Лицедеи Гора

Глава 10 Славное утро в лагере

— Тебе удобно, Леди Телиция? — поинтересовался Бутс.

— Да, — ответила она.

Женщина стояла на коленях, со связанными над головой запястьями, прикрепленными короткой веревкой к горизонтальному крепкому деревянному брусу, закрепленному приблизительно в пяти футах от земли.

Дело было утром следующего дня после того, как она попалась к нему.

— Конечно же, Вы блефуете. У Вас же нет намерения, довести это до конца, — сама себе не веря, пролепетала она.

Все что на ней было надето — это стальной ошейник. Надпись на ошейнике гласила: «Если Вы нашли меня, верните Бутсу Бит-тарску. Награда». Это был такой же точно ошейник, что носили все остальные девушки Бутса. Он оказался на шее Телиции немедленно после прибытия в лагерь вчера ночью. Бутс приковал ее цепью в рабском фургоне, к одному из открытых спальных мест и удалился.

Этим утром, едва забрезжил рассвет, он вытянул ее из фургона и поставил в нынешнее положение. Лишь после этого, антрепренер приступил к своему весьма обильному завтраку. Несомненно, она тоже была очень голодна. Тем не менее, кормить ее пока никто не собирался. Это выглядело так, словно он еще не решил, что с ней делать.

— Помнится, — начал Бутс, встряхнув пятью ремнями гореанской рабской плети, — Ты заявила на ярмарке, что не боишься мужчин.

Женщина вздрогнула, но промолчала.

— Как гордо Ты заявила это, — восторгался Бутс, покачивая свободно висящими ремнями плети. — Безусловно, до сего момента у Тебя действительно еще не было никаких причин бояться мужчин. Однако теперь, став рабыней, Ты найдешь, что такая причина уже есть, и вполне достаточная причина, причем бояться не только мужчин, но и вообще любого свободного человека.

— Я голодна, — заявила она. — Меня будут кормить?

— Возможно, когда Ты научишься правильно просить об этом, — сказал он.

— Никогда, — гордо отозвалась Леди Телиция.

— Как Тебе понравилась ночь в рабском фургоне? — полюбопытствовал Бутс.

— Никак, — ответила она. — Сталь полки была холодной. А Вы мне не дали даже тряпки, чтобы постелить на металл.

— Н-да, надо признать, что ночи сейчас холодны, — кивнул Бутс.

— Я хотела бы в будущем иметь одеяло, — заявила гордячка.

— У меня где-то завалялся обрывок одеяла, — сообщил антрепренер. — Возможно, Ты могла бы попросить об этом.

— Никогда, — бросила она.

— Вчера вечером я предупредил Тебя о предстоящей этим утром порке и дал время, пока Ты была прикована цепью в фургоне, чтобы поразмышлять над этим вопросом, — напомнил Бутс, — Ты думала об этом?

— Нет, — ответила женщина.

— И почему же, нет? — поинтересовался Бутс.

— Вы не посмеете бить меня, — сказала она.

— Почему нет? — заинтересовался Бутс.

— Из-за того какой личностью я являюсь, — объяснила Леди Телиция. — Я выше того, чтобы быть выпоротой. Это для низких женщин.

— Таких как рабыни, — подсказал Бутс Бит-тарск.

— Да, — согласилась она.

— Понятно, — протянул мужчина.

— И как оказалось, я была права, — сказала она.

— С чего это? — опешил Бутс.

— Если бы Вы собирались выпороть меня, — пояснила рабыня, — Вы уже сделали бы это к настоящему времени.

— А Ты не подумала, что я просто дал завтраку время слегка перевариться, — усмехнулся Бутс. — Вдруг я просто не хочу получить заворот кишок.

— Конечно, нет, — иронически сказала она.

— Зато теперь, — заявил антрепренер, — я думаю, что со мной все будет в порядке.

— Что? — спросила она, поворачиваясь вполоборота к нему.

— Ты доставила мне много неприятностей, Леди Телиция, — сказал он. — Я думаю, что мне очень доставит немало удовольствия пороть Тебя.

— Вы серьезны! — внезапно, встревожено сказала она.

— О, да, — признался он. — Абсолютно!

— Подождите! — сказала она, крутясь на веревке. — Я готова признать, что в некотором смысле я — рабыня, и что теоретически я могу быть подвергнута такого рода вещам!

— Намного больше, чем просто теоретически, моя дорогая, — засмеялся Бутс.

— Но я слишком утонченна, слишком чувствительна, чтобы быть избитой!

— Ерунда, — отмахнулся мужчина.

— Но это неправильно пороть меня, — заявила она. — Я — знатная леди.

— Ты — всего лишь обычная рабыня, — отрезал Бутс, поднимая плеть.

— Подождите! — закричала Леди Телиция.

— Что на этот раз? — нетерпеливо спросил Бутс Бит-тарск.

— Я связана, — заплакала женщина, дергаясь на веревке. — Я голая. Я привязана так, что не смогу защитить себя. Я беспомощна.

— Само собой, — кивнул мужчина.

— Но мне будет больно! — простонала она.

— Ты когда-нибудь чувствовала плеть? — поинтересовался Бутс.

— Нет! — сказала она.

— Тогда, откуда Ты знаешь, что это причинит боль? — спросил он.

— Я видела, как били девушек, — призналась она.

— Возможно, это не причиняет такой уж сильной боли, — предположил Бутс.

Самого-то его выпороли на ярмарке по ее жалобе, когда она еще была свободной женщиной. Подобный поворот дела, должно быть, был особо восхитительным для него. Конечно, Бутса пороли тяжелой плетью, обычно используемой для наказания мужчин, тогда как ей предстояло всего лишь познакомиться, с обычной пяти ременной гореанской рабской плетью. Тем не менее, и не без причины, это орудие считается лучшим на Горе для наказания женщин. Не оставляя на рабыне долго незаживающих ран, она причиняет мучительную, ужасную боль. Один вид такой плети уже вселяет ужас в любую женщину, которая когда-либо прежде чувствовала ее укусы.

— Не бейте меня! — вдруг отчаянно закричала Леди Телиция. — В этом нет необходимости! Я признаю, что я — рабыня! Я — рабыня! Я буду даже повиноваться!

