Лось 3

Глава 3

Давным-давно, в прошлой жизни, когда я был молод, красив и полон оптимизма, наличествовала у меня привычка совершать пробежки. Райончик наш, как я уже упоминал, был рабочим и окраинным – через три дома от моего Пермь кончалась, переходя в деревню под названием Песьянка. Как мы – пятнадцатилетние школяры – именовали данный населенный пункт, думаю, многие догадаются. И если уж зашла речь, то дальше по трассе находилась деревня Ванюки, а еще дальше – Чуваки. Чтобы бесконечно угорать, для подростковой фантазии достаточно было вообразить обращение к жителям по какому-нибудь значимому поводу: «Дорогие ванюки и вонючки!» или «Дорогие чуваки и чувихи!» И, думаю, в то время я бы лопнул от хохота, узнав о наличии в области деревни Тупица (вообще-то с ударением на первый слог).

Успехи в спорте тогда еще были переменными, зато провалы с девушками – постоянными, из-за чего первому я уделял времени больше, чем второму (дурак был, каюсь!) В общем, я бегал. Бегал каждый день, примерно по одному и тому же маршруту. И вот, бегу я, бегу… по тротуарам, по отмосткам ближайших пятиэтажек-хрущоб… а потом – ррраз! И синее небо!!! А я почему-то на земле!!! Как оказалось, за ночь кто-то привязал между двумя деревьями проволоку для сушки белья, расположенную ровно на уровне моего лба. Зрение у меня уже тогда начало садиться, да и с хорошим не факт, что заметил бы, поэтому переход от бега к лежанию стал моментальным: вот я бегу, а вот я лежу, все еще рефлекторно дрыгая ногами!

Так и здесь: вот я иду по Москве к Вике, рассчитывая повидаться с сестренкой в промежуток между самолетами – «девятки» после поединка увезли сразу же, а мы решили вернуться ночью обычным рейсом, проведя целый день в столице, – и вот я смотрю на потолок палаты, соединяя трещинки в заветное слово. И рад бы сказать, что это «вечность», но нет, дефекты побелки упорно складывались в четыре волшебных буквы, первая из которых «ж», а последняя «а». Жопа, короче. Причем немаленькая, раз я даже пошевелиться не могу, чтобы посмотреть на что-то более интересное.

Ныло и болело всё – ну, у меня по другому и не бывает! В больничках я только по серьезным поводам всегда оказывался, что в той, что в этой жизни. Интересно, что на сей раз?

Легкий всхрап справа заставил скосить глаза, почти упираясь взглядом в мешающий абажур шейного корсета. Натали… Мило припухшее зареванное личико даже во сне не могло расслабиться, оставаясь насупленным и строгим. Натка… вот вроде бы всё, адью, бэби, но сейчас пришлось себе нехотя признаться – я по ней скучал. Любые другие женщины после нее казались пресными.

Еще один всхлип заставил перевести внимание на спутницу княжны – кого-кого, а увидеть вместе Нату и Светика, дремлющих в обнимку на широком стуле возле моей койки было странным. Из рассказов подруги я знал, что раньше они со Светой дружили – по возрасту среди императрициных внучек они были самыми близкими, остальные их намного младше. Но конкуренция в погоне за троном, а потом еще соперничество за одного мужчину их развели.

Невольно залюбовался ими: все-таки в обеих что-то было. Тушка с Гаей тоже вроде бы симпатичные, но не хватало им чего-то неуловимого, что сполна присутствовало в двух княжнах. Чего-то, делавшего их обеих для меня более привлекательными, чем все остальные женщины. Младшего, совершившего размен Натали на Заек, я иногда совсем не понимал. Впрочем, не удивлюсь, если он думал то же самое насчет меня.

Идиллия длилась недолго: сначала Натка открыла глаза и обрадовалась моему пробуждению, а потом она подскочила, – очень-очень ненарочно, прямо-таки нарочито ненарочно! – роняя на пол со стула Свету.

– Миша! – вскликнула девушка, затопляя меня незамутненным счастьем, – Что-то хочешь? Попить, да? Сейчас! – затараторила она, втыкая мне в рот соломинку.

– Как ты? – Светик, поднявшись с пола, не стала занимать обратно место на стуле, а обошла койку и устроилась с другой стороны, начав тихонько поглаживать мою короткостриженную голову.

«Мр-р-р» – расслабился под легкой лаской, глотая осторожно подаваемую из других рук безумно вкусную воду.

«Хр-р-р» – потянуло меня обратно в небытиё.

