Леопард в изгнании

8 — ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ ПРИШЕЛ НА ОБЕД (Балтимор, сентябрь 1807 года)

НА СЛЕДУЮЩИЙ ВЕЧЕР в восемь часов его светлость изволили явиться в губернаторский дворец. День был полон больших и малых разочарований.

В первую очередь Уэссексу понадобилось средство передвижения более быстрое, чем обычная карета. Герцог не смог взять с собой в долгое морское путешествие любимого Стрижа, поэтому пришлось обратиться в местную конюшню и нанять одну из лошадей, чтобы нанести визит мистеру Белфорду с целью купить его гунтера. Гунтер по кличке Фертер оказался здоровенным гнедым жеребцом с упрямым и непокорным нравом, но это было очень хорошо сложенное животное, чья развитая грудная клетка и мощные ноги говорили о значительной выносливости. Уэссекс купил его сразу же, заплатив чуть больше настоящей цены, и отправился на нем назад в конюшни, ведя наемную лошадь в поводу.

Сев в седло, герцог отправился в порт, чтобы довести до конца дело по разборке обломков «Грезы». Расследование так и не установило причины пожара, что вовсе не удивило Руперта. Он также сумел выяснить, что Сара — или, по крайней мере, женщина, выдававшая себя за герцогиню Уэссекскую, — прибыла в Балтимор около месяца назад на почтовом судне из Бостона, в сопровождении высокого темноволосого джентльмена. Джентльмен отплыл на голландском корабле в испанскую Флориду, а леди отправилась в город и не вернулась.

Был уже почти полдень, и Уэссекс отправился пообедать в ближайшую таверну с таинственным названием «Ружье и подвал». Ему еще не успели подать заказ, когда за его стол без всякого приглашения сел какой-то моряк.

Уэссекс насторожился, опасаясь очередного столкновения с агентом «Белой Башни». У моряка была грубая, чуть ли не пиратская рожа, светло-карие глаза и глубокий шрам на подбородке.

— Меня зовут Пендрей. А корабль мой — «Тысячелетний сокол». В порту говорят, что вы ищете герцогиню Уэссекскую.

Пендрей быстро изложил свою историю. Собственно, о герцогине он ничего не знал и мог сказать только то, что весной к нему пришла некая женщина и попросила передать для ее светлости письмо.

— Я взял его, да, и отправил. Это самое малое, что я мог сделать для соотечественницы. — Данное им описание полностью подходило под внешность Мириэль, и Уэссекс вспомнил, что Хайклеры имели земли в Корнуолле и что Мириэль там выросла.

— А герцогиня-то что, приехала? Девчушка думала, что приедет, — сказал Пендрей.

— Приехала. Но вот что случилось потом… — Уэссекс осекся.

— Это ваша посудина сгорела вчера в порту, да? Огонь был виден на море аж на две мили. Да, девчушка выглядела так, словно за ней призраки гнались. Однако характер у нее стальной, — задумчиво сказал Пендрей.

— Кто бы за ней ни гнался, скоро я его самого гонять буду, — тихо произнес Уэссекс.

— Тогда удачи вам, милорд, — сказал Пендрей, вставая из-за стола. — Я сделал то, ради чего пришел.

Уэссекс уладил еще кое-какие дела, прежде чем, мрачный и раздраженный, вернулся домой, чтобы переодеться к ужину. Этелинг еще не нашел ту девушку, которая прислуживала Саре, но гостиничные слуги были рады поделиться слухами, поэтому дворецкий герцога вскоре узнал, что ее светлость герцогиня Уэссекская исчезла между закатом и рассветом и что ее комната была заперта изнутри.

— Ты уверен? — спросил Уэссекс.

— Это вернее, чем сама истина, — заверил его Этелинг. — Дальше этого мои предположения не идут, ваша светлость. Но я сам обследовал комнаты, в которых жили ее светлость, и замок действительно меняли не позже чем месяц назад, что, осмелюсь предположить, согласуется с утверждением, что дверь взламывали.

Взломанный замок был, конечно же, несложным — всего лишь задвижка, как в комнате самого герцога. Дверь нельзя запереть, если постояльца дома нет, но когда путешественник имеет слуг, этот недостаток несуществен.

Уэссекс от всего сердца желал, чтобы в этом деле ему помогал Костюшко. У его напарника было много странных увлечений, среди них — магия. Он хотя бы мог исключить вероятность того, что Сару похитили из ее комнаты сверхъестественные силы.

— Ну и загадка, — проворчал Руперт.

Дворец губернатора представлял собой маленький кусочек Англии, перевезенный в чужую страну. Хотя построен он был менее ста лет назад, неизвестный мастер постарался придать камню и дереву, стеклу и штукатурке такой вид, чтобы здание олицетворяло всю силу и мощь самой Короны.

Прибытие Уэссекса дало повод устроить большой прием, и герцогу пришлось смириться и присутствовать на утомительном общественном собрании как раз того рода, которые он терпеть не мог. Была, правда, скрашивавшая предстоящий вечер слабая вероятность того, что виновные в поджоге «Грезы» попытаются убить его или что лорд Кью снова пошлет агентов устроить ему очередное развлечение. Хотя Уэссекс понимал, что это полнейшее мальчишество, он все же надеялся, что обе или одна из этих вероятностей реализуется. Иначе ему предстояло ужасно тупое времяпрепровождение вместо поисков жены.

Нынешним губернатором Мэриленда был Калеб Мандрагор, лорд Чизапик. Граф родился в Новом Альбионе и получил образование в Окефорде. Он был назначен на этот пост благодаря своей флегматичности, отсутствию воображения и непоколебимой верности Короне. Король Генрих однажды в конфиденциальной беседе сообщил Уэссексу, что ценность графа в том, что его поведение в любой ситуации всегда возможно предсказать. Если такие люди, как Бэрр или Уилкинсон, думали о новой структуре власти в Новом Альбионе, Чизапик насмерть стоял за интересы Короны, невзирая на собственные выгоды, которые мог бы получить в результате ослабления связей с родиной. Ему и в голову не приходило поднять мятеж или хотя бы выказать простую непокорность.

Уэссекс прибыл в Мандрагор-хаус незадолго до назначенного часа. В гостиной уже было полно народу — сливки местного общества, но, как он и ожидал, его проводили на второй этаж в библиотеку Чизапика.

— Силы небесные! Неужели в Лондоне сейчас носят такое? — воскликнул Чизапик, как только они обменялись обычными любезностями. Граф вставил в глаз монокль и критическим взглядом окинул туалет Уэссекса.

Оба они были в шелковых чулках, коротких брюках до колена и вечерних фраках модного покроя, но объемистое тело Чизапика было затянуто в бледно-голубой атлас и парчу, а на голове его был соответствующий случаю парик. Уэссекс был без парика, в безукоризненно строгом фраке из тонкого сукна с шелковой отделкой. Ослепительно белый шейный платок, заколотый жемчужной булавкой, был столь же безупречен, как и жилет из гладкого атласа жемчужно-серого цвета. Столь же простыми были и пуговицы фрака. Уэссекс не надел никаких украшений, кроме своей герцогского перстня с печаткой, если не считать жемчужной булавки и элегантного брелока для часов.

— Не все, — согласился Уэссекс — Принц Джейми — один из первых, кто начал так одеваться. Хотя многие полагают, что настоящий основатель подобного стиля — его камердинер Бруммель.[53]

— Хм… Ну что ж, могу я предложить вашей милости стакан шерри перед обедом? Это последняя бутылка из той партии испанских вин, что я закупил в прошлом году, и Бог весть, когда я сумею достать еще. Черт бы побрал эту проклятую войну, из-за нее жизнь становится просто невыносимой!

— Понимаю, — с сочувствием пробормотал Уэссекс и покорно принял стакан шерри — даже он был вынужден согласиться с тем, что вино более чем приличное. Теперь, когда Испания признала Наполеона — и, что еще важнее, когда де Шарантон взял за глотку порт Нового Орлеана, — нелегальная торговля между Луизианой и Новым Альбионом, на которую король Генрих и его министры смотрели сквозь пальцы, прекратится.

Уэссекс заставил себя поддерживать пустой разговор, пока губернатор не приблизился наконец к предмету их приватной беседы.

— Знаете, ваша милость, люди вашего ранга редко приплывают в Новый Свет ради удовольствия. Жаль, что письмо о вашем прибытии до нас не дошло и мы плохо подготовились к встрече столь высокопоставленного гостя. Мне также жаль, что ваш визит был оплачен столь высокой ценой.

— Я уверен, что легко приобрету другой корабль, милорд. Но, боюсь, мой визит в вашу прекрасную страну вызван не только желанием попутешествовать. На самом деле я приехал в некоторой спешке.

— О да. Вы о той молодой даме, что нанесла мне визит не более трех недель назад?

— О моей жене, — сказал Уэссекс тоном, не допускавшим никаких дальнейших дискуссий на эту тему.

— Я, конечно же, сделал все, чтобы ей помочь, — сказал граф, слегка меняя направление «прощупывания» гостя. — Мне было бы очень неприятно, если бы о Балтиморе говорили как о городе, в котором люди вот так запросто… исчезают.

