Дети ночи

Уже третий день Куница чувствовал, что за ним следят.

Он не замечал соглядатая, не слышал ничьих шагов позади, но чутье, отточенное жизнью на улицах Терциуса, твердило: слежка есть. Кто-то смотрит. Иногда Кунице даже казалось, что он слышит тихий странный смех непонятно откуда.

Но кто? Зверь бы кинулся или ушел. Урод из другой банды вогнал бы нож в спину – или, опять же, ушел. Куница понятия не имел, кто может три дня следить за простым пареньком из мелкой банды. Он твердо знал, что они не наступили на ногу никому важному, и даже не собирались.

Первое правило Терциуса – не трогай тех, кто круче. Второе – если тронул, то чтоб они не выжили.

Куница держался в тени домов, скользил вдоль улиц, старался обходить стороной входы в переулки. Он сильно надеялся, что если ему не почудилось, то следит кто-то инопланетный. От здешних жителей в темноте не укроешься, кому как не ему знать – всю жизнь в Терциусе прожил.

Он помнил, что рассказывал старик Морсен, бывший военный, который жил неподалеку. Говорил, что есть планеты, где даже в ульях видно небо и светит солнце. Куница даже не представлял, как это: над Терциусом всегда висела пелена промышленных облаков. Да и про солнце он знал только то, что оно есть и находится где-то там за луной.

«Там день и ночь отличаются», – говорил Морсен. Куница пожимал плечами: и тут отличаются. Когда видно не меньше чем на двадцать шагов – день, когда меньше – ночь. Как еще отличить?

Морсен же и прозвал его Куницей. Мальчик не знал, что это такое, какой-то инопланетный зверь – да и только. Когда старик показывал старые пикты, Кунице запомнился только гибкий хищный силуэт.

Но это было давно. Морсена уже несколько лет как зарезали.

Куница ускорил шаг, придерживая куртку. Сегодня день вышел удачным, во внутреннем кармане лежала пара вещичек, которые Железо легко толкнет за хорошие деньги. В обычае банды было праздновать такие дела, а уж что Кость по этому поводу наготовит… Куница невольно облизнулся.

На следующую неделю компания еще пару дел наметила. Если все выйдет, то можно будет месяца три о деньгах не думать и заняться планами. Говорят, что бывали главари, которые едва ли не в мэры городов выбивались. Ну, до Его прихода, потом все куда больше по закону стало… но «по закону» и притвориться можно, а?

Настроение стремительно повышалось. А слежка… ну ее. Может, законники на верхних уровнях что новое придумали – у них там чего только нет. На планете жизнь после Его появления точно поменялась, хотя старики говорят, что изменилась разве что техника. Да и то наверху, на нижние уровни никто ничего не завозит. Мелким бандам уж точно.

Куница машинально взглянул наверх. Он знал, что вроде бы на вершинах зданий горят огни, но пойди их рассмотри. Да и смысла нет; на нижних уровнях Терциуса редко поднимали голову.

Он двинулся по темным улицам дальше. Начал накрапывать дождь, и Куница натянул капюшон куртки: дожди из фабричных облаков могли ни волоска на голове не оставить.

От самих фабрик Куница старался держаться подальше. Взять там было особо нечего – в карманы бы точно не влезло. Огрести от техножрецов или их стражи – легко. А рабочие… вот от них Куница дергался. Серые лица, невыразительная чернота глаз. На всех – одна и та же печать усталости и безразличия.

Серая жизнь. Монотонная, как работа механизма. Нет уж, лучше риск, лучше банда и ночной промысел.

Он завернул за угол, скользнул в особенно густые тени. Привычно огляделся, зная, что идет по краю чужих территорий, и пусть ничего не нарушает… бывает всякое. Не все держатся за правила нижних уровней, хотя вот компания Куницы их соблюдала жестко.

Еще несколько шагов по знакомой, безопасной дороге.

А потом прозвучал Голос.

– Ступай осторожно. Опасность впереди.

Куница застыл на месте.

Голос доносился словно из пустоты – тихий, вкрадчивый шепот, как будто говорила сама ночь.

Мальчик мгновенно прижался к стене, выдернул из-под куртки нож, выставил перед собой.

