Люди Быка

Глава 9. Возвращение

— Почему же Мамонт отказывается общаться с травой счастья? — поинтересовался Танлель, когда Семен в очередной раз не захотел принять участие в «воскурении».

— Я же говорил тебе: мы предпочитаем другой дым и принимаем его в одиночестве. На, попробуй! — протянул Семен набитую трубку.

Честно говоря, он немного волновался. Сам он опиум никогда не курил и пробовать не хотел — из принципа. Тогда — на маковой поляне — ему хватило понять, что от дыма засохшего макового сока его «ведет». На этом эксперимент был закончен. Продолжить его предстояло Танлелю. Семен когда-то читал, что основная опасность гашиша заключается в том, что он как бы подготавливает курильщика к употреблению других — более серьезных — наркотиков.

Успех превзошел все ожидания — Семену стало даже стыдно. Танлель счел новый «кайф» настолько важным, что отправил гонцов с трубкой и несколькими дозами к «главному быку». Не прошло и трех дней, как Семен был вызван в «ставку».

В долгих посиделках с обкуренными скотоводами выяснилось много интересного. Оказывается, народ людей-быков не стоит на месте, а двигается потихоньку куда-то на север и северо-запад, огибая крупные лесные массивы и стараясь держаться в пределах лесостепной зоны. Перемещение происходит, в основном, зимой, когда братья-быки собираются в большие стада. Семен уже знал, что единого руководства у этого народа нет. Кланы дружат или ссорятся, смотря по обстоятельствам. Кто-то из их предводителей пользуется большим авторитетом, а кто-то меньшим. На вопрос, зачем они вообще куда-то двигаются, внятного ответа Семен не получил и заподозрил, что люди просто идут туда, куда хотят туры. А животным нужны новые пастбища. Главным следствием их союза с человеком стала сохранность молодняка. Телят под надзором людей гибнет значительно меньше, чем обычно. Кого-то люди выбраковывают и убивают, но это не компенсирует прироста. Кроме того, в новых местах люди сокращают забой своих «братьев», поскольку имеют возможность активно истреблять прочую живность — оленей, бизонов и даже мамонтов.

Способ охоты с использованием туров Семен как-то раз наблюдал. Это было, конечно, негуманно, но разумно. Прикрываясь быками, перемазанные их пометом охотники окружили стадо бизонов и принялись в упор расстреливать его из луков. Семен когда-то и сам неоднократно использовал для маскировки мамонтиху Варю. И каждый раз после такой охоты его мучила совесть.

На тех посиделках Семен категорически посоветовал скотоводам прекратить движение на север — там живут люди-мамонты. Реакция была примерно такая: «А что мы можем поделать? Это не в нашей воле…» Затем состоялся «бартер»: Семен оставляет братьям-быкам весь имеющийся у него запас «счастливого дыма», а взамен получает нескольких новых «друзей». Не людей, конечно, а прирученных быков. И не абы каких, а таких, которые сами захотят с ним водиться, то есть он сможет контролировать их поведение. И вместе с этими «друзьями» и своими людьми он беспрепятственно отбывает в страну Мамонта. Путь же туда пролегает через земли бакутов.

— Кстати, о бакутах. Они приходят сюда неспроста. Им нужен серый порошок, который здесь встречается. Если вы согласитесь, на будущий год они вновь придут и принесут вам «счастливый дым» — он у них есть. За это вы позволите им набрать порошка, который они любят.

— Что говоришь ты, Брат-Мамонт?! — изумились люди-быки. — К чему так долго ждать, зачем такие сложности?! Не проще ли пойти и забрать у бакутов то, что нам нужно? Можно даже не убивать их всех, раз они оказались хоть чем-то полезны!

— Не выйдет, — заверил Семен. — Здесь поблизости живут только плохие, некачественные бакуты. У них мало «счастливого дыма», а осенью, зимой и весной не бывает вовсе. Что толку сейчас их резать?

— Но как же так?! Вот, к примеру, «волшебную траву» мы запасаем, и нам хватает на весь год!

— Со «счастливым дымом» все обстоит иначе, — заявил Семен. — Его могут делать из красных цветов лишь бакуты. Но цветов этих здесь мало, и цветут они лишь весной и летом. А вот далеко на юге, где зимой не бывает снега, они растут почти круглый год. Там и бакутов, наверное, водится больше. Надо лишь заставить их делать для вас «счастливый дым».

В общем, свою сказочку Семен повторил несколько раз на разные лады, стараясь вдавить ее смысл в обкуренные мозги собеседников. Что-то, кажется, получилось.

Поддерживать работу солеварни становилось все труднее — дрова в округе были сожжены. Самим же труженикам первобытного производства это занятие надоело до чертиков, и вот-вот мог возникнуть бунт — бессмысленный и беспощадный. Семен решил судьбу не искушать, а сматываться подобру-поздорову.

