Лев Эль’Джонсон: Повелитель Первого

I

Дариил со звоном рассек топором пустоту внутри цитадели, и лезвие оружия, описывающего спирали в холодном воздухе, загудело подобно крыльям ловчей птицы.

Вум.

Он контролировал вес топора с двусторонним лезвием, а под его кожей на плечах скользили исполинские плиты генетически сотворенных мышц. Дариил сдвинул ногу, следуя за движением оружия, и инстинктивно повел топор по винтовой траектории.

Вум.

Несмотря на жгучие укусы воздуха, обнаженная грудь и спина Дариила блестели от пота. Через узкий балистрарий в келью легионера проникал ледяной дождь, гонимый шквалистым ветром, а до слуха Темного Ангела доносились верещанье стай морских птиц и грохот волн, что разбивались об искусственные скалы сотнями метрами ниже парапетов, защитной облицовки и орудийных казематов. Все это было сооружено по приказу Дариила, который стремился укрепить стены. В его мышцах пульсировала тупая боль, дополнительное сердце прерывисто билось о грудную пластину. Дыхание было учащенным и хриплым, но гомеостатические системы организма работали идеально, поэтому изо рта не выходил пар.

Прошли недели.

Вум.

Темные Ангелы воздерживались от ухода в какую-то одну конкретную специализацию, по крайней мере открыто, поэтому легион, включая все его ордены, когорты, роты и отдельно взятых рыцарей, предпочитал достигать превосходства на всех возможных театрах боевых действий. Тем не менее на Сароше Дариил приобрел репутацию мастера осады и кастеляна, а на Каркасарне он ее закрепил, продумав и возглавив штурм. Тогда Темные Ангелы прорвали ряды ксеносов и пришли на помощь осажденным Ультрамаринам. Дариил уничтожал бастионы орков, рангданцев и людей на несговорчивых мирах и успел возвести вдвое больше крепостей по строгим калибанским шаблонам, поэтому Крыло Железа соответствующим образом уважило его достижения, продвинув по своей иерархии.

Ванискрай являл собой достойное укрепление, но Дариил еще никогда не встречал цитадели, которую нельзя было бы улучшить.

Вум.

Вырезанная в холодных скалах Ункуса, грозная крепость эпохи Раздора была самой удаленной от материка точкой островов Шейтансвара. Вражеские войска могли высадиться здесь либо по морю, либо по воздуху или же пройти через километровой длины мост, ведущий к Нигрису — следующему острову в цепи укрепленного архипелага. Оттуда перпендикулярно утесу Ванискрая тянулась узкая набережная — самый короткий путь к топливохранилищам и дотам на подветренном побережье укрепленного узла. Все это находилось в пределах досягаемости огромного количества пушек крепости.

Мастера осады из IV и VII легионов делали упор на высокие стены, тяжелые орудия, превосходную логистику и грубые вычисления рисков и выгод, однако их товарищи из числа рыцарей Калибана ставили во главу угла лабиринты — воинское представление Спирального Пути, лежащее в основе традиций возведения крепостей в родном мире Льва.

К уже и так запутанной структуре туннелей и фортов-застав Ванискрая Дариил подошел с тщательностью и хитроумием мастеров калибанской школы. Он установил зеркала и голополя, вырыл слепые туннели, поставил ведущие в никуда подъемные ворота, а недели тяжелых трудов были посвящены проектированию и созданию системы произвольно расположенных проходов с перегородками в коммуникациях и линиях снабжения. Эта система каждые полчаса меняла планировку крепости.

Отдельные начальники гарнизонов обладали лишь тем количеством информации, которое позволяло оборонять им свою собственную секцию защитных кругов Ванискрая, но не больше. Лишь Дариил, будучи кастеляном крепости, да сам Лев знали секретные коды и алгоритмы шифрования, помогавшие им полноценно ориентироваться в цитадели.

За таким скудным распределением информации стояла определенная логика: если офицеры легиона мало что знали об архитектуре тех частей крепости, которые лежали за пределами их собственных опорных пунктов, тогда в тупике оказывался и враг. Таким образом, чьи-либо опрометчивость или предательство никогда не стали бы причиной падения всего бастиона.

В основе этих суровых принципов войны лежал тезис о том, что человечество подвержено ошибкам и ему, по большей части, нельзя доверять орудия для собственной защиты.

Такова была философия Льва.

Вум.

Гарнизон Ванискрая насчитывал почти четыре тысячи рыцарей. Примерно столько же было распределено по четырем другим островкам Шейтансвара и критически важным структурам города Марипоз. Около согни рыцарей Крыла Ворона на реациклах «Небесный охотник» патрулировали Чаттелрад — трансконтинентальную дорогу, что соединяла Марипоз и крошечные поселения на далеком южном побережье. Небольшое количество отделений скаутов следило за обособленными фермерскими дворами среди Намасторских Вершин.

Вум.

