И в девять не пришли, и в десять… мы начали волноваться! Но — а куда мы пойдем? Где их искать? Где вообще их работа⁈ В документах найти сведенья, да? В тех бумажках, что они приносили с собой поискать, да? Но там слишком много разного даже для меня! И дадут они разве что общие сведенья о конторе, где трудятся предки, да примерное представление о должности — уже прочитал, да.
Разные адреса, офис, предприятие, приёмная… где именно искать родителей⁈ Звонить? От чего имени? С чьего телефона? Соседи ведь так то, дома! Ведь время позднее! Они уж спать ложатся, да не спят, еще, собаки! А если все нормально, а мы… себя раскроем, да. И по сути — ничего не можем сейчас сделать.
— Брат, а ты можешь отследить их по магии часов? — спросила нервничающая и не находящая себе место сестренка, что забыла про сон, с такими делами, — Ты же их делала и вообще…
Я помотал головой. О функции маячка я тогда не подумал даже. А вот прочая магия… я специально делал часики так, чтобы их было ну очень трудно отследить! Даже вблизи чтобы они прятались и сливались с телом! Так что даже мне, на дистанции или в толпе их не отследить. Бесполезно даже пытаться.
Но что нам делать то тогда? Тупо сидеть и ждать? Да мы же изведемся все! Но что еще остается⁈ В том то и дело, что ничего.
А еще…
— Лина, к нам кто-то пришел.
— Родители? — тут же оживилась девица, соскакивая с места, и выскакивая в коридор, где был в этот миг я.
Я помотал головой и сделал входную дверь прозрачной, указав на неё пальчиком. И выскочившая в коридор сестренка, смогла полюбоваться находящейся за дверью какой-то… девкой. Вроде знакомой, но в тоже время и нет, похожа, но…
— Да это ж Нилу! — воскликнула сестрица, и видя моё непонимание пояснила, — Ну та, нянечка, что должна была нас со школы забирать. Ты что, не узнал её⁈
— Ндо? — удивился я и тоже вспомнил эту персону воровайку, что вновь приперлась, а я её уже успел позабыть, и не узнал, в ином прикиде и с иной прической на голове, с иным макияжем, и общем обликом, — Интересно, что ей надо? На этот то раз!
— Есть кто? Меня сюда ваши родители послали!
И на это я просто не мог не ответить!
Дверь заговорила моим голосом, издаваемым в подъезд, нарочно тоненьким, напуганным, вопрошающим:
— Кто там?
Нилу ответила на него голосом слащавым, лисьим, тем, котором лисонька вещала для вороны «Голубушка, ты так хороша!..». Только говорила она сладость для нас, а не для вороны — с родителями все в порядке, они на работе задерживаются, будут дома только утром. Завтра выходной у них, так что… ну, наверное, так надо. А эту Нилу послали нам сообщить-предупредить, успокоить, раз уж у нас нет телефона.
Мы поблагодарили её уже вдвоём, радуясь, что с предками все гуд, и никаких проблем. Что… можно выдохнуть! И не надо их искать. Ставить горд на уши, и разрушать города, чтобы к нам привели предков, для успокоения и воспитания безумных детей, как предлагала сестра.
Вот только девка уходить что-то как-то не планировала. Начав пищать что-то о там, что должна лично убедиться, что с нами всё в порядке, а иначе ей наши предки голову открутят! Что негоже через дверь беседовать, ну и так далее. Слезу пустила, и вообще, вся такая… лисонька!
— Так, сестренка, а ну живо одевай броню. — сказал я сестричке, став серьёзным, поняв, что эта дамочка, от своего явно не отступит, и явно что-то задумала, раз уже раз припиравшись с ключом, и сейчас… все подготовив к чему-то веселому.
И Лина кивнув, ускакала в детскую, напяливать на себя «гидрокостюм». Она следует своему обещанию и под моим надзором, в «безлопастной зоне», дома, она ходит без брони. А сейчас… наша безопасная зона может перестать быть таковой.
Эту зареванную девку, ревущему белугой, какая она несчастная, и все её шпыняют, дети не пускают, а их родители потом взгреют, что она не убедилась в нашем нормальном состоянии «Ты их лично видела? Видела? Нет!» надо всё-таки пустить, но при этом я совершенно не знаю, что от неё ожидать! Даже в теории не ясны её цели и мотивы — не грабить же она нас так громко рвется? Что скоро только уснувших соседей разбудит своим плачем! Хотя нет… ревет девица совсем негромко, а лишь… влажно — никто не услышит сей плачь кроме нас.
