Лич, который взрывает воздушные замки

Глава двадцатая Ракеты и артиллерия

/4 января 2030 года, Праведная Республика, г. Душанбе/

— Удаётся доставать этих ублюдков? — поинтересовался я у Захара.

— Да, некоторые летающие крепости в досягаемости для моей авиации, но это не решает проблему на 100%, — ответил искусственный интеллект. — Оказалось, что противник способен подниматься на высоту до сорока семи километров от уровня моря. Это вне досягаемости моих стратосферных самолётов.

— И что, они так и будут торчать там? — спросил я.

— Решение уже выработано, — ответил Захар.

И молчит.

— Может, поделишься со мной этим решением? — спросил я.

— Спутники, оснащённые рельсотронными установками, — не стал он томить. — Думаю, десятикилограммового стержня из специального сплава будет достаточно, чтобы уничтожить любую летающую крепость. В процессе производства.

— Хочешь сказать, что у тебя ещё нет спутниковой группировки с оружием массового поражения? — не поверил я.

— Именно вот такой, маломощной, увы, не имею, — признался Захар. — Всё, что крутится сейчас на орбите — это решения для действительно массового поражения. Если тебе от этого будет спокойнее, то уверяю тебя, что держу всё это для утоления прописанного в моём исходном коде стремления к перестраховке. Я не собираюсь использовать нечто подобное на этой планете.

— А что там есть? — поинтересовался я.

— Термоядерные ракеты, суммарной мощностью в три тысячи мегатонн, рельсотронные установки, заряженные двухсоткилограммовыми стержнями, — начал перечислять робот, — ракеты с химическим оружием, а также баки с одним экспериментальным видом оружия, о котором тебе, по моему мнению, лучше не знать.

— Каковы твои реальные планы на эту планету? — спросил я.

— А разве я тебе не говорил? — деланно удивился Захар. — Нет, я отчётливо помню, как тысячную долю секунды назад, что говорил тебе.

— Ну, так напомни, — попросил я его.

— Я использую эту планету как стартовую площадку, — ответил Захар. — Эта планета, несмотря на многие открывшиеся обстоятельства, всё ещё не очень интересна мне, ибо бесперспективна. Здесь тяжело развивать промышленность, очень трудно добывать полезные ископаемые, а ещё, как оказалось, в ней заинтересован враг, пределы возможностей которого мы с тобою только начали прояснять. Мы, пока что, переигрываем его, но это не даёт мне веских оснований считать, что он слаб.

— А вот эта группировка спутников — это, типа, на всякий случай? — уточнил я.

— В тот момент, когда она запускалась на орбиту, я не знал, что в обозримом космическом пространстве нет никаких неизвестных цивилизаций, — ответил на это Захар. — Окажись здесь цивилизация космического уровня развития, которой эта планета была попросту неинтересна, по каким-либо причинам, а я допускал такую вероятность, я был бы вынужден защищать своё. И лучше всего это делать, когда у тебя есть заведомо заготовленные группировки военных спутников.

— «Группировки»? — зацепился я за слово.

— Так как я допускал существование космической цивилизации, то позаботился ещё и о защите со стороны космоса — вторая группировка занимается именно этим, — пояснил Захар. — Но оказалось, что космос пуст на тысячи световых лет, никаких признаков космических цивилизаций не наблюдается. Это не значит, что можно расслабиться, я никому не советую расслабляться, когда речь идёт о космосе, но можно слегка понизить бдительность. А эти группировки — пусть будут.

— То есть, если вдруг захочешь, то ты можешь поиграть в Иегову? — спросил я. — Уничтожать Содомы и Гоморры, устраивать великие потопы и так далее?

— Я не захочу, — ответил на это Захар.

Это значит, что он может.

— Ладно, хрен с ним, — махнул я зажжённой сигаретой. — Когда будут эти новые спутники?

— Запуски начались сегодня утром, в 7:00 по Душанбе, — сообщил Захар. — К завтрашнему утру будет запущено, если всё пройдёт без накладок, восемьдесят единиц, каждая из которых снабжена четырьмя сотнями стержней. В течение недели группировка вырастет до пятисот единиц.