Дариил создал узкие проходы, горизонтальные бойницы и анфилады, заминировал мосты, расчистил линии огня и установил охранные установки «Тарантул» в каждом коридоре. Он удвоил количество караульных, реорганизовал дозоры и поставил рыцарей 12-го ордена на узловые пункты первостепенной важности. Темный Ангел дошел даже до того, что укрепил кабельные сети блоков пустотных щитов, добавил к ним резервные детали и вдвое увеличил их электроемкость.

Вум.

Он поставит своих воинов на стену. Он будет держать оборону. В отличие от многих других, Первый легион не жаждал славы. Победа не была чем-то вроде оленьих рогов, которые вешались бы на стенах крепостей Темных Ангелов и убеждали других в воинской доблести сынов Льва. Легионерам Первого достаточно знать, что они выполняют свой воинский долг на службе Императору.

И тем не менее каждый новый день их стремление быть исполнительными подвергалось испытаниям. Каждый новый день астропаты легиона выходили из своего химически индуцированного состояния ступора и заходились ликующими криками.

В пустотной битве, что бушевала семь дней и стоила Империуму тысячи кораблей, Жиллиман разбил орочьи армады субсектора Налкари, сделав возможным штурм самого Улланора. Хан свирепствовал на дюжине миров, а Константин Вальдор убил в поединке Гоффа Дакку, ужасающего лейтенанта под началом военного вождя Урга, пока вокруг них пылал мусорный мир-крепость Калгарикс. По всему Улланорскому сектору разрушались крепости, сжигались флоты, свергались тираны и добывалась слава, вырываемая из груди страшнейших врагов человечества вместе с их сердцами. Каждая победа приближала Императора и Хоруса к тронному миру последней величайшей империи ксеносов.

«Величайшей после Рангды», — добавил про себя Дариил.

Астропатические видения торжества Империума не пошатнули верность Темного Ангела своему долгу. Лев велел ему сделать из Ванискрая крепость, достойную Первого, и Дариил исполнит приказ примарха без вопросов.

И все же…

Прошли недели.

Большим пальцем он нажал на кнопку активации, что находилась на тыльной стороне рукояти топора, и оба лезвия окутал золотой свет. Энергия оружия с шипением испаряла капли дождя.

Вум-вум-вум-вум.

Дариил с рыком развернулся вокруг своей оси на подушечках пальцев босых ног и, воздев топор над головой, опустил его. Шипя и выбрасывая искры, оружие врезалось в неподатливое препятствие — другое расщепляющее поле, что окружало ореолом темную сталь, украшенную филигранным изображением бокажа. Для других образчиков непритязательного оружейного ремесла этот терранский боевой клинок был тем же, чем Император — для человечества. Глаза Дариила расширились, когда силовые поля со скрипом выбросили в окружающее пространство искровые разряды. Бицепсы Темного Ангела вспучились, противостоя импульсу удара, и Дариил с трудом отвел топор назад. Расщепляющие поля колыхались, словно пламя свечи, и мерцали под косым дождем, попадающим в келью.

В простой белый стихарь примарха, который он носил поверх доспеха, ударил сильный порыв ветра. Капли дождя оставляли па золоте слабо затянутых волос Льва медные и бронзовые пятнышки.

— Проклятье, сир… — тяжело дыша, произнес Дариил.

Он деактивировал оружие, и энергетическое покрытие топора исчезло.

Лев тоже опустил свой боевой клинок. На лице примарха играла одна из его мнимых улыбок.

— Твоя форма безупречна, сын мой, но если ты обуздаешь свой темперамент, то станешь еще лучше.

Продолжавший тяжело дышать Дариил поднял бровь, удивленный появлением своего примарха, после чего склонил голову:

— Я приложу к этому все усилия, сир.

Лев кивнул в ответ, но ничего не сказал.

Некоторые примархи умели прятать собственную нечеловеческую природу за братскими улыбками и узами общей культуры, но способность делать так, чтобы меньшие создания могли чувствовать себя непринужденно, была, пожалуй, единственной, которой Лев никогда по-настоящему не обладал. Он не воодушевлял других своим красноречием на манер Хоруса, Жиллимана или Фулгрима, а предпочитал вдохновлять личным примером и деяниями. После битвы лишь горстка рыцарей удостаивались почестей и компании Эль’Джонсона. В отличие от многих братьев-примархов, Лев не дозволял проявлений низкопоклонства. Одинокое детство в лесах Калибана научило его ценить лишь собственные мысли и во всем полагаться только на свои силы.

Подойдя к демонтированной плите, что служила ему кроватью, Дариил взял масло с куском ткани и начал полировать лезвия топора.

