ВИНО С ВОДКОЙ

Слушаете, вот вы — однажды напившись, одурев и воскреснув — никогда не шествовали вразвалочку по ночному пути, разостланному перед вами белой скатертью, кляня заиндевелые звёзды и ругая себя за бездарность и безверие?.. Вы никогда не пытались изменить себя, свою жадную жизнь, прямо сейчас — прямо под жгуче-холодным звёздным небом — не утирая с лица тёплых скупых слёз?.. Верили вы в светлое будущее так, словно бы оно только ждало вашего знака, вашей тихой просьбы, чтоб незамедлительно нахлынуть прямо здесь, под звёздным небом, и увлечь вас далеко за собой?.. Всё это очень наивно, я понимаю. Но ведь у кого-то именно так и бывает.

— Ура! будем пить вино с водкой! — прихлопнула в ладоши кукла Ляля. — Давайте пить и веселиться!.. Устроим маленький праздник.

На столе мгновенно появилась бутылка незнакомого мне вина с водкой, отряхнулась от лёгкого инея морозильной камеры и дружески всем улыбнулась. Я тоже ей дружески улыбнулся и сказал что-то изрядно двусмысленное, но комплементарное. Затем я взял бутылку, обнаруживая в себе радость детской шаловливости, и поцеловал в горлышко.

— Очень забавно у вас получается, Филушка! — одобрили Ослиные Уши. — Поцелуйте ещё разок — от нашего имени.

— И от нашего! и от нашего тоже поцелуйте! — забеспокоились Нога и кукла Ляля.

Я незамедлительно расцеловал бутылку со всех сторон.

— Давайте ещё одну выставим на стол! — нетерпеливо затопала ножками кукла Ляля. — Давайте сегодня погуляем на славу.

НЕВИДИМЫЕ ПОМОЩНИКИ выставили на стол ещё пять бутылок.

— Ну, давайте и ещё пять! — посоветовали Ослиные Уши.

И ещё пять поставили НЕВИДИМЫЕ ПОМОЩНИКИ, извлекая из неистребимого запаса в кладовой.

— У меня поцелуев на все не хватит. — хмыкнул я, разглядывая блестящую стройную батарею. — Придётся до самого утра колдырить.

— Только начни, Филушка, не остановишься! повидали мы таких, как ты! — добродушно звякнули бутылки из кладовой.

Вино с водкой самостоятельно разлилось по наторелым стаканчикам, закуска овощного соленья и маринованья разлетелась по тарелкам, педантично-мягкая копчёная колбаса тоненькими кружочками улеглась на блюдце и замлела от удовольствия. Забрался на стол осовелый ананас с многозначительно брезгливой миной, соображающий, что сегодня на него никто не посягнёт. Заявилась селёдочка с луком, заманчиво нарезанным колечками, прикатил графин с морсом на запивку — если кому-то вдруг запивать захочется!.. Припожаловали шмоток холодного перчистого сала, баночка с хрусткими груздочками, салатницы с заманчиво-пёстрыми оливье и винегретом. Куски тушёной говядины тяжело извазюкались в сметане и плюхнулись на тарелку с зелёным горошком, дабы преподнести себя как очень дельную и понятную закуску.

Я и Нога уселись за обновлённый стол на свои прежние места, кукла Ляля забралась рядом со мной на высокий вертящийся табурет, а Ослиные Уши вынужденно вскарабкались на столешницу и старались вести себя крайне аккуратно.

— Ну что ж, дорогие друзья, каждый кочет кукарекнуть хочет. — первой подняла тост Нога, используя права хозяйки и убеждение в том, что хозяйские тосты завсегда слаще прочих. — Хочу выпить, друзья, за ваше здоровье: дай нам Бог всем крепкого здоровья, чтоб не болеть никогда, и долгих лет жизни!.. Хочу пожелать нам всем счастья в личной жизни, богатой чаши каждому в дом, доброго слова от друзей и не только от друзей, хочу пожелать успехов в творчестве и на работе, и в этой поганой войне нам тоже успехи не помешают… про здоровье я уже говорила?.. хорошо, хочу пожелать настолько крепкого здоровья, чтоб крепче его и на всём белом свете не было!.. Выпьем, друзья, вина с водкой, и пусть всем Абракадабрам тошно станет!!

Мы радостно выпили из своих стаканчиков, кто как умел. Вино с водкой оказалось напитком необычным: смолисто-бурого цвета, в меру крепким, суховатым и вяжущим нёбо, но немного отдающим переспелым боярышником. Я весело выпил и крякнул, не оказывая жидкости сопротивления, а затем задиристо стукнул стаканчиком об стол. Я один из всей компании владел способностью фокусничать и баловаться со стаканчиком в руках. Механика питья и закусывания куклы Ляли и Ослиных Ушей совпадала с удивительными возможностями Ноги. Еда потихоньку убывала из тарелок, а стаканчики непонятным образом опустошались.

