Курсант. На Берлин 4

Глава 8 Я принимаю авантюрные решения

Возвращение в дом Марты Книппер не принесло мне радости. Оно и до этого не могу сказать, что там было все здорово. Я всегда в данном месте чувствовал себя в постоянном напряжении. Но сейчас, чем ближе подходил к дому Книпперов, тем сильнее ощущалась тяжесть от предстоящей миссии, которую мне надлежало выполнить.

Задание Мюллера висело дамокловым мечом. Сорок восемь часов дал мне этот чертов фашист, чтоб принести ему в клювике что-нибудь ценное на фрау Марту, какую-нибудь важную информацию. И черт бы с ней, с этой хитрожопой немкой. Она мне точно не подруга и не верный боевой товарищ. Если что, на секундочку, Марта сама вполне готова сдать меня тем же британцам ради возможности свалить из Германии. Но у всей этой истории есть оборотная сторона.

Даже если я сейчас забью на все дела, которых воз и маленькая тележка — повторная встреча с Братенбахом, налаживание контакта с Шульце-Бойзен, Ольга Чехова, архив, который надо уничтожить — и займусь только Мартой, выясняя, где же ее носит в последнее время, мои действия в любом случае приведут к тому, что фрау Книппер отправится в гости к Мюллеру. И разговаривать они будут точно не в кабинете, не за рабочим столом фашиста.

А я вот что-то не уверен в моральной и физической стойкости немки. Боюсь, когда ей начнут, например, ломать пальцы, рвать ногти и крошить зубы, она очень быстро расскажет господину группенфюреру все, что знает об Алексее Сергеевиче Витцке. И вот это — реально проблема.

Об архиве Мюллер и так знает. Это очевидно. Знает, но молчит. Строит дурака либо из себя, либо из меня. Но мое нежелание светить секретные документы в любом случае можно объяснить. Мол, решил запастись козырем в рукаве. Забрать бумажки, которые могут иметь очень большую стоимость. Но… К сожалению, их украли во время того самого ограбления. Звучит хоть и с натяжкой, но более-менее правдоподобно.

Однако, Мюллер не знает, кем был Сергей Витцке на самом деле. В этом я уверен. А Марта знает. И если она поделится данной информацией с фашистом, у того снова возникнет закономерный вопрос, а так ли я искренен в своей ненависти к Советскому Союзу? И вот тогда ломать пальцы, рвать ногти и крошить зубы начнут мне. А я в себе, между прочим, вообще ни разу не уверен. Еще больше, чем в Марте.

Соответственно, выход только один. Немка ни под каким предлогом не должна попасть в лапы гестапо. То есть… Я должен ее спасти. Но при этом не вызвать гнев Мюллера. А как это возможно, если в случае исчезновения фрау Книппер долбанный фашист по-любому будет гневаться.

— Твою мать…– Пробормотал я себе под нос, замерев перед калиткой, которая вела во двор дома Книперров.

Нужно было окончательно снять с себя маску «верного пса» Мюллера и надеть другую — беззаботного молодого человека, уставшего от светских вечеринок. Потому что немка не знает о моих делишках с гестапо.

— Господи… Как же все это меня задолбало… — Прошептал я еле слышно, затем глубоко вдохнул, выдохнул, ступил во внутренний двор и, легко взбежав по порожком, открыл входную дверь.

В доме пахло свежезаваренным кофе и тревогой. Тишина была неестественной, гнетущей. Ну или так сказывалось мое нервное состояние. Не знаю. Может мне просто на фоне бесконечно стресса мерещится эта драматическая атмосфера.

Вообще не понимаю, как разведчики ухитрялись дожить до зрелого возраста. А некоторые и до старости. При таком уровне напряжения ранний инсульт просто неизбежен.

Я снял пальто, бросил шляпу на вешалку и прислушался. Ничего. Ни голоса Марты, ни звуков радио. Только скрип половиц под моими ногами.

— Алексей? Это ты? — из гостиной выскочил Бернес. Причем, сделал он это настолько внезапно, что меня буквально на месте подкинуло от неожиданности.

