«Если», 2016 № 03

Дарья Зарубина
МАШИН БУНТ

/фантастика

/гуманитарные технологии

/роботы

Маруся была готова к чему угодно. Что мать будет ворчать, ругаться. В конце концов, вернуться было велено не позже десяти, а сейчас уже четверть одиннадцатого. Задержись Машка до половины, получила бы брошенное в лицо кухонное полотенце, а то и валяющийся на полу ужин. Вернись десятью минутами раньше — дело обошлось бы брюзжанием и горькими сетованиями на то, что «у всех дочери как дочери, а моя шалава, мотается за полночь». Но троллейбус на повороте едва разминулся с лихой вечерней маршруткой, и драгоценные десять минут были потеряны на матершину водителей и ловлю почуявших волю троллейбусных «рогов».

Все часы в доме шли по-разному. В комнате спешили на десять минут, на кухне немного отставали. Часы на мобильнике шли точно, но на них мама обычно не смотрела. Оставалось надеяться, что, услышав звонок в дверь, она глянула на кухонные и дело кончится перепалкой, а не битьем посуды. Но к тому, что ждало дома, Маруся готова не была.

В прихожей стояла тишина, только слышно было, как в комнате монотонно бубнит телевизор. Маша вошла, но не успела нагнуться, чтобы расшнуровать ботинки, как из-за двери, бледная как призрак, неслышно вышла мама. В руке у нее был большой хлебный нож, другой рукой она держалась за створку двери, готовая в любой момент прыгнуть за нее.

— Вон! Убирайся! Нелюдь! Отродье техногенное! Пошла — пошла! — зашипела мать, тыкая воздух ножом.

Маруся отшатнулась, наступила на шнурок и едва не упала.

— Мам, — тихо позвала она. — Это я, Маша. Дай я свет включу.

— Какая ты Маша, тварь механическая! — злым шепотом проговорила мама, наступая. — Сколько лет голову мне дурила! А я-то, идиотка, все думала, отчего ты у меня такая. А ты подкидыш механический. Давно решили нас поработить? Ничего, кончилось ваше время, угнетатели!

— Мам, ты что, — бормотала Маруся, отступая. Она всегда старалась быть хорошей девочкой и не перечить матери. Но теперь… Может, родительница траванулась чем, хоть теми же маринованными огурцами, которые Маруся еще вчера предлагала выкинуть, но мама не позволила разбрасываться «хорошими продуктами». Если пошли галлюцинации — дело плохо, пора «скорую» вызывать, но мобильник у Маруси как на зло сел, а до тумбочки с телефоном надо было еще как-то добраться мимо рассерженной матери, приготовившейся дать отпор армии роботов.

— Мам, я человек, вот потрогай. Я живая, не металлическая, — попыталась успокоить ее Маша, сделала шаг вперед. Опасливо глянула под ноги: не наступить бы на проклятый шнурок.

— Дела-то, что ты теплая. Наловчились маскироваться, что теперь совсем как мы. Думаешь, я про биороботов не знаю. Вот схвачу тебя за косу да посмотрю, нет ли каких разъемов в затылке!

Маша хотела нырнуть ей под руку и прорваться к телефону, но мама с небывалой ловкостью схватила ее за волосы и поволокла по полу, бормоча какую-то бессвязицу о «долге перед человечеством».

Не то чтобы подобного раньше не было. Иногда Марусе казалось, что мама запрещала ей стричься именно потому, что длинноволосой дочка была уязвимее. Трудно прекратить надоевшую ссору, скрывшись в своей комнате, если твоя коса намотана на материнский кулак. Раньше Маша прижалась бы к ногам матери, дожидаясь, пока гнев утихнет, но раньше… в руках у мамы не было хлебного тесака.

Маша рванула косу из рук матери, вскрикнув от боли, и откатилась в сторону — как раз вовремя. Широкое лезвие прошло совсем рядом с ее плечом.

