Курсант. На Берлин 4

Глава 5 Я весело провожу время

Влажный берлинский рассвет пробивался сквозь щели тяжелых штор, окрашивая комнату в серо-стальные тона. Я лежал, уставившись в потолок, слушая, как город за окном медленно пробуждается к жизни — гул первых трамваев, отдаленный лай собак, крик разносчика газет. Но главный звук, которого я ждал и которого так и не дождался — это скрип входной двери, шаги Марты Книппер.

Целую ночь ее не было дома. Фрау Книппер так и не вернулась из своей внезапной поездки в Лейпциг. Бернес, встревоженный больше, чем хотел показать, ушел рано утром на репетицию оркестра, оставив меня наедине с гнетущей тишиной дома и нарастающим чувством опасности.

«Лейпциг… Какие ю, ё-мое дела в Лейпциге у нее могут быть?» — мысль крутилась в голове, как назойливая муха.

Марта не была женщиной, склонной к спонтанным путешествиям, особенно после ограбления банка. Ее исчезновение, совпавшее по времени с появлением Клячина и визитом мадам Жульет, пахло крупными неприятностями.

Я уже начал представлять худшее: Марта, загнанная в угол собственными страхами и интригами, решила пойти ва-банк. Могла ли она сдать меня Мюллеру? Или, что еще хуже, выйти на след Подкидыша? Архив был ее единственным билетом из Германии, и крайняя степень отчаяния вполне способна толкнуть немку на что угодно.

Я встал, подошел к окну, осторожно раздвинул шторы. Улица выглядела пустынной, если не считать старушку, подметающую ступеньки соседнего дома, и кота, лениво перебегающего дорогу. Никаких подозрительных автомобилей или мужчин в скромных костюмах, слишком долго читающих газеты.

Улица казалась настораживающе тихой. Гестапо, возможно, ослабило непосредственную слежку, но я знал, чувствовал каждой порой тела — они не отпустили меня из виду. Мюллер не из тех, кто может расслабиться и бросить вожжи. А значит, слежка могла стать тоньше, профессиональнее, соответственно — опаснее.

Возможно, в другой день и при других обстоятельствах я отнесся бы к факту наличия гестапо за своей спиной более легко. Но только не сегодня. Мне предстояла встреча с Вилли Леманом и в данном случае ставки слишком высоки, чтоб рисковать.

Я тщательно подготовился к предстоящему променаду. Оделся скромно, но аккуратно: серые брюки, темно-синяя рубашка без галстука, легкое пальто серого цвета, шляпа — все это для того, чтоб слиться с толпой.

В кармане пальто — пачка папирос, коробок спичек, несколько монет. Во внутренний карман скомкал и положил кепку. Все. Больше ничего. Даже не взял с собой никаких документов.

В голове прокручивал образную карту района Цойтенплац, мысленно отмечая возможные пути отхода, узкие улочки, проходные дворы, трамвайные остановки. Надо признать, за месяц пребывания в Берлине, я неплохо изучил этот город под предлогом ежедневных прогулок.

Четыре часа дня. Фонтан. Скамья. Все мои действия сузились до одной этой точки.

В половину третьего я вышел из дома. Влажный воздух обволакивал лицо. Я не спеша двинулся в сторону парка Тиргартен, делая вид, будто просто прогуливаюсь.

Первый тест провел буквально через пять минут. Резко свернул на узкую улочку, притворился, что завязываю шнурок, боковым зрением сканируя пространство за спиной. Ничего. Ну ок… Я продолжил путь, ускорив шаг.

Зашел в маленькую булочную, купил булочку, затем, пользуясь занятостью продавца, который исполнял одновременно и роль пекаря, проскользнул через черный ход во двор — снова тишина.

Или они очень хороши, или… действительно ослабили хватку… Но доверять этому чувству нельзя. Паранойя — лучший друг выживающего шпиона.