«Бр-р-р!» – возмутился, увидев у койки не двух красивых фей, чье присутствие мне уже казалось сном, а выбритого до синевы Кудымова. Жгучий брюнет Макс часто принимал за насмешку моё сочувствие по поводу бритья – русоволосому телу Масюни для поддержания достойного внешнего вида было достаточно обращаться к бритве раз в два-три дня, но я-то помнил, как в девяностые вынужден был везде носить паспорт, потому что стоило только дать себе послабление, как в глазах окружающих превращался в моджахеда. Что поделать – сказывалась горячая южная кровь отца.

Попытался съязвить: «Откуда ты, такой красавчик?» – но вместо нормальных слов из горла вырвался лишь слабый хрип.

- Пить хочешь? Сейчас организуем! – и в губы мне ткнулась все та же соломинка, – Ну и напугал ты всех нас! Ван-Димыч рвется тебя навестить, но его не выпускают! Лешка тебе открытку передал, вот, смотри! – и Макс достал каляку-маляку, достойную отборной травы Пикассо: на лучах почему-то синего солнца висели три глаза, цветочек и (наверное!) пистолет, а все художество венчала кривая надпись «мапе». Эстетическую агонию Масюни тщательно упихал на самое дно души и прослезился от умиления. Третий глаз с рисунка мне задорно подмигнул, выключая свет.

Еще трое суток так и прошло в полубреду: я открывал тяжелые веки, мне, как соску младенцу, пихали в рот трубочку с раствором или водой, я пил и засыпал снова.

Персонажи вокруг воспринимались нереальными. Допустим, Натка, Светик, Серега и Макс еще как-то могли оказаться рядом с моей койкой. Но что делать в палате обжигающему безадресной ненавистью князю Сомову? Какого хера сочувстующе склоняться надо мной Забелиной? С чего лить слезы Гае? Даже Нина-Турбина однажды отметилась, причем от фантомной красавицы несло вполне натуральной решимостью на грани отрешенности. В таком настроении, как мне кажется, люди шагают с крыш или балконов. Я даже попытался ободрить, коснувшись ее ладони своей – почти подвиг в моем положении мумии!

Мой бред – мои правила: Нина встряхнулась и произнесла злым шепотом:

– Выздоровеешь – найди меня!

На всяких случай согласно моргнул, потому как до дрожи испугался ее прошлого состояния.

Опять-таки эпизод из прошлой жизни: как-то раз шел с занятий и невольно подслушал разговор двух впереди идущих мужиков:

– Да у него же ни квартиры, ни машины, ни работы, нихуя! – экспрессивно описывал какого-то знакомого один из них.

Я тогда прекрасно понял, что он хотел сказать, но так и не смог подавить усмешку по отношению к предмету разговора: мало того, что неимущий, так еще и калека – нет самой важной части тела! Подобные лингвистические коллизии меня иногда развлекали.

Стоило очухаться на четвертый день пребывания в больнице и не обнаружить никого на дежурном стуле, как меня одолела новая тема из той же серии: почему между «чувствовать себя овощем» и «чувствовать себя огурцом» такая бездна разницы? Кто и когда успел вычеркнуть огурцы из списочного состава овощей? За что? Потому что «огурец-молодец»? А чем тогда кабачки провинились? Тем, что мечут икру? «Глупый толстый кабачок отлежал себе бочок…» Ладно, ассоциировать себя с глупым толстым кабачком не комильфо… но почему тогда плохо быть томатом? Красный, красивый… Черт с ним, помидором быть плохо из-за отрицательного образа Синьора Помидора, а еще из-за того, что можно пойти на кетчуп, но Чипполино-лук вроде бы вполне положительный персонаж?! Чем вам лук не угодил?!! Хотя луком можно угодить в луковый суп…

Но для огурцов-то с хрена ли исключение?!

Это, конечно, для меня сейчас самый «важный» вопрос, но, видимо, подобным образом сознание само себя защищало от более тяжелых мыслей – один только шейный корсет (или фиксатор, не знаю, как правильно назвать) намекал, что других проблем у меня до хуя и больше.

Сквозь полупрозрачную марлевую простыню, служившую одеялом, оценил количество наклеенных на теле белых заплаток: хорошо стреляли – в упор и насмерть. День рождения Масюни теперь однозначно следовало считать своим собственным – именно из-за даты я шел повидаться с Викой: сестренка хотела поздравить, а я не отыскал причины ей отказать, да и не старался, если честно. С Максом стало скучно – я раньше думал, что только у молодых мамочек мозги набекрень сворачиваются, но молодые отцы, оказывается, тоже имеют свойство постоянно хвастаться достижениями детей: «Юрочка сел!», «Юрочка встал на ножки!», «у Юрика режется первый зубик!» Мать его за ногу, как мне поддержать разговор?! Только как в анекдоте: «А Лёха вчера круто обосрался!» Мелкий Угорин рос обычным пацаном – тянул все в рот, малевал на обоях, забил пластилином две розетки, а потом попытался прочистить их гвоздиком… этот момент я, слава богу, успел пресечь, зато не уследил за ножницами и проводом к проигрывателю… очень эпично, когда половинка лезвия врезается в стену рядом с головой… В общем, наши с Максом беседы внезапно свелись к постоянному обсуждению: что еще отчебучили мои крестники? Если бы мы с Кудымовым виделись раз в месяц, то, наверное, было бы прикольно, но изо дня в день мусолить одно и то же? Итицкая сила, да на свете еще до хренища тем! Я даже с Жоппером нереально сблизился, потому что этот парень разделял мой восторг от девятки и часто подкидывал новые идеи для ее совершенствования. Просто в качестве показателя: для него и Утки Воронин завел еще две экспериментальные машины, сваянные на собственные деньги. Проф не бедствовал – он давно уже мог вообще не работать, живя исключительно на отчисления от патентов, а их у него имелись сотни, если не тысячи, но из двухсот пятидесяти на сегодняшний день пилотов подобным образом он выделил только меня и этих двоих.