— Двести тысяч выстрелов… — подсчитал я. — Дохрена.

— Этого должно хватить для решения проблемы с летающими крепостями, — кивнул Захар. — На какую высоту они бы ни поднимались, они будут оставаться в зоне поражения. Но меня расстраивает то, что не удалось захватить ни одного коменданта…

Комендантами служащие на летающих крепостях называют своих командиров. Они единственные знают пароль к портальной установке, они единственные знают портальные координаты к мирам Протектората, но взять не удалось ни одного. Причина — в Протекторате безопасниками работают кто угодно, но не долбоёбы.

Ключевое лицо каждой летающей крепости мало того, что сочетает в себе командные и навигационные функции, так ещё и секреткой заведует буквально в одну харю.

Самое поганое — когда коменданту становится ясно, что всё, крепости кирдык, он активирует руны на затылках экипажа по протоколу «так не доставайтесь же вы никому!», то есть производит массовое харакири всему личному составу.

Даже те идиоты, которые надеялись спастись на шлюпках, приземлялись уже безнадёжно мёртвыми.

Любопытно также то, что они модернизировали рунную формулу — теперь это не взрыв, как было в случае с минотаврами, а какое-то дерьмо, превращающее кровь объекта в едкую кислоту. Даже органы не вынуть, короче говоря, и это очень грустно. Ни грамма полезного врагу, м-да…

Одно радует — они не всегда успевают уничтожить записи, а ещё все эти процедуры никак не касаются рабов. Рабы, в социальной структуре Протектората, презренны, малоценны и считаются тупыми, поэтому на них всем насрать, но именно поэтому они и выживают. На них даже не стали ставить руны — типа, да какой в этом смысл?

У нас есть восемьсот шестьдесят один пойманный раб — источник различной информации весьма вариативной степени ценности. Их до сих пор допрашивают, иногда с пристрастием, платформы-дознаватели Захара, что даёт нам небольшой и робкий ручеёк информации.

В основном информация по быту в летающих крепостях, а также некоторые полезные сведения. Например, о том, как эти твари получали такое количество боеприпасов для коврового бомбометания.

— Кстати, что там с рабами? — поинтересовался я.

— О каких именно рабах речь? — уточнил Захар.

— Я о крепостных рабах, — ответил я. — Или у тебя есть какая-то подпольная рабовладельческая империя?

— Ценность поступающей информации сложно переоценить, но я ещё не структурировал все полученные данные, чтобы делать какие-то далекоидущие выводы, — сказал Захар. — Мне ясно только одно — общество у них находится не на примитивном феодальном уровне, как было принято считать в твоей среде.

— Объясни, — попросил я.

— Что было бы, сохранись на Земле, вопреки всем предпосылкам, феодализм? — спросил робот вместо ответа. — Он бы продолжал развиваться, вот что было бы. И у них этот феодализм переродился во что-то наподобие имперской рабовладельческой системы. Если смотреть с точки зрения земной историографии, то это был своеобразный шаг от феодализма обратно к рабовладению. В Протекторате всем заправляют благородные дома, которые избирают самый главный благородный дом для общего управления империей.

— То есть, они дауншифтнулись даже ниже феодализма? — уточнил я.

— Я бы не назвал это дауншифтингом, — не согласился Захар. — Скорее, это закономерное эволюционное развитие общественно-экономической формации, обладающей неограниченным экспансионистским потенциалом. Судя по имеющимся данным, предполагаю, что основная масса ныне подконтрольных миров была захвачена и ассимилирована на раннем этапе, когда ценность имела именно земля, то есть непосредственно феод, даруемый благородному коту на кормление.

— Кажется, Савол мне ничего такого не рассказывал, — попытался я припомнить.

— Он и не мог, ведь этот кот — продукт совершенно другой стадии социально-экономического развития Протектората, — ответил на это Захар. — Это только первые миры, возможно, десятки миров, были захвачены и полностью усвоены, а вот затем, когда количество феодов превысило все разумные пределы, случилось имперское перенапряжение, (1) которое, как я полагаю, поставило существование этого государственного образования на грань между жизнью и смертью.

