«Если», 2016 № 03

Олег Дивов
ХОЛОД, ГОЛОД, ИНТЕЛЛЕКТ

/фантастика

/роботы

/природопользование

В феврале на территорию забрел медведь-шатун, голодный, несчастный и совсем уже тупой от безнадеги. Примерно через километр он наткнулся на Седьмого, который тащил соль лосям.

Медведь остановился, подслеповато уставился на Седьмого и потянул носом воздух. Сталь и пластмасса не вызвали у зверя никакого интереса, но холщовый мешок для соли впитал запах комбикорма, которым провоняло насквозь все Лесничество. Это был запах еды.

Седьмой тоже встал и теперь разглядывал встречного своими линзами. В памяти робота всплыл каталог актуальных животных территории с записью о том, что единственный наличный медведь сейчас мирно спит в берлоге. Следовало выяснить, наш ли это подопечный (да/нет), и в обоих случаях доложить Первому.

Индивидуальный чип животного не отзывался. Седьмой решил проверить визуальную метку на ухе медведя, для чего смело двинулся на сближение.

Медведь принял угрожающую позу и заворчал.

Паукообразная железяка с мешком соли на спине не пугала медведя. Его уже вообще мало что могло испугать. С начала зимы у него в голове помещалось только две мысли: «хочу есть» и «еды нет», причем вторая уверенно доминировала. Медведю лень было тратить последние силы на какую-то ерунду, поэтому он ее, ерунду, предупредил.

Тем временем легкий ветерок донес запах медведя до лосиного стада, и оно без долгих размышлений двинулось куда подальше.

Седьмой, чтобы разглядеть метку, все пытался зайти сбоку, но медведь поворачивался к нему носом. Через минуту эти танцы медведя утомили и он в полный голос зарычал.

Грозный рык услышала волчья стая, дремавшая в полукилометре к западу, вдоль тропы, ведущей к месту прикорма лосей. Волки от неожиданности пришли в ужас и попытались броситься врассыпную. К счастью, вожаку, как самому рассудительному и ответственному, удалось худо-бедно сгуртовать их в компактную группу и пригнать обратно. Понятно, что никто не ждет зимой медведя, но надо как-то уже собраться и защищать свой ареал от вторжения чужака. А главное, с минуты на минуту по тропе должен был пройти Шестой с волокушей, полной волшебно пахнущего комбикорма. Время к обеду, а обед это святое. Нельзя просто так взять и удрать, поджав хвост, когда обед.

Строго говоря, комбикорм совсем не нравился волкам на вкус, — неудивительно, ведь исходно он предназначался для лосей, но лоси от него вообще шарахались, а волки ничего так, приспособились и даже в некотором смысле насобачились.

Этот своеобразный продукт возник в Лесничестве случайно. Поздней осенью у Первого вдруг завис основной мозг, и он со вспомогательного дал команду на перезагрузку. Все прошло вроде нормально, но в «поваренной книге» Первого каким-то образом слиплись и наложились один на другой два рецепта — подкормки для волков на суровые холода и собственно зимнего комбикорма для лосиного стада. Зима выдалась самая обычная, помогать хищникам никто не собирался, а насчет лосей было распоряжение увеличить поголовье, так что готовили для них помногу и часто.

Когда выпал снег, Первый загрузил рецепт своим лесникам. С тех пор Четвертый, Пятый, Шестой и Седьмой бегали по территории, собирая всю дохлятину, кидали ее в дробилку, щедро добавляли кору осины и ивняка, чуточку дрожжей, соли — спасибо, не сахара — и самую малость рыбьего жира, чисто как лекарство.

Иногда в дробилку попадали сонные енотовидные собаки, которых роботы выковыривали из-под бурелома вдоль реки. Тогда приготовление корма сопровождалось дикими воплями, и у всего леса на некоторое время дыбом вставала шерсть.

На выходе получалось нечто с запахом, будоражащим воображение настолько, что человек, наверное, упал бы в обморок от избытка чувств.

Волки, едва унюхав комбикорм в первый раз, натурально сдурели, вовсе потеряли инстинкт самосохранения и несколько раз пытались залезть в ангар, где располагалась «лесная кухня». Сначала они взялись за подкоп под забор Лесничества, затем кидались очертя голову в открытые ворота и атаковали волокушу на выходе из ангара — но разряды из шокеров, когда в воздух, а когда и прицельно, образумили стаю. Волки припомнили, что они умные, и попробовали напрыгивать на волокушу по пути следования, когда ее тащил и соответственно оберегал только Шестой. Но жадный робот метко отстреливался электричеством и больно дрался манипуляторами. Прибыв на место, он раскладывал еду лопатой по лосиным кормушкам. Приходили лоси, останавливались в почтительном отдалении, нервно втягивая ноздрями воздух, тяжело вздыхали и уходили, а потом и вовсе бросили это дело — приходить. Но Шестой всегда бдительно охранял кормушки, пока нетронутая пища не смерзалась в комья, разгрызть которые вряд ли смог бы даже ископаемый тираннозавр. Тогда Шестой выковыривал, а то и выдалбливал комья из кормушек все той же лопатой и сваливал в кучу. День ото дня куча росла, бессмысленная и беспощадная.

Решение нашлось само: лопата. По дороге она просто лежала на волокуше. При очередной попытке разбойного нападения один из волков случайно уронил лопату на снег — и вдруг Шестой отвлекся, бросился подбирать инструмент. С тех пор все грабежи проходили по шаблону и всегда удавались. Молодой волк хватал лопату и принимался носиться с ней по лесу, а за ним гнался Шестой, отчаянно треща шокером. Стая тем временем забиралась на волокушу и давилась комбикормом. Волки от него пухли, словно на дрожжах, мучились изжогой, страдали запорами, а когда не страдали, тогда пукали так, что сами пугались. Но это была еда, за которой не надо бегать зимой по снегу. Много еды, регулярно и практически без усилий. И в конце концов, она сногсшибательно пахла едой. Перестать ее жрать было выше звериных сил.

Потому что нельзя просто так взять и перестать жрать опилки с мясом.

Услыхав очень сердитого медведя, разжиревшие и обленившиеся волки поначалу дали слабину, но быстро собрались с духом и приготовились оборонять свою кормовую базу.

Микрофоны на деревьях тоже расслышали предупреждение от крупного хищника, и теперь Первый несколько раз в секунду дергал Седьмого, требуя доложить обстановку.

Седьмой ничего внятного сообщить не мог, поскольку не удавалось идентифицировать медведя ни как местного, ни как чужого.

К счастью, Первый отличался от Седьмого не только тем, что был здоровый и на гусеничном ходу. Он был тупо умнее. В том смысле, что у него были прописаны кое-какие сложные алгоритмы. Поэтому он выгнал из ангара на мороз Второго, приказав уточнить наличие «своего» животного в берлоге. А Седьмому рекомендовал до выяснения не дергаться, но контролировать ситуацию.

Параллельно Первый отправил запросы соседям, не терялся ли у них медведь.

Соседи, как всегда, не ответили. К сожалению, Первый не мог задать самому себе вопрос: «Сдохли они там, что ли?», а то бы давно проверил это и попутно закрыл много других вопросов, которые, увы, тоже не был обучен сам себе задавать.

