Ловушка для «Тайфуна»

Фрагмент 4

На этот раз перевооружения избежать не удалось. 126-й истребительный авиаполк «сточился» в воздушных боях над Минском. Уцелевшие истребители передали лётчикам из Ленинграда, где Миг-1 и Миг-3 всё ещё стоят на вооружении частей противовоздушной обороны города и защищают Город Ленина от налётов немецких и финляндских бомбардировщиков. А полк отправили в тыл, переучиваться на новейшие истребители Лавочкина.

Новейшие — это даже не Ла-5, о которых очень хорошо отзывались лётчики уже летом 1941 года. Это следующая модификация, Ла-5ФН, отличающаяся форсированным до 1850 лошадиных сил (на взлётном режиме) двигателем, более совершенной аэродинамикой (а значит, и более высокой скоростью) и более мощным вооружением. Просто небывало мощным, поскольку истребитель нёс сразу четыре 23-мм пушки марки НС. Пусть и с более слабым патроном, чем у устанавливаемых на штурмовиках Ил-2 орудиях ВЯ, но и имеющих не такую «убойную» отдачу. В результате удалось добиться просто неимоверных 8 килограммов секундного залпа!

Теперь добавим ко всему этому максимальную скорость в 590 километров в час у земли и максимальный потолок в 11 километров, просто потрясающую скороподъёмность и прекрасную манёвренность. Да и оснащение оборудованием великолепное: лёгкая, удобная в настройке надёжная радиостанция, радиополукомпас, какая-то непонятная аппаратура опознавания «свой-чужой», которую категорически запрещалось отключать и демонтировать.

На момент начала обучения на базе 14-го запасного истребительного авиаполка в Рыбинске таких самолётов имелось всего четыре — два двухместных УТИ и два обычных, одноместных. Но за время переподготовки из Горького и Москвы пригнали новенькие, ещё пахнущие заводской краской самолёты для вооружения всего полка, в котором Герой Советского Союза капитан Середа теперь командовал первой эскадрильей.

Интенсивный курс теоретической подготовки, знакомство с устройством узлов машины и… начало затяжных осенних дождей, из-за которых стало невозможно летать. Не только потому, что слишком низкая облачность и плохая видимость. По собственному опыту капитан знал, насколько во время распутицы размокает почва аэродромов. Колёса просто зарываются в грязь, и самолёт рискует скапотировать не только при посадке, но, порой, даже на взлёте.

Тем не менее, летали! Хоть в редкие дни, когда хляби небесные брали короткий выходной, и устанавливалась более или менее ясная погода, но летали.

Буквально с началом первых осенних дождей личный состав учебного авиаполка задействовали в «субботнике», требующем значительных физических усилий. Буквально с самого утра на аэродром стали приходить со станции грузовики со стальными листами замысловатой формы. Их-то и требовалось сначала разгрузить, потом отнести на взлётно-посадочную полосу, а на ней уже собрать из этих листов… железную ВПП. Специально высеченные при изготовлении «крючки», надёжно сцепляют листы друг с другом, и конструкция получается едва ли не монолитной. А отводу лишней воды в землю способствовали многочисленные круглые отверстия-просечки в поверхности листов, из-за чего те оказались не настолько уж и тяжёлые.

Удивило, что весь комплект до этого явно где-то использовался: местами на металле имелись царапины, вмятины и забоины, а также следы ржавчины. А значит, конструкция разборная, и её можно перевозить в случае перебазирования аэродрома: были бы в наличии грузовики. Да и, меняя количество плит, можно легко изменять параметры взлётно-посадочной полосы — длину и ширину. Но никто из пилотов даже не слышал, чтобы подобные конструкции где-то применялись до этого.

«Взлётка» через неделю работы получилась на загляденье! Восемьсот метров прочной двадцатиметровой стальной ленты: хоть тяжёлые бомбардировщики принимай. Не бетонка, как в подмосковном Внуково, где говорят, недавно построили огромный аэропорт, способный принимать любые самолёты, но тоже хорошо. Хоть самолётные шины на мокром железе и хуже тормозят, чем на бетоне, но зато удалось избавиться от извечного врага авиаторов — непросохшего лётного поля.

Как удалось узнать у инспектора, прибывшего вместе с грузом и контролирующим процесс сборки, конкретно этот комплект в качестве «опытного образца» получен от «союзников», но теперь производство подобных плит уже налажено в Магнитогорске. И в ближайшие месяцы авиаполки (в первую очередь, конечно, бомбардировочные, штурмовые и гвардейские истребительные) начнут обзаводиться собственными подобными комплектами.

Летали много. Когда была лётная погода, каждый самолёт, будь то «спарка» или «одиночка», стоял ровно столько времени, сколько требовалось на его межполётное обслуживание. Даже забарахлившие или выработавшие ресурс двигатели мгновенно, в течение ночи, меняли на новые, и после облёта машина включалась в учебный процесс.

