Лицедеи Гора

Глава 15 Лагерь Бутса Бит-тарска

— Он здесь! — закричал Бутс. — Мы поймали его для Вас!

Лекчио и Чино держали меня за руки. И через мгновение, вместе с пыхтящим Бутсом, бегущим в стороне от них, в вихре пыли поднятой лапами тарларионов, в лагерь ворвались всадники.

— Слины! Слины! — кричал я лицедеям из труппы Бутса Бит-тарска.

Тарларионы уже кружили вокруг меня. Я бешено дернулся, пытаясь стряхнуть с себя Чино и Лекчио, и мне почти удалось это. Но они все-таки удержали меня.

— Держите его! Держите его! — верещала Леди Янина. — Не дайте ему сбежать!

— Не бойтесь! Он находится в руках Бутса Бит-тарска, — орал Бутс, — актера, антрепренера, импресарио и друга благородных граждан Брундизиума!

Толстяк приблизился ко мне, неся наручники.

— Это — Ты, слин, — презрительно бросил он и, обращаясь к Чино и Лекчио, приказал: — Руки ему за спину заверните!

Позади меня раздалась пара негромких щелчков. На моих запястьях снова оказались наручники. Чино и Лекчио, однако, продолжали удерживать мои руки. Петруччо, державший в руках большой деревянный меч, который он использовал, играя роль Капитана, выглядел очень решительно. Паблиус Андроникус стоял рядом, с видом огромного удовлетворения на лице. Игрок стоял немного дальше, сложив руки на груди и с, беспристрастным видом, наблюдал за происходящим.

Ровэна, Леди Телиция и Бина чуть в стороне стояли на коленях, дрожа от ужаса, вдруг оказавшись в присутствии свободных людей, столь внезапно вторгшихся в лагерь. Краем сознания я отметил, что Бина помимо ошейника Бутса, носила еще и рабский браслет, помещенный на ее запястье игроком. Этот браслет показывал, что право на ее использование было у него.

Я потянул руки в стороны, пробуя наручники на прочность.

— Даже не пытайся освободиться, дурак, — высокомерно заявил Бутс. — Ты закован Бутсом Бит-тарском!

— Отлично сделано, верный друг Брундизиума! — крикнула Леди Янина.

Бутс, низко поклонился женщине, а затем, светясь от радости, вручил ей ключ от наручников. Она схватила его, с радостным смехом, и триумфально подняла, демонстрируя мужчинам.

— Я так и думала, что Ты можешь вернуться сюда! — заявила мне моя бывшая пленница, все также победно размахивая ключом передо мной. — Фламиниус решил по-своему, и теперь ищет в другом месте! Он обыскивает сельскую местность! Он посчитал, что Ты не так глуп, чтобы возвратиться туда, где Тебя уже один раз схватили! Он смеялся надо мной! Но я умнее его, в тысячу раз умнее! Я поняла, что именно по причине, что здесь последнее место, где Тебя стали бы искать, Ты обязательно придешь сюда! Я оказалась права! Я упросила Белнара дать мне людей и тарларионов! Он предоставил их мне практически против своей воли. И мы поскакали сюда со всей возможной скоростью. И мое мнение доказано! Пусть Фламиниус корчиться в зависти! Именно я оказалась права! Именно я торжествую! Ты — мой пленник, только мой, Боск из Порт-Кара, пленник Леди Янины!

И она снова замахала ключом. Я смотрел на нее, сидящую на тарларионе. Все также заливисто хохоча, она торжествующе повесила шнурок на шею и опустила ключ в декольте своего платья.

— А чего это твое лицо открыто? — с ухмылкой полюбопытствовал я.

— Отойдите от него в сторону! — взвизгнула женщина и, сорвав плеть с луки седла, наотмашь ударила меня ей дважды.

— И ноги твои замечательно выглядят, — добавил я, и вытерпел еще, один за другим, два удара.

— Я смотрю, Тебе так и не разрешили носить обувь, — заметил я.

Трудно было это не заметить, когда ее голые ноги, стоявшие в стременах, были темными от грязи, причем по самые колени. Но при этом, надо признать, выглядели они действительно весьма соблазнительно, даже покрытые пылью, рельефно выделяясь на фоне кожи седла, и толстой чешуйчатой шкуры тарлариона. Платье, которое ей разрешили, было почти рабски коротким, да еще и с разрезами по бокам. Рукава ей, кстати, тоже не разрешили. Нужно ли говорить, сколь привлекательна она была в этом? Наверняка, большинству мужчин хотелось бы немного помыть ее перед использованием. Было интересно предугадывать, на что она могла бы быть похожей, будучи вымытой, причесанной, надушенной, одетой в узкий лоскут рабского шелка, ну и соответственно в ошейнике. Подол платья, которое было на ней, мало того, что был разрезан по бокам, так еще и бесстыдным образом обрывался высоко на ее бедрах. Платье имело высокий лиф, и было подпоясано шнуром прямо под ее грудями. Да, в целом это был весьма привлекательный ансамбль. Тот мужчина, что разработал его и заставил ее носить это, должно быть, обладал хорошим вкусом на женщин. Единственное, что хоть как-то намекало о ее статусе свободной женщины, так это то, что оно было непрозрачным. Случись мне владеть ей, подумал я, пожалуй, можно было бы дать ей подобный предмет одежды, но только из прозрачного шелка. Только, стоило его еще немного укоротить. Обитательницы такого платья, кстати, будучи в подходящем ошейнике, также превосходно смотрятся украшенные варварскими гореанскими рабскими драгоценностями. Некоторые женщины, по началу, отчаянно возражают против таких украшений, но вскоре сами начинают просить об этом. Трудно было не заметить, что и волосы женщины были распущены. И это, несомненно, кое-что да значило. Только рабыни должны носить такие прически.