В 15:45 я уже был на Цойтенплац. Площадь кипела обычной предвечерней жизнью. Женщины с авоськами спешили домой, чистильщики сапог деловито стучали щетками, продавец газет выкрикивал заголовки о «мирных устремлениях Германии». Фонтан в центре мелодично журчал, дети бегали вокруг, пытаясь поймать брызги.

Я выбрал скамью с хорошим обзором — спиной к стене невысокого административного здания, лицом к подходным путям и фонтану. Отсюда я видел все входы на площадь. Я сел, достал папиросу, закурил, делая вид, что просто отдыхаю. Нервы были натянуты как струны. Каждая секунда ожидания казалась вечностью.

Придет ли? Не подстава ли это?

В 15:58 из потока пешеходов, двигавшихся со стороны станции S-Bahn, выделилась фигура. Среднего роста, среднего телосложения, в добротном, но неброском коричневом пальто и шляпе. Вилли Леман. Он шел не спеша, держа в руке свернутую газету. Его глаза, скрытые стеклами очков, методично сканировали площадь.

Он заметил меня сразу, но не подал виду. Прошел мимо фонтана, сделал круг, будто рассматривая архитектуру, затем неспешно направился к скамейке. Сел на противоположный конец, оставив между ними приличное расстояние. Достал портсигар, закурил.

Минуту мы сидели молча, двое незнакомцев на одной скамье, разделенные пропастью недоверия и общей смертельной опасности.

Леман заговорил первым, не поворачивая головы, глядя куда-то в сторону фонтана. Голос у него был низкий, спокойный, но я уловил легкое напряжение и металлический оттенок.

— Погода сегодня… неустойчивая. То солнце, то тучи. Как будто сама природа не может определиться. — Банальная фраза, но произнесенная с особым ударением. Код? Проверка реакции?

Я медленно выдохнул дым.

— Да… Однако дождь, кажется, все-таки собирается. Воздух тяжелый. — Я тоже не смотрел на Лемана. — Хотя… после вчерашнего кино, любая погода кажется свежей. Этот пафос… утомляет.

Леман слегка кивнул, почти незаметно.

— Пафос… Да. Иногда он лишь прикрывает пустоту. Или страх. — Немец наконец повернул голову, его взгляд за стеклами очков был острым, пронизывающим. — Вы вчера упомянули… нашего общего знакомого. Брайтенбаха. Он действительно рекомендовал этот… шедевр?

Я уверенно встретил его взгляд. В глазах Лемана читался холодный анализ, попытка заглянуть в самую душу.

— Рекомендовал. Очень настойчиво. Говорил, фильм откроет глаза на многие вещи. — Я сделал паузу, подбирая слова. — Хотя, признаться, ожидал большего. От фильма… и от рекомендации. Не все оказывается таким, как представляется издалека.

Леман усмехнулся, коротко и беззвучно. Усмешка не добралась до глаз.

— Ожидания… Часто приводят к разочарованию. Или к опасным ошибкам. Брайтенбах… он всегда был идеалистом. Видел то, что хотел видеть. — Вилли резко замолчал, огляделся, а затем продолжил, понизив голос практически до шепота. — Почему так долго? Почему связь прервалась? Годы, чертовы годы тишины. А потом… вдруг вы. Из ниоткуда. Как феникс из пепла.

Горечь и подозрение звучали в каждом слове. Я понимал его. Чистки НКВД выкосили целые сети. Сходу, не глядя, доверять новому связному, появившемуся спустя столько времени, было равносильно самоубийству.

— Связь прервалась не по нашей воле, — ответил я тихо, но твердо. — Происходили некоторые перемены. Восстанавливать связи теперь приходится с нуля. По крупицам. Ваши попытки выйти на связь… через американку, через торгпредство… они были замечены. Слишком рискованно. Больше так не делайте. К тому же мы опасались провокации. Меня прислали… проверить обстановку. И восстановить канал. Если он еще… чист.

