Кусачий клуб

Глава 15

ШЕЙН

Он был сумасшедшим, раз решил попробовать.

Когда я увидел объявившегося в сарае Майкла, Василий и Глориана загружали нас в фургон, чтобы перевезти на новое место. Я не знаю, как он нашел меня. Я мог поклясться, что никто в зале ничего не знал о том, где мы были, но вот он здесь, Майкл мерзкий Гласс, приближается в своем дурацком черном вампирском пальто, шляпе и перчатках, пытается поговорить со мной, как будто мы знали друг друга.

Как будто он не ударил меня в спину в том момент, когда согласился перестать быть человеком.

Он присоединился к ним, к вампирам. Нашим повелителям, которые сделали моего отца неудачником и позволили Монике Моррелл выйти из-под контроля, делать что захочется, что оказалось фатальным для моей сестры. Они послали убийц за моей мамой.

Майклу должно быть известно лучше. Он должен был знать, что несмотря ни на что, я не мог его простить, не в глубине души. Они лишили меня семьи.

Василий и Глори схватили его, конечно же, и засунули в другой фургон, тот, в котором сидели вампиры. Они не рисковали перевозить нас вместе, больше нет. Слишком много поединков. Он продолжал кричать на меня, но я просто смотрел, пока они запирали его, и тогда я ушел.

Раньше он был моим другом, и, черт возьми, до сих пор было больно осознавать, что он сделал это с нами, со мной. Он изменил все. В то время, когда он понимал, что это значит.

Возможно, это был шок от встречи с ним — я не знаю — но я обнаружил, что чувствовал себя не таким подготовленным к предстоящей схватке, как раньше. Моя голова болела, и я устал — сон не приходил легко в последнее время, причиной всему были все эти синяки и треснувшие кости. Когда Глори была рядом, становилось лучше. Я практически не думал. Но теперь, в фургоне, я заметил, что между бойцами людьми и водителем была натянута плотная сетка, будто мы были злобными собаками или что-то еще. Когда я оглянулся на остальных, я подумал, что, возможно, это было правдой. Нас было четверо, и, если честно, я был, наверное, самым жестким. Однако, я этого не замечал. Они выглядели, как приятели моего отца байкеры — все потные, мускулистые и в татуировках, с бритыми головами и козлиными бородками. Они были готовы растерзать любого. Думаю, я был таким же, или, по крайней мере, буду таким, как только мы доберемся до места, в которое направляемся.

Как только Глори улыбнется мне снова.

Я откинул назад голову и закрыл глаза, и вместо того, чтобы видеть злобную, холодную улыбку Глори, я увидел милую улыбку Клер, одну из тех, что она дарила только мне, ту, что заставляла меня забыть всё о своем гневе или жестокости или боли. Рядом с ней мир становился лучше. Я становился лучше. Из-за нее. Это было полной противоположностью того, что со мной делало присутствие Глори — оно заставляло меня вспомнить всё плохое, умножить это и пожелать выплеснуть это на кого-либо, кто был передо мной. Клер заставила меня забыть все это и понять, что я не должен быть сердитым.

Нет, я делаю это ради нее. Ради нее. Мне нужно заработать свой выход из города, пока не стало слишком поздно.

Она даже сказала это прошлой ночью, до того ужасного момента в тренажерном зале, когда она была так близко к Майклу, и я… я подумал…

Я знал что это было неправдой. Я знал что Клэр не причинила бы мне боль подобным образом.

Я открыл глаза и прерывисто вздохнул. Мне нужна Глори. Я не мог оставаться жестким, если думал о Клер — я скучал по ней, и я ненавидел, что это заставляло меня чувствовать себя слабым и больным. Она первая оставила меня, разгуливая с этим ублюдком Мирнином, сбегая тайком, чтобы быть с ним. Что бы она ни сказала, это была правда.

Но я ничего не мог поделать. Я хотел ее. Я хотел, чтобы она была со мной, и единственный верный способ добиться этого — убраться подальше отсюда. Из Морганвилля.

— Эй, Коллинз, не спать! — крикнул Бретт, у которого пройдет его первый поединок сразу после моего.

— Должен стать раскаленным, мой человек! — Он ударил меня в плечо, именно туда, где у меня был большой, распространяющийся синяк и опухоль. Я не поморщился, но от боли, прошедшей сквозь меня, у меня перед глазами появилась красная пелена, и неожиданно стало трудно дышать. Я справился с этим и заставил себя усмехнуться ему в ответ.

— Стань я немного раскаленней, я сожгу тебя заживо, — сказал я. Он завыл, как волк.

Некоторым парням не нужно было влияние Глори, чтобы сходить с ума — Бретт был таким. — Ударишь меня еще раз, и я сломаю тебе, чувак.

Он стиснул кулаки и улыбнулся, но он воспринял меня всерьез и сел, прислонившись к стене фургона. — Ты снова думал о той девушке?

— Нет, — солгал я. Я пытался не думать, потому что это причиняло боль. Было больно думать, что где то поблизости она возможно разыскивает меня. Все о чем я мог думать, что гдето она могла быть одна, напугана, можат быть плакала.

Из-за меня.

Я снова закрыл глаза и ударился головой о стену фургона, достаточно сильно, чтобы пострадать и оставить вмятину. Я хотел, чтобы Глори ездила с нами.

Я очень, очень этого хотел.

Когда я вылез из фургона, мы были у какого-то разрушающегося старого склада, очередного дерьмового куска древней истории Морганвилля, которым никто не занимался. Я видел исчезающую надпись снаружи. Это, должно быть, была какая-то ковровая фабрика.

Большое кирпичное здание, не так много окон, а те, что имелись, были выбиты на три этажа вверх какими-то местными ребятами с сильными руками. Не так много времени для осмотра достопримечательностей, но я узнал этот район; вы не вырастите в этом дурацком городишке, не рыская вокруг мест, в которые твои родители не хотели бы, чтобы вы ходил. Я и Лисс сунулись в один из таких заброшенных складов, когда ей было около двенадцати, а я был глупее, чем обычно. Нам удалось отделаться, но, оглядываясь теперь назад, я не мог поверить, что мы так рисковали.

Теперь, когда ее не стало, я похолодел от мысли о всем том риске, которому я подверг ее.

Если бы я мог всё исправить, остановить тот пожар, вытащить ее из дома, пока весь этот дым и пламя…, то я никогда бы не позволил ей снова так рисковать. Я бы защитил ее. Именно это и должен делать старший брат — защищать.