Она ударила меня своей плетью еще дважды.

— И Волосы твои распущены, — напомнил я ей.

— Слин! Слин! — истерично закричала она.

Снова и снова плеть упала на меня. Пришлось закрыть глаза, чтобы не лишиться зрения. Радовало, что у нее не было силы мужчины. Вспотевшая от усилий, сердитая, она прикрепила плеть обратно к своему седлу.

Я хорошо поиздевался над ней. Да, она соблазнительно выглядела бы, должным образом одетая, или точнее должным образом раздетая, съежившаяся у моих ног, в моем ошейнике, знающая, что за мельчайшее ее несоответствие абсолютному совершенству рабыни она немедленно получит удар пяти ремней рабской плети, или даже что-нибудь похуже.

— Смейся, дурак! — немного успокоившись, крикнула она. — Это — Ты теперь тот, кто закован в наручники! Это — Ты теперь мой пленник!

Я, молча, с видимым интересом, разглядывал ее.

— Ты стал причиной того, что меня понизили в должности, — продолжила кричать Леди Янина. — Ты стал причиной потери моего статуса в Брундизиуме, потери мной расположения моего Убара, Белнара. Ты — причина того, что мне отказали в праве скрывать лицо, моем неотъемлемом праве свободной женщины, причина того, что я вынуждена наряжаться в эти короткие, позорные одежды, ясно дающие понять мужчинам мою женственность, причина того, что я не могу носить иную прическу, кроме той, что могла бы носить какая-нибудь мерзкая рабыня. Но теперь это все закончилось. Теперь все изменится! Нет, дурак, теперь Ты будешь причиной не просто восстановления моих привилегий и положения в Брундизиуме, но причиной нового подъема моей карьеры, причиной достижения мной, там, во дворце и на службе моему Убару и городу, новых высот престижа, статуса и власти! Пусть Фламиниус плачет от зависти! Я буду в тысячу раз выше его!

— Как получилось, что Вы следуете за женщиной? — спросил я одного из солдат.

— Мы выполняем приказы Белнара, — нахмурившись, пожал он плечами.

— Понятно, — кивнул я.

Женщины, хотя они могут иногда служить чем-то вроде артефакта, символа, мистического предмета, или чего-то еще похожего, редко могут вызвать в мужчинах инстинкт подчинения. Соответственно, мужчины в целом не желают следовать за ними. Случись такая ситуация, они вообще чувствуют себя крайне неуютно. Им это неудобно. Они ощущают нелепость, неестественность, таких отношений. Таким образом, нормальные мужчины обычно следуют за женщинами только неохотно, и только по приказу свыше, обычно также только в пределах заранее оговоренного контекста или в пределах границ какого-либо ведомства, где на их дисциплину можно положиться. Но их согласие с приказами в такой ситуации зачастую может оказаться не столь безоговорочным, и более скептичным. Их действия имеют тенденцию быть наполненными неуверенностью и нерешительностью. А это часто приводит к серьезным последствиям, снижающим эффективность их действий. Интересно отметить, что даже женщины нередко не хотят следовать за женщинами, особенно в критических ситуациях. Мужчина, биологически, к добру или к худу, по своей природе является лидером. И, конечно, в случае отступления от этого правила, произойти может все что угодно, но ничего хорошего. На мой взгляд, то, что некоторые лидеры, по той или иной причине, ставят над своими подчиненными женщин, просто нелепо. Мужчины никогда не будут воспринимать их в качестве своих командиров. Конечно, большинство мужчин, считает, что пусть лучше подобное неудобство и страдание достанется другим, а не им.

Я рассматривал Леди Янину. Насколько маленькой, нежной, и соблазнительной она была. Какой абсурдной и неестественной, казалась ее власть, пусть и временная, над этим мужчинам. И как завидовала она мужчинам, особенно своему сопернику Фламиниусу. Как она напрягалась, чтобы казаться лидером, как она, должно быть, старательно заучивала уроки, как нужно выглядеть и как надо действовать, чтобы действительно быть командиром. Возможно, если бы она сделала это хорошо, то она смогла бы одурачить некоторых мужчин. Возможно, если бы она сделала это хорошо, то ее бы приняли почти, как если бы она была настоящим командиром, подлинным лидером. Возможно, если бы она сделала это хорошо, то никто не обратил бы внимания но то, что, на самом деле, она была всего лишь маленьким, нежным, привлекательным, прекрасным существом, той, чьей естественной судьбой предназначено быть совсем в другом месте, и это место не в седле тарлариона, и не во главе воинов.