С Арсением у меня никак не складывалось – будучи неоспоримым талантом в одном, он был слишком серостью во всем остальном. Бывает. И раньше встречал таких людей. Зато Димон на его фоне казался глотком свежего воздуха, даже если учитывать мое первоначально негативное к нему отношение.

От Ярославцева мысль скакнула к Забелину… этот мои интересы понимал весьма своеобразно. Именно его усилиями Натали все еще числилась моей невестой. Для общественности мы до сих пор считались парой, а размолвка превратилась в вынужденное расставание из-за моей службы. Может быть и к лучшему – увидев ее снова, меня опять потянуло на старые грабли, но в таких вопросах я бы предпочел разбираться сам без чужой помощи.

О, помяни – он тут как тут!

В дверях показалась сначала неподдающаяся расческе кудрявая башка, а потом Серега целиком. Просочившийся Забелин, игнорируя стул, бесцеремонно пристроился прямо на кровать, наверняка занося своим задом миллионы бактерий на стерильную белизну простыни.

– Твой жалкий вид примиряет меня с невозможностью накостылять тебе самому! Вот что у вас с Наткой за привычка – подрываться и всё бросать?! Хотя бы со мной посоветовался перед отъездом!

– Х-хы, – вместо слов из горла вырвались сиплые звуки.

– На, пей, страдалец! – в губы ткнулась трубочка с восхитительно холодной подкисленной водой, которая слабым ручейком потекла по царапающей наждаком засухе горла, – Я ведь сразу сказал, что прекращу эту ее деятельность, – продолжил он выговаривать, – Она же не со зла. И не от жадности. Прямо скажем, и не от великого ума тоже – как наследницу ее только недавно стали рассматривать, вот и растерялась, хватаясь за все подряд.

– Пк. пхо… – смоченный язык все-равно плохо слушался.

– Почему? – догадался Серега, отбирая соломинку. «Эй-эй! Куда?!» – Из-за помолвки со мной.

«С чего бы?!» – прочитал он в моих глазах – напрягаться новым сипением не хотелось.

– Происхождением не вышел, – пояснил Младший, – Много сразу нельзя, извини, дам еще попозже, – повинился он, заметив мой вожделеющий взгляд на банку с водой, и стал просвещать меня дальше, – Долго объяснять, просто прими как данность, что брак со мной ставил крест на возможном взлете Натали. По целому ряду причин, не в последнюю очередь из-за моей матери меня очень плохо восприняли бы как консорта. Традиционно наследница выходит замуж за лихого рубаку-вояку вроде тебя. Если не веришь – посмотри на два предыдущих поколения: Сомов, Скоблев. Супруг Надежды Петровны – бывший артиллерист, как и Петр Апполинарьевич. Иван Тимофеевич немного выбивается из героев, зато прославлены его отец и дед. И тут даже отходит на второй план знатность – популярность в народе, которой у меня нет и не может быть в силу специфики профессии, перевешивает с отрывом. Заодно представь – какой стимул выслуживаться для всех остальных!

– Х-хо? – попытался я выдать вопрос.

– Что? «Кто?» Кто тебя подстрелил? – не совсем верно догадался Сергей, я хотел уточнить: «Что произошло?»

– Пока не знаем. Взяли часть исполнительниц, но пока что на них след обрывается – у всех пятерых в мозгах полная каша, их явно сыграли втемную. Версий на самом деле немного: в отрыве от своей должности ты большим игрокам почти не интересен, зато как у экзоскелетчиков – тьфу, когда уже вам нормальное название придумают! – недоброжелателей у вас хватает. Четыре клана из бывшей великой пятерки – первые на очереди. На второй ступени, если бы дело касалось только тебя, – возможные женихи Натали или Светланы. На третьем месте, – Серега осторожно покосился на закрытую дверь, – Скоблев. При вашей доле побед, стремящейся к ста процентам, его и так пошатнувшееся влияние скатывается в ноль.