Но нет, я вел себя с ней как осел, и заснул на диване, а к тому времени, когда проснулся, доме уже горел и я не смог вытащить ее. Я не знаю, проснулась ли она. Я надеялся, что нет. Я надеялся, что она никогда не знала, никогда не чувствовала такого пронзительного страха, что испытал я, когда пытался добраться до нее.

Встряхнись, Коллинз. Лисс умерла. Мама и папа умерли. Я должен сосредоточиться на преодолении ближайших двух часов или около того, не присоединяясь к ним. Если я все сделаю правильно, я заработаю много денег: достаточно, чтобы купить выход из города, затеряться, создать новую жизнь. Забыть Клер.

Это было то, что я должен был сделать. Забыть. Забыть все.

Стало легче, когда Глориана подкралась и взяла меня за руку. Она была вампиршей, да, но она не воспринималась одной из них — я не ненавидел ее и не хотел причинить ей боль. Я хотел угодить ей, во всех отношениях… не то, чтобы она хотела что-нибудь от меня, кроме как настроить на хорошую битву. Она предпочитала клыкастых мальчиков. Как Майкл.

Просто еще одна причина ненавидеть его. Как будто я нуждался в дополнительной.

— Ты готов? — спросила она меня. — Ты станешь моим рыцарем в сияющих доспехах, Шейн, защищающим меня от всех больших, плохих люди? — Она сказала это с улыбкой, но у меня возникло ощущение, что она не имела это в виду. Она, казалось, издевалась надо мной, но я не мог сильно расстроиться из-за этого. Было в ней что-то… что-то, что в глубине души я знал, что ненавидел, но все еще не мог сопротивляться. — Потому что у нас большие планы на тебя сегодня. Ты нужен нам, чтобы заработать для нас много денег, очень быстро, и этими деньгами мы погасим часть долгов. Старых долгов тому, кому мы предпочли бы не быть должными, если ты знаешь, что я имею в виду. Тогда у Бессмертной Битвы появится новый владелец, и Василий и я будем в безопасности. И мы все сможем навсегда уехать из Морганвилля.

Она говорила мне то, что, как я знал, она не хотела, чтобы я понял, и в какой-то степени я понимал… и я знал, что что-то тут неладно. Но было уже слишком поздно для этого, для осторожности или размышления, или сопротивления.

Я ненавидел их вид, но я бы сделал все для Глорианы и она знала это.

— А теперь, — сказала она и потрепала меня по руке так же, как она бы погладила собаку по голове. — У тебя не возникнет проблем с твоим разминочным поединком, не так ли?

— С кем я дерусь?

— С твоим старым другом. Майклом.

Майкл. Я прокрутил это в моем вяло работающем мозге, и я хотел сказать нет, но я не мог заставить это слово выйти из моего рта. Вместо этого, сказал я, и я имел это в виду, — Конечно, нет проблем. — Майкл и я дрались раньше. Черт, я укладывал его на лопатки пару раз, даже с его вампирской скоростью. Я могу одолеть его.

— Я спрашиваю лишь потому, что было бы неудобно, если бы у тебя были… долгие размышления. Мы собираемся показать поединок в живую, не в записи, понимаешь. Больше волнения. Больше денег. Там будет такая же живая аудитория, как и в сети.

Для меня не имело значения, кто наблюдал или почему. — Я дерусь с вампирами, — сказала я. — Именно это я и должен делать. Не важно, кто они или кем были раньше. Верно?

— Верно, — сказала она и рассмеялась. Я старался не обращать внимания на блеснувшие клыки у нее во рту. — Мне нравятся парни, которые знают, чего они хотят, Шейн. Да, и помни… этот поединок не прекратится, пока один из вас не выполнит намеченное. Никакого милосердия.

— Никакого милосердия, — сказал я. Я почувствовал странный голод внутри, пустоту там, где раньше я был полон разными вещами.

Теперь там была лишь ненависть, пылающая и исходящая от меня, и она начала ощущаться как нечто токсичное. Что-то, что разъедало меня изнутри, порождая рак, словно черные тучи.

Но это не имело значения. Ничего из этого не имело значения, когда она открыла дверь, и я увидел клетку в середине трибуны, и людей, рассаживающихся на свои места.

— Это твое, — прошептала мне Глори. — Это все твое, Шейн. Потому что ты собираешься выиграть сегодня вечером и мы все станем свободными.

Я посмотрел на нее, внезапно уверенный что она лгала…,но было что-то странно открытое и честное в ее голубых глазах.

— Ты имеешь в виду это? — спросил я. — Свободный?

— Свободный, — повторила она. — Я обещаю тебе. После сегодняшнего вечера тебе никогда больше не придется драться снова.

Затем она повела меня по коридору и усадила в кресло, и появился Василий в его глупом наряде Дракулы, с камерами, смотрящими на меня пустыми глазами. А потом все началось, и отсчет времени был запущен.

Время битвы.

— Клиенты, — сказал Мирнин. Он кивнул в сторону людей, вылезающих из машины и направляющихся к дальней двери, безопасной двери, склада. Публика была разномастная — те, кто относились к «белым воротничкам» в Морганвилле, матери, парни из колледжа, крутые парни. Отдельная группа безумных. Там также были и вампиры, работающие на входе… Клер узнала одного из них, и сказала об этом. — Да, — согласился Мирнин. — Он был в команде Бишопа раньше. Один из тех, кто, по словам Амелии, пропал. Теперь мы знаем, где он.

Без сомнения, Василий нанял многие бывших сотрудников Бишопа в обслуживающий персонал его маленького предприятия.

— Но чего он хочет? — Спросила Ева. Она наблюдала за вереницей людей, раскошеливающихся на наличку, с озадаченным видом и легким отвращением. — Всё это ради денег?

— Миллионы долларов, что для вампира означают безопасность и стабильность, — сказал Мирнин. — И независимость. Наши друзья, которые откололись от Амелии, чтобы образовать их маленькую колонию в Блэйке, не единственные, кто хочет вырваться из Морганвилля. Друзья Бишопа и сторонники страха Амелии. За пределами этого города, они могли бы быть их собственными маленькими королями и королевами. — Как он это сказал, он показался грустным и отстраненным, как будто он рассматривал это прежде. Или делал это раньше. — В любом случае, никогда не считал, что деньги хоть сколько нибудь менее хороший мотив, чем страсть.

Вы были бы удивлены, что люди сделают ради денег, чего они не сделают ради любви.

— Мы должны пробраться туда, — сказала Ева.

— Не сомневаюсь, — согласился Мирнин. — Но они узнают тебя сразу же. Клер менее узнаваемая, и вряд ли кто-либо знает мое лицо. Я предлагаю тебе остаться здесь и…

Ева одарила его испепеляющим взглядом и сказала:

— Передай мне свою шляпу.