— Да что тебя! Марк! — Выругался я. — Смерти моей хочешь? Ты в засаде сидел, что ли? Хотел напугать меня до остановки сердца?

— Ну можно сказать и так, в засаде. Ждал тебя. Боялся, что ты придёшь слишком поздно. — Произнёс Бернес.

В правой руке он сжимал сложенный лист дорогой, кремовой бумаги. Его лицо было бледным, пальцы левой руки чуть заметно постукивали по бедру.

— Что случилось? — спросил я, мгновенно забыв о своей усталости. Вид Бернеса не предвещал ничего хорошего.

Он молча протянул мне сложенное вчетверо послание. Я взял его, развернул. Почерк был утонченным, женственным, с изящными завитками. От бумаги исходил аромат духов — тонкий, цветочный, дорогой. Я узнал этот запах сразу. Точно так же благоухала Магда Геббельс каждый раз, когда мне выпадала сомнительная честь встретиться с этой особой.

Я молча взял письмо и принялся изучать его содержимое.

'Дорогой Марк,

Ваша музыка и наш душевный, но столь значимый разговор в Тиргартене не выходят у меня из головы. В вас есть сила, которая тревожит и волнует одновременно. Мой супруг сегодня ночью срочно уезжает в кратковременную инспекционную поездку в Нюрнберг. Я буду одна и мне было бы приятно провести целый день в обществе человека, чья игра на скрипке заставляет трепетать самое сердце. Я приглашаю вас на приватный обед, а потом, надеюсь, и ужин, в мою личную резиденцию на Шваненвердер. Завтра в 12:00. Для всех это будет приезд возможного учителя музыки, чьими услугами я хотела бы воспользоваться для детей. Прошу сохранить истинную цель моего приглашения в тайне. Искренне Ваша, М. Г.'

Я поднял взгляд на Марка. Он тоже смотрел на меня, и в его глазах читался холодный гнев.

— Приватный. — Бернес произнес это слово с таким ядовитым сарказмом, что я совсем не удивился бы, покажись на его губах пена. — Ужин наедине. На острове, где живет она одна с детьми и прислугой, преданной ей душой и телом. После того, как я узнал об Арлазорове. После твоих откровений. Ты понимаешь, что это? Это не просто приглашение, Алексей. Это… Черт…

Марк резко развернулся и промаршировал в гостиную, буквально впечатывая пятки в паркет. Я, естественно, двинулся следом за ним.

Честно говоря, ожидал чего-нибудь более страшного. А тут — всего лишь приглашение на свидание. Да, прикрытое какими-то витиеватыми изречениями про музыку и талант Бернеса, но вполне понятное и очевидное. Чего Марк распсиховался, не пойму.

— Я не собираюсь с ней спать. — Тихим шепотом процедил Бернес.

— Да погоди ты. Почему сразу спать? Может, у нее к тебе исключительно платонические чувства?

Марк громко фыркнул и посмотрел на меня так, будто я вонзил ему в сердце нож. По самую рукоятку.

— Так, ладно… Погоди… Дай подумать. — Я плюхнулся в кресло и принялся рассуждать вслух, — Звать тебя в их загородный дом только потому, что куда-то там укатил нам рейхсминистр пропаганды… Глупо. И опасно. Неужели у дамочки настолько снесло крышу? Ну да, она представит тебя учителем музыки. И что? Для урока с детьми достаточно пары часов. А я так понимаю, тебя зовут с ночовкой. — Я задумчиво потер бровь, потом выдал версию, которая сразу пришла мне в голову. — А что, если это проверка? Магда сходит с ума, видя в тебе призрак своего еврея, а ее муж… ее муж, он вообще не дурак. Он хитрый сукин сын. Мог заметить что-то подозрительное. Да еще Клячин на кинопремьере подлил маслица в огонь… И тут вдруг Геббельс очень вовремя уезжает в какую-то командировку. Может, он хочет посмотреть, как далеко зайдет его супруга? Он ведь тебя еще не видел так, чтоб глаза в глаза? То есть пока еще сомневается в адюльтере.