— Ты — презренный слин, — заявила она мне.

— Несомненно, — улыбнулся я.

Пожалуй, вот в этих ее словах был, некий резон. Я снова окинул ее взглядом. Как абсурдно то, что она могла иметь власть над этими мужчинами. Они были воинами. Они были должны поместить этого «лидера» на ее место, место, предписанное женщине, на коленях у их ног. Возможно, придет день, когда кто-то так с ней и поступит, и она, наконец, приедет к пониманию того, что и кем она была на самом деле, что она женщина.

— Улыбайся, если хочешь, дурак, — бросила она, — но теперь наручники на Тебе, и это Тебе предстоит идти в железе у моего стремени.

— По крайней мере, это так выглядит, — заметил я.

— Ты — мой ключ к власти, — засмеялась она.

Как же она была высокомерна и горда собой.

— Благодаря Тебе, — заявила она, — мое будущее в Брундизиуме обеспечено! Благодаря Тебе я поднимусь там, на недосягаемую высоту, о которой до сего времени я и мечтать боялась!

— Все возможно, — усмехнулся я.

— Именно я победила, — сказала она. — Именно я торжествую!

А я вспоминал, как она била меня.

Она повернулась к одному из своих людей, тому, который, насколько я разобрался, очевидно, был ее непосредственным подчиненным.

— Прикуйте его за шею, — приказала она.

— Мы ожидали, что Ваша проницательность не может быть обманута хитростью беглеца, — сказал Бутс, — что Вы смогли бы предположить его наглое возвращение в этот лагерь. Вот мы и схватили его, и задержали до Вашего прибытия.

— Мы благодарим Тебя, актер, — величественно произнесла она. — Не бойся. Ты не останешься без награды.

Ее подчиненный тем временем разматывал цепь.

— Но, кроме того, — продолжил Бутс, — мы устроили все, таким образом, чтобы увеличить Ваш триумф.

— Как это? — сразу же заинтересовалась она.

— Я подразумеваю, что Ваш пленник, который, как я понял, столь важен для Вас, может быть представлен драматично, талантливо, а не обыденно и предсказуемо, как ведомый на поводке домашний тарск.

— Что Ты имеешь в виду? — спросила она, уже крайне заинтересованно.

— Я представляю себе пир, — ответил Бутс, — триумфальный банкет.

— Нет, — закричал я, всем видом показывая, что собираюсь броситься на него, — нет!

— Держите его, — испуганно воскликнул Бутс, обращаясь к Чино и Лекчио, и те снова повисли на моих руках.

— Любой, мог притащить его на цепи, — заметил Бутс, успокоившись, — тот же Фламиниус, как я понимаю, сделал бы это именно так.

— Это точно, — согласилась Леди Янина.

Конечно, кому как не ее было знать это, если она сама была введена Фламиниусом в город на цепи, у стремени одного из его мужчин, босиком, со связанными за спиной руками, имея из одежды только мешок, тот самый, что был ее обычным предметом одежды в лагере. Должно быть, то возвращение в родной город было самым запоминающимся моментом в жизни гордой Леди Янины.

— Вы только вообразите себе, — торжественно закричал Бутс, сверкающий от восторга глазами, делая экспансивный широкий жест руками, — невероятный праздник, великолепный пир, празднование победы, триумф, самые дорогие и изысканные яства, самые роскошные развлечения, а затем, в кульминации этого большого банкета, Вы вдруг показываете на большой закрытый ящик! Вы открываете это! А внутри рабский мешок! Вы лично развязываете его! Вынимаете его обитателя, беспомощного в его цепях, и демонстрируете его толпе! Он — Ваш пленник! Ваш трофей! Вы передаете его Вашему Убару! Это — Ваш момент триумфа!

— Да, — заворожено воскликнула она. — Да!

— Нет! — бешено завопил и задергался я. — Никогда! Никогда! Никакого такого триумф для Тебя! Я не позволю так оскорблять меня!

Я яростно встряхнул Чино и Лекчио, и мне удалось даже сбить их с ног, но они отчаянно, как слины вцепились в мои руки. Я так и остался на месте, лишь согнувшись под весом двоих повисших на мне мужчин. Казалось, что я стал еще ниже ее, сидящей в высоком седле тарлариона. Посмотрев вверх, я заметил, что Леди Янина, торжествующе улыбалась.

— Никогда, слышишь! — крикнул я ей, но ответом мне было лишь ее презрительное молчание. — Ты не посмеешь подвергнуть меня такому оскорблению. Даже не смей думать об этом.

Она улыбнулась.

— Пожалуйста, нет, — простонал я.

— Принесите сюда рабский мешок, — скомандовала Леди Янина.