– Кто здесь? – выдохнул Куница, завертев головой.

Ответа не было. Только почти неслышимый смех в темноте – или показалось?

Куница отлепился от стены, двинулся по улице, очень медленно, оглядываясь на каждом шагу. Кто? Где?

Все хорошее настроение разом испарилось. Никто в Терциусе не любил слежку. Туманные предупреждения из темноты тоже никого не радовали… и как он, выросший на этих улицах, не может даже углядеть незнакомца?

Куница беззвучно выругался и ускорил шаг. Надо поскорее добраться до дома, сдать Железу добычу и поспать. Может, слежка и голос ему все-таки чудятся, тогда хороший отдых их прогонит.

Но он все равно решил быть поосторожнее. Ступал тихо, пошел к дому не обычной дорогой, а сделал крюк, обходя по знакомым переулкам. Совсем близко уже…

Послышались шаги, и Куница мгновенно прижался к стене, слился с тенями. На улицах Терциуса в одиночку лучше ни с кем не встречаться.

Когда из темноты и сквозь редкие струйки дождя проступили чужие силуэты, мальчик понял – правильно сделал.

Он знал их. Банда, звавшая себя «железными крысами», те, у кого понятия о правилах и близко не было. Куница даже сжался, разглядев лицо идущего впереди – перечеркнутое шрамами, с зубчатой кислотной татуировкой на щеке. Людокрыс, главарь и создатель; поговаривали, что если он кого убьет – то хотя бы кусок отрежет и съест.

И они шли…

Шли со стороны дома!

Куница едва удержался от того, чтобы не сорваться с места, не кинуться к дому – так бы он налетел прямо на «крыс». Стиснув зубы, он заставил себя промедлить, подождать, пока вся банда пройдет, скроется вдалеке, и только потом – броситься со всех ног в темноту.

Он добежал до дома, не чувствуя усталости. Сердце билось так, словно сошло с ума, в ноздри лез запах крови, и Куница не знал, действительно ли он его чует, или воображение разгулялось не к месту.

Дом – небольшое строение, прилепившееся к основанию уходящего ввысь здания гиганта. Дверь – разбитая, сорванная с петель.

Куница неподвижно застыл на пороге. Запах крови ему не почудился.

Ближе всех к двери лежала Спица, юркая веселая Спица. Старше его всего на пару лет, теперь уже и не повзрослеет. Черные волосы намокли от растекавшейся из-под тела крови, грудь вспорола рваная, влажно блестящая рана. Одежда разорвана, темные глаза невидяще смотрят в потолок. Нога перебита чем-то тяжелым, пальцы левой руки все еще стискивают обломок той самой спицы, подарившей ей прозвище.

Именно со Спицей они чаще всего выходили на улицы. Оба юркие и быстрые, с живым характером и цепкими взглядами… вещи им в карманы словно сами сыпались. Однажды даже на средний уровень забрались и цепочку у какого-то толстяка стянули, тогда банда месяц хорошо ела. Смешливая, ехидная Спица никогда не лезла за словом в карман, а при нужде умела строить из себя несчастную голодную девочку. Даже на главаря иногда действовало.

Чуть поодаль распростерся Рычаг. Куница узнал его по любимой механиком бурой куртке. По лицу бы не опознал, вместо головы у Рычага осталось кровавое месиво. В сторону откатилась тяжелая труба, испачканная кровью; искореженная левая рука белела обломками костей, правую прибил к полу ржавый штырь.

Рычаг любил рассказывать, что собирался поступать в техножрецы, но провалил экзамен. Все смеялись, он не обижался. Но в технике и впрямь понимал – потому-то в доме вода со светом всегда были. Всего неделю назад он освоил спертую где-то машинку для электу, они с главарем недавно спорили, какой узор для банды выбрать. Заодно и на каком названии остановиться, когда подрастут в силе.

Куница медленно прошел через первую комнату. Остановился у второй.

Мозгач сидел, привалившись к стене, пригвожденный к ней тремя большими гвоздями. Скрюченные пальцы вцепились в пол, занозы засели сгустками крови под ногтями. Лишенная волос голова казалась куском необычно чистого камня; Куница был уверен, что во взгляде парня застыло недоумение – как же так, как смерть дотянулась до него?