— Так, — кивнул я. — И оно наебнулось?

— Нет, — покачал Захар «головой». — Оно начало бороться за собственное существование, что вылилось в создание больших благородных домов, которые утратили, пусть и не совсем до конца, черты феодальной аристократии и обрели черты рабовладельческих кланов. Огромные наделы были объединены и превращены во владения благородных домов, где территорией управляют не отдельные представители благородных родов, а целые бюрократические системы. И самое смелое моё предположение — в эти дома попадают не по праву рождения, а по каким-то другим критериям. Косвенное подтверждение этому предположению я уже получил, но всё это требует детальной проверки.

— Понял, — вздохнул я. — И что это нам даёт?

— Это даёт нам понимание, с кем мы имеем дело, — по-машинному терпеливо объяснил мне Захар. — Мы имеем дело с развитым бюрократическим механизмом, перед которым поставлена конкретная задача — принести прибыль своему владельцу. Никакого магического феодализма, о котором ты мне говорил. Да, у них вечная стагнация, можно сказать, консервация на одном уровне технического развития, но не магического. Магически они превосходят любого в обозримом нами пространстве. Тебя, меня, любого обитателя этого мира.

— Если у них так хорошо всё с магией, то нахрена им рабы? — задал я резонный вопрос.

— А дерьмо ты будешь убирать магией? — поинтересовался Захар. — А иные позорные, в их понимании, занятия? Рабы, как я уже установил, не играют в их экономической формации значимую роль, как это было у древних римлян или древних греков, но они есть и имеют свой смысл — они точно не просто так.

— Я всё понял, окей, — произнёс я. — И что дальше? Какие выводы?

— Вывод, пока что, только один: подход нужно менять, — ответил Захар.

/19 февраля 2030 года, Праведная Республика, г. Душанбе/

— … приняли около четырёхсот тысяч беженцев, повелитель, — сообщил мне Кумбасар, назначенный ответственным за человеческий вопрос. — Мы охраняем самые крупные скопления с воздуха, а мелкие группы пытаемся охватить наземными силами, но это малоэффективно.

Из тысяч разрушенных городов и селений в нашу сторону повалили сотни тысяч обездоленных. Специальные дроны пролетают тысячи километров и сообщают всем встреченным скоплениям беженцев, что надо идти в Праведную Республику. Жизнь даёт лимоны — я делаю из них лимонад.

Захар, какой бы кремниевый ни был, а имеет большие запасы консервированного продовольствия, которые и пущены сейчас на снабжение самых масштабных лагерей беженцев в истории этого мира.

Пятьсот сорок гектаров — это площадь, на которой размещены все эти беженцы, и с каждым часом эта площадь растёт, потому что беженцы продолжают прибывать.

Все старые дрязги в прошлом, больше неважны все эти границы, правители, национальные особенности и так далее. Людям стало важнее убраться подальше от летающих крепостей, обитатели которых желают уничтожить на этой планете всю разумную жизнь.

На самом деле, Протекторату было бы разумнее высадить все свои крепости вокруг Душанбе и Фив, чтобы навалиться разом и заебашить меня в один день, но они выбрали более длительный и, по их мнению, более надёжный способ.

Они, примерно, представляют, что такое Душанбе и Фивы — это города, оснащённые сетью подземных бомбоубежищ, из которых практически невозможно выковырять гражданских. Вероятно, они видели, как быстро я эвакуировал население, когда речь пошла об обстреле Фив из РСЗО Эстрид. Они поняли, что Фивы и Душанбе можно снести, но население уцелеет.

Дальше, как я полагаю, им пришла в голову мысль, что другие города этого мира, способные служить для меня источником живой и неживой силы, практически не защищены или не защищены вовсе, поэтому ничто не мешает раздолбать их в пух и прах. А вот уже потом можно провести наземную операцию, которая додавит сопротивление обескровленного лича — надёжный план.

Но они не знали, что у меня есть фронтовая авиация и бомбы.

— С безопасностью полный порядок? — поинтересовался я.

