– Больше жилья на нашем пути долго не встретится, – как бы невзначай заметил Файтви, когда их вышвырнули из таверны «Тёплый вечерок» за то, что Рори, самоотверженно соблюдая свои гейсы, приставал там ко всем девушкам одновременно.
– Я не допил своё пиво, – возмущался Рори.
– А я не закончил бинтовать голову тому парню, которому ты разбил рожу, – сказал Файтви, спотыкаясь на скользкой грязи и подбирая в луже свои медицинские инструменты, которые выпали из сумки, когда она полетела Файтви вслед. – Ну, они и раньше у меня были не особенно стерильны, – сказал он откровенно, – но я всё же следил, чтобы не было ржавчины.
– Ты кого-нибудь ими оперировал? – подозрительно спросил Рори.
– Сто раз, – заверил его Файтви, – сто раз. Ирландцы – крепкий народ.
Файтви почистил свой плед, закутался в него и двинулся вперёд под дождём, ни слова ни говоря в упрёк Рори, хотя ему, наверное, было бы что сказать: только по милости Рори они не сидели сейчас у тёплого очага. Рори, чувствуя себя отчасти виноватым, глянул через плечо на мокрого насквозь Файтви – а это было жалкое зрелище, – и обнадёживающе сказал:
– Это не единственное жильё в этих краях. В двух шагах к северо-западу отсюда есть холм. Это сид Донна, сына Мидира. Мы запросто можем туда толкнуться.
Файтви выпростал из-под пледа посиневшую руку, отвёл мокрую чёлку и, стуча зубами, высказал всё, что он думает по поводу сидов, их волшебных холмов и таких людей, которые вечно лезут в эти холмы, словно их что тянет на тот свет раньше времени.
Тогда Рори воззвал к Нэнквиссу.
– Слушай, ну помоги мне обработать этого тупого валлийца, – ведь через полчаса будем сидеть пить вино и заедать куропатками!
Нэнквисс сжал руку в кулак, приложил её ко лбу и молча обвёл круг против часовой стрелки. Не знаю, где как, а в Мэшакквате именно так обозначают самое безнадёжное сумасшествие.
– Я видел воинство сидов, – сказал он. – Их вигвам не представляется мне приятным местом.
– Чума на ваши головы! – взвыл Рори. – И зачем я с вами связался! Ирландцу тут и объяснять нечего, а эти два… гостя из далёких стран! Видели один раз воинство сидов, уже и с сердцем плохо. Вы поймите, с сидами раз на раз не приходится.
– Это уж точно, – заметил Файтви. – Когда-нибудь да уделают.
– Да вы поймите, что натолкнуться на воинство сидов ночью, на пустыре, – это вроде как встретить их на тропе войны. Во всё остальное время сиды – чудесный народ. Ну, в смысле, с ними можно договориться, – поправился он под внимательным взглядом Файтви. – Вдобавок с вами Рори О'Хара, а меня знают все сиды Ирландии, и особенно хорошо меня знают в холме у Донна, сына Мидира. Однажды я торчал у него в сиде целый год, – сидел у них в заложниках, пока Финн выплачивал цену чести Мидира по частям. В конце концов, мы запасёмся там сыром и вяленым лососем на месяц вперёд – это уж как пить дать.
– Пока что мне понятно только одно, – медленно проговорил Файтви, с интересом глядя на Рори. – Что ты хочешь, чтобы мы зашли в этот холм во что бы то ни стало. С чего бы это? Сид – это последнее место, где я стал бы запасаться морошкой и печёными яблоками. Что-то ты темнишь, Рори О'Хара. Что ты там забыл?
– Там у меня всё, – сказал вдруг Рори, неожиданно для себя самого.
– Что это – всё? – простодушно спросил Нэнквисс.
– Я тебе скажу, что такое всё, – не замедлил с ответом Файтви. – Рори, давно ты сидел у них в заложниках?
– Четыре года назад, – бросил Рори.
– Ага. Так вот, всё – это хорошенькая сида и, – Файтви прикинул что-то в уме, – и рыжий полукровка лет трёх с половиной.
– Четырёх, – простенько поправил его Рори, – четырёх.
– Клянусь богами, которыми клянётся мой народ, – сказал изумлённый валлиец, но не стал развивать свою мысль.
– Чтобы увидеть моего старшего сына, Чёрное Солнце, – с безразличным видом сказал Нэнквисс, – я бы не только свернул в сторону, но и вернулся бы назад на три дневных перехода.
– А ты, Файтви? – обернулся Рори.
– Ну, и я тоже не из камня. Чего уставился? – сказал Файтви, выжимая край своего пледа.
Больше обсуждать было нечего, и взгляни кто-нибудь сейчас из окна таверны «Тёплый вечерок», он увидел бы, как воин Финна Мак Кумалла сошёл с тропинки и зашагал без дороги примерно на северо-запад, за ним заспешил маленький промокший валлиец, а воин из непонятно каких земель двинулся за валлийцем шаг в шаг, снисходительно раздвигая перед ним копьём заросли вереска.