Ничего нового сказано не было: кому я перешел дорожку, мог бы и сам перечислить – тут большого ума не надо. «Если бы дело касалось только тебя…» – зацепился я за оговорку.

«Кто еще?!!» – всей доступной мимикой вынужден был почти телепатировать, не надеясь на голос.

Ответ не порадовал.

Жопа – подсказали услужливо вернувшиеся в поле видимости потолочные трещины. Жопа во всех смыслах – лично у меня пять пулевых, каждое из которых могло стать смертельным. Убитый Василий Бархатцев – «Кот», решивший пробежаться в свободные полсуток по столичным развлечениям. Тяжелораненая Тушка, спешащая к Младшему, и теперь валяющаяся в палате по соседству. Взорванный самолет с Маздеевой, разлетевшийся в небе вместе с нашими девятками. И чудом избежавший покушения Квадрат, крепко заснувший после секс-марафона на квартире у своей московской подружки, откуда его тепленьким вынуло сошедшее с ума от беспокойства подразделение охраны. Юрке в итоге тоже немного досталось – спросонья он не сразу сообразил, что ворвавшиеся в спальню люди – это свои, и оказал достойное сопротивление не представившейся группе.

Смежил веки, привыкая к новому миру, где нет еще двух хорошо знакомых людей.

– Подумай пока на досуге – крепко подумай! Кто поставил вас в одну четверку? Четыре офицера сразу – такого ни по одной инструкции не могло случиться! Почему с вами полетела Маздеева? Еще одно нарушение – за ней закреплен свой самолет. А по табелю она вообще с предыдущего дня была в отпуске! – вот тут насторожился – если бы знал об отпуске начальницы, то никуда бы не полетел, я же был ее замом! Странный факт. – Кто подал вам идею остаться в Москве до вечера? – продолжил бомбардировать вопросами Младший, – Если бы вы улетели все вместе – вас бы тоже соскребали по кусочкам с трех километров площади. Хотя ты все равно еще можешь остаться инвалидом, Тушка отделалась легче. И не вздумай никого выгораживать – Сомов рвет и мечет. Ты был прав – дочь он не забывал.

Последние слова я дослушивал как в тумане: Младший – верх тактичности!

«…можешь остаться инвалидом!» – колоколом билась в голове мысль.

Новостей и волнений оказалось достаточно для одного раза – какой-то из приборов, закрепленных на мне, судорожно запищал, отчего в палату ворвалась разъяренная мадам:

– Господин Забелин, вон!!!

– Но…

– Вон, я сказала!!! – и хорошим таким рывком придала ему ускорения.

– Ненавижу лечить знаменитостей! – продолжила она бурчать, набирая шприц, – Сейчас сделаю укол, станет полегче… Превращают госпиталь в проходной двор! Сейчас… сейчас… вот так…

Подступившее к горлу сердце потихоньку отправилось на место.

– Что он вам наговорил? По работе?! – едва заметно качнул головой, стыдясь выступившей на глазах соленой воды, – Значит, про перспективы… – догадалась врач, – Давайте так: шансы у вас пятьдесят на пятьдесят. Пуля, попавшая в шею, раздробила позвонок, но мы его собрали. Что со спинным мозгом – пока неясно, но отчаиваться пока рано. Вы меня слышите? – склонилась она над моим лицом, аккуратно промокая салфеткой глаза, – Завтра сделаем первые тесты, а пока спите.

И уже уплывая под толщу небытия, я вспомнил, как шевельнул ладонью, успокаивая Нину. Если вся та сцена не плод моего бреда, то, может быть, всё не так плохо?!

Новый день, новые лица. На стуле, закинув ногу на ногу, сидел Макс и листал толстый заумный справочник:

– Проснулся? Сейчас позову Дарью! – подорвался он.

– С-с-с… – попытался его остановить.

– Сначала осмотр, а потом расскажу новости!

Вчерашняя докторша, хмурясь, долго водила надо мной чуть светящимися ладонями:

– И, что?.. – озвучил мои вопросы Макс, когда священнодействие было закончено.

– Пока еще неясно. Нужно еще время, – твердо ответила она, но я чувствовал захлестывающую ее жалость. Итицкая сила!!!

– Даша, прошло уже пять суток! Сколько еще времени нужно?!

– Максим, я тебе не Савинов, чтобы исцелять одним прикосновением! – огрызнулась женщина на его вопросы.

– А Савинов бы смог? – продолжил терроризировать то ли двоюродную сестру, то ли тетку Кудымов. Сейчас, когда они сердитые стояли друг напротив друга, в них угадывались общие семейные черты.

– Ты здесь видишь Андрея Валентиновича?!

– Лось?.. – вопросительно оглянулся на меня Макс.

