считай: уговорил, чем убедил…
— Давно бы так, а сразу с этого начал…
Пришлось ещё немного задержаться по времени в лесу, но зато когда вышли оттуда оба, а все трое — если учесть привязавшуюся к ним зверюгу — то к ним не сразу примкнули те, кто остался в лагере.
Первым смельчаком из всех практикантов оказался…
— Паштет… — порадовался ему Зуб. — Каким ветром, а судьбами?
Покосившись недоверчиво на зверюгу, нависавшую над подельниками грозной тенью, Паша заявил с прискорбным видом:
— Столовой нет — вообще села! Где будем еду добывать?
— Да вот — сама пришла… — указал Мих на Ыы.
— Всё шутки шутите!
— Зачем же, — язвительно ухмыльнулся Зуб. — За тем и в лес ходили, а это привели…
— Считай: пополнение… — прибавил Мих. — Лишним его рот не будет, когда придётся вновь отбиваться от местных бомжей.
— А ну вас… Тут проблем и без вас хватало! Что за напасть…
— Эй, Паш…
— Ну…
— Гну, а он не ломается… — завернул по обыкновению Зуб.
— Тьфу… и на вас!
— Да стой ты, — осадил его Мих.
— Чё ещё, а надо?
— До нас тут в лагерь бабы с Саком и класукой не возвращались?
— Ага, как же…
— Нет?!
— Забились они по своим комнатам и носа наружу не кажут.
— А вообще, какие слухи по лагерю блуждают? Про Лаптя, например?
— Пока тихо всё…
— Хреново… сть…
— Ну всё?
— Не скажи, — было о чём Михею переговорить с ним и не только. Зуб тоже входил в число доверенных лиц. — Если Лапоть до ночи не вернётся — сам понимаешь, чем это обернётся, а чревато в нашем случае. С ним ещё десяток лбов, а у нас мужиков — раз-два и обчёлся.
— Вижу — вооружились! И мы… — продемонстрировал Паша свою армейскую лопатку.
— Сапёр, блин… — хмыкнул Зуб.
— И ошибается один раз.
— Но нас-то трое…
Одно слово — Андр… талец…
— Короче, чё предлагаете — обособиться или подмять всё и всех под себя?
— Здраво мыслишь, но не разумно! Нафига нам лишние заботы с хлопотами! Силой никого не заставишь, а вот когда сами напросятся, тогда другой разговор! Тут уже мы будем командовать вновь влившимися в наши ряды…
— Чего?
— Отряда практикантропов! — залепил Зуб без присущей ему ухмылки.
Всё было посерьёзному — и разговор в том числе.
Из барака выглянул Мак и также с лопатой, но обычной. И как этой ночью они забыли про данный вид орудий труда, который в качестве оружия подходил как нельзя лучше. Хочешь оглушить врага — бей наотмашь плашмя, а башку срубить или череп проломить — ребром. Чем не удлинённый вариант топора. Да не сразу получили инвентарь. Паша после обнаружил в закромах у преподов. Итого восемь штук на довольствии. Небольшое удовольствие, но сразу два ушастых лоха откинули копыта — есть, чем обустраивать оборону лагеря и одновременно всегда обладатель лопаты находился при оружии.
— Окопы или чё ли рыть?! — изумился Паштет.
— Военный человек, а такое загнул… — усмехнулся Зуб.
— Вал — насыпь делать, а на нём — частокол! — пояснил Мих. — Лопаты есть и топоры…
— Вы чё, совсем опухли в лесу…
— Ы-ы-ы…
— Вот и Вый-Лох согласен с нами! — заявил в продолжение Зуб. — А у нас ведь как в отряде практикантропов — кто не с нами, тот против нас!
— Чё?
— Перевожу, — прибавил уже в шутку Мих. — Победа будет за нами, а врага найдём!
— Лаптю это скажите, а лучше его Валенку — угу! Так я пойду?
— А никто не держит…
Давешний союз меча и орала разваливался на корню, треща по швам. Сак из-за баб отпал, а Паша… ушлый тип, сам, по-видимому, желал верховодить. На то и староста группы.
— Авторитет, блин…
— Ну так не вор в законе, Мих, в натуре… — хитро подмигнул Зуб, положа руку на основании удлинённого «клыка-пики», смахивающую больше на совню, нежели рогатину. — Пора трубить сбор…
— Чего — ягод и грибов? — напомнил про «едовые» запасы напарник.