Я подошел к двери, открыл её, выглядывая наружу слегка напуганной мордахой. Нулу тут же прекратила плакать, и слегка улыбнулась мне.
— А где твоя сестра? — проворковала она.
Я, как бы оглянулся назад… и почти тут же был оттеснен от двери прочь, в наглую вломившейся в квартиру девкой. Девкой, что зайдя, тут же закрыла за собой дверь. В том числе и на замок, что для маленьких нас, слишком высоко расположен. Да ключом! Убрав его себе в карман — откуда он у неё вообще⁈ У неё получается… еще ключи есть⁈ Даже у нас нет! Ну, если не брать без спроса те, что в спальне, лежащие там под слоями белья в шкафу.
Девка протопала по коридору квартиры вглубь, как у себя дома, и почти как на подиуме — жопою виляя, плечами крутя… её слезы на лице уже высохли, а макияж был, хех, водостойким и не потек. Она не выражала больше и тени эмоции «Я плачу!», да и страдания в целом, скорее некую брезгливость и раздражение, с которыми она осматривала всё вокруг.
Заглянула во все комнаты, будто она тут хозяйка, полюбовалась кастрюлей в гостиной, все так же стоящей там под столом и чем-то немного озадачившей её, как видно тоже, почуяв запах химии, пропитавшей металл. Заглянула на кухню, в туалет, в ванную, подергала дверь детской — сестренка еще одевается, так что туда я её не пустил. Взяла из ванной швабру…
— А сестрица, как понимаю, заперлась. — проговорила она и близко не елеем, а скорее голосом «Ща бить буду!».
Что, учитывая нахождение в её руках довольно длинной палки швабры и движение этой палки в её руках, ну прямо-таки верещало о том — бить буду палкой! Больно! Сильно! МНОГО! И это… страшно. А потому — я изобразил личико слегка напуганное и кивнул, как бы соглашаясь с её словами, и вообще совсем и сразу. Только НЕ БЕЙ!
— Чтож, пусть так, — улыбнулась девица с дубиной, и просунула швабру под ручку двери детской, расклинив палку поперек прохода с зацепом за ручку.
Теперь дверь не открыть, не сломав швабру! И я выпучил глаза от вполне серьёзного удивления — а что, так можно было⁈ Вот так просто… запереть дите в её же комнате⁈ И вот не верю я, что эта идея так сделать, пришла ей в голову только что! Скорее… она это придумала еще тогда, когда приходила к нам тогда вместе с родителями и высматривала что украсть? Уууу гадина!
— Вы даже не представляете насколько я из-за вас настрадалась! — проговорила девица, кривя злобную рожу. глядя на меня и все тем же голосом, но чуть со смещенной интонацией «Сча точно буду бить!!!» топая ко мне, вбивая с каждым шагом свои туфельки с силой в пол, — Мелкие Засаранцы!
Она подскочила ко мне, схватила за плечо, больно сжав — был бы я простым ребенком был бы синяк! Замахнулась… я зажмурился, приготовляя личико к удару. Но удара не случилось, замах был для вида. Нилу словно бы выдохнула и успокоилась, опуская руку. Я даже расслабился и раскрыл глаза… но удар все же получил — слабую пощечину.
— Сученыши! — схватила она меня за нижнею челюсть и потащила по коридору.
Я начал сопротивляться, неловко махая руками, строя из себя безумно слабого маленького мальчика.
— Ах ты еще и брыкаешься! — обиделась девица, на это грубое нарушение её желания и наглое нежелание идти.
Отпустила челюсть, схватила за ухо, приподняла над полом — да она настоящая чистопородная тварь! Оторвать же можно! Не мне, но… да что мы ей сделали то, а⁈ И ведь не скажешь, что она работает на кого-то, кто жаждет нашей смерти! Она бы так себя не вела, зная, что мы — охотники! Которым убить такую шавку почти без сил, все равно что ветры по ветру пустить!
Я заревел, захныкал, но брыкаться не прекратил, получил её пару пощёчин, от даже радующейся такой реакции девицы, окончательно оторвался от пола повиснув на собственном ухе, которое эта нахалке еще и выкрутила в узел. Подняла почти до уровня своих глаз, начав злобно пялится и скалится мне в лицо, словно бы маньячка-садистка. Наслаждающаяся страданиями жертвы.
— Сопротивляйся! Сопротивляйся! Мне такое нравится!
Еще пара пощёчин, потом она о чем-то задумалась, и уже по серьёзному вдарила мне в живот кулаком. А ведь она охотник! Слабеньки, но охотник! У нормального ребенка от такого удара был бы кишмиш из органов! Каша! Труп был бы на собственном ухе висящий в её крепкой ручке!
