Курсант. На Берлин 4

Глава 3 Я понимаю, что хороший друг и хороший разведчик — это не одно и то же

Холодная берлинская ночь встретила меня тишиной после шумного фойе «Уфа-Паласт» и грохота оваций. Впрочем, конкретно в данный момент меня это очень устраивало. Нужно было освежить голову и хорошенько подумать о том, что произошло. Вернее, подумать о том, что с этим делать дальше. И я сейчас не про Лемана, не про Харро Шульце-Бойзен и уж тем более не про бедолагу сценариста.

Клячин. Вот, кто волновал меня больше остального. Для меня по-ррежнему оставались загадкой мотивы его поведения и это напрягало очень сильно. Решить данный вопрос можно было лишь одним образом — найти бывшего чекиста и проверить, такой ли он бывший.

Ясное дело, добровольно правды Клячин не скажет, но итог разговора зависит от того, как спрашивать. Честно говоря, в отношении этого человека я уже был готов применить не самые гуманные способы беседы. Ибо задолбал он неимоверно. И без того все достаточно сложно, опасно, а тут еще дядя Коля кружит, как ворон, жаждущий крови. И я бы очень не хотел, чтоб кровь оказалась моей.

Такси скользило по мокрым улицам, оставляя за собой шлейф бликов от фар. Мысли текли по нарастающей: появление Клячина рядом с Геббельсами, успешный контакт с Леманом, тревожное знакомство с Шульце-Бойзеном. Каждое событие добавляло напряжения. Ставки значительно выросли.

Дверь дома Книпперов отсекла шум ночного Берлина, но не заглушила гул в висках. В прихожей было душно, тишина дома казалась неестественной. Я скинул мокрый плащ, бросил его на стул в холле и двинулся в гостиную.

— Алексей? — Голос Марка донесся из полумрака комнаты.

Он сидел в глубоком кресле у потухшего камина, лицо его было скрыто в тенях. Скрипка лежала рядом. Похоже, сегодня он снова много репетировал. Дело в том, что Магда Геббельс свое обещание выполнила и Бернеса действительно взяли в какой-то там супер-пупер оркестр. Поэтому теперь, чтоб не вылететь оттуда с треском, Марку приходилось уделять много времени игре на скрипке.

Впрочем, на данный момент, это не приносило нам проблем. Пока что, основная функция Бернеса заключалась в укреплении связи с супругой рейхсминистра и он с этой задачей вполне справлялся. Боюсь представить, каким будет следующий этап…

В том смысле, что смех смехом, но я от души посочувствую Бернесу, если по решению Центра ему придется перейти к новому уровню отношений с Магдой. Потому что это не женщина, это самая настоящая сколопендра. Да, в красивом наряде, ухоженная, но сколопендра. И ну его к черту иметь связь с такой дамочкой.

Это, если даже не учитывать, кто ее муж. Уверен, сама фрау Геббельс ничуть не лучше своего супруга. А то, может, и хуже. Я хорошо запомнил слова Шипко, когда изучал ее дело.

«Знаешь, Алексей, как ни странно, женщины гораздо более жестоки, чем мужчины. Так вот конкретно эта женщина без малейших сомнений наступит на горло тому, кто будет ей мешать, а потом с удовольствием, наблюдая за агонией жертвы, каблуком сломает позвоночник. Разница лишь в том, что постороннему она его сломает спокойно, а тому, кто ей дорог — со слезами на глазах. Но итог все равно будет один».

— Как прошел вечер? — Поинтересовался Бернес. Затем, поймав мой настороженный взгляд, устремленный в сторону лестницы, ведущей на второй этаж, добавил. — Не переживай. Не услышит. Ее нет. Она уехала. Сказала, что до утра не вернется. Какие-то дела в Лейпциге.

Вообще, конечно, частые отлучки фрау Книппер, которые после случившегося в банке действительно были частыми, изрядно меня волновали. Куда таскается эта двуличная особа? Очередных сюрпризов с ее стороны точно не хотелось бы. Думаю, нужно взять данный вопрос под контроль. Связаться с Подкидышем, например, пусть за Мартой проследит кто-нибудь из его людей.

Но конкретно сейчас вопрос поведения фрау Книппер немного отошел на второй план. Клячин смог стать звездой этого вечера, затмив всех остальных. Поэтому я лишь кивнул, опускаясь в кресло напротив.