Учебный процесс… Включал он в себя не только изучение матчасти. Как заявил командир ЗИАП, «из-за того, что ваше обучение пришлось на время с плохими метеоусловиями, было принято решение увеличить количество часов на изучение тактики воздушного боя, применительно к самолётам, на которых вы будете сражаться». И увеличили. Уж на что Середа считал, что уже очень неплохо воюет, но и для него после лекций немолодых инструкторов открылось немало нового. Боевые построения, приёмы атаки на различные типы самолётов, летящих на разных высотах и скоростях, разными строями, приёмы воздушного боя с вражескими истребителями. Технические особенности самолётов противника, включая те, что у немцев только-только испытываются или даже разрабатываются. Это же надо, как хорошо работает наша разведка! А уж сколько труда затратили аналитики, выясняя, какие сильные и слабы стороны получат боевые машины, существующие пока лишь «на кончике рейсфедера».

Эти инструкторы по тактике, немолодые (в представлении курсантов) люди явно летали сами. Причём, имели боевой опыт. Но где, когда, с кем воевали, спрашивать их было запрещено. Даже фамилии их, скорее всего, были выдуманные. Однако командир ЗИАП майор Бочаров относился к ним с огромным почтением, несмотря на то, что товарищи Кузнецов и Сидоров носили совершенно не вяжущиеся с их возрастом, внешностью, опытом и властностью петлицы старших лейтенантов. Тем более, прекрасно разбирались в тактике применения не только пары, звена и эскадрильи, но и всего авиаполка. А поскольку инструкторов плотно опекали «особисты», никаких расспросов на эту тему не могло быть в принципе.

Дожди сменились морозами и снегопадами. И Середа уже ожидал, что после каждого из них личному составу полка предстоит увлекательнейшее занятие из класса «бери больше, кидай дальше». В смысле — расчистка взлётно-посадочной полосы от сугробов. А вместо этого рано утром со стороны лётного поля послышался громогласный шум, издаваемый огромным грузовиком с установленной на нём необычной установкой. Он просто медленно катился вдоль ВПП, а струя раскалённых газов, вырывающаяся их плоского сопла, сдувала и плавила выпавший за ночь снег. Да так, что плиты покрытия после прохода машины становились сухими.

— Всё ради того, чтобы вы больше летали, — объявил майор Бочаров.

Именно в тот день капитан Середа увеличил боевой счёт. Во время вылета в паре на отработку ориентирования в зимних условиях он получил по радио указание о том, что от Вышнего Волочка в направлении Ярославля движется высотная цель. Предположительно двухмоторный высотный самолёт-разведчик.

— Приказываю перехватить и сбить. Больше некому, ребята: после снегопада все ещё лётные поля чистят, — послышался в наушниках шлемофона голос командира ЗИАП-14.

С пяти вёрст пришлось карабкаться на десять. Придерживаясь корректировок с земли, вышли на цель очень точно. За год массового применения радиоуловителей самолётов или, как их ещё называют, радиолокаторов, кадры, обслуживающие эти сложнейшие приборы, научились прекрасно определять множество параметров полёта по экрану с вращающейся развёрткой.

На этой высоте «лавочкин» уже стал вялым, но всё ещё был способен подниматься. Однако выше забираться не стали, поскольку возможный противник шёл на полкилометра ниже.

Сближение — и уже визуально заметны чёрные кресты на плоскостях и сдвоенном киле Ю-86.

— Покажите, чему мы вас научили, — приказал Бочаров.

Первым делом — вспомнить слабые места в защите «восемьдесят шестого». Таких немного: спереди сверху и спереди снизу. Но высоту терять нельзя, чтобы не позволить фрицу уйти на такую высоту, где взять его без специальных эрэсов, реагирующих на металл обшивки, будет очень сложно.

— Бьём с пикирования, — распорядился капитан по радио ведомому, лейтенанту Шевалдину. — Если я промахнусь, или не добью, доделаешь работу.

А дальше привычная работа: выбрать упреждение по красной точке коллиматорного прицела, нажать на гашетку с дистанции около двухсот метров (многовато, но иначе сложно будет увернуться от столкновения: скорости сближения на встречно-пересекающихся курсах просто огромные), а потом ручку на себя и влево, чтобы не попасть под огонь пулемёта, прикрывающего заднюю полусферу.

Немецкий разведчик сам наполз на плотную строчку трассеров сразу четырёх стволов: передняя часть застеклённой кабины, мотогондола правого двигателя, крыло… Неожиданно обломившееся от разрывов 23-мм снарядов. Шевалдину даже «доделывать» не пришлось. Просто зверь, а не машина, этот Ла-5ФН!