Мозгач всегда держался в стороне от боя, драться никогда не умел. А вот сочинять планы, уболтать кого угодно и рассказать хоть о других планетах – за милую душу. Из хорошей семьи был, наверное, хотя всегда мрачнел и замыкался, стоило спросить о прошлом. Но банда его ценила – планы Мозгача редко давали сбой. Он все продумывал… продумывал. Больше не будет.

Увидев за порогом тонкую белую руку, Куница почувствовал, как к горлу подкатывает тошнота. Но все же прошел, переступил порог.

Кость была белокожей даже по меркам Терциуса, за что так и прозвали. А теперь, в смерти, побелела еще больше, и потому зияющая рана на горле выделялась особенно четко. Правой рукой она, наверное, закрывалась от ударов – кисть и предплечье вспороты, плоть и кожа свисают лохмотьями. Пальцы левой закостенели на железном пруте. Из-под ребер торчит обломок тупого ножа.

Кость редко выходила на улицы, мало говорила. Но дом держала в порядке, все в компании знали, что по возвращении будет где и с чем отдохнуть. Из любого мусора могла что-то вкусное приготовить, Спица иногда шутила, что Кости место на кухне у губернатора, сэкономит на дорогущих продуктах. Тогда все смеялись.

С тупой отстраненностью Куница подумал: и Спицу, и Кость вроде просто убили. Не пустили по кругу. Времени не хватило? Или они так отбивались, что оказалось проще убить? Наверное, второе.

На негнущихся ногах он дошел до третьей комнаты. Привалился к косяку.

Пол и стены были забрызганы кровью, сейчас казавшейся черной, в отсветах из окна – багровой. Железо лежал у стены, вытянув тяжелый, сплошь покрытый бурыми пятнами протез. Главарь дал хороший бой, и его щадить никто не стал: даже с порога Куница видел десятки ножевых ран. Лицо, грудь, живот, бока, спина – казалось, Железо резали и кололи со всех сторон, остервенело вспарывая даже мышцы.

Именно Железо собрал всю компанию, держал ее строго, но по чести. Требовал с каждого, сам пахал, как и все. И кулаком делам банды помогал, и кому-то из законников денег слегка отсыпал, чтоб в другую сторону глядели. У Железа было много планов, он ими не делился, лишь иногда мечтательно говорил «вот заживем…»

Уже не скажет.

Куница сполз по стене, уронил голову на руки. Глаза остались сухими: в Терциусе слезы кончаются еще в колыбели. Но давящая пустота скрутила сердце, пробила черными иглами.

Почему? Они не доносили, не зарывались и не перехватывали ни у кого дела. Да и взять толком было нечего, а что было ценного – так о том никто не знал… Неужели и впрямь просто для развлечения, или чтобы поставить себя как жестоких ублюдков?

Он не знал, сколько так просидел. Но подняться смог, лишь когда тупая горечь переплавилась в злость, а по жилам словно потек яд. Все мертвы. Все, кроме него. А если они всегда соблюдали правила нижних уровней – то и дальше от них отступать нельзя.

Перешагнув через тело главаря, вновь с трудом сдержав тошноту, Куница коснулся стены – вроде бы глухой, ничем ни примечательной, покрытой разводами грязи.

Если не знать, то без лютого везения никак не углядеть, что одна из панелей отходит. Нишу обнаружил сам Железо, с панелью повозился Рычаг. Может, и не врал, что в техножрецы готовился.

Куница осторожно потянул панель. Тайник был цел, хотя в нем и лежало всегда немного – какой-то «горячий» товар, немного денег на всякий случай. А еще – лучшее оружие банды.

Лазпистолет.

Года два назад солдат в увольнении забрел не в тот квартал и нарвался на ножи местных. Несколько бандитов легло рядом с ним, и в суматохе никто не заметил, что лазпистолет отлетел далеко в сторону. Увидела его одна Спица, которая и прибрала оружие к рукам. Зачем? Привычка, чтобы плохо не лежало.

Железо одобрил, и заставил каждого в банде пострелять немного – чтобы знали, как. Чтобы было оружие на черный день.