— Извини?

— Твоя шляпа. И твое пальто.

Мирнин бросил на нее недоверчивый взгляд и протянул их. Она потрясла их, понюхала, поморщилась, а потом надела. На Еве пальто выглядело еще больше и более неестественно, чем это было на Мирнине, а шляпа практически поглотила ее с головой. Все, что Клер могла разглядеть в ней — мелькание белого лица.

Просто, как вампир.

— Ха, — сказал Мирнин, и наклонил голову с большим интересом. — Для кого-то столь исключительного, ты можешь исчезнуть весьма эффективно.

— Заткнись и будь наготове, — сказала Ева. — Тебе нужно будет быстро переместить свою задницу, если только ты не хочешь, чтобы она слегка поджарилась.

Он посмотрел на себя, и нахмурился.

— Не хотелось бы, не хотелось. Слишком индивидуальный. Нет… — И, прежде чем Клер успела его остановить, он снял пальто и бросил его на пол, вместе с его парчовой жилеткой.

Он оставил малиновую рубашку и черные брюки — очень пиратские. — Лучше?

— Несомненно, — сказала она. Она не могла представить себе это. — Готовы?

— Готов.

Ева вышла первой и поспешила к двери, опустив голову. Вампиры лишь мельком взглянули на ее лицо и махнули ей без слов. Клер последовала за ней, неся оба черных мешка.

Они остановили ее и спросили деньги за вход, которые Мирнин вытащил из кармана и передал… в золотых монетах. Видимо, это не было так уж необычно для клыкастой кучки, догадалась Клер, потому что они просто пожали плечами, убрали деньги в карман и нацепили ей и Мирнину пластиковые браслеты на запястья. — Вы не можете вносить с собой кровь, — сказал один из них, когда опечатывал браслеты. — Допускается только в задней части комнаты.

Десять баксов за бутылку.

— Это смешно! — сказал Мирнин. — Цены…

Клер слегка толкнула его локтем. Он выглядел возмущенным. — Ну, они очень высокие, — пробормотал он. — Ох. А вот и твой друг, Еван. Евар?

— Ева, — сказала Клер. — Вот, возьмите свою сумку. Я понесу мою и Евы. Я поищу Шейна.

Вы и Ева…

— В этом нет необходимости, — сказал Мирнин, как только погас свет, и дверь в задней части комнаты захлопнулась. У Клер сложилось четкое впечатление, что их заперли, и все, кто прибыли после, были вынуждены стоять снаружи, наслаждаясь днем, в независимости человек это или вампир. — А вот и он.

Клер обернулась. Они стояли на бетонном полу, а по всем четырем сторонам большой просторной комнаты были возведены дешевые алюминиевые трибуны на десять рядов. В центре стояла платформа, и на платформе была расположена железная клетка с открытой дверью. Она была размером с боксерский ринг, со всех сторон освещаемый ярким, огненнобелым светом, превращая его в пустой белый холст.

Василий вышел на середину, обнажив клыки, когда он улыбнулся, и махнул рукой в сторону толпы. Трибуны были наполовину заполнены, поняла Клер; может, они не смогли оповестить всех достаточно быстро.

Впрочем, не важно. Основные деньги они получили от ставок через интернет и членских взносов.

Василий был одет в точно такой же наряд, что и Мирнин, только на нем он выглядел дешево и глупо.

У него при себе был беспроводной микрофон, и сейчас он поднес его к губам и произнес, — Добро пожаловать, друзья, на Бессмертные Битвы, где те, кто обладают вечной жизнью, рискуют их потерять, и те, кто имеют лишь человеческие силы, узнают, каково это — быть героями! — Он вызвал кое-какие крики и аплодисменты. Мирнин рядом с ней стоял неподвижно, наблюдая. Клер поняла, что он схватил ее за руку, держа ее неподвижно. Она не знала, почему, пока Василий не сказал, — А теперь, встречайте нашего смертного героя ночи: Шейна «Молота» Коллинза, победителя двух предыдущих боев, выжившего, и охотника! Давайте тепло и Бессмертно его поприветствуем!

Толпа радостно зашумела. Клер стояла там, чувствуя уязвимость и жар, будто она превращалась в прах, который могло унести в любую секунду, и смотрела, как Шейн, ее Шейн, вошел в стальную клетку, подняв высоко руки.

Он улыбался, но его глаза были безжизненными и преследуемыми призраком человека, которым он был. Клер хотелось упасть. Рука Мирнина сокрушительно плотно обхватывала ее руку, но ей не хотелось совершать ничего глупого — она не была уверена, что смогла бы двигаться самостоятельно. Казалось, что это страшный сон.

И потом, конечно, он стал еще хуже.

— И его противник, — закричал Василий. — Вампир-новичок, музыкант, претендент на звание Чемпиона, Майкл Гласс! Это поединок неприязни, дамы и господа, копившейся годами! А теперь посмотрим, как…

Василий понял, что просчитался, увидела Клер. Он думал, что сможет продолжать и дальше вампирить (каламбур), чтобы поднять ставки, но у Шейна была другая идея. Он сделал большой круг по клетке, а потом, с неестественной быстротой, развернулся и ударил Василия, который все еще говорил в свой микрофон. Василий уронил микрофон, а Шейн схватил его за воротник модного пальто и бросил его катящейся, размахивающей грудой на пол. Прежде чем Василий смог подняться, Шейн уже был на нем.

Майкл оттащил его, скрутив руки за спиной. — Остановись, — сказал он. Клер могла слышать его, но она не была уверена, что толпа могла — они все еще топали и кричали, создавая металлический грохот, который заглушал многие вещи. Майкл не играл на публику. Он настойчиво говорил Шейну. — Брат, прекрати это. Это не ты.

Шейн остановился. Он по-прежнему оставался в захвате Майкла и его глаза были закрыты. Но когда Майкл отпустил, считая, что он достучался, Клер увидела улыбку на губах Шейна, и попыталась выкрикнуть предупреждение.

Она четко расслышала Шейна, когда он сказал:

— Тут ты ошибаешься. Брат.

ШЕЙН

Мне уже какое-то время хотелось порвать Василия, и, слушая, как он всё продолжал и продолжал говорить о Майкле, ну, с меня было достаточно. Майкл чертов Гласс. Мистер Совершенство. Он не бал просто каким-нибудь там вампиром, сейчас, не так ли? Нет, он пришел длинный путь человека Рэнфилда, всё больше прогибаясь под вампиров. Черт возьми, даже Сэм…

Нет. Что-то во мне заткнулось, когда я попытался присоединить и Сэма, дедушку Майкла, к этой психологической перебранке. Сэм, я знал, не заслужил этого. Мне нравился Сэм. Черт, все любили Сэма.