Бернес выглядел изможденным, под глазами залегли темные круги, словно он провел часы в ожидании. Марка явно что-то беспокоило. Черт… По-моему, я хреновый друг. Служба службой, но надо поговорить с ним, выяснить, почему он пребывает в таком состоянии.

— Предсказуемо паршивый. — Ответил я Марку, — Хотя цель достигнута. Контакт с Леманом установлен. А вот что действительно волнует, так это наш старый друг. Клячин. Он появился на премьере.

Бернес наклонился вперед, свет от настольной лампы высветил его напряженное лицо.

— Клячин? В «УФА-Паласт»? Странно… Он почти месяц не давал о себе знать. Честно говоря, надеялся, что его где-нибудь кто-нибудь прибил. Что ему там нужно было?

— Что ему всегда нужно? Гадить, — я взял стакан, стоявший на столике рядом с креслом, графин, наполненный водой, налил себе попить и залпом опрокинул содержимое в свой слегка утомившийся организм. — Подкатил к Геббельсам. К Йозефу и Магде. Играл в светского льва. «Николая Старицкого». Представился рейхсминистру. И…можно сказать, засветил Магду. Напомнил ей про визиты сюда. Про тебя. Про «прекрасного румынского скрипача».

Марк замер. Казалось, он перестал дышать. Потом медленно выдохнул, провел рукой по лицу.

— Черт… Он же понимает, что делает⁈ Клячин. Он понимает? Йозеф ревнив как черт. И подозрителен. Если он заподозрит Магду в чем-то…

— Он уже заподозрил, — я поставил стакан со звоном. — Видел его лицо. Он чуть не взорвался прямо там, в фойе. Магда пыталась выкрутиться, божилась, что это все «благотворительность» и что она просила за тебя именно потому, что совершенно случайно встретила у Марты. Но Клячин… он намекнул. Намекнул на то, как Магда была «тронута» твоей игрой. Дядя Коля знает, Марк. Знает про ее интерес к тебе. И теперь Йозеф тоже знает. Чертов фашист подозревает, что-то в этом есть. Что-то, о чем ему не сказали.

— Зачем Клячину это? — Бернес покачал головой, недоумевая со всей ситуации. — Что он выигрывает? Сеять раздор? Пугать? Через Магду выйти на нас? Так он и без того знает, где мы. Он знает о нас больше, чем кто-либо. Почему именно Магда?

— Не знаю. Но это чистой воды провокация, и она очень, очень опасная.

— Алексей… Раз уж зашел разговор… Я несколько дней пребываю в смятении. Думал, стоит ли обсудить с тобой… Наверное, стоит. Что-то мне подсказывает, ты сможешь объяснить один маленький факт. Когда мы виделись с Магдой в последний раз. В Тиргартене, — Бернес сделал паузу, налил себе воды и тоже залпом ее выпил. Затем, глядя прямо мне в глаза, продолжил. — Когда мы виделись, кое-что произошло… странное. Магда… — Марк замолчал, его взгляд стал острым, аналитическим, каким бывает только у человека, пытающегося уловить фальшь. — Она несколько раз назвала меня Виктором. Сначала я подумал — оговорка. Но потом… снова. И снова. Смотрела на меня так… будто сквозь меня. Как на призрака. И вот я думаю, Алексей… Что бы это значило? Кто этот Виктор? И почему она видит его во мне? Ты что-то знаешь. Я уверен. Да и потом, неспроста именно на мою долю выпала сомнительны честь сблизиться с супругой Геббельса.

Холодная волна прокатилась по моей спине. Это был не самый удобный и не самый приятный разговор. Дело в том, что я не посвятил Марка в ту историю, которую мне рассказал Подкидыш. Про Арлазорова. Подумал, это будет лишним. Если бы Шипко считал нужным данную информацию Марку донести, он бы так и поступил. Но Панасыч скрыл от всех нас факт схожести Бернеса с бывшим любовником Магды Геббельс. Очевидно, не просто так. В общем, я как старший группы принял решение не рассказывать Марку, расценив данную информацию лишней, способной помешать Бернесу.

Но… Марк не идиот и сам все прекрасно понял. Момент истины настал. Я глубоко вздохнул, собираясь с мыслями. Скрывать дальше было нельзя.

— Марк, — начал я тихо. — Много лет назад, еще до прихода нацистов к власти, в Берлине… Магда Геббельс, тогда еще Магда Квандт, была безумно влюблена. Его звали Виктор Арлазоров. Он был… невероятно талантливым и… да, он был очень похож на тебя. Вернее ты очень похож на него. Прямо одно лицо.