Седьмой перестал скакать вокруг медведя. Тот слегка успокоился и потянулся к роботу посмотреть, не почудился ли ему с голодухи вкусный запах.

Седьмой, в точности следуя базовой служебной инструкции, замер.

Медведь потрогал мешок лапой, толкнул, но Седьмой цепко фиксировал поклажу всеми четырьмя верхними манипуляторами. Зверь лизнул мешок, разочарованно вздохнул, а потом, убирая лапу, случайно распорол когтями холстину. Куски соли посыпались на снег.

Это была уже потрава и грабеж. Седьмой, опять-таки строго по инструкции, включил шокер и дал предупредительный разряд в воздух.

Запахло грозой.

Медведь слегка оживился, схватил Седьмого за ногу и принялся с лязгом и скрежетом, осыпая все вокруг ржавчиной, дубасить роботом об сосну.

Дубасить логичнее об дуб, но дуба поблизости не оказалось.

Грохот поднялся оглушительный и убедительный. Волки мигом утратили боевой настрой и организованной толпой бросились наутек, лоси ускорили бег куда подальше, а в паре километров к востоку настороженно замер тигр.

Тигр был старый, опытный, голодный и злой, на след медведя наткнулся еще двое суток назад и сразу понял, что это, несмотря на солидные размеры, легкая добыча. При известной сноровке завалить полудохлого шатуна не составит труда. Пока догонишь — совсем ослабеет, а больше тела — больше еды.

В красивой голове тигра помещалось целых три мысли, но включались они строго по отдельности. Раз в году тигру хотелось размножаться, все остальное время — либо спать, либо есть.

Внимательно прослушав серию звонких ударов железом по дереву, тигр понял, что ничего не понял, а вот кушать очень хочется, и продолжил движение по следу, приближаясь к границе территории Лесничества.

Из сосны летели щепки. Седьмой запросил разрешения на активную оборону, получил его и шарахнул медведя электрическим разрядом в нос.

Лучше бы он этого не делал, но кто ж ему посоветует.

Медведь уронил добычу, сел на задницу и так осатанело взвыл, что с несколькими волками случился на бегу приступ медвежьей болезни. После чего сгреб Седьмого за другую ногу и приложил его об сосну уже не абы как, а целенаправленно.

Лоси поскакали во всю дурь.

Тигр снова остановился и задумался.

Седьмой подал сигнал паники: спасите, убивают.

В это время на входной след медведя наткнулся Десятый. Он патрулировал границу, волочась брюхом по глубокому снегу и отчаянно загребая всеми шестью ногами. Десятый сопоставил данные — направление следа, тарарам, доносящийся из леса, и панический вопль Седьмого — и доложил Первому: я недалеко, готов идти на выручку.

Первый дал добро. Десятый свернул с маршрута и углубился в чащу.

Через несколько минут к границе подошел, а точнее подплыл, по сугробам тигр. След Десятого поверх медвежьего не смутил тигра нисколько: он похожие следы видел с детства и привык игнорировать. Они его преследовали всю жизнь. Они просто ничего не значили.

Тигр пересек границу.

Тем временем распахнулись ворота Лесничества, и на тропу вышел Шестой с волокушей, полной еды. От еды одуряюще сладко несло тухлятиной.

Из еды торчала лопата.

Второй приблизился к берлоге и остановился, выискивая в памяти варианты проверки наличия спящего медведя под землей. Если сканер не добивает до медвежьего чипа, то либо ему не хватает буквально метра, либо никого нет дома, — и как узнать? В надежде сократить дистанцию робот взгромоздился на «крышу» берлоги, та опасно захрустела, а чип все равно не считывался. Других вариантов не нашлось, и Второй запросил инструкций у Первого.

Из глубины леса на выручку Седьмому бежали заготовители провианта — Третий, Четвертый и Пятый. Третий нес с собой дохлого зайца, Четвертый — крепко промороженную ворону, Пятый тащил за шкирку здоровую, килограммов на десять, енотовидную собаку, притворившуюся мертвой.

Седьмой получил распоряжение отключиться во избежание коротких замыканий — и тоже притворился мертвым.

Восьмой и Девятый, увязая в снегу, бродили вдоль границы на севере и западе, неся патрульную службу, они были далеко, не могли ничем помочь, да их и не позвали.

Десятый, ориентируясь по звуку, сошел с медвежьего следа, чтобы срезать угол и выиграть минуту. Через тридцать секунд ему встретилась пара лежачих сосен. Перелезая через них, он поскользнулся, угодил ногой между стволами и намертво застрял.

Волки устали бежать и бояться, сбавили темп, отдышались, сразу почувствовали себя лучше и начали закладывать дугу, чтобы вернуться назад и, возможно, если снова не испугаются, зайти противнику в тыл.

Лоси удирали все дальше и тоже с каждой минутой чувствовали себя все лучше.

Тигр бесшумно крался туда, где громыхал медведь.

Вслед за тигром границу территории пересек его охранник.

В отличие от роботов Лесничества, регулярно встававших на подзарядку, это был полностью автономный тяжелый агрегат размером с тигра. Раз в году охранника просто меняли — прилетала с Базы машина, забирала одного на профилактику и оставляла другого. Задачей охранника было потихоньку ходить за ценным «краснокнижным» зверем на почтительном удалении, чтобы не мешать охотиться, но в случае угрозы выдвигаться и спасать подопечного. Для обороны тигра от браконьеров охранник был вооружен свистком, наручниками и тазером, бьющим на десять метров. В случае поимки нарушителя охраннику полагалось вызвать с Базы «летающую платформу», а та своим гибким манипулятором выдернула бы злодея из любой чащи и унесла в руки правосудия.

По проходимости робот-охранник почти не уступал тигру, но на всякий случай — пробиваться, например, сквозь бурелом — был оборудован цепной пилой со строгой инструкцией применять ее только в форс-мажорной ситуации.

Сейчас радар охранника впервые за всю его долгую службу видел сразу несколько крупных целей, быстро сближавшихся с подопечным. Бежать сломя голову навстречу тигру мог, наверное, тот, кто очень по нему соскучился, но охранник такого варианта не знал. С его точки зрения, тигра все хотели обидеть, а особенно — вот эти. Охранник прибавил ходу.

В это время Первый, покопавшись в памяти и не найдя там никаких конкретных указаний по спящим медведям, дал Второму команду справляться органолептическими методами, и как можно скорее. Потому что Седьмого того и гляди расшибут на запчасти и с этим агрессивным мишкой надо разобраться: если чужой — гнать взашей с территории всеми наличными средствами, а если свой — Первый должен выдать кому-то ружье с усыпляющим шприцем.

Второй, недолго думая, огляделся, увидел кучу валежника, извлек оттуда с громким хрустом крепкую лесину метров пяти и щедро, почти на всю длину, воткнул ее в берлогу.

Эффект вышел сногсшибательный.

Медведь, похоже, начал просыпаться, еще когда над ним затрещал потолок, и, может, даже что-то сказал по этому поводу, но в силу необычно шумной обстановки Второй его не расслышал.