Согласно моргнул – тут уже не до секретов.

– Его комм цел? Где он?! Можешь принести?

– Зачем ему комм, если он руку не может поднять?! – удивилась хирург.

– Я ему вслух почитаю!!! – с сарказмом ответил товарищ, – Дарья Александровна! Посмотри на него: это мой лучший друг! Крестный отец моего сына!

– Только поэтому я тебя сюда пускаю! – фыркнула женщина.

– Он не должен так лежать, понимаешь?! Принеси комм, я все объясню!

Их общая вера в Савинова принесла поникшей надежде второе дыхание.

– Ладно. Я скоро вернусь, – согласилась Дарья, покидая палату.

– Слушай ее как мать родную! – приказал Макс, глядя вслед родственнице, – Она и так ведущий специалист по повреждениям позвоночника, а с архивом Савинова точно поставит тебя на ноги! Он долгое время лечил Марию Петровну, поэтому у него должна быть масса материалов на эту тему! Что? – отреагировал он на мои гримасы, – Не вылечил? Так у великой княгини и травмы похуже твоих были!

– Хх-от… – захрипел я.

– Молчи, тебе нельзя говорить! Откуда я это знаю? – снова догадался он, – Поживи с моё в семейке, повернутой на медицине, и не такое знать будешь!

«Наверное, на Юльку он тоже поэтому запал… от нее лекарствами пахло…» – возникла нелепая мысль, вытесняемая поднимающейся горячей благодарностью к другу.

Активировать на мне комм им пришлось самостоятельно.

– Я стер?!. – вдруг испуганно отпрянул назад Макс, вспомнив свои опыты.

Отрицательно заморгал, успокаивая. Не стер, а переустановил, заодно снеся нахер запрет на передачу другим.

Получив себе копию, доктор сначала замерла, вчитываясь в строки, затем обвела нас обоих расширенными глазами и… неожиданно полыхнула острой грустью.

– Как привет от учителя… – нежно погладила она сначала свой, а потом мой экран, – не буду спрашивать, откуда это у вас, но знаете, Михаил… вы встанете. Это я вам обещаю! – и неверными шагами пошла к двери.

– Куда?! – окликнул ее товарищ, – Верни его комм туда, где он лежал!

– Вот так! – утвердился Макс обратно на стуле, – Теперь все будет в порядке, Дарья слов на ветер не бросает. Тебе рассказать что-нибудь?

«Давай!» – просигнализировал мимикой.

– Про Маздееву знаешь?

«Да»

– Командует у вас теперь князь Сомов. Страшный дядечка! КБ почти не трогает – с Ван-Димычем только несколько раз поговорил, а в остальном – лютует. Пилоты ходят строем, за каждый чих отчитываются. Инну всего на один день сюда к Тушке и к этому свиристелу отпустили, но с таким сопровождением! Она со мной на крыльце остановилась словом перекинуться, так думал – пристрелят на всякий случай! Твой княжеский гарем и то так не охраняют!

«Ага, Гая, значит, мне тоже не почудилась! А гарем я тебе еще припомню!»

– Я, как меня допросили, взял отпуск, – продолжил свой рассказ Макс, – Сначала отпускать не хотели, пытались палки в колеса ставить, но, как ни странно, щегол этот помог, – Макс Сергея недолюбливал, перенося на него давнюю неприязнь к СБ, и всегда в разговорах, где всплывало его имя, давал ему уничижительные клички. Интересно, что бы он сказал, если бы узнал о нашем с Забелиной негласном соглашении, сделавшим его вдовцом? Впрочем, нет, неинтересно. Надеюсь, эта тайна так и останется похороненной вместе с Юлей, – Мама с сестрой по Москве гуляют, тетя Ирина с Дарьей сюда года два как перебрались. Как раз – помнишь? – к Ведьме ее тогда пригласили, вот они сюда и переехали. Я – то у тебя, то у родственниц. Заодно кое-какие наши с Ван-Димычем вопросы здесь напрямую продавил. Ко мне охрану тоже приставили, но пожиже, чем к тебе.

Вопросительно приподнял бровь.

– Там там чуть ли не полк разместили! – кивнул он на выход, – А что ты хочешь?! Герой, будущий родственник императорской семьи! Отбить, что ли у тебя твой высокий гарем? – пошутил Макс, – И Тушка за соседней дверью! Я сюда прихожу исключительно по блату. Господи! – вдруг сгорбился он, потирая лицо, – Как же вы так умудрились, а? Чего вас всех на одно окно понесло?..