— Большинство воинов Первого легиона отдают предпочтение мечу, — сказал Лев. Рядом с глянцевитым керамитом его наголенников трепетало силовое поле меча примарха. — И терранцы, и калибанцы. Это одна из многих вещей, которые объединяют два наших мира. — Отключив генератор оружия, он взял клинок могучего меча левой рукой, после чего поднял его к груди, держа на ладонях. — В феодах Старой Земли меч считался благороднейшим оружием. Любой мог сделать копье или топор лесоруба, но меч? Для его создания требовался очень искусный ремесленник, а научиться владеть таким оружием было сложно. Это требовало долгой и самоотверженной работы, чего простые воины не могли себе позволить. Так было на Терре, и так было на Калибане. — Лев провел клинком по ладони и повернул его лезвием к потолку. Теперь он вновь держал оружие одной рукой. — У них есть явное сходство с людьми, не правда ли? Очертания. Суть. Становится понятно, почему человечество славит это оружие с древнейших веков и почему мы даем им имена и наделяем их мистическими силами.

— У топоров тоже могут быть имена, сир. Ваш брат Феррус дал имя своему молоту.

Лев улыбнулся. Если бы Дариил не знал своего владыку так хорошо, то не заметил бы этой улыбки.

— Феррус всегда предпочитает быть исключением, сын мой.

Положив топор на плиту-кровать, Дариил взял полотенце с полки над собой и повесил его на плечо. Теперь, когда Темный Ангел прекратил упражняться, по его коже забегали мурашки от холода, поэтому он подошел к балистрарию, чтобы закрыть ставни. Лев будто даже и не двигался, однако каким-то образом вдруг возник рядом с Дариилом. Если бы легионер был смертным и мог испытывать страх так же, как и простые люди, то наверняка выпрыгнул бы из собственной кожи. Отец без каких-либо видимых усилий преодолел сверхчеловеческую мощь своего сына и не дал тому закрыть ставни, после чего окинул взглядом черное полотно бурлящего ночного океана. Здесь, у подоконника, Дариил гораздо лучше слышал шум водной стихии, нежели во время упражнений в своей келье, и отчетливее ощущал запах соленой воды. Он совсем не походил на ядовитую пыльцу и сырое тепло разлагающихся растительных остатков, однако в воздухе витала неиспорченная живость, напоминавшая Темному Ангелу о лесном доме. На мостах Шейтансвара, что вели обратно к материку и Марипозу с его бледным приглушенным свечением, горели редкие крошечные огоньки. Где-то среди скрытых во тьме и дожде турелей раздался резкий каркающий вопль чайки.

— Мать, — задумчиво произнес Лев, смотря поверх плеча Дариила. — Прислушайся к ней, сын мой. Услышь, как она пытается отвлечь наше внимание от своего гнезда.

Интуиция всегда помогала Льву обращаться с животными, он понимал их мысли и слабости, что не всегда демонстрировал по отношению к людям. Однако Дариил, по своему обыкновению, задумался: возможно, все не так, как кажется, и подобное впечатление создает своеобразная манера речи примарха?

— Ее гнездо тут, прямо под карнизом, сир. Мне следовало убрать его, чтобы освободить место для дальнейших усовершенствований, но…

Он глубоко вздохнул и посмотрел в балистрарий. Темный Ангел не был уверен, поймет ли его повелитель.

Даже спустя полтора столетия после отбытия из своего родного мира Дариил сохранял привычку шагать в стенах собственной крепости, облачившись в полный комплект доспехов, и часто реагировал на неожиданные звуки так, словно их издавал крадущийся хищник. Ему казалось, что он никогда не приспособится к окружению, где царит абсолютная безопасность и можно ходить без оружия и брони, к месту, где каждая, даже самая крошечная форма жизни не стремится во что бы то ни стало причинить ему боль. Но теперь он стоял в своей келье без доспеха и оружия. Возможность сохранить жизнь невинному созданию дарило кастеляну истинное чувство удовлетворения, и в такие моменты ноша, взваленная Императором на первых Его ангелов, казалась не столь тяжелой.

— Чем я могу услужить вам, сир? — спросил он после того, как вопли чайки прекратились.

Все это время легионер и примарх стояли молча, а снизу, где висело скрытое гнездо, доносилось воркование птенцов.

— Ты уже довольно потрудился, — тихо сказал Лев. — Сам Дорн не справился бы лучше.

Дариил выпрямился. Лев нечасто одаривал кого-то своей похвалой и уж тем более не делал это просто так. Из уст Повелителя Первого она всегда была заслуженной.

— Благодарю вас, сир.

Во внутреннем дворе раздался глухой, но громкий хлопок. Внезапно оживший боевой горн согнал опасливых морских птиц с их насестов, и те, пронзительно крича, улетели в дождь. Лев внимательно посмотрел вниз. Рыцарь и его повелитель слушали, как вдалеке капли дождя ударяются о броню титана.

— Разведывательная манипула Легио Оседакс. Ты серьезно отнесся к моему разрешению пользоваться полной свободой в своих действиях.

— Я бы реквизировал еще больше, но на этих островах мало свободного места.

— Ты хорошо поработал, Дариил.

