Ловушка

ПОГОВОРИЛИ

Я с любопытством посматривал на Ногу, ожидая увидеть, каким способом она начнёт поглощать пищу. Непонятно, что помогало Ноге извлекать из себя человеческую речь. Все слова и звуки она произносила чуть картаво, игрушечно, будто у неё внутри находился маленький жестяной рупор, похожий на те, в которые горланили на митингах всяческие инициативные граждане в довоенные времена. Ротовой полости, как я уже упоминал, у Ноги не было. Не примечалось ни единой физиологической щёлочки, ни мельчайшей технической дырки!..

— Обожаю потчевать гостей разным угощением! — с невинным удовольствием произнесла Нога, запрыгнув на небольшую табуретку. — Приятного аппетита, Филушка! Не стесняйтесь брать кусочки курицы полакомей. Такие, что пальчики оближешь.

— Приятного, приятного. — пробормотал я, усаживаясь на деликатно скрипнувший стул.

— И крылышком куриным не брезгуйте, оно вкусно.

— Никогда не думал крылышком брезговать. Всегда ем за милую душу.

— Я и сама с удовольствием примусь за кусочек-другой. У вас чай не слишком горячий?.. Лично я от горячего сладкого чая никогда не отказываюсь.

Я принялся жевать куриное крыло, стараясь мило улыбаться и приглядывать за Ногой. Не трудно было заметить, как чай из прозрачной громоздкой кружки Ноги принялся медленно, словно бы по глоточку, исчезать… не выливаться через край, не протекать через какую-нибудь трещинку, а именно исчезать, испаряться!.. При этом Нога совершала лёгкие безобидные пощёлкивания и урчание благодушной рептилии.

— Нет, — сдержанно успокоила меня Нога. — чай не исчезает в пространстве, а проникает в мои внутренности, где послушно питает организм. Ещё кусочек сахару подбросьте пожалуйста.

Я подбросил.

— Размешайте, если не трудно.

Я размешал.

— Хотя, НЕВИДИМЫЕ ПОМОЩНИКИ и сами всё могут подбросить и размешать, но я вам доверяю немножко поухаживать за мной… Вам не трудно?

— Нет, что вы, я с удовольствием… особой галантностью не отличаюсь, но на разные пустяки горазд… — я быстренько обглодал куриное крылышко, подумывая, куда бы скинуть косточки. Передо мной сразу звякнула пустая чашка. Я отправил в неё кость, а чашка улетела в прихожую, вернувшись назад пустой.

— Вкусно? — спросила Нога. — Берите втрое крылышко, не стесняйтесь. Я тоже обожаю курицу. Я её прямо так ем, с костями. Привыкла.

— Очень хотелось бы знать какого анатомического характера ваш внутренний организм. — подивившись привычкам хозяйки, сказал я. — У вас имеется желудок и всё такое прочее?..

— Да, надо думать, что именно желудок с печенью и селезёнкой у меня имеются. Если иногда из моего тела доносятся звуки сытости — так чему бы это и бурчать, если не нормально сорганизованному желудку?

— Надо полагать, что кишки у вас растянуты по всему телу?

— Было бы неприлично одиноко желудку, если б не было рядом кишок.

— Интересно! Вы чрезвычайный природный феномен!..

Кусочки курицы, облюбованные Ногой, тщательно, с еле слышным скрежетом, поедались и обгладывались до самой кости, забавно вертясь на блюде, будто подчиняясь силе невидимых рук и рта. А затем кость испарялась с лёгким хрустящим хлопком и небрежным ойканьем Ноги.

— Вот этаким макаром я и потребляю пищу, очень даже отмечая прелесть всех вкусовых качеств. — заверила меня Нога. — Если не трудно, вон тот кусочек бёдрышка помажьте горчичкой.

Я заботливо помазал.

— Хм. — Нога по-видимому излишне торопливо проглотила кусок с горчицей и с трудом сдерживалась от спазматического всхлипа. — Крепкую горчичку купили в продмаге! хорошо жжёт! с-сука!..

Нога восседала на табурете вполне естественно и непринуждённо. Курица была на редкость вкусно приготовлена, а чай отдавал ароматом радостных лесных трав и целебной мягкостью родниковой воды.