Для спешки имелось еще два повода. Своей долей опиума Танлель делиться ни с кем из нижестоящих не стал. Соответственно, по представлениям Семена, имеющегося количества ему хватит, чтобы хорошенько втянуться. Что он будет делать, когда продукт кончится, — тап его знает. И второе: у скотоводов начиналась череда ритуальных праздников, связанных с началом осеннего гона. На одном из первых культмассовых мероприятий Семен побывал лично. Увиденного ему хватило, как говорится, выше крыши. Публичное совокупление быка с женщиной, в наркотическом угаре имитирующей корову, было, конечно, ритуальным, но вполне реальным. Кажется, ее предварительно обмазали соответствующими коровьими выделениями. Собственно говоря, упоминания о подобных обрядах Семен не раз встречал в литературе, посвященной временам более поздним. Тогда разум его отказывался верить, а теперь поверить согласился, но возникло сильное желание поскорее оказаться как можно дальше от этих мест.

До границы леса караван добрался благополучно. Лесные же тропы для быков оказались вполне пригодны и даже удобны, чего нельзя было сказать о всадниках — зазевавшись, легко оказаться сброшенным нависающей веткой на землю или остаться без глаза. На сложных участках Семен предпочитал идти пешком, как и вся его команда. Так было безопасней, поскольку «зазевывался» он постоянно из-за того, что думал — обкатывал и шлифовал план предстоящих действий.

«Что делать со здешними бакутами? Разум говорит однозначно — земледельцы враги этому миру, они превратят его в пустыню, населенную лишь людьми. А вот подсознание считать их врагами отказывается — они, по сути, моя родня. Именно так на протяжении тысяч лет жили мои предки. Нет, я не подниму племена на войну с этими людьми. Я предоставлю им выбор, искушу их, как известный библейский персонаж. А совесть? Она, наверное, выдержит.

В школе, помнится, нас учили, что сельское хозяйство в России до реформ Столыпина пребывало в упадке и стагнации. А почему? Потому что крестьяне жили общинами. Эти самые общины не давали людям проявлять личную инициативу, внедрять более совершенные технологии. Большевики во главе с товарищем Лениным возродили и многократно усилили умирающий общинный уклад жизни — создали колхозы. Есть подозрение, что сделали они это не ради блага народа, а по злобе, поскольку крестьян ненавидели и боялись. Надо сказать, что получилось у них здорово — за годы советской власти земледелие в стране почти кончилось, а крестьянство, по сути, исчезло как класс.

Сейчас общество бакутов динамично, потому что плохо организовано. Мы это попробуем исправить — рычаг имеется. Они уже знают, что такое богатство, что такое собственность, но еще не ведают силы того и другого».

Появление в Пендюрино быков, конечно, вызвало переполох, но не так чтобы очень сильный. Туров местные жители видели и раньше, а кое-кто даже охотился на них, пока шум и пожоги не разогнали всю окрестную живность. Гораздо большее впечатление произвел тот факт, что вернулись три главных соленоса и щедро расплачиваются со своими и чужими долгами. Семен провел в деревне несколько дней, не предпринимая никаких действий, — ему хотелось, чтобы весть о соляном караване двигалась впереди них. А потом он начал великий поход за справедливость — бесконечное блуждание из деревни в деревню.

На лесных делянах жатва, в основном, закончилась, и в селениях шел обмолот ячменя. Семен наконец понял, зачем на всех здешних токах устанавливаются плетни, которые вроде бы ничего не отгораживают. О них хлестали подсушенные снопы, выколачивая зерна на землю. Семен вспомнил даже, как этот способ назывался на Руси — «хвостание». Он не был бы самим собой, если бы не предложил нововведение — цеп. То есть две палки — короткая и длинная — связанные между собой. Эксперимент показал, что это орудие более эффективно — старейшины одобрительно кивали головами. Тем не менее на другой день первый, наверное, в этом мире цеп валялся на земле, а на току продолжалось хвостание. Семен пожал плечами и больше не пытался вмешиваться в производственный процесс.

От мусора зерно отделялось обычным способом — веянием, то есть подбрасыванием в воздух. Пылища при этом стояла изрядная. Для дальнейшей обработки и хранения, как понял Семен, зерно нужно было досушивать. Для этого использовались разогретые камни или некое подобие керамических поддонов. Долгое время Семен не мог понять, для чего подсушенное зерно как бы перемалывают в деревянных корытах, отдаленно напоминающих ступки, деревянными же палками, толстыми и округлыми на одном конце. Ничего перемолоть таким способом было, конечно, нельзя. Оказалось, это то, что называется «рушение» — отделение от зерен оболочки. Ну, а процесс превращения зерен в муку Семен и раньше наблюдал неоднократно. Каменные ступки здесь почему-то не использовались. Истирание происходило на плоской каменной плите при помощи небольшого расколотого валуна или второй плиты — размером поменьше — которую нужно было возить туда-сюда двумя руками сразу.

