Лунное молоко

Глава 6

Листок замер где-то внизу, и Юлька почувствовала что-то вроде облегчения, а потом оступилась и взвыла от боли.

Она пролетела совсем немного, но сильно приложилась коленом о твёрдый пол.

Темнота вокруг немного разошлась — отползла в глубину начинающегося отсюда тоннеля.

Баюкая ушибленную ногу, Юлька скорчилась на каменных плитах. Было ужасно холодно и сыро. И очень страшно. И так жалко себя!

— С переходом! — листок спланировал рядом с Юлькой и вдруг обернулся знакомым дядькой! Он выглядел как тогда в машине — невысокий и неприметный, с расползшейся по лицу мохнатой бородой. — С переходом, говорю! Или оглохла?

— Нога болит, — пожаловалась Юлька и шмыгнула носом. — Зачем вы устроили этот цирк?

— О как! — чему-то обрадовался дядька. — Ни слёз, ни криков! Молодца! Хозяину пондравится. Вставай уже. Мы почти на месте.

Юлька мотнула головой, продолжая поглаживать ногу — колено ощутимо увеличилось, и она боялась шевельнуться.

— А ну-ка, возьми, — дядька вытащил из уха что-то вроде трубочки. Это оказался листок бересты, очень тонкий и мягкий. — Давай-ка, к ноге приложь. А я поверху дуну. Что смотришь совой? Действуй.

Подкатить штанину не получилось — настолько сильно распухла нога.

— Прямо так клади. Поверх. — показал дядька рукой.

И когда она послушалась, поплевал на ладонь да с силой пришлёпнул по бересте.

— Чего дёргаешься? Разве больно тебе? — дядька легонечко дунул на листок.

— Нет! Не больно. — удивилась Юлька, осторожно разгибая ногу. — Как это у вас получилось?

— То не у меня — у берёсты. Хозяин наговорил, я и ношу. Мало ли что.

Нога больше не болела. Поднявшись, Юлька потопала ею по полу и даже решилась присесть. Всё прошло, будто и не было падения и удара. Вот же чудеса!

— Пошли что-ль, — дядька наблюдал за её манипуляциями. — Припозднимся — хозяин мне бошку открутит. А как я буду без бошки? Мне нельзя.

— Ваш хозяин — ключник? — Юлька поняла это и без вопроса.

— Не называй так. Не любит. — дядька пригладил бороду. — Чаровником можно. Кудесником. Ведуном.

— А по имени как к нему обращаться?

— Ишь, захотела — по имени! — дядька даже сплюнул сгоряча. — На имени запор! Сразу имя ей выдай! Замычка на имени! Чтоб никто-о-о не прознал!

— А вы тоже имя скрываете? Как вас зовут?

— А доброхожим называй. То моё свойство.

— Доброхожим? — не поняла Юлька. — Как-то странно звучит.

— Как надо звучит. Доброхожий и есть.

— Вы не человек? — решилась Юлька на следующий вопрос. Всё было ясно и без него — никто из людей не смог бы превратиться ни в листок, ни в дерево. Но она всё же спросила — уж очень хотела услышать ответ от самого дядьки.

— Скажи, что похож? — тот довольно хихикнул. — Роги, они под кепкой растут. Сразу и не увидишь роги-то.

Он говорил благожелательно, борода расходилась улыбкой, только глаза оставались колючими, чернели под бровями угольками.

— Тогда я ещё спрошу. Можно?

— Ну, поспрашай. По дорожке. — дядька побрёл по узкому тоннелю. — Иди за мной. Хозяин ждать не любит.

— Почему вы меня сразу не привезли? К ключнику. К чаровнику! — Юлька уставилась в сутулую спину. — Зачем в Лопухи направили? А потом устроили это вот всё! — она развела руками, не найдя слов для описания своих злоключений.

— Заскучал я. У нас народу мало бывает. Не едут к нам добровольно. А тут ты! — дядька хитровато взглянул из-за плеча, но Юлька отчего-то ему не поверила. Сам же говорил, что хозяин ждать не любит. Вряд ли бы посмел ослушаться его.