— Не могли бы вы рассказать мне, что именно она искала? — спросил Уэссекс. Тон его снова стал дружелюбным, и лорд Чизапик с радостью откликнулся:

— Она искала сведения о молодой женщине, которая недавно проживала в одной из самых непрезентабельных гостиниц нашего чудесного города. Она не могла назвать нам имени, но сделала весьма хороший набросок.

Граф достал листок пергамента из чайной коробки, стоявшей рядом с ним на столике, и протянул его Уэссексу. Герцог посмотрел на рисунок. Девушка, изображенная Сарой, была действительно очень похожа на Мириэль Хайклер-Капет.

— Я ее знаю. Это дочь графа Рипона, подруга ее светлости. Мы боялись, что леди Мириэль стала жертвой некоего… беспринципного авантюриста. — Уэссекс немного смущался, характеризуя таким образом Луи, поскольку он считал весьма вероятным, что юного короля уже нет в живых. Если за четыре месяца со дня его исчезновения не появилось никаких слухов о нем, то вряд ли можно прийти к другому выводу.

— Мне очень жаль, что я не смог оказать ей подобающей помощи. Но такой человек не попадал в поле зрения властей Балтимора или прилегающих областей, и не было обнаружено неопознанных трупов, подходящих под данное описание. Я предложил ее светлости послать запрос в Бостон и Нью-Йорк, но ее светлость были уверены, что леди Мириэль в Балтиморе.

— Я тоже был в этом уверен. Но возможно, она уехала, — небрежно предположил Уэссекс, чтобы не открывать степени своей заинтересованности в этом деле.

— Если бы она отправилась морем, то была бы запись.

«Если бы она путешествовала под собственным именем или по собственной воле», — мрачно подумал Уэссекс.

— А она могла уехать по суше?

— Женщина? Одна? — граф вздернул брови. — Дорогой мой герцог, вокруг города нет дорог, о которых стоит говорить. Кроме того, город окружен местными племенами, которые ведут тут себя как дома! Она могла уехать только морским путем. Если только не отправилась к индейцам, уж поверьте мне.

— Думаю, вы правы, — неохотно согласился Уэссекс. Казалось, следы Мириэль затерялись так же, как и следы ее супруга.

— А ее светлость присоединится к нашему обществу сегодня вечером? — осведомился граф.

Уэссекс немного помедлил, злясь в душе, что так легко попался.

— Да, я уверен, что присоединится. Знать бы только, где она. Но мне кажется, что она последовала за леди Мириэль. Как жаль, дорогой мой Чизапик, что вы так опрометчиво лишили нас общества нескольких юных леди. На вашем месте я постарался бы не упустить шанс, — сказал Уэссекс, искусно превратив любезность в колкость.

На торжественном обеде помимо балтиморской знати присутствовали и несколько представителей местной аристократии, носивших шелк и перья белой цапли столь же непринужденно, как их европейские собратья — свои наряды.

Уэссекс рассказывал английские новости, краем глаза наблюдая за своими соседями за столом. Граф сказал, что никто не может покинуть Балтимор по суше без помощи местных племен, а Сара, как помнил Уэссекс, говорила о том, что у нее есть связи с каким-то местным народом. Может быть, исчерпав все обычные способы поиска своей подруги, она обратилась к туземцам?

В то же время его разум изощренного политика подхватывал все осколки информации и складывал их в более или менее связную мозаику. Жестокое правление де Шарантона создаст еще больше беспорядков на границе с Луизианой, и этим воспользуются самые радикальные политические фракции в Новом Альбионе.

Но пока Сара не нашлась, ему не было до этого дела. Уэссекс с каким-то смутным удивлением понял, что готов послать к чертям собачьим всю сложную расстановку сил на политической шахматной доске Нового Света, если это гарантирует безопасность его жены.

Эта мрачная мысль, впрочем, не удержала его от попыток переговорить за обедом с сидевшим напротив джентльменом из племени кри.

По окончании трапезы леди Чизапик увела всех дам в маленькую гостиную, предоставив мужчинам возможность услаждать себя портвейном, зеленым сыром и грецкими орехами. Разговор сразу стал свободнее и перешел на мрачные перспективы, связанные с ситуацией в Новом Орлеане.

Этот порт всегда был местом средоточения самой нечистой магии, а репутация де Шарантона бежала впереди него. Собравшиеся опасались чего-то большего, чем мятеж местных племен или восстание освобожденных рабов. Они страшились тех самых черных сил, с помощью которых Тюдоры свергли Плантагенетов с английского престола несколько столетий назад.

Уэссекс принимал в беседе лишь внешнее участие, стараясь подсесть к купцу-кри, которого он заметил еще за обедом.

Сэр Белый Барсук по обычаю местных племен носил длинные волосы, но во всем остальном походил на образованного английского джентльмена, даже говорил по-английски без намека на туземный акцент. Из разговоров за столом Уэссекс понял, что Белый Барсук занимался торговлей и его дворянское звание было признанием его значительных доходов.

— Могу ли я поговорить с вами, сэр Белый Барсук?

— Честно говоря, ваша милость, я тоже этого хотел бы. Но, боюсь, здесь не место. Знаете деревню кри к западу от города, вдоль по реке?

— Найду, — коротко ответил Уэссекс.

— Тогда приезжайте сегодня вечером после обеда, — сказал Белый Барсук. — Сдается, у меня есть для вас новости. Письмо.

Часы на башне суда пробили половину второго, когда Уэссекс покинул Мандрагор-хаус.

Если это ловушка, то слишком уж легко он в нее идет, он сам это понимал. Но пока он не замечал никаких признаков опасности; таким образом, оставалось только гадать, что будет впереди. Местные племена мало что интересовало за пределами их земель. Вряд ли Белый Барсук — французский агент, а тем более английский.

Нет, подумал Уэссекс. Самое худшее, что может его ждать, так это засада, устроенная приятелями Томаса Рена.

Он на минуту заскочил в «Королевский Балтимор» чтобы переодеться в костюм для верховой езды и вооружиться различными хитроумными приспособлениями на случай неприятностей. Когда он оделся, Этелинг привел из конюшни Фертера, и в два часа Уэссекс уже скакал в деревню кри. Его вторая, тайная жизнь приучила его не удивляться встречам, назначенным в темное время суток.

Дорога в деревню шла по опушке леса — широкая, отмеченная побеленными известью камнями, с нее было трудно сбиться даже ночью. Это радовало, потому что здоровенный гнедой явно выражал свое недовольство тем, что его среди ночи погнали неведомо куда по какому-то дурацкому делу. Уэссексу пришлось постараться, чтобы удержать коня на дороге и заставить идти ровно. К своему неудовольствию, ему пришлось постоянно пускать в дело хлыст и шпоры, а гунтер в ответ косился и храпел.

Ночь была спокойной, ее прохлада приятно освежала после жаркого дня, и лишь далекий собачий лай нарушал тишину. Когда дорога свернула в лес, Фертер замедлил шаг, тщательно выбирая путь в темноте. Здесь Уэссекс уже не осмеливался его подгонять, потому как не знал дороги. Он уже решился было двигаться черепашьим ходом, но тут увидел впереди свет. Через несколько мгновений выяснилось, что это фонарь, висевший на крюке перед входом в маленький домик на окраине деревни кри.

Когда они с Костюшко были в Новом Свете в первый раз и путешествовали вместе с жителями Нового Альбиона, Уэссекс познакомился с деревнями туземцев, их планировкой и архитектурой, являвшей собой смесь традиционного и европейского стилей. Он легко нашел дом Белого Барсука, спешился и привязал Фертера к ограде. Достал из седельной сумки пистолет и сунул его в карман сюртука, прежде чем подняться на крыльцо. Внутри небольшого домика горели свечи, дверь была открыта.

— Заходите, ваша светлость, — сказал Белый Барсук.

Интерьер дома, в отличие от его внешнего вида, оказался совершенно в традициях кри. Стены были увешаны раскрашенными щитами, вдоль стен стояли сундуки и лежали различные свертки. Хозяин дома восседал на волчьей шкуре лицом к двери. Его вечерний костюм очень контрастировал со всей обстановкой. Уэссекс сел так, чтобы и дверь, и окна дома оставались в поле зрения.

— Не думаю, чтобы вам понравился черный напиток моего народа, но я готов предложить вам вино или бренди, ваша светлость, — сказал джентльмен кри.

— Вы очень любезны, — ответил Уэссекс — Стаканчик бренди был бы очень кстати.

Хозяин достал знакомую широкую бутылку зеленого стекла и щедро налил бренди в два серебряных стаканчика, позолоченных внутри. Оба молча выпили.

— Вы ищете герцогиню Уэссекскую, — наконец проговорил Белый Барсук.

— Да. Я подумал, что она могла прийти к вам.

— Точнее, мы пришли за ней, поскольку с Дымящихся Гор прибыли наши старшие братья, следуя за видением, посланным их предводительнице духами. Дочь Ветра сказала, что вскоре появится некая англичанка и подтвердит правоту ее слов.

Белый Барсук пристально смотрел в лицо Уэссексу, выискивая хотя бы намек на недоверие, но Уэссекс привык к обычаю местных уроженцев следовать за знамениями, которые являлись им во сне, и ничего не сказал. Его тревожило другое. Сахойя была духовным вождем союза племен, жившего в нескольких сотнях миль к западу от Балтимора. Какое же дело могло у нее быть к Саре?