Как все любили Майкла. Мистера Совершенство.

Я прыгнул на Василия, и это было здорово. До чего же здорово думаю своим телом, вместо того, чтобы смущаться клубка ненависти, вины и страха, что был внутри меня… и просто быть чем-то, делать что-то, без высшего разума, встающего на пути. Я ударил его ногой, но самой твердой стороной моей ноги. Вы не бьете пальцами ног, только не с босыми ногами — вы используете эту сторону или пятку. Я выбрал пятку, вложив немного силы в нее, и почувствовал, как ребра Василия заскрипели, когда обрушился удар.

Мило.

Затем Майкл оттащил меня прочь, и, черт возьми, он находился у меня за спиной. Он владел преимуществом и силой.

Василий поднялся, нашел свой микрофон и выбрался из клетки, захлопнув ее за собой.

Майкл быстро произнес:

— Остановись, мужик, прекрати. Это не ты.

Я закрыл глаза и позволил своим напряженным мышцам расслабиться в его захвате.

Только идиот купился бы на это, но Майклу хотелось верить, что он мог сделать все что угодно.

И он не считал меня особо умным, в любом случае.

Когда я почувствовал, что он отпустит меня, я улыбнулся так, что стало больно.

— Тут ты ошибаешься. Брат.

Он, вероятно, услышал предупреждение, но я не кинулся вперед, чтобы уйти от него. О, нет. Я метнулся назад, врезавшись в него, и отбросил нас обоих на пружинистый, грохочущий брезентовый пол. Толпа кричала — это звучало как гром в ушах. Свет бил по моей коже, и я ощущал Глори в своей голове, как прожектор.

Она хотела, чтобы я победил. Победил любой ценой.

Я вывернулся. Майкл был зажат подо мной, и он пытался подняться. На этот раз я имел вес и преимущество, и до тех пор, пора я удерживал его от каких-либо действий, я мог причинить ему боль.

Я хотел причинить ему боль.

— Шейн! — кричал он. Я увидел его, но я не видел его четко — он был фигурой, голосом, соперником, а кем именно он был — не имело значения. Он не был человеком — он был вещью, и я со всей силы ударил его в лицо. Снова и снова. Каждый раз, боль прорывалась в моей руке, и тошнота следовала за ней, словно я был пьян, и меня выворачивало на сцену, но потом это отступало, и я ударял его еще раз.

Я бил его с особой силой, и я почувствовал, как в моей руке треснула кость. Одна небольшая трещинка — ничего страшного — но сильная, яркая трещина показалась вспышкой красного света, столбом проходящего сквозь меня, и секунду или две спустя моя голова была кристально ясной.

И я увидел девушку, дергающую дверь клетки и пытающуюся ее открыть. Высокая девушка в потрепанном, разорванном плаще и глупой, гигантской шляпе, которая упала, когда она боролась с навесным замком на двери, обнажив блестящие, недавно подстриженные черные волосы и бело, как у вампира, лицо.

— Господи, Шейн, остановись! — Кричала Ева и стучала по решеткам, достаточно сильно, чтобы они звенели. — Прекрати! Что ты делаешь?

Это шокировало, словно увидел стоящую там Алису, и на секунду я подумал, что я увидел именно ее, как в тот последний раз, когда я видел ее — такую красивую и умную, готовую на всё, готовую умереть, и я не смог спасти ее, потому что я был неудачником, и я был слабым, таким слабым. Я должен был открыть дверь, хотя и было жарко, так жарко, и я потерял сознание из-за дыма.

Я посмотрел вниз.

Я нанес кое-какой ущерб лицу Майкла, но раны исцелялись. Кровь была на полу и на моих руках, и текла по его щекам. Любой человеческий парень уже отправился бы в больницу.

Я осознал что он не сопротивляется.

Легкие деньги.

Я занес кулак для еще одного удара, а он даже не дрогнул. Он также не отвел взгляд. Он просто сказал:

— Это не твоя вина, мужик. Я не виню тебя.

По какой-то причине, это было первое из сказанного им, что я на самом деле услышал.

Казалось, что я практически слышу голос моего отца снова, говорящего что-то, что я хотел слышать каждый день, с тех пор как Лисс исчезла из нашей жизни.

Что это не была моя вина.

Что я не мог остановить это.

Правда в том, что пожар не был моей виной. Никто не смог бы добраться до моей сестры, чтобы спасти ее.

Но это…это была моя вина.

Я откинулся назад, глядя на него сверху вниз. Его голубые глаза налились кровью, мерцая красным, но он вовсе не собирался проявлять свою вампирскую сущность со мной, хоть я и сильно навредил ему. Он просто терпел.

— Это Глори, — произнес он. — Ты знаешь это, верно? Не твоя вина.

Глори. Я огляделся, но я не видел ее. Сейчас это было просто морем лиц, кричащих лиц, которым не было дела до меня или Майкла или чего-либо, кроме их собственного развлечения.

За исключением Евы, выглядевшей такой пораженной и напуганной, по другую сторону решетки. Она волновалась о нас. Слишком сильно, наверное.

— Бишоп здесь, — сказал Майкл. — Они хотят выставить его против тебя, как только я измотаю тебя. Я не могу допустить, чтобы это произошло. Я должен остаться здесь с тобой.

Только вдвоем мы сможем справиться с ним. Ты понимаешь? Мы должны встать вместе, Шейн.

Я понимал. Я был прав раньше — это был какой-то кошмар, какое-то странное заклинание, которое могло включиться в любой момент, и вещи стали бы нормальными, все было бы хорошо. Ничего из этого не было… реальным…

Потом я увидел Клэр.

Она стояла за пределами клетки, на трибуне, и Мирнин держал ее за руку, будто пытался удержать ее от превращения в полную копию Евы и побежать к клетке, но я не думаю, что она пыталась. Как и я, она была парализована, захвачена в ее ночной кошмар, и эти темные глаза смотрели на меня, видели меня, и я тоже увидел себя. Потного, избитого, дикого, злого, жестокого.

От этого меня затошнило.

Я откатился подальше от Майкла и свернулся в клубок, лицом к Клер, глядя назад. Может, это боль в моей руке, все еще мчащаяся сквозь меня, может, это, наконец, мой собственный мозг просыпается и кричит.