— Вы и с остальными так… играли? Нас целая толпа собралась. В Лопухах. Все к вашему хозяину, между прочим.

— Сдались мне остальные… — проворчал в бороду дядька. — Было сказано тебя провести. Вот и веду.

— Ваш хозяин знал, что я приеду? И про мои… неприятности тоже знал?

— Да что знать, что знать-то! Когда на лице всё написано! Юстрица просто так к нам не пошлёт.

— Ирина Санна тоже так говорила! Про старуху в парке!

— Ягиха-то? — хохотнул чему-то доброхожий. — Она наговорит… ага… ты слушай да просеивай, фильтруй чужие словеса. У нас любят за нос водить. И использовать любят… морочить…

Он обернулся к оторопелой Юльке и вдруг с силой дунул ей в лицо. Захлебнувшись тяжёлым запахом, Юлька отпрянула прочь, и чьи-то руки мягко приобняли её сзади, слегка покачав, повернули к себе.

Монах! — мелькнула шальная надежда, но это был, конечно, не он.

Перед ней стоял всё тот же доброхожий. За ним торчала кривая изба, огороженная по кругу узкими неровными кольями. На одном был напялен перевёрнутый горшок, на другом — старый дырявый валенок, ещё на парочке — чьи-то небольшие рогатые черепушки. Совсем рядом тревожно шумели деревья, и небо было как у холма — низкое, серое, глухое.

— Опять ваши шуточки? — насторожилась Юлька. — Решили меня поморочить?

Доброхожий странно дёрнулся и, не отвечая, побрёл к избе. Он сильно горбился да приволакивал ногу.

— Мы на месте, да? — Юлька робко двинулась следом. — Здесь живёт ваш хозяин?

Она внезапно оробела, настолько сильно, что зубы выдали дробь. И доброхожий услышал это — будто бы усмехнулся.

Он прошёл сквозь хлипкую калитку, поднялся на шаткое крыльцо.

Юлька чуть задержалась в проходе — засмотрелась на странные черепа. Чуть приплюснутые и вытянутые, они производили неприятное впечатление, но отчего-то притягивали Юльку.

Дверь заскрипела, и доброхожий вошёл в избу.

Юлька заспешила за ним, поднялась по постанывающим ступенькам.

Деревянная крыша-навес совсем рассохлась от времени и так сильно наклонилась, что Юлька едва не задела её головой.

Внутри было темновато и вонюче — настолько сильно, что Юлька едва сдержалась, чтобы не зажать нос.

Грязный пол. Заваленная посудой столешница. Давно немытые окна. Паутина, висящая по углам лохматыми спутанными комками.

Юлька лишь мельком отметила печальные следы запустения — взгляд её снова остановился на доброхожем.

Он стоял посреди комнатушки, такой же как раньше и одновременно не такой. Лицо было будто бледнее и угрюмее. Нечёсаная борода паклей спускалась на грудь. Кепка отсутствовала, сивые грязные волосы были обкромсаны под горшок, но Юлька как не пыталась — не разглядела среди них рожек.

И одежда на нём была другая, смахивающая на застиранную рабочую робу.

— Здравствуйте, — зачем-то прошептала Юлька, и он опять усмехнулся.

Почему он молчит? Почему так странно смотрит?

При всём желании Юлька не смогла бы описать этот взгляд — ускользающий, неуловимый. Дядька смотрел прямо на Юльку, но глазами с ней не встречался!

Что-то было не так! Совсем не так!

Пауза затягивалась, и Юлька занервничала ещё сильнее.

Где-то позади закуковала кукушка, скрипнула половица, протопотали быстрые шаги.

Юлька обернулась на звук и ухватила взглядом косматый клубок, подкатившийся к углу и юркнувший под перевёрнутый веник. На пыльном полу протянулся длинный смазанный след да кое-где, редкими горошинами, будто отпечатались копытца.

Сердце шевельнулось под пятками, под волосами сделалось жарко. Захотелось сбежать. Исчезнуть! Оказаться подальше от этого места!