Бернес не шевелился, впитывая игформацию, но его глаза сузились, и это не сулило ничего хорошего. Похоже, когда я закончу свой рассказ, Марк скажет мне очень много не самых приятных слов.

— После отъезда из Германии он, можно сказать, работал на… определенные круги. Вернее, стал едва ли не их идейным вдохновителем. Боролся с набирающим силу нацизмом. Честно говоря, всех деталей не расскажу, знаю только общий смысл. Геббельс о Викторе знал. Ну и как ты понимаешь, ненавидел. Особенно, если учесть, что это Арлазоров был…

Я замолчал, пытаясь подобрать правильное слово, чтоб не обидеть Бернеса. Так-то они с Арлазоровым представители одной национальности и не хотелось бы выглядеть грубым.

— Еврей. — Коротко бросил Марк. Наверное, понял, в чем причина моего ступора.

— Эм… Да… Верно. Арлазоров уехал. В Палестину. Думал, там будет в безопасности.

Я замолчал, чувствуя тяжесть того, что сейчас скажу.

— Его убили, Марк. В Тель-Авиве. Не несчастный случай, как потом объявили официальные источники. Убийство. Холодное, расчетливое. Он гулял с женой по набережной. К нему подошли двое. Один выстрелил в упор, в живот. Он умер от потери крови, помощь опоздала, — я смотрел на побелевшее лицо Бернеса. — Все, кто был в курсе настоящих раскладов в Берлине, не сомневались: заказ исходил от Геббельса. Йозеф не терпел соперников, особенно тех, кого любила его жена и кто был опасен политически.

Марк медленно встал. Его лицо было мертвенно-бледным, но в глазах полыхал ледяной гнев. Он сжал кулаки так, что костяшки побелели.

— Ты… ты знал это? Знал все это время и молчал⁈ — Его голос дрогнул. — Почему, Алексей⁈ Почему ты не сказал мне раньше⁈ Ты понимаешь, во меня втянул приказ Центра⁈ Я — живое напоминание о человеке, которого убил ее муж! Я хожу по лезвию бритвы, играя в какого-то призрака, а она… она сходит с ума от этой иллюзии! И теперь Клячин подливает масла в огонь! Это не просто игра, это безумие!

Слова Бернеса, громкие и резкие в ночной тишине дома, повисли в тяжёлом воздухе гостиной.

— Я понимаю твое возмущение, Марк. И да, ты прав. Я должен был рассказать тебе раньше, — спокойно ответил я, не пытаясь оправдываться. — Но обстоятельства были сложными, и я действовал согласно приказу Центра. Нам жизненно важно поддерживать контакт с Магдой. Твоя задача — втереться к ней в доверие, использовать это сходство. Это тяжело, я знаю. Но это необходимо.

Марк тяжело опустился обратно в кресло, отвернувшись к камину. Его плечи поникли. Нужно было дать ему время успокоиться. Бернес он такой. На первый взгляд кажется спокойным и уравновешенным, но внутри, на самом деле, очень эмоциональный человек. Творческая натура, чтоб его.

Я откинулся на спинку кресла, задумчиво потирая виски. Лучшим вариантом в данный момент было — сменить тему разговора.

— Кстати… Ты не задумывался, откуда у гестапо вообще взялась информация об архиве моего отца? — Спросил я Бернеса, как ни в чем не бывало. Будто ничего из ряда вон выходящего сейчас не произошло.

Марк удивленно поднял брови.

— Об архиве? Об этом знали только…

— Вот именно. В Союзе об архиве знали всего несколько человек: Сталин, Берия, Бекетов, — я произнес имя с горечью. — Тот самый Бекетов, бывший друг отца, который его и подставил. Написал донос. Из-за него отца вызвали в Москву, где он погиб. Бекетов много лет был влюблен в мою мать, и он ненавидел отца. Шипко тоже знал, но на этом все. Очень сомневаюсь, будто кто-нибудь из вышеперечисленных людей мог бы написать Мюллеру докладное письмо. Из тех, кто вне Союза — Марта и, вероятно, британцы. Именно поэтому они за ним и охотятся. Но откуда информация у немцев?

Я встал и подошел к окну, за которым по-прежнему барабанил дождь.