Главарь так и не успел добраться до тайника. Может, и к лучшему – вряд ли бы он перестрелял всех, а так бы «крысы» и лазпистолет утащили.

Куница вытащил оружие, взвесил на ладони. Тяжелый, не по руке, но если взять двумя – будет удобно. Он помнил, как надо целиться и стрелять. Главное – не торопиться.

– Запаса энергии хватит выстрелов на пять, – прозвучал Голос. – Стреляй точно.

Куница крутанулся, вскинул оружие, шаря по сторонам безумным взглядом. Чуть не нажал на спуск, вспарывая темноту яркими вспышками – но вовремя сообразил, что нельзя. Если Голос – чем бы он ни был – прав, то в лазпистолете совсем мало зарядов. Надо беречь, пополнять нечем.

Он подождал еще с десяток минут. Но больше Голос не раздавался, и никто не возникал из темноты дома или улицы. Снова скользнула мысль о безумии, но ее Куница задавил усилием воли. Даже если спятил – что с того?

Куница с трудом заставил себя успокоиться, пристроил оружие под курткой, и быстро осмотрел дом. «Крысы» вынесли все, что нашли. А вот маленький подвал во второй комнате пропустили – не отодвинули железную тумбу, которую и его товарищи-то вдвоем ворочали. Ну, пока Рычаг не собрал скрытый механизм, теперь хватало нажатия, если знать секрет. Механик хранил там всякое барахло, все что скупили или стянули на стройках. Никаких хитрых механизмов, никакого оружия – но если поглядеть и подумать, то полезного масса. Главное, чтобы фантазия была.

Куница на нее не жаловался.

Тела пришлось сжечь. На могилы у него не хватило бы сил, даже если бы место нашлось. Да и не пролежали бы они там – падальщиков всех видов в Терциусе хватало. К счастью, среди барахла Рычага нашлось все нужное.

Пока пламя пожирало тела товарищей, Куница молча стоял и смотрел, даже не пытаясь заслониться от жаркого костра. Плевать, что огонь заметят – «крысы» празднуют, а остальные тут все ж по чести живут. Надо быть последним подонком, чтобы, пока горит костер, на дом или выживших позариться. А таких уродов после Его прихода не осталось.

В этот же вечер Куница перетащил все вещи в убежище. Маленькая, никому не известная подземная комнатка в квартале от дома, как раз на такой случай. Идею дал Мозгач, Куница со Спицей нашли место, Железо с Рычагом и Костью все обустроили. Там можно было отсидеться хоть во время рейда законников, места в тесном помещении в обрез хватало на шестерых.

Сейчас эта конура казалась Кунице огромной.

Под утро он забылся блеклым сном без сновидений. Проснувшись, пару часов просто сидел и думал, что делать. Нет – как делать. «Что» было ясно.

Платить. Щедро платить. Он остался один, вот за шестерых и рассчитается. Третье правило Терциуса – долги надо платить.

«Крыс» сейчас было где-то два десятка. Ну, меньше уже, наверное, вряд ли они все живыми из дома вышли. Он же один. Но он знает кварталы. И еще есть Голос…

«Может, я псайкер?» – с содроганием подумал Куница. Он один раз видел псайкера. Но вроде бы это проклятие идет изнутри, а не слышится снаружи? С другой стороны, откуда ему знать…

Плевать. Псайкер, человек, еще кто – сейчас есть дело.

Найти «крыс» было несложно. Не особенно они и скрывались, заняли пустующий дом из недостроенных. Как и многие, да.

С гибели банды прошло три дня. Их Куница потратил с толком – и на разведку, и на подготовку. Ранее он оказался прав, и целыми «крысы» из боя не вышли, потеряли четверых. А ведь пришли всей толпой…

Сейчас улицы уже накрыла ночная темнота, еще более тяжелая, чем дневная, и «крысы» вышли на охоту. Куница пристально наблюдал за ними, вспоминая прозвища: Болт, Резак, Гвоздь, Бита, Кастет…

Его даже не заметили, не обратили внимания. Лазпистолет мог бы выдать Куницу, но он пару часов назад старательно обмазал корпус грязью – так оружие даже местный не сразу различит.

«Крысы» шли, болтали, смеялись. Куница глубоко вздохнул и поднял оружие.