И в то же мгновение в ухо прошептали:

— Поклон положи! Не стой остолбенелая!

— Я… — поперхнулась Юлька от неожиданности и слегка присела в реверансе. — Я… за помощью приехала. Вы говорили, что хозяин знает.

— Правильно говорили, — голос прогудел низким колоколом. Юльке даже почудилось тихое эхо. — Сестрица на тебя маску примерила. От того теперь исчезаешь.

— Маску? — Юлька сглотнула. — К-какую маску? Я ничего не надевала!

— Не ты. Говорю же — она! Нашла и примерила. С того и пошли твои мытарства.

— Как примерила? Почему? Я ничего не помню…

Ключник — а это был он, Юлька теперь точно знала — вдруг хлопнул в ладоши и, сомкнув, выставил их перед Юлькой. По ним, как в крошечном экране, заскользили быстрые кадры. Юлька едва успевала разобрать, что ей показывают.

…Вот сестра заглядывает в её спальню. На цыпочках подходит к кровати, негромко окликает. Вот, оглянувшись, расправляет в руках небольшой тёмный предмет, а потом накладывает ей на лицо!..

— Нет! — дёрнулась Юлька как от удара, и картинка сразу пропала. — Нет! Я не понимаю! Зачем? Для чего?

Она представила веснушчатую рыжую Марфу, неуживчивую, бунтующую и трогательно, по-детски, беззащитную. Несмотря на все разногласия, она любила сестру. И Марфа, Марфа тоже её любила!

Этого не может быть. Просто не может быть! Да и откуда у Марфы та маска?

Юлька так и подумала — «та»! Словно уже знала, о какой маске идёт речь. Не её ли вместе с шапкой сорвала со страшилища девочка Улька? Не с ней ли убежала прочь?

Но как "та" маска оказалась у Марфы? Каким образом попала к сестре??

Мир зашатался, и Юлька пошатнулась вместе с ним. Перед глазами замелькали тени. И крики птиц снова ожили в ушах — пронзительные, угрожающие, злобные.

— Кара! Кара! Кара! — не прекращая вопили они. И от этого было негде укрыться.

Монах напрасно проискал Юльку около часа. Громко кричать он не стал — опасался, что привлечёт внимание лесной нечисти. Метаясь по лесу, он лишь шептал — Юля! Юля! — без особой надежды услышать ответ.

Чтобы самому не сбиться, не заплутать среди деревьев царапал кору ножом, оставляя для себя зарубки-метки.

Всё было бесполезно, девушки нигде не было, она словно растворилась среди тусклого света.

Сбежать от него Юлька точно не могла. Хотя… Он первым прервал затянувшийся поцелуй, и она вполне могла обидеться. Монаху совсем не нужна была пустая интрижка. И он ругал себя теперь, что поддался на неё. Юлька была симпатична ему, хотя он так и не смог рассмотреть её как следует, черты лица её оставались неопределёнными, расплывались под пристальным взглядом. Но ему не нужны были новые отношения. Он и сбежал сюда лишь потому, чтобы его оставили в покое.

А что, если её похитили? Ирина Санна. А может быть — ключник?

Колдун специально разделил их, ещё раз наглядно продемонстрировал Монаху, что не желает видеть его у себя.

— Что б тебя лешак заломал! — раздосадованный Монах с силой пнул ногой ближайшее дерево. — Девочкам, значит, можно… А мальчиков к себе не пускаем.

Интересно — почему так? Ключник, вроде, любит играть, любит дурачить людей, забавляться. Монаху что-то говорили об этом, предупреждали о подобном свойстве колдуна. Он слушал в пол-уха, даже сочувствуя бедняге. От скуки и не такое полюбишь, сычевать в глуши удовольствие небольшое. Хотя, никто же не заставляет сычевать, ключник сам сделал выбор, так с ним и живет.

Отправляясь в эти места, Монах, конечно, был готов к любым неожиданностям. За себя он совсем не боялся, но Юлька и Марфа спутали ему весь настрой, и теперь он начал переживать за них. Юлька-то ладно, она уже взрослая девочка. А вот Марфа совсем юна и беспокойна. Выдержит ли её психика неминуемые потрясения?