— Мы познакомились с Мюллером чуть больше месяца назад в Хельсинки. И я уверен, тогда он понятия не имел об архиве. Это сто процентов. Если бы знал, его поведение было бы совершенно иным. Он бы давил, угрожал. А он лишь присматривался. Но потом… как только я оказался здесь, в Берлине, информация об архиве у него появилась. Каким-то образом. Это произошло недавно.

Марк молчал, задумчиво глядя в одну точку.

— Значит, кто-то здесь, в Берлине, слил эту информацию? — наконец произнес он.

— Именно. И вариантов не так много. Марта Книппер — первый и самый очевидный. Она знала об архиве и имеет связи в высших кругах. Не исключено, что она могла использовать эту информацию для своих целей. Хотя, по идее, это противоречит ее связи с англичанами.

— А как насчет Клячина? — неожиданно спросил Марк. — Он, получается, тоже вхож в определенные круги, если так свободно явился на премьеру.

Я усмехнулся.

— Клячин? Нет, это вряд ли. Он скорее заинтересован в наживе, в драгоценностях из архива и в бумагах, которые можно дорого продать…

— Ты уверен? — Марк поднял на меня взгляд. — Вспомни, Алексей. Полгода назад, когда мы были в Подмосковье, Шипко вроде бы убил Клячина в драке. А он снова объявился. Сначала в Хельсинки, теперь здесь. Он уверяет, что сбежал из Союза, что беспокоится исключительно о своём благе. Но ты ему веришь?

Слова Марка заставили меня задуматься. Клячин. Бывший чекист, а ныне вроде как беглец. Но слишком уж он живуч и слишком уж хорошо осведомлен.

— Нет, не верю, — наконец ответил я. — Моя интуиция подсказывает, что Клячин врет. Он не просто сбежал. Он находится здесь по чьему-то приказу. Возможно, Берия…Учитывая, что мы с тобой и Подкидыш, работаем на Шипко, который напрямую подчиняется Сталину, конфликт интересов вполне реален. Если Клячин действительно «засланец» Берии, то он вполне мог передать ее Мюллеру. Зачем? Чтобы дестабилизировать ситуацию. Создать хаос. Или, возможно, использовать архив для своих собственных интриг.

Я посмотрел на Марка.

— Да. Ты прав. Клячин — очень реальный кандидат. И это делает всю эту игру еще опаснее.

Внезапный, громкий стук в дверь разорвал тягучую тишину. Марк и я переглянулись. Кто мог заявиться в такой час? Я двинулся к двери.

Открыл створку и завис, изучая нежданную гостью. На пороге стояла мадам Жюльет. Просто какой-то странный день появления без вести пропавших. «Француженка» не давала о себе знать ровно столько же, сколько я не видел Клячина. Что за вечер встречи старых друзей?

Лицо блондинки было искажено гримасой горя, по щекам текли слезы. Она всхлипнула, а потом, заломив руки в драматическом жесте, громко выкрикнула:

— О, Алексей! Какой подлец! Какой обманщик, этот Эско Риекки! Бросил меня! Бросил, и уехал в Хельсинки! Как он мог! Мое сердце разбито! Позволите?

Мадам Жульет, не дожидаясь ответа, буквально отпихнула меня в сторону и вошла в дом.

Марк, услышав шум, появился из гостиной. Его лицо выражало смесь недоумения и готовности к действию. Вот только немного не понятно, к какому. Плачущая женщина — опасный фактор.

Мадам Жюльет, продолжая стенать, акуртно толкнула дверь. Едва она захлопнулась за её спиной, как лицо «француженки» мгновенно преобразилось. Слезы испарились, гримаса горя сменилась ехидной усмешкой, а заламывающие руки опустились, чтобы одернуть мятый подол платья.

— Ну вот, — произнесла она будничным тоном, оглядывая нас по очереди, сначала меня, потом Марка, — надеюсь, для гестапо это выглядело достаточно убедительно. Вы же в курсе, что за вашим забором ошивается парочка мужчин определённой наружности. Идиоты… С конспирацией у них явные проблемы. Но… Несмотря на отсутствие ума у ваших соглядатаев, пришлось даже всплакнуть. А это, знаете, весьма опасно для женщины в моем возрасте. Кожа уже не та, морщины сразу видны.

Мадам Жульет прошествовала мимо нас в гостиную, плюхнулась в кресло, закинув ногу на ногу, а потом все таким же будничным тоном произнесла:

— Итак, господа, перейдем сразу к делу. Алексей, где архив? Я, видишь ли, собираюсь его забрать.