А может, это был вид того перепуганного выражения на ее лице. Меня даже не волновало то, что она была с Мирнином — я был рад, что с ней был кто-то для защиты. И я знал, что он защитит. Лучше бы ему это сделать. Я убил бы его, если бы он допустил, чтобы что-нибудь с ней случилось, и он знал это.

Я видел, что ее губы шептали мое имя. Шейн. Я не мог ее услышать, но я знал, как это звучало бы, насколько душераздирающе, разочаровано и напугано. Я оставлю все это позади. Я причинил ей боль, она сделала больно мне, и мы должны это исправить. Мы должны. Потому что я не мог позволить этому уничтожить людей, которых я любил.

Включая Майкла, осла. Я перевернулся на спину, тяжело дыша, и увидел, что он сидит.

Слишком бледная-чтобы-быть-нормальной кровь бежала по его подбородку и капала на его голую грудь. Без рубашки, он выглядел накаченным, но очень, очень бледным, почти призрачным. Однако, все еще Майкл.

Все еще мой друг.

Всегда оставался моим другом, даже когда я был самым большим придурком на планете.

Он смотрел на меня с неодобрением, проверяя, был ли я все еще в том другом, страшном состоянии, и я кивнул ему головой и вытер пот со лба. Я чувствовал сейчас озноб, а не жар, как это было раньше. Когда я согнул руку, боль от сломанных костей пронзила меня, как чистый раскаленный нож, отгоняя все тянущиеся призраки гнева.

— Ты не дрался, — сказал я. — Господи, мужик, я мог убить тебя.

— Не думай, что у тебя получилось бы, не надолго, — сказал он. — В любом случае, ты этого не сделал. — Он оглянулся и увидел Еву. Его улыбка была настоящей и полной радости, но была в ней примесь чего-то еще.

Чего-то почти испуганного.

— Я в порядке, Ева. Временные повреждения.

Она цеплялась за решетку, будто намеревалась пробиться внутрь одной лишь чистой яростью.

— Шейн, если ты причинишь ему боль, я убью тебя!

Я устало помахал ей рукой.

— Да, спасибо. Я здесь единственный со сломанной кости.

Я обменялся взглядом с Майклом, который строил планы.

— Отойди от двери, — сказал он.

— Зачем?

Майкл поднялся.

— Потому что я открою ее ударом ноги.

Потребовалось семь настойчивых, вампирской силы пинков, чтобы сломать замок и отбросить детали подальше; Ева отошла, но не намного. Я наблюдал за толпой. Василий, что не удивительно, исчез.

Он никогда не намеривался задерживаться здесь надолго, лишь на такой срок, чтобы собрать выручку от ставок и умчатся восвояси. Но мне не было до него дела. Он был жадной задницей, не такая большая потеря.

Я беспокоился из-за Глорианы, потому что я все еще мог чувствовать то едва уловимое серое напряжение внутри меня, означавшее, что она была где-то поблизости. Не сосредоточена на мне, не прямо сейчас, но, определенно…

Я увидел ее за секунду до того, как она схватила Еву за горло и потащила назад, держа ее крепко, словно готический живой щит. Странная шляпа Евы потерялась в хаосе — и теперь это был хаос, потому что люди на трибунах выяснили, что происходящие события не соответствуют стандартному плану Бойцовского клуба, и они хотели выйти. Только отсюда не было выхода.

Двери были заперты. Большинство вампиров уже сбежали, оставляя Мирнина, Майкла и Глориану позади.

Голубые глаза Глори встретились с моими поверх плеча Евы, и я застыл в процессе подъема на ноги. Мой разум щелкнул и свел на нет прекрасную, приятную белизну, и я почувствовал, как ярость снова закипает во мне — горячая, безумная, превосходная. Она знала меня. Она точно знала, куда надо нажимать, и что причиняло мне наибольшую боль. Я не должен был даже думать об этом осознанно больше для того, чтобы причинить боль.

Боль. Ну конечно же…

Я обрушил свой правый кулак на пол, послав еще один толчок боли в мое тело. Ярость разбилась и растаяла, и я улыбнулся Глориане. Одной из своих самых лучших улыбок. — Думаю, нет, — сказал я. — Ты хотела заставить меня убить Майкла, не так ли? Вроде тех «если я не могу им обладать, то никто не сможет» маниакальных штучек, верно? Я — просто твое оружие. Черт, девочка, полечись.

Она злорадно ухмыльнулась.

— Это все, на что ты пригоден, Коллинз — быть оружием в чьих-то руках, — сказала она. — Это все, на что ты когда-нибудь будешь пригоден. Для истребления врагов.

— Для меня достаточно, — сказал я. — Но ты только что возглавила мой личный список врагов. Очень плохо для тебя. Ты так не думаешь?

Она сжала руку. Глаза Евы стали огромными, и она бросила на меня умоляющий взгляд, затем устремила его на Майкла, который спускался по лестнице из клетки, направляясь к ней и Глори.

Я чувствовал, как сила Глори, ее чары, врезались в него, как товарный поезд, и он замедлил шаг… и остановился.

Он потянулся к Еве, двигаясь, словно он был под водой… и Глориана слегка рассмеялась, тем сладким, невинным тихим смехом, который казался таким прелестным прежде, и сказала, — Я ненавижу, когда ты смотришь на нее так, ты знаешь. Пустая трата. Она не заслуживает тебя, Майкл.

— И я понял, что она собирается убить Еву на его глазах.

И Майкл ни за что на свете не сможет остановить ее.

Ему и не пришлось. Ева шарила в боковом кармане ее готического платья, и я увидел серебристую вспышку за секунду до того, как она ударила им под своей рукой, через ее собственное тело, и прямо в грудь Глорианы.

— Черт, — сказал я. Потому что она, должно быть, сделала всё верно. Сначала попробуйте — нелегкое дело, даже если вы столкнулись с вампиром и способны видеть вашу цель.

Глориана упала, таща за собой Еву. Ее рот был открыт в беззвучном крике, глаза были яркие, красные и переполненные яростью. Она все еще пыталась сжать руку и раздавить Еве трахею.

Майкл бросился вперед и вогнал серебряный кол глубже в грудь Глори, на всю длину, а также, насколько я знаю, в цементный пол под ней. Потом он потянул Еву, обнял ее и держал так, словно весь мир мог разрушиться, но эти двое никогда не расстанутся.

Это было отчасти даже красиво.

И я наблюдал, как Глориана — сама прелестная вампирша из всех, которых я когда-либо видел, и самая опасная — стала безмолвной и тихой, когда серебро начало выжигать и обесцвечивать ее тело, убивая ее изнутри.

Она все сделала сама.