— Нет. Не видел. — Марк отрицательно покачал головой. — Я прилагаю все усилия, чтоб этого не произошло. Если мое лицо и правда очень сильно похоже на физиономию Арлазорова, думаю, Геббельс точно это заметит. Как дурак кружусь на месте каждый раз, если рядом оказывается рейхсминистр.

— Ладно. Надо подумать. Успокойся. — сказал я, хотя самому было неспокойно. — Возможно, ты все усложняешь. Она женщина, она одинока, ей льстит внимание молодого талантливого музыканта, который к тому же…

— Похож на ее мертвого любовника! — резко оборвал меня Марк, — Не притворяйся идиотом, Алексей! Ты сам все прекрасно понимаешь! Клячин намекнул, Йозеф что-то заподозрил. А теперь это! Сам говоришь, в приглашении может крыться реальная угроза со стороны Йозефа. Я не могу туда ехать! Это самоубийство!

— Ты не можешь не поехать, — холодно констатировал я. — Отказ оскорбит ее. Вызовет подозрения. Сорвет всю операцию. Ты должен ехать, Марк. И сыграть свою роль безупречно. Ты — очарованный ею музыкант. Потрясенный оказанной честью. Смущенный, но польщенный. Никаких намеков на Арлазорова. Никаких взглядов «сквозь нее». Ты — Марк Ирбис. Скрипач. И только.

— Легко сказать, — прошипел Бернес. — А если она сама начнет? Если заговорит о нем? Если попытается меня спровоцировать? Или соблазнить, черт возьми. А в самый «подходящий» момент появится ее муж.

— Ну да… — Я, не удержавшись, тихо хохотнул, но получив в ответ злой взгляд Бернеса тут же сделал серьёзное лицо. — Не обижайся. Просто все это звучит как очень банальный и пошлый анекдот.

В этот момент в дверях столовой появилась Марта и нам пришлось резко прервать наш разговор. Тем более, что вели мы его на немецком, а свой родной язык Марта точно понимает.

Мы замерли, ожидая, что последует дальше. В итоге почти несколько минут просто сидели как дураки, молча, разглядывая хозяйку дома. Потому что ни черта так и не последовало.

Фрау Книппер стояла на пороге, опираясь о дверной косяк. Ее вид был ужасен. Лицо серое, осунувшееся, глаза красные, заплаканные, а может, просто от бессонницы. Платье помято, волосы растрепаны. Я никогда не видел эту женщину в подобном виде.

— Что такое? — Голос немки звучал хрипло, надтреснуто, — Что за ругань? Вы уже поссориться успели? Или новости плохие? — Ее взгляд упал на письмо в моей руке. — От кого это?

Я быстро сунул послание фрау Геббельс в карман. Моральный облик жены рейхсминистра меня мало беспокоит, но знать о таких встречах Марте точно не надо. Тем более, сейчас имеется гораздо более насущный вопрос: что происходит с этой немкой? Почему она выглядит так, будто ее выпустили из подземелья после нескольких месяцев рабства.

— Марта, что случилось? Где ты была? — спросил я и сделал несколько шагов к ней.

— А какая разница? — фрау Книппер фыркнула и, пошатываясь, прошла в гостиную, к буфету. Налила себе в стакан шнапса из графина и залпом выпила. — Я ездила решать свои проблемы. Которые множатся с каждым днем. И одна из них, — она обернулась и ткнула пальцем в мою сторону, — Это ты, милый Алексей! Из-за тебя ко мне теперь повышенное внимание! Я не могу сделать шага, чтобы мою персону не сопровождал взгляд какого-нибудь невзрачного человека в штатском! После ограбления, которым заинтересовалось гестапо, трясут всех бывших и настоящих членов СА. А сын мой… Он был в числе тех, кто погиб в ночь «длинных ножей», если ты помнишь. Его товарищи, они частенько заходили ко мне эти годы. Иногда я позволяла им проводить здесь различные собрания. И теперь данный факт явно не даёт покоя кое-кому. А мне сейчас это внимание сильно не к месту.