Это… если бы не конец был бы для ребенка, то больничка точно! Реанимация и пару месяцев на приход в себя, да и то, при своевременной помощи, и услугах целителя. Или мгновенный отход, в зависимости от того, лопнула бы селезенка или кишки, или нет. Пошло бы кровоизлияние и были бы разрывы сосудов в печёнке, или нет.
Мне же, с моим прессом, даже без магии, этот удар оставил бы синяк на пол живота, гематомы на мышцах, отмирание участка кожи, по которым пришли костяшки, но до органов все же толком бы ничего не добралось бы, но… она, вообще, понимает, что, творит⁈
Судя по всему, понимает — с довольной кровожадной улыбкой, что все тот же оскал гиены, достает тонкую бечевку, ставит меня обратно на пол, а вернее укладывает, ведь я корчу из себя потерявшего от боли сознания мальчика. Нависает над тушкой маленького мальчика, валяющегося на полу с выпученными глазами и практически забывшего как дышать.
Выворачивает мне руки, завязывает за спиной. Ноги тоже связывает, туго, плотно, так, чтобы тонкая нить обязательно впилась в кожу! Оставила синяки и перетягивая кровоток… да еще и связав руки с ногами меж собой за спиной, поднимает меня за узел-ручку, словно бы я чемодан, проверяя, насколько будет удобно нести такую поклажу.
— Пойдет. — ставит она «чемоданчик» на пол, и смотрит на меня сверху вниз, с брезгливым видом, словно на кучку, что кто-то тут оставил посреди асфальта, испражнившись прямо на дороге, — Как же было бы проще, ходи вы просто в школу… потерялись бы где-нибудь и все…
Так, стоп! Что это значит⁈ О чем она вообще⁈
— Я бы попровожала вас пару дней… может даже недель. Что-нибудь из дому прихватила бы, приболела… — нависла она надо мной, ухмыляясь, — а теперь вот, приходится извращаться. И предки ваши… эх! — распрямилась она в полный рост, взглянула в сторону кухни и пошла туда.
Начала греметь посудой, смотреть технику, прочие вещи…
— Все громоздкое! Ничего маленького и ценного! Гадство! — вышла оттуда и пошла в спальню родителей.
Осмотрела комнату внимательным взором, пошла к шкатулкам с украшениями, стоящим на комоде перед зеркалом. Провела пальчиками о дешевым шкатулочкам, открыла, заглянула, сморщилась от вида мамины и папиных цац.
Перебрала украшения, ковыряясь пальчиками в шкатулках и щупая то и то, словно бы в сточной канаве копаясь брезгливо, с брезгливостью и неудовольствием, не находя того, что нужно, что было бы её достояно, или хотя бы стоило внимания. Ни серьги-кольца маменьки, что запонки и броши батеньки, ничего из этого всего, её никак не привлекло, а лишь вызвало немалое отвращение. Даже те безделушки, что родителями крайне ценились.
— Все подделка. — вздохнула она печально, достав какую-то брошь и посмотрев сквозь неё на свет, — Ерунда, — со вздохом сунула она украшение обратно в шкатулку, и вновь окинула комнату внимательным взором, — где же они хранят свои ценности? — достала телефон, потыкала в него, вздохнула. — Связи нет. Ну, так и думала, так и видела… — убрала телефон и взглянула в сторону коридора, где как раз пред дверью спальни я и валялся, — Ну, так даже проще, — вновь развернулась к спальне, к кровати и плательному шкафу, — Но копаться тут сейчас у меня нет ни времени, ни возможности, — посмотрела она на свои пальчики, на которых я только сейчас заметил тонкие латексные перчатки, прозрачные и почти невидимые на коже. — Еще порву обо что-нибудь…
Да она подготовилась! — воскликнул я в душе, — И конкретно так! Чтобы ни где не следить от слова совсем.
Нилу вышла из спальне, подвинув меня в сторону носком ботинка с презрением, чтобы не перешагивать, и словно бы я, некая старая игрушка, брошенная на дороге. Пошла на выход из квартиры.
И это все? Нет, еще не все — заглянула в зал пред уходом, этой комнате она при первичном осмотре толком внимания и не уделила, видимо сейчас решила восполнить! Хотя нет, опять мельком, посмотрела на компьютеры, цыкнула языком, и закрыла туда дверь.