Я позволил совсем немного ярости выйти наружу. Совсем чуть-чуть, и почувствовал, как она растворяется в теплом, пугающем удовлетворении.

И, Боже, это было здорово.

— Шейн?

Клер не видела, что произошло за последние несколько секунд — слишком много бегающих, кричащих людей, и она потеряла Еву из вида. Когда хаос немного уменьшился, она увидела Еву, сидящую на коленях Майкла на бетонном полу. А Глориана лежала рядом с ними, с колом в груди, вогнанным наполовину в пол. Серебро, поняла Клер. Она была на верном пути к абсолютной смерти.

И Клер решила для себя, что она не могла слишком сильно из-за этого волноваться. То, о чем она действительно волновалась, так это о том, что Майкл и Ева в порядке, и что Шейн все еще стоял в клетке, глядя на умирающее тело Глори.

Он выглядел… опустошенным, за исключением его глаз. Они были полны чего-то горячего, дикого, чужого, и в то же время… умиротворенного.

Мирнин все еще держался за нее. — Эй! — сказала она, и встряхнула руку, пытаясь сбросить его. — Отпустите уже! Я в порядке!

Он хмурился и пытался смотреть сразу всюду.

— Я думаю, что мы должны уйти, — сказал он. — Я могу там легко проломить дыру в кирпиче. Да, мы должны идти. Видишь, твой мальчик в порядке. Всё в порядке. Кроме Глори, очевидно — это определенно не в порядке — но, честно говоря, кого из нас это волнует? Меня точно нет.

— Отпусти!

— Нет, — ответил Мирнин. — Ты под моей ответственностью. И здесь опасно. Я не знаю где Бишоп, и пока мы не найдем его, я не хочу чтобы ты была сама по себе.

Клер бросила черную сумку, которую она держала, протянула руку, и вытащила тонкий, серебристый нож.

— Знаете, что действительно опасно? — спросила она. — Я. Если вы не отпустите.

Он вздохнул, закатил глаза, и отпустил ее. Она схватила сумку и побежала к клетке, отскакивая от паникующих незнакомцев и нескольких людей, кого она на самом деле знала, кто пришел сделать ставку на ее умирающего в клетке парня — Боже, она хотела врезать им — и затем добралась до лестницы, ведущей в большую, квадратную клетку.

Клетке для поединков.

С Шейном.

Шейн смотрел, как она взбежала по ступенькам и полетела, словно птица, в его руки. Это было похоже на лучшую вещь, что она когда-либо делала — обнимать его, чувствовать, как его теплая, влажная кожа прижимается к ее.

Он испустил долгий, немой вздох и рухнул на нее, обнимая ее, словно наступал конец света, словно он никогда больше не хотел отпускать ее снова.

— Я дурак, — сказал он. — И придурок. Ты должна бежать как можно дальше от меня. Мне так жаль.

— Если я убегу, ты убежишь со мной, — сказала она. — С тобой все в порядке?

Он поднял правую руку. Она была покрасневшей и немного опухшей.

— Кость сломана, — сказал он. — Ничего, с чем я не мог бы справиться.

Она взяла его руку в свои ладони, сжав ее, и осторожно приложила к своей щеке. Он смотрел на нее с голодным выражением, тем, что было для нее большей надеждой, чем чтолибо еще.

— Вот так вот просто, — сказал он. — Вот так просто ты это забудешь. Всё, что я делал. Что я говорил. Господи, Клер…

— Мм, нет, идиот, — сказала Клер. — Тебе придется заслужить прощение. Но это… это ты получишь бесплатно. Потому что я люблю тебя.

Он чуть улыбнулся и поцеловал ее, и на несколько долгих, сладкий, перехватывающих дыхание секунд, все снова было в порядке.

А затем Клэр услышала сирены.

— Что за черт? — сказал Шейн, потому что это была не просто сирена. Это был целый хор из них, волнами перекрывающих вопли друг друга. Каждая сирена в городе, похоже, направлялась в их сторону.

Клер почувствовала болезненную волн понимания, которая стала еще яснее, когда Мирнин поднялся по лестнице, присоединившись к ним в клетке, взял ее за плечо, и сказал, — А теперь мы уходим. Никаких возражений. Амелия и Оливер приближаются, и они ведут с собой столько сокрушительной силы, сколько имеют в своем распоряжении. Если вы хотите сохранить свои тела, души и свободу, прекратите обнимашкаться и пошли. Никто в этой комнате не будет в безопасности, как только они окажутся на месте. У них сейчас «сначала стреляй и не задавай вопросов» настроение.

— Обнимашкаться? — тупо повторила Клер. — Что это…?

— Нам действительно необходимо спорить о выборе слов? Сейчас?

— Нет, — сказал Шейн. — Мы с тобой. И мы уходим.

И они ушли бы, вот только когда Мирнин повернулся и направился к открытым железным воротам, кто-то поднялся по ступенькам и заблокировал выход.

Бишоп. Невероятно, но он выглядел даже моложе, чем на видео, словно он старел в обратную сторону.

Его рот и воротник рубашки были перепачканы свежей кровью. Клер подумала, что глаза у него — древние, злобные и практически безумные, когда он улыбнулся, показав клыки, и сказал, — Пусть они придут. Моя дочь думала, что сможет заморить меня голодом, замуровать меня, сделать из меня наглядный пример. Я сделаю такой же пример из этой комнаты, битком набитой людьми — нет, из всего этого города — чтобы никто и никогда не смел больше произносил это имя без содрогания. Кошмар начинается сейчас. Просыпайтесь и наслаждайтесь.

Мирнин посмотрел на Бишопа с откровенным ужасом и быстро попятился. Он отпустил Клер. Фактически, он прикрылся ею и Шейном.

— В чем дело, мой старый друг? — спросил Бишоп. Он спокойно протянул назад руку, схватился за дверь и захлопнул ее за собой с грохотом и металлическим гулом. Затем он согнул раму так, чтобы не возможно было открыть — намного эффективней, чем замок. — Никаких умных планов? Никаких глупых игр? Потому что, знаешь ли, я не забыл, что ты сделал, когда предал меня. Ты знаешь, я буду рвать тебя на части по кусочку за раз… сначала пальцы рук и ног, затем займусь всем остальным. А твои маленькие людишки, они — минутное дело. К тому времени, как Амелия и ее свита доберутся до нас, я буду пить их кровь из твоего черепа.