— Мама, человек я, человек! Ты же меня убьешь! Тебя посадят! — Маруся почувствовала, как по щекам катятся слезы. Она вертелась на полу ужом, не в силах вырваться.

— Робота убить — это не преступление. Это я ради человечества делаю, Машка. Вертеться перестань, все равно тебе от меня никуда не деться. Будь ты человеком, поняла бы меня. Скули, прихвостень техногенных оккупантов! Недолго тебе осталось!

Нож опускался снова и снова, каждый раз оказываясь все ближе. Маруся закрыла глаза, смиряясь с неизбежным. Умирать в пятнадцать было жалко. А ведь она так ни разу ни с кем не поцеловалась! Сашка Летько во втором классе не в счет.

Вспыхивали перед глазами осыпавшимися из альбома марками упущенные мгновения. Обида на маму, которая решила сойти с ума так некстати, досада на саму себя, что не остригла чертову косу после девятого класса. Чего, спрашивается, ждала?!

Машка резко открыла глаза, почувствовав нечто совершенно невозможное, небывалое, — она ощутила, что очень-очень хочет жить. Она уже приготовилась извернуться и схватить мать за ногу, но тут заверещал дверной звонок. Вместо того чтобы двинуться к двери, мать зажала Марусе рот, так что нож царапнул девочку над правой грудью, распоров блузку, и потащила по полу в комнату.

Трель звонка гулко разнеслась по темным комнатам. Свет горел только в гостиной, где продолжал бубнить телевизор.

— Думаешь, свои на помощь подоспели? — пробормотала мама. — Ну уж нет, дудки, не выйдет. Одним роботом меньше…

Она замахнулась снова, но звонивший, видимо, не собирался отступать. Раздалось несколько коротких нетерпеливых трелей, словно тот, кто стоял за дверью, был уверен: в квартире кто-то есть и обязан открыть.

Мама неловко опустила нож, лезвие прошло у самой головы, по основанию пшеничного колоса косы, перерезав ее на треть. Машка изловчилась и, почти не глядя, пнула мать по руке, выбив тесак. Подхватила, парой движений избавилась от ненавистного поводка и отскочила, перекрывая матери путь на кухню — там, в подставке, оставалось еще четыре ножа. Хватит и одного, если удачно бросить, а Марусе жутко не хотелось, чтобы в этой квартире кто-нибудь что-нибудь удачно бросал.

— Ну, что уставилась. Режь! — выкрикнула мать, дергая пальцами ворот халата. Молния не поддалась, лишив жест героического пафоса. — Всегда вы такими были! Вся в отца! Он, наверное, тоже был таким, скотина техногенная! И ты вся в него. Не знаешь ты, что такое быть человеком. Только угнетать нас всю жизнь и умели! Ну, что же ты не бьешь? Не стану я больше твоей рабыней жить!

— Мам, ведь это ты меня родила. Вдруг не папа, а ты сама такая же, — ляпнула Маруська первое, что пришлось на язык, в надежде выиграть лишнее мгновение.

Мать не ответила. Она только затравленно оглянулась, словно проверяя, не мог ли кто слышать крамольных слов дочери и заподозрить в техногенности ее саму. Телевизор из соседней комнаты зааплодировал Маше ладонями гостей очередного ток-шоу.

Девочка бросилась к двери своей комнаты, успев захлопнуть ее перед носом матери.

Та еще бранилась и кричала что-то гадкое и обидное, но Машка, наспех забрав под ободок кое-как обрезанные волосы, уже перебиралась со своего балкона на соседский, к Летько. Она надеялась, что Сашкино семейство дома и ей разрешат воспользоваться их телефоном, не слишком интересуясь, почему она явилась в гости через балкон. На Марусино счастье балконная дверь оказалась приоткрыта, она даже сунулась в комнату, но, еще не успев выглянуть из-за шторы, услышала грохот падающей мебели.