«Как-как?! Расслабились… Меня Вика хотела с днем рождения лично поздравить, поэтому как услышал про окно в Подмосковье, так и выставился. Тушка хотела с Серегой повидаться, а то он, по слухам, с кем-то другим под ручку на общественном мероприятии объявился. Я не возражал. Квадрат тоже сам попросился – у него с его подругой все серьезно, дело к свадьбе идет. Уж больно Юрку зацепило, когда только Иглу и Тушку в прошлом году до капитанов повысили, и то Зайку не хотели, это уже мы с Младшим ее новое звание отстояли, А Квадрата и Гаю с новыми орликами покатили. Причем Юрьеву намекнули, что будь он женатым – погоны бы поменял, а так – извини! Лейтенант за полгода всех девиц у нас перебрал, подыскивая себе спутницу жизни и заработав заодно себе репутацию похлеще Жоппера, а нашел в итоге какую-то графиньку на одном из торжеств, с ней замутил, а из-за моих фанаберий в Москве мы стали нечастыми гостями, вот и ухватился за возможность повидаться. А у Кота просто дежурство было – его мы менять не стали. Куда Маздеева намылилась – вот конечно вопрос вопросов, я думал – по служебным делам… А всадников мы таким составом не боялись. Мой косяк, стечение обстоятельств и никакого злого умысла. И за разпиздяйство мне еще прилетит».

Все это, понятно, просипеть я Максу своим горлом не мог.

– Эх-х! – вздохнул Кудымов, – Выздоравливай, Лось! Твои пилоты все тебе приветы с Гаей передают, ждут – не дождутся, когда ты вернешься. Ван-Димыч, Катерина, Сашок, Береза, остальные… От… – он воровато оглянулся на вход, – От Ведьмы персональный поцелуй, но его, уж извини, передавать не буду! Выздоравливай!

Оглядывался на двери он не зря: стоило ему замолкнуть, как в них появилась Натка.

– Как он? – тихо и тревожно спросила княжна у вставшего с ее приходом Кудымова. Друга до сих потряхивало от знания, кому он в нашу бытность парой несколько раз небрежно нахамил, поэтому сейчас держал себя с ней исключительно учтиво.

– Нормально, ваше высочество.

От Натки, заслоненной мне жопой Макса, донеслась вопросительная волна.

– Прогнозы хорошие. Он встанет, ваше высочество. Не сразу, постепенно, но встанет, – уверенно заявил Макс, еще и ощущая эту уверенность, – Дарья Александровна уже его осмотрела и ушла составлять план лечения.

– Спасибо, Максим, – чужое море нежности и облегчения почти затопило меня, – И называйте меня Натали. Вам можно.

– Прошу, – предложил Макс стул девушке, – Подозреваю, вашему присутствию он будет рад больше, чем моему. Пока! – обратился он ко мне, сжимая лежащую руку, – Жди завтра!

Он ушел, а я остался наедине с любящим омутом серых глаз.

Дарья Александровна – а высокую строгую целительницу звать Кузькой (от слова кузина) или Дашкой мог позволить себе только Макс, – не подвела. Покрасневшие на следующий день глаза выдавали бессонную ночь, потраченную на знакомство с архивом ее заочного кумира, но действовала она теперь уверенно и жалости по отношению ко мне больше не испытывала. Только нетерпение и хорошую такую азартную злость.

– Мне не хватает искр! – как-то заявила мне она, – Скажите, Михаил, вы сможете?.. Впрочем, что это я… если у вас было такое сокровище, то вы не могли с ним не ознакомиться! – а это она зря – я очень долго не считал методичку сокровищем и владел очень малой частью описанных в ней приемов просто потому, что не имел ни образования, ни желания всесторонне изучать медицину, – Вот это вот упражнение! – ткнула она мне пальцем в свой комм, – Вы со своей стороны, я со своей!

Медленно, со скрипом, постепенно… но у нас получалось. Через неделю я уже внятно шевелил руками и ногами, натыкаясь разве что на сопротивление от зарастающих ран на груди и животе. Говорить пока получалось плохо – мои посетители обычно угадывали за меня невысказанные вопросы

Спал я все равно большую часть дня, иногда даже засыпая посреди разговора, отчего пропускал смену дежурных у койки. И однажды я проснулся от запаха котлет. Очень знакомого запаха. И еще от громкого спора, ведущегося практически над ухом:

– Ну куда ты со своими котлетами?!

– Миша их любит!

– У твоего Миши две пули из кишечника извлекли и одну из легкого! Ему максимум – перетертый супчик можно!

– А что мне теперь с ними делать?

– Дай мне! – и в палате раздалось чавканье.

Котлеты!!! Кто-то очень наглый, просто потерявший берега от наглости, да скажем прямо – охуевший!!! – ест мои котлеты!!! Дрянь, которую мне заливали в горло, уже несколько дней стояла поперек этого самого горла!

– Миша! – обрадовалась сестра открытию глаз, – А я тут к тебе…

– Вика! – почти уверенно поприветствовал сестренку.

Сколько мы с ней не виделись? Три месяца? Почти четыре? Ощутил, как соскучился.