Прервав бесполезные поиски, Монах снова присел под елью и постарался сосредоточиться. Следовало выстроить план, продумать тактику дальнейших действий. К ключнику его просто так не пропустят — это ему ясно дали понять. Значит, нужно действовать через других.

Монах вспомнил авансы жаркой Инги и поморщился. Такая «за просто так» ничего не станет делать, непременно потребует определённой платы. Какой — Монаху даже думать не хотелось. Не было у него к Инге интереса. Воспользоваться помощью Марфы казалось неправильным. Монах чувствовал за девчонку ответственность, словно сам притащил её в этот лес.

Он пожалел сейчас, что помешал Юльке удержать сестру при себе. Спутницы девчонке достались слишком незавидные — двоедушница Инга и Ягишна в трёх ипостасях! Такое и в кошмаре не приснится.

Где же они ходят? Почему не возвращаются? Монах был уверен, что Ирина Санна очень заинтересована в Юльке — лунное молоко добыть по силам не каждому, а Юлька это могла — юстрица таких чует, поэтому и подсказала про Лопухи.

— У нас в парке старуха была. Ворона-вороной. Накинула мне на голову какую-то тряпку и перенесла в лес! — Монаху вдруг отчётливо вспомнились слова Марфы-Луны.

Накинула на голову тряпку!.. Перенесла в лес!

Какой же он всё-таки осёл! Как мог позабыть об этом важном моменте! Почему не расспросил у Марфы подробности про старуху?! Почему так лоханулся?

Ведь если юстрица переправила сюда Марфу, девчонка тоже в теме! И тоже может найти лунное молоко!

Монах даже заскрежетал зубами от досады.

И никто, никто не собирался возвращаться! Инга не зря потащила Марфу с собой!

А они с Юлькой только потеряли время! И вдобавок он невольно обидел её…

Раз не вернулись — пойду за ними сам. Наверное, они отправились к смычке. Точно, что к ней. Но по какой дороге?

— Спроси у лесных! — в голове тотчас всплыла подсказка. Поговори с зыбочником или пущевиком. Попроси у них помощи, узнай, верны ли твои предположения.

Подобная перспектива не слишком вдохновляла, но иначе не получится понять, где искать Марфу. Не получится выйти к смычке.

Монах похлопал себя по карманам и снова ругнулся — нужные для ритуала вещички остались в рюкзаке, в машине. Что ж, придётся действовать известным способом, хорошо, что верный нож при нём. Осталось найти подходящее дерево и потом провести призыв.

Монах снова двинулся между стволов, деревья здесь росли примерно одинаковые — высокие и крепкие, как на подбор. Его же интересовало другое — порядком пожившее, старое, сухое.

Неужели и с этим не повезёт?

Впервые за долгое время Монах испытал что-то, похожее на беспомощность.

Тогда тебе нужно на свалку, братец. В лучшем случае — на печь.

Он представил себя в лаптях на лежанке и рассмеялся. Вполне неплохо! А что? Ни забот тебе, ни переживаний. И какая-нибудь Инга под боком. Она очень гармонично вписывалась в воображаемую картину — с ухватом у печи, ядрёная русская баба!..

Покружив, Монах снова вышел к знакомой ели и только тогда приметил почти неуловимое движение в её ветвях. Одна из широких лап слегка покачивалась — словно от чьего-то прикосновения.

Белка? Или бурундук? А может… Монах пригляделся и свистнул, и в ответ тоже засвистело. Среди иголок мелькнула слабая тень, мелькнула словно намёк и сразу пропала. Зыбочник или лешак не собирался показываться без дани.

Для этой цели хорошо подошли бы бутылка беленькой и буханка свежего хлеба, но ничего такого у Монаха, естественно, не было.

Вздохнув, он вытащил нож, погладил пальцем деревянную рукоять и медленно-медленно провёл лезвием по раскрытой ладони. Когда в ней собралось небольшое красное озерцо, прижал руку к стволу, стараясь не пролить ни капли.