У каждого при себе имелось кое-что на первое время, а было прихвачено из дома. У Миха помнится оковалок, а так-то добрый шмат сала. У Зуба хлеб и тушёнка. Впрочем, у всех столичных, а таковых в их группе была половина народа — и в основном пацаны.
— О, от Беккера должно что-то остаться…
Какое там — Паша и тут расстарался, а уже распорядился, поставив Маковца на охрану запасов продовольствия, приказав на корню пресекать попытки расхищения «закрамов» и чуть что — сразу докладывать ему. Там же и запасы двух закадычных сокурсников оказались.
— Э… — разошёлся Зуб. — Я не понял! Обед сегодня будет или нет?
— Не ко мне… — жевал чё-то Саня, пока не подавился.
— Так те и надо, хапуга!
— А чё я, когда это всё «дед»!
— Ага, вот так — да… — догнал Мих. — Ну, смотри…
В барак на его зов вломилась зверюга и… Маковец едва не сделал под себя.
— Выбирай сам — или мы берём то, что принадлежит нам по праву, или это чудо-юдо само выберет еду, и не факт, что откажется полакомиться мясом! А явно любит то, которое бегает от него! Дошло?
Саня закивал тем, пока было чем, и находилось у него на плечах.
— Терь понял, что Паштет нам не указ — и больше никто, и звать его никак! — присовокупил для красного словца Зуб. — Дошло?
От Маковца последовал кивок одобрения.
— Нет, ты не понял! — куражился Зуб. — Ты с кем — с ним или…
— Ясен пень… с вами, муж-Ик-и…
— И не поспоришь…
На том и сошлись.
— Где Кислый? Опять у баб? — заинтересовался Мих.
— А где ж ещё этот Ёбыр может быть? Охаживает сразу полбарака, всё равно как в последний раз перед смертью!
— И это правильно — потомство должно выжить…
— Да вы чё, пацаны!?
— Сам что ли до сих пор не уяснил, где мы?
— Не-а, Мих…
— Тогда лопату в руки и айда с нами на…
— Куда-куда?!
— Чё раскудахтался, — не унимался Зуб. — Ноги в руки, а в неё лопату и на… арбайтен!
Предстояли раскопки скотомогильника — геодезического знака носившего сие малоприятное название.
— Да вы ахуе… — отказался Мак работать.
— Дай сюда… — вырвал Мих у него из рук лопату.
— Не рой ему яму — пускай сам копает… — подначил Зуб, помогая выгребать из рытвины по краю камня землю со встречающимися в ней костями.
И впрямь могила животного происхождения, как во время эпидемии ящура. На что и намекнул Маковец.
— Видел бы ты, того ящера, которого мы с Михом, сейчас бы копался с нами, как в любимой с детства песочнице, — дал понять Зуб: спуску никому не будет.
Задрав ещё раз голову на Луну, нависающую над землёй, Мак встал на четвереньки и также стал выгребать по-собачьи землю. Со стороны могло показаться: им делать нечего — роют себе могилу. А при близком рассмотрении «геологам» стала очевидна их раскопка и находка.
— Да это головешка… — уставился Зуб с раскрытым ртом на то, что было погребено в кургане.
— Сам ты она… — пожурил Мих — любитель истории, а её изучение в своё время являлось его хобби. — Это Идол!
— И кто?! — растерялся Маковец.
— Каменный истукан — типа бога коему поклонялись наши праотцы с пращурами в древности.
— Че-чё?!
— Чур там или ещё кто, а скорее ты и заканчиваешься на ка…
— Ха-ха-ха… — язвительно зашёлся Зубченко.
— Не смешно… — словно обиделся Мак.
— Да ладно те, — выдал Мих. — Все ж свои. А и деваться терь некуда! Тут как на подводной лодке — один за всех и все…
— На одного… Это к мушкетёрам!
— Да, ща бы нам мушкет типа пищали, не было бы такой печали, как ночью — враз бы очистили округу от бомжей… — осознанно молвил Сергей.
— Точно — бомжей? Не дикарей?
— Да их как не назови, всё одно — варвары…
— Ы-ы-ы… — поддержал Вый-Лох заявление Зуба.
Маковцу делалось не по себе, когда странная и грозная на вид зверюга пыталась выражать свои эмоции, из-за чего он старался не поворачиваться к ней тыльной стороной тела.
Зверюга чем и занималась увлечённо — хрумкала останками костей животных.