— Приготовься к порке, — бросил Бутс.

— Пощады! — выкрикнула она.

— А давай я процитирую чьи-то слова, что я когда-то слышал на ярмарке, — предложил Бутс, — Я не хочу оказывать Вам милосердие.

Связанная женщина застонала, услышав свои собственные слова.

— Приготовься, — посоветовал мужчина.

— Нет! Нет! — закричала она, вскакивая на ноги.

Ее босые ноги, подняли облачко пыли, но ее запястья все так же были привязаны к брусу, и убежать ей не светило.

— Назад на колени, Леди Телиция, — приказал Бутс, совершенно серьезно, — или Ты заработаешь дополнительные удары к своему наказанию.

Телиция, с мучительным стоном, дрожа, опустилась на колени. Ее связанные запястья снова оказались над головой.

— Не хотела бы Ты, чтобы я скрестил и связал твои щиколотки? — галантно поинтересовался мужчина.

— Нет, — простонала она.

Спина женщины была освещена утренним солнцем. Уверен, она могла видеть тень Бутса перед собой.

— Я не хочу быть выпоротой! — заплакала она.

— Для Тебя будет полезно быть выпоротой, — пояснил Бутс. — Для Тебя будет полезно знать, на что это похоже. Это поможет Тебе понять, что Ты — теперь действительно рабыня. Это поможет Тебе стать более прилежной рабыней, это будет еще одним стимулом, чтобы быть покорной и не вызывать неудовольствия мужчин.

— Милосердия! — всхлипнула она.

— Рабыням, нельзя оказывать милосердия, — сказал Бутс — Я слышал, как кто-то сказал это, совсем недавно, на Ярмарке Ен-Кара. Возможно, Ты помнишь, кто это был?

Она затряслась от рыданий, беспомощно ожидая наказания в своих путах.

Я помнил, что именно она сказала несколько дней назад на ярмарке: «Рабыням нельзя оказывать милосердие». Как бескомпромиссно, как холодно, она сказала это тогда. Что ж, теперь она сама была такой рабыней.

— Ты помнишь, кто это сказал? — потребовал ответа антрепренер.

— Да, — прорыдала она.

— Это верно? — спросил Бутс.

— Да, — со слезами на глазах признала она.

И тогда он ударил ее плетью первый раз. Удивленная, она вскрикнула от боли и неверия.

— Да, что? — уточнил он.

— Да, Господин! — закричала рабыня, и на ее спину обрушился второй удар. — Нет, Нет! Пожалуйста, не бейте меня снова, Господин!

— Бить Тебя будут ровно столько, сколько захочется твоему Господину, — предупредил мужчина.

— Да, Господин! — вытолкнула она из себя сквозь рыдания, и тогда Бутс несколькими ударами, завершил ее порку.

Надо признать, это не была ни долгая, ни суровая порка. Тем не менее, он укладывал удары по разным местам и через разные промежутки времени не давая женщине сосредоточится. Это было по-своему легкое избиение, так как Бутс был дружелюбным товарищем. Но, я уверен, что это было и по-своему эффективное наказание.

Закончив с поркой, Бутс отвязал веревку, которая крепила ее связанные запястья к деревянному брусу. Выпоротая рабыня упала на живот в пыль и потянулась своими все еще связанными руками, к его ногам. Подтянувшись, она опустила голову и, лежа в пыли перед ним, прижала свои губы, теперь уже губы рабыни, к его ногам, а потом жалобно повторила это снова и снова.

Постояв немного, мужчина повернулся и ушел по своим делам. А рабыня так и осталась в изнеможении лежать на животе в пыли, под деревянным брусом, к которому она только что была привязана для наказания. Я подошел к ней и ногой опрокинул ее на спину. Она полными слез глазами посмотрела на меня, видимо ища во мне сочувствия или сострадания. Ее было больно.

— Ты заклеймена, — сказал я.

— Да, Господин, — признала она.

— На Тебе ошейник, — добавил я.

— Да, Господин, — повторила она.

— Кто Ты? — Спросил я.

— Я — рабыня, — ответила она. — Женщина-рабыня.

— Что-нибудь еще? — уточнил я.

— Нет, Господин, — признала рабыня. — Только это.

— Это верно, — кивнул я.

— Да, Господин, — сказала она.

По ее глазам, я понял, что теперь она знала, что это было истиной, что она отныне была рабыней и ничем больше.

— Что я должна делать, Господин? — спросила бывшая Леди Телиция.

— Ступай к своему Господину, — посоветовал я, — встань на колени и умоляй его простить Тебя за то, что Ты вызвала его неудовольствие.

— Да, Господин, — сказала она, и с болезненным стоном поднявшись на ноги, медленно побрела туда, где около маленького костра между фургонами со скрещенными ногами сидел Бутс, ее теперешний господин. Он уже отдавался наслаждению второго завтрака. Чино и Андроникус сидели рядом. Она встала позади него на колени, опустив свои связанные руки на бедра. Так она и замерла, все никак не осмеливаясь заговорить. Через некоторое время Бутс, облизав с пальцев жир, которым он испачкался, уминая кусок жареного мяса тарска, обернулся к ней. Женщина мгновенно, едва встретившись с глазами своего владельца, опустила голову до земли.

— Ты что-то хотела, девушка? — осведомился Бутс.

— Да, Господин, — сказала она.

— Ты можешь говорить, — разрешил хозяин.

— Я молю Вас о прощении, Господин, — проговорила женщина, не отрывая голову от земли, — за то, что вызвала Ваше неудовольствие.

— Исправь свое поведение в будущем, — на полном серьезе предостерег ее Бутс. — В следующий раз это, возможно, пройдет не так легко для Тебя.

— Да, Господин, — задрожала она.

Бутс меж тем отдал должное следующему кусочку жареного тарска.

Леди Телиция, казалось, еще некоторое время ожидала, что ее позовут, а затем подняла голову и выпрямила спину. Конечно, она осталась стаять на коленях, поблизости от своего владельца.

— Отличное мясо, — похвалил Бутс.

— Это точно, — довольно кивнул Чино, уписывая за обе щеки.

— И яйца вуло сегодня удались на славу, и тарск превосходен, — с полным ртом проговорил Бутс.

— Вполне, — поддержал Андроникус, вытирая пальцы о свою тунику.