Первый выстрел угодил в голову идущему впереди, сжег ухо и прошел сквозь мозг, оставив аккуратные отверстия. Второй попал в нос его обернувшемуся соседу, спалил хрящи и плоть, разворотил голову. Третий вошел прямо в распахнутую пасть верзилы рядом и вылетел через затылок вместе с мозгами.

Неслыханная удача. Он и на два попадания не рассчитывал.

Едва нажав на спуск в третий раз, Куница развернулся и кинулся прочь. Позади взвился бешеный многоголосый вопль, раздался топот десятков ног. «Крысы» были вне себя от ярости, оно и понятно. Оно и правильно.

Куница знал, куда бежит, и опередил «крыс» на несколько минут. Достаточно, чтобы перевести дух и тщательно прицелиться.

Как хорошо, что рядом есть очередная стройка, которую так никто и не закончил. Как хорошо, что Рычаг по вечерам любил трепаться про всякую механику. И как хорошо, что он с полгода назад спер две канистры прометия, да так и не придумал, куда их приспособить.

Куница дождался, пока «крысы» не вылетят на узкую улицу, не ринутся прямо к нему. Затем вскинул лазпистолет, навел на точку, в которую два часа тренировался целиться, и дважды нажал на спуск.

Канистры взорвались.

Тщательно сложенные строителями камни и балки, из-под которых вылетели опоры, рухнули прямо на головы банды.

Куница потратил целый день на ловушку, на план и установку. Он постарался гарантировать, что до него самого камни не долетят, хотя и не был уверен. Может, стоило стрелять из места побезопаснее – но Куница хотел, должен был видеть, как все случится.

Он увидел.

«Крысы» не ожидали опасности сверху; камни обрушились на них сплошной лавиной, дробя кости, размалывая в месиво мышцы и черепа. Улица наполнилась грохотом и влажным хлюпаньем, треском костей и ломающегося камня.

– Вот вам! – не сдержавшись, выкрикнул Куница. – Словили, твари?

Он с особым удовольствием понаблюдал за тем, как под тяжелым блоком дергается Забой: именно он орудовал утащенным где-то гвоздеметом, и наверняка именно он убил Мозгача.

Готово. Все попались. Погибшая банда расплатилась по полной.

Куница опустил пистолет, глубоко вздохнул, протер глаза – и тут же застыл. В горле пересохло: сквозь поднятую пыль проступили фигуры.

Не все «крысы» оказались под завалом. Четверо выжили: гигант Бита, жилистый Кабель, верткий Резак. И Людокрыс. Главарь уцелел.

Куница бросился прочь со всех ног, чувствуя тяжесть разряженного лазпистолета в руке. Он надеялся, что ошеломленные ловушкой «крысы» его не заметят, что он сумеет скрыться в тенях, потом доберется до этих…

Зря.

Сзади тяжело затопали: четверо выживших кинулись в погоню. Они еще не оправились от пролетевшей рядом смерти, и Куница получил малую фору. Бегом по улице, свернуть в переулок, не обращать внимания на лица в окнах… Конечно, смотрят. Всегда смотрят, пусть и исподтишка. На это он тоже рассчитывал.

Легкие жгло огнем. Он не привык так бегать, чувствуя за спиной смертельную опасность, всегда подыскивал место за углом, куда можно скользнуть и затаиться. Но от «крыс» не так легко укрыться!

Еще несколько секунд – и Куница застыл, споткнувшись. Он выскочил на маленькую площадь, охваченную кольцом темных домов. Глухим кольцом! Тупик!

Развернуться, броситься к выходу – секундное дело. Но было уже поздно.

Четверо исцарапанных, взбешенных бандита загораживали ему путь, и в их руках блестело оружие.

Куница вскинул лазпистолет, и Людокрыс ехидно улыбнулся. Конечно, будь в оружии заряд, он бы не угрожал, а стрелял сразу. В Терциусе не грозят.

– Не убежишь, – бросил главарь. Нож холодно блеснул в его руке, даже в городских сумерках. – И никто не поможет, ублюдок. Здесь никого нет.

– Здесь никого нет, – выдохнул Куница, – зато все видели, что было!

Корявая фраза. Но поняли ее правильно, и застыли.