— Сахойя сказала, что женщина, которая одновременно кри и не кри, будет направлена к нам Праотцем Медведем и что мы должны ей помочь, если хотим помочь себе. И такая женщина действительно пришла.

— Сара, — сказал Уэссекс.

— Так она называла себя. Сахойя сказала правду, поскольку ее милость была знакома с нашими обычаями. Она искала пропавших друзей, и Сахойя тоже искала их с помощью могущественного колдовства. Чего им удалось достичь вместе, я не могу сказать, но они и Встречающий Рассвет, сын нашего вождя, в прошлое полнолуние отправились отсюда на юг. Она оставила письмо, но вождь боялся того, что смогут в нем прочесть англичане, и потому приказал сжечь его, не распечатывая.

На миг отчаяние овладело Уэссексом, так, что он почти забыл обо всем, что успел узнать, но приобретенная за долгие годы дисциплина заставила его взять себя в руки. Луна была почти полной. Где бы ни находилась Сара, он отстал от нее почти на месяц.

— Мне нужно отыскать их! — в волнении воскликнул Уэссекс.

Белый Барсук красноречиво пожал плечами и развел руками.

— Если вы не собираетесь рассказать мне, где она, то зачем вообще что-то рассказывали? — спросил герцог, с трудом сдерживая свой буйный нрав.

— По той же причине, по которой вождь сжег письмо. Так что оставьте это дело как есть. Ее светлость — женщина знатная, и если вы обратитесь к губернатору с просьбой найти ее среди Народа, губернатор по вашей просьбе пошлет сюда солдат. Народ испугается, что войска посланы, чтобы выгнать нас с наших земель, как было в старину после прихода ваших кораблей. Я надеялся, что, узнав о том, что ее светлость действует по собственной воле, вы прекратите поиски.

Уэссекс знал, что существует хрупкое равновесие между интересами европейцев и туземцев Нового Альбиона. Но если Британия рассматривала колонии как рынок сбыта европейских товаров в обмен на сырье этих богатых и плодородных земель, то другие считали эту страну своей родиной… родиной, из которой нужно выгнать оккупантов.

— И вы действительно думаете, что я оставлю все как есть? Если вы не знаете, куда увезла ее Сахойя, то другие должны знать, — решительно заявил Уэссекс.

— А вы станете вмешиваться в дела Народа? Белый Вождь за великой водой сказал своим людям, чтобы те оставили нас в покое, — ответил Белый Барсук.

— Но это не касается моей жены, — Уэссекс вздохнул. — Скажите мне, куда она отправилась, и я последую за ней. Не ставя в известность губернатора лорда Чизапика. Я обещаю. Если вы мне откажете, то станете для меня врагами. А если исчезну и я, то неприятностей у вас будет больше, чем вы способны себе представить, — добавил он, уловив чутким слухом шорох крадущихся шагов за стенами дома.

— Такого не случится, если ты отправишься в Новый Орлеан вместе со мной, — послышался сзади голос Костюшко. — Будь хорошим мальчиком, Уэссекс, и держи руки на виду, чтобы мы с Реном могли их видеть.

Уэссекс оглянулся и увидел, что Костюшко нацелил на него пистолет.

— Понимаете, тут есть задняя дверь, — вежливо сказал напарник Уэссекса. — Заходите, мистер Рен. Вы пугаете лошадей.

Томас Рен вошел в переднюю дверь. Лицо его по-прежнему носило следы вчерашней схватки с Уэссексом. Он был собран и даже побледнел от напряжения. Уэссекс мог только надеяться, что парень со страху не выстрелит из винтовки.

— Я думал, ты уже уехал, — удивился герцог.

— Ненавижу путешествовать в одиночестве, — ответил Костюшко, — поэтому я шел по твоему следу. Если леди Уэссекс пропала, то я подумал, что ты этот факт учтешь. Я готов помочь тебе найти ее.

— Тогда уходи отсюда, — посоветовал ему Уэссекс.

— Увы, — покачал головой Костюшко с непривычно суровым видом. — Тут ее нет, Руперт. Я уже поговорил с сахемом и Мак-Гилливрэем. Никто не знает, куда они ушли. Знают только то, что Сахойя взяла с собой достаточно припасов для долгого пути. Мак-Гилливрэй считает, что они направляются в Луизиану.

— Тогда я иду за ними, — упрямо ответил Уэссекс. — Она лишь на месяц опережает нас. Я перехвачу ее прежде, чем она доберется до города, и…

— Леди Уэссекс сама о себе позаботится, — заявил Костюшко. — Я скажу даже больше, дорогой мой друг. Ты никогда не сможешь передвигаться по этой земле так быстро, как индейцы. Но я в любом случае туда еду. Поезжай со мной в Новый Орлеан, и мы добьемся признания от де Шарантона. Он может что-то знать. И возможно, мы найдем там Сару, прежде чем начнется заваруха.

Уэссекс лишь покачал головой.

— Хотелось бы мне, чтобы ты не упрямился, — печально сказал Костюшко. — Но мы были уверены, что ты все же откажешься.

Уэссекс ощутил укол тревоги и потянулся к пистолету. Никто из этих агентов «Белой Башни» не пытался стрелять и даже не скрывался. Почему?

Он неловко схватил пистолет, затем вдруг уронил его. Оружие упало на пол, порох высыпался серебристой струйкой.

— Вы меня опоили… — заплетающимся языком пробормотал Уэссекс. Все поплыло у него перед глазами.

— Для твоей же безопасности. Уверен, что в другой обстановке ты согласишься, — услышал он голос Костюшко.

Уэссекс попытался встать на ноги — и упал, теряя сознание и смеясь над собственной глупостью.

Он очнулся со смутным воспоминанием о тряской поездке в седле. Воздух пропах керосином и спиртом. Правда, голова болела не от этого. Откуда-то постоянно доносился глухой ритмичный гул, но Уэссекс никак не мог понять, что это шумит. Пол под ним вибрировал.

Он вздохнул и сел. Как и следовало ожидать, он был скован по рукам и ногам. Светало. Над головой трепетал от ветра навес, установленный на палубе корабля. На одном из чемоданов сидел Костюшко и бесстрастно наблюдал за ним.

Но Уэссекс забыл все, что собирался высказать своему напарнику, как только получше огляделся вокруг, поскольку прямо перед собой увидел одно из удивительнейших зрелищ, какие только встречал в жизни.

Он находился на юте небольшого открытого судна. Посредине палубы возвышалась какая-то будка, и через открытую ее дверь Уэссекс заметил огонь топки. Что-то монотонно клацало без остановки. Труба изрыгала черный угольный дым, осыпая воду позади судна сажей и угольной пылью. За обоими бортами вращались водяные колеса высотой больше человеческого роста, толкая корабль вперед.

— Неужто ты поставил на корабль паровой двигатель? — недоверчиво произнес Уэссекс. Паровые двигатели были известны еще с семидесятых годов,[54] и первая попытка приспособить их для нужд мореплавания была осуществлена несколько лет назад,[55] но он и понятия не имел, что техника так сильно продвинулась.

— Да это всё наши умники, — скромно потупился Костюшко. — А сейчас будет первая настоящая проверка. Подумай только — мы доберемся до Нового Орлеана менее чем через две недели. Проведем «Короля Генриха» вниз по Миссисипи и поставим на прикол выше города. Когда настанет время удирать, тот, кто станет нас преследовать, будет вынужден бороться с течением, а мы с помощью нашего парового двигателя полетим, словно на орлиных крыльях!

— Что-то ты запутался в метафорах, — невинно заметил Уэссекс — Наверное, ты хотел сказать — словно на спине дельфина? — Голос его осип после долгого сна, но новости, которые поведал ему Костюшко, подняли настроение. Если они прибудут в Новый Орлеан через пару недель, то вполне вероятно, что перехватят Сару, если, конечно, она туда направляется. — Надо бы надавать тебе как следует за твое шулерство.

— Да ладно, мне уж надоело прятать карты в рукаве, — отмахнулся Костюшко. — Хочешь кофейку? — Он достал большую флягу, обтянутую кожей.

— На сей раз без подвоха, надеюсь? — с подозрением спросил Уэссекс.

— Да что ты, разве я посмею? Через несколько миль и кандалы, кстати, снимем. Конечно, я даже не буду просить тебя дать слово.

— Да уж, — осклабился Уэссекс. Фляга была теплой и согревала руки, и он с удовольствием отпил несколько глотков. Затем снова лег и стал из-под полуопущенных век смотреть на реку, обдумывая свои планы.

Сара, Дочь Ветра и Встречающий Рассвет шли на юго-запад по прекрасной девственной земле, которой едва коснулась рука европейских завоевателей. Здешнее раздолье манило ее так, как никогда не привлекали ухоженные сады Англии. Это было то наследие, ради которого она родилась.

Почему она не отправилась к своим родичам кри, когда потеряла родителей, вместо того чтобы идти в бесплатные служанки к своей кузине Мешэм? Племя нашло бы ей место в своем обществе, и она сейчас могла бы уже баюкать своего первенца, а не скитаться в дикой глуши ради какого-то безнадежного дела. Она могла быть счастлива с Встречающим Рассвет.