Леди Телиция жадно и жалостливо следила за тем, как куски пищи один за другим исчезают с блюда. Она ерзала на месте. Даже со своего места я смог расслышать тихое урчание его маленького, соблазнительного, округлого живота.

— Ты что-то сказала, моя дорогая? — оторвался от своего завтрака Бутс.

— Нет, Господин, — быстро сказала женщина, и антрепренер возвратился к трапезе.

Меж тем ее симпатичный живот успокаиваться не собирался, и до нас долетели новые отчетливые звуки, и она смущенно опустила голову. Мне даже стало интересно, когда Леди Телиция ела последний раз.

— Леди Телиция, — окликнул ее Бутс, — очисти-ка мои руки.

И рабыня выползла вперед и принялась облизывать его ладони и обсасывать его пальцы, удаляя с них жир. Тем временем сам Бутс продолжал неторопливую беседу с Чино и Андроникусом.

— Медленнее, чувственнее, — подсказал Бутс.

— Да, Господин, — простонала она, на миг оторвавшись от своего занятия и подняв голову.

Их глаза встретились, и этот обмен взглядами был очень многозначителен. Она подчинилась, на столько, насколько смогла, учитывая, что совсем недавно была свободной женщиной. А также, очевидно, что она умирала с голоду, и потому слишком нетерпеливо слизывала и обсасывала жир с его ладоней и пальцев.

— Уже лучше. Значительно лучше, — похвалил он, и безразлично обтерев руки об ее тело и волосы, возвратился к разговору со своими компаньонами.

Но когда мужские руки коснулись ее тела, и я не мог этого не заметить, она задохнулась и, слегка, прижалась к его руке. Уверен и Бутс не оставил это действие без внимания. В этой невольнице — «Леди Телиции» имелся превосходный потенциал рабыни. До сих пор, конечно, будучи свободной женщиной, ей приходилось учитывать среду, в которой она вращалась, и ожидавшееся от нее поведение, несомненно, она изо всех сил, возможно даже с мукой для себя, пыталась сопротивляться своей сексуальности, боролась за то, чтобы контролировать и подавлять свои рабские позывы. Теперь, конечно, когда она получила свободу от психологических цепей, ограничений и запретов свободной женщины, у меня не оставалось никаких сомнений, что она, и возможно очень скоро, дойдет до состояния беспомощной, возбужденной, отдающейся рабыни, получающей удовольствие сама, и приносящей радость своим владельцам.

— Достаточно, — сказал Бутс.

— Господин, — позвала рабыня.

— Чего? — не слишком любезно спросил антрепренер.

— Я могу говорить, Господин? — поинтересовалась Леди Телиция.

— Тебе нужно лишь спрашивать иногда, — ответил бутс.

— Спасибо, Господин, — с благодарностью сказала она. — Ай! Господин!?

— Разве Тебе дали разрешение говорить? — спросил Бутс.

— Нет, Господин, — прошептала она, глотая слезы обиды. — Простите меня, Господин.

Бутс строго посмотрел на нее.

— Но Вы сказали, что мне нужно лишь спросить, — испуганно пролепетала она.

— Я сказал именно то, что сказал, «Тебе нужно лишь спрашивать иногда», — пояснил Бутс. — И это не одно и то же. Сейчас Ты не можешь говорить.

— Да, Господин, — всхлипнула Леди Телиция. — Простите меня, Господин.

И она замерла стоя на коленях. Голодная, наказанная рабыня, которой запретили разговаривать.

— Ага! — воскликнул Бутс, сделав вид, что только что увидел меня. — Ты случайно не голоден? Давай, присоединяйся к нам.

— Спасибо, — поблагодарил я, усаживаясь со скрещенными ногами у их костра.

Было еще довольно рано для завтрака, но я не стал отказываться, отдал должное сложенным горкой яйцам вуло и ломтям жареного мяса.

— Возможно, Тебе стоило бы покормить нашу пленницу, — заметил Бутс, напомнив мне о свободной женщине, Леди Янине, прикованной цепью за шею под моим фургоном.

— Да, — кивнул я. — Пожалуй, возьму ей пару маленьких кусочков мяса, когда сам наемся.

Конечно, нужно побеспокоиться о ней. Ведь она все же свободная женщина. Пока.

— Ты собираешься идти с нами до Брундизиума? — уточнил антрепренер.

— Планирую, — улыбнулся я.

— И что ведет Тебя в Брундизиум? — поинтересовался Бутс.

— Главным образом, фургон Петруччо, и его тарларион, — уклонился я от прямого ответа. — Твой друг был крайне любезен, и дал мне их взаймы. Но, конечно, часть пути я могу пройти пешком.

— Серьезно? — спросил Бутс.

— Я всегда серьезен в таких вопросах, — кивнул я. — Ходьба — превосходное упражнение.

— Сейчас довольно ранее утро для такого блестящего остроумия, что Ты нам демонстрируешь? — заметил антрепренер.

— Жаль, — сказал я.

— Ты случайно никогда не задумывался о том, чтобы сделать карьеру на сцене? — полюбопытствовал он.

— Нет, — ответил я, на этот раз серьезно.

— У Тебя, вероятно, неплохо получилось бы, — предположил антрепренер.

— Возможно, — несколько неохотно признал я, не особо убежденный его словами.

— Что Ты собираешься делать в Брундизиуме? — вновь вернулся к теме Бутс.

— Я полагаю, это будет зависеть, от того, что я увижу в Брундизиуме, — пожал я плечами.

— А поточнее, — настаивал Бутс.

— Бизнес, — сообщил ему, не вдаваясь в подробности.

— Понятно, — протянул Бутс. — Рад, что мы прояснили этот момент.

Меж тем я все свое внимание посвятил мясу тарска.

— Ты весьма общителен этим утром, — недовольно заметил Бутс.

— Тарск очень хорош, — сказал я.

— Рад, что он Тебе понравился, — бросил Бутс. — Но, в Брундизиуме, как я уже предупреждал Тебя, может оказаться очень опасно. С прошлого года, они там кажется, свихнулись на почве подозрительности к чужакам.

— Не знаешь почему? — поинтересовался я.

— Понятия не имею, — пожал антрепренер плечами.