Куница видел, как на лица четверых бандитов наползает понимание. Сперва вчетверо меньшая банда выбила пятую часть их собственной. Потом один-единственный мальчишка уничтожил три четверти оставшихся.

После такого позора «крысам» никогда не стать крутыми. Если о них и будут рассказывать, то только как о неудачниках. Никто не захочет к ним идти. Пойдут в другую банду сами – так главари запихнут их в самые низы, превратят в мелочь у других на посылках.

– Ах ты, сволочь… – потрясенно выдохнул Резак.

Куница криво улыбнулся.

– Ага. Вам конец, уроды.

Глаза Людокрыса налились кровью; он шагнул вперед, поднимая нож.

– Плевать, конец или нет, – прорычал он. – Сперва я тебя освежую и зажарю.

Куница стиснул бесполезное оружие, остро понимая – сейчас все кончится. С четверыми ему просто не совладать. Даже с полным зарядом бы не успел.

Но он хотя бы расквитался за компанию. Хоть это утешит.

– Парень, – сказал Голос. – Хочешь нож?

– Да! – выкрикнул Куница, не думая о том, как это выглядит. Поздно думать. Поздно бояться, что тебя сочтут психом.

И лишь через миг он сообразил, что Людокрыс с подручными застыли, удивленно оглянувшись.

Они тоже слышали Голос.

А миг спустя нечто вспороло уличные сумерки, и Бита рухнул на колени, завалился на бок, булькая кровью. Из его груди торчала рукоять ножа – громадного, в руках Куницы он бы казался мечом.

Некто в темноте наверху метнул его с такой силой, что пробил «крыса» насквозь, угодив точно в сердце.

На мгновение все замерли. Потом тишину разорвал жуткий крик.

Тело Кабеля словно раскрылось по десятку линий, вспенилось кровью и внутренностями; голова полетела в сторону, распялив рот в беззвучном вопле. Размытая тень за спиной «крыса» исчезла, и ошметки тела осели на мостовую, хлюпнули на камнях.

Резак сорвался с места, ринулся прочь по улице – но длинный гибкий шнур выметнулся из мрака, захватил горло беглеца, вздернул вверх. Снова вопль, отдавшийся эхом по окрестностям – и сверху посыпались куски. Рука. Уши. Пальцы. Кишки. Нетронутая голова.

Людокрыс нечленораздельно взвыл и ринулся вперед, к единственной цели, какую видел – к Кунице. Тот, едва успев стряхнуть ошеломленное оцепенение, рухнул и откатился, больно приложившись плечом о мостовую и врезавшись спиной в стену. Но главное – нож главаря рубанул по воздуху, не задев Куницу.

Людокрыс развернулся, кинулся к врагу, рыча от злости – и за спиной бандита соткалась тень.

Куница сам удивился тому, что смог распознать случившееся – ему казалось, что все удары слились в единый миг, были нанесены со скоростью молнии.

Первый – и рука с ножом отлетает прочь, расплескивая в сумерки темную кровь.

Второй – и кисть другой руки падает на землю, еще пытаясь скрести ее бледными пальцами.

Третий – и грудь Людокрыса раскрывается, словно фабричные двери, блестя белыми осколками костей, истекая темными ручьями.

Четвертый – голова бандита взрывается, разлетается серыми, белыми и красными ошметками; кусок нижней челюсти еще дергается, потом то, что осталось от Людокрыса, оседает на землю.

Громадная тень замерла, и только теперь Куница смог ее рассмотреть.

Перед ним стоял гигант, закованный в темный доспех; мальчик еще никогда не видел такого огромного человека. Слабый уличный свет тонул в черноте и синеве наплечников и кирасы, высвечивал свежие багровые пятна на длинных, блестящих когтях, играл на двойном горбе за спиной. Алые глаза пристально смотрели на Куницу, светясь немигающим ровным сиянием. Этот человек…

Нет, не человек.

Космодесантник. Воин-Астартес. Один из тех, о ком говорили все, но мало кто видел.

Куница только и смог, что потрясенно выругаться. Космодесантник шипяще рассмеялся.

– Вы… – Куница сам не знал, как вспомнил о вежливости. Наверное, когти подсказали. – Вы за мной следили.