— Так вот чем питается оно… — заулыбался Мих. — Хорошая собачка…
— Типа волкодава, но о двух лапах и… ещё передних… — напомнил Зуб: ходит это чудо-юдо, как и они на задних, используя на манер ног, и только по необходимости в виду большой опасности опускается на все четыре конечности.
Саньке от данного звука и вида зверюги было не по себе, зато его напарникам хоть бы хны. Из-за чего они казались ему бесшабашными и безалаберными. Вежновца ещё можно было понять — в армии служил, поэтому и наводил аналогичные порядки. А эти…
— О-о-ох… — последовал вздох не то разочарования, не то облегчения.
Раскопки закончились, толком не начавшись. То, чего добивались Мих с Зубом — получили. Им открылся истинный смысл. Оставалось в нём убедить, а точнее переубедить иных в лагере практикантов, что отныне они все практикантропы. Нравится кому-то это или нет, но факт на лицо — чудовище неизвестное науке и при этом довольно ручное и добродушное, плюс дикари на вид неандертальцы или кроманьонцы, если не вовсе питекантропы, да Луна почти что у Земли на расстоянии не более 50-100 тыс. км и прочие разительные изменения в ландшафте местности в виду отсутствия нормальных типовых населённых пунктов сельского проживания деревенского люда.
И потом день уже клонился к закату. Не успели Зуб с Михом перекусить, как Маковец разнёс их мысль, а точнее слухи по лагерю, подбивая Кислого присоединиться к сладкой парочке. Тот был не прочь, если и его девки примкнут к ним — те согласятся.
— Ты чё, совсем мозги отпил? Куда ж они без них! И мужики — проверено временем! А мной…
— Ох-хо-хо-Ой… — зашёлся Шавель с двумя девицами, что лежали рядом с ним на сдвинутых кроватях и не особо прятали свои прелести под одеялом. Тем более что одна была танцовщицей в баре, а иная… ни в чём не уступала по этой самой части — развлечений и любительница приключений на то самое место — всегда искала острых ощущений. И, похоже, что нашли их здесь.
На переговоры явились оба.
— Чё, жрать пришли? — встретил их соответственно ситуации Зуб. И поперхнулся.
Мих двинул ему по спине, валя на кровать.
— Вот ведь где медведь, Михей! Ей-ей…
— Мы это… — выдал Маковец за себя и Шавеля…
— Вот и мы о том же: чего надо? С чем пришли? А с пустыми руками? — подыграл Мих Зубу.
— Не, мы с девками — берёте? — ляпнул Кислый.
— Лучше б щавеля принёс, Шавель… — не сдержался Зуб. Одно слово — умора, а тот ещё юморист. Уж как начнёт рубить с плеча, как в том анекдоте про лес: чем дальше, тем толще партизаны.
— По делу базарить пришли, — настоял Маковец. — Мы с ним решили, а заодно и Лёлик с Павликом…
— Это кто, чё морозите?
— Ольга с Алёной…
— А… Морозовой… И?
— … присоединиться к вам!
— Куда? Сюда? Типа групповуху ночью устроить? — оскалился Зуб.
— Мы серьёзно, а вы…
Инициативу у Зуба перехватил Мих, опасаясь испортить отношения с теми, кто был готов примкнуть им. Начало образования группировкам по интересам было положено, а на деле полный разброд и шатания в лагере. Но лиха беда начала, а всегда трудно начинать с нуля — чистого листа и не запятнав.
Предложил парням присоединится к трапезе — выдал по бутерброду с салом.
— Я это — принесу чего выпить? — тут же подсуетился Маковец, пытаясь подмазать тех, кто проявил себя во всей красе за последние сутки здесь.
— Нет, — раздосадовал Мих Зуба.
— Ну хотя бы граммульку для храбрости… — взмолился тот, а не ради сладострастия и примитивной попойки.
— Нет, я сказал!
— И как! — явно обиделся напарник.
— Сухой закон! И моё слово — отныне для вас! Иначе я сам за себя!
— Вот только не начинай! Не надо — ля-ля! Мол, моя хата с краю…
— Барак…
— Дурак…
— Чудак на букву «М»…
Кислый с Маком не встревали, пока их собеседники общались мило меж собой. А тут ещё Паша явился — не запылился.
— Жрёте?
— Кушаем-с… — аристократично ввернул Зуб. — А ты чего стоишь — в ногах правды нет — вались рядом, дружище…
— И ты здесь? — укорил Вежновец Маковца.
— Я с ними…
— Заодно?
— Можно и так сказать, — заявил Мих.