— Что ты, Гриша?! — умоляюще прозвучал из прихожей женский голос. — Ухожу я, ухожу!

— Уходит она, — заорал в ответ Сашкин отец и снова чем-то грохнул — кажется, пнул со злости обувницу. — Я раньше ни слова не говорил, все не замечал, что ты… робот. Думал, вроде обычная, как человек, так нет, ты и жену мою подбиваешь. Разговорами этими, что, мол, неправда все. А по телевизору все показали, что ваши киборги с людьми делают.

— Да что ты привязался к Галке, Гриша, разве она делает-то? — вступилась за родственницу Сашкина мама. — Хоть бы и биоробот. Я не дам себе никакую гадость в мозги вкрутить, а уж если у нее это и есть, так никто уж не достанет. Ведь каждый человек сам решает…

— Да не робот я, — бубнила на одной досадливо-плаксивой ноте прогоняемая Галка. — С чего вы взяли, что я робот? Человек я. Дурь городишь, Светка.

— Чтоб ноги твоей… в моем доме… Иди подобру-поздорову, а то достану пятизарядку… Это все ваши проклятые твари с чипами вместо мозгов страну довели! Все вы!

— Да что мы? Что мы? — подвывала Галка.

— Каждый за себя решает, — пыталась развести противников по углам хозяйка.

Маруся испуганно прянула обратно на балкон, придержав рукой занавеску, чтобы та не выдала ее присутствия, — но кто-то все же заметил движение ткани. Тень метнулась к балконной двери. Маруся уже ухватилась за решетчатую перегородку, чтобы перелезть к себе, пока не застукали, но из-за занавески выскочил Сашка. В майке, трико и тапках, он зябко поежился под налетевшим ветром.

— Стой, мать, куда полезла? Киборгов мочить?

— Да меня саму едва не замочили, — буркнула Маруся, оборачиваясь. — Твои тоже свихнулись?

— Что значит тоже? — удивился Сашка. — Мать ничего. К нам тетка приехала. Умудрилась ляпнуть за столом, что нельзя всему верить, что по ящику показывают, так отец как с цепи сорвался, ружьем грозит, тетку за порог гонит, а у той поезд только завтра. Мать уже твоей бегала звонила, чтобы тетка у вас переночевала, а то отца, похоже, здорово переклинило. Блин, а с волосами у тебя что? — Сашка только сейчас обратил внимание на лохматую Машкину голову.

— Тоже… переклинило, — нехотя ответила она, пощипывая пальцами конец длинной пряди. — Вот, думала, позвоню от вас в «скорую». Не всякий день мама киборгов гоняет. Но у вас, вижу, та же картина.

Сашка сунул руку за штору, пошарил на подоконнике, протянул Марусе начатую пачку сигарет. Она покачала головой, отказываясь.

— Хорошая девочка, — похвалил насмешливо Сашка. — Такая хорошая, что как бы и в самом деле не робот.

Маруся вздрогнула. Сашка посмотрел на нее с удивлением и испугом и улыбаться перестал.

Видя, как он ежится от холода, Маруся сняла ветровку и набросила ему на плечи. Летько скептически осмотрел одежку, выискивая стразы или вышивку, признал куртку годной и продел руки в рукава, которые оказались ему жутко коротки.

Внизу, в гаражах, роились какие-то тени. Завернувшая во двор «лада» мазнула фарами по череде гаражей, высветив несколько темных фигур и свежую надпись на облупившейся краске: «Всех роботов — в Сколково! Убирайтесь вон!».

— Биоробот! Железяка! Робомозгий! — раздались из-за гаражей резкие мальчишеские голоса. В лобовое стекло машины полетела бутылка.

— Вам нельзя здесь парковаться, — словно не замечая выкриков, обратился к водителю «лады» куривший у подъезда мужчина. — Здесь места только для людей. У вас есть документы, что вы человек?