Эта мысль не принесла Саре успокоения, а лишь пробудила мучительное чувство неудовлетворенности. То, что у нее с мужем не было детей, глубоко тревожило Сару, хотя они с Уэссексом никогда не разговаривали на эту тему. Казалось, ему все равно, что его титулы и звания перейдут к кому-то другому, ладно, пусть так, ей тоже было наплевать, но она хотела ребенка, просто ребенка, не наследника герцогского титула. Брак без детей — несчастливый брак, как бы супруги ни любили друг друга.

А она в самом деле любила Уэссекса, хотя часто ей это казалось совершенно невозможным. Хотя ей и грустно было признать, что все, что могло бы быть между ней и Встречающим Рассвет, утрачено, все это оставалось лишь теоретическими рассуждениями. Она не собиралась заводить роман, хотя молодой воин-кри ясно дал ей знать, что она ему небезразлична. И что вообще делает она здесь, в глуши?

«Все правильно, я должна», — решительно сказала себе Сара.

— Мы входим в земли нумакики, — сказала как-то утром Дочь Ветра. — Нам надо быть осторожнее, поскольку знамения убедительны, хотя их трудно истолковать.

— А кто такие нумакики? — спросила Сара, занимаясь обычными утренними обязанностями. Сначала надо разжечь костер, сварить утреннюю похлебку и положить угли в горшок, чтобы взять их с собой в дорогу, — простая работа, с которой справится любой охотник, и Сара делала все, даже не задумываясь.

— Это странный народ, который давным-давно пришел с юга. Их сказители говорят, будто бы они пришли из страны восхода и что они были изгнаны из-за великого зла, содеянного их предками. Когда мы впервые столкнулись с ними, нам показалось, что они поражены либо болезнью, либо проклятием, поскольку их волосы, кожа и глаза были бесцветными. — Сахойя криво усмехнулась. — Прямо как у тебя, Сара, или у других англичан.

— Нумакики — англичане? — спросила Сара, совсем запутавшись.

— Нет, — ответила Дочь Ветра. — Нумакики — это нумакики. Сиу называют их на своем языке майданами, что означает «люди». Он поклоняются незримому ветру, который заглядывает в души людей, дабы наградить их или покарать, так они говорят, и свои тайны они сурово охраняют, хотя все же ведут торговлю с сиу Арикары и еще некоторыми племенами на юге, такими как чоктавы или натчезы. Нам повезет, если мы сумеем незаметно пересечь их земли.

Однако везло им в это день не слишком. Прежде чем солнце поднялось достаточно высоко, у Сары возникло ощущение, что за ними следят.

Тропа привела путников к берегу широкой реки. Сахойя сказала, что вдоль нее они могут идти и идти много миль. Сара знала, что здесь, в диких местах, реки все равно что дороги, так и эта река — естественный путь, связывавший поселения и фактории. Но ей не было известно, забираются ли торговцы так далеко на запад, поскольку Новый Альбион казался страной, которая по большей части оставалась пока в руках ее прежних владельцев.

— За нами идут, — очень тихо сказал Встречающий Рассвет, чтобы слышала только она одна. Его зоркие обсидиановые глаза сверкнули, и он метнул взгляд вправо, показывая, где скрываются их преследователи. Дочь Ветра шагала вперед с невозмутимой уверенностью в том, что какая бы опасность там ни таилась, ее она не коснется. Хотя Сара и восхищалась чародейкой криков, она была вынуждена признаться самой себе в том, что Сахойя не очень-то ей нравилась.

— Знаю, — прошептала Сара в ответ. — Может, просто наблюдают. Когда увидят, что мы не опасны, оставят в покое.

— Может быть, — мрачно произнес Встречающий Рассвет.

Они несколько часов шли на юг, не выпуская из виду великой реки.

— Это неправильно. — Сахойя вдруг остановилась и показала на горизонт.

— Что там такое? — спросила Сара и тут поняла все сама. Запах дыма. — Где-то неподалеку жилье, — медленно проговорила она.

— Тут не должно быть поселений, разве что я ошиблась дорогой, — ответила Сахойя. — Боюсь, что это город нумакики. Я хотела вывести вас к реке на несколько миль ниже города, но, боюсь, нас гонят прямо к его воротам. Как охотник загоняет дичь в ловушку.

— Но мы же не сделали ничего дурного, — удивилась Сара. — Нам всего-то надо спокойно пройти через их земли.

— Возможно, нам это разрешат. Я верю духам, которые ведут нас, — сказала Сахойя с некоторым смятением, — и они привели нас сюда.

— Англичане говорят — все к лучшему, — попыталась успокоить ее Сара. — Может, мы должны встретиться с нумакики и что-то узнать от них?

Сахойя отвернулась и пошла вперед, всем своим видом выражая сомнение.

Очень скоро Сара поняла причину молчания Сахойи. Перед ними на низком острове посреди быстрой реки стоял город, какого Сара не могла себе даже представить. Он был больше любого индейского поселения, о каких она слышала. В его стенах могли жить сотни, даже тысячи людей. Впечатление было такое, что египетский храм, или средневековый город, либо некая безумная смесь одного с другим каким-то образом была перенесена в сердце этой даже не нанесенной на карту земли.

— Что это? — остановившись, спросила Сара. — Кто это?

— Колдуны… сумасшедшие… не знаю. Но без их согласия дальше нам не пройти, — ответила Сахойя.

Даже отсюда маленький отряд увидел часового, стоявшего на высокой каменной стене на одной из каменных башен, окаймлявших город, и, что еще важнее, часовой тоже наверняка заметил их. Сара прищурилась, заметив серию ярких вспышек на ближайшей башне.

— У них гелиограф! — воскликнула она.

— Он подают знаки воинам, преследующим нас, — недовольно ответила Сахойя.

Через несколько мгновений люди, следовавшие по пятам за Сарой и ее спутниками, появились перед ними. Их было двенадцать, высоких мужчин, вооруженных круглыми, покрытыми корой щитами и длинными копьями. У многих были светлые волосы и глаза. На голове вождя красовалась странная круглая шапочка из раскрашенной кожи, кусок такой же кожи сзади прикрывал ему плечи. Вождь выступил вперед и развел руки дружеским жестом, чуть поклонился и заговорил на непонятном путникам языке.

Сахойя повторила его жест и заговорила сначала на родном языке, затем на языке кри, наконец по-английски, но было очевидно, что он понимает ее не больше, чем она его. Сара заговорила с ним по-французски — с тем же успехом.

Воины — не то почетная свита, не то конвой — окружили путешественников и повели их к реке. Сара и ее спутники не имели выбора и потому последовали за провожатыми. Скоро они увидели, куда их ведут.

На берегу лежал плот из неошкурепных бревен, покрытых гладкими досками. Два кожаных каната тянулись от двух крепких столбов частокола к двум таким же столбам, глубоко вбитым в глинистый берег, образуя поручни без моста. У плота стоял еще один воин-нумакики, и, к удивлению Сары, на поясе у него был меч. Не рапира, которую обычно носил Уэссекс, а широкий плоский меч, как у рыцарей из волшебных сказок. Когда воин их увидел, он начал готовить своеобразный паром к отплытию, перебрасывая деревянные крючья через канаты и вставляя шесты толстыми концами в проделанные для этого отверстия в бревнах.

Когда все пассажиры взошли на борт, паромщик оттолкнулся от берега длинным березовым шестом. Два воина по обе стороны плота схватились за канаты, и таким образом плот двинулся. Быструю реку они пересекли безопасно.

На берегу их встретила другая группа нумакики с мечами. Вблизи каменные башни впечатляли еще больше, чем издали. Огромные гранитные блоки были отполированы до гладкости, как речная галька, и плотно прилегали друг к другу, почти без щелей.

— Как думаешь, что им от нас надо? — спросила Сара. Дочь Ветра покачала головой. Она была в таком же замешательстве, как и герцогиня.

Их повели по дороге к воротам в частоколе. Когда ворота при помощи хитроумного механизма, состоявшего из веревок и воротов, плавно открылись, перед глазами путешественников предстала изумительная перспектива — обширный средневековый город, полностью из камня. Сара видела, что Сахойя и Встречающий Рассвет поражены не меньше, чем она, — ведь никто из них никогда ничего подобного не видел. Даже Лондон, в котором было множество впечатляющих зданий, по сравнению с этим гигантским городом казался просто грудой развалин.

Город концентрировался вокруг открытой центральной площади, и, когда их повели в ту сторону, Сара увидела, что в середине ее возвышается огромная пирамида с плоской вершиной. Наверху стояла хрупкая фигурка в длинном белом платье. Сара нахмурилась — она просто не могла в это поверить. Но в этой фигурке было что-то такое знакомое…

— Сара! — воскликнула Мириэль. Она помчалась вниз по ступеням, черные волосы ее развевались по ветру. Девушка бросилась к Саре в объятия. — Ну и вид у тебя! Я поначалу приняла тебя за индианку в этом костюме, но это все же ты!

Удивленная и обрадованная встречей с подругой, Сара прижала ее к себе.

— Мириэль! Что… как…

Мириэль высвободилась из ее рук и, оживленно жестикулируя, заговорила с окружавшими их воинами — нумакики на их языке. Сара с изумлением рассматривала подругу. Мириэль была в длинном белом безрукавном платье из домотканого полотна, поверх него на плечи ее был наброшен алый кожаный плащ. Волосы охватывал тонкий золотой обруч, а на шее висел грубый золотой крест.