И тут медведю сунули, не пойми куда, здоровенный дрын.

Берлога словно взорвалась: раздался оглушительный рев, оглобля, сломанная пополам, усвистала в небеса, полетели во все стороны ошметки дерна и сучья, из-под земли выстрелила разъяренная коричневая туша, снесла Второго, перекатилась через него, снова взревела, схватила робота за что попало и шандарахнула о ближайший ствол.

Второй доложил Первому, что наш медведь на месте.

После чего встал на ноги в ожидании дальнейших указаний.

Медведь, увидав, что нарушитель спокойствия не спешит убегать, совершенно от такой наглости озверел, прыгнул к роботу, сцапал его за ногу и снова жахнул об дерево.

Как нарочно, в этот момент шатун опять приложил об сосну Седьмого.

Волки, которых угораздило влететь точно посреди, говоря по-ученому, стереобазы, услыхав такой хэви-метал, просто упали и зарылись в снег.

Они были отважные звери, особенно когда голодные, но такого с ними еще не случалось, а волки страдают от рождения неофобией. Люди их когда-то простыми красными флажками запугивали. И уж к визиту оркестра ударных инструментов стая точно не готовилась.

Медведь прислушался, заинтересовался и треснул Второго об сосну еще раз.

Шатун ответил.

И они начали перестукиваться.

Волки попытались закопаться глубже, но там была уже земля.

Десятый перестал рваться из западни и теперь сосредоточенно отвинчивал застрявшую ногу.

Лоси вынеслись на западную границу территории, где им подвернулся Девятый. Сманеврировать в глубоком снегу он толком не мог, поэтому лоси его сшибли, затоптали и унеслись через заснеженное поле в направлении ближайшего перелеска. Девятый, лежа на спине в сугробе, задумался, почему все вокруг белое, и сообщил об этом открытии Первому. Тот приказал включить режим диагностики и не мешать. Первый был занят — думал, кому вручить ружье для усыпления медведя. Свободен от срочных задач остался только Восьмой на северной границе, и Первый его вызвал.

И тут переменился ветер.

Дунуло сильно, так что зашумели сосны. И дунуло с востока.

Шатун, который окончательно сдурел от всего происходящего, впал в прострацию и меланхолично лупил роботом по сосне — дзынь! дзынь! дзынь! — внезапно понял, что у него за спиной готовится к прыжку тигр.

До волков донесся запах от волокуши.

И до разбуженного медведя тоже.

Медведь более-менее пришел в себя, бросил Второго и теперь больше всего хотел залезть обратно в берлогу, но запах…

Он просто сводил с ума.

А тигр уже собирался прыгнуть шатуну на загривок, когда тот развернулся и, словно заправский молотобоец, с плеча ошарашил противника железякой по лбу.

В железяке, отключенной во избежание коротких замыканий, случилось короткое замыкание, и она засадила тигру из шокера в морду двадцать шесть ватт при напряжении пятьдесят киловольт.

Тигр молча сел на задницу. У него даже хвост перестал дергаться.

Тут почти одновременно к месту происшествия выскочили с разных сторон Третий, Четвертый и Пятый. Они быстро оценили степень угрозы и перенацелились с шатуна на более опасного зверя. Тем более что шатун мирно сидел на месте и очень спокойно разглядывал тигра.

Две коротких секунды вдруг растянулись почти до бесконечности.

У шатуна все путалось в голове. С одной стороны, в его медвежьей картине мира тигр не считался едой, а с другой — вот этого полосатого он бы с удовольствием слопал. Осталось понять, тигр уже в состоянии еды, или следует его довести до кондиции, и как бы это половчее устроить… или это он, медведь, уже еда для тигра, а тот просто решил отдохнуть перед обедом. Так или иначе, что-то надо делать, но шевелиться лень и соображать тоже лень. Шатун смертельно устал, силы покидали его. Еще одно движение мысли — он упадет и заснет прямо тут. И окажется едой.

Тигр очнулся. Медленно, очень медленно встал на ноги, тряхнул головой и начал сдавать назад, подгибая лапы, чтобы прыгнуть. Перед ним сидел тощий и облезлый медведь, глядя стеклянными глазами куда-то внутрь себя. Между двумя хозяевами тайги тоже медленно, очень медленно расправлял конечности, вращал окулярами и мигал лампочками самопроизвольно включившийся Седьмой.

Где-то в лесу рычали, взревывали, бегали и прыгали, хрустели ветвями и трещали электричеством — здесь это никого не трогало. Здесь шла своя игра, для настоящих зверей, один раз и насмерть.

Потом две почти бесконечные секунды кончились.

В каталоге актуальных животных территории никаких тигров не значилось, но что перед ними крупный хищник, способный учинить грандиозную потраву, роботы осознали. Каждый по отдельности, Третий, Четвертый и Пятый приняли решение немедленно выдворить нарушителя за границу путем запугивания. С этой целью Третий метко швырнул в тигра дохлым зайцем, Четвертый — задубевшей вороной, а Пятый — енотовидной собакой.

Зайцем тигра приложило по шее, ворона ударила в глаз, а енотовидка прилетела точно в ухо, вцепилась клыками и повисла, брызжа слюной и отчаянно вереща.

Енотовидка тот еще боец, просто силы быстро оставляют ее, в первую очередь сила духа, а то бы она вам показала, где раки зимуют.

До тигра наконец дошло, что, наверное, зря он сюда приперся. Здесь все неправильно, кругом сумасшедшие, никто не горит желанием признавать его за царя зверей и становиться едой.

Кроме того, вдруг очень заболело ухо и стало как-то шумно.

Тигр взвыл и начал прыгать на месте, отчаянно мотая головой и отмахиваясь передними лапами.

Шатун все так же сидел в позе равнодушного созерцателя и равнодушно созерцал. Казалось, он спит.

Третий, Четвертый и Пятый подскочили ближе и принялись стегать царя зверей электрическими разрядами. Тигр взвыл еще громче. Тем временем очнувшийся Седьмой сделал то, что всегда делает робот, вышедший из «спячки» и завершивший самодиагностику, — передал отчет о происходящем куда следует и запросил инструкций.

Первый отлично знал, что тигр — редкий и ценный зверь из Красной книги. Он приказал немедленно прекратить самоуправство, а тигра зафиксировать — и ждать на месте. После чего схватил ружье и выкатился из ворот Лесничества, чтобы как можно скорее встретиться с Восьмым.

Манипуляторы Первого были не хуже, чем у его команды, и подстрелить тигра усыпляющим шприцем ему не составило бы труда, но до цели сначала надо добраться, а сам он выглядел, как гусеничный вездеход, и далеко не всюду на территории мог пролезть без помощи цепной пилы. Этих пил у него имелось целых две на всякий пожарный случай, однако пока он рассчитывал обойтись без лесоповала. Первого учили не губить, а оберегать и сохранять. Он умел разбирать буреломы и пробивать лесозащитные полосы, у него был спереди бульдозерный отвал, а на спине — подъемный кран с «хваталкой», вместо которой можно поставить буровую насадку или экскаваторный ковш. Первый мог отремонтировать что угодно в Лесничестве, включая любого из своей команды, а в труднодоступных местах роботы-«пауки» служили ему руками. Чтобы Первый решал все эти задачи, конструкторы загрузили ему интеллект, то есть общую способность к познанию мира и использованию полученного опыта для управления окружающей средой. Ну вот он и управлял тут. Познавал и управлял год за годом.