— Да что за бред вы городите, Иван Маркович? Где же мне парковаться, если я тут живу? Сколько лет рядом машины ставим, а тут нате. С чего вы взяли, что я не человек? — возмутился хозяин изуродованной «лады».

— Уж знаю. Всегда я к вам присматривался, была в вас этакая червоточина. А оказалось, вон оно как, биороботы, — проговорил мужчина обиженно-назидательно. — И как только не стыдно вам?

— Да с чего это должно мне быть стыдно? — рассвирепел хозяин «лады», пытаясь пройти к своему подъезду, но его внезапный обвинитель тотчас поднял жуткий вой, из которого следовало, что «проклятый киборг» пытается его покалечить, может быть даже убить и никто не спешит на защиту человека.

В нижнем этаже зашевелились занавески, в открытые окна летела брань. Вырвавшись от бдительного соседа, несчастный владелец «лады» рванул к своему подъезду, бросив машину на произвол судьбы и народного гнева. Ее крушили самозабвенно и долго, с проклятьями и обещаниями.

Сашка докурил сигарету, вытряхнул из пачки вторую, но не зажег, вертел в пальцах. Из-за шторы слышно было, как Григорий Летько грозится пристрелить своячницу.

— Значит, к тебе нельзя, — задумчиво проговорил Сашка. — И у меня пес знает, что творится. Давай я тебя к бабке отведу? Она вроде нормальная. Точнее, ненормальная. В маразме давно, меня с отцом вечно путает, не помнит ни фига. Зато маразм к маразму не липнет. Точно не будет роботов гонять.

Маруся неуверенно кивнула, не слишком представляя, как они проберутся мимо взбешенного Сашкиного отца.

Сашка в себе не сомневался. Он сунул голову за штору и крикнул:

— Э, там во дворе, кажись, киборга поймали. Ща на запчасти разбирать начнут.

К удивлению Маруси, и Сашкины родители, и даже обиженная тетка рванули вниз — посмотреть на расправу.

Сашка вытолкнул Марусю на лестницу и приказал подняться на пролет выше — к лестнице на чердак. Бросил ей куртку, а сам отправился переодеться.

Маруся стояла и слушала, как в лестничном колодце, словно в перевернутом стакане, отражались, усиливаясь, звуки, долетавшие из двора в открытую дверь. Выскочил Сашка, забрался к ней, снова закурил. Нужно было дождаться, пока все разойдутся.

Бабка и правда оказалась прочно выжившей из ума, роботов не ловила, никого не узнавала. К тому, что «Гришина сестричка» поживет у нее, отнеслась с благостным равнодушием. Сашка пообещал заглянуть на следующий день после школы и свалил, а Маруся забралась под пахнущее сыростью и пылью одеяло и наконец дала волю слезам. Бабка в комнате включила на полную громкость телевизор и тотчас захрапела под него, присвистывая на выдохе носом на тонкой тоскливой ноте.

Маруся хотела пробраться в комнату и посмотреть, что такое показывают по ящику, отчего все посходили с ума, но усталость придавила голову к подушке. Проснулась она за полчаса до начала первого урока. В телевизоре роились белые мухи помех, бабка спала в кресле, завалившись на бок как мертвая. Маруся потрогала ее пальцем — старуха громко всхрапнула и снова принялась выводить носом музыку.

Машка схватила сумку и рванула в школу.

— Что это за прическа у тебя, Комарова? — сквозь зубы пробормотала классная.

— Роботская, — бросил кто-то с задних парт. Все заржали.

— А вам не кажется неприличным, Комарова, так выпячивать свою… техногенность, — учительница, казалось, не выговорила, а выплюнула ненавистное слово.

— Я не робот. Я такой же человек, как вы, — буркнула Маруся, но классная только скривилась.

— Точно как мы, только мозги с шестеренками, — сострил кто-то. Все захохотали.

— Эй, Комарова, — тихонько позвал голос, в котором Марусе почудилась нотка сострадания.

— Что?