— «Проверить»? — Леман фыркнул. — Ясно. Я — под подозрением. — Он нервно стряхнул пепел. — А я-то думал, вы присланы, потому что верите. Потому что наконец-то получили мои сообщения. Те, что я годами втихаря передавал, рискуя головой! О польских укреплениях, о планах Люфтваффе, о связях Гесса с англичанами! Они что, пропали втуне? Или кто-то просто не верит, что гауптштурмфюрер СС может оставаться «вашим» человеком⁈

— Мы верим фактам, — холодно парировал я, чувствуя, как напряжение между нами нарастает. Леман явно был задет за живое, обижен, и это плохо. — А факт в том, что вы слишком отчаянно рвались на связь. Это нетипично для опытного агента. Это выглядит… как приманка. Или как отчаяние человека, попавшего в ловушку и пытающегося выкрутиться. — Я посмотрел Леману прямо в глаза. — Докажите, что вы не приманка. Докажите, что информация, которую вы собирали годами, не ложь, подсунутая абвером.

Леман сжал кулаки. Его лицо несколько раз дернулось, будто от нервного тика.

— Доказать? Как⁈ — прошипел он. — Я рискую каждый день! Каждую минуту! Моя жена… дети… они здесь! Гестапо прихлопнет меня как муху, если заподозрит! И вы говорите — «докажите»! Я передал вам сигнал в кино! Я здесь! Что еще⁈

— Информация, — Спокойно пояснил я. — Точная, актуальная, проверяемая. Что-то, что докажет вашу искренность и ваши возможности сейчас. Что-то о планах Мюллера. О Польше.

Леман замер. Его взгляд стал острым, профессиональным. Игра в кошки-мышки достигла критической точки.

— Польша… — Он медленно кивнул. — Да, Мюллер курирует… спецоперацию. Большую. Кодовое название… «Консервы». Место — Гляйвиц. Идет этап подготовки.

Я внутренне напрягся.

— Продолжайте.

— Группы СД… переодетые в польскую форму… — Леман говорил тихо, отрывисто, постоянно оглядываясь, но так, словно он просто ждет кого-то, а не опасается посторонних, лишних ушей. — Атакуют немецкие объекты у границы. Радиостанцию в Гляйвице… таможенные посты. Будут… жертвы. Свои же, из концлагерей. «Консервы». Чтобы обвинить поляков. Дать повод… — Он не договорил, но смысл был ясен.

В принципе, информация действительно совпадала с тем, что я знал из обравочных воспоминаний уроков истори. Это было серьезное доказательство. Но Леман не закончил.

— Сроки… — Он снова оглянулся. — Говорили о конце августа. Но… — Внезапно он резко встал. — Нас прервали. Двое. У газетного киоска. Смотрят. У меня здесь еще одна встреча. Специально назначил. За меня не волнуйтесь.

Я, не поворачивая головы, боковым зрением уловил движение. Двое мужчин в штатском, слишком уж «обычных», замерли у киоска, притворяясь, что выбирают прессу. Но их позы были напряжены, взгляды то и дело скользили в сторону скамейки.

— Гестапо? — тихо спросил я, медленно поднимаясь.

— Не уверен. Не похоже. — сквозь зубы процедил Леман. Лицо его побелело. — Но они не местные. И смотрят слишком пристально. Уходим. Раздельно. Я — налево. Вы — направо, в переулок. Не бегите. Идите спокойно. Я найду вас сам.

Я еле заметно кивнул. Адреналин резко ударил в кровь.

Я сделал вид, что поправляю воротник, давая Леману небольшое преимущество. Гауптштурмфюрер неспешно пошел в сторону S-Bahn. Откуда-то из-за кустов вывернула женщина средних лет. Леман взмахнул руками и направился к ней, словно именно ее и выглядывал все это время:

— Ева! Жду тебя уже десять минут!