— А вот вы, Нога, кстати, упомянули про всех Абракадабров. — не очень уверенно закусывая помидоркой, спросил я. — Это сколько же их, по-вашему, может быть?..

— Да сколько народилось — столько и живёт. — весело сказала Нога, мягко розовея от выпитого. — Я, признаться, не считала.

— И я не считал… думал, что всего лишь один у нас Абракадабр… я ведь привык глазам своим доверять, а сейчас они мне подсказывают у нас, на столе, есть кое-что многочисленней всякой прочей дряни… — аппетитно указал я на батарею бутылок. — Ну-ка, НЕВИДИМЫЕ ПОМОЩНИКИ, разлейте нам по стаканчикам, и мы выпьем за то, чтоб всем Абракадабрам тошно стало.

— За это мы пили в первом тосте. — напомнила кукла Ляля.

— Тогда мы пили авансом, а теперь на самом деле.

— Нет, я и в первый раз не авансом пила, а на самом деле.

— И я. — сказала Нога.

— Хорошо. — я весело упрямился. — Выпьем за то, чтоб самому главному Абракадабру тошно стало и пусто было.

— Бей лежачего! — подхватили моё подвыпившее глумление Ослиные Уши.

Мы незамедлительно выпили.

— Наверняка ему сейчас икается во весь напор. — обрадовались Ослиные Уши. — В таких случаях всегда икается, предотвратить икание практически невозможно. Это такой закон природы. Лишь дуракам закон не писан. Правду я говорю, друзья мои?..

— Ик!! — догадливо икнули Нога и кукла Ляля.

— Ик!! — уловив смысл шутки, икнул и я.

Произнести следующий тост решила кукла Ляля и торжественно приподняла стаканчик вверх.

— Я, если можно, произнесу тост стихами. — сказала кукла Ляля. — Мне бы хотелось, чтоб мой тост был вторым, поскольку я специально для второго тоста сочинила стихотворение, но если сосчитать, то получится, что мой тост будет четвёртым, и яркость стихотворения слегка поубавится. Тем не менее, я готова.

— Почему четвёртым? третьим! — уточнила счёт тостов Нога.

— Но мы же выпили три раза. Если перед каждой выпивкой произносился тост, то можно насчитать три тоста. Выходит, что у меня четвёртый.

— Разве мы выпили три раза?

— А сколько же? — удивилась кукла.

— Если после первого раза наступает второй, — я постучал пальцем по лбу и переключился на функции калькулятора. — то после второго неминуемо следует третий. В наших школах учат именно таким образом, что после двух обязательно следует три, а после трёх — четыре.

— Кажется, в наших школах учат тому же. — принялась припоминать Безголовая Кукла. — После одного следует два, после двух — три, а после трёх… да-да, Филушка, вы правы как никогда, после трёх следует четыре!..

— Но я не пила три раза. — воскликнула Нога. — У меня-то после двух почему-то третьего не последовало. И я не могу сейчас выпить в четвёртый раз. Как бы не старалась, как бы не хотела — он будет третьим.

— А вот у меня последовало. — признался я. — Я выпил ровно три раза, и теперь намерен выпить в четвёртый, если кукла произнесёт свой долгожданный тост.

— Что-то тут не так, мне кажется. — слегка нахмурилась Нога. — Пьём все вместе, а у кого-то получается два, а кого-то три.

— Всё так. — обнадёжил я Ногу. — Законы математики завсегда лавируют среди выпивающих субъектов. Два или три — какая, по-большому счёту, нам разница?..

Нога буркнула что-то примирительное и велела заполнить стаканы.

— Ладно. — покончив со счётом, подняла свой стаканчик кукла Ляля. — Вот мой долгожданный стихотворный тост:

За то, что ты пришёл, гость дорогой,

я благодарность заявлю четвёртым тостом.

Пусть не наступит в жизни день такой,

когда б в мой дом не постучали гости!!

Тост был лаконично изумителен, и все присутствующие с благодушным почтением выпили.

— Славный тост, весьма славный! браво, подруга! — похвалила Нога. — Вот в другой раз к тебе, в дом, гости и постучат: открывай, скажут, Филушки пришли!.. штук пятьдесят!!

Я с изумлением крякнул.

— Ничего страшного, всегда прошу заглядывать на огонёк. — нежно разволновалась кукла Ляля. — Я обычно по пятницам гостей принимаю, поскольку конец трудовой недели помогает хорошенько расслабиться и отдохнуть от души.