— Ты — хороший человек, Бутс, — сказал я. — Я ценю твое беспокойство.

— Мне кажется, я догадываюсь, как именно Ты намереваешься использовать свою пленницу для участия в нашем шоу, — усмехнулся Бутс, — но остерегайся. Если она из Брундизиума, или известна там, то это может быть очень опасно для Тебя.

— В окрестностях Брундизиума, и внутри его стен, я могу держать ее с мешком на голове. А при желании, конечно, у меня всегда остается возможность, поработить ее при приближении, или входе в город. В этом случае, у нее не останется никаких законных претензий к кому-либо, поскольку она уже будет рабыней, всего лишь движимым имуществом.

— Это точно, — признал Бутс.

— Отличный был завтрак, — заметил я. — Могу я взять еще немного пищи для нее.

— Да, — разрешил Бутс. — Тебе не следует держать ее голодом. Ты должен оказывать ей уважение. В конце концов, она — свободная женщина. Пока.

— Конечно, — усмехнулся я.

Я медленно и аккуратно, разложил на тарелке куски жареного мяса и яйца вуло. Подозреваю, что прошло немало времени, с тех пор как Леди Янина ела в последний раз. Скорее всего, тогда ее еще кормили разбойники, если вообще кормили. Вероятно, к этому моменту она уже изрядно оголодала, и пора бы хорошенько накормить бедняжку. Позаботиться о ее фигуре, я смогу и позже. Если, конечно, я решу, позже, превратить ее в свою любимую пленницу, или, если это понравится мне, в нечто в тысячу раз более низкое, нет, в тысячу тысяч раз более низкое, нет, даже в неисчислимое количество раз более низкое, в рабыню.

Рабыня Бутса, Леди Телиция, меж тем, не отрывая голодных глаз, с жадностью и отчаянием, следила за тарелкой. Я думаю, что снова услышал жалобное урчание, донесшееся из ее соблазнительного живота, на этот раз сопровождавшееся ее тихим всхлипом.

— Ты что-то сказала? — поинтересовался Бутс.

— Нет, Господин, — торопливо отозвалась она, похоже, не забыв, что говорить ей не разрешили.

Я встал.

— Могу я попросить у Тебя твою тарелку на пару мгновений? — спросил Бутс у меня.

— Конечно, — ответил я, передавая блюдо ему в руки.

— Хорошо пахнет, не так ли? — спросил антрепренер, поднеся тарелку к Леди Телиции.

Она наклонилась вперед, закрыв глаза, и сделала глубокий вдох, смакуя аромат свежеприготовленной пищи. Когда женщина открыла глаза, ее взгляд был совсем жалобным.

— Да, Господин, — признала она.

Получив у Бутса свою тарелку назад, я, петляя между повозками, понес ее к своему фургону. Там, под днищем, поджав ноги, сидела Леди Янина, бывшая моя похитительница. На шее женщины был заперт железный ошейник, цепью прикованный к оси фургона.

— Лодыжки, — скомандовал я, отставив на время блюдо с мясом.

Она сердито дернулась, и немного повернувшись, опустила колени, не забыв одернуть подол платья, стараясь максимально натянуть его на икры. Я проверил кандалы, с которыми все оказалось в порядке. Никаких признаков повреждения металла, например царапин на замке, или вмятин от удара камнем, не обнаружилось. Да и лодыжки не были ни порезаны, ни ободраны, от попыток подсунуть что-либо между оковами и ей хорошенькими ножками. Впрочем, подобное действие, конечно, было бы нелепо иррациональным. Леди Янина не была глупой, охваченной паникой земной девушкой, плохо знакомой с неволей, которая, возможно, никогда прежде не входила в ее кругозор. Это те бешено и нелепо могут попытаться избавиться от пут, но никак не гореанская женщина. Эти отлично знают, что женщины, запертые в гореанском железе, не убегают. Его безжалостный, несгибаемый замок сделан, вовсе не для того, чтобы та, что заперта в это украшение смогла бы ускользнуть из его объятий. Женщины в таких узах должны беспомощно ждать милости от их похитителей.

— Как Вы смогли разглядеть, — с горечью заметила она, — я по-прежнему отлично удерживаюсь на этом месте.

Ну что ж, она сказала правду. А еще ее лодыжки прекрасно смотрелись, будучи законы в стальные браслеты. Не удовлетворившись кандалами, я проверил ошейник, и места крепления цепи, как к ошейнику, так и к оси.

— Я отлично прикована, — раздраженно буркнула она.

— Мне, признаться жаль, что проверка цепи столь Тебя беспокоит, — заметил я. — Но, я уверен, что мне не надо объяснять значение этого.

— Не нужно, — сердито, ответила Леди Янина.

— Это процедура рекомендуется кастой работорговцев, — напомнил я.

— Я не рабыня, — возмутилась она.

— Вот только цепи, все равно кого им держать, свободную ли женщину, или простую рабыню.

— Вы удовлетворены? — нагло полюбопытствовала моя пленница. — Я прошла проверку цепи?

— Да, — спокойно ответил я. — Ты отлично прикована.

На мгновение в ее глазах мелькнул испуг, и она непроизвольно схватилась руками за цепь, свисающую с ее ошейника. Но почувствовав рывок ошейника, женщина моментально убрала руки с цепи и посмотрела на меня. Снова в ее взгляде появилось высокомерие свободной женщины.

— Взгляните, что за одежду Вы мне дали, — показала она, сердито приподнимая край платья, который я выделил ей прошлой ночью.

— Ну, я так понял, что Тебе не пришлось по вкусу то белое платье, что выдали разбойники, — усмехнулся я. — Конечно, у того платья была единственная цель хорошо продемонстрировать твои прелести для продажи работорговцу и, пробудить в нем желание, побыстрее его сорвать.

— Я — богатая женщина, — возмущенно заявила она. — У меня высокий статус и положение в обществе. В Брундизиуме я занимаю высокий пост, я вхожу в администрацию Белнара, Убара города. Я очень умна, образована и благородна, обладаю тонким вкусом. Я — привыкла одеваться в самые прекрасные одежды, сшитые из самых дорогих тканей. Дома у меня полно платьев, одежд сокрытия и вуалей, сшитых для меня самыми лучшими портными!