Двое у киоска мгновенно среагировали. Один, более молодой, двинулся следом за Леманом. Второй, коренастый, с каменным лицом, направился ко мне, не скрываясь.

Я сделал вид, будто не заметил этих перемещений, повернулся и пошел в указанном Леманом направлении — в узкий переулок между двумя домами. Шаг мой был ровным, но сердце колотилось как бешеное. Я слышал быстрые, тяжелые шаги за спиной. Коренастый приближался.

Переулок оказался тупиковым. Он упирался в высокий кирпичный забор с битым стеком наверху. Я резко остановился, делая вид, что растерян. Шаги сзади замедлились. Коренастый был в десяти метрах от меня, но при этом переходить к более активным действиям не торопился.

— Эй, ты! — раздался грубый голос.

Я обернулся, изобразив испуганное недоумение.

— Что случилось, герр?

— Не подскажете, который час? — Спросил коренастый с таким видом, с которым обычно в темном переулке спрашивают закурить. Черт… Реально не похоже на гестапо.

Я медленно полез во внутренний карман пальто, будто за часами. Одновременно мой взгляд скользнул по стенам переулка. Старая водосточная труба, шаткая, но прикрепленная к стене коваными скобами. Мусорные баки у забора. Окно второго этажа слева — приоткрыто.

— Так что со временем? — рявкнул коренастый, подходя почти вплотную.

В этот момент я начал действовать. Мой жест был молниеносным. Вместо часов я выхватил горсть монет из кармана и швырнул их коренастому прямо в лицо. Мелкие монеты, летящие с силой, не ранят, но ослепляют и дезориентируют на секунду. Мужик инстинктивно вскинул руки, закрываясь.

Этой секунды хватило. Я прыгнул к стене, схватился за скобы водосточной трубы и рванул вверх. Старая жесть прогнулась, заскрипела, но выдержала мой вес. Я карабкался как обезьяна, не обращая внимания на рвущуюся одежду, чувствуя, как острая кромка скобы впивается в ладонь. Снизу раздался гневный вопль и щелчок снимаемого с предохранителя пистолета.

— Стой! Стреляю!

Пуля звонко ударила в кирпич в сантиметре от моей ноги, осыпав осколками. Я рванул еще сильнее, дотянулся до подоконника второго этажа, схватился за раму приоткрытого окна и изо всех сил подтянулся. Черт… Если хозяева дома, будет очень сложно объяснить им мое вторжение…

К счастью, мне неимоверно подфартило. Похоже, здесь вообще на данный момент никто не жил, а окно забыли закрыть. Или оставили для проветривания.

Я ввалился внутрь, кубарем скатившись на пол пыльной, заброшенной комнаты. Снизу раздался еще один выстрел и яростная ругань.

Я вскочил, бросился к двери — она не поддавалась, заперта или завалена с другой стороны. С улицы послышались крики, топот ног. Коренастый звал на помощь.

Я огляделся. Окно, через которое влез, было единственным выходом обратно — в переулок, где меня ждали минимум двое, один из которых с оружием. Это вряд ли гестапо, но действуют они как-то слишком нагло, уверенно. Тупик.

Однако уже в следующую секунду я заметил другую дверь — узкую, неприметную, в углу. Кладовка? Я рванул ручку — дверь поддалась с скрипом. За ней — крутая, темная лестница на чердак. Без раздумий я нырнул внутрь и побежал вверх по шатким ступеням, захлопнув дверь за собой.

Чердак был огромным, темным, пропахшим пылью, голубиным пометом и старостью. Лучи света пробивались сквозь щели в черепичной крыше и забитые досками слуховые окна. Я, пригнувшись, побежал вдоль конька крыши, отчаянно ища выход. Снизу, из переулка, доносились голоса, теперь их стало больше. Как я и думал, минимум двое. Значит, от Лемана отстали. Решили, он и правда — случайность.

— Они наверху! Перекрой выходы! — Крикнул один из преследователей.