– Этот холм, – сказал Файтви, шмыгая носом, – производит какое-то нежилое впечатление.
– Это только снаружи, – сказал Рори, перебираясь через валуны и путаясь в ежевике. – Уверяю тебя, что внутри там жизнь кипит.
И Рори трижды обошёл холм против солнца, которого было не видать, не переставая бормотать что-то себе под нос. Файтви плёлся за ним, сморкаясь на ходу и не теряя надежды, что что-нибудь из этого выйдет. Действительно, после третьего круга в холме появилась огромная дубовая дверь, которая немедленно распахнулась, оттуда вышла женщина с ведром в руках и размахнулась, чтобы подальше выплеснуть грязную воду. Файтви еле успел отскочить.
– Здравствуй, Скатах, дорогая, – завопил Рори. – Как твой ревматизм?
– Рори, сын Финтана, подумать только!
– Как моя Эле?
– С утра прихорашивается. У Донна давно готов пир и сварено пиво, все ждут тебя, не дождутся, здорово же ты запоздал! – затараторила Скатах.
– Как ждут? А откуда…? – Рори разинул рот.
– Связался с сидами, так уж не удивляйся, – шепнул ему Файтви, за руку втаскивая за собою в холм озирающегося Нэнквисса. Дверь за ними с щелчком закрылась, и Файтви мог бы поклясться, что всякий след той двери снаружи пропал, и тот, кто стал бы искать её теперь, даром попортил бы себе немало крови.
С того конца коридора, раскинув руки и улыбаясь, уже шёл им навстречу сам Донн, сын Мидира, и вид его заставил Рори с сожалением оглядеть свои башмаки и лихорадочно пригладить волосы, слегка поплевав в ладонь. Донн, сын Мидира, одной своею внешностью сражал наповал. Его шёлковые волосы ниспадали до пояса, пурпурный плащ лежал хорошо продуманными складками, и вообще весь его вид ясно говорил о том, что ему нечего больше делать, кроме как полировать ногти.
– Привет тебе, Рори, сын Финтана, сына Фиахры, сына Эохайда, сына Эогайна, сына Бриана О'Хара, – Донн всегда начинал издалека. – Поистине, ты загадочен, как все люди. То ты наотрез отказываешься идти с нами, когда мы зовём тебя, то вдруг сам приходишь без зова.
– Э-э, видишь ли, – смущённо объяснил Рори, – дело в том, что мне как-то приятнее было очутиться здесь живым, нежели мёртвым.
– Ах, эти людские капризы! – с пониманием улыбнулся Донн. – Нет, не подумай, я уважаю ваши обычаи, но всё же согласись, что это сплошные условности. Смею заверить тебя, со своей стороны, что мы, сиды, всегда одинаково рады видеть тебя – как живого, так и мёртвого.
В зале у Донна за длинным столом сидела добрая половина давешнего воинства. У Рори на шее сразу же повисла, оглушительно визжа, какая-то сида, и трудно было решить, кто из них двоих более рыжий. Файтви изысканно поклонился, попутно ужаснувшись тому, какая грязь покрывает его ноги. Нэнквисс, в знак величайшего уважения, поднёс королю холма свою трубку, которую тот и выкурил, умело скрывая отвращение. Веселье началось.
– Не будет ли нескромностью, о Донн, – сказал Рори, собравшись с духом и отводя короля сида в сторонку, – если я спрошу тебя сразу, где мой сын, что должен был родиться на Самайн[7] четыре года назад, да тогда же и родился, я надеюсь? А то его мать только хихикает, когда я спрашиваю её об этом, так, словно я сказал что-то смешное, и ничего не говорит мне.
– Как же, – сказал Донн с тонкой улыбкой. – Немного проку в разговорах с женщинами. Его имя Кальте, – Кальте, сын Рори, – и это доблестный воин.
– Как? – Рори поперхнулся. – Как доблестный воин?
– Поистине великий в сражении, в делах и речах…
– Постой, постой, – поспешно перебил Рори. – Но ведь ему четыре года, всего только четыре! В это время дети соску сосут!
– Я думаю, его сильно оскорбило бы предположение о том, что он всё ещё сосёт соску, – холодно заметил Донн. – Я не советовал бы тебе говорить ему этого.
Тут у Рори за спиной громко фыркнул Файтви, которого наконец разобрало. Он вдруг понял, куда клонит Донн.
– Время, – простонал Файтви между двумя приступами смеха. – Время в сиде течёт по-другому.
Ему стало как-то жаль Рори. В общем-то, прохлопать всё детство своего сына – не самая весёлая штука. Рори же стоял с видом настолько обалдевшим, что его поистине можно было пожалеть.
– Как же так? – ошарашенно бормотал он, в то время как уже не только Файтви у него за спиной покатывался со смеха, но и вообще со всех сторон неслось какое-то подозрительное бульканье и всхлипы.
И совсем уже плохо сделалось всем, когда Кальте, на голову выше Рори, подошёл и приветственно хлопнул его по плечу.