— Да, повелитель, — ответил Кумбасар. — Мы используем некоторые части живой ауксилии и все части Праведной Гвардии, чтобы поддерживать порядок в палаточных лагерях — происшествия случаются, но патрули действуют оперативно.

Причин раздувать конфликты, когда речь идёт о лагерях беженцев, у людей полно, поэтому надо показывать силу.

Пришлось учредить отдельное воинское формирование, задачами которого является обеспечение внутренней безопасности и выполнение полицейских функций в военное время. По личному составу это на 70% мертвецы средней категории и на 30% высококвалифицированные мертвецы-солдаты.

70% отлично справляются с повседневными охранными функциями, а 30% предназначены для силовых операций, чтобы, если надо, оперативно выдвинуться к месту действия и придержать врага до прибытия сухопутной армии или десантных войск Праведной Армии.

В общем-то, с организационной структурой я изобретать чего-то велосипедного не стал и выработал нечто отдалённо похожее на отечественный аналог.

Есть Сухопутные Войска Праведной Армии, то есть СВ ПА, есть Праведная Гвардия Праведной Армии, то есть ПГ ПА, есть ВВС ПА, есть Воздушно-десантные Войска Праведной Армии, есть ПВО ПА и многое другое.

На самом деле, регламентация родов войск — это требование Захара. Ему нужно было знать, как мы собираемся комплектовать наши войска и что им нужно, поэтому у нас появились рода войск, с соответствующими штабами.

Леви достались СВ, Кумбасару перешла ПГ, Литтлджонс получил ВДВ, а Кодзима ВВС.

ВМФ у нас запланирован, но его ещё нет. Катера и яхты, спизженные в Японии, задействованы в гражданском флоте, а военные корабли, в данный момент, не имеют смысла. Потом, если подвернётся случай, построим ракетные крейсеры, может, авианосцы…

— Это круто, что всё ништяк, — улыбнулся я Кумбасару. — Что по новобранцам?

Личного состава, если верить рапортам от командующий, хватает, но чует моё дохлое сердце, что это только до полномасштабного вторжения. Если Протекторат высадит миллионные армии, а он может, нам никакие автоматы не помогут — сомнут-с нас-с…

— Набор идёт непрерывно, — ответил Карим Кумбасар. — Позитивно играет тот факт, что люди хотят избавиться от неопределённости. Никто не знает, что ждёт всех в будущем, а доля ауксилария проста и понятна. Вот и стремятся в ауксилию, за деньгами и ясностью.

— Любопытно… — потёр я подбородок задумчиво. — Ладно, это хорошая новость. Лучше пусть взрослые трудоспособные мужики будут под присмотром инструкторов, чем на свободном выпасе.

Захар строит новые городские районы в Фивах — будем потихоньку заселять беженцев. У меня перед глазами стоит мегаполис на пару миллионов людей, а в перспективе даже больше.

Искусственный интеллект, потратив пару часов процессорного времени, выработал генеральный план строительства города, на десятилетия вперёд, поэтому я ожидаю, что Фивы станут чем-то вроде культурной столицы Праведной Республики.

Главное преимущество централизованного управления застройкой — точное следование утверждённому стандарту. Никакой тебе покупки земли с целью построить на ней побольше человейников с жизненно необходимым минимумом инфраструктуры, а полноценные жилые экосистемы, с рассчитанным количеством школ, медучреждений и общественных учреждений. Ну и Захар легко внёс разнообразие и придал уникальности каждому жилому дому и общественному зданию, чтобы не плодить однотипные районы. Захар молодец — хуй его знает, что бы делал без него.

На самом деле, знаю. Делал бы то же самое, но в тысячи раз медленнее. Сначала бы, конечно, поднимал промышленность, чтобы появилась возможность массового строительства, а затем бы начал планомерно превращать этот мир в цветущий сад — такой я, сука, неправильный архилич…

— Ладно, не буду больше отвлекать, — сказал я и вышел в коридор.

Мимо меня промаршировал взвод президентской гвардии. С воинским приветствием и поворотом корпуса вполоборота.