Открыла входную дверь, вышла в подъезд, проворковала уже оттуда, и громко, что бы все-все слышали:
— Ну, детки, не скучайте! Родители уже скоро придут! — и захлопнула дверь, не закрывая на замок, чисто, на язычок.
И… это все? — вновь удивился я, все так же лежа связанным на полу. И… похоже да! Она ушла в лифт, и походу уехала. Во всяком случае, если и вернется, то… не сразу.
— Что вообще это было? — сказала сестренка, проходя сквозь дверь, и спотыкаясь о швабру.
Чуть не сломала бедную деревяху своим лбом, но вовремя нагнулась, пройдя под ней, и смотря на неё с непониманием. Убрала её из-под ручки, и помахала словно копьём. Отставила в сторонку и посмотрела на меня, все так же связанного. Скривилась.
— Тебе нравится так лежать?
— Нет, но я же пленник! — ухмыльнулся я, выгнув верх голову и посмотрев на неё из положения лежа. — Присоединяйся! — пригласил я её тоже поизображать из себя бедного несчастного связанного ребенка.
Сестра скривилась.
— Только если связывать и пленить меня будешь ты. — подошла она ко мне поближе, и села на пол рядом, навалившись спиной на мой бок.
— У родителей научилась? — усмехнулся я.
— Ага. — улыбнулась она, — Они такие затейники! Те охотники-четверки из дома отдыха на фоне них, просто ангелы! И само целомудрие!
— Опыт! — усмехнулся я на это.
— Интересно… что этой Нилу надо? — перевела она тему на иную проблему. — Не приходила же она сюда просто ради того, чтобы тебя связать и побить?
— Скорее убить. — вздохнул я, опуская голову на пол.
До сестренки долго доходил смысл этих слов, очень долго — минуту! Но потом — её руке как-то само собой оказалось копьё.
— УРОЮ!
— Спокойно! — рявкнул я, чувствуя, как напряглись у неё все мышцы тела разом, а магия, заплясала хоровод, готовая к бою. — Ей мне урона не нанести. Хоть она и охотник.
Сестра сжала губы в тонкую белую ниточку, а копье в её руке… начало тускло светится светом от вливаемой в него магии, перегружая структуры. Кажется, она только что освоила новый трюк! Растет! Растет малышка! Как же я ею горжусь…
— Все равно урою! — сказала она уже спокойнее, отпуская магию, вдыхая и расслабляясь, не допуская перегрузки цепей копья.
Спохватилась, втянула магию обратно в себя — молодец! Молодец! Не разбрасывается ресурсами! Учится и осознает ценность! Моя…
— Она посмела причинить тебе вред! Задумать причинить тебе вред! — помотала она головой, — Этому нет прощения.
— Но сначала нужно узнать, что ей вообще нужно, и кто заказчик.
— Опять позволишь погрузить себя в мешок? — удивленно посмотрела она на меня, кажется даже забыв о жажде месте от удивления.
— Не, — слегка мотнул я головой, — Нафиг надо? Все в пределах квартиры! Просто… побеседуем.
— Ну ладно. — встала сестра и убрала копье в хранилище.
Пошла на кухню, искать «Че пожрать⁈», как видно, что бы стресс зажевать! И… она вообще понимает, что есть, и складывать в склад, не одно и тоже? Вот зачем она сует себе в рот маленькую бутылочку минералки? Целиком! Бутылка не лезет, но она… с сожалением смотрит на неё и вздыхает. Сейчас колбасу утолкать попытается…
— Сестра! — заговорили стены кухни моим голосом, — Прекрати! Ты не голодна, а на складе итак полно еды!
— Прости, — потупилась она, оставив последнею имеющеюся пачку замороженных блинов в покое, убирая обратно в морозилку.
Клептоманка какая-то уже! Или… это нервы? Всё равно ненормально!
Нилу вернулась где-то через час, и была, что называется, сама на себя не похожа. Даже более, чем до этого. Высокий каблук… очень высокий каблук! И высокая платформа, добавили ей десять сантиметров роста, еще пять добавили ей высокая кепка и воротник пальто, поднятый стоймя. Это же пальто скрыло особенности подростковой фигуры, надвинутая кепка скрыла половину лица. Хотя там и так нечего было смотреть! Медицинская маска и солнечные очки скрыли все что могли!
И в таком виде она вышла из лифта, но… не пошла сразу к двери, а метнулась к углам, туда, где находились камеры, двигаясь при этом вдоль стен, видимо в их слепой зоне. И… прикрепила на липучку распечатанные фото пред объективом? Это вообще… работает? Или бред сивой лошади? Кто вообще… купиться на такую бумажку⁈ Или купиться?