В свое время эти зернотерки умилили Семена до глубины души. Специального материала в округе для них не имелось, поэтому в ход шло все, что удавалось найти плоского и каменного. В том числе обломки песчаниковых плит. Они даже выше ценились, чем гранитные, поскольку легче притирались друг к другу. То, что при этом в помол попадает изрядное количество песка, который потом хрустит на зубах, никого не волновало.

В первой же, после Пендюрино, большой деревне Семен решил произвести «пробу пера». Как оказалось, никакой особой разведки и сбора агентурных данных для этого не требуется — Филя, Миля и Киля много раз здесь бывали и прекрасно все про всех знали. Семену пришлось лишь поднапрячься, чтобы запомнить «имена — фамилии — явки». Из предыдущих рассказов, да и собственных наблюдений, он знал, что каждая община представляет собой, по сути, разросшуюся семью. Семьи же моногамны, наследование ведется по мужской линии. Обычно имеется центральная деревня и несколько «хуторов», расположенных не далее пешего дневного перехода. Руководит общиной старейшина, но нередко случается, что «дедов» несколько и они вечно спорят из-за власти.

Чем община больше, тем шире раскидываются ее «хутора» и тем чаще главной деревне приходится переезжать с места на место. «Судьбоносные» решения объявляются на всеобщем сходе общины. На нем же творится суд и расправа. Центральная власть, как правило, слаба и держится на моральном авторитете деда да на его ближайших родственниках-прихлебателях. Это положение Семен решил исправить и через своих помощников пустил по хуторам слух, что, когда все соберутся, будет произведена раздача соли — бесплатно! Бросив все дела, народ собрался в назначенный день. Прибыло и немалое количество родственников из соседних общин. К первому выступлению Семен готовился тщательно, он даже немного волновался. Мероприятие прошло примерно так:

Семен:

— Низкий поклон вам люди добрые! Зерна да детишек побольше!

Народ (со смехом):

— Ну, ты сказал! Спиногрызов и так девать некуда! Соль давай — зря, что ль, в такую даль шли?! Обещал!

Семен (сокрушенно):

— Да, обещал! Хотел я и правда соль вам раздать, но передумал.

Народ (возмущенно):

— А в рыло?! А на рогатину?! Почему передумал-то?

Семен (грустно):

— Потому что не по справедливости живете! Старину не чтите, дедов не уважаете. У одних всего навалом, а у других, кроме вшей да детей, и нет ничего! Разве правильно это? Справедливо разве?

Народ:

— Га-а! Ты чо-о?! Да я!! Да мы!! — начинает разноголосо спорить между собой. Среди толпы мелькают Филя, Миля и Киля. Никакого сочувствия к поселянам они не испытывают и развлекаются от души, подзуживая спорящих. В конце концов в дело вступает третья сила.

Дедовы ближние (кричат):

— А ну, тихо! Хватит орать!! Ща по мордам огребете — вот ты и ты! И ты с ними до кучи — как в тот раз! Слушайте, что Семхон говорит!

Семен:

— Особо мне хуторяне ваши не нравятся. Живут, понимаешь, на отшибе — себе на уме, значит. Зерна у них навалом — на новых делянах, поди, сам-сто собирают, а…

Народ разделяется: примерно половина молчит, а другая ревет возмущенно:

— Врешь, гургул проклятый!

Дедовы ближние (кричат дружно):

— Верно говорит Семхон!!!

Семен (дождавшись относительной тишины):

— Сам-сто они там, значит, собирают, а деду что приносят? Это ж птицам на смех! Это ж лешему на закуску!

Народ разражается криками — в том числе и одобрительными.

Дедовы ближние (хором):

— Верно говорит Семхон!!!

Семен:

— А теперь ваши хуторяне что удумали?! Они там — по норам своим — самогон гнать приладились! Им теперь и дедова пива не нужно! У них и посуды глиняной полно!

Народ — взрывается гневными воплями. Против оратора направлены далеко не все.

Дедовы ближние (перекрывая щум):

— Верно говорит Семхон!!!

Семен (дождавшись затишья):

— Они, значит, самогон там попивают, да в зерне купаются, а, скажем, Мурдыкины? Детей полон дом, а собрали полмешка, да и то с мусором!

Голос из народа:

— Они ж по пятому разу старую деляну засеяли! Им новую готовить лень!

Народ (кричит):

— Врешь! Верно!! Врешь!!!

Дедовы ближние (вместе с Мурдыкиными):

— Верно говорит Семхон!!!