— Милые вы мои, до чего же всё вокруг привлекательно и необыкновенно! — бормотал я, с бескорыстным умилением обращаясь к НЕВИДИМЫМ ПОМОЩНИКАМ, но не забывая запихнуть в рот кусок курицы, предварительно помазав его горчичкой, чтоб насладиться лёгким горчичным инфарктом. — Утешили вы меня под конец дня, да так, что и слов нет — дай вам Бог всем крепкого здоровья!.. Мир дому вашему!..

За чаепитием, усмирив голодные кульбиты, моя беседа с Ногой задалась уютно-расхлябанно, плутовато, но очень сердечно. Я зачем-то подталкивал Ногу к разговору о делах житейских.

— С вашими НЕВИДИМЫМИ ПОМЩНИКАМИ можно и горя не знать. Даже завидно. Но неужели вам иногда не скучно становится одной жить, без спутника жизни?

— В каком смысле?? — удивилась Нога.

— В том смысле, что одними гостями сыт не будешь… я имею в виду насыщение иных существенных потребностей… характерных для живого организма… — я охотно покраснел.

— Зачем это? — не понимала меня Нога.

— У нас, у людей, знаете ли, женщины любят выходить замуж. Тем более, в наше непростое время, когда мужчин на всех не хватает.

— Простите, какой же может статься у меня вдруг муж?

— Ну… НОГ какой-нибудь подходящий. — ещё охотней покраснел я.

— Что за НОГ?? — вздрогнула Нога.

— Звучит диковато, согласен… Но все досужие слова — и «ноги», и другие слова, и «руки», кстати сказать — делятся на мужской род, женский род и средний. По этому правилу, вы, Нога, получаетесь женского рода (и, право, вы целиком этого заслуживаете, за добро надо платить добром), а вот ваша половая противоположность должна конкретизироваться мужским родом. Отсюда и моя фраза про супруга, именуемого НОГ, пусть она и вызывает усмешку… Хотя, согласитесь: при состыковке женского рода и мужского, можно и вовсе отойти от каких-либо правил языка, поскольку «зайки», «лапушки», «усипусеньки» и прочая словесная милота не поддаётся грамматике.

— Да вы очумели! — доброжелательно расхохоталась Нога. — Как же я состыкуюсь??

— Ну… д-да… — я прикрыл поглупевшие глаза и шустро отхлебнул из чашки. — С вашей конструкцией ситуация усложняется… хотя существуют какие-то способы почкования… но это, разумеется, бред… А ведь хорошо, когда разнообразие полов понятно и одинаково: есть мужской род… женский род… Никакой самоидентичности.

— Одна беда с вашими состыковками… Расскажите-ка лучше о себе, Филушка, что-нибудь очень личное, по возможности. Вы женаты?

— Да. Отчасти.

— Это как понять?

— Это можно так понять, что я люблю семейный уют в неких его идеальных свойствах… но я человек ищущий, скиталец…

Я слегка нервно зачесал обоими указательными пальцами свой нос, а Нога, кажется, пристально взглянула на меня.

— Вы сбежали из дома? Ушли от жены?

— Я ещё не был женат, хотя поддерживаю хорошие отношения с одной милой девушкой… её зовут Татьяна… но я не сбежал из дома, а покинул город по другим причинам… они напрямую связаны с войной…

— Значит, вы дезертир?

— Как же вы категорично наехали! — я заелозил на стуле. — Почему же, по-вашему, я получаюсь именно дезертиром?.. Это грубо.

— Да вроде совсем не грубо. — смутилась Нога. — Дезертир и дезертир.

— Да просто вы совершенно несведущи в некоторых вопросах, а эпитетами разбрасываетесь… в вашей глухомани почти ничего не известно про Абракадабра, про культ подавления личности, тем более про прапорщика Удушенко… живёте тут, как сычи, а туда же — с обвинительной патетикой… пускай я — дезертир… но ведь надо понять, отчего я им стал…

— Филушка, я вовсе не хотела вас обидеть, а, напротив, понимая все эпохальные неприятности и возможные конфликты, связанные с прапорщиком Удушенко, постигаю и принимаю ваши антигосударственные поступки. Дезертируйте себе на здоровье, у нас не запрещено.