Я наткнулся на небольшое слуховое окно, заколоченное гнилой фанерой. Ударил по деревяшке плечом — фанера поддалась с треском. За ней обнаружился крутой скат крыши соседнего, более низкого здания, склада или гаража. Без страховки, по мокрой от недавнего дождя черепице — это был сумасшедший риск. Но я уже слышал тяжелые шаги на чердачной лестнице.

Я вылез в окно, ухватился за край крыши и, переведя дух, сполз вниз по скользкой черепице. Сердце бешено колотилось, руки скользили. Я летел вниз, цепляясь за малейшие неровности, пока мои ноги не уперлись в желоб. Отсюда до крыши соседнего здания было метра три вниз по почти вертикальной стене. Времени на раздумья не оставалось. К тому же я услышал, как кто-то вылез в слуховое окно.

— Ну… Черт с вами…– Буркнул я себе под нос, а потом…прыгнул.

Удар о плоскую крышу здания отозвался болью в коленях и локтях, но я удержался. Сверху раздался выстрел — пуля ударила совсем рядом.

— Да вы кто такие, суки⁈ — Вырвалось у меня на эмоциях. Однако конкретно в данный момент я предпочёл остаться в неведении, избежав близкого знакомства.

Я вскочил и побежал к противоположному краю крыши. Внизу была оживленная улица, трамвайные пути. Трамвай как раз подъезжал к остановке.

Не раздумывая, я спрыгнул с двухметровой высоты прямо на мостовую, едва не угодив под колеса велосипедиста. Тот завизжал от неожиданности, вильнул рулем и рухнул на асфальт. Я, не останавливаясь, кинулся к подошедшему трамваю. Двери шипели, закрываясь. Я в последний момент протиснулся внутрь, едва не зажатый створками.

Трамвай тронулся. Я, тяжело дыша, прислонился к стенке вагона и оглянулся назад. На крыше здания стоял коренастый. Рзмахивая руками он что-то кричал в сторону переулка. Второго видно не было.

Я проехал две остановки, затем вышел из трамвая в плотном потоке людей. Свернул в первый же двор, пробежал через него, вышел на параллельную улицу. Снял пальто, вывернул его наизнанку — подкладка была темно-зеленой, совершенно другой фактуры. Скомкал шляпу и сунул в карман, придав волосам более растрепанный вид. Достал из внутреннего кармана поношенную кепку, натянул ее. Изменил походку — сделал более шаркающей, ссутулился.

По сути за несколько секунд я превратился из опрятного молодого человека в усталого рабочего. Еще два переулка, смена направления, вход в многолюдный универмаг, выход через служебный вход на задворки… Я петлял, как заяц, сбивая возможный след.

Час спустя я уже стоял в тени арок старинного виадука где-то в районе Кройцберга. Дождь, который обещали тучи, наконец начался — мелкий, холодный, промозглый. Адреналин постепенно отступал, оставляя после себя дрожь в коленях и резь в содранной ладони.

Встреча с Леманом… Сорвана? Прервана? Эти придурки реально не взяли в оборот Лемана? Или ему удалось уйти? Информация о «Консервах» и Гляйвице была бесценной, но фрагментарной. Нужны детали, сроки.

А главное — кто вообще это был?

Я сжал кулаки, чувствуя, как холодный дождь стекает за воротник. Игра становилась смертельно опасной со слишком многими игроками и слишком малым доверием. Леман, возможно, был единственным ключом к планам Мюллера на Польшу. Теперь этот ключ мог быть потерян. Или перехвачен. А Марта… где чертова Марта?

Как же много херни творится вокруг меня.

Мало игр с гестапо и британцами, так теперь я ещё должен встретиться с Подкидышем. Срочно. Нужно проверить тайник, предупредить Ваньку об опасности, исходящей, возможно, даже от «Племянницы». И решить, что делать с архивом, пока его не нашли — или пока мадам Жульет не выполнила свою угрозу.