Семен:

— Долго я думал, люди добрые, почему живете вы так. И понял: не любите вы руку отеческую, догляд мудрый не терпите. Неслухи вы!

Народ:

— Верна-а!! Врешь!! Говори, да не заговаривайся! Верна-а!! Врешь!! Бей гада!!!

Семен (с надрывом):

— А потому решил я соль не вам, а деду отдать! Пускай он и делит ее — по справедливости!

Дед (злобно):

— Уж я разделю!

Дедовы ближние (перекрывая шум):

— Верно говорит Семхон!!!

Народ:

— Бей гургулов!! Верна!!! Кровопивцы!! Верна!! Деда не трожь!!! Бей!!!

Дедовы ближние (еще громче):

— Верно говорит Семхон!!! Кто зерно от общины прячет — тому фиг в нос!!! А кто честно ссыпает — тому от пуза! И соли! И пива!! И самогона!!!

Голос из народа (ревет, заглушая всех):

— Кто ж проверять-то будет? Ты, что ли?!

Семен (воспользовавшись паузой в криках):

— Зачем же мне этим заниматься? Разве мало среди вас людей честных, нежадных? Которые под себя все не гребут? Вот, скажем, Мурдыкины…

Народ разделяется. Одни кричат:

— Верно!!

Другие орут:

— Пьянь! Лентяи!! Гнать их в шею!!!

Дед (пристукнув клюкой):

— Цыц, окаянные!

Дедовы ближние и Мурдыкины:

— Верно говорит Семхон!!!

Семен (передавая мешок с солью):

— Вот тебе, дедушка, — владей! Хорошим людям не жалей, а плохим… сам знаешь. А чтоб не обманули тебя, пошли ребятишек верных — пусть посмотрят, у кого деляны какие, сколько взрослых в дому. Не поленись, зарубочки сделай: у кого работников сколько, да сколько притом зерна ссыпали. А то, может, сам и укажешь, где кому жить, да какие деляны готовить — чтоб на виду все, чтоб без обману!

Дед (радостно):

— Благодарствуем! За людишками-то сыны мои присмотрят, да и племяш вот толковый вырос — уважает дедушку. А которые от своих отделяются, которые по ямам зерно прячут, попляшут у нас теперь! Трундыкины особенно! Со своей же родней делиться не хотят! Ничо, теперь поделятся — вот она, сольца-то!

Голос из народа:

— Не дождешься, старый хрыч! Соли давай!! А то мы и сами сходим — места знакомые!

Дед (кричит фальцетом, обнимая мешок):

— Да кто ж с тобой пойдет-та?! На смерть-та верную?!

Филя, Миля и Киля (вопят из толпы):

— Нету за солью хода! Нету-у!! Еле ноги унесли! Тибидахи там сплошные! Сами чуть не сгинули!! Добрый человек выручил!

А им в ответ:

— Врете вы все!!!

В общем, в тот — самый первый — раз все обошлось благополучно. Даже массовой драки не случилось. Большинство участников были трезвыми и довольно быстро сообразили, что выражение недовольства им дорого обойдется — магазинов в лесу нет. Ободренный успехом, Семен двинул свой караван в путь, благо проводники у него имелись.

Общины лесных земледельцев находились на разных стадиях зрелости — одни недавно отпочковались и были «социально» молоды, другие наоборот — еле держались от старости и готовы были распасться на несколько самостоятельных семей. Семен никого не свергал, не устраивал заговоров — он раздавал соль и требовал за это жить «по справедливости», требовал, чтобы «богатые» делились с бедными, здоровые с больными, сильные со слабыми. А для этого, естественно, нужна власть, которая будет за всем следить и делить продукт. Правда, сначала его нужно этой власти отдать…

«Иерархическая пирамида, — размышлял Семен, — универсальна. Наверное, она заложена у людей в генах. И не важно, кто стоит на вершине — вождь, старейшина или три-четыре крепких мужичка, которые договорились вести дела сообща. Они и промеж себя пирамиду построят. Всегда найдутся обиженные, всегда бедные хотят, чтобы не было богатых…»

В конце осени эпопея закончилась — вместе с солью. Остатками Семен щедро расплатился с Филей, Милей и Килей и отправил их по домам. Тащить с собой вновь завшивевшую Нилок Семену отчаянно не хотелось, и он был только рад, когда она изъявила желание идти с Филей — если, конечно, Семен и ее не обделит. Он не обделил — горько вздохнул и отдал мешочек, припасенный для себя самого: «Опять даже икру посолить будет нечем. Но, может быть, оно и к лучшему — привыкнуть недолго, а вот отвыкать потом…»

От своих спутников Семен не скрыл, чем теперь придется расплачиваться со скотоводами за право доступа к соляному месторождению. И конечно, не забыл напомнить, что Нилок прекрасно умеет заготавливать «счастливый дым».