— Вот-вот, пусть никто нам не помешает выпить от души! — поднял я пятый тост. — Пусть никому такая кощунственная мысль и в голову не придёт… Правда, друзья?.. Пусть будет так!!

Мои безголовые друзья без сомнений со мной согласились и выпили.

— Мой дом — ваш дом, ваш дом — мой дом! — с расплывчатым излиянием произнесла кукла Ляля. — Пусть так оно и будет.

— Погодите-ка. — я встряхнул головой и огляделся вокруг. — А сейчас-то у кого мы дома? у меня или у Безголовой Куклы?..

— Сейчас мы у меня дома. — чуть хихикая, ответила Нога. — Вы, Филушка, неужели позабыли, что ко мне в гости пришли?

— Не позабыл, но меня приглашения куклы слегка запутали. — я поднял заполненный стаканчик. — Стучитесь, говорят, в наш дом, который и ваш дом, несмотря на то, что я уже давно постучался в дом Ноги!.. Стукни-ка в два дома за один приём! попробуй-ка!..

— Тост, конечно, мог запутать кого угодно, но у меня другого тоста со стихами нет. — сказала кукла Ляля. — Есть просто стихи, где люди стучатся во всяческие двери, но — в отличие от тостов — им никто дверей не открывает. Они просто зябнут и уходят восвояси.

— А мы, между прочим, знаем один замечательный стихотворный тост. — воскликнули Ослиные Уши. — Правильней сказать, что мы когда-то его знали и успели подзабыть, но сейчас постараемся вспомнить. Что-то там про «любовь, конечно, есть любовь, ей хорошо у нас в сердцах, но выпить я хочу за тех… хм… кто службу служит в сапогах…» Почти такой припоминается нам тост.

— Нет. — решительно отверг я смысловую нагрузку тоста. — Он хоть и в стихах, но нам его не надо. У нас и сапог нет ни у кого.

— Вот видите. — сказала кукла Ляля. — Я одна умею произносить стихотворные тосты, которые не зависят от наличия сапог на ногах. Давайте не будем портить друг другу настроение, а начнём всякий раз пить за мой тост… тот самый, где «приходит гость дорогой»…

— Да-да, испортить настроение мы всегда друг-другу успеем, но лучше не сегодня. — согласно покачалась Нога.

Все с облегчением выдохнули, вино с водкой разлилось по стаканчикам, я выпил в очередной несосчитанный раз и меня понесло нести словесную пургу.

— Между прочим! — я вежливо постучал вилкой по стаканчику Ослиных Ушей. — Что бы никто в это вечер не остался обиженным и обделённым вниманием, я предлагаю выпить-таки за стихотворный тост Ослиных Ушей, и предлагаю выпить за него два раза. Первый раз пьём, отдавая дань, непосредственно тосту в стихах, а второй раз пьём ради уважения к изощрённой композиции сапог, сумевших проникнуть в тост. Я бы даже сказал: за пубертатно-занозистый талант этих сапог проникать в тосты, песни и гимны.

Все удивились, но выпили. Затем я поднял стаканчик куклы Ляли, принимая его за свой стакан, но присмотрелся, извинился и уже поднял собственную ёмкость, намереваясь изложить только что придуманный замечательный тост.

— Уважаемые друзья! — я липко улыбнулся. — Н-нет сомнения, что этот день навсегда войдёт в анналы моей памяти, как весьма эк-экстравагантный способ общения в весьма эк-экстравагантном месте, да к тому же я умудрился остаться живым, а это дорого стоит… вся эта подлая нелепица, произошедшая со мной, и вовсе позабылась по просьбе уважаемой Ноги, хотя наглости некоторых г-граждан не перестаёшь удивляться… представьте себе: заявляются сюда, зубами щёлкают, хотят меня сожрать… Да кто ты такой, Владимир Владимирович, чтоб меня сожрать?.. Что ты о себе возомнил?..

— Это какой ещё Владимир Владимирович? — удивилась кукла Ляля.

— Да никакой… забыли… — махнул я рукой. — П-простите, у меня язык слегка не торопится разговаривать, я слегка опьянел потому что… но позвольте мне предложить тост, то есть, позвольте сподвигнуть вас выпить за здоровье хорошего человека… то есть, за КРЕПКОЕ здоровье хорошего человека… за здоровье Балды Ивановны!!

Откуда в моей голове взялась чудовищно-странная идея выпить за Балду Ивановну — я не понимал. Но компания согласилась выпить за её здоровье и спровадила под стол очередную пустую бутылку.

— Это мы выпили за Балду Ивановну! — напомнил я о той, за чьё здоровье мы послушно выпили.

— Конечно, конечно. Всегда рады.

— А хотите ещё выпьем?

— Мы-то хотим. — воскликнула кукла Ляля. — Главное, чтоб вы хотели.