Викуся затараторила, вываливая на меня свои новости:

– А я сменила работу. Марьиванна, а, ты ее не знаешь! – в общем, это моя нынешняя начальница предложила мне место в императорской канцелярии! Миша, я знаю, что это из-за тебя! Спасибо! – бросилась она мне на грудь, выбивая дух – больно было до ужаса.

– Да ты же убьешь его сейчас, дура! – заорал Макс, оттаскивая ее от меня, – Ять, знал бы, хрен бы ты меня уговорила провести!

– Полех…че! – вступился за сестру, обратив внимание, что его руки не столько сдерживают Вику, сколько лапают. Понимающе хмыкнул на это зрелище. Макс больше полугода жил затворником, сосредоточившись на одном Юрке, но теперь, видимо, начал оттаивать, – И дафф…но вы…? – чтобы говорить, по-прежнему приходилось напрягаться, но уже меньше, чем в первые дни.

– С самого начала, – ответил друг, отпустив покрасневшую полунемочку, – Она меня в гостинице нашла, сквозь охрану прорвалась. Пока я у тебя сижу, с Юркой вокруг госпиталя круги наматывает.

– Хм… – еще раз хмыкнул я.

– Это не то, что ты подумал! – почти в голос крикнули они.

А я в третий раз хмыкнул, видя их единодушие.

Когда все успокоились, Вика осторожно пристроилась на стуле, уже не делая попыток меня добить.

– От папы и мам тебе большие приветы. От Жени с Полей тоже. У них все хорошо, – отчиталась она по новостям из дома, – По маме Варе следствие закрыли, той пьяни, что ее сбила, присудили пять с половиной лет и компенсацию. Папа подал на пересмотр, хочет, чтобы срок увеличили. А компенсацию перевел на твой детский счет. Слушай, а ты вообще помнишь, что у тебя счет есть? Когда родители тебя искали, у них на этот счет самые большие надежды были. А ты им ни разу не воспользовался…

– Нет, – осторожно мотнул головой.

– Итицкая сила! – выдала Викуся мою любимую присказку, заставив Макса иронично глянуть на нас обоих, – Да не смотрите на меня так! – возмутилась сестра, – Я уже давно не ругаюсь и тем более не матерюсь! Я же теперь переводчик в императорской канцелярии! Я уже дважды в основной группе работала! К нам представители немецких кланов инкогнито приезжали, с подачи великой княгини Надежды Петровны предлагали свою помощь. Только императрица их послала. Ой! – вдруг хлопнула она себя по губам, – я же подписку давала… Мальчики, но вам ведь можно? – жалобно проблеяла побледневшая девчонка, поочередно вглядываясь нам в глаза, – Вы же сами из безопасности!

– Вика, ему, – друг невоспитанно ткнул пальцем в меня, – с натяжкой можно, мне – лучше нет. Крепче спать буду.

– Максик, Масик! Но вы ведь никому не скажете?! – продолжила она волноваться, – Я ведь только вам!

– Разве что за порцию твоих фирменных котлет! – подколол её Макс, – Большую порцию! Ладно, твои пять минут давно уже истекли, пойдем, а то меня Кузька точно прибьет! Пообещал пять, а сидим уже пятнадцать! Скоро уже его гарем пожалует, а нам с ним лучше не встречаться! Лось, пока!

– Пока-пока, Мишечка! – памятуя о неудачных объятьях, очень осторожно клюнула меня в щеку сестренка.

– Максик, а какие котлеты ты любишь?.. – закрывшаяся дверь отрезала меня от занимательного шоу «Макс+Вика».

Насчет гарема Макс прикалывался – Света в компании с Натой заглянула всего дважды – в самое первое пробуждение, которое то ли привиделось, то ли нет, и еще один раз позже, создав сильную неловкость своим присутствием. После княжны навещали меня, чередуясь: утром – Светлана, вечером – Натали. И по отдельности с ними было намного проще: с Наткой мы почти не разговаривали – она топила меня в нежности и заботе, щебетала о простых бытовых вопросах, насколько простыми и бытовыми они могут быть у члена императорской фамилии. А Светик по утрам поднимала настроение легким флиртом и травлей анекдотов из отцовской службы или жизни генералитета. И хотя я прекрасно понимал, что весельчак, балагур и душа компании Аркадий Сергеевич из рассказанных хохм – это тот самый взяточник и продажная душа генерал Скоблев, на чьем счету, если верить Младшему, как минимум десяток, если не больше, специально запоротых окон, но не смеяться вместе со Светой не мог. А невесомые поцелуи на прощанье будоражили кровь ничуть не меньше, чем долгие Натальины, хотя я честно себя обманывал: это же по-дружески…

И я даже не знаю – кого из них ждал больше…

Бабник. Скотина. Факт.