К медали «За боевые заслуги» Середу представили. А инструктор по тактике воздушных боёв дал по шапке за выбор позиции для атаки, приведшую к чрезмерно высокой скорости сближения и риску попасть под обстрел пулемёта, прикрывающей заднюю часть верхней полусферы. Но когда полк уже готовился вылетать к месту постоянной дислокации в Новгород, инструкторы вдвоём вызвали его в учебный класс, где сделали предложение, от которого он так и не смог отказаться.

Сумрачное низкое небо, сыплющийся с него мелкий дождик, почти полностью голые деревья: не зря по-украински ноябрь — листопад. И чёрный дым, поднимающийся на правом берегу Днепра. Южнее догорает так окончательно и недостроенный деревянный Наводни́цкий мост, к тому же, неоднократно повреждавшийся немецкой артиллерией. Последние защитники города торопливо перебегают по мосту имени Евгении Бош. Немного, всего около роты. Те, кто прикрывали отход остальных от Лавры и завода «Арсенал». Немцы их не обстреливают из пушек, надеясь захватить в неповреждённом виде хотя бы этот мост, поскольку все остальные уже либо разрушены артобстрелами, либо взорваны отступающими красноармейцами.

Пули, конечно, там свищут, время от времени настигая уходящих бойцов. Немцам просто удобно стрелять сверху по людям, которые не могут укрыться на мостовом настиле. Но наши стараются подавить даже пулемёты с позиций, развёрнутых на островах напротив Днепровских круч. В основном — миномётным огнём с закрытых позиций, поскольку корректировщики у немцев тоже имеются, и любой выстрел орудия вызывает артналёт на место, откуда его произвели.

После двухмесячных боёв за столицу Советской Украины Киев в руинах. Всё это время продолжалась эвакуация населения, но всё равно часть людей отказалась покидать своё жильё. Даже те, у кого оно разрушено, и они обитают в подвалах. На что они надеются, совершенно непонятно: вряд ли гитлеровцы захотят их кормить. Да и вообще, станут относиться как к равным себе. Сколько раз уже было, что во время штурма они забрасывали подвалы с мирными жителями гранатами, не разбираясь, кто в них находится. Но не силой же людей гнать на левый берег, в эвакуацию?

Вот и последние бойцы скатились с моста в голые придорожные кусты. Но немецкая пехота, преследовавшая их, не торопится. Тоже опытные, знают, что наши наверняка оставили заслон, чтобы арьергард мог оторваться в случае преследования. Ну, и… Взрыва моста ждут.

«А вот хренушки вам!», — криво усмехнувшись, подумал старший лейтенант Кижеватов. Не будет он нажимать на кнопку подрыва в ближайшие минуты. Пусть эти гады поверят, что у сапёров что-то не сработало, и у них появился шанс захватить стратегический мост. А что? ведь вполне могло такое случиться, что случайной пулей перебило провод, по которому подаётся электрический заряд к детонатору. Нужно набраться терпения и ждать.

При обсуждении плана действий по подрыву обсуждались разные варианты, как заманить немцев на мост, чтобы нанести им побольше ущерба. Разные способы предлагались: и имитация отправки группы сапёров якобы для исправления «повреждённого» заряда под прикрытием танков, и прорыв на мост грузовиков якобы со взрывчаткой, и даже контратака пехоты. Но все отмели: к чему дополнительные жертвы? Немцы ведь тоже не сидят, сложив руки. Наверняка сейчас, обнаружив отход последних обороняющихся, устанавливают артиллерию и подтягивают живую силу. Поэтому большое начальство (как бы не сам командующий 37-й армией генерал-лейтенант Чуйков) приказало устроить обстрел моста из полевых пушек с закрытых позиций близ деревни Никольская Слободка.

Всё это вылилось в серьёзную контрбатарейную дуэль, продолжавшуюся больше часа. А к тому времени и передовая немецкая рота на мост вышла. Её встретили стрелковым огнём, отогнали назад. В ответ получили ответный обстрел предмостных рубежей. Славный такой бой за мост. В конце концов, убедившись в том, что возле моста на острове сосредоточены лишь пехотные подразделения РККА, немцы снова пошли в атаку, но уже при поддержке взвода лёгких «Гочкисов-35», толстокожих, не пробиваемых в лоб не только противотанковыми ружьями, но и, подчас, «старыми» «сорокопятками» с коротким стволом. И послали в бой уже не роту, а практически батальон пехоты. А это — уже хоть что-то, чтобы не переводить попусту дорогостоящий радиовзрыватель.