— По вашему запросу я понизил статус муспельских милиционных полков и назначил им функции вспомогательной поддержки, а также сменил наши собственные подразделения ауксилии и разместил по всей крепости части легиона.

Лев вновь замолчал, и Дариил присоединился к своему владыке в его задумчивом безмолвии, вглядываясь в дождь и слушая низкое клокочущее ворчание черного океана. Темный Ангел испытывал какую-то неясную тревогу, но это естественно, когда находишься в присутствии примарха.

— Могу я задать вам вопрос, сир? — произнес Дариил, когда тишина между ними уже грозила стать бездной.

— Спрашивай.

— Зачем мы здесь?

— Чтобы защитить этот мир?

— От кого?

— От врага, который уничтожил бы его даже без битвы, если бы мы не прибыли. Большего я тебе сказать не могу, однако это мир Империума, сын мой. Он должен выстоять против любого, кто нападет на него. Планету нужно защитить.

Дариил мысленно поморщился.

— Название «Муспел» означает «Жатва», сир. Вы знали?

— Да.

— Данный сектор сегментума Ультима полнится останками погибших человеческих цивилизаций. Судя по их уцелевшим письменным записям, у как минимум девятнадцати систем, включая эту, имелся общий корневой язык. — Лев промолчал, и Дариил решил, что у примарха нет замечаний. Он пожал плечами. — Великий крестовый поход обнаружил лишь города-кладбища и древние письменные материалы. В годы, предшествующие последнему ксеноциду, я изучал их вместе с орденом Летописцев и единомыслящими братьями из Пятнадцатого. До сих пор сложно сказать, что случилось с этими цивилизациями. Они будто просто сгинули.

— Ты видел, как Механикум выровнял поверхность Плача, чтобы получить пригодную для использования взлетно-посадочную полосу? — спросил Лев, меняя тему разговора. Или не меняя. В случае с Повелителем Первого трудно было сказать наверняка.

— Да, сир.

— Ты когда-нибудь задавался вопросом, почему у жителей планеты не имелось своей до прихода Империума?

Дариил замолчал, обдумывая услышанное.

Лев улыбнулся так, словно, воздержавшись от ответа, случайно навел своего сына на правильную догадку. Свет далеких люменов Шейтансвара отражался от белых зубов примарха.

— Продолжай свои приготовления, сын мой.

Он развернулся, чтобы уйти.

— Как долго мы собираемся стоять гарнизоном в этом мире, сир?

Лев оглянулся:

— Столько, сколько потребуется.

— Есть и другие сражения, которые нужно выиграть.

— Они важнее?

Дариил на мгновение замешкался, но затем кивнул.

— Однажды мой отец посчитал необходимым напомнить мне, что все битвы равны, разница лишь в том, как мы предпочитаем изображать их. Взгляни туда. — Примарх повернулся обратно к серым горизонтам. — Опиши, что ты видишь.

Темный Ангел присмотрелся.

— Я вижу крепости на мосту Нигриса. Вижу огни эскадронов нашей бронетехники, которая двигается по дорогам Нигриса и Меригиона. Я вижу десантно-штурмовые корабли и челноки, переправляющие все больше воинов и снаряжения с флота на Плач.

— Сказать тебе, что вижу я?

— Да, сир. Прошу.

— Я вижу досаду, вижу хищника, который лежит уже слишком долго в ожидании убийства. Он остерегается нас, надеется, что мы уйдем, но этого не происходит. Зверь голоден и с нетерпением ждет трапезы. Когда ему станет очевидно наше намерение остаться, он наконец нападет.

— Сир?

— Начни демобилизацию муспельских частей. Задействуй еще две роты легиона, чтобы заменить их, и столько подразделений поддержки ауксилии, сколько потребуется. Пусть Двенадцатому помогут другие. Дай свою руку, сын мой. — Дариил протянул примарху раскрытую ладонь, и тот положил на нее высеченный диск со стилизованным изображением калибанского льва. Это была печать великого магистра, что даровала своему обладателю абсолютную преданность Шести Крыльев Гексаграмматона и Темных Ангелов. Примарх еле слышно пробормотал длинную фразу, которую Дариил не смог разобрать даже благодаря измененному слуху, и по краю диска с писком зажглось кольцо из электролампочек. — Я санкционирую активацию протоколов Крыла Ужаса.

Во рту у Дариила пересохло.

— Сир… Крыло Ужаса?

— Проследи, чтобы это было сделано.

Темный Ангел сжал в руке печать великого магистра.

— Да, сир.

— Дадим нашему прячущемуся врагу увидеть, что мы твердо намерены удерживать это место. Пусть знает — либо он наносит удар по нам сейчас, либо отдает мне планету без боя. Третьего не дано. А еще пусть знает следующее — какой бы выбор он ни сделал, я собираюсь отдать Крылу Ужаса приказ сжечь мир дотла.