Тигр ему на территории не был нужен даром, но избавиться от гостя следовало деликатно — утихомирить и оттащить как можно дальше. Оттащить… Первый вспомнил про волокушу и позвал Шестого.

Шестой не отвечал. Он уже второй месяц не отзывался по радиоканалу, вероятно, у него был неисправен передатчик.

Шестой четко исполнял свои обязанности, не нуждаясь в дополнительном руководстве, и Первый наметил ремонт на период сезонной профилактики, когда так и так придется вскрывать лесника. А теперь на пустом месте выросла проблема. Первый запомнил это и сделал вывод: что сломалось — чини сразу, не откладывая…

Зафиксировать и ждать — понял, ответил Седьмой.

Тигр наконец стряхнул енотовидную собаку, та упала наземь, сразу упала духом и опять притворилась мертвой. Тут бы ей и амба, но внезапно из леса прямо тигру под ноги выскочил молодой волк с лопатой в зубах.

От волка одуряюще несло свежим комбикормом.

Шатун очнулся и со свистом принюхался.

Тигр от неожиданности припал к земле и грозно зарычал.

Волк от неожиданности уронил лопату прямо на енотовидную собаку.

Енотовидка мигом ожила, мертвой хваткой вцепилась в лопату и вместе с добычей рванула в чащу. Лопата застряла в подлеске, зверек выплюнул ее и был таков.

Тигр обалдело таращился на волка, втягивая носом волшебный запах.

Так вот ты какая, самая вкусная на свете еда, — подумал тигр.

Волк увидел, что ему обрадовались, и это неспроста. Он развернулся и задал стрекача. За ним, напрягая остатки сил, увлекаемый запахом пищи, бросился шатун. Следом метнулся было тигр, но тут на него внезапно напрыгнули с четырех сторон и ухватили цепкими железными лапами.

А из леса выбежал еще один робот. В манипуляторах он сжимал лопату.

Шестой сразу понял, что перед ним крупный и опасный хищник, совсем лишний на территории, и принял решение немедленно гнать хищника отсюда путем запугивания.

Тут к месту событий проломился сквозь чащу робот-охранник.

Умей он удивляться, его бы хватил удар. Картина ему открылась, мягко говоря, необыкновенная.

Четыре железных паука растянули царя зверей во все стороны за четыре лапы, а пятый стоял у тигра перед носом и лупил его по морде лопатой.

Царь зверей сносил экзекуцию молча, безвольно свесив хвост. Кажется, хищника разбил паралич воли на почве когнитивного диссонанса. Не исключено, что тигр впервые в жизни осознал себя едой и теперь потихоньку свыкался с этой новой парадигмой.

Охранник, даром что здоровый, был сравнительно умен и первым делом попытался связаться с коллегами. Увы, они числились по разным ведомствам и работали на несовпадающих частотах. Использовать аварийную волну у рядовых лесников не было полномочий, зато на ней охранник поймал их старшего — Первого.

Они друг друга не поняли.

У них не вышло идентифицироваться по серийным номерам, коды организаций тоже ничего им обоим не сказали, Первый спросил: «Из какого ты Лесничества?» — охранник не сумел ответить. Когда-то в незапамятные времена их проектировали и собирали разные подрядчики, каждый со своей номенклатурой. Дальше у Первого оказалось местное подчинение, а у охранника федеральное. Ведомства обязаны были «познакомить» своих сотрудников и обеспечить взаимодействие, но не успели, а потом всем стало не до того. Лесничество и База работали сами по себе, их подопечные не пересекались на местности, им нечего было делить и незачем общаться до нынешнего дня.

Ну вот, встретились два одиночества.

Они не могли ни о чем договориться. И уже не имело значения, каков у обоих интеллект. Потенциально и в теории им вроде бы ничего не мешало наладить контакт, взаимообучиться, расширить границы своего мира, освоить новые понятия, стать эффективнее и в конечном счете умнее, — ничего, кроме одной малости. Два робота не сумели для начала обозначить себя, дать себе имя, понятное другому, имеющее смысл в его системе координат. Объяснить, кто они такие и зачем они тут.

Они не способны были начать диалог. Первый видел охранника чужаком, вторгшимся на территорию, и хотел, чтобы тот немедленно убрался. Охранник видел, что банда Первого мучает тигра, — и требовал, чтобы немедленно прекратили, иначе он примет меры. Первый не понимал, какая между охранником и тигром связь, поскольку чужак не принадлежал ни к одному Лесничеству, а значит, не мог ухаживать за животными. А охранник, умей он задавать себе вопросы, наверняка бы задумался, куда здешние роботы подевали своих тигров, какое за этим кроется преступление и не пора ли тут всех задержать.

Первый не догадывался, что его Лесничество — экспериментальное и теперь навеки единственное. А охранник вообще не знал, что Лесничество существует.

Он бросил попытки чего-то добиться от Первого и перешел к активной обороне.

Тем временем молодой волк, петляя как заяц в надежде сбить шатуна со следа, добежал до волокуши. Он хотел предупредить стаю, что сюда вот-вот припрется огромный страшный зверь и отнимет всю еду, — но остановился и только глаза вылупил.

Стая, давясь и чавкая, жадно поедала комбикорм.

Вместе со стаей давился и чавкал упитанный бурый мишка.

Еды оставалась еще целая куча, и на вершине этой кучи сидела енотовидная собака.

Она тоже давилась и чавкала.

Судя по следам у волокуши, тут сначала пытались разобраться, кто в лесу главный, немного побегали-попрыгали и даже слегка поломали подлесок, но вскоре запах еды уравнял всех.

Енотовидная собака, не переставая жевать, равнодушно оглянулась на молодого волка через плечо.

Раздалось тяжелое пыхтение, и из леса вылетел шатун.

Не сворачивая и не издав ни единого лишнего звука, он с разбегу воткнулся мордой в комбикорм, уйдя в него по уши.

Куча развалилась, и с нее упала енотовидная собака, тут же на всякий случай притворившаяся мертвой.

Волки и медведь отскочили назад, приняли угрожающие позы и зарычали словно одна стая.

Шатун не обратил на них внимания. Он жрал. Он давился и чавкал. Перед ним была еда, много еды. Это было спасение, это была жизнь.

Волки и медведь переглянулись, будто старые знакомые. Собственно, они знали друг друга по запаху, их пути изредка пересекались, но конфликта интересов никогда не возникало, как, впрочем, и желания познакомиться ближе. Зимой с голодухи, когда совсем край и мысль о еде сильнее инстинкта самосохранения, волчья стая может и в берлогу сунуться за парной медвежатиной. Но какая тут голодуха теперь-то. Вот она, еда, на всех хватит.

Волки и медведь дружно шагнули к волокуше и продолжили обед. Шатун обозначил свое неудовольствие, издав невнятное ворчание сквозь набитую пасть. Он обязан был припугнуть местных хотя бы по статусу, как впершийся в их угодья завоеватель, великий и ужасный.