Я кивал в таком каждому слову Марты, сохраняя на лице постное выражение сострадания, а сам анализировал все, что она говорила. Значит, Марта чувствует слежку. Или знает о ней. И она впервые рискнула при мне и Бернесе завести разговор о ее непонятных связях со штурмовиками. Я помню, еще в самом начале нашего сотрудничества с Мюллером он едва ли не ярлык заговорщицы на неё вешал.

Но сейчас вопрос в другом… Я… Как бы это сказать… Совсем не поверил в историческую сцену, которую передо мной разыгрывала фрау Книппер. Ну вот не поверил и все.

Да, она реально хреново выглядит. Но это говорит лишь о том, что немка плохо спала последние пару дней и скорее всего реально провела их в дороге. А всю эту припадочную суету с якобы преследующим ее гестапо она сейчас наводит… Для чего? Чтоб отвлечь мое внимание от настоящей цели своих внезапных поездок? Значит… Значит мне принципиально важно узнать, где она бывает.

Просто за это недолгое время я уже успел более-менее понять, что за человек Марта Книппер. Понять, конечно, не из тех ее слов или поступков, которые разыгрывались передо мной намеренно. Выводы были сделаны как раз на основе исключительно моих личных ощущений. Так вот… Марта Книппер совершенно не склонна к драматическому заламыванию рук. Это не ее роль. А она сейчас именно так себя и ведет. Истерит, создает шум.

— Успокойся, Марта, — сказал я как можно мягче. — Никто тебя ни в чем не подозревает. Это стандартная практика после такого инцидента. Меня тоже допрашивали. Ты забыла? Всех допрашивали, кто оказался в банке в тот день.

Она посмотрела на меня с таким откровенным недоверием, что стало не по себе

— Говори что хочешь, Алексей, — Марта отлила еще шнапса. — Но я чувствую, что пахнет жареным. Я… я думаю о том, чтобы уехать из Берлина. Ненадолго. К родственникам в Баварию.

В голове у меня зазвенел тревожный колокол. Побег? Именно так этот поступок расценит Мюллер. Тогда участь фрау Книппер будет решена. Впрочем, как и моя. Ирония судьбы какая-то. Теперь обстоятельства складываются так, что мне нужно заботится о Марте.

— Это неразумно,– быстро сказал я. — Будет выглядеть как бегство. Вызовет лишние вопросы. Останься. Все утрясется. Я помогу тебе.

— Ты? — она посмотрела на меня с насмешкой. — Чем ты можешь помочь?

Я заставил себя рассмеяться — легко и естественно.

— Знаешь, как говорят у нас, у русских. Одна голова хорошо, а две — лучше. Мы непременнот что-нибудь придумаем.

Марта небрежно махнула рукой в ответ на мои слова, допила шнапс, с силой поставила стакан на стол и, не сказав больше ни слова, вышла из столовой. Мы слышали, как она тяжело поднимается по лестнице и захлопывает дверь в свою спальню.

Задание Мюллера из сложного превратилось в невыполнимое. Либо фрау Книппер действительно внезапно начала страдать паранойей и она реально готовится к бегству. Либо мутит какую-то свою схему, а потому разыгрывает передо мной роль не совсем адекватной дамы. Второй вариант мне кажется более правдоподобным.

В любом случае, немка конкретно в данный момент требует пристального внимания к своей персоне. Любой мой неверный шаг — и она, в лучшем случае, сбежит, в худшем — натворит чего-нибудь еще более глупого.

— Боже, — тихо выдохнул Бернес. — Это просто кошмар. Она внезапно превратилась в кого-то другого.

— Она делает вид, что напугана, — ответил я. Мозг лихорадочно работал, выстраивая и тут же отвергая возможные комбинации. — И у нее сто процентов есть на то причины. Думаю, наша милая фрау мутит что-то за моей спиной. Уверен в этом. Ее целью по-прежнему остаётся архив. Без него она не покинет Германию. Но это ладно. Есть еще одна новость. Мюллер дал мне сорок восемь часов, чтобы я предоставил подробный отчет о том, где бывает и с кем встречается Марта. описал все ее контакты, поездки, разговоры.