— Так-то оно так, но я бы предпочёл именоваться скитальцем, поскольку не люблю неуместного эпатажа. Когда вы произносите, не очень сообразуясь с действительностью слово «дезертир», то может показаться, что я некий идейный подлец и оппозиционер!.. Тогда как я всего-навсего безобидный скиталец!.. То есть, обо мне — среди жителей вашего леса — пойдут разговоры, будто бы я не сам по себе сформировавшаяся идиома, вроде Адама, изгнанного из рая, а нечто приспособленное к незаслуженной славе подлеца и врага Отечества. А я не очень-то хочу чужих чудесных идеалов, мне дайте моих. Но дайте столько, сколько захочу.

— Хотеть-то не вредно.

— Я знаю. Да мне много и не надо

— Ох, Филушка, будьте осторожней с чудесами. — с добродушной лукавостью посоветовала Нога. — Прямо сегодня вас ждут необыкновенные встречи и знакомства, и чудесного в них будет с лихвой. Только я остерегаю вас от излишнего пристрастия к чудесам, не надо пытаться их осмысливать. Ведь иное мнительное чудо может испугаться и потерять свою привлекательную интригу. А если осмысленных чудес наберётся слишком много, то ваш ум — от изобилия рассекреченных секретов — внезапно лопнет.

— Да?? — я торопливо пощупал голову, убеждаясь в её целостности. — Не сомневаюсь, что вы правы, но и я по-своему прав, ведь ум может лопнуть даже в том случае, если я — после встречи с чудом — останусь в непрошибаемых дураках. Не очень-то отдохнёшь от прочего человеческого вздора, когда в голове беззастенчиво свербит: дурак! дурак! обманули дурачка на четыре кулачка!..

— Во всём есть своя высшая правда, а она всегда успеет подсказать, что вы не дурак.

— А кто я?

— Вы же сами сказали, кто вы. Скиталец.

— Значит, вы уверенны в том, что я могу быть уверенным в том, что нахожусь в данный момент в процессе скитальничества? — я внимательно проверил взглядом окружающие меня миры. — А может быть, всё гораздо проще и одновременно занятней? Может быть, я сплю и мне снится сон?.. Допустим, мозг обхитрил череду страданий и физическую усталость, мозг применил все свои обманчивые возможности, и я на самом деле лежу сейчас на лесной опушке, дрыхну под пеньком, дожидаюсь, когда меня сожрут волки… А вот это всё сон!!

Я с тихой радостью постучал кулаком себе по голове, а затем по столу. Звуки мало отличались друг от друга.

— Вот мои глаза! — я широко раскрыл глаза.

— Вот рот! — я приоткрыл рот.

— Конечности двигаются и суетятся! — я демонстративно зашевелил пальцами рук и заболтал ногами.

— Чего же я ещё хочу, пребывая в столь невероятно чудесном сне? — спросил я у самого себя, лишь игриво обращая внимание на хозяйку дома. — Что откроет меня и вытолкнет из сна, если я могу подозревать, что нахожусь не во сне?..

— Понятия не имею. — буркнула Нога. — Но заверяю, что ваши глаза, рот и конечности открыты любому взору. Это даже не обсуждается. И я сейчас не сплю, в этом тоже не сомневайтесь. Я вообще мало сплю.

— Да, но я не различаю степень ясности своих глаз, находящихся допустим в глубоком сне, от тех глаз, которые допустим наслаждались ясностью до сна. — я крепко закрыл глаза. — Что же я сейчас в себе ощущаю якобы во сне, отличимое от того, что было якобы до сна? Что я вижу в себе, стремясь впасть в состояние мелкотравчатой безыдейной разумности, в атмосферу этакой питекантроповой вялости?.. Вам интересно узнать, что я сейчас вижу? С закрытыми глазами?

— Ну, не знаю… — замялась Нога. — Наверное, интересно.