— Вы всё еще можете сбежать, — сказала Клер. Она не могла поверить, что у нее было достаточно сил на разговоры, но она сказала это. Она была напугана, но не настолько. Каким-то образом, после всего, что она видела, Бишоп больше не был наихудшим вариантом. — Вы могли сломать стену и исчезнуть в этой неразберихе. Вы знаете, если Амелия схватит вас, она вас убьет.

— Более того, я думаю, Оливер вполне убедил ее, что делать из меня наглядный пример — плохая стратегия, — сказал Бишоп. Он расхаживал из стороны в сторону, каждый раз сокращая расстояние между ними. — Я предполагаю, что она казнит меня незамедлительно. Или хотя бы попытается. Но в этом я лучше, чем они, любой из них или все они вместе взятые. Я самый лучший убийца, который когда-либо жил.

— Да, вы, похоже, не слишком беспокоитесь, — сказал Шейн.

— У меня было много времени обдумать мое место в этом мире, пока она держала меня взаперти в этом крошечном, душном аду. Нечего есть. Нечего слышать или чувствовать или прикасаться. Только бесконечная, темная вечность. И знаете, что я решил?

Шейн покачал головой. Клер поняла, что она всё ещё держала небольшой, покрытый серебром нож, и теперь она слегка подтолкнула черную сумку ближе к Шейну, кто мельком взглянул на нее.

— Я понял, что если я смогу выжить так, выжить, изголодавшись до самых костей, то я смогу выжить даже в худших моментах, уготовленных Амелией, — сказал Бишоп. — Я не нуждаюсь в Василии и Глориане. Я думал, что нуждаюсь в армии для захвата этого города, и они готовили для меня одну — из таких же людей, как ты, Шейн, которые уничтожили бы вампиров, не моргнув и глазом. Но они мне не нужны. Или ты. Любой из вас. — Его глаза вспыхнули кроваво-красным. — Только в виде топлива.

Шейн присел на корточки и залез в сумку, вынул арбалет, но он не был заряжен.

Потребовались бы секунды на то, чтобы вытащить стрелу и загрузить ее, и Бишоп не собирался им их предоставлять.

Бишоп разбил арбалет в щепки с одного удара, и отбросил Шейна на решетки головой вперед.

Клер вскрикнула, потому что это должно было убить его… и, вероятно, убило бы, если бы он не был накачан тем наркотическим спортивным напитком, что Василий давал бойцам.

Вместо этого, столкновение лишь оглушило его. Шейн рухнул на пол, застонав, и попытался встать. Бишоп ударил его дважды: один раз в живот, а затем в голову.

Клер не думала. Она бросилась на него, и, когда его сильные, бледные руки потянулись к ней, чтобы разорвать ее, она полоснула серебряным ножом, зажатым в руке. Она не знала, что она порезала, но Бишоп взвыл и отступил от нее. Затем он кинулся на нее.

Шейн не мог подняться, но он мог перекатиться, что он и сделал, прямо под ноги Бишопу, когда тот наступал. Бишоп упал, перевернулся, и схватил голову Шейна своими искалеченными руками.

Клер пыталась остановить его, но ей не удавалось подобраться достаточно близко. Она размахивала ножом, замедляясь, чтобы не перерезать Шейну шею, но это было бесполезно — она не могла до него добраться, не убив.

Это было то, чего хотел Бишоп. Убить одного из них, пока другие наблюдают.

— Эй! — крикнула Ева, только по другую сторону решетки. У нее было что-то в руке, что-то длинное, тонкое и острое. — Атакуй, медвежонок Клер! — Эта вещь полетела в нее, и Клер схватила ее.

Это была рапира. Одна из тех вещей, что Ева использовала против Оливера. Ей даже както раз удалось поразить его.

У этой рапиры было острие, а не защищенный кончик, и края были острыми на всех трех сторонах треугольного лезвия.

Клер схватила ручку и сделала выпад. Это, вероятно, был не очень хороший выпад, вероятно, не очень уверенный, но он был быстрым.

И она вонзила острие прямо в горло Бишопа.

Он отпустил Шейн и рванул за рапирой. Клер бросила ее и, схватив Шейна за лодыжки, оттащила его на другую сторону клетки. Она кинулась вперед, но Бишоп добрался до лезвия раньше, чем это сделала она.

Шейн попытался встать, но не смог.

Клер была единственной, кто всё ещё стоял на ногах.

Мирнин. Что, черт возьми, он делал? Он сидел на полу, роясь в сумке, не обращая на нее внимания, не обращая внимания на их смертельную опасность. Глупый, трусливый идиот…

Клер не могла даже смотреть на него — у нее не было времени, потому что Бишоп рассек клинком воздух с шумом, похожим на рвущийся шелк, и улыбнулся Клер долгой, медленной улыбкой.

— Моя дочь заждалась. У меня есть целый город, который нужно уничтожить. Я не могу уделить тебе столько времени, как мне хотелось бы.

Он сделал шаг в ее сторону.

— Клер, — произнес Мирнин у нее за спиной. Он казался поглощенным своими мыслями и, на самом деле, совершенно спокойным. — А сейчас, пожалуйста, упади, если ты не возражаешь.

У нее не было абсолютно никаких причин доверять ему, но она подчинилась. Она просто… упала.

Она упала на пол и посмотрела вверх. Мирнин стоял над ней и Шейном, прямой и высокий, и у него в руках была дико-выглядящая похожая на ружье вещь, и его сумка Nike лежала на боку у его ног. Он направил дуло прямо на Бишопа.

— А теперь, — сказал он, — ты, кажется, принес неправильный оружие, Бишоп. Сдаешься?

Бишоп вогнал клинок в грудь Мирнина таким невероятно быстрым движением, что Клер даже не видела, как это происходит.

Мирнин не дрогнул. Он нажал оба курка.

Прутья клетки вокруг них сотряслись с тяжелым рокотом, и на секунду Клер подумала, что что-то пошло неправильно, очень неправильно, потому что воздух был густым от дыма и ярко блестел, а Бишоп был все еще там.

Он упал, цепляясь пальцами за рваные длинные борозды на полу, всего в дюйме или около того от лица Шейна. Он горел, горел быстро, весь полностью. Это выглядело так, словно его облили воспламеняющей жидкостью, и он кричал, катался по полу и продолжал гореть, в то время как Мирнин спокойно наклонился, вытащил меч из своей груди, и перезарядил ружье.

— Это больно, — сказал он. — Но нет, я представляю себе, как это будет. — Он прицелился и тут же остановил себя. Он посмотрел на Клер. — Возможно, было бы лучше, если бы ты убрала своего парня подальше от этого.

Клер судорожно сглотнула.

— Дверь заперта.