Вместо ответа Ленка, сидевшая позади нее, сунула Марусе в руку бумажку. На мятом листке из тетради было выведено: «Комарова, а где у тебя кнопка?»

Маруся не выдержала и впервые в жизни выскочила из класса до звонка. Остальные уроки она разрешила себе прогулять. Если хороших девочек принимают за роботов, она больше не желает быть хорошей.

Запыхавшийся Сашка нашел ее в забегаловке быстрого питания на углу рядом с домом. Раньше здесь было кафе «Мороженое», где они во втором классе просаживали его карманные деньги. У Маруси своих денег отродясь не было, поэтому официантка забегаловки уже час косилась на девчонку, которая никак не решалась сделать заказ.

— Голодная? — спросил Сашка. Маруся кивнула. Летько порылся в карманах, наскреб мелочи, заказал бургеров и кофе.

— Оккупанты, железо, — буркнула официантка тихо, зло косясь на Марусю.

— Отчего это вы нас обзываете? — рассердился Сашка. — Чего это мы оккупанты? С чего вы взяли, что мы роботы?

— Потому что нормальные люди пашут, а вы тут бургеры жрете, — ответила та и гордо удалилась.

— Давай возьмем и уйдем в парк, — предложила Маруся внезапно. На углу показалась ее мама и, словно учуяв особым материнским чутьем дочерний страх, глянула в сторону кафе. Маруся дернулась и едва не полезла под столик.

— Нет, подождать надо кое-кого. Я в чат кинул, сейчас он придет.

— Кто? — деловитый тон Сашки Марусе очень не понравился.

— Мужик один. Толковый. В общем, ты только не паникуй, Маш, но в доме плохо все. Нормальных полтора человека, и те по квартирам сидят, боятся выйти, чтобы не разорвали. Пипец какой-то. Мои родаки вообще ящик не выключают… Везде им роботы мерещатся. Твоя мать совсем с катушек слетела, и другие… В общем, не у нас одних такая ерунда…

Он не успел договорить. К их столику подсел долговязый мужчина к сорока, угрюмый и странный, словно дерганый. Пот градом катился с его бледного лба.

— Сергей, — представился он и протянул Маше влажную ладонь.

— А вы — человек? — не удержалась она от вопроса, буквально навязшего в зубах за последние сутки.

— Вот видите, и вам они промыли мозги, — заговорил Сергей срывающимся шепотом. Схватил с Машиной тарелки надкусанный бургер и затолкал в рот. — Вас надо срочно спасать. Есть такая деревня. Новая. Вот здесь…

Он дожевал и Сашкины объедки и, отодвинув в сторону поднос, расстелил на столе замусоленную карту.

— Там сеть не берет. Медвежий угол. Главное — добраться. Мы там организуем коммуну. Никакой цивилизации… Никаких телевизоров, компьютеров, лекарств… Никаких лекарств… — Сергея отчетливо трясло. Он опасливо озирался и нервничал. — Только природа. Она всё лечит. Всех надо спасать…

«Он чокнутый», — вертелось в голове у Маруси. Она толкнула Сашку ногой под столом, сделала круглые глаза.

— Возьмите, возьмите карту. Только там вы спасетесь. Наша церковь возвращенного хр…

Сергей закашлялся. Один глаз его закатился. Он рухнул на стол, булькая и трясясь всем телом.

— Вот говорила же, биоробот, — сердито сплюнула официантка, убирая в кармашек передника какой-то приборчик. — Во, видели? Только сегодня утром по почте эту штучку получила, помогает роботов вычислить. Вот и попался, урод.

Она закатала рукав поношенной рубашки Сергея и продемонстрировала любопытствующим несколько дырочек в бледной коже. При хорошем уровне общего психоза это было похоже на порты или разъемы, но Машка видела только следы от нескольких уколов.

