Легион Грома

20

Каждый раз, осмеливаясь вступить в «тот мир», он платил цену. Его сила медленно, но верно уходила. Способность координировать мысли тоже ослабевала.

Он торопит собственную смерть.

Поскольку между визитами он не может проводить здесь столько времени, сколько требуется, чтобы восстановить силы, проблема, вероятнее всего, усугубится. А если сказать по правде, то своими действиями он ухудшает ситуацию и здесь.

Кстати, весьма вероятно, что его визиты «туда» ничего не меняют. Вполне возможно, они даже усугубляют положение — несмотря на то, что он старается действовать как можно аккуратнее и не влиять на события больше, чем это необходимо.

В последний раз он едва не навлек на них бедствие. Пытаясь сделать добро, он опять чуть было не сотворил зло.

Однако выбора нет. Дело зашло слишком далеко. И сейчас даже сосуды, в которых течет его собственная кровь, обращаются друг против друга. Только благодаря непредсказуемому повороту событий и той незначительной помощи, которую он сумел оказать, катастрофа была предотвращена. Как он ни утомлен, придется подготовиться к еще одному выходу в чужом образе.

Если бы не чувство вины за то, что именно он ответствен за все сегодняшние страдания (и за еще большие, грядущие), он предпочел бы умереть, лишь бы избавиться от тяжкого бремени.

Торжественность собрания омрачалась растущей паникой.

Адпар лежала в тускло освещенном коралловом помещении. Ее положили на ложе из водорослей. Они надеялись, что лечебные свойства водорослей помогут ей. Сквозь водоросли шел ток подводного течения. Считалось, что это тоже оказывает оживляющий эффект. Значительная часть тела Адпар была усажена жирными, насосавшимися ее крови пиявками. По убеждению придворных целителей, это очистит ей кровь.

Адпар бредила. Ее губы дрожали, беззвучные слова не мог понять никто. Выходя на мгновения из полного бреда, она выкрикивала проклятия в адрес богов и, чаще всего, в адрес своей сестры.

Присутствовали избранные из старейшин, высших армейских чинов и ее личных целителей.

Глава Совета Старейшин, отозвав в сторону главного целителя, шепнул:

— Пришли ли вы к пониманию причины болезни?

— Нет, — признался пожилой врач. — Все проведенные тесты не дали ключа к разгадке. И ни одно из наших средств не помогает. — Приблизившись, он заговорщицки произнес: — Подозреваю влияние магии. Ее величество, когда была здорова, отдала четкий приказ никогда не звать волшебников. Если бы не это, я бы прибег к помощи мага.

— Может быть, осмелиться и позвать его? Учитывая, что сейчас она не отдает себе отчета в происходящем.

Целитель, оценивая предложение, глубоко втянул воздух сквозь шероховатые, как у всех наяд, зубы.

— Я не знаю поблизости ни одного манипулятора магическими силами, чья бы компетенция справилась с этим. В значительной мере потому, что самых лучших она сама и ликвидировала. Сами знаете, как ей претит мысль о возможном сопернике.

— Так, может, позвать того, кто находится вне пределов царства?

— Даже если найти такого, кто согласится, все равно есть еще проблема времени.

— Вы хотите сказать, что она может не выжить?

— Честно говоря, я бы не стал делать таких заявлений. Мы возвращали к жизни пациентов с не менее тяжелыми заболеваниями — хотя в тех случаях мы знали, что это за заболевания. Могу только…

— Прошу вас, целитель, будьте откровенны. В опасности участь королевства. Она будет жить? Целитель вздохнул:

— В настоящий момент выше вероятность того, что она скончается. — И поспешно добавил: — Хотя, разумеется, мы предпринимаем все возможные меры, чтобы спасти ее.

Старейшина посмотрел на ужасно бледное, все в бисеринках пота, лицо королевы.

— Она слышит нас?

— Не могу сказать точно.

Они вернулись к ложу. Менее важные чины отошли, уступая им место. Склонившись, верховный старейшина тихонько шепнул:

— Ваше величество?

Ответа не последовало.

Он повторил призыв еще раз, погромче. На этот раз Адпар слегка шевельнулась.

Целитель осторожно промокнул ей лоб. Цвет лица у нее слегка улучшился.

— Ваше величество, — еще раз повторил старейшина.

Губы королевы зашевелились, глаза блеснули.

— Ваше величество, — настойчиво повторил он. — Ваше величество, вы должны постараться услышать мои слова.

Она издала легкий стон.

— Не решен вопрос о том, кто наследует трон. Это обязательно должно быть решено. Адпар что-то слабо пробормотала.

— Существуют фракции, которые рвутся к власти. Если не назначить наследника, это будет означать хаос. — По правде говоря, старейшина знал, что она убрала возможных претендентов, убив или сослав их. — Вы должны назвать имя, мэм.

Теперь она определенно пыталась заговорить, но у нее ничего не получалось.

— Имя, ваше величество. Того, кто станет правителем.

Она все упорнее шевелила губами. Наклонившись, старейшина приблизился ухом к ее рту. Что бы она ни пыталась сейчас сказать, это было бы все равно непонятно. Но он изо всех сил старался понять.