Марк присвистнул.

— И что ты будешь делать?

— То, что должен, — мрачно сказал я. — Но с одной маленькой поправкой. Я дам ему не то, что он хочет, а то, что ему нужно. Мы должны отвести внимание Мюллера от Марты. Создать альтернативную версию. Подставить кого-то другого.

— Кого? — недоуменно спросил Бернес.

В этот момент, ровно после его вопроса, в моей голове что-то щелкнуло. Словно пазл сложился. Вспышка. План, безумный и рискованный, начал обретать черты.

— Тихо, — я поднял руку. — Дай подумать.

Я прошелся по комнате, теребя в кармане письмо Магды. Две проблемы. Марта. И Магда…

— Слушай, — резко обернулся я к Бернесу. — Твое приглашение… это не катастрофа. Это возможность. Ты поедешь к Геббельс. Ты осторожно, очень осторожно намекнешь на Арлазорова. Не на его личность, а на его идеи. Скажешь, что читал труды одного еврейского мыслителя о мире и справедливости, о том, что искусство должно объединять нации. Скажешь, что его идеи тебя впечатлили, но, к сожалению, они теперь под запретом. Посмотри на ее реакцию. Насколько для Магды важно вступить с тобой в… — Я осеася на секунду, поймав раздраженный взгляд Марка, но потом все же продолжил, только в более мягкой форме. — Насколько ей важно вступить в романтические отношения с тобой.

— Ты с ума сошел⁈ — глаза Марка стали круглыми. — Это же чистый воды провокация!

— Именно! — я ухватил его за плечи. — Но не твоя, а наша! Мы должны заставить Мюллера поверить, что жена Геббельса ностальгирует по прошлому. Что она уязвима. Это отвлечет его от Марты. Он начнет копать под нее, а не под фрау Книппер А заодно… — я замолчал, додумывая план. — А заодно мы создаем шум. Большой шум. Шум вокруг семьи Геббельсов. Такой шум, что Мюллер забудет о Марте. Ему будет не до нее. Ему придется заниматься расследованием в высших эшелонах власти. Мы сможем выиграть время.

Бернес смотрел на меня, словно я предложил ему прыгнуть с крыши.

— И как мы создадим этот шум? Я буду читать лекции о сионизме за ужином с Магдой? Меня растерзают на месте ее же домочадцы

— Нет, — я отпустил его. — Шум создам я. Ты лишь посеешь семя. А взорву его я. Мне нужно попасть в резиденцию Геббельсов. Там, наверняка, есть кабинет Йозефа. Его бумаги. Что-то, что можно подбросить. Или, наоборот, изъять. Что-то, что свяжет его с неугодными ему же людьми. Например, с теми же штурмовиками, на которых он когда-то натравил Гитлера.

Я сам поражался собственной наглости. План выглядел сумасшествием. Но другого выхода не было. Нужно бросить Мюллеру более жирный кусок, чем подозрительная вдова. И этот кусок должен быть таким сочным, таким скандальным, чтобы у группенфюрера глаза полезли на лоб.

— Как ты туда попадешь? — спросил Марк, уже не споря, а втягиваясь в авантюру.

— Вместе с тобой, — сказал я. — Я твой… аккомпаниатор. Или помощник. Или просто друг, который приехал тебя поддержать, потому что ты нервничаешь перед встречей с такой важной дамой. Тем более, Магда меня уже видела. Она не станет возражать. По крайней мере, открыто.

— Это гениально и безумно, — покачал головой Бернес. — Если нас поймают…

— Нас не поймают, — сказал я. — Потому что ты будешь идеален. А я… Я найду то, что нужно. А если не найду… я это создам.

— Хорошо, — Марк тяжело вздохнул. Его лицо стало сосредоточенным, решительным. — Я в деле. Но если что-то пойдет не так…

— Не пойдет, — перебил я его.

Хотя, скажу честно, совершенно не испытывал той уверенности, с которой говорил.