II

В этот ночной час Ванискрай выглядел едва ли не заброшенным.

Свет давали жужжащие трубковидные настенники, непрерывно атакуемые мотыльками и дождем. Ливень барабанил по зубчатым стенам из пластбетона, создавая впечатление, будто кто-то стучит костяшками пальцев по толстым защитным стенам, а вода стекала по изгибам покрытых ямочками орудийных казематов и образовывала нечто вроде крошечных, похожих на нити водопадов. Далее вода попадала в находящиеся ниже рвы и эспланады. Почти четыре тысячи легионеров, которые держали под контролем ворота и парапеты Ванискрая, стояли на позициях абсолютно бесшумно. Ни один слуга Империума никогда не скажет, что Темный Ангел способен шагать в тенях с незаметностью Повелителя Ночи или, лежа в засаде, проявлять терпения больше, нежели легионеры Двадцатого, однако это не значит, что воины Первого не способны на такое. От патрулей Легио Оседакс на крошечном острове-крепости исходил ритмичный стук, который в такой сильный ливень, пожалуй, можно было спутать с неспешными и скрежещущими раскатами грома.

Льву нравилась тьма.

Холодные каменные стены напоминали ему об Альдуруке и доме, покинутом по зову долга. Та же промозглость, то же неконтролируемое чувство гнета. Даже электрическая пульсация люмотрубок напоминала открытый огонь жаровен, пусть даже лампы и создавали лишь иллюзию тепла, а в воздухе не витал запах золы.

Те немногие смертные, у которых были дела в этот час, носили шапки из густого меха и вощеные шинели, однако Лев шел по залам с непокрытой головой, облаченный в толстый доспех и простой белый рыцарский стихарь.

Сам повелитель Первого считал, что он просто шагает, но любой наблюдающий за ним человек сказал бы, что Лев рыщет: спустившийся на землю ангел, который крадется в ночи, выискивая добычу. С каждым шагом он манил хищника устроить на него засаду, провоцировал показать зубы. Лев знал, что тот выжидает. Чувствовал. Если зверь видел Эль’Джонсона в этот момент, то его глазам представал расслабленный король-рыцарь, оставивший Спутников-стражей в своих покоях наблюдать за неистовым океаном и вооруженный лишь символическим Львиным мечом да Фузеей Актинейской, которые висели на бедрах примарха.

Восприятие было могущественным инструментом. Или же оружием, если использовать его умело.

Каменная кладка замка задрожала, когда Лев прошествовал по променаду с высокими круговыми окнами. Тьму пронзили летящие низко над крепостью «Грозовые птицы» и сопровождающие их ударные истребители, держащие курс на взлетно-посадочные полосы Плача. От мощи двигателей сверхтяжелых летательных аппаратов задребезжали в своих рамах толстые листы бронестекла, которое явно было новым добавлением к голым костям скелета изначальной крепости. На Муспеле все выглядело, словно восстановленное недавно, — ложь, прибитая к неприкрытой полуправде старины. Да, отчасти в целях укрепления сооружений, но, как подозревал Лев, и для того, чтобы заставить выглядеть по-имперски то, что не имело отношения к истории Империума. Камни до сих пар пахли раствором извести и свежей краской, а на нижних краях ярких гобеленов, висевших на стенах, виднелись следы скручивания, оставшиеся с той поры, когда стенные ковры лежали в хранилище на борту крейсера IX легиона.

Пройдя половину длины променада, Лев замедлил шаг и повернулся к окнам, чтобы взглянуть на корабли, и все это время левая рука примарха висела над рукоятью плазменной фузеи, что покоилась в кобуре. Тускло-коричневые контуры летательных аппаратов смазывались, а звук их двигателей становился все тише по мере того, как корабли погружались в завесу дождя.

Коридор перед примархом вел к сторожевой башенке — угловой турели с высокими окнами, которая отделяла эту секцию Ванискрая от следующей. С нее просматривались весь остров и нижние ярусы многоуровневых укреплений.

Проездную башню, через которую можно было попасть в юго-восточное крыло замка, и лестницу, что поднималась к самому верхнему ряду зубчатых стен и зенитных батарей Ванискрая, охраняло тяжеловооруженное подразделение смертных солдат. Четыре отделения муспельских ополченцев с автоматическими винтовками и небольшим количеством специального вооружения бездельничали за разборными пластальными баррикадами и возле переносных обогревателей, сутулились над походными кухнями и покуривали палочки лхо. Подступы к сторожевой башенке, образовывавшей в плане неправильный пятиугольник, прикрывала пара батарей «Рапира» на гусеничном ходу и с установленными мультилазерами. Двое скучающих наводчиков-операторов лежали, лениво развалившись за толстыми масками своих орудий.