— Они не причинят вам зла, — через мгновение успокоила она Сару. — Я сказала им, что у тебя есть Библия. Но кто твои друзья?

— Ты можешь разговаривать с ними? — изумленно спросила Сара. Мириэль совсем не походила на робкого серого мышонка, какой Сара знала ее два года назад. Перед ней стояла не прежняя изнеженная девица из знатной семьи, не имевшая воли, чтобы сбежать от амбициозных и далеко идущих планов ее дядюшки.

— Конечно, — казалось, Мириэль забавляло изумление Сары. — Они же говорят на латыни.

— Поначалу я испугалась до смерти, пока не поняла, на каком языке они говорят, — рассказывала им Мириэль позже. — Я знаю, что многие, кому довелось случайно набрести на их город, были убиты. Такая же участь могла постичь и меня, если бы я не осознала, что понимаю их язык, — призналась девушка.

Путешественников поместили в каменном доме для гостей неподалеку от большой пирамиды, и старик, которого Мириэль называла «пресвитер» или вождь, щедро угостил их. Мириэль стала их переводчиком, так что теперь к ним относились куда дружелюбнее, хотя оружие и имущество отобрали. Сара очень горевала по своей бэйкеровской винтовке.

С ними обходились как с почетными гостями — уж Сара-то знала разницу между таким приемом и той враждебностью, которую она ожидала встретить в любом поселении индейцев.

— Но как ты сюда попала? — спросила она Мириэль. — Я приехала в Балтимор, чтобы отыскать тебя, а когда ты исчезла, я подумала, что ты отправилась в Новый Орлеан искать Луи, и последовала за тобой. Или думала, что последовала.

«А почему же ты иначе уехала, если не на поиски мужа?»

— О нем есть вести? — быстро спросила Мириэль, и Сара увидела в глазах молодой женщины то затравленное выражение, которое оставляют долгие мрачные ночи без сна, полные тревоги. Она печально покачала головой и увидела, как во взгляде подруги тает надежда.

— Стало быть, он в руках Господних, — тихо проговорила Мириэль. — А я… я здесь по иной причине. Но я должна добраться до Нового Орлеана, как только смогу уехать. У меня… у меня тут долг.

— Ты должна все нам рассказать, леди Мириэль, — вежливо сказала Дочь Ветра.

— Расскажу, что смогу, — осторожно обещала Мириэль.

Латынь этого народа за многие годы, даже столетия изоляции так исказилась, что Мириэль лишь через несколько недель поняла, на каком языке говорят эти люди. Поначалу захватившие ее дикари понимали ее сбивчивую церковную латынь не лучше, чем она их странный смешанный язык, но вскоре ее ухо привыкло к их речи. На второй день ее заключения пресвитер вернул ей четки и остался послушать ее молитвы. Это и вернуло ей свободу, поскольку позже она узнала, что четки были среди сокровищ, которые нумакики охраняли, хотя давно уже забыли их предназначение.

Именно пресвитер, Сверкающее Копье, показал ей сокровищницы их народа, полные золота и драгоценных камней европейского происхождения, которых хватило бы, чтобы выкупить сотни королей. Что за поворот судьбы занес сюда королевские сокровища, Мириэль не ведала, но она рассказала Сверкающему Копью все, что знала о тех предметах, которые он охранял столь же истово, как и его праотцы, а также о странах, откуда родом были эти сокровища. Хотя она и спрашивала, никто среди жрецов не мог ей ничего рассказать о том, где нумакики жили до того, как поселились здесь, и о том, каким образом эти сокровища попали к ним в руки.

С помощью пресвитера Мириэль довольно сносно устроилась в городе нумакики. После освобождения она была служанкой в храме вместе с благородными девушками. Вместе с ними она как-то раз прислуживала на церемонии, которой дряхлый пресвитер встречал каждую зарю, и с печалью и ужасом узнала в ней искаженную святую мессу, в течение веков превратившуюся для этих людей в полную абракадабру. Не в силах молчать, Мириэль заговорила со старым священником об истинной вере, туманным отзвуком которой был его обряд, но она не была церковнослужителем и не могла обучить пресвитера великим таинствам, хотя и нашла в нем друга, умного и любознательного, который был рад всякому новому знанию.

Наконец, проникнувшись к нему высоким доверием, она даже поделилась с ним своим видением — о том, как ангел призвал ее к служению, как он привел ее в эту глушь, чтобы она нашла Грааль и забрала его у прежних хранителей.

Но хотя Сверкающее Копье не сомневался в словах Мириэль, Первый Меч — младший из двух священников, которых она встретила, попав в город, — не поверил. Первый Меч не желал даже слышать о том, чтобы отдать Грааль в чужие руки, и заявлял, что все эти видения — только уловка, чтобы отнять у нумакики их сокровища. В конце концов спор решили с позиции силы — Первый Меч не отдаст сокровище, а Мириэль проведет остаток дней своих служанкой нумакики.

Она обратилась к Богу с мольбой указать ей путь, и, когда появилась Сара, Мириэль показалось, что на ее молитвы ответили. Но после первого взрыва радости от встречи с друзьями Мириэль была вынуждена признать, что в ее положении мало что изменилось. Она по-прежнему оставалась пленницей, ее дело не было завершено.

В рассказе друзьям она много о чем умолчала. Она ничего не сказала им об ангелах, которые направили ее в эти дебри. И ни словом не обмолвилась о Граале.

Они проговорили допоздна. Мириэль нарочно тянула до той поры, пока над городом не поплыл вечерний звон. Одной из причин, по которой ей разрешили пойти к друзьям, было то, что после она должна была все рассказать Первому Мечу. Младший жрец нумакики хотел выглядеть всесильным, и на сей раз его тщеславие и надменность сослужили ей службу. Но она добилась лишь краткой отсрочки и очень опасалась, что поутру Первый Меч решит, что Сара, гордая женщина-вождь криков, и воин-кри угрожают его власти. Тогда их головы будут вывешены рядом с головами других врагов у ворот города.

Она должна каким-то образом предотвратить это. И отобрать у него Чашу прежде, чем ей придется объяснять Саре, что она не может уйти без Грааля.

Как всегда, вернувшись в храм, Мириэль пошла прямиком к Чаше.

Грааль по-прежнему сиял в лучах закатного солнца. За право обладания им сражались и умирали люди, из-за него возникали и рушились империи, но золото, в которое люди оправили его, лишь подчеркивало его предельную простоту, красоту веши, созданной для того, чтобы послужить той цели, для которой она была предназначена.

— Ты ее не получишь, Зеленый Камень. Мириэль даже подскочила от неожиданности, услышав, как Первый Меч называет ее тем именем, под которым она была известна среди нумакики. Она повернулась к жрецу.

Первый Меч стоял в густой тени. Тусклый отблеск свечей падал на его медную кожу, а глаза его были не видны во мраке.

— Я не для себя ее прошу, для Бога, — напомнила ему Мириэль.

— Твой бог! Кто он такой, чтобы требовать наше сокровище? Когда оно уйдет от Народа, Народ тоже исчезнет, так говорит нам древняя мудрость. Ты хочешь нам отомстить?

— Я никому не собираюсь мстить, — устало ответила Мириэль. Она очень хотела спросить, что случилось со Сверкающим Копьем, поскольку знала, что старый священник обычно бодрствует над Чашей на рассвете и закате, но она не хотела доставить Первому Мечу такое удовольствие.

— Ты хочешь украсть Чашу, — повторил он.

— Я исполняю веление Господа, — твердо ответила Мириэль.

— А твои друзья? Эти соглядатаи, которых ты навела на нас? Можешь не рассказывать мне, что они сегодня тебе наговорили, — я все равно не поверю.

— Если ты тронешь их, Первый Меч, ты обретешь могущественных врагов среди граждан Нового Альбиона, — отчаявшись, пригрозила Мириэль.

Первый Меч рассмеялся.

— А никто не узнает. Иди к ним и насладись их обществом — и нашим тоже, — Зеленый Камень. Ибо время истекает.

Сейчас храм освещался лишь лампадами. Первый Меч повернулся и пошел прочь. «Он не станет слушать».

Мириэль чуть не топнула ногой от беспомощности, но Стража Красного Креста по-прежнему наблюдала за Граалем. Воины неподвижно стояли в нишах, словно высеченные из камня. Наконец она вздохнула и пошла прочь. Ее худшие опасения подтверждались. Прибытие ее друзей станет тем предлогом, который нужен Первому Мечу для уничтожения того, что он всегда считал угрозой своей власти, — чужой женщины, сведшей странную дружбу со Сверкающим Копьем.

Хотя в это время Мириэль следовало быть в спальне Молодых Женщин, вместо этого она направилась к жилищу Сверкающего Копья, обеспокоенная его отсутствием у Чаши. Из-под двери пробивался яркий свет, и Мириэль услышала шедшее изнутри бормотание женских голосов.

Стража привыкла к ее посещениям, так что ее пропустили свободно. Мириэль отворила дверь и вошла.

Сверкающее Копье лежал в кровати, над ним склонились две его дочери. Мириэль коротко вскрикнула от ужаса, и старик открыл глаза. Он протянул к ней руку.

— Подойди, Зеленый Камень, и скажи этим дурехам, что я вполне могу осуществить свое бдение.