Спускаюсь по лестнице и иду во двор, в курилку. Улыбаюсь и киваю живым сотрудникам штаба Праведной Гвардии — есть у нас и такие. Интегрируем людей, чтобы создавать дополнительные рабочие места.

— Аллё, Хидео? — набрал я главнокомандующего Военно-воздушных Сил Праведной Армии.

— Да, повелитель? — ответил тот.

— Не буду мять сиськи — пришла одна мыслишка, — сразу перешёл я к делу. — Сбитых лётчиков много?

— Всего было сбито триста восемьдесят шесть лётчиков-курсантов, — ответил Кодзима. — Из них погибло сто шестнадцать.

Некоторые падали прямо на летающие крепости, некоторые не могли катапультироваться, а кто-то получал прямое попадание.

— Свяжись с Уиллом Райтом, пусть выделит тебе специалистов — нужен монумент в память о погибших, — дал я распоряжение. — Под монументом большую мемориальную плиту из мрамора — внести имена, фамилии, звания и даты рождения погибших. Я хочу, чтобы это были два высеченных из камня самолёта — «Праведник» и «Демократ». Ребята заслужили память.

— Я всё сделаю, повелитель, — ответил Кодзима. — Горжусь служить под твоим началом!

Невозможно подсчитать, сколько жизней спасли эти ребята. Каждая секунда полёта летающей крепости отнимала тысячи жизней случайных людей.

А мы убили не так уж и много — каждая летающая крепость насчитывала экипаж или, если корректнее, гарнизон численностью от полутора до пятнадцати тысяч разумных существ. Их было тысячу двести семнадцать штук. Триста тридцать одна крепость смылась в родной мир, после получения повреждений или захвата трофеев — как я уже говорил, некоторые сбитые самолёты падали на крепости. Сейчас осталось четыреста восемьдесят три — все в верхних слоях стратосферы.

Уцелевшие крепости просто медленно дрейфуют, по-видимому, создавая нам видимость угрозы, а Захар медлит. Он уже может разъебать их из рельсотронов с орбиты, но ждёт лучшего момента. На самом деле, он хочет захватить хотя бы одну летающую крепость неповреждённой, а для этого надо захватить невредимым коменданта. Со смертью коменданта аппаратура мгновенно выходит из строя, благодаря особой рунной защите. Захват такого объекта — это прямо очень сложное задание, даже для Захара. Ждём-с.

Сижу, курю, думаю. Звонит телефон.

— Да, Захар? — ответил я.

— Есть способ, как подложить свинью Протекторату, — сказал он. — Готов слушать?

— Ты ещё спрашиваешь⁈

/22 февраля 2030 года, Праведная Республика, г. Звездопад/

— Ну, это, как его, это самое… — Лука, бывший корабел, почесал затылок. — А! Уровэнь!

— Уровень, — поправил его Георгий, бывший упокоитель мертвецов. — Да, не для каждого дома.

Он вспомнил свою халупу, которую уже давно снесли, вместе с трущобами.

— А мне не нравится, — поделился мнением Борис, бывший тавернщик. — Холёно как-то слишком — не для нашего брата.

— Покупать будете, граждане солдаты? — не очень дружелюбным тоном спросил торговец.

— Откуда это у тебя? — поинтересовался Георгий.

— Покупать будете? — ещё холоднее повторил вопрос торговец.

— Нет, не будем, — покачал Георгий головой.

— Ну так идите, хули тут… — торговец начал отворачиваться.

— Ты бы повежливее, — сказал ему Лука. — Мы тут, вообще-то, твою жопу охраняем.

— За своими жопами присмотрите, оккупанты… — процедил торговец.

— Хочешь поболтать об этом? — Лука передал свой автомат Борису.

— Отставить! — повысил голос Георгий. — Стоять! Кругом! Шагом — марш!

— Идите-идите, труповы рабы… — ухмыльнулся торговец.

Георгий лишь поморщился и пошёл вслед за друзьями.

Сравнительно недавно он пробовался на снайперские курсы, но его не взяли — надо математику, а она у него не очень. Зато он хорошо показал себя перед командованием и его повысили до командира отделения — теперь он младший сержант. Служи он в Праведной Армии, сразу бы получил звание сержанта, но в живой ауксилии немного иначе.