Взгляды соперников встретились.
— Вот и поговорили, — дал понять Зуб: не пожалеет иных своих «клыков» за друга, если тот устроит драку с Паштетом. — Свободна, консерва! Ха-ха…
И добавил, добивая конкурента:
— Кто не с нами, тот против нас!
— Как знаете…
— Знаем, что говорим, и уж тем более делаем…
— Подумаешь, бабу каменную раскопали по голову — и чё?
— Пошёл нах… утор…
Вот и весь разговор, больше подобный на заговор. Однако не прошло и пяти минут, как Паштет вернулся с превосходящими силами. В комнату набилось что-то около восьми морд. Ещё столько же рыл не влезло туда, и теснились в коридоре.
— Окружают, Миха… Ха-ха… — довольно оскалился Зуб. — Зуб даю — славная будет заварушка! Как ночью! Угу…
Маковец с Шавелем мгновенно переметнулись на сторону конкурента.
— Окружаем их, Зуб, — понял Мих: зря отказался выпить. Ща бы и впрямь для храбрости не помешало. Да «переговоры» обошлись в итоге без мордобоя.
В окне нарисовалась рожа зверюги, среагировавшей на голос Михея, и тот указал незваным гостям на неё.
— Рассказать, что оно делало с костями на скотомогильнике…
Добавлять ничего не пришлось. Маковец снова подбил Шавеля переметнуться к чудаковатой парочке практикантропов, меняя своё мнение на полярно-противоположное.
— Давай не будем их травить, Мих? А то ещё твоя зверушка отравится ими!.. Но если чё, пацаны, она не подавится по получении команды от него — будьте уверены…
Позади Паштета резко сократилась численность. Охотников воевать с зверюгой не нашлось и он остался практически один, если не считать одной любопытствующей особы, которая последней из всех заговорщиков сообразила свалить.
— Да ты не суетись, Паша, садись… — указал Зуб ему на свободное место. — Разговор есть!
— Ага, пора уже выяснить, что к чему и от кого чего ожидать… — присовокупил Мих.
— А мне от вас…
— Уже ж сказали, али запамятовал давеча о нашенском разговоре, — заговорил по «старинке» Мих. — И у меня нет особой нужды становиться здешним предводителем, просто хочется жить, а точнее выжить — и не из ума, как некоторые…
Его взгляд, преисполненный презрения адресовался переменчивой парочки шарахателей.
— Я ж изначально дело предложил, — сказал повинно Паша.
— А с людьми посоветовался? Готовы ли они к тому, что ты им предложил на безальтернативной основе?
— Да разве у нас есть выбор?
— Всегда!
— Дермократия… мать анархии… Хи-хи… — поддержал Зуб друга. — А порядка…
— Не ждите!
— Пусть сами это поймут! — настоял Мих.
— Но это же стадо! Быдло! Потери будут — уже…
— Беккер ни в счёт!
— А Лапоть?..
Слова Вежновца настораживали, но всё одно Мих никого не желал принуждать.
— Лично я по жизни вольный…
— Охотн-Ик… — икнул Зуб. — Надо бы чего-то выпить!
— Я принесу — угу? — покосился вопросительно Мак на Паштета.
— Давай, тащи мировую… — утвердительно качнул тот.
В бутылке оказался спирт.
— Стоп! — запретил Мих переводить ценнейший горючий продукт. К тому же у многих, даже некурящих сокурсников имелись зажигалки заправляющиеся спиртом, а и у сокурсниц из числа курящих хватало, как и таковых.
Но у Михея была иная мысль на этот счёт.
— Напиток Молотова! — озвучил он.
— Че-чё?! — не уловил смысла даже Зуб, всегда понимающий напарника с одного взгляда.
— Хм… — хмыкнул довольно Паша. — А ведь это оружие… и массового поражения!
Как военный он быстро сообразил, что «конкурент» предложил.
— И много у нас такого добра?
— Пока навалом… Верно? — покосился Вежновец с подачи Миха на Мака.
— Да-да… — закивал тот, не имея своего собственного мнения. Со всем и всеми соглашался.
— Вы про что, пацаны? — заинтересовался Зуб.
Кислый помалкивал в тряпочку, жуя сопли, а точнее сало. Тоже израсходовал энергию на баб, вот и восстанавливал за счёт натурпродукта, если учесть: очередная ночь была впереди.
— Устроим феерическое шоу бомжам! — пояснил Мих.
— А вдруг не придут? — продолжил Паша.