— Я, конечно, не лучший портной на Горе, — улыбнулся я, — но, зато я сделал это специально для Тебя.

— Ваши навыки оставляют желать лучшего, — заметила Леди Янина.

— Вероятно, Ты права, — не стал я спорить.

— Я ношу одежду только по последней моде! — заявила она.

— Возможно, Тебе стоит организовать новую моду, — усмехнулся я.

— Как Вы вообще посмели одеть меня, таким образом! — возмутилась она.

— По крайней мере, оно непрозрачно, — напомнил я.

— Это верно, — иронично согласилась женщина.

— А еще достаточно длинно, чтобы служить надежной защитой твоей скромности, — добавил я.

— Определенно я благодарна за это, — съязвила она.

— И чем Ты тогда недовольна? — осведомился я.

Раз уж она была свободной женщиной, предполагалось, что я должен быть заинтересован в решении, по крайней мере, до некоторой степени, любых ее жалоб, которые она могла бы выдвинуть. Рабыне, конечно, в отличие от свободной женщины, жалобы непозволительная роскошь. Она должна попытаться добыть вещи другими способами, например, смиренно умоляя, стоя на коленях или лежа на животе перед своим хозяином.

Леди Янина гневно выкрикнула, и, сердито дернувшись, загремела цепью.

— Оно скрывает твою фигуру, по крайней мере, до некоторой степени, — указал я.

— Но, Вы, по крайней мере, могли бы дать мне пояс, — воскликнула она.

— Без пояса оно скроет твою фигуру гораздо лучше, — заметил я.

— Ну, пожалуйста, — попросила женщина.

— Нет, — отрезал я.

— Трудно стоять в близких кандалах, — перешла она к следующей жалобе.

— Туда, — не слишком любезно бросил я, указывая на место около колеса фургона.

— Отлично, — сказала она.

Женщина, ухватившись за колесо, поднялась на ноги, и короткими прыжками переместилась, куда было приказано.

— Этим утром в вашем лагере уже выпороли одну женщину. У меня нет никакого желания стать второй.

Эти ее слова заинтересовали меня. Женщина ведет себя очень по-разному с тем мужчиной, про которого она знает, что тот способен наказать ее, если это ему захочется, и с тем про кого она знает, что к нему можно отнестись с презрением и пренебрежением безнаказанно.

— Повернись, — скомандовал я. — Теперь, обратно.

Она, держась за колесо, чтобы сохранить равновесие, снова повернулась ко мне лицом.

— Ну как я могу быть привлекательной в этом? — простонала она.

Вчера вечером, после того, как я притащил ее в лагерь, я снял с нее откровенное белое платье, выданное ей разбойниками, и против которого она, свободная женщина, так возражала. Из кое-чего, найденного мной в лагере, я изготовил ей новую одежду, просто прорезав отверстие для головы, и еще два отверстия для рук. Затем я приказал ей поднять руки вверх, и натянул импровизированное платье на ее тело. Поняв, что произошло, Леди Янина чуть не прожгла меня своим полным ярости взглядом.

— Превосходно, — объявил я и, приковав ее шею к оси фургона, с чувством выполненного долга лег спать.

— Не знаю, не знаю, — сказал я, — но Тебе стоит постараться.

— Но, это же — мешок! — закричала она. — Всего лишь мешок!

Совершенно верное замечание. Это был длинный, грязно-желтый, грубо-тканный мешок из-под Са-Тарны. А если бы у кого-то возникло в этом сомнение, то оно было бы мгновенно рассеяно большой сделанной по трафарету черной краской надписью, по которой можно было сделать безошибочный вывод о прежнем содержании этого «платья», вместе с сортом, помолом, мельницей и оптовым торговцем.

— Я, так понимая, что Ты недовольна? — уточнил я.

— Представьте себе, — едко сказала Леди Янина.

— Желтое великолепно подходит к твоим волосам, — заметил я.

Возможно, если я все же соберусь поработить ее, стоит одевать ее в желтый рабский шелк. Она будет выглядеть просто великолепно.

— Но я в этом выгляжу просто смешно, — простонала она.

— Это весьма распространенная одежда среди свободных девочек-подростков в бедных деревенских семьях, — пояснил я.

Кроме того, конечно, для таких девушек, было распространено, чтобы обратить на себя внимание работорговцев, в надежде, что те могли бы изловить их, и доставить на невольничьи рынки больших городов. Однако слишком часто эти надежды развеиваются как дым, и мечтательницы обнаруживают себя проданными крестьянам в еще более отдаленные деревни, в качестве сельскохозяйственных и по совместительству интимных рабынь.

— Но я-то не простая, грязная, босоногая, неопрятная, тощая дочка какого-то нищего крестьянина в глухой деревне, — возмутилась женщина. — Я — Леди Янина из Брундизиума!

— Ты тоже босоногая, — напомнил я.

Пленницам, так же как и рабыням, на Горе часто запрещают ношение обуви.

— Но, я же в этом выгляжу просто смешно, — воскликнула она.

— Ты, конечно, выглядишь немного нелепо, — признал я, — но вовсе не смотришься смешно. На самом деле, я никогда не видел, чтобы на ком-то мешок из-под Са-Тарны сидел бы лучше, чем на Тебе.

— Спасибо, — ядовито сказала она, пытаясь испепелить меня яростным взглядом.

— Носи на здоровье, — ответил я.

— Верните мне, белое платье, — потребовала Леди Янина, — то, в которое одели меня разбойники! Я предпочитаю его!

— То платье слишком откровенно, — напомнил я ей. — Оно столь вызывающе подчеркивает твою красоту, что все могут решить, что Ты втайне мечтаешь об ошейнике. Разбойники, несомненно, потому и одели Тебя в него, что оно показалось им подходящей одеждой для женщины, которую они готовили к полному порабощению.

— А я предпочитаю его, — сердито заявила она.

— Ты, что — рабыня? — удивленно спросил я.

— Нет! — возмутилась Леди Янина.

— Тогда, почему Ты хочешь носить его? — полюбопытствовал я.

— Оно симпатично, — попыталась оправдаться она.

Я улыбнулся. Само собой, оно симпатичное, а еще дразнящее, вызывающее и чувственное.

— И почему Ты хочешь носить что-то симпатичное? — поинтересовался я.