— Хочу ли я, чтоб мы выпили за здоровье Балды Ивановны? — с иронией лёгкого недоумения я посмотрел, как чудесно раскупоривается очередная бутылка. — Если именинница не будет возражать, то я с удовольствием выпью за её здоровье.

— А разве нынче Балда Ивановна именинница? — удивились Ослиные Уши.

— Откуда мне знать, когда там у ней именины. — недовольно буркнул я. — Может, она вообще померла, и мы тут так просто, от нечего делать, пьём за её здоровье. Собственно говоря, почему бы и не выпить?

— Конечно, конечно. Долгих лет ей жизни, а если что — пусть земля ей будет пухом!.. конечно, конечно…

Совокупность обязательных чувств уважения и признательности поскользнулась на сивушных маслах и ударилась лбом об зеркало в прихожей, завешанное скупо-чёрной тканью… интересно, почему мне на мгновение показалось, что зеркало в домике Ноги завешано чёрной тканью?..

— А вы нам не расскажите, что вас связывает с Балдой Ивановной? — полюбопытствовали Ослиные Уши. — Она, может быть, жена ваша?

— П-почему жена?? У меня не может быть моей женой Балда Ивановна!! — я спешно глотнул вина с водкой и сообразил, что теперь непредсказуемо пьян, и обыденная импровизация, доведённая до пророческой анархии, витает в моих мозгах, не обнаруживая место для срочного приземления. — У меня не получилось жениться на Балде Ивановне, потому что я Танечку люблю… Я даже женюсь на Танечке, как только домой вернусь… моментально женюсь… Друзья! Я всех вас приглашаю на свою свадьбу!.. Б-будьте так любезны прийти, иначе обижусь!..

— Конечно, конечно. Не волнуйтесь, Филушка, вашей свадьбы мы постараемся не пропустить.

— Хоть завтра, хоть послезавтра — придём и без приглашения! — пообещала Нога.

— Без жены не возможно долго жить такому принципиально талантливому человеку, как я, невозможно без ласки!.. — раскрывал я сам для себя прелести супружеской жизни. — К тому же, я не тиран в семейных вопросах, и если Танечка захочет вдруг стать Балдой Ивановной, я не смогу ей перечить, а просто повернусь и уйду из дома.

Я упрямо боролся с непослушным языком и с указательным пальцем, который в поисках нужного слова стремился уткнуться в тарелку с винегретом.

— П-поймите, уважаемые друзья, что Балда Ивановна не может быть моей супругой ни за какие коврижки, тут и к бабке-гадалке ходить не надо, ещё чего не хватало… Балда Ивановна — это своего рода песенный сюжет, это вынужденная проекция авторского взгляда через тернии к звёздам, через Ивана-царевича к Адаму, изгнанному из рая, а через прапорщика Удушенко — к козням Кулакова-Чудасова… причём, прошу заметить, что это проекция сугубо внутреннего взгляда, очень невероятно внутреннего и пропущенного через аккуратную фильтрацию… я ведь всё правильно говорю, Филушка?.. да, Филушка, всё правильно!.. через фильтрацию времени и пребывания себя во времени (если вы конечно понимаете, о чём я вам толкую), значит, и через построение слов во внутреннем авторском тексте через вторичное — скажем так — и подспудное содержание текста, когда проекция предъявляет всем, кроме самого автора, ничтожность авторского замысла и гениальность его воплощения… да, друзья мои, хочется иметь необозримые таланты в проявлении каждой своей человеческой сути, в каждом своём шаге, с первого дня пребывания на планете Земля, но получается чаще всего так, что, едва научившись ходить, падаешь на корячки и доходишь доходягой до дешёвого кича… топ-топ-топ…

Я изобразил двумя пальцами как неуклюже топает человечек между блюдом с ананасом и лужицей неловко расплескавшегося напитка. Мой человечек не сумел дойти куда хотел, а живо преобразовался в кулачок, цепко ухвативший заполненный стакан. Я выпил с чувством глубокой утраты по нелепому человечку.

— Д-друзья мои!.. но наше с вами ничтожество нам же самим доподлинно и понятно, а следственно оно является щедрым ничтожеством, а щедрость — если со всех сторон посмотреть — понятие богоугодное, и я поневоле начинаю обращаться за помощью и верой к Нему… через собственные инстинкты и падучую болезнь — к Нему!.. и когда Он промолчит, ничего не говоря достаточное количество времени, я наконец-то успокоюсь, и посчитаю, что всё со мной и про меня наконец-то решено… А тот хитрый факт, что Балда Ивановна не может проявить благосклонность и выйти за меня замуж — этот факт, поверьте, ничего во мне не прибавляет и не убавляет… я всё правильно говорю, Филушка?.. да, всё правильно!.. она, кстати, и могла бы стать моей женой, если б я с точностью не знал, что она может стать ещё женой кого-нибудь другого (либо ДО меня, либо ПОСЛЕ меня), который мог бы быть гораздо занятней меня, как личность и как — вообще… как чёрт меня знает что…

У меня возникла весёлая мысль о сватовстве и я пробежался глазами по застолью.