Кижеватов нажал заветную кнопку, когда и танки, и основная масса пехоты добралась до середины моста, пройдя заминированную опору. Два «Гочкиса» взрывом просто смело в реку, а третий задом сполз по рухнувшему пролёту. Что стало с атакующим батальоном, спрашивать бессмысленно: зря, что ли группа сапёров во главе с бывшим пограничником потратила столько времени, чтобы замуровать в эту опору четыре тонны тола?

Андрей попал в Киев вовсе не сразу после вывода Учебного Центра из-под Минска. Вначале диверсанты обустроились на новом месте, возле подмосковной Коломны. А после окончания начального этапа обучения его отпустили в отпуск к семье, в Пензенскую область.

В Селиксу он приехал на повозке, выделенной ему в областном управлении НКВД. Мстить председателю колхоза, так плохо обошедшемуся с его семьёй, когда мать, жена и дети приехали в село после эвакуации из Бреста, не стал. Во-первых, он исправился (пусть и не совсем добровольно), а во-вторых, не в характере такое у Андрея Митрофановича.

А вот избежать выступления в сельском клубе не удалось: люди настояли. Пусть война и грохотала где-то в тысяче километров, но уже пришли первые похоронки на ушедших на фронт. А тут — живой красный командир, встретивший врагов на самой границе, получивший ранение и даже награждённый медалью. Просили рассказать, как дела на фронте, что он чувствует во время боя.

— Да я толком-то и не воевал, — смутился лейтенант (тогда ещё лейтенант). — Всего-то в одном бою и участвовал. Что чувствовал? Не знаю. Враг был впереди. И его нужно было уничтожить.

— А за что же тогда тебя наградили если, как ты говоришь, только в одном бою участвовал?

— За успешное выполнение боевого приказа. Какого — не имею права рассказывать. Важного.

В общем, даже немного разочаровал односельчан. Но ведь ему и взаправду нельзя рассказывать о том, что заложенные им мины уничтожили несколько десятков германских офицеров и генералов в Минске. Потом, когда война закончится, может, и расскажет.

Зато семья была счастлива, что он жив, уже здоров и вместе с ними. Пусть ненадолго, но с ними, в родном селе.

— Помнишь, мама, как ты плакала, когда я вас вывозил отсюда? Всё говорила, что больше не увидишь родных мест. А вон оно как получилось: снова ты здесь.

А буквально через полтора месяц после этого их группу отправили в Киев. Как объяснил начальник Центра, столицу Советской Украины придётся сдавать, и диверсантам-минёрам предстоит задача, во-первых, не оставить немцам ни одного моста через Днепр, во-вторых, максимально осложнить продвижение гитлеровцев в боях за город, а в-третьих «обеспечить такой приём, чтобы у них земля под ногами горела, когда наши отступят». Именно в таком порядке важности, но не хронологически.

Сапёры Кижеватова (да, в общем-то, и все бойцы, прошедшие подготовку у потомков) действовали в непосредственном подчинении командующего армией, обороняющей город, генерала Чуйкова, недавно вернувшегося из Китая. Командира жёсткого, грубоватого, но сделавшего в Киеве практически невозможное: а как иначе расценить то, что он сковал в городских боях 6-ю армию Паулюса? По численности — практически фронт.

Дорого фашистам обошлась столица УССР, очень дорого! Сколько ни бросали они подкреплений в её развалины, а их перемалывали и перемалывали «люди из камня и стали», как назвал красноармейцев 37-й армии кто-то из журналистов.

Вот тут-то Кижеватов сполна хлебнул боёв. Ведь сначала пришлось заниматься минированием зданий почти под носом врага. И лишь потом — минировать здания, в которых, по предположениям, могут разместиться оккупационные власти: республиканский Наркомат внутренних дел, здание ЦК компартии, почти не пострадавшая «дача Хрущёва», почтамт, здания на Крещатике…

Особенно гордился старший лейтенант (звание присвоили перед самой командировкой) тем, как он разработал схему минирования здания ЦК, которое после взрыва должно… сползти вниз по многометровой круче к Днепру. Но это — потом, когда немцы, взявшие наконец-то город, начнут обустраиваться в нём.

А пока… Пока Кижеватов, убедившись в том, что опора последнего киевского моста разрушена на две трети, а два огромных пролёта рухнули в воду, перебрался к хорошо замаскированной землянке, чтобы доложить о выполнении приказа.

— Молодец, старший лейтенант! — похвалил командующий армией. — Взрыв мы даже тут, в Русановке, ощутили.

Ну, не любит Василий Иванович отсиживаться в тылу, всё норовит поближе к передовой. Вот и сейчас — вместо того, чтобы отсиживаться в штабе, дислоцированном в городке Бровары, находится практически на берегу Днепра, на той стороне которого уже только немцы.

— Считаю, что ваша группа свою задачу выполнила на отлично, и до того момента, когда река встанет, нам ожидать попыток одолеть Днепр не следует.