— Чтобы хорошо выглядеть, — объяснила женщина.

— Почему Ты хочешь хорошо выглядеть?

— Я думаю, что так для меня лучше.

— А как Ты узнаешь, что симпатично, а что нет? — решил уточнить я.

— Я просто вижу, что это симпатично, — озадаченно сказала она.

— А Ты подумай над этим вопросом глубже, — посоветовал я.

— Если это делает меня привлекательной, — предположила она. — Значит оно симпатично.

— Получается, что проверкой на привлекательность является улучшение твоей внешности, то есть увеличение твоей привлекательности.

— Возможно, — осторожно сказала женщина.

— А для чего нужна привлекательность? — спросил я. — Точнее для кого?

— Я не знаю, — насупилась она, поняв, к чему я веду.

— Ну же, — поощрил я ее.

— Я — взрослая женщина, — раздраженно заявила она. — Мне нравится быть привлекательной для мужчин!

— Значит, Ты одеваешься, — принялся размышлять я, — определенным образом, чтобы быть привлекательной для мужчин.

— Возможно, — зло бросила Янина.

— Та, кого беспокоят такие вопросы, — заметил я, — кто одевается так, чтобы стать привлекательной для мужчин, кто одевается так, чтобы мужчины ее могли счесть приятной, в сердце — рабыня.

— Это что же, по-вашему, все женщины — в глубине души рабыни, — возмутилась она.

— Представь себе, — усмехнулся я.

— Нет! — крикнула Леди Янина.

— И они никогда не будут полностью довольны, — заявил я, — пока не будут порабощены.

— Нет, нет, нет! — зашлась она в крике. — Нет! Нет!

Я позволил ей прокричаться. Пусть пострадает, пытаясь сопротивляться моим предположениям. Это полезно для нее.

Успокоившись, женщина вытерла слезы с глаз предплечьем.

— Вы отвлекаете меня от моих проблем, — сказала она. — И главная моя проблема сейчас, это мой гардероб.

— Замечательно, — усмехнулся я.

— Дайте мне какую-нибудь другую одежду, — потребовала она.

— Нет, — отрезал я.

— Я — Леди Янина из Брундизиума, — гордо заявила она. — Я не буду ходить в мешке.

— Ну и, — изобразил нетерпеливое ожидание я.

— Я лучше ничего не буду носить, чем я буду ходить в этом мешке, — объяснила гордячка.

— Это я могу Тебе легко устроить, — усмехнулся я.

— Что Вы делаете? — испуганно спросила она. — Зачем Вы достали нож?

— Чтобы убрать мешок, как ты захотела, — объяснил я. — Нагая и в цепях, Ты будешь для меня еще привлекательней.

— Нет, — вскрикнула Леди Янина, делая шаг назад, вернее пытаясь сделать, и повисая на руках, успев зацепиться за колесо телеги. — Я буду носить это!

— Ты голодна? — поинтересовался я, убирая нож обратно в ножны.

— Да, — признала она, жадно посмотрев в сторону тарелки.

Я наклонился и поднял завтрак с того места, где оставил прежде, чем начать проверку ее цепи.

— Холодное, — сморщилась она. — Уберите это, и принесите мне другое.

— Это — твой завтрак на это утро, — сообщил я, и предупредил, — и это твой единственный завтрак этим утром. У Тебя всегда есть выбор, либо съешьте его таким, какой он есть, либо не будешь есть вовсе.

— Вы серьезно? — растерялась она.

— Абсолютно, — заверил я ее.

— Давайте его мне, — тут же согласилась Леди Янина, и я вручил ей тарелку.

И она, как оголодавшая рабыня, с жадностью набросилась на еду. Похоже, что ее, как и Леди Телицию, разбойники кормили крайне скудно, возможно чтобы сберечь свою провизию, а возможно, чтобы несколько улучшить их фигуры перед запланированной продажей.

Я с интересом наблюдал, как она ела. В Тахари женщину часто усиленно пичкают едой в течение многих дней перед ее продажей, иногда даже, в случае необходимости, кормят насильно. Многие мужчины в Тахари питают слабость к мягким, соблазнительным, полным невысоким рабыням.

— Почему Вы уставились на мои лодыжки? — спросила она, на миг отрываясь от поглощения пищи.

— Они симпатичны, — пояснил я.

А еще они были в оправе из крепких, аккуратных, прекрасно смотрящимся на них, и с эстетической точки зрения и с точки зрения их назначения, стальных браслетах. Я мог воспринимать это так, что они принадлежали мне, и что их красота, была ограничена моей властью.

— Также, я подумал, что, возможно, их пора снять, чтобы Ты могла выполнить некие упражнения.

— Несомненно, я должна буду заняться бегом по высокой траве или сквозь кустарник, — предположила она.

— Не бойся, — успокоил я ее.

— Я должна содержаться с уважением, — напомнила она мне.

— По крайней мере, в течение некоторого времени, — в свою очередь напомнил я.

— Да, — улыбнулась она, — по крайней мере, в течение какого-то времени.

— Если Ты не хочешь этих упражнений, — сказал я, — я не буду настаивать. Ты — свободная женщина. Не рабыня.

— И я буду продолжать сидеть в кандалах, — предположила она.

— Да, — кивнул я, — по крайней мере, в течение какого-то времени.

— Конечно, — сказала она.

— Итак, Ты насладилась своим завтраком? — поинтересовался я.

— Все было холодным, — пожаловалась Леди Янина.

— Ты насладилась им? — уточнил я.

— Да, — ответила она.

— Позже, я дам Тебе кое-что более краткое и более симпатичное из одежды.

— Это было бы великолепно, — она мечтательно закатила глаза.

— На то время пока мы будем выступать, — добавил я.

— Выступать? — удивленно спросила она. — Каким образом?

— Скоро увидишь, — пообещал я.

— Но я не артистка, — растерялась она. — Я ничего не смыслю в выступлениях.

— Твоя роль будет весьма трудной, — озадачил я ее еще больше.

— Но, у меня вообще нет никакого опыта в таких делах, — сообщила она.

— Не бойся, — успокоил я ее, — Ты все сделаешь просто блестяще.

— Я не рабыня, — напомнила она.