— А-а-а… вот вы где… Ослиные вы Ушки?.. хе-хе!.. скажите да всю правду доложите: могла бы быть Балда Ивановна вашей… извиняюсь, хе-хе… вашими жёнами?..

— Что за странный вопрос… — покраснели Ослиные Уши.

— А-а-а… ага-ага-ага…

— Никак бы не смогла Балда Ивановна утешить нас супружеством, уверяем вас.

— Ну, если не эта Б-балда Ивановна, так какие-нибудь другие Б-балды Ивановны… они смогли бы стать вашими жёнами?.. с теми самыми, с которыми только смерть разлучит нас… и вас…

— Да куда им! — запротестовали Ослиные Уши. — Это совершенно невозможно.

— А вот вы-бы приласкались к ним с подарочком да с комплементиком, то да сё, вот бы мы тогда и взялись с пирком за свадебку… Чёрт-то Шпареный — верите ли? — почернеет от злости!.. Не для тебя, дескать, ягодка созрела!!

— Нет, это совершенно невозможно. И жёны для нас потребны весьма персонального качества, с индивидуальным естеством, и с Чёртом Шпареным тут никто ссориться не желает… К тому же, за Балду Ивановну тост выпит, как за вашу возможную супругу, а мы на чужих жён не засматриваемся…

— Тогда давайте пожелаем здоровья и себе и своим жёнам! — я с восторженным умилением послал воздушный поцелуй воображаемой Танечке, на которой мысленно уже успел сто раз жениться.

Все, нисколько не смущаясь туманности моих речей, подхватили:

— Ваше здоровье!.. И ваше здоровье!.. Будем живы — не помрём!!

— Крепкое здоровье необходимо всякому человеку, здесь не нужно быть студентом-ветеринаром, чтоб вычислить лики будущего, лежащие на поверхности… — заявила кукла Ляля. — Стоп! отчего у меня в стаканчике пусто?..

Налили. Я выпил, озорно побарабанил пальцами по столу и оглянул компанию.

— Между прочим, я могу вам песню спеть. — интригующе сказал я.

— Песню? — обрадовалась Нога. — Слушайте, Филушка, да вы — золото, а не человек. У меня здесь сроду никто своих песен не пел. Конечно, спойте. Дать вам гитару?..

— А у вас есть гитара? — удивился я. — Разумеется дайте мне её. Щас сбацаю.

В моих руках очутилась старенькая шестиструнная гитара, на которой я ловко взял пару аккордов, убедившись, что гитара настроена, и хрипловато запел.

Я ЕСТЬ

Я есть такой, кто до меня

задумал быть таким, как я…

придумал все мои дела,

все неполадки, сны, слова…

Всё, что нашёл в себе моим,

он полюбил и сохранил,

чтоб я не смог себя уесть

а был таким, какой я есть…

Я так и буду быть собой:

весь сам в себе, слегка чужой…

чтобы остаться насовсем

таким, каким кажусь я всем…

Я торжественно закончил. Кукла Ляля ахнула, предаваясь лёгкому восхищению:

— Сколь неожиданно и точно!.. Это прекрасная песня!.. Филушка, вы замечательно поёте!..

— Мда?.. — я с признательностью посмотрел на куклу.

— Проникновенно! — поспешили высказаться и Ослиные Уши. — Поёте очень проникновенно. В нас проникло.

— Мда?.. — с понравившейся мне признательностью, я поклонился Ослиным Ушам.

— Не вся суть ваших душевных преломлений для нас оказалась ясна, но, кое-что проникло — и проникло успешно, навсегда.

— Сколь неожиданно точны в этой песне многочлены личности, сколь важно каждое слово!.. — продолжала изливать восторги кукла Ляля. — О, а я хорошо знаю, что овладеть символическими трюками весьма нелегко, это требует большого и агрессивного опыта. Взрывчатая мудрость, интенсивность перемен воображения — всё это приходит к нам с годами опыта и наблюдения за жизнью. Молодому человеку крайне нелегко поставить себя в ситуацию старческого маразма.

— Как это? п-почему маразма? — я не успевал следить за ходом мыслей куклы Ляли.

— Я исключительно в положительном и творческом смысле имею в виду маразм. Я имею в виду то, что молодому человеку весьма нелегко выдёргивать из сумбурного потока мыслей всего один, самый правильный образ. Дабы утвердить его, творчески облагородить и показать бессмыслицу в очарование осмысленности для читателя и слушателя.