Машка вскочила, уронив табурет, и бросилась прочь, увлекая за собой Сашку. В дверях она схватила за руку какого-то толстяка и, встав на цыпочки, шепнула ему в ухо:

— Там мужчине плохо. Гипогликемия. Положите ему в рот кусок сахара, пока его в роботы не записали.

— Откуда знаешь? — засомневался мужик.

— В медицинский хочу поступать, — бросила Машка на бегу, — к репетитору спешу.

— А если он и правда робот? — крикнул в след девочке толстяк, но они с Сашкой уже скрылись за углом.

Паранойя оказалась не такой уж глобальной, но и считать нормальными тех, кто кидался на первого встречного, одетого слишком аккуратно «для человека» или слишком интеллигентного, чтобы послать бдительного борца с киборгами, едва ли стоило.

— Надо что-то делать, — решительно заявила Маруся, доедая последний бургер, купленный по дороге.

— Я заначку отцову выгреб. Завтра купим жратвы и заляжем на дно. Посмотрим, может, само рассосется, — предложил Сашка.

Бабка в кресле всхрапнула, разбудив саму себя, встала с кряхтением и, не замечая незваных гостей, прошлепала в уборную.

— А если нет? Мы тут до старости с твоей бабкой будем сидеть?

Сашка пожал плечами:

— А ты что предлагаешь? Забрать у той девки фигню из телемагазина и каждого встречного в затылок тыкать — вдруг робот?

— Да не работает она, фигня эта, — огрызнулась Машка. — Шокер слабенький. Надувалово. А Сергей твой — дебил клинический. У него диабет, а он в коммуну подался, где лекарств нет. Надеюсь, откачают, а то ведь линчуют и бригаде «скорой» подступиться не дадут.

Она сидела на подоконнике, задумчиво грызла ногти.

— Слушай, мать, — сказал Сашка, помолчав. — Ну ладно. С Сергеем этим я ступил. Нормальным он по разговору показался. В чате.

Машка насмешливо скривилась.

— Ну я ведь помочь хотел, Марусь, реально. Короче, еще вариант есть, но он… такой. Ну, короче, тетка моя может тебя с собой забрать. Там у них можно типа беженцем, типа ты от репрессий спасаешься. Признать, что робот и все такое…

— Да не робот я, Сашка! Что вы все заладили?!

— Не робот, не робот. Просто скажешь так, и тебя там кор-мить-поить будут, школу закончишь нормально. Там беженцам-роботам даже льготы при поступлении, говорят. Здесь тебе учиться не дадут, да и мать найдет — ничего хорошего не будет. И мои тоже с каждым днем все хуже. Помнишь, Митяю «ладу» разбили? Его утром сегодня поймали и… в реанимации, короче.

Я бы и сам свалил, но за родаками приглядывать надо. А у тебя, похоже, вариант только такой. У тетки поезд через пару часов. Ну что, звонить ей?

Маша сидела, водя пальцем по оконному стеклу. Сашка нервничал, вертя в руке мобильник. Наконец, она кивнула и, спрыгнув с подоконника, побежала вниз по лестнице.

Новый дом Машке даже понравился. Это была просторная квартира почти в центре большого чужого города. Высокие, под три с половиной метра, потолки, встроенные светильники. Эффектная мебель. В доме было так чисто, что сразу становилось понятно — здесь живут только женщины. Мать и дочь. Дина и Людмила. Мила, девочка одних с Машкой лет, в светленьких джинсиках и тапочках с розовыми заячьими ушами, тотчас потащила свою новую «подружку» смотреть их общую комнату. Вещей у Машки не было. И щедрая Мила предложила выбрать что-нибудь подходящее из ее розово-карамельного гардероба.

— Как же это здорово, что ты теперь у нас живешь, — тараторила Мила весело. Тугой клубок, за последнюю неделю поселившийся в животе, начал понемногу распускаться. Маша расправила спину и попыталась улыбнуться.