– А тебе Света нравится? – спросила меня как-то Натали, вызвав легкую вину и зубовный скрежет: снова-здорова!

– Нет! – рявкнул во всю мощь заживающей гортани.

– Совсем-совсем?!

Закатил глаза и отвернулся. Какого хрена мы снова возвращаемся к этой теме?!

Да, нравится!!! Но я тут не причем, вот! Как бы мне ни хотелось, а я все еще оставался верен Натали (и это не потому, что ничего пока не мог… или потому?..)

– Миша, прости! Это не то, что ты думаешь! – заоправдывалась княжна, заставив меня усмехнуться – уже третий человек произносит сегодня при мне эту фразу! Откуда вам знать, что я думаю?

– Прости, мой хороший! – прижала девушка мою ладонь к щеке, – Просто… Ладно, это оставим на потом! Что говорит Дарья Александровна? Когда тебе можно будет вставать?..

Самостоятельно встать на целых двадцать секунд я смог только еще через неделю, на что Макс откликнулся восторженным поднятием большого пальца и прощанием – его отпуск закончился.

Младший дважды приходил со следователем и выпотрошил меня до донышка – безопасники, подгоняемые гневом Сомова вертелись как ужи на сковородке.

Один раз почтила визитом Забелина, задав те же самые вопросы.

Я сам их себе постоянно задавал. И думал, думал, думал!!!

Думал, морщась от действий Максовой кузины.

Думал, плача от рук массажисток, разминающих непослушные мышцы.

Думал, просыпаясь от болей ночами и упираясь взглядом в неизменное потолочное «жопа», подсвеченное светом ночника.

Кто-то захотел разрушить всё, чего я добился.

Кто-то решил, что мне не стоит жить.

Раньше опасность воспринималась общей и, прямо скажем, не слишком реальной.

Теперь это личное. Очень личное.

Периоды бодрствования медленно выравнивались с временем сна, стремясь к нормальному значению, основные раны зажили. Сначала вынули катетеры, затем трубки дренажей, доведя меня почти до оргазма этим простым действием, еще чуть позже сняли швы. И однажды от вида в вырезе белого халата груди Дарьи, склонившейся над моей шеей, проснулась подзабытая часть тела, смутив меня своим поведением.

– Теперь я точно за тебя спокойна! – прокомментировала целительница моё состояние, – Никаких силовых нагрузок тебе еще долго нельзя, полгода после выписки даже не думай приближаться к своим машинам! Окон сейчас немного – руководи из кабинета! До зимы каждый месяц – ко мне на обследование.

Князь Сомов, погрязший в делах Специального полка, регулярно справлялся о моем здоровье – давно не оставившему службу дедуле было тяжело тащить новую нагрузку. Капитан Иголкин… ну, я прекрасно представлял, сколько можно ожидать помощи от Иглы. Основной воз тянули лейтенанты Гайнова и Юрьев, уже изнемогая от свалившихся на их голову дел. Забелина помогла с людьми, но присланные ею кадры могли оттянуть на себя часть административных забот, и то отнюдь не все. За одну только техчасть волноваться не приходилось – пока в КБ есть Воронин и Кудымов, девятки будут отрабатывать на все сто.

И, как бы мне ни хотелось провести время реабилитации с Натали, ранним солнечным августовским утром, опираясь одной рукой на тяжелую трость, а другой – на локоть княжны, я покинул госпиталь, отправляясь на аэродром к высланному самолету.

– Значит, только через месяц? – в который раз переспросила девушка, прижимаясь ко мне в машине.

– Если не придется приехать сюда по службе, то да. Зато потом – на целую неделю! Два дня в госпитале и пять – в твоем распоряжении.

– Скорей бы! – вздохнула подруга.

– Выйдешь за меня замуж? – спросил я, разворачивая ее к себе, – Не сейчас, а когда я хотя бы чуть-чуть оклемаюсь? Через полгода, после Рождества?

– Знаешь, я так и набралась смелости тебе рассказать кое-что…

– У тебя кто-то был, пока мы расставались? Плевать!!!

– Нет! – перебила она меня, положив пальцы на губы, аккуратно поцеловал пойманную ладонь, – Не то! Совсем не то! Я не хотела заводить этот разговор в больнице, где постоянно столько ушей, не хочу сейчас… – она взглядом указала на затылок водительницы, от которой уже пёрло любопытством, – Давай вернемся к этому разговору в следующий раз, ладно? Он очень смущающий для меня…

Поднимаясь по шаткому трапу, оглянулся сквозь рослых сопровождающих на кортеж у полосы. Даже через десяток метров до меня доносилась родная волна любви, идущая из второй машины. Что примечательно, к ней примешивалась подобная же волна из третьей, приправленная нотками ревности. И оттуда же тянуло раздражением и задумчивым расчетом.