— Сп-спасибо вам. — я отложил гитару и попробовал поклониться кукле Ляле. — Так высоко моё творчество ещё никто не ценил. — Душевнейшее ваше нам сп-спасибо!!

— Главное, что поэтической эфирности в этой песне много. — подхватили похвалу Ослиные Уши. — В том смысле, что много непритязательной, но волнующей лёгкости.

— И с уважением к неоднозначности собственной персоны. — заметила Нога. — Что будет очень полезно услышать нашей молодёжи для повышения своего интеллектуального уровня.

— Да, это научит молодёжь относиться более внимательно к поискам своего места под солнцем. — согласились Ослиные Уши. — Возможно, это их сподвигнет взять пример с тех, кто мыслит неординарно, чтоб самим начать жить не по шаблонам. Как вам кажется, Филушка?.. Вы сможете быть убедительным для нашего молодого поколения?..

— С-смогу. Нефик делать.

— Вы знаете те завлекательные пути, по которым надлежит направиться молодому поколению, да так, чтоб одновременно следовать за поколением взрослых и не сбивать его с ног?

— К-конечно. Это я знаю, как никто другой.

Кукла Ляля робко прикоснулась к моему плечу. Казалось, что в этом маленьком существе, подверженном ежедневным доверчивым сумятицам и творческим порывам, восторжествовало истинное восхищение перед чужим талантом. Перед заблудшим, но достаточно осязаемым гением. Изгнанным из рая, дабы создать свой собственный земной мир.

— Филушка… — спросила она у меня. — Немедленно признайтесь мне, что вы — немножко философ?.. Хотя бы самую чуточку.

— В чём дело? — пьяно усмехнулся я. — С чего вы это взяли? Решительно отказываюсь вас понимать!..

— Ну, вот мне запомнилась эта метафора про слегка чужого, пребывающего в себе, и я решила, что она произрастает из очень важных размышлений. Что где-то глубоко внутри вас она доминирует над чувствами мести и обыкновенного покорства судьбе… У вас крайне сложные взаимоотношения с людьми, и я догадываюсь, что вы ищите какого-то человечка специально для себя, но при этом не нарушаете своего одиночества, поскольку одиночество — это тоже способ поиска кого-то нужного. Иногда и одиночество избавляет от одиночества!..

— Хм. — скосил я глаза на стаканчик вина с водкой. — Как это всё интересно и п-печально, и немного безрассудно… мда…

— Разумеется, безрассудно, ну и что! — с новым наплывом восхищения защебетала кукла Ляля. — Вам, Филушка, конечно тяжелее нашего управляться с различной чертовщиной в голове, ибо ваша голова странствует у вас на плечах, и вам приходиться беречь её и терпеть всяческие неуёмные выходки. Но вы всё-таки справляетесь со своей задачей, а, значит, вы истинный философ. Даже самый страшный грех, которой вы сможете взять на душу — даже если это будет убийство — это будет философический грех. Замолить его и позабыть — раз плюнуть.

— Это вы так осмыслили мою песенку?? — я подпёр щеку кулаком, чтобы помочь голове не свалиться на стол. — Тогда, знаете ли, я в любом случае… т-точно… философ!!

— Ах, неужели — самый настоящий философ? Вы не лукавите, Филушка?..

— Н-никаких сомнений!! Натуральным образом — философ!!

Кукла Ляля лучисто светилась.

— Меня очень занимают ваши скупые, но характерные слова. — произнесла она. — Философы обыкновенно сумерничают, подобно старикам, вечно всем недовольным, им лень перед простыми смертными вволю зафилософствоваться. Они отчасти и презирают ближнего своего. А вы нас не жалеете, мелете, что на ум взбредёт — спасибо вам.

— Пожа-а-алуйста! несомненно!.. мне не трудно…

— Милый вы наш милочка! — вкусно заклокотали Ослиные Уши. — Вы бесцеремонно уникальный человек, такие как вы — в наших краях на вес золота!.. Дорожите ли вы собой настолько, насколько способны достойно оценить?..

— Я??? — я бесстыже расцвёл от похвалы. — Я регулярно себя по-всячески ценю… это несомненно, как будто бы так… я вообще не понимаю ложной скромности — зачем вводить в заблуждение добропорядочное сообщество?.. Н-нахер надо.

— Вот-вот, я всегда считала, что это подло по отношению к другим — называть себя дурочкой, когда ты совсем не дурочка. — сказала кукла Ляля. — Если дурочек и без меня хватает, зачем мне быть ещё одной дурочкой?.. Никому от этого не станет легче.

— Дурочек нам вовсе не надо! — активно запротестовал я. — Нам с дурочками не по пути.