Дежурный офицер был крупным мужчиной в бронзовом панцире с ярко-красными отличительными знаками муспельских полков. Слабый ветер трепал вощеный плащ за его спиной, но опрятный внешний вид и знак различия капитана говорили о том, что родился офицер не на Муспеле. Муспельские подразделения были сформированы совсем недавно, поэтому пока не имели собственного офицерского состава. Исходя из всего услышанного и увиденного Львом, эти люди в принципе не подходили для службы в высоких чинах.

Капитан безучастно смотрел в сильно глазурованные высокие окна, что сходились вместе тупоугольным клином, и казалось, будто мужчина утопает в меланхолии. Наблюдающего за дождем офицера сопровождали провозгласитель, вексиларий и остальные члены стандартного командного подразделения Имперской Армии, состоящего из пяти человек.

Когда к нему подошел Лев, капитан отвернулся от черных дождливых горизонтов и отдал честь.

— Вижу, вы направили в Шейтансвар еще больше сил легиона, владыка Джонсон, — сказал он. — Мне следует беспокоиться? — Офицер улыбнулся, но в выражении его лица таилось нечто неуловимое, что было скрыто от глаз Льва холодным электрическим освещением сторожевой башенки и большой разницей в росте между смертным и примархом. — Знаете, мои командиры начинают нервничать.

— Их чувства не в моей власти.

Капитан вновь повернулся к проему в стене, обратив пристальный взгляд на неяркие огоньки и дождь.

— Вы что-то знаете о том, что приближается к этому миру? — спросил он. — Вот почему вы так непоколебимо укрепляете этот остров?

— Как вас зовут, капитан?

— Манев. Ластой Манев.

— А что вам известно о том, что грядет?

Капитан пожал плечами.

— Смотрите, — произнес он и надавил пальцем на панель из бронестекла. — Транспортный летательный аппарат «Громовой ястреб». Модель «Девять», если я не ошибаюсь. Судя по виду, в нижних захватных устройствах он держит какой-то тип «Лэндрейдера».

— Это «Спартанец».

— Ах. Манев никогда не видел «Спартанца». — Капитан вздохнул, когда внезапно возникший огненный шар поглотил «Громового ястреба» вместе с сопровождающими его истребителями и пролил свет на бледное лицо офицера, покрытое безобразными черными венами. — Жаль, что никогда и не увидит.

III

Аравейн бросился в освещенный пламенем переход и побежал по коварному лабиринту коридоров, который был создан для того, чтобы не дать непосвященным найти расположенное в самом его центре святилище Крыла Ужаса.

— Редлосс!

Он мчался изо всех сил, дополнительное сердце билось в идеальном контрапункте с ритмом основного, а третье легкое растягивалось, обеспечивая кислородом энергопрожорливый организм бегущего во весь дух Легионес Астартес.

— Редлосс!

Там, где коридор поворачивал вправо под прямым углом, Аравейн не замедлил движения, а просто врезался в стену, после чего продолжил бежать.

— Редлосс!

И тут путь ему заблокировало отделение ауксилии легиона в темно-красной униформе Кларистанских гренадеров. Солдаты держали лазружья на плечах и шагали походным порядком в противоположную от Аравейна сторону двумя колоннами по пять человек.

— Освободите дорогу! — крикнул кодиций. — Освободите дорогу по приказу!..

Дрожь от дурного предчувствия заставила его замолкнуть.

Кларистанцы развернулись, подняли лазружья и открыли огонь.

Пространство коридора прошили индуцированные лучи сверхгорячих алых лазеров, оставляющих черные отметины на стенах и дымящиеся рубцы на панцире доспеха Аравейна. Подняв предплечье к лицу на манер бронированного визора, кодиций бросился к солдатам, а свободной рукой отключил магнитный захват болт-пистолета и потянул оружие вверх. Благодаря пси-интуиции Аравейн мог чувствовать присутствие людей, не открывая глаз и не подвергая их риску оставить незащищенными во время боя. Его разум съеживался от отвращения, когда касался окутавшего солдат пустотного холода. Сознание смертных не исчезло, но было насильственно ослаблено и взято под контроль чужацким интеллектом. Аравейн сразу же вспомнил принудительные меры по отношению к обитателям Индра-сула, тронутым кравами: теперь смерть станет для кларистанцев милосердием.

— За Императора! — крикнул один из людей, стреляя длинными очередями.

— За Льва! — проревел другой.

Аравейн, которого направлял свет огней человеческих душ, убил их выстрелами навскидку, и после серии детонаций, сопровождаемых влажными звуками разрываемого мяса, духовное пламя обоих бойцов исчезло.

В нагрудник кодиция врезался выпущенный на полной мощности визжащий заряд, что обдавал жаром, будто само солнце. Энергорассеивающие слои керамита взяли поражающую силу попадания на себя, и на доспехе остался черный шрам площадью в два соединенных вместе кулака, однако луч смог пробить пластину лишь на миллиметр или около того. Тем не менее мощь заряда заставила Аравейна отшатнуться, и легионер с треском ударился виском о переборку.