Ель вздрогнула и будто ухнула вниз. В глубине ствола прокатилось зычное «Эу-у-у-уыххх!». А потом с верхней ветки свесилось вниз худое существо в непонятных лохмотьях. На узкой и вытянутой голове, словно приклеенный, колом торчал заношенный треух. Белые глаза смотрели не моргая.

— Хороша свежатина! Ещё хочу! — прошамкало у Монаха в ушах, а потом довольно засвистало.

— Хватит и того! — Монах старался смотреть прямо на нечисть. — Раз принял подарок — проведи до смычки.

— До которой? До которой? До которой? — вывернув беззубую пасть, расхохотался лешак. — Их много-много-много-много….

Такой засады Монах не ожидал, поэтому ляпнул первое, что пришло на ум:

— Хочу туда, где Инга и девчонка. Ты понял? К ним проводи!

— Что дашь? Что дашь? Что дашь? — лешак спрыгнул Монаху под ноги. Он оказался низеньким и очень вонючим, звериный смрад стоял вокруг него колом.

— Что дашь? Что дашь? Что дашь? — сдвинув треух на макушку, лешак двинулся в обход Монаха, постепенно убыстряясь. И вот уже не он — воздушный вихрь закрутился вокруг, забивая дыхание, норовя скрутить, смять Монаха в лепёшку!

— Что дашь? Что дашь? Что дашь? — повсюду визжало и улюлюкало, подхваченное звонким эхом, весело отскакивало от стволов. — Что дашь? Что дашь? Что дашь?

— А получи! — Монах ткнул ножом в тугой вихревый бок. — И еще разок! И снова! Нравится?

С протяжным разочарованным воем вихрь схлопнулся и распался. Оставшийся тонкий дымок быстро втянулся под кору. И когда Монах собрался ударить в то место, откуда-то с макушки просыпались на него ржавые иглы да шелушки, прямо в ухо прогундосило насмешливо:

— Перо используй, д-д-дубина! Пер-р-ро-о-о!

Монах не сразу сообразил о каком пере говорит лешак. Лишь спустя минуту вспомнил, что у него и вправду есть одно — то, что подарила на желание двоедушница Инга.

Тёмное лёгкое пёрышко прилипло к подкладке кармана, поэтому Монах не сразу смог его найти.

— Сохрани на желание! — кажется так сказала ему Инга. И он невольно вздрогнул, вспомнив её хищную, плотоядную улыбку.

Что ж, перо пришлось очень кстати. Монах положил его на ладонь и стал ждать.

Однако ничего не происходило. Монах и вертел перо, и помахивал им, и плавно водил перед лицом, повторяя немудрящие пожелания:

— Веди меня к Инге! Помоги найти Ингу! Пожалуйста, покажи дорогу к ней!

Над головой хохотнуло — лешак откровенно глумился его попыткам.

— Дддубина-а-а! — довольно грянуло с высоты и снова швырнулось горстью шелухи.

— Да что б тебя! Отстань, деревяшка! — ругнулся Монах, и смех стих, а в ветвях грозно шумнуло.

А потом оттуда шагнула… нога — огромная, в рост самой ели!

Лешак теперь выглядел великаном, длинное его, постное лицо плавало где-то в облаках.

— Деревяшка? — прогудел он зарождающимся ураганом. — Деревяшка, говоришь?? Смотри, не пожалей!!

Монах не стал просить лешака о прощении, да и бежать от него было бы глупо. Он просто провёл пером по губам и шепнул едва слышно:

— Хочу обнять Ингу! Хочу!

И тут же, словно из воздуха, появилась стая сорок. Окружив лешего, они застрекотали воинственно, принялись щипаться, норовя угодить в выпученные глаза.

— Смышлён, д-д-дубина! Догадался-я-я! Догадался-я-я! — завыл-задёргался нечистый, молниеносно убывая в росте. Сделавшись размером с букашку, нырнул он бочком под кору и там притих.

Сороки же слепились в одну и, подхватив Монаха в клюв, повлекли вперёд — туда, где проявилось в воздухе усмехающееся лицо призрачной Инги.