— Эта роль предназначена для свободной женщины, — объяснил я, — иначе это не будет настолько интересно или захватывающе.

— Понятно, — обрадовалась Леди Янина.

Она вытерла свою тарелку хлебной коркой. Видимо после вынужденной голодовки, ей не хотелось оставить хотя бы крошку еды на этой оловянной поверхности.

— Ты знакома с той рабыней из разбойничьего лагеря, что назвали Леди Телиция? — поинтересовался я.

— Да, — кивнула она.

— Она еще не ела, — сказал я.

— И что? — спросила Леди Янина.

— Она, вероятно, довольно голодна к настоящему времени, — пояснил я.

— И что? — повторила женщина.

— Я не думаю, что ее владелец разрешил бы ей попросить еды, пока некая свободная женщина, пленница в лагере, не поела, — сказал я.

— Вероятно, Вы правы, — признала Леди Янина. — Но, почему Вы заговорили об этом?

— Просто мне показалось, что это могло бы представлять интерес для Тебя, — предположил я.

— Не представляет, — отрезала она.

— А ведь Вы обе были пленницами разбойников, — прищурился я. — Я подумал, что у Тебя могло бы появиться некоторое беспокойство о ней.

— Нет, — пожала она плечами.

— Понятно, — кивнул я.

Леди Янина посмотрела на меня, и улыбнулась. Она неторопливо сунула хлебную корку в рот и принялась демонстративно медленно пережевывать ее.

— Пусть ждет, — бросила она. — Она — рабыня. А рабыни — ничто.

Я даже не стал спорить с женщиной. То, что она сказала, было абсолютно. Но я поднял данный вопрос в качестве еще одной проверки, чтобы удовлетворить мое собственное любопытство. Уж очень хотелось поточнее установить, как она сама себя позиционирует. Как я и ожидал, женщина была полна амбиций характерных для высокой свободной женщины, отделяющей себя, по крайней мере, публично, от мира простых рабынь. Мне это было особенно интересно ввиду того факта, что само-то она была, очень подходящим следующим кандидатом на ошейник. Она что, действительно думала, что в чем-то отличалась от той рабыни, которую всего ен назад привязали и выпороли?

Леди Янина вручила мне вычищенную тарелку, но я пока отложил ее в сторону.

— Значит, если бы я не съела завтрак, то Вы просто забрали бы его, и не принесли мне другого, не так ли? — уточнила она.

— Да, — кивнул я.

— И Вы будете держать меня в этой жалкой, унизительной одежке, пока это Вас развлекает, не так ли?

— Да.

— А если я дам Вам повод, или причиню беспокойство каким-либо образом, то, несмотря на то, что я свободна, Вы будете бить меня?

— Даже не сомневайся.

— Хм, у меня всегда были свои собственные методы общения с мужчинами, — усмехнулась Леди Янина.

— А Ты уверена, что имела дело с мужчинами? — поинтересовался я.

— Возможно, нет, — ответила она.

— Некоторые женщины не понимают, что такое мужчины, пока они не окажутся перед ними на коленях и не будут вынуждены повиноваться им.

— Вы находите меня привлекательной? — спросила Леди Янина.

— Да, — не стал отпираться я.

— Я хочу избавиться от этих кандалов, — вдруг заявила она.

— Ты понимаешь, о чем просишь? — уточнил я.

— Да, — кивнула она.

— Почему?

— Я не хочу провести еще одну ночь, сидя на цепи под фургоном, — призналась она, отведя глаза. — Трудно спать на земле. Неудобно. А еще холодно и унизительно.

— Понятно, — сказал я.

Она вновь посмотрела на меня.

— Я готова делать все, независимо от того, что Вы потребуете, ради того, чтобы мне разрешили жить в фургоне, где тепло и сухо, — заявила Леди Янина.

— Говори яснее, — велел я.

— Снимите с меня кандалы, — попросила она. — Я готова к содержанию на правах полной пленницы.

Достав ключ из моего кошеля, я вначале снял с нее кандалы, а затем и ошейник.

— Иди впереди меня по лестнице в фургон, — скомандовал я.

И она поднялась на несколько ступенек, двигаясь впереди меня. При этом чтобы не споткнуться, ей пришлось поднять подол своего «платья», почти полностью оголив икры. Когда мы оказались в фургоне, я схватил ее руки и, завернув их ей за спину, быстро накинул рабские наручники. Уж пусть потерпит, других наручников специально для нее у меня не было.

— Ой! — пискнула она, когда я вздернул ее одежду до самых подмышек, оголив ее груди, и затем накинул подол ей на голову.

— Вставай на колени, лицом к двери, — приказал я. — И жди.

Она послушно опустилась на колени в узком пространстве между двумя койками лицом к двери, закованная, ослепленная.

А я покинул фургон, не забыв запереть его на амбарный замок, и вскоре положив тарелку на место, присоединился к Бутсу у его костра. Он все еще насыщался. Признаться, я уже не знал, было ли это третьим завтраком, или просто продолжением несколько затянувшегося второго. В случае с Бутсом такие нюансы, иногда было трудно уловить.

— Свободная женщина наелась, — объявил я.

— Это хорошо, — заметил Бутс. — А то уже время обеда подходит.

Конечно, Бутс здорово преувеличил, несомненно, в шутку. Фактически до обеда оставалось еще несколько анов.

Антрепренер, меж тем пристально поглядел на Леди Телицию. Женщина слегка вздрогнула, поймав на себе его взгляд. Я боялся, как бы она не упала в обморок от голода.

— Я могу говорить, Господин? — прошептала рабыня.

— Да, — разрешил он.

— Я прошу о еде, Господин, — проговорила она, опустив голову до земли.

Запястья женщины по-прежнему были связаны спереди.

— Ты голодна? — уточнил Бутс.

— Да, Господин, — ответила она, не поднимая головы.

— Как давно Ты ела? — поинтересовался Бутс.

— Со вчерашнего рассвета, — сообщила Леди Телиция, — когда меня, всего лишь униженную рабыню, и другую женщину, благородную и свободную, накормили разбойники в своем лагере.

— Вероятно, Ты очень голодна, — усмехнулся Бутс.

— Да, Господин, — признала она.

— И Ты просишь на животе? — спросил Бутс.