— Девчонки просто упадут от зависти, когда мы скажем им, что ты робот. Это же так классненько. Ты такая няшка, что тебя сразу все заобожают! Ты не переживай, в нашем классе все от роботов тащатся.

— Я не робот, — тихо произнесла Маша.

— Что? — большие голубые глазки Милы распахнулись, как у анимешных девчонок.

— Я не робот, — повторила Маша громче.

Радостное личико Милы потемнело, словно кто-то выключил лампочку, скрытую за тончайшим фарфоровым плафоном.

— Как не робот? — удивилась Мила. — Правда?

Маша кивнула.

— Ма-а-ам, — капризно крикнула Мила в двери и исчезла. Из гостиной послышались всхлипывания девочки («Зачем мы вообще тогда ее взяли?!») и мерное бормотание матери («…в школе никто и не узнает…»). Маша оглядела просторную светлую комнату с большим окном, из которого видна была за домами крыша школы, и решила принять правила игры и больше никому не говорить, что она не робот.

Так прошло две недели. Мила лучилась от самодовольства, показывая всем и каждому свою новую подругу-механоида. Большинство ребят ей люто завидовали и всячески старались подружиться с Машей. Кое-кто, совсем как дома, обзывал ее злым шепотом, но «этих тупых уродов» легко ставили на место карамельные улыбочки Милы и ее подружек. Маша впервые за много лет почувствовала себя защищенной. И поплатилась за это в тот же день.

Кто-то из робофобов не ограничился обидными словами и подставил ножку, когда она спускалась по лестнице. Оберегая дорогой маникюр, новые подружки прыснули в стороны, даже не попытавшись помочь, и Маша упала, причем так неудачно, что получила открытый перелом предплечья. Мила была в ярости.

Маша сидела в своей комнате и разглядывала белоснежный гипс, слушая, как подружка бушует внизу, выплескивая негодование на мать.

— Как я теперь буду в школу ходить?! Ведь никто больше не поверит, что она робот! У этой дурочки же кости торчали! Кости!!! И кровь была! Самая обычная! Ладно, она хоть почти не плакала…

— А мы скажем, что она биоробот. Что у нее только чип в голове… — пыталась успокоить свою принцессу Дина.

— А если она опять свалится и голову разобьет?! — капризничала Милка, топая розовыми тапочками.

Машка стащила здоровой рукой бежевую, покрытую стразами Милкину блузку, вытащила из-под кровати старый рюкзак со своими вещами. Переоделась, оставив все чужое на кровати, и, осторожно пробежав на цыпочках в прихожую, выскочила из квартиры. Прямо на лестнице набрала номер Сашки. Тот ответил, когда Маша уже вышла на улицу и остановилась, не зная, как быть дальше.

— Алё, это кто?

— Я. Маша, — она от удивления едва не забыла, о чем хотела поговорить.

— Извини, мать, я твой номер удалил. Ну чтобы родаки не нервничали. Думал, левый кто. Ты там как? В шоколаде? Я тут тороплюсь, давай быстро.

Сашка старался говорить бодро, но слышно было, как он нервничает.

— Саш, мне вернуться надо. Поможешь?

Она не успела договорить.

— Извини, мать, никак. Тебя похоронили уже. Мать твоя похоронила. Не могу говорить. Давай там как-нибудь сама.

Машка набирала номер снова и снова, но абонент внезапно оказался вне зоны действия сети. Она села на бордюр, шмыгнула носом, собираясь заплакать. И передумала. Поднялась, рванула обратно вверх по лестнице. Прошмыгнула во все еще незапертую дверь на кухню, стараясь не вслушиваться в плаксивые жалобы Милы. «А что, если она голову себе разобьет?! Что мне тогда говорить?!»