Мириэль бросилась к нему и упала на колени у кровати.

— Несомненно, у тебя вполне хватит для этого сил, отец, но время бдения уже прошло.

— Первый Меч сделал то, что должно? — спросил старик.

— Да, — ответила Мириэль. Она сказала бы так, даже если бы это не было правдой, поскольку кожа старика приобрела сероватый оттенок и дышал он тяжело.

Сверкающее Копье был старейшим из всех нумакики, которых знала Мириэль, и она не сомневалась, что старик прожил так долго именно потому, что Первый Меч слишком жаждал стать пресвитером. Старик нарочно злил его. Но даже самая сильная воля должна отступить перед концом, который рано или поздно постигнет плоть. В прошлом месяце — вчера — нынешним утром — Сверкающее Копье был просто дряхлым стариком. Вечером он стал умирающим.

Мириэль стиснула его руку, холодную и сухую.

— Оставь его, чужая женщина! — Золоторукая схватила ее за плечо и попыталась отшвырнуть назад, а Белый Нож подняла старика и поднесла к его губам маленькую деревянную чашу с каким-то напитком. Мириэль уловила запах трав, которые нумакики использовали как очищающее средство, и засомневалась, что пресвитеру сейчас поможет какое-либо лекарство. Однако на щеки старика вернулся румянец, и Сверкающее Копье даже сумел подняться в постели и отослать своих дочерей прочь из комнаты. Они вышли, бросая злобные взгляды на Мириэль.

— Ну что ж, Зеленый Камень. Похоже, скоро я увижу своими глазами, правда ли то, о чем ты мне рассказала.

— Надеюсь, — ответила Мириэль. На глаза ее навернулись слезы. — А может, это лишь преходящая слабость, и ты проживешь еще много лет. — Она порылась в складках платья и достала единственное свое сокровище, которое нумакики у нее не отняли, — ее драгоценные четки. Она сжала распятие в ладони, чтобы молитвенные бусины шли вокруг запястья. — Но я должна сказать тебе, что скоро покину вас. Сегодня сюда пришли мои друзья, которые меня искали, так что…

— Ты не умеешь врать, Зеленый Камень, — сурово сказал ей старик. — Первый Меч жаден и горд. Он не выпустит ничего, что попало в его руки. Во время перемен он будет стоять как столетний дуб, который не сгибается под ветром. Если он падет, с ним падут многие.

— Я знаю, — прошептала Мириэль, опуская голову.

— Ты должна бежать, — сказал Сверкающее Копье. — Ты и твои друзья. Это можно устроить. Моя стража предана мне, а не Первому Мечу. Сегодня ночью они проводят вас вниз по реке…

— Я не могу уйти без Грааля, — печально промолвила Мириэль. — Не могу.

Она дрожала от страха перед грядущей смертью, но не могла отречься от своего обещания Господу.

Старик в отчаянии закрыл глаза.

— Тогда — да хранит тебя Великий Дух, Зеленый камень, поскольку я уже ничем не могу тебе помочь. Позови моих дочерей. Я хочу спать.

Взошла луна, подарив ночи свое бледное сияние. В воздухе плясали светлячки, шумела река, квакали лягушки, кричали совы и прочие ночные хищники. Когда лунный свет заглянул в спальню, Мириэль лежала с открытыми глазами. Она и прежде сталкивалась с неразрешимыми проблемами, вот и сейчас перед ней стояла одна из таких — проблема неумолимой нехватки времени. Как только Сверкающее Копье умрет, и вне зависимости от всех ее ободряющих слов это будет скоро, пресвитером станет Первый Меч. Мириэль не сомневалась, что он казнит всех четверых. Из того, что сказала Сахойя, было понятно, что война неотвратима, но Первому Мечу было наплевать — его не назовешь миролюбивым человеком.

Мириэль изо всех сил пыталась найти хоть какое-нибудь решение, которое помогло бы ей обрести Грааль и дало возможность бежать им всем. За все время жизни в этих краях ей ни разу не удалось даже коснуться священной Чаши. Не было никакой возможности забрать ее из святилища и незаметно покинуть город.

«Почему Ты лгал мне? Если Ты хотел, чтобы я погибла здесь, я все равно пришла бы, — но Ты сам привел меня сюда, а за мной последовала Сара, и все напрасно!»

Но не было ей ответа.

— Значит, нумакики — это белые, которые приплыли сюда давным-давно, — констатировала Дочь Ветра, когда Мириэль покинула их.

Священники-стражи тоже ушли, заперев дверь снаружи. Окно было забрано крепкой решеткой, что сразу же отсекало все возможности побега, потому как если кто-нибудь попытался бы пролезть через окно, на шум сразу сбежалась бы стража. Чародейка криков нахмурилась было, обдумывая происходящее.

— Это многое объясняет, включая и их сумасшествие. Но мне кажется, Сара, что твоя подруга тоже не совсем в своем уме, поскольку она все стремится в Новый Орлеан, хотя ты ее и отыскала.

— Думаю, она считает, что ее муж там, — медленно проговорила Сара. Действительно, многое в поведении Мириэль озадачивало и ее саму. Мириэль подробно рассказала о своих приключениях, но почти ничего не говорила о причине, вызвавшей ее бегство, так что Сара не могла понять, зачем Мириэль покинула Балтимор, поскольку было ясно, что это не связано с поисками Луи.

— Оттуда идут очень дурные вести, — сказала Сахойя, вспомнив собранные в пути от встречных новости и слухи. — Новый губернатор, присланный французским императором, — дурной человек. Говорят, из-за него реки текут кровью, и духи земли бегут от его тени. Он вызывает демонов, чтобы те его сопровождали.

— Чушь собачья! — резко ответила Сара, раздраженная этим жутким отражением ее непонятных снов.

— Я так не думаю, Сара. Луизиана никогда не ладила с Народом. Ее жители, когда могли, всегда обращали нас в рабство. Луизиана собирает людей со всего света, чтобы они трудились и умирали ради нее. Думаю, французский губернатор и демонов сделал бы своими рабами, если бы мог. Да так он и сделал, — возмущенно продолжала Дочь Ветра.

— Все это пустая болтовня, — нахмурилась Сара. — А я подожду, пока сама не попаду туда и не сделаю выводов.

— Значит, ты все же хочешь идти на юг? — поинтересовалась Сахойя.

— Если… когда мы отсюда выберемся, — нерешительно ответила Сара.

— У тебя есть план? — тихо спросил Встречающий Рассвет.

— Пока нет, — созналась Сара. — Я хотела бы, чтобы Мириэль рассказала мне все. Она что-то утаивает, я это чувствую.

— Может, она думает — как и я, — что байки про выкуп — это утешительные сказочки для детей, — сказал Встречающий Рассвет, бросив на Сахойю гневный взгляд. Чародейка холодно посмотрела на него, по-прежнему уверенная в том, что ее положение защитит ее и что она сумеет послать весть своим людям через торговых партнеров нумакики.

— Тут какая-то бессмыслица, — настаивала Сара. — Если Мириэль пришла сюда не в поисках мужа, то что она искала на самом деле? И я очень хотела бы узнать, почему нумакики говорят на латыни, а не на языке Народа!

— Латынь — язык чернорясников, которые приходят к нам от французов и несут веру в белого Христа, — пожал плечами Встречающий Рассвет, столь же озадаченный, как и Сара. — Но нумакики не торгуют с французами.

Но размышления ни к чему не привели, и возможности убежать из того места, где их содержали, не было никакой. Поэтому Сара и ее спутники наконец заснули… чтобы пробудиться перед рассветом от грохота и ощутить, как сотрясаются стены их темницы.

Мириэль вскочила на ноги при первом же содрогании земли. Она поняла, что это землетрясение, вроде того, что ей довелось пережить в Испании, но это было куда более сильным.[56] Мириэль уже вскочила на ноги и бросилась к дверям по прыгающему у нее под ногами полу. Остальные девушки начали кричать.

«Это мой шанс». Мысль была ее собственной, хотя слова эти вроде бы произнес кто-то извне, словно они исходили от ангела. Это был шанс, который вовсе не был шансом, но другого не представится. Если больше ничего не удастся сделать, то она хотя бы успеет предупредить Сару и остальных о том, что случится после смерти Сверкающего Копья.

Она добежала до двери лишь на мгновение раньше остальных. Полированное дерево подалось под ее рукой, поскольку дверь не запирали, чтобы Золоторукая и Белый Нож могли свободно входить и выходить. Стражей Красного Креста поблизости не было, неугасимые лампады валялись на полу, разлившийся жир дымно горел. Еще один толчок, более сильный, чуть не сбил Мириэль с ног. Она закашлялась, поняла, что воздух полон пыли, и дыма стало куда больше, чем могло бы быть от пролитого из лампад жира. Пол под ее ногами снова содрогнулся, словно палуба кренящегося корабля. Послышался скрежет камней — плиты стен терлись друг о друга, как зубы гиганта. Коридор был забит людьми, бегущими прочь в поисках спасения. Кто-то налетел на нее сзади, и она упала, быстро откатившись к стене в поисках прикрытия. Потом, опираясь на стену, осторожно поднялась на ноги. Вдалеке над рекой завывали боевые рога.