— Да, Господин, — сказала рабыня, и, выставив связанные руки, легла перед ним на живот, подняв голову на уровень колен своего хозяина.

— Говори, — приказал Бутс.

— Я прошу еды, — сказала она.

— Говори яснее, — потребовал антрепренер.

— Леди Телиция молит своего господина покормить ее с рук.

— Повернись на бок, — скомандовал Бутс.

И как только женщина легла на левый бок, Бутс принялся медленно, осторожно, постепенно кормить ее с руки. Через некоторое время он позволил ей подняться на колени, и продолжил вкладывать ей в рот кусочек за кусочком. Беря мясо губами с его ладони, которую потом облизывала, Леди Телиция не сводила с хозяина своих глаз. Хм, она смотрела на него с благодарностью. Она уже понимала, что именно от него теперь зависело, будет она питаться, или умрет от голода. Наконец, Бутс поставил тарелку с едой и перед ней.

— Голову вниз, руками не пользоваться, — предостерег он ее.

Леди Телиция продолжила есть с тарелки не касаясь пищи руками. В конце она даже вылизала тарелку. Она, была так же голодна, как и свободная женщина Леди Янина.

— Встань на колени здесь, — указал Бутс, забрав у нее тарелку.

Женщина немедленно встала на колени на то место, что он указал, и покорно опустила глаза.

— Спасибо, Господин, — поблагодарила она, — за то, чтобы накормили меня.

— Что Ты думаешь? — поинтересовался Бутс моим мнением.

— Симпатичная рабыня, — признал я.

— Спасибо, Господин, — задрожав, прошептала женщина.

По ее реакции я предположил, что она все еще была девственницей.

— На спину! — скомандовал Бутс. — Руки над головой! Ноги развести в стороны. Шире!

— Что думаешь теперь? — снова спросил Бутс.

— Неуклюжа, — пожал я плечами, — но она быстрая и исполнительная.

— Я не смогу использовать ее даже в качестве палаточной девки, — уныло бросил Бутс. — Мужики просто потребуют свои деньги назад. Ее еще учить и учить.

— Уверен, что она быстро научится, — усмехнулся я.

— А куда денется, ведь иначе она будет регулярно встречаться с плетью, — согласился со мною Бутс.

— Надеюсь, Ты, окажешься способной ученицей, не так ли, Леди Телиция? — спросил я.

— Я буду изо всех сил стараться научиться! — пообещала она. — Я попытаюсь приложить все усилия, чтобы мой Господин остался мной доволен!

— Ты, будешь способной ученицей, не так ли, Леди Телиция? — уже строже повторил я свой вопрос.

— Да, Господин! — моментально исправилась она.

— На колени, — скомандовал Бутс.

Женщина стремительно перевернулась и вскочила на колени, под оценивающим взглядом антрепренера.

— А вот мне кажется, что Ты можешь оказаться источником неприятностей для меня, — с мрачным видом размышлял он.

— Нет, Господин! — вполне искренне пообещала Леди Телиция.

— Имей в виду, если Ты окажешься не в состоянии быть рабыней полностью удовлетворяющей всем предъявленным требованиям, я просто вынужден буду продать Тебя на корм слинам, — предупредил он.

— Нет, Господин! — испуганно сказала она.

— Ты осмелилась попросить о еде, — заметил он. — Ты становишься самоуверенной. Несомненно, следом Ты захочешь, поиметь с меня обрывок одеяла для рабского фургона, а потом наберешься возмутительной наглости, выпрашивать какую-нибудь тряпку, чтобы прикрыть, по крайней мере, временно, от глаз мужчин некие детали своей красоты.

— Пусть мой Господин поступает со мной, как считает нужным, — сказала она. — Я — его рабыня.

— Ответ рабыни кажется мне подходящим, — признал я.

— Возможно, — неохотно допустил Бутс, и приказал ей: — Подними запястья.

Леди Телиция вытянула руки вверх и вперед, опустив голову между ними.

— Теперь руки на бедра, — скомандовал Бутс, отвязав веревку с ее запястий.

Он внимательно рассмотрел стоящую перед ним на коленях, голую, испуганную женщину, прижавшую руки к бедрам. Ее колени были плотно сжаты. Это — естественная защитная реакция любой новой рабыни.

— Возможно, позже, — проворчал Бутс, — когда Ты хоть чему-то научишься, я разрешу Тебе стоять на коленях с широко расставленными ногами.

— Да, Господин, — сказала Леди Телиция.

— Ты что, не благодарна мне? — спросил Бутс.

— Да, Господин, — ответила девушка. — Спасибо, Господин.

— Теперь иди, найди Ровэну, светловолосую рабыню, — приказал Бутс. — Она у нас теперь первая девка в лагере. Вот пусть она и расскажет Тебе о твоих обязанностях.

— Да, Господин, — сказала Леди Телиция, поднимаясь на ноги.

— Рабыня, — окликнул ее антрепренер.

— Да, Господин? — отозвалась та, оборачиваясь, и снова опускаясь на колени, лицом к свободным мужчинам.

— Я тут подумал, — сказал Бутс, — иди-ка Ты сначала в мой фургон, вон туда. Войди в него. Внутри, встань на колени, лицом к двери, головой в пол. Я думаю, что сам начну твое обучение.

— Да, Господин, — испуганно пролепетала невольница, и, подскочив, поспешила к его фургону.

— Кажется, сегодня мы лагерь сворачивать не будем, — усмехнулся я.

— Завтра рано утром, пожалуй, — заявил Бутс.

Он встал, сыто рыгнул, и, поплевав на руки, неторопливо, подобно тяжелому, добродушному, толстому, возможно слегка переевшему гужевому тарлариону, последовал к своему фургону.

Едва он скрылся за дверью, я тоже встал и, оставив за спиной серый, разлетающийся пепел утреннего костра направился к своему временному жилищу. Я с громким топотом поднялся по лестнице, совершенно не заботясь о том, чтобы скрыть мой приход. С шумом отомкнул замок и позволил ему с грохотом упасть и, покачиваясь, повиснуть на короткой цепи. Потом, выждав достаточно долгий момент, я, резким ударом, настежь распахнул дверь. Внутри фургона, на коленях стояла Леди Янина. Пора было научить ее повиноваться мне.