— Тогда слушайте… я вижу несколько кроваво-красных пятен, маслянисто растворяющихся, как будто они упали в воду, напоминающую густо залитое чёрными чернилами полотно с узорчатыми трещинками… ещё оно напоминает дымное ночное небо с молниеносно мелькающими просветами… но это не танцующие вспышки умирающих звёзд или комет… это, скорее всего, проблески того ярко-светлого полотна, которое скрывается за чёрным полотном, и к которому очень хочется устремиться, напрячь своё зрение до боли в висках, чтобы двинуться вперёд, рвануться к свету, но всё же остаться на своём привычном месте… но вот появился медленно приближающийся жёлтый луч, изорванный и обтрёпанный по краям, словно древний, ацтекских времён, космический корабль, вернувшийся через карму бесконечных путешествий домой… он нехотя вылепливается в строгое бледно-зелёное светило, и через секунду сочно раскалывается на плавно-дрожащие клочки пламени, которые разлетаются в разные стороны под воздействием напряжённо-сдавленного взрыва, и таким образом покидают поле моего наблюдения… снова я проницаю сокровенное полотно черноты… подловатая бесполезность борьбы с ним понуждает к непокорству, к какому-нибудь диковатому и кровавому решению, но — как я не устремляюсь, как не убиваю в себе что-то паскудно-цепкое — не могу сдвинуться с места… а вот из самой глубины этой гипнотизирующей черноты, из самых её точечных чисел и молекул, кропотливо вырождаются ломкие, быстро вращающиеся круги, обречённо градирующие в фантастические и жутковато-сакральные фигуры… и я с нечаянной злостью, с резким душевным отпором узнаю в этих фигурах ангелов и бесов, вперемежку кочующих по сотворённому во мне космосу, и я всей душою противоборствую с ними — и с ангелами и с бесами — и они понимают мои возможные внутренние силы, огрызаются, ищут друг в друге могущественного и обожествлённого единства… наконец, оно ими найдено, ангелы и бесы сливаются в единое целое, в одно всеобъемлющее хамовато лыбящаяся лицо… вернее, не лицо — для лица этот комок массы слишком ужасен и нестерпим… это не лицо, а личина!.. я пытаюсь узнать её, высмотреть в ней понятные и незагримированные жестокой яркостью черты, но она резко суровеет, искажается в остром и тугом беззубом оскале, заполняющим собой весь, увиденный мною, мир, и она со свистом огненного голода обрушивается на меня!.. и вот тут я наконец-то могу сорваться с места, и я мчусь от огненного оскала, от сатанински-тугого смеха… а вот сейчас я открою глаза и как будто бы проснусь!!

И я открыл глаза.

— Столько неожиданного можно увидеть, даже, когда не спишь. — оправдываясь, промямлил я. — Нужно лишь закрыть глаза, а затем вовремя их открыть. Неужели мне тоже доступны некие НЕВИДИМЫЕ ПОМОЩНИКИ, только слегка иного назначения, чем у вас, Нога?..

— Я не знаю ответов на ваши вопросы, вернее, на те символы, которые вы сейчас разглядели, закрыв глаза. — призадумалась Нога. — С моими-то отшлифованными мыслями довольно просто жить. Я не люблю жаловаться и страдать за саму себя, я не требую от жизненной участи лишнего, а, значит, я тривиальна и не завистлива. Мне трудно самой для себя нафантазировать чего-нибудь сверхъестественного, поскольку вся моя жизнь окружена мастерски выполненными фантазиями. Вообразить что-либо яркое и симптоматично взрывоопасное у меня вряд ли получится… ну, разве что, извините, спьяну!.. разве что!..

«Спьяну? — вдруг призывно запершило у меня горле. — А недурно было бы сейчас выпить, очень кстати мне бы пришлась сейчас выпивка! напиться в стельку и броситься спать!.. так спать, чтоб не было страшно за то, что пропустишь начало собственной казни!..»

Какой ещё казни?..

— Памп-памп-пара! — пропела Нога и чашки заполнились обжигающе-золотистым чаем. — Подуйте, подуйте на чай! быстрее остынет!..

Я подул, прихлебнул с явной благожелательностью… И тут в дверь решительно застучали!

— Да это мои гости пришли! — обрадовалась Нога, призывая и меня к внезапному веселью. — Почти не запаздывают, что очень мило с их стороны!.. Сейчас, Филушка, вам станет очень интересно!! вас ждут незабываемые встречи!!

— До гости ли это? Что-то меня настораживает в этом требовательном стуке в дверь.

— Непременно, гости… кто же ещё?? — недоумевала Нога.