Теперь все было понятно. Такая броня незаметна в тенях Терциуса, даже для привычных к сумеркам глаз. Бесшумные движения? Да десантник двигался так, будто доспех для него как кожа. Голос из ниоткуда? Куница понятия не имел, как называются устройства для подачи голоса издали, но был уверен, что у Астартес такие есть.

И он оглядывался по сторонам, но никогда не глядел вверх. А там, похоже, десантник и прятался.

– Следил, – космодесантник пригнулся, опершись окровавленной рукой на стену дома рядом. – Мы регулярно возвращаемся сюда, выходим в ульи – и смотрим. Ищем. Ты меня заинтересовал, парень.

– Чем? – изумился Куница.

– Внимание и концентрация. Жестокость с целесообразностью, – принялся перечислять гигант. – Умение выбирать тактику и строить ловушки. Да, тебе бы не повезло, не вмешайся я – но обычно на два десятка и не выходят в одиночку, правда?

Десантник сделал паузу, словно ожидая ответного вопроса.

– Но… для чего? – не разочаровал его Куница.

– Для чего следил? Чтобы предложить тебе два пути. Выбор за тобой.

Он наклонился вперед, глядя Кунице в лицо, скалясь решеткой шлема.

– Хочешь – оставайся здесь. Иди в другую банду или создай свою. Живи, сколько получится. А хочешь…

Теперь десантник склонил шлем набок, алые глаза блеснули.

– А хочешь – иди со мной. Стань боевым братом. Стань одним из нас. Иди к звездам и в ночь, неси страх и порядок. Если переживешь посвящение, конечно.

У Куницы перехватило дыхание, голова закружилась. Стрельба, погоня, ловушка, явление космодесантника, ошеломляющее, немыслимое предложение – не много ли для одной ночи?

Гигант не торопил с ответом, глядел на мальчика сверху вниз. Может, тихо посмеивался над растерянностью, попробуй скажи, когда лицо скрыто шлемом.

Куница покрутил головой. Это вообще все серьезно? Его, уличного вора, – в Адептус Астартес? В лучшие воины человечества?

– Но… – нерешительно спросил Куница. – Разве таких, как я… берут в космодесантники?

Гигант снова расхохотался.

– Может, в другие Легионы и не берут. Но в Повелители Ночи? С улиц Нострамо? Берут, да еще как, можешь мне поверить.

Почему-то именно смех – словно Куница спросил какую-то полную ерунду – убедил, что это не злая насмешка, не какой-то трюк невесть зачем. Ему в самом деле предлагают немыслимое – стать космодесантником, одним из воинов Его. Владыки Ночи. Того, кто принес порядок в Пять Городов Нострамо. Кто по-настоящему открыл планету для звезд.

Куница сглотнул. Поднял голову, встретившись взглядом с алыми линзами.

– Я пойду к вам, – сказал он. – Звезды, солнце, ночь, день – всюду пройду. Выживу. И вырежу сердце всем, кто против Империума.

Гигант кивнул, словно и не сомневался в ответе. А может, и впрямь не сомневался? Наверное, так. Да какой идиот променяет превращение в космодесантника на жизнь в банде?

Еще, конечно, на фабрику можно пойти. Но одна эта мысль пробирала холодом по коже. Может быть, потому десантник об этом даже не заговорил – увидел, что такая жизнь не для Куницы.

– Как тебя зовут? – прозвучал вопрос.

– Куница.

Повелитель Ночи покачал головой.

– Уличное имя брось на улице, кандидат. Как тебя зовут по-настоящему?

Куница снова сглотнул, перекатывая имя на языке. Он уже много лет не произносил его. Может, вообще бы забыл, если б не повторял каждый день перед сном.

– Фралес, – хрипло ответил он. – Фралес Асхар.

Космодесантник улыбнулся под шлемом – в этом мальчик был уверен.

– Меня зовут Зсо Сахаал, – сказал он. – Вскоре будешь звать меня командиром. Аве Доминус Нокс!

Фралес широко улыбнулся – словно стараясь повторить оскал десантного шлема. И твердо кивнул:

– Аве!

15.02.2015 – 16.02.2015

Загрузка...