— Вот признайтесь! признайтесь, Филушка! — потребовала кукла. — Если б я выдавала себя за дурочку, то смогла бы я оценить ваши таланты и шепнуть на ухо Ослиным Ушам, что «Филушка у нас величайший умница и уникальный человек»?..

— Именно это она нам и шепнула на ухо. — подтвердили Ослиные Уши.

— Признайтесь, Филушка! Мне необходимо именно от вас услышать подтверждения своих догадок!.. — настаивала кукла Ляля.

— Я запросто подтверждаю все ваши догадки! — поспешил я удовлетворить кукольный запрос. — Вы можете смело догадываться и дальше о чём-нибудь, а я, возможно, буду это подтверждать!!

— Вот за что я вас и полюбила, Филушка! — готова была прослезиться кукла Ляля.

А Нога добавила:

— Мы все не напрасно полюбили вас, Филушка. Будьте уверенны в наших почтительных чувствах.

Я удовлетворённо потёр вспотевшие ладошки об колени, заёрзал от нахлынувших похвал и залпом выпил стакан вина с водкой. Судя по всему, алкалоиды только и ждали этого стакана, чтоб заполнить большую часть моего организма.

— Знаете, что я вам скажу?.. Нашим лесным существам не помешало бы послушать умных речей. — продолжала вещать Нога. — Для чего ещё нам жить в этакой глухомани, если не в ожидании умных речей?.. Весь цивилизованный мир так живёт — а мы чем хуже?..

— Я здесь не вижу никаких проблем. — засуетилась кукла Ляля. — Я сейчас же побегу по окрестностям, и ручаюсь вам, что соберу самых умнейших существ нашего леса, и расскажу им про Филушку. Уверена, что те из них, кто ещё недостаточно одичал, поспешат сюда, что бы лично познакомиться с нашим гостем и восхититься его премудростью. Ты не возражаешь, Нога, принять ещё десяток-другой приятелей у себя дома?

— Пусть приходят — места всем хватит, можно и потесниться. — одобрила Нога идею куклы. — Они должны внимательно послушать нашего скитальца и научатся примирять свои поступки к его художественным выкладкам.

— Филушка постарается, я верю в Филушку! — легко подтолкнула меня в бочок кукла Ляля.

— Я?? — неуверенно покачнулся я, но поддался всеобщей уверенности и радости. — Это, конечно, всё так… будьте-нате… за мной не заржавеет…

— Наш гость наверняка проковыряет для нас суть Альфы и Омеги, а также отколупнёт то, что незаконно присосалось к Альфе и Омеге — сумму фальшивых прочностей… Правда, Филушка? — спросили Ослиные Уши.

— Так ведь — да! ноу проблем, Филушка! — квёло кивнул я. — Хай-живе-украина.

— Мы усядемся кружком. — празднично захлопотала кукла Ляля. — А Филушка уместится на этот стул, который мы выставим посреди кружка, и — слегка поворачиваясь то к одним слушателям, то к другим — начнёт учительствовать неиссякаемым запасом знаний, на пользу нам. Вы согласны, Филушка?..

— Э!.. я ведь н-никогдашеньки не думал, что могу быть таким полезным человечком… — благодушно загундосил я. — Э… что это вы такие ушки… хе-хе… симпатюшки!..

Я насколько мог аккуратно дотянулся через стол к Ослиным Ушам и ласково потрепал их за кончики.

Ослиные Уши вежливо поддакнули моей ласке, но отодвинулись в сторону.

— Ножка!! Ноженька!! — я изобразил с какой сердечной любовью мог бы приобнять Ногу, окажись она ко мне поближе. — Какая ты, п-право… необыкновенная!..

— Умница! — на удивление, с большой долей симпатии, прошептала Нога. — С каждой минутой уважаю Филушку всё больше и больше.

— Гений. — запросто высказались обо мне Ослиные Уши и выпили стаканчик вина с водкой.

— Ушки! — я снова попытался дотянуться до Ослиных Ушей, но не смог. — Ух вы какие ушки!.. ушки на макушке!..

Я упрямо и малоосмысленно шарил глазами по окружающей действительности, но глаза не могли обнаружить ни одной важной отчётливой точки, за которую можно было бы зацепиться, остановить взгляд и щёлкнуть функцию запуска памяти. Меня неудержимо клонило в сон.

— Значит, я побежала за гостями? — мигом очутилась у дверей кукла Ляля. — Отбор, я так понимаю, вести построже?

— Разумеется построже. — сказала Нога. — Нам кто попало здесь не нужен.

— Набекреня звать?

— Обязательно зови. Я и сама подумывала его в гости позвать, как только Филушку раскусила.

— Набекреня позову. — зажала палец на ладони кукла Ляля, чтоб не позабыть. — А Кутилу Кулевого звать?..