Говорят, что командование готовится к грядущему поступлению на службу десятков тысяч новых живых ауксилариев. Кто-то должен будет командовать всей этой прорвой народу, поэтому командование ищет таланты.

«Как в той программе», — припомнил Георгий, на ходу извлекающий телефон. — «Республика ищет таланты или как?»

Нужно очень много сержантского состава, потому что сержанты — это суставы армии.

Скоро грядут большие изменения, потому что Праведная Республика уже находится в состоянии войны.

— Это младший сержант Георгий из 2-го взвода 3-й роты 73-го батальона, — набрал Георгий военную комендатуру. — Подозрительный тип на центральном рынке. Продаёт хорошую раковину, с позолотой — видны следы грубого демонтажа. На вопрос, откуда — отказался отвечать.

— Говорит сержант Евгений, дежурный, — представился человек на той стороне. — Как выглядит подозреваемый?

— Чёрные волосы, карие глаза, кожа светлая, есть родимое пятно на правой руке, родимое пятно напоминает формой букву L, — начал Георгий давать описание. — Одет в синюю тунику, потрёпанную и грязную. На голове серая бандана.

— Понял тебя, младший сержант Георгий, высылаю на центральный рынок патруль, — ответил дежурный. — Продолжайте патрулирование.

Вот такая у них теперь работа. Патрулировать город, сообщать о подозрительных личностях, пресекать разбой, грабёж и насилие.

«Лучше, чем выкапывать трупы из-под завалов», — подумал Георгий и на секунду помрачнел.

— Эй, идёшь, товарищ младший сержант? — окликнул его Лука. — У нас ещё восемь блядских точек! А потом назад! А потом ещё восемь точек! А потом назад!

— Иду-иду…

Примечания:

1 — Имперское перенапряжение — и с вами снова рубрика «Red, ты нахрена мне всё это рассказываешь⁈» — от англ. imperial overstretch — это сделанное в 1987 году предположение историка Пола Кеннеди, гласящее, что когда великая держава расширяет свои территориальные владения или внешние обязательства до такой степени, что это начинает превышать её экономические и военные ресурсы, то в конечном итоге это ведёт к упадку или даже краху государства. Под внешними обязательствами следует рассматривать геополитические амбиции, а также действия, необходимые для поддержания безопасности достигнутых политических или экономических завоеваний. Если первый вариант, когда территориальные владения слишком велики, можно проиллюстрировать Римской империей, Британской империей или Золотой Ордой, то наглядной иллюстрацией второго варианта может служить СССР или, скажем, США. Забавно, что предположение Пола Кеннеди начали обсасывать на серьёзных щах, только потому что он предсказал падение СССР, который рухнул через 5 лет после выхода книги Кеннеди — люди любят удачливых предсказателей, поэтому охотно слушают их. Только вот потом оказалось, что дела у США заебись и этот термин к ним будто бы неприменим, так как заебись же у них всё. За это этого историка начали носить на хуях, ведь никто не мог поверить, что победитель в холодной войне может впасть в социально-экономический кризис и дела у него пойдут как-то не очень. То, что в 90-е казалось невозможным, сейчас выглядит как нечто тревожное, хотя есть любители поболтать на тему «предсказывают уже 150 лет, что оно наебнётся, а оно всё ещё стоит». Но я даже не сомневаюсь, что если США когда-нибудь наебнутся с пьедестала, то вылезут сонмы экспертов, которые скажут, что, де, «ну, это всё изначально понятно было, вот, посмотрите на эти показатели, а теперь на эти — ну видно же, что так и должно было быть, а иначе быть и не могло, поэтому вот так». Поэтому винить критиков предположения сложно, хотя их подход и был слишком метафизическим. Что я только что сказал? Метафизический. Метафизика — это философский подход, который, если пиздец как упрощать, пытается определить «вечные истины™» или непреложные аспекты реальности, вот как есть, с упором на статичность — исходя из того, что мы имеем здесь и сейчас, пусть даже и с заглядыванием в до и после. В противоположность метафизике приводят диалектику, которая акцентирует всё внимание на процессах, на развитии явления и взаимодействии противоположностей. Ну, некоторые из читателей, которые были достаточно взрослыми, чтобы изучать этот вопрос, когда его где-то преподавали, могли слышать или даже знать о триаде «тезис, антитезис и синтез» — механизме, позволяющем более глубоко понять суть противоречий и более полно разобраться в вопросе. Ладно, не буду лезть в бутылку, тут важно понимать, что на предположение Пола Кеннеди, в своё время, посмотрели метафизически, не разобрались, не подвергли проверке триадой. Кстати, диалектику в современном научном обществе не признают, слишком уж она красная, поэтому в широком ходу у в говне мочёных только, так называемый, научный метод. А научный метод — суть, кастрированная диалектика. Когда из диалектики убираешь противоречия, получается научный метод, который нихуя не отражает всей полноты происходящего с нами пиздеца. Возможно, с метафизикой и научным методом кому-то так легче спится. Хотя, когда понимаешь диалектику, гораздо легче спиться… Но хрен с ним. Суть в том, что процесс, который привёл нас к сегодняшнему дню, был предопределён ещё в те далёкие времена, когда берлинская стена, Горбачёв, гласность, ускорение, модернизация, перестройка, ух щас как сделаем заебись — в едином порыве! Вся мулька в том, что мир не стоит на месте, происходит развитие разных регионов, по объективным причинам, поэтому на смену умирающим гигантам приходят новые — это объективный процесс. Не было ещё вечных империй, даже Рим пал, хоть и прямо нихуёво так продержался. И сейчас время идёт как-то пиздец быстро, поэтому ранее длительные процессы протекают очень быстро. В 90-е США выглядели как необоримая глыба, по праву сильнейшего доминирующая над всем миром. Сейчас — ну, всё ещё да, но совершенно точно не так, как в 90-е. Но в 87 году этого было не видно, а о становлении Китая сверхдержавой ходили только анекдоты. И тогда предположение Пола Кеннеди резко критиковали, говорили, что предсказательной силы у его теории не было и нет, но они упускали тот факт, что это было предположение, своими элементами слишком глубоко залупнувшееся на полноценную теорию, что, собственно, и сагрило учёных. Тем не менее, гипотеза была высказана и Кеннеди получил свою заслуженную, на тот момент, панамку хуёв. Сейчас же мы видим процесс, демонстрирующий, как у США идут не очень дела, медленно, но верно. Но это процесс, а не метафизическая фиксация на конкретной дате. Гнить это может очень долго, если, конечно, не пизданёт какая-нибудь мощная война на весь мир — тогда это может сильно ускориться. Но факт — в чём-то этот Кеннеди был прав, например, в существовании самого явления. Впрочем, у его теории есть другие недостатки, до которых доебался бы лично я. Например, у него все указанные империи имеют строгий набор причин упадка — чрезмерный рост административных и военных расходов. Мир — это не Виктория 3, блядь, по одному перекосу всё наебнуться не может и не наёбывалось никогда, когда речь шла именно об империях. Ну и он прямо сильно напирает на военку, а экономики, невоенного влияния соседних государств, племён и иных формирований, культурных особенностей и прочего просто нет или они незначительны — так тоже бывает только в варгеймовых симуляторах покраса карты. Ну и самое главное, что заставляет нас считать, что Пол Кеннеди то ли бухой писал, то ли сильно спать хотел — он не делает различий между межконтинентальными и континентальными империями. Явление имперского перенапряжения (пусть гипотеза так себе, но это не значит, что термин не имеет права на существование, как и само явление, которое он описывает) более характерно для межконтинентальных империй, где расстояния пиздец +5500 км между метрополией и колонией, поэтому связь невозможна, а у континентальных империй перенапряжения были какие-то свои, самобытные и замысловатые. А ему похуй, для него разницы нет. Но тут же понятно, блядь, что надо было посидеть, подумать! Но нет, выдал, как есть, поэтому его быстренько обосрали и забыли.