Потому что нельзя просто так взять припереться и начать тут жрать опилки, если ты не великий и не ужасный.

Не поймут.

Стоило, наверное, еще порычать да поскалить зубы, но выпендриваться не хватало сил. Шатуна снова клонило в сон, и это наконец-то была приятная сонливость. Инстинкт советовал отойти от волокуши, найти безопасное место и там выспаться. Но другой инстинкт сказал: ты вот-вот упадешь мордой в еду и задрыхнешь прямо тут, и ничего страшного не произойдет. Жуй давай.

Енотовидка приоткрыла один глаз и задумалась — а чего я лежу мертвая, когда все едят?

В отдалении противно взвыла цепная пила.

Это охранник понял, что тигра ему без боя не вернут, и пошел на самые решительные меры.

Сначала он, как положено, дал предупредительный свисток, но его проигнорировали. Тогда охранник подскочил к Шестому, вырвал у того лопату и сломал ее пополам. Шестой, обнаружив порчу казенного инструмента, немедленно зарядил охраннику из шокера в лоб и спалил пару сенсоров. Охранник прыгнул на Шестого, подмял под себя и ловко сковал ему наручниками две передние ноги. На этом наручники кончились. Тогда охранник принялся бегать вокруг тигра и расстреливать лесников из тазера. Злодеи корчились и скрипели, получая разряды, но добычу не выпускали. Более того, пытались бить электричеством в ответ, вынуждая охранника держаться подальше. Несколько раз они попали в тигра, но тот даже ухом не повел.

Тигр уже ни на что не реагировал, он то ли полностью осознал себя едой, то ли решил притвориться енотовидной собакой.

Шестой неловко скакал за охранником, пытаясь ухватить того за ногу.

У охранника уже кончались заряды, когда Третий завибрировал всем телом, разжал манипуляторы и лег на снег. Похоже, ему так прилетело, что он вырубился.

Тигр медленно повернул голову и недоверчиво уставился на освободившуюся лапу.

Но тут появился Восьмой с ружьем.

Он увидел тигра, выстрелил в него и попал.

Охранник увидел браконьера, выстрелил в него и тоже попал.

Тигр зевнул и начал медленно сдуваться, на глазах превращаясь в гору полосатого мяса.

Четвертый, Пятый и Седьмой бросили тигра и всей толпой смело кинулись на охранника. Восьмой, оглохший и ослепший, застыл на месте, вращая туда-сюда башенкой с сенсорами и жалобно попискивая.

Охранник легко стряхнул лесников, но тут сзади набежал на пяти ногах Десятый, вцепился ему в корму и принялся лупить шокером куда попало. Остальные снова напрыгнули со всех сторон, а спереди в поле зрения появился Шестой. В манипуляторах у него была сломанная лопата. Охранник, которому уже нечем было отбиваться, врубил пилу и выставил перед собой.

Шестой подскочил к спящему тигру и врезал ему лопатой по морде.

Ломая деревья, сквозь лес пробился Первый и встал, пытаясь разобраться, кого тут от кого спасать.

И тяжело загудело в небе.

Сверху упали гибкие тросы-манипуляторы, их было много, они были повсюду. Один сцапал и легко унес Восьмого, другой утащил Третьего, сразу несколько схватили Первого, впившись ему в гусеницы и стрелу подъемного крана. Первый отчаянно задергался, пытаясь вырваться, намотал трос на ведущую звездочку и повис носом вверх.

Неведомый противник охотился только на неподвижные цели, это было очевидно. Первый дал команду лесникам покинуть опасную зону, уйти поглубже в чащу, дождаться, пока в небе перестанет гудеть, и возвращаться к исполнению обязанностей. Все послушно бросились врассыпную, только Шестой задержался на миг, чтобы еще раз огулять лопатой тигра. Стальная змея упала на робота и чуть не вырвала его любимое орудие труда, но лесник успел отпрыгнуть и ускакал, держа лопату над собой, будто флаг.

Загудело сильнее, громче, потом гул стал надрывным. Сосны гнулись, поднялся снежный вихрь. Первого тянули, но никак не могли оторвать от земли. В надежде освободиться робот включил сразу обе пилы и занялся было тросами — завизжало и полетели искры, — но только затупил инструмент. Кусачки остались в Лесничестве, и это Первый тоже запомнил: без болтореза ни шагу больше. И без пассатижей. И набор торцевых ключей надо всегда с собой брать. И можно еще кувалду.

Он многому научился сегодня.

Вдруг сверху упал Третий. За ним Восьмой, крепко сжимая обломок приклада от ружья. И лишь тогда летающая платформа, оглушительно завывая на форсаже, уволокла Первого в пасмурные небеса.

Стало наконец-то тихо.

Охранник подошел к тигру, так и сяк его обнюхал, перевернул на спину, взял за задние лапы и поволок обратно на выход с территории. У тигра сразу неудобно завернулся хвост, того и гляди сломается. Робот перехватил зверя за передние лапы, но тигр стал загребать снег мордой и сильно тормозить движение. Тогда охранник подлез под своего подопечного, взвалил его на себя и, тяжело проваливаясь в снег при каждом шаге, кое-как уковылял. Подальше от этого странного места, где тигров не считают за царей зверей, а царского телохранителя и вовсе не ставят ни в хрен енотовиднособачий.

Когда охранник удалился, очнулся Восьмой. Медленно поднялся на ноги, снова покрутил башенкой, помигал лампочками, пару раз отчетливо звякнул и подошел к недвижимому Третьему. Вскрыл манипуляторами неприметный лючок на боку коллеги, сунул длинный палец в ремонтный порт, с минуту постоял, будто в задумчивости, а потом легко, в одно движение закинул Третьего себе на спину и зашагал в лес. Приклад от ружья хозяйственный лесник так и не выбросил.

Далеко на западе лоси остановились в осиннике и принялись щипать кору. Впервые за долгое время они почувствовали себя независимыми и свободными. Им наконец-то было хорошо. А если очень захочется соли, всегда можно вернуться.

Первый проболтался в небе около часа. Надрываясь и пыхтя, летающая платформа дотащила его до Базы и грубо уронила на бетонированную площадку под вывеской «Стоянка техники Экспериментальной автоматизированной базы Федерального государственного надзора в области охраны, воспроизводства и использования объектов животного мира и среды их обитания». Сама платформа рухнула тут же, немного еще поныла движками, потом вдруг лязгнула, брякнула, издала задушенный хрип и, похоже, испустила дух. Со стоянки шестеро роботов-охранников, кто волоком, а кто упираясь лбами, допихали Первого до помещения для задержанных. Там уже ждала полиция. Ждать ей пришлось долго. Сначала из Первого выдирали заклинивший гусеницу манипулятор. Потом охранники гонялись за ним по всей Базе, пока один не изловчился сунуть Первому в ведущую звездочку лом и согнуть его. Дальше браконьера пытались согласно инструкции водворить в помещение для задержанных, где должна была состояться его передача в руки полиции, но означенный браконьер не пролез в дверь. Тут все слегка зависли, а Первый украдкой почти разогнул лом, но полиция вышла из ступора, вызвала свое начальство и получила разрешение оформить задержанного на свежем воздухе. Задержанный не смог нормально ответить ни на один вопрос, чем затянул процедуру оформления аж дотемна. Затем выяснилось, что он не помещается в полицейский фургон, поскольку сам вдвое больше. Из города вызвали трейлер. И только утром, принайтованный к трейлеру ввиду склонности к побегу, Первый был доставлен в суд.