А потом все стало ясно. Она повторяла одно-единственное слово, опять и опять, снова и снова.

— …я… я… я… я…

Он понял, что добиться ничего не удастся. Возможно, она хочет оставить после себя хаос. А может, просто не верит в собственную смерть. В обоих случаях результат один и тот же.

Старейшина окинул взглядом лица присутствующих. Он увидел, что они тоже понимают, к чему идет дело.

Именно в этот момент и начался необратимый процесс. Все перестали верить в королевство и начали думать только о себе. Так же как и старейшина.

Капитан Росомах понимал, что кентавры не верят в успешное возвращение орков. Да и трудно было этого не заметить: хозяева свое убеждение не скрывали.

Они снабдили отряд отличным новым оружием, которое вызвало всеобщее одобрение. Коилла была особенно довольна набором идеально сбалансированных дротиков. Джап получил красивый боевой топор, Элфрей — прекрасный меч. Страйк стал обладателем самого острого клинка из всех, какие ему когда-либо доводилось держать в руках.

Теперь, когда орки двинулись в путь и кентавры уже не могли их слышать, сомнения всплыли на поверхность.

Естественно, первое критическое замечание исходило от Хаскера.

— В какую безумную затею ты нас втягиваешь? — проворчал он.

— Я уже предупреждал тебя, сержант, следи за тем, что говоришь, — предостерег Страйк. — Если не хочешь принимать участия, твое дело. Можешь отправляться на все четыре стороны. Но мне припоминается, ты хотел доказать, что достоин быть членом нашей дружины.

— Я говорил это всерьез. Но что хорошего в том, что дружина идет на самоубийство?

— Как обычно, ты перегибаешь, — сказал Джап. — Однако мне интересно, что мы намерены делать, Страйк?

— Разведаем обстановку. И если обнаружим, что нам не справиться, то вернемся в Дроган и скажем Кеппатону, что миссия невыполнима.

— А потом? — спросил Элфрей.

— Предпримем еще одну попытку заключить с ними сделку. Может быть, предложим выполнить какое-то другое его поручение. Например, найти хорошего целителя.

— Ты ведь сам знаешь, капитан, он на это не купится, — совершенно справедливо рассудил Хаскер. — Если нам и в самом деле позарез нужна эта проклятая звезда, то надо просто отобрать ее. Скорее всего, за нее все равно придется драться, так почему бы не воспользоваться элементом неожиданности?

— Потому что это будет бесчестно, — с негодованием заявила Коилла. — Мы обещали попробовать. Это не значит, что мы украдкой вернемся и перережем им глотки.

Элфрей поддержал ее:

— Мы дали слово. Надеюсь, мне никогда не придется увидеть, как орк дал слово и не сдержал его.

— Ну что ж, ладно, — вздохнул Хаскер.

Они ехали вдоль холма, покрытого блеклой желтоватой травой. Один из рядовых крикнул и стал указывать пальцем на его вершину.

Там мелькнула фигура человека на белом коне. Человек был одет в длинный синий плащ.

— Серафим! — воскликнул Страйк.

— Опять он? — отозвался Элфрей.

— Черт, ну надо же! — произнес Джап. Коилла уже пришпоривала коня:

— Я хочу поговорить с этим человеком!

Все галопом поскакали за ней, на вершину. Тем временем человек миновал гребень и исчез из поля зрения.

Когда отряд достиг вершины, его и след простыл. Хотя непонятно, где он мог спрятаться — кругом раскинулась голая степь, и во все стороны был очень хороший обзор.

— Что, во имя Квадрата, творится? — удивилась Коилла.

Хаскер, прикрыв ладонью глаза, покрутил головой из стороны в сторону:

— Куда он делся? Это невозможно.

— Раз он это сделал, значит, возможно, — возразил Джап.

— Он должен быть где-то поблизости, — решила Коилла.

— Оставьте! — приказал Страйк. — У меня чувство, что мы напрасно тратим время.

— Надо отдать ему должное, смываться он умеет, — не удержался от последнего выстрела Хаскер.

С этой новой, более высокой точки обзора виднелось начало Скаррокского болота. А за ним, на западе, раскинулся океан с разорванным ожерельем островов.

Слишком много времени прошло с тех пор, когда Дженнеста возглавляла армию и лично контролировала ход кампании.

Скорее даже, миссии, поправила она себя. А может, и миссией это назвать нельзя, поскольку никакой другой цели, кроме как немного пограбить и слегка попугать врагов, не было. Еще она питала некоторую надежду, что этот поход поможет пролить свет на загадку местонахождения ненавистных Росомах. Удовольствия прибавлял и тот факт, что она наконец-то взялась за свою слишком честолюбивую сестру.

Но самое главное, просто хотелось проветриться. Да и для магических способностей это будет полезно.

Прошло всего полдня с тех пор, как они покинули Кейнбэрроу, а им уже повезло. Передовые разведчики доложили о поселении Уни, не нанесенном на карты. Даже ее шпионы о нем не знали. За этот недогляд они понесут наказание, когда она вернется. И Дженнеста повела на враждебную территорию армию из десяти тысяч орков и дворфов.