Мириэль помедлила. Она понимала, что случилась какая-то страшная беда. Но у нее появилась возможность спастись вместе с Граалем и своими друзьями. Черноволосая, загорелая, Мириэль может легко сойти за одну из индейских женщин, и среди этой суматохи никто не заметит ее. Но она не могла оставить Сверкающее Копье, не узнав, что с ним случилось.

Мужская половина была темной, хотя индиговое предрассветное небо виднелось сквозь щели в стенах. Мириэль нашла корзину с факелами и зажгла один от разлитого горевшего масла. Факел вспыхнул дымным белым пламенем.

Перед дверями старика не было стражников, и, когда Мириэль вошла, поначалу она решила, что комната пуста, и лишь затем увидела на постели Сверкающее Копье. Она вставила факел в держатель на стене и опустилась на колени рядом со стариком и только тогда заметила, что его грудь медленно поднимается и опускается, а сквозь мех его одеяла струится зеленоватое свечение. С трудом веря своим глазам, Мириэль отвернула угол одеяла.

Там был Грааль.

— Говорят… что Чаша дает жизнь вечную, если знать ее тайну. Золоторукая принесла ее мне, но ее магия не слишком сильна, — дрожащим голосом проговорил Сверкающее Копье.

— Мне жаль, — сказала Мириэль. — Но я ничего не могу сделать. Грааль несет исцеление не для смертной плоти, а для души.

С усилием Сверкающее Копье протянул руку и схватил Мириэль за запястье. Подтянув ее руку к себе поближе, он опустил ее на Грааль.

Она всегда думала, что от прикосновения к Граалю ее охватит ощущение святости, божественного прозрения, как при видении в Балтиморе. Но сейчас ощутила лишь тепло камня.

— Забери… забери Чашу, Зеленый Камень. Исполни свое предназначение. Я пока еще пресвитер. Пока я живу, мое слово — закон, и я сказал свое слово. Возьми ее.

Рыдая, Мириэль перекрестилась и поцеловала старика в лоб. Затем встала и завернула Грааль в свое одеяло. Когда она снова посмотрела на Сверкающее Копье, тот лежал с закрытыми глазами, а на лице его было умиротворение смерти. Осторожно прижав к себе сокровище, Мириэль поспешила из комнаты.

Она не помнила, как долго пробиралась к выходу, поскольку многие коридоры были завалены всяким мусором, а в некоторых потолки и стены опасно провисли, готовые в любой момент обрушиться. Снаружи у дверей храма она услышала крики людей, но то, что предстало ее глазам, было просто ошеломляющим. Она не была готова к такому зрелищу.

Город нумакики был просто сметен с лица земли, как будто твердь, на которой он стоял, была одеялом, которое смял капризный ребенок. Две башни обрушились, потянув за собой длинный частокол, а половина острова просто исчезла, и большая часть города затонула. Наверное, сотни людей погибли в одночасье, а выжившие столпились у храма, взывая о помощи.

«Они мертвы. Сара и остальные мертвы», — горестно подумала Мириэль. Путь побега из города для нее самой был отрезан — она собиралась угнать каноэ или даже поплыть просто так, но река сейчас была вся в водоворотах, бешеная как никогда, бурая, покрытая пеной.

Первый Меч уцелел. Он стоял на несколько ступеней выше основания лестницы и пытался успокоить людей.

«Скоро он заявит, что Великий Дух наслал землетрясение потому, что его разгневало то, что среди Народа находятся чужаки. Словно если нас убьют, что-то изменится!»

Она крепко сжала узел с Граалем. Священники, наставлявшие ее, говорили, что с Богом не торгуются, он не небесный купец, но она не могла ничего поделать со своими мыслями: «Я сделаю все, что смогу, но Ты должен мне помочь».

Выход был.

Мириэль неохотно повернулась и пошла назад, в лабиринты святилища.

Сара резко проснулась от того, что Встречающий Рассвет тряс ее за плечо. Она не понимала, что случилось, — солнце еще не встало, в городе нумакики все было тихо. Даже собаки молчали.

Увидев, что она проснулась, Встречающий Рассвет принялся за Сахойю, но прежде, чем ему удалось ее разбудить, земля начала трястись, словно лошадь, что пытается согнать с себя мошкару. Сара изумленно вскрикнула. Она с трудом поднялась на колени, стала испуганно озираться по сторонам, но в полумраке мало что разглядела. Земля под ее ногами раскачивалась, как палуба корабля, и предрассветную тишину разорвали вопли очнувшихся среди сумасшедшего хаоса жителей города.

Наконец толчки прекратились. Дочь Ветра подбежала к дверям, но они были заложены снаружи. Сара бросила взгляд на окно. Совместными усилиями можно было бы выломать решетку, в нынешней суматохе никто этого не заметит. Она перелезла через постели и начала изо всех сил толкать переплетенные ивовые прутья, но те не поддавались.

Встречающий Рассвет присоединился к ней. Послышался громкий треск, и решетка разлетелась.

Воин-кри первым выбрался наружу, за ним быстро скользнула Сара, за ней следом — Сахойя. Так называемый Гостевой Дом задней стеной выходил в узкий переулок, сейчас совершенно безлюдный. В воздухе висел слабый запах дыма.

— Что случилось? — спросила Дочь Ветра, выбираясь из окна. Сара помогла ей спуститься на землю.

— Думаю, это землетрясение, — ответила Сара. — Я слышала, что они порой бывают чудовищно сильными.

— Значит, земляной народ на нашей стороне, — медленно проговорил Встречающий Рассвет. — Это хорошо. Не хотел бы я иметь их среди своих врагов.

Мысли бешено неслись в голове Сары. Мириэль говорила, что спит в святилище в самом центре города. Удастся ли добраться туда, найти Мириэль и бежать среди всеобщего смятения?

— Идите! Выбирайтесь с острова! Я найду вас! — отчаянно крикнула Сара. — Если мы уже не свидимся, то спасибо вам за то, что помогли мне!

— Я иду с тобой, — сказал было Встречающий Рассвет, но Сахойя остановила его:

— Один идет быстрее, чем двое, а мне понадобятся твои сильные руки.

Сара бежала по лабиринту переулков среди обвалившихся домов. Улицы были затоплены, и разрушения вокруг нее оказались куда страшнее, чем те, что предстали ей в видениях. Та часть города, что еще оставалась над водой, была охвачена пожаром, и небо почернело от дыма.

Она хорошо ориентировалась, потому и не заблудилась окончательно, хотя обнаружила, что двигается кругами, пытаясь найти свободный проход к своей цели. По количеству народа на улицах Сара поняла, что многие бегут из города, и подумала, что ее решение найти Мириэль было глупостью. Что, если Мириэль уже погибла? Или тоже разыскивает ее? Они могут бесконечно долго искать друг друга в городе, пока их обеих не схватят снова.

Когда солнце поднялось выше, Саре удалось отыскать одну незаваленную улицу. Но сейчас она была очень далеко от центра города и поняла, что вряд ли сможет найти Мириэль, даже если ее подруга все же осталась в святилище. В голове ее промелькнула мрачная шуточка насчет того, что она отправилась из Англии во всем цвете власти, которую дает титул герцогини Уэссекской, лишь для того, чтобы оказаться в положении, в котором этот блестящий титул ничего не стоит.

Сара понимала, что времени у нее остается все меньше и меньше. Она должна спастись, пока это еще возможно, но ее упрямый нрав восставал против такой осторожности. Она пришла сюда в поисках Мириэль и не оставит ее в беде. Если она больше ничего не сможет сделать, то хотя бы найдет остальных и убедит их спасаться без нее, спрячется где-нибудь поблизости и подождет другого случая спасти подругу.

По мере того как люди начали приходить в себя, необходимость спрятаться, чтобы снова не быть схваченной, становилась все более острой. К своему великому разочарованию, Сара обнаружила, что опять свернула в направлении своей темницы у городских ворот. Она нырнула в какой-то дверной проем, когда увидела шестерых храмовых стражников в коротких набедренных повязках, с нарисованными на груди красной охрой крестами в круге. Их присутствие было знаком того, что в город возвращается порядок. Она слишком долго мешкала.

И тут в переулке по другую сторону улицы она увидела зеленую вспышку, яркую, как свет полуденного солнца. Хотя Сара внимательно вглядывалась, она так и не поняла, что это такое могло быть, но стоило ей отвести взгляд, вспышка повторилась. Решив все же посмотреть на источник сияния, Сара подождала, когда улица снова опустеет, затем быстро перебежала ее и влетела в переулок.

Там ничего не было.

Но вот снова сверкнуло, на сей раз с крыши в нескольких сотнях ярдов от нее, и снова Сара метнулась в ту сторону. То и дело она порывалась оставить это бесполезное занятие, но в ней почему-то росла уверенность в том, что зеленый свет был неким знамением, предназначенным для нее одной, и что он вел ее — но куда?

Наконец она очутилась на пятачке между двумя строениями — сейчас почти совсем обвалившимися, — выходившими на остатки частокола, окружавшего город. Древние строители понимали необходимость защиты, поскольку между последним зданием и стеной — или тем местом, где прежде была стена, оставалось большое открытое пространство.

Землетрясение, разрушившее город, выворотило крепкие сосновые бревна, как зубочистки, оставив лишь беспорядочный ряд пней, который теперь отделял Сару от реки. А у самой кромки воды она снова увидела зеленую вспышку.