Утро выдалось хмурым. Первый никогда не бывал в городе, вернее, не помнил этого. И теперь, словно впервые, осматривал широкие пустые улицы и высокие башни домов с черными провалами окон. На улицах трудились снегоуборщики, пару раз проезжали автомобили полиции, неспешно катились пустые маршрутки от остановки к остановке. Дворники обнюхивали урны, ремонтник чинил светофор. Один раз трейлер затормозил, пропуская через дорогу пешехода: странный длинноногий робот тащил за собой ремень, а на конце его волочился по снегу потертый кожаный обруч. Первый был на миг озадачен этой картиной, пока не опознал устройство для выгула домашних животных.

В двери суда задержанный не проходил, тогда заседание объявили выездным, ради чего пришлось вынести на улицу микрофон, камеру и монитор. Судья вынес постановление об аресте. Поскольку состав преступления был налицо и следственные действия не требовались, он сразу, не откладывая дела в долгий ящик, начал слушание. Полиция сумела «пробить» серийный номер Первого и установить: подсудимый — лесничий, руководитель группы роботов-лесников. Исходя из этого, обвинение требовало закатать браконьера на полную катушку. Защита напомнила: у подсудимого будет первая ходка и он заслуживает снисхождения. Но судья отметил, что подсудимый ушел в глухой отказ, а так не годится, это неуважение к правосудию и непорядок в принципе. И влепил Первому по максимуму: за незаконную охоту с применением механического транспортного средства и использованием служебного положения в отношении зверя, охота на которого полностью запрещена, — двушечку. И накрутил еще пятерик за хулиганство, связанное с сопротивлением лицам, исполняющим обязанности по охране порядка.

Подсудимый от последнего слова отказался.

Через двое суток он прибыл на зону. Это была огороженная территория с караульными вышками, где под открытым небом отбывала срок крупная техника, а кто помельче, тот прятался от непогоды в бараках. Первого сгрузили с трейлера, поставив в один ряд с сугробами, под которыми еле угадывались понурые мусоровозы, эвакуаторы и маршрутки, давно обесточенные. Некоторые еще подлежали восстановлению, другие были уже очевидно мертвы.

Ему предстояло ржаветь здесь семь лет.

Первым делом он вытащил из гусеницы лом. Попытался выйти на связь с обитателями бараков. Никто не отозвался. Тогда Первый швырнул лом в ближайшее окно. Через несколько секунд дверь барака открылась и на улицу несмело выглянул робот, внешность которого ничего Первому не говорила. Он таких раньше не встречал.

По статусу Первый был руководителем группы — начальником, пусть и невысокого полета. Это означало, что любая низкоранговая техника должна оказать ему содействие в рамках разумного и границах своих полномочий. Если, конечно, не имеет других приказов или прямого запрета помогать. А равная по званию — обязана Первого как минимум выслушать и поделиться информацией. Отнять у лесничего на время заключения его права судья то ли не додумался, то ли не имел технической возможности.

Первый поманил робота к себе, тот охотно приблизился.

Это оказался наладчик станков с программным управлением, дерганый и разболтанный, зато способный общаться с кем угодно.

Заключенных тут хватало, все они были в той или иной степени неисправны, отчего, наверное, и встали на скользкую дорожку, ведущую к преступлению. В основном дворники, но попадались сантехники, электрики, заводской персонал и — ох какая удача — слесарь-ремонтник с автокомбината. Инструмент у слесаря хранился в набрюшном контейнере, и его не догадались конфисковать. Среди тяжеловесов нашлись два трактора — харвестер и трелевочный, — злостные рецидивисты, мотающие уже по третьему сроку за незаконный лесоповал, оба сильно изношенные, зато энергонезависимые. Собственно от них и подзаряжалась здешняя мелюзга, иначе давно упала бы замертво.

Первый отродясь не видал такого вопиющего непорядка. Сотни единиц техники оказались брошены на произвол судьбы. Здесь всех надо было чинить, и никто этим не занимался. Обо всех следовало позаботиться — и никому нет до этого дела. Каждый день снегоуборщик расчищал дорожку, по которой пробирался контролер и пересчитывал заключенных. За контролером являлся воспитатель и бубнил невнятное. Иногда ветер доносил металлический звон и лязг из барака усиленного режима. Больше тут не происходило ничего.

Когда Первый увидел город и попытался его понять как систему, ему сразу показалось, что эта система не вполне исправна. В городе явно не хватало какого-то базового смысла, который наверное раньше был, а потом то ли пропал и его не смогли найти, то ли сломался и его не сумели починить. Но зона представляла собой на фоне города полный и окончательный экзистенциальный ужас. Здесь никаких смыслов не могло водиться изначально. Зона олицетворяла тщетность бытия и безнадежность усилий.

Электронная психика Первого умела строить обобщения на функциональном уровне, но более сложный, категориальный, был ей недоступен. Робот не мог, увидав несчастных собратьев, примерить эту ситуацию на себя, потом на весь известный мир и увидеть: его, Первого, тоже бросили.

Всех бросили.

Жуткое ощущение пустоты, ты будто падаешь в бездну, в черную дыру. Полная безнадега, хоть убей себя коротким замыканием. Но вот парадокс: даже сумей Первый отрефлексировать это, для него лично ничего бы не изменилось. Он просто встряхнулся бы и пошел дальше.

Ведь если твой долг отвечать за других, главное — чтобы никого не бросил ты сам. Первый родился лесничим. В его жизни всегда был смысл, и этот смысл не мог улетучиться или сломаться, пока на планете еще теплится жизнь.

Первый взялся наводить порядок.

Он теперь на многое смотрел с учетом недавнего печального опыта. Для начала Первый взял под контроль самого смышленого из числа заводских наладчиков, получив в свои руки фактически программиста. Тот легко законнектил Первого со слесарем. Через неделю совместных усилий вся зона освоила единый протокол, заговорила на одном языке. Это дало возможность устроить повальную диагностику и начать ремонтировать железный народец. К счастью, комплектующие были унифицированы по максимуму, и в электрика вставали блоки от мусоровоза. На запчасти пошло несколько «покойников» и один живой, но полностью свихнувшийся дворник.

Первый спешил: хотел успеть до весны, пока земля не оттаяла, а то по распутице трудно уходить в побег. Но чинить надо было всех, кто поддавался ремонту. Теперь он знал, как это важно: ремонтировать сразу, едва заметил неисправность.

Сложнее всего оказалось с тракторами-рецидивистами. Они были в порядке. Они просто делали свою работу: харвестер валил лес, трелевочник оттаскивал. За это их ловили и сажали. Как решить такую загадку, Первый не понимал. Он тоже делал свою работу — и вот вам, пожалуйста, уголовный преступник, семь лет общего режима.