Если где и можно было найти подтверждение известной поговорки насчет палаша, которым разбивают череп феи, так это здесь. Поселок представлял собой жалкую, плохо укрепленную кучку недостроенных хижин и сараев. Жители, числом человек в пятьдесят (считая и детей), не достроили даже стену вокруг поселка.

С точки зрения Дженнесты, люди, решившие поселиться в этом конкретном месте, — просто дураки; невежественные крестьяне, до такой степени лишенные здравого смысла, что не нашли ничего лучшего, кроме как вторгнуться в ее владения.

Свою ошибку они усугубили попыткой сдаться. Жалко, что не всех Уни так легко раздавить.

А потом было приятное подкрепление для ее магических сил — почти три десятка сердец, вырванных из тех, кого она пощадила во время бойни. Она смогла сожрать лишь небольшую их часть, однако благодаря этому изобилию ощутила то, о чем до сих пор лишь читала в книгах древних авторов.

Прежде чем пуститься в путь, она отправила слуг на север, в пустыню Ходжангер, чтобы привезли оттуда лед и утрамбованный снег. И то и другое помещали в завернутые в меха бочки, чтобы не таяло. Органы упаковали в бочки, с намерением размораживать их по мере потребности. Разумеется, они ни в коей мере не могли заменить свежие сердца, но в качестве временной поддержки ими пользоваться можно.

Дженнеста решила, что если задумка сработает, то таким же образом можно будет сохранять пищу для войск во время военных кампаний.

Королева вышла из лачуги, на время пресытившись пытками и прочими удовольствиями, и промокнула шелковым платком окровавленные губы. Даже ее саму удивила энергия, которую она вкладывала в только что разыгравшиеся сцены. Должно быть, ее и без того здоровый аппетит усилился от свежего воздуха.

У Мерсадиона был не слишком довольный вид. Он ожидал ее, верхом, напряженный и с кислым выражением лица.

— Почему у тебя такой вид, генерал? — спросила она, стирая кровь с руки. — Или эта победа тебе не по вкусу?

— Конечно, по вкусу, ваше величество, — поспешил ответить он, фальшиво улыбаясь.

— Тогда в чем дело?

— Офицеры докладывают о недовольстве среди солдат. Не слишком серьезном, но все же достаточном, чтобы это вызывало тревогу.

— Я считала, что ты выше этого, Мерсадион, — не скрывая недовольства, отвечала Дженнеста. — Я приказала казнить смутьянов. Ты это сделал?

— Да, мэм, несколько солдат из каждого полка. Но это, похоже, лишь усилило недовольство.

— Так убей еще. В чем суть жалоб?

— Похоже, они ставят под сомнение… ставят под сомнение оправданность вашего решения стереть с лица земли этот поселок, миледи.

— Что?

Он побледнел, но продолжал говорить:

— Мнение — ничтожного, как вы понимаете, меньшинства — таково, что эти строения можно было бы использовать, чтобы поселить здесь вдов и сирот тех, кто пал у вас на службе. Иначе они ведь останутся без крыши над головой, мэм.

— А я хочу, чтобы они остались без крыши надо головой! Пусть это станет предостережением мужчинам. Орк, который знает, что его супругу и детей в случае плохого несения им службы ждет такая участь, будет воевать лучше.

— Да, мэм, — вполголоса отвечал Мерсадион.

— Я начинаю сомневаться в твоей способности поддерживать порядок в войсках, генерал. Он поежился в седле.

— И думаю, первое, что мы сделаем по возвращении в Кейнбэрроу, это раз и навсегда уничтожим подразделения, в которых завелись крайние элементы.

— Да, мэм.

— А теперь принеси факел.

— Мэм?

— Факел, ради богов! Что, надо нарисовать картинку на земле?

— Нет, ваше величество. Уже несу. — Соскочив с коня, он побежал к развалинам поселка.

Нетерпеливо ожидая его возвращения, Дженнеста смотрела на небо. Там, под самыми облаками, парил эскадрон ее боевых драконов.

Мерсадион вернулся с импровизированным факелом из палки, которую обернули тряпкой, а потом окунули в деготь. Он подал факел Дженнесте.

— Зажги его, — с угрожающей неторопливостью произнесла она.

Пока он возился с огнивом, она молча кипела от злости. Наконец генерал зажег факел.

— Дай сюда! — рявкнула она и подошла к двери строения, которое только что осквернила. — Этот поселок — гнездилище человеческой заразы. Его надо уничтожить, все остальное будет слишком слабым средством. И я не привыкла проявлять слабость, генерал. — Она бросила факел на лачугу.

Языки пламени немедленно охватили строение. Изнутри, где еще оставались несколько живых людей, раздались крики.

Дженнеста вскочила на коня. Мерсадион сделал то же самое.

— Отправляемся дальше, — приказала она. — Будем искать следующее гнездилище.

Уже на некотором расстоянии от захваченного поселка она оглянулась. Пламя разошлось, и остановить его будет невозможно.

— Если хочешь сделать дело как следует, делай его сама, — бодро сказала королева генералу. — Так еще моя почтенная матушка Вермеграм говаривала.