Брань кодиция утонула в сердитом ворчании боевого доспеха, пытающегося поставить владельца на ноги. Кларистанцы бросились прямо на Темного Ангела.

Аравейн поднял пистолет.

Предупреждающее покалывание удержало его от того, чтобы нажать на спусковой крючок. Мгновение спустя смертных солдат разорвал на части залп огня. Узкий коридор локализовывал и усиливал третичные взрывы от града болтерных снарядов, из-за чего легкобронированные кларистанцы разлетались мелкими кусочками.

По коридору шагал Фарит Редлосс. К тяжелым керамитовым пластинам Вестника Ужаса цеплялись влажные кровавые ошметки. Он протянул Аравейну багровую перчатку:

— Я услышал твои крики, брат.

Кодиций принял руку и позволил другому рыцарю помочь ему встать.

— Протоколы Крыла Ужаса были активированы, — задыхаясь, произнес Аравейн.

— Думаешь, я не в курсе? — Редлосс оглядел свои руки, после чего перевел взгляд на останки смертных солдат, которых он просто-напросто вырезал. — Они служили нам. Что происходит, брат?

На экране, встроенном в выступающий обод горжета Аравейна, размеренно мигала длинная строчка символов, складывающихся в тайную идиому ордена Сандала. Судя по всему, эта информация, помеченная печатью верховного настоятеля, появилась в системах доспеха кодиция всего несколько мгновений назад.

— Сандалы убьют лес за одну ночь, — произнес он, вслух переводя сообщение, — одновременно атаковав тысячью лоз.

Редлосс, чье незакрытое шлемом лицо было покрыто пленкой крови смертных, нахмурился и чуть погодя ответил:

— Однако корень лишь один.

— Корень, который можно уничтожить огнем и ядом. Вестник Ужаса сотворил символ сандалов.

— Сюда, брат.

IV

Предупредительные сирены залили командную палубу красным светом, а противовзрывные двери автоматически закрылись из-за возможной опасности абордажа, и помешать этому не могли даже напряженные усилия экипажа. Закованные в доспехи легионеры заняли огневые позиции на верхних платформах многоярусных палуб. Их линзы ярко засветились зеленым под глубоко надвинутыми капюшонами, когда рыцари включили тактическое наложение из-за резко образовавшихся красноватых сумерек. В консольных углублениях и на субпалубах под Темными Ангелами собрались несколько смертных офицеров. Они достали личное оружие, однако по сравнению с огневой мощью боевого отделения легионеров вклад горстки вооруженных сервов был в лучшем случае ничтожным.

— Доклад! — прокричал Стений. — Кто скомандовал активировать режим изоляции?!

— Я не знаю, повелитель, — отозвалась женщина со знаками различия капитана третьего ранга на рукавах кителя. Офицер бешено стучала пальцами по гаптическому дисплею.

— Отключи его.

— Прошу прощения. Я пытаюсь.

— Определи, откуда идет сигнал, и обруби его.

— Так точно, сэр!

Женщина проскочила под перилами командной платформы и спрыгнула в когитационное углубление внизу. Двое младших офицеров тут же приостановили свою работу и бросилась вниз по ступеням мостков, чтобы помочь ей.

— Дайте мне телепортационный захват на Льва.

— Сэр! — рявкнула самый старший из оставшихся на командной платформе офицеров. И покачала головой. — Ауспик не работает, а телепортариум докладывает о нехватке достаточного количества энергии.

— Что?

— Владыка Стений… — Младший офицер, сидящий в кресле с высокой спинкой среди проводных линий связи и вокс-установок, повернулся к Темному Ангелу. — Мы потеряли контакт с «Лесной гробницей», «Дубовым троном» и «Саром Амадисом». Они безмолвно дрейфуют в пустоте.

— Что там происходит? Свяжитесь со Львом!

— Так точно, повелитель!

Вокс-офицер повернул кресло обратно к своему посту.

— Владыка Стений! Думаю, я знаю, что происходит.

Доспех Стения зарычал, когда механизмы силовой поддержки повернули Темного Ангела к еще одной женщине, взбежавшей по ступеням на противоположной стороне платформы. В офицере, носившей скромную униформу помощника капитана, Стений узнал Энит Форсаулт — многообещающего новичка из недавнего набора. Темный Ангел уже мысленно готовился при первом удобном случае дать ей пост ауспектория в командном составе корабля. Стений заметил пустое выражение лица женщины, но спустя мгновение она направила на легионера уже вытащенный из кобуры лазпистолет и выстрелила ему прямо в горло.