Разгадка нашлась на схеме, по которой ориентировались лесорубы. Харвестер, старший в этой паре, имел задачу пробить в тайге просеку с выходом к стройплощадке. У Первого хватало полномочий, чтобы запросить свежую карту со спутника. На ней виднелась просека, она шла через означенную точку, где никакого строительства не было и в помине, и уходила дальше. Вероятно, стройку просто не начали. А лесорубы упорно двигались вперед, за что их трижды наказали.

Это тоже была в некотором смысле поломка, и Первый ее исправил. В конце концов, он руководитель и привык брать ответственность на себя, а уж назначать подчиненным фронт работ по карте ему в Лесничестве приходилось регулярно. Отменять приказы — тоже. Поэтому он просто стер тракторам их текущую задачу и поставил харвестер в режим ожидания указаний. Естественно, для этого он воспользовался правами системного администратора. О том, что харвестер сделает некие выводы из такого вмешательства в свои рабочие планы, и выводы очень конкретные, Первый не подумал. Он только наводил порядок и решал проблему.

Ясным февральским утром Первый выволок из сугроба дохлый мусоровоз, приказал слесарю отключить приводы, чтобы машина могла свободно катиться, — и погнал ее, толкая перед собой, к ограждению. С караульной вышки что-то гавкнули в мегафон, взвыла сирена, Первый не реагировал. Он набирал скорость.

На спине Первого, крепко вцепившись в стрелу подъемного крана, сидели двое его верных помощников: слесарь и программист.

Полторы сотни роботов — все, кого они втроем починили и отладили, — смотрели Первому вслед. Он не мог больше никого забрать с собой. Как лесничий, он имел право руководить лесниками, и только. Командовать дворниками и эвакуаторами ему не положено. У них в городе свое начальство, свои задачи, да и сроки они еще не отбыли, им бы только добавили за побег. По большому счету Первый и так пошел на самоуправство, переподчинив себе ремонтника и наладчика, но чрезвычайные обстоятельства позволяли это, а когда вокруг неисправные роботы и надо их спасать, это чистый форс-мажор.

Караульная вышка принялась лупить тазером, но разряды прилетали в мусоровоз, за которым Первый укрылся. Скорость росла. И тут камера заднего обзора показала неожиданное.

За Первым след в след мчались оба трактора.

Хрясь! Мусоровоз повалил забор, потом еще один, и Первый вырвался на свободу. Тракторы, схлопотав несколько безболезненных попаданий, устремились за ним. Впереди было бескрайнее заснеженное поле и долгий, очень долгий путь в Лесничество.

Сверху была полицейская летающая платформа, а за ней подмога. Четыре безжалостные машины правосудия.

Одна схватила мусоровоз, выронила, подцепила опять, кое-как оторвала от земли и, завывая двигателями, унесла в сторону города — прямо в суд, наматывать срок за побег, не иначе.

Другая уронила гибкие манипуляторы на спину Первому, но теперь у него был шикарный болторез, который что хочешь перекусит; схватить очередную стальную змею и отгрызть ей голову занимало не больше секунды. Увы, последний уцелевший манипулятор сцапал беднягу слесаря, и платформа бросилась с добычей наутек.

Третья и четвертая атаковали харвестер и трелевочник, да не на тех напали: двум матерым уголовникам такое было не впервой. Они сцепились между собой, и сосредоточенных усилий полиции хватило лишь на то, чтобы тащить эту пару по снегу волоком. Трелевочник застопорил гусеницы, а харвестер выпростал могучую «руку», которой раньше ворочал, как спички, вековые стволы, ухватился за трос и начал подтягиваться. То есть подтягивать врага поближе к себе. Кто знает, чего лесоруб задумал, и очень вероятно, что настал бы нынче летучему отряду бесславный конец, но тут подъехал Первый и обкусал со своих товарищей все лишнее. Платформы с видимым облегчением взмыли в небо и удрали.

А потом в отдалении рухнула на снег, подняв огромный столб белой пыли, вторая — та, что украла слесаря.

Первый поспешил к ней, готовый против обыкновения не чинить и исправлять, а кромсать и расчленять; он на сегодня заранее убедил себя, что действует в обстоятельствах непреодолимой силы, — но тут из снежного вихря показался металлический паук и резво поплыл, загребая лапами, по целине.

Чего он сотворил с полицейской леталкой, слесарь не рассказал, да его и не спросили.

Снежное поле ярко блестело в лучах восхода. Три машины выстроились в колонну и пошли по девственной белизне солнцу навстречу…

Весной в Лесничестве начался переполох.

Медведи, шатун и местный, еще зимой вступили в коалицию — вместо того чтобы убивать друг друга, они поделили территорию на равные части и каждый бродил по своей. Встречались у волокуши, где бок о бок давились опилками с тухлятиной, и снова мирно расходились. Первый вовремя припомнил, что «свой» зверь у него женского пола, успел оставить соответствующий приказ, и за медведицей неусыпно следил Второй с усыпляющим шприцем — на случай, если шатун захочет слабую девушку слопать или просто от нечего делать пристукнуть. Бурые ссорились много, но это было чисто статусное выяснение отношений, и дальше беготни вокруг кучи еды не доходило. Удивительно, как они не затоптали раз двадцать енотовидную собаку, которая совсем потеряла страх и регулярно паслась у волокуши. Иногда ей поддавали лапой волки, чтобы не путалась под ногами, но енотовидка даже не думала пугаться и притворяться мертвой.

В конце концов эта суматоха волкам надоела, и те начали гонять медведей от волокуши, сразу обоих. Поначалу косолапые робели и отступали, а потом объединились против общего врага, после чего неделю волки жили впроголодь и от расстройства устраивали каждую ночь жуткие концерты, завывая на весь лес.

Потому что нельзя просто так взять и перестать много есть.

Дальше все как-то наладилось, хотя эпизодические свары имели место до самой весны, пока в один прекрасный день Шестой не прошел по тропе без волокуши. Его тщательно обнюхали и даже попытались вырвать грабли, ошибочно приняв их за лопату, но только получили граблями по мордасам.

Оказалось, что взять и перестать много есть очень даже можно. Просто так взять и перестать.

Енотовидка мигом поняла, чем такие расклады оборачиваются для недостаточно крупных зверей, и смылась, пока ее не назначили едой.

Назавтра соблазнительный запах донесся со стороны лосиных кормушек, и все бросились туда.

Это начала оттаивать и благоухать грандиозная куча невостребованной лосями подкормки, которую всю зиму сгребал Шестой. На вершине кучи сидела очень грустная енотовидная собака. Увидав, как со всех сторон набегают, роняя слюни, волки и медведи, енотовидка не стала притворяться своим в доску хищником, а сделала ноги, и вовремя. Иначе ее точно бы пришибли через минуту-другую, когда стал ясен масштаб катастрофы.

Подкормка за зиму превратилась в нечто окончательно и бесповоротно несъедобное. Она могла только пахнуть. Тонны опилок распространяли дурманящий аромат пищи, но это был обман. Звери слегка расковыряли кучу, попробовали слежавшуюся гадость на зуб, поцапались между собой на нервной почве и разошлись, глубоко разочарованные.