Когда Сверкающее Копье несколько недель назад показал Мириэль сокровищницу нумакики, никто из них не предполагал, что ей пригодится тайна этой сокровищницы — туннель, который вел из города к потайной бухточке на берегу реки.

Бежать этим путем было невозможно, поскольку река была слишком широкой, чтобы ее переплыть, и слишком быстрой даже для очень сильного пловца, но здесь можно было спрятаться, и Мириэль воспользовалась этой возможностью.

Ей повезло — в сокровищнице нашелся фонарь, трофей неизвестной, но недавней встречи европейцев и нумакики, а в нем сверток со шведскими спичками.[57] Она без труда зажгла светильник. Потолок в туннеле был настолько низким, что пришлось сгорбиться, а подпиравшие его бревна почернели от времени и сырости. Нащупывать ногой опору было опасно, поскольку пол прогнил и был покрыт пометом и мусором, который натащили сюда поселившиеся здесь мелкие животные. По стенам во многих местах гроздьями висели летучие мыши, похожие на странные листья, и Мириэль вздрагивала и закрывала глаза, надеясь, что свет не потревожит этих тварей.

Вскоре она увидела впереди дневной свет и остановилась задуть фонарь. Проход все сужался, а потолок снижался, и в конце концов Мириэль пришлось окончательно расстаться с фонарем и ползти вперед на четвереньках, неуклюже прижимая драгоценную ношу к животу и не обращая внимания на высоко задравшееся белое платье.

Наконец она добралась до выхода и выглянула сквозь кустарник наружу. Туннель выходил к подобию небольшой пещеры, над ней нависал обрывистый берег, так что надо было иметь уж очень острое зрение, чтобы увидеть внизу, в голубой глине берега, туннель.

Поблизости никого не было видно, лишь река полнилась обломками. Нумакики имели обыкновение отдавать реке все ненужное, а нынешним утром она сама многое у них забрала. Свобода — другой берег — была мучительно близка, но добраться туда не представлялось возможным.

Хотя ей этого очень не хотелось, Мириэль понимала, что придется ждать тут до наступления ночи, прежде чем она осмелится выбраться наружу и найти какой-нибудь способ бежать. Она снова заползла в туннель и села, обхватив колени руками, пытаясь не думать о том, что ей предстоит.

Наконец она задремала, но тут же внезапно проснулась — ей показалось, что ее зовут. Она нерешительно посмотрела в сторону реки и вдруг уловила какое-то движение у кромки воды. Несколько мгновений она просто смотрела, не смея поверить глазам своим.

— Сара?!

Сара услышала хриплый шепот у себя за спиной как раз в тот момент, когда уже была готова вернуться в город в поисках места, где можно было бы укрыться. Она несколько мгновений стояла молча. Затем снова услышала голос. Она бросилась Вперед, туда, где последний раз видела зеленую искру.

Откуда-то, словно из-под земли, выползла Мириэль, вся в грязи. Она бешено махала руками.

Сара бросилась к ней напролом через заросли кустарника и обнаружила, что находится в чем-то вроде норы, образовавшейся прямо в береговом откосе. Молодые женщины со слезами на глазах обнялись.

— Я уж думала, что ты погибла…

— А я тебя искала, а тебя не было…

— Я была уверена, что ты погибла, но все же надеялась…

Они быстро, шепотом поведали друг другу свои истории. Мириэль рассказала Саре о смерти Сверкающего Копья и о намерении Первого Меча казнить чужаков.

— Остается надеяться, что Встречающий Рассвет и Сахойя сумели безопасно бежать отсюда, — мрачно сказала Сара.

Все было так нелепо — они одни в неведомой глуши, прячутся от туземцев, которые обязательно казнят их, если обнаружат убежище, — но Сара ощутила внезапный прилив оптимизма. Если они спасутся от нумакики, то до Балтимора будут идти по землям дружественных племен.

— Ночью найдем способ перебраться через реку. А потом вернемся домой. Я уверена, что Уэссекс уже в Балтиморе, а он наверняка сможет…

— Нет, Сара, — тихо ответила Мириэль. — Я должна идти в Новый Орлеан. Я уже говорила тебе.

— Если оставить в стороне вопрос о том, как мы туда доберемся, — едко заметила Сара, — то не могла бы ты поведать мне, зачем тебе это надо? До Нового Орлеана несколько сотен миль. По дороге можем напороться на волков, пиратов — если, конечно, спасемся от нумакики, и…

— Я должна, — с несчастным видом ответила Мириэль. — Я должна отнести туда вот это.

Она показала на лежавший у нее на коленях узел, на который Сара прежде не обратила внимания. Мириэль отогнула угол ткани так бережно, что Сара не удивилась бы, если бы там оказался ребенок. Но вместо этого увидела совершенно сказочную чашу, основанием которой служил золотой сокол, осыпанный самоцветами, а сама чаша была вырезана из нефрита или изумруда…

— Господи Боже мой, — ничего не понимая выпалила она. — И ты должна вот это тащить в Новый Орлеан? Нам очень повезет, если нас не ограбят прежде, чем мы пройдем десять шагов.

— Ты поможешь мне, Сара? — умоляюще спросила Мириэль.

— Думаю, придется, — безнадежно ответила Сара. Если чаша была источником того самого света, который привел ее к Мириэль, то она, должно быть, магическая. А Сара уже поняла, что к магии надо относиться уважительно. — Сейчас мне кажется, что лучше уж пойти в Новый Орлеан и быть там расстрелянной как шпионке, чем возвращаться в Балтимор и объясняться с Уэссексом по поводу того, что я тут делаю и почему я не дождалась его приезда. Хотя, должна тебе признаться, если ты потащишь с собой эту штуку, то тебя должен охранять сам дьявол!

Как бы то ни было, пока им везло. В сумерках долгого тяжелого дня Сара и Мириэль выбрались к воде. Река немного успокоилась. Нужно было попытаться перебраться через нее, несмотря на оставшиеся еще кое-где водовороты, — выбора не оставалось. Течение унесет их на несколько миль вниз, но, если повезет, они доберутся до берега. Если даже на острове и остались какие-нибудь каноэ или плоты, нечего было и думать украсть один из них. Либо бежать, либо сдаваться Первому Мечу. А уходить надо, пока еще света достаточно, чтобы видеть, где выбраться на сушу.

«В крайнем случае, поплывем, — с надеждой подумала Сара. — И будем надеяться, что у нумакики сейчас и других дел хватает. Если повезет, нас сочтут погибшими».

— Пошли, — прошептала Мириэль. Пригибаясь, по-прежнему сжимая в руках завернутую в одеяло Чашу, она протиснулась между деревцами и быстро побежала к воде. Сара увидела, как ее губы шевелятся в беззвучной молитве.

Когда Мириэль добралась до воды и помахала подруге рукой, Сара вдруг застыла в изумлении. От Мириэль распространялось нечто, что Сара не могла назвать иначе, чем волны спокойствия. Умолк шум реки — сначала она просто не замечала его, потому что привыкла, но теперь он совсем исчез. Это было чудо, другим словом не назовешь.

Сара выбралась из пещеры следом за подругой, совершенно не остерегаясь, захваченная изумлением и любопытством. Насколько она могла видеть, вверх и вниз по течению река была спокойна, как запруда у мельницы где-нибудь в Англии.

Нумакики тоже это увидели, поскольку с развалин стены донеслись крики, и Сара услышала, как в реку упал камень. От этого звука она очнулась и быстро побежала к воде следом за Мириэль. Крики сзади стали громче, потом кто-то бросился в воду следом за беглянками. Сара не видела у нумакики луков, но хорошо брошенное копье способно убить с не меньшим успехом.

Сара хорошо плавала, руки у нее сейчас были свободны, а река спокойна. Все замечательно, если только не учитывать температуру воды. Она была холодной даже в это время года. Время от времени женщина пыталась нащупать дно кончиками пальцев и, спустя целую вечность, наконец ощутила под ногами песок.

— Дай руку! — прошептала, задыхаясь, Мириэль. С трудом держась на воде, она, однако, не осмеливалась приблизиться к берегу, поджидая Сару. — Возьми меня за руку! Мы должны выйти из реки вместе, или я не знаю, что произойдет!

Сара оглянулась. Прореха в частоколе вся сверкала факелами, из-за мыса на острове вынырнул хищный силуэт каноэ, за ним — второй. Через несколько минут лодки будут здесь. Она схватила Мириэль за руку и вытащила подругу на сушу.

На мелководье Мириэль оступилась и упала на колени. Чаша вырвалась из ее рук и упала на берег. Мириэль вскрикнула.

И, словно эхо ее крика, послышался низкий гул, а за ним такой рев, какого Сара никогда прежде не слышала. В мгновение ока река закипела, призрачно забелела в сумерках. Вся ярость, сдерживаемая во время их переправы, выплеснулась наружу. Возник страшный водоворот, который мгновенно поглотил каноэ и поволок их к порогам.

— Господь всемогущий, — прошептала Сара, застыв на месте при виде происшедшего.

Мириэль встала и подобрала Чашу. Выжав, насколько смогла, промокшее одеяло, она снова завернула в него свое сокровище.

— Пошли, — сказала она. И Сара услышала в ее голосе слезы. — Не думаю, что теперь они будут нас преследовать.