Маруся переступила одной ногой через невысокое кровельное ограждение, заглянула вниз. Люди внизу — не больше пятен голубиного помета на крыше под ногами — спешили по своим делам, не поднимая головы. Но вот кто-то глянул вверх, вскрикнул. Ее заметили, начали собираться зеваки, выцеливать девочку на крыше камерами телефонов. Маша поймала луч на широкое лезвие кухонного ножа — единственная чужая вещь, что она захватила из квартиры опекунши, — послала солнечный зайчик в толпу.

Кто-то уже поднялся на чердак и теперь ломился плечом в ведущий на крышу люк, но Маша все предусмотрела. Пока выломают дверцу, все уже будет кончено.

Невдалеке, отчаянно сигналя, показался фургон телевизионщиков. За ним второй.

— Эй вы, слышите! — крикнула Маруся, махнула гипсом. Несколько рук нерешительно поднялись из толпы.

— Я человек! Я не робот! — она неловко перехватила нож загипсованной рукой. Пальцы почти не слушались, и первый раз ножик только шаркнул по коже, но Машка сердито рубанула им по запястью, снова и снова. Брызнула темная кровь, потекла по предплечью до локтя и полетела крупными каплями в толпу.

— Я не робот! Видите? — Маруся отбросила нож. Он со звоном покатился по крыше, замер покачиваясь. Она перенесла вторую ногу за заграждение. — Ненавижу вас всех!!! С той стороны и с этой! Я человек! Ненавижу вас, нелюди! Ненавижу!

Она закрыла глаза, раскинула руки, чуть подалась вперед и понеслась навстречу вспышкам фотоаппаратов в охнувшей толпе.

И приземлилась на самые кончики пальцев.

— Твою мать, — прошептала Маруся, глядя на оставшиеся в асфальте глубокие ямки. Вокруг зааплодировали. Она поднялась и, не зная, как еще выплеснуть накрывшую с головой обиду, сжала кулаки, подпрыгнув, обеими ногами ударила в землю и выкрикнула уже в полный голос: «Твою мать!»

Кто-то из-за спин радостных зевак бросил в нее откусанным яблоком, но, скорее, для проформы, не целясь. Огрызок упал под ноги в лужу крови, ручьем бежавшей с изрезанной руки. Из толпы выскочила прямо в домашних тапочках сияющая Милочка, обняла Машу за плечи и затараторила, улыбаясь камерам: «Видите, я же говорила, что она на самом деле! Настоящий киборг! Она у нас живет, вот в этом доме. А я Мила Климошина, мне пятнадцать лет… Я ее лучшая подруга».

Маше сунули в лицо несколько микрофонов, но она отшвырнула их гипсом и объяснила любителям сенсаций, куда им пойти.

— Мощный перфоманс, детка, с размахом! — Какой-то парень с камерой на плече похлопал Машу по плечу. — И слоган чумовой. Если надумаешь работать на телевидении, звякни мне, познакомлю с нужными людьми.

— Я хотела бы работать на телевидении, — просияла Мила, но ей никто не ответил.

В Машкином кармане ожил мобильный.

— Слушай, мать, что там у вас творится? Видел тебя в сети! Чума! Не знал, что ты матные слова знаешь. Слушай, а пришли мне фотку, помнишь, где мы с тобой в парке, а то у меня ни одной, где вместе…

— Саша. Не матные, а матерные. Иди на…

© Дарья Зарубина, 2016

© Богдан, илл., 2016

ЗАРУБИНА ДАРЬЯ НИКОЛАЕВНА

____________________________

Родилась в 1982 г. в городе Иваново. Окончила филологический факультет Ивановского государственного университета. Преподает русский язык в Ивановском государственном энергетическом университете, сотрудница газеты ИГЭУ. Автор 3 романов и более 30 повестей и рассказов, лауреат премий «Серебряный Роскон» (2014) за повесть «Отцова забота» (соавтор Ник Перумов), «Бронзовый Роскон» (2015) за роман «Носферату», «Бронзовый Роскон» (2015) за рассказ «Я буду ждать тебя в зимнем лесу».

В журнале «Если» публиковалась ее повесть «Сны о будущем».