Мирнин подошел и обрушил свою обутую ногу на дверцу клетки. Петли согнулись и раскололись. Его второй удар снес ее с петель, отбросив на пять футов, с таким звуком, словно с консервной банки сорвали крышку.

— Выходите, — сказал он и отступил в сторону, когда Клер схватила Шейна, и они вдвоем перепрыгнули через бьющееся в конвульсиях тело Бишопа.

Оказавшись снаружи, Клер обернулась, чтобы посмотреть. Мирнин подошел к Бишопу и прицелился в центр раненой груди вампира.

Бишоп оскалил окровавленные зубы. Он распадался, его части расплавлялись в ужасное месиво. Боль, должно быть, была чрезмерной.

— Тебе не хватит мужества, — он сплюнул, а потом закашлялся до струек слишком бледной крови. — У тебя никогда его не было, подобие тени. Заставляешь маленькую девочку делать свою работу за тебя. Она храбрее, чем ты когда-либо был.

Мирнин поднял брови и уставился на него, а потом подбросил ружье и положил его себе на плечо.

— О, я думаю, что это, скорее всего, правда, — сказал он. — И я думаю, что хотел бы сказать Амелии, что ты ушел медленно и в боли. Умри самостоятельно, ты злобное старое животное.

Потребовалось несколько долгих, мучительных минут. Бишоп так и не закричал. Он оставил после себя скелет, который медленно разрушился в пепел посреди клетки.

Мирнин расслабился и прислонился к прутьям решетки, опустив голову. Клер снова поднялась по ступенькам и протянула руку, чтобы коснуться его плеча. — Почему вы не стали? — спросила она.

Вместо ответа, Мирнин направил ружье на распадающиеся кости Бишопа и выстрелил из обоих стволов.

Ничего не произошло. Просто сухой, пустой щелчок.

— Я понял, что так и не начинил патроны гранулами, — сказал он. — Они должны были стрелять круглой, серебряной картечью.

— Но вы знали, что первое оружие сработает.

— На самом деле, — сказал Мирнин тихим, доверительным голосом, — я думал, что забыл зарядить и эти снаряды тоже. Посмотри, как все получилось?

От двери раздался множественный стук, вызвав у бегающих людей безумную панику.

Мирнин вздохнул, оттолкнулся от решетки, и последовал за Клер вниз по лестнице. Она схватила не сломанную руку Шейна и держала крепко, втроем они нашли Еву и Майкла, все еще сидящих рядом с сильно обгоревшим телом Глори. Остались только ее золотистые волосы, и даже они были посыпаны пеплом и медленно рассыпались.

— Следуйте за мной, — сказал Мирнин. — И держитесь вместе. И, между прочим, это — последний раз, когда я иду куда-либо с вами, люди. Вы все сумасшедшие.

Он схватил железный прут и ударил о стену около полудюжины раз в течение секунды, и кирпичи разлетелись в дымке пыли и осколков.

Клер и Шейн шагнули через отверстие вместе, и застыли, когда оружие повернулось в их сторону. Целая куча полицейских кричали, что они стояли на месте, что они и сделали, подняв свои руки и прислонившись к стене, чтобы их обыскали и надели наручники.

Клер оглянулась. Амелия и Оливер были в следующем ряду, позади полицейских, вместе с рядами и рядами вампиров. Амелия смотрела прямо перед собой с пустым выражением, а Оливер, с другой стороны, улыбался. Он отдавал приказы, посылая одну группу вампиров в одну сторону, другую группу наверху, еще одну — обойти здание кругом… общее развертывание его войск, в то время как королева ждала победы в ледяном одиночестве.

Мирнин шагнул в дыру в стене, злобно сверкнул глазами на полицейского, и помахал Амелии с безумным волнением.

— Привет! Твой дорогой отец, к сожалению, мертв, — крикнул он. — А ты сказала, что моя распыляющая система никогда не будет работать!

Амелия моргнула и уставилась на него.

— Что ты сказал? — крикнула она.

— Мертв, — сказал он, четко и внятно. — Твоего уважаемого прародителя больше нет. Он превратился в пыль и слезы ангелы, хотя я не думаю, что любой из нас будет оплакивать его долго. Ты можешь убедиться сама, но я клянусь тебе, что это, действительно, твой неоплакиваемый мистер Бишоп. Теперь, не могла бы ты попросить этих идиотов прекратить направлять в меня своих стволы? Это ужасно расточительно.

Клер попыталась удержаться от смеха, но он превратился в сдавленный кашель, а затем рассмеялся и Шейн, и внезапно все стало в порядке.

Амелия пронеслась мимо них, направляясь к дыре, из которой они вышли; Оливер поспешил кинуться перед ней, держа что-то похожее на реальный старомодный тесак. Клер предположила, что в мире вампирских войн, меч мог быть очень полезным, особенно с серебряными краями. Казнь всегда работала.

Майкл и Ева вышли спустя еще несколько секунд, Ева огляделась и увидела Шейна и Клер в их почти-арестованных позах. Она фыркнула. — Оставляю это вам, — сказала она. — Что это с тобой и клеткой, Шейн? — Секунду спустя, Еве, должно быть, пришло в голову, что, возможно, сейчас было не подходящий момент говорить это. Но Шейн просто пожал плечами.

— Если Амелия захочет бросить меня обратно в тюрьму, то хорошо. Я действительно нанялся для поединков. Я очень серьезно избил парочку вампиров. И я мог ранить Майкла.

Майкл прислонился к стене рядом с ним, скрестив руки на груди. Он был одет в дурацкую шляпу — сейчас, по крайней мере, на пятьдесят процентов глупее, благодаря раздавившим ее бегущим ногам — и замызганное пальто, но укрытый тенью, и его улыбка была полна самодовольства.

— Прости. Что ты сказал? Ты мог бы меня ранить?

— Чувак, я надрал твою задницу. — Шейну пришло в голову, догадалась Клер, что, возможно, ему не следует так уж этим гордиться. — Вот почему я прошу прощения.

— Я даже не пытался, Шейн.

— Да, я знаю. Но…,- Шейн замолчал.

Сейчас Майкл перестал улыбаться и смотрел на него несколько секунд. Он кивнул и отошел.

— Мы поговорим об этом позже, — сказал он. — И, да, ты будешь сожалеть. Ты знаешь это.

— О,я знаю, — ответил Шейн. — Ты и понятия не имеешь как я уже сожалею.

Но Клэр знала. Она видела выражение его глаз и сияние слез.

И стыд.

Она обняла его и прошептала:

— Мы пройдем через это. Мы сможем.

Он сделал глубокий, прерывистый вздох, и расслабился в ее руках.