— Этого не надо, не зови… Этот только пьёт не в меру, а толку с него ноль. И беги, пожалуйста, побыстрей, ведь активность нашего философа — штука непослушная. Вдруг опять начнёт дуреть.

— Ага!! — кукла Ляля покинула домик Ноги и помчалась по лесу в поисках умнейших существ.

Ей несомненно сопутствовала удача в эту ночь, неиссякаемую на чудеса. Лесные мудрецы собирались в компанию легко и деловито. «Ах, Филушка! — даже так говаривал один из них. — Знаю такого, как же не знать! давно мечтал встретиться!..» Врал, конечно, но мне было приятно.

— Филушка, вы вздремните чуток, это не беда. — мягко разрешила Нога. — Если чего интересное случится — мы вас разбудим.

— Ещё граммов пятьдесят не желаете? — намекнули Ослиные Уши на свежераскупоренную бутылку.

— Н-не… н-не желаю… — мирно произнёс я и предался пьяненьким размышлениям, напрочь отвлекаясь от беседы Ослиных Ушей и Ноги.

…Чего это такое болтала кукла Ляля про меня, про убийство, которое я могу совершить?.. беспардонно пакостная чушь, которая может прийти в голову только безголовому существу… мне ли (мне!!!) суметь решиться на убийство?.. вы проследите внимательно за моими поступками, за моим трусливым поведением в течении всего текущего повествования (В ТЕЧЕНИИ ВСЕГО ТЕКУЩЕГО — хм… масло масленое…) и найдите хоть что-нибудь, указывающее на мою жестокость и похотливое утоление истеричных желаний… нет, я не опасаюсь своей посредственной клоунадой прослыть за человека, которого хочется всегда жалеть и жалить, с которым можно обращаться, словно с чудаковатой обузой, а при случае можно загнать в угол и с садисткой терпеливостью вынуждать к убийству… у меня имеется чёткий инстинкт выживания и он украшает многие мои убеждения, мою иронию по отношение к окружающей действительности… и если я в себе не смогу выработать до конца безразличие к собственной телесной смерти, умение ловко определять игру случая — всего-то какую-то перекоканную и перештопанную игру случая, благодаря которой я очутился здесь, выпрыгнул из дурацкого поезда — то зато давно научился ценить понятность любой чужой смерти, её подловато-законную необходимость… и дело не только в гибели стаи волков — смерть этих мерзавцев никого и ничему не научит… я молод, но уже давно превратился в циника… безобидного, нужно правду сказать, циника… исследуя сотни опубликованных пророчеств и комментариев к ним, я стал неизлечимым ёрником, но — вместе с тем — и научился многое прощать, или просто не обращать внимания…. обращал ли внимание библейский Адам, изгнанный из рая, на то, что вытворяют его дети с собой?.. для меня Каин и Авель не символы признанной всеми гибкой библейской мудрости, уснащающей и оценивающей варево человеческой жизни, варево характеров… Каин и Авель не представляются мне жуткими украшениями зари цивилизации в стиле активной альтернативы бытия друг для друга… для меня они не антагонисты… в моём разумении они некая единая величина, удобная для осмотра со всех сторон, некое целостное полноправное животное, созидающее себя — свою дорогостоящую личность — через казнь, через некий самосуд… и если самосуд кажется кому-то неубедительным уходом от проблем, то я постараюсь напомнить вам об изначальной примитивной сущности жизни человека на земле, при которой самосуд мог являться необходимым средством, после которого непременно кому-нибудь становилось легче, а в обязанности человека всегда входила забота о комфортабельности своих родных и близких, поскольку, заботясь о других, мы заботимся о себе, и тогда получается, что Адам, изгнанный из рая, только затем, что умереть в конечном счёте, сначала убивает собственного сына, пусть даже не своими руками, а руками другого своего сына, и вот теперь я — сжавшись и сосредоточившись — обретаю в себе, словно последнее духовное совершенство, истерию детоубийства, и мчусь со своим прекрасным вдохновенным детоубийством в какой-нибудь омут, в государствообразующую клоаку, в античный ад, где чертей подменяют очеловеченные пороки и похоти предыдущих поколений, и я влетаю туда витязем на белом коне, очами сверкая и вытаскиваю звонкий меч из ножен: «Сын мой! где ты? слышишь ли ты всё это?..» — «Слышу-у!..» — ответит подавленный дрожащий голосок, и я, пришпорив обезумевшего коня, устремлюсь на этот голосок, скуля от нетерпения, алчущий вкусной сыновней крови, помахивая величественно-обнажённым мечом!.. я есть такой, каким меня придумал Бог…

Больше всего на свете я боюсь самого себя.

Загрузка...