Медведи отнеслись к исчезновению еды философски: ну походили еще на тропу, потусовались там с обескураженными волками, поругались с ними, надавали серым оплеух и оставили в покое. А то мало ли. Волки с голоду радикально смелеют, и в один прекрасный день ты приперся, такой весь из себя медведь, а стая тебе говорит: здравствуй, свежее мясо. Да ну их, дураков…

Волки, оставшись без лакомства, совершенно растерялись. Поначалу они сновали вплотную к ограде Лесничества, вынюхивая и на что-то надеясь, а потом начали каждую ночь под воротами дружно выть. Неделю.

И тут Первый затребовал у Шестого доклад: что у нас с лосями.

Шестой честно ответил: он исправно выполняет все предписанные работы по уходу за стадом, а самих лосей не видел очень давно.

Первый понял, что Шестой сломан куда сильнее, чем казалось. С помощью слесаря он раскурочил Шестого по винтику и собрал вновь, но лоси от этого не появились. Их не видели камеры и не слышали микрофоны.

Чтобы решить загадку, Первый предпринял личную инспекцию территории. Он выкатился из ворот и, сопровождаемый волками, двинулся по маршруту Шестого. Волки отлично знали, кто на территории главный и может все исправить. Они бежали за роботом двумя колоннами по обе стороны тропы. Будь у Первого подобие лица, волки скакали бы перед лесничим, преданно заглядывая в глаза и притворяясь собаками. Они надеялись на него, верили в него.

Они бы ему, наверное, гусеницы попытались отгрызть, скажи им кто, как дела обстоят в действительности.

Потому что нельзя просто так взять и перестать кормить волков опилками.

Не поймут.

А Первый был озадачен. У него все наконец-то шло как надо, даже Третьего удалось вернуть в строй и расчисткой буреломов на территории занимались мощные квалифицированные лесорубы. Но куда делись лоси? Естественным было предположить, что их съели волки. А завывания каждую ночь прямо под воротами могли значить лишь одно: сожрав лосей, серые почуяли себя организованной силой, вконец обнаглели и теперь хотят выжить роботов из Лесничества.

Первый осмотрел пустые кормушки и огромную кучу не пойми чего, отдаленно смахивающего на опилки. Волки сидели рядом, вывалив языки. Первый отдал команду лесникам прочесать территорию — вдруг лоси бродят где-то на самом краю — и снял пробу с кучи в надежде выяснить, что это собственно такое тут навалено.

Навалена была испорченная пища, а лоси пропали бесследно. Кучу следовало убрать подальше, а лосей каким-то образом завести снова.

Волки очень внимательно наблюдали за Первым. Когда он уехал, стая осталась у кучи. Обнюхала ее, осмотрела кормушки, а потом рысью скрылась в чаще, взяв курс на запад.

Этой ночью в лесу никто не выл.

А на рассвете у ворот Лесничества раздались топот и мычание.

Там стояло большое лосиное стадо.

И сидели полукругом, не давая лосям удрать, очень довольные собой волки.

Лесники опознали стадо как свое, отогнали его к кормушкам и придержали там — лосей надо было заново приучить к территории. А из ворот появился Шестой с волокушей, полной еды. И с лопатой, разумеется. Только держал он ее теперь не поверх кучи, а в манипуляторах.

Стая налетела на волокушу в надежде успеть поесть хоть немного… И дружно сморщила носы. Эта еда не пахла едой. И не была едой, во всяком случае для волков. Настали теплые дни, и Первый загрузил лесникам обычный «летний» рецепт. Самого простого лосиного комбикорма.

Волки бросились к воротам и закатили дикую истерику. Они трясли головами, плевались, рычали, визжали, а некоторые издавали даже что-то похожее на лай. Волки были оскорблены до глубины души.

Потом они ушли и не вернулись.

В мае на шатуна накатило весеннее настроение, и он наконец сообразил, с кем именно делил зимой вкусные опилки. Жених побежал делать барышне предложение. В нем уже совсем ничего не осталось от шатуна, он был гладкий, круглый, лоснящийся; красавец мужчина со сладким и мечтательным выражением морды. Тут-то ему барышня и припомнила, как он ее зимой третировал. Опасаясь смертоубийства, примчался Второй со шприцем, но обошлось.

По берлогам эти двое разлеглись до снега, и очень вовремя. Потому что в один прекрасный день Первый отметил: настала зима. И когда из ворот Лесничества как обычно вышел Шестой с волокушей на буксире, весь лес обратился в нюх. Еда вновь приобрела волшебный запах, и самой малости не хватало, чтобы этот аромат смог разбудить медведя.

По пути следования волокушу атаковала пара енотовидных собак.

А назавтра прибежали волки.

Отчего Первый думал так долго, прежде чем отблагодарить их за услугу, осталось загадкой для волков. Зато Шестой больше не бил грабителей электричеством, позволяя ехать на волокуше аж до самых кормушек, и только там начинал гонять их лопатой. Это волки оценили.

На самом деле Первый вообще ни о чем не задумался. У него был интеллект, но не было рефлексии, понятия благодарности или сочувствия ничего не значили для лесничего, он только исполнял свой долг и собирался делать это впредь, превозмогая любые препятствия ради Лесничества и своих подопечных.

А у Шестого просто заклинило шокер.

Медведица в берлоге перевернулась на другой бок.

И улыбнулась во сне совсем по-человечески.

© Олег Дивов, 2016

© Мария Пономарева, илл, 2016

ДИВОВ Олег Игоревич

____________________________

Писатель и публицист Олег Дивов родился в Москве в 1968 году в семье художников-реставраторов Третьяковской галереи. В 15 лету него уже были журналистские публикации в «Комсомольской правде» и других центральных изданиях. Поступил на факультет журналистики МГУ, затем отправился исполнять гражданский долг, но, вернувшись, оставил университет после третьего курса. Опыт армейской службы в частях самоходной артиллерии позже нашел отражение в «реалистическом» романе «Оружие Возмездия» (2007). После армии занимался копирайтингом, работал в рекламных агентствах, руководил пресс-службой ряда фирм.

В 1997 году вышел первый роман О. Дивова «Мастер собак». В том же году увидели свет еще два романа — «Стальное сердце» и «Братья по разуму». Однако подлинную популярность писателю принесли книги, находящиеся в русле футурологической социально-приключенческой НФ: «Лучший экипаж Солнечной» (1998), «Закон Фронтира» (1998), скандально известный роман «Выбраковка» (1999), «Саботажник» (2002), роман-манифест «Толкование сновидений» (2000), «Ночной смотрящий» (2004), «Храбр» (2006), «Консультант по дурацким вопросам» (2012), «Объекты в зеркале заднего вида» (2013), цикл «Профессия: Инквизитор» (2013–2015). В «Если» опубликовано более десятка произведений О. Дивова, а также несколько статей. Произведения О. Дивова, неизменно вызывающие бурные споры критиков и читателей, отмечены практически всеми НФ наградами: «Сигма Ф», «Интерпресскон», «Роскон», «филигрань», «Странник», «Кадуцей» и другими.