— Рано или поздно — обязательно присунутся, тут мы им и подпалим шкуры!
— Хи-хи… — дошёл до Зуба истинный смысл «полемики» конкурентов.
Оставалось дождаться вестей от Лаптя с его отрядом «головорезов» подавшихся искать следы пропажи, а заодно и при случае отбить Беккера у местной «фауны». Ведь военная мудрость гласила: хочешь мира — готовься к войне.
Остановив ребят, Лапоть поднялся на вершину холма, воспользовавшись армейским трофеем — приставил бинокль к глазам, изучая внимательно округу. До слуха донеслось гарцевание практикантов. Он строго-настрого наказал им вести себя тише воды и быть ниже травы, но куда там — третьекурсники — себе на уме стали. Но ничего, он быстро отобьёт у них охоту к вседозволенности. Сам понимал, что что-то не так, и это ещё, мягко говоря, ибо сам пребывал в лёгком шоке. А на деле всё хуже некуда.
Ни тебе села на месте привязки к карте, ни поля. Вместо него непролазное болото и ещё одна уникальная особенность — скалы. И над ними вился дым, исходящий от какого-то кострища. Оставалось лишь догадываться: кто там и что палит. Если вспомнить дикарей и пропажу Беккера, то не хотелось думать, а и жить. Из ума можно запросто выжить.
Поэтому согласно армейской выучке-привычке, чтобы отогнать дурные мысли следовало действовать и при этом решительно, а попросту занять себя любой работой, нежели заботой, иначе хлопот не оберёшься.
— Я что сказал и кому, а приказал! — спустился он с горы, накинувшись на студентов.
Те не то что бы сразу присмирели, но поняли по взгляду Лаптя всё, что он думает не только относительно них, но и про обстановку в округе. Ситуация едва не вышла из-под контроля, когда он отвесил оплеуху Фашисту. Или его звали Нацист? Короче парень кичился собственным происхождением, и всем рассказывал байки, будто его предки принадлежали к тем, кто служил Тевтонскому Ордену.
— Сулугунец…
— Ясюлюнец я…
— Сопли прожевал, сопляк! Молчать! И всем слушать только меня! Если жить не надоело!..
Парни быстро уловили, поскольку даже когда Лапоть был не в духе, вёл себя много тише, а тут такое и впервые виденное ими его состояние.
— Сейчас мы делаем оружие…
— Чё… — перебил тот, кому отвесил оплеуху Лапоть.
— Могу повторить, — сжал на этот раз кулак препод, больше подобный на кувалду, добиваясь едва ли не гробовой тишины.
Какое-то время спустя раздались удары топора, разносясь эхом по лесной чаще. Лапоть нарубил дров — кольев. И заострил, но с одной стороны, выстроив ребят в две шеренги, так и двинули они за ним дальше, используя их в качестве посохов. Всё легче и сподручнее оказалось бродить по сопкам.
Наконец добрались до нового открытого холма, где снова побывал в одиночку Лапоть, не забывая поглядывать за своими подопечными. Те вели себя тихо, поэтому опасался, как бы чего не вышло — не слиняли бы, испугавшись его ярости. Да и не бил-то, так проучил одного, научив разом всех уму-разуму, а вернул с небес на грешную землю в этот чуждый им мир. И здесь человек не являлся доминирующим звеном в пищевой цепи, что и подредили повстречавшиеся им в дальнейшем следы крупной живности, больше смахивающей на отпечаток рептилии больше сходной с ящером.
— И эти здесь водятся? — выдал Ясюлюнец.
— Похоже, все, кого мы знаем из истории о древности, а многих — вряд ли, — озадачил Лапоть. — Да познакомиться придётся — никуда не денемся!
Вот и вся история. Хотя нет, до пепелища было уже рукой подать. Местность, на которой остановились в очередной раз практиканты с учителем для рекогносцировки, наполнилась зловонными запахами от палёной плоти. Кто-то кого-то кремировал.
— Беккера… — оскалился Ясюлюнец. А зря. Если был прав, то им самим не поздоровиться.
— Дикари-и-и… — скатился кубарем вниз с возвышенности Лапоть.
— Засада… — засуетились студенты.
— Возьмите себя в руки! Вы же мужики! Будущие солдаты!
Нашёл, что и кому говорить — тем, кто решил, во что бы то ни стало откосить от армии в том учреждении, в котором сам же и преподавал. А для него это не являлось большим секретом. Всё и без того очевидно.