V

Пули co щелканьем отскакивали от спущенной рампы «Грозовой птицы» под названием «Гарпия Штурнфейна» и врезались в пустотный щит корабля, создавая шипение. Обстрел заставил сержанта Тибурона Кая из отделения «Мартлет» вернуться в укрытие десантного отделения. Пространство между стоящими вдоль взлетно-посадочных полос кораблями, которые принадлежали легиону, ауксилии и муспельцам, полнилось зонами, исчерченными фыркающими лазерными лучами. Каю это напоминало лесной пожар, тлеющие угольки какого-то кровожадного безумия, разносившиеся ветром и цепляющиеся к легковоспламеняющимся разумам и оружию. Сержант видел, как на заполненных полосах по всему Плачу солдаты падают в подготовленные укрытия, вынимают из ящиков тяжелое оружие и открывают огонь по друг другу, по теням и по силам легионеров, которые быстро выдвинулись навстречу противнику, однако все это не вызывало у Кая удивления. Его не поражало даже то, что сражаться его братьям, судя по всему, приходилось с солдатами из полков муспельской ауксилии.

Дариил, имевший при себе печать Льва, повелел Каю готовиться на планете к войне, и хотя для подобного приказа не имелось никаких очевидных и веских причин, к войне сержант подготовился.

Кай скривился, когда огонь автопушки распорол старый муспельский «Ксифон» от носа до хвоста. Стоящие недалеко от перехватчика железные бочки с прометием взорвались. Взметнулось грибовидное облако пламени.

— Каков будет приказ, сэр? — спросил Тригейн.

— Лев повелел, чтобы мы держали этот остров.

Кай снял болтер с предохранителя, поднял его к нагруднику и начал спускаться по штурмовой рампе. Стоило сержанту безбоязненно выйти из-под защиты пузыря, создаваемого пустотным щитом «Грозовой птицы», как по тяжелому доспеху ударили тяжелые пули и жужжащие лазерные лучи. Следом по рампе спустились Тригейн и отделение «Мартлет», после чего воины рассыпались веером за спиной своего командира.

— Поэтому мы будем держать этот остров.

VI

Савина замерла, ее глаза расширились, а рот открылся, исторгая беззвучный крик. Женщине казалось, будто видимая часть Вселенной вдруг стянулась и сжалась в одной-единственной точке, чье сверкание предвещает гибель всему живому, и весь этот зловещий свет направлен только на нее. Едва уловимый шепот в ее голове стал пронзительным криком, он сменился призывами, превратился в сверхновую, состоящую из галактического белого шума.

У Савины Граэль, имажиста и летописца, просто не было возможности сопротивляться подобному.

— Савина? — Сидящий напротив техник потянулся к ней через стол. — С вами все в по?..

Внутренний вихрь бурно выплеснулся из ее разума наружу. Невидимая волна дезинтегрировала сначала рабочее место, а потом и членов команды. После разложения их на атомы она добралась до полок, приделанных к стенам лабории, и приступила к уничтожению лежавших там инструментов для создания изображений.

Отголосок будущего заставил Савину повернуть голову.

Дверной проем заполнила бронированная громада Темного Ангела, который отбросил в сторону светомаскирующую штору. Он поднял болтер.

Одной лишь силой мысли Савина сокрушила боевой доспех, сжав его до одной сотой от изначального размера. Женщина ослабила психическую хватку, и мертвый, теперь уже гиперуплотненный легионер с глухим стуком упал на настил палубы, а из спрессованных мягких сочленений брони начала сочиться розоватая жидкость. Табурет, на котором сидела Савина, остался единственным неповрежденным предметом в лабории.

Смертный из примыкающего коридора выкрикнул приказ, и металлическая дверь пятисантиметровой толщины опустилась с потолка, словно гильотина.

Савина напрягла психические мышцы и вырвала аварийный люк-дверь из переборки, после чего чужацкий разум, который теперь управлял телом Савины Грааль, свободно зашагал по внутренностям «Непобедимого разума».

VII

Фронт взрывной волны от уничтоженного «Громового ястреба» заставил затрещать бронестекло на фасаде сторожевой башенки. Лев бесстрастно смотрел, как пылающие обломки «Спартанца» дождем падают в океан. Примарх искал в темных облаках признаки вражеских кораблей, светящийся трассер или даже инверсионный след от ракеты, запущенной противовоздушной батареей, но убедился, что причиной взрыва стало нечто, привезенное «Громовым ястребом» с «Непобедимого разума». Удар нанесли изнутри.

Это было неожиданно.

Капитан Ластой Манев повернулся ко Льву.

Панель между ними треснула, после чего температура ее поверхности вдруг необъяснимым образом резко упала. Соленые капли дождя превратились в лед, и бронестекло покрылось искаженными пародиями на геометрические формы кристаллов. За то время, пока погибал десантно-штурмовой корабль легиона, поза смертного полностью изменилась. Теперь он стоял с абсолютно прямой спиной и расправленными плечами, будто в присутствии напуганного подчиненного. Его губы сложились в нечто между состоянием нервного паралича и надменной усмешкой, а глаза стали черными завитками в ткани материума.

— Меня зовут не Манев, — сказал человек. Голос смертного напоминал расселину, что уходила глубинами в сам варп. — А вот вы — Жатва.