Повешав форточки пред объективами обоих камер, девка метнулась к нашей двери, и явно ощутила легкий мондраж. С замиранием сердца надавила на ручку, боясь, что что-то могло произойти, и мы освободились и заперлись, но дверь послушно открылась.
Заглянула внутрь, прислушалась, зашла, не закрывая плотно дверь. Убедилась, что все так, как и было, что я лежу связанным, а дверь в детскую заперта на швабру — сестре пришлось повозится, чтобы сделать это не глядя, просунув в дверь только собственную руку, и шарясь вслепую. Зачем так было извращаться не знаю, но… так вот, да.
Быстро пробежавшись по квартире и подергав швабру на двери, Нилу убедилась окончательно, что все в порядке, успокоилась и вернулась к входной двери, закрыла её на ключ. Выдохнула вновь, с видом — теперь все хорошо, теперь все в порядке и будет в порядке.
Вновь взяла себя в руки, не позволяя излишне расслабляться, пока дело не в шляпе и деньги не получены, метнулась к детской, убирая швабру.
— Зззачем… зачем ты это делаешь? — простонал я, голосом умирающего.
— Зачем? — сказала она, сунув швабру обратно и метнувшись ко мне, садясь на корточки, словно бы желая поболтать, с приговоренным к смерти узником, — Потому что хочу!
— Но… зачем⁈
— Потому что за вас заплатили.
— Кто… — прохрипел я, изображая из себя закашлявшегося.
— Скоро узнаешь. — кажется, даже мило улыбнулась она. — Хотя я не хотела изначально ввязываться в такое, — погладила она меня по щеке, а сидящая за ставшей прозрачной дверью детской сестра скрипнула зубами, словно тормозными колодками поезда, — Хотела просто поворовать маленько у наивныешей… — схватила она меня за щеку, сильно сжимая пальцы, словно бы хотела оторвать, и сестра еле сдержалась что бы не кинутся на эту ненормальную самку, — но вы меня вывели. — подергала она мою щеку, словно бы резинку, и я начал плакать, ведь технически это больно! — и я нашла людей, которые предложили ну очень хорошие деньги за парочку близнецов. — отпустила она мою кожу, погладив место, за которое тянула, словно бы разглаживая складки, а сестра кажется переборола свой гнев, переведя его в холодную расчетливую ярость, и готовность действовать, только разреши.
— Сама… — пробормотал я, роняя слезы, — сама нашла?
— Естественно! — развела она руками, вставая на ноги, — Кто ж еще меня обеспечит кроме меня самой⁈ Впрочем, — размяла она плечи, — я давно этим промышляю. Торговля людьми, знаешь ли, прибыльное дело! — пошла в сторону детской, — А когда ты милая маленькая девочка, никто и не подумает, что это ты и есть тот маньяк, что ворует детей и подростков. — взялась она за швабру двери, убирая её, — Тем более всегда можно сказать, что сами убежали. — потянулась она к ручке двери рукой, — тем более когда все ищут каких-то иных маньяков, и валят все на зеркала, — усмехнулась, покрутила швабру в руках, вздохнула, и поставила её рядом с дверным косяком.
Оглянулась на меня, словно бы проверяя, не сбежал ли я, и слушаю ли её, извивания душевные. Я. Все так же лежал, и смотрел на неё заплаканными глазами, с видом «Тетя! Не надо!» и вообще — Спасите!
— Но вид вы себе приобрели конечно… то еще. — скривилась она, переведя взгляд на мою бритую макушку, словно бы только сейчас заметила. Что там нет ни грамма волос, — Не товарный, скривила физиономию, и отвернулась, — но платят мне не за это.
Постояла пару мгновений пред дверью молча, словно бы о чем-то думая. Или о чем-то вспоминая, и вновь продолжила свой монолог, все так же стоя пред дверью и не оборачиваясь ан «благодарного слушателя».
— Это отлаженный бизнес! — воскликнула. Вздохнула, и остановила руку, уже занесшею к дверной ручке. недонеся и вновь обернулась ко мне, — И с вами все было спланировано, но… вы мне подпортили всю малину, сученыши! Зачем было… так подставлять? Теперь придется на время залечь на дно. — обернулась она обратно к дверному полотну, — Особенно со всем этим шухером в городе… но куш уж больно хорош! — и наконец открыла эту несчастную дверь.
Стой стороны её встречала злая при злая Лина с копьём в руке, даже не желающая поднимать голову верх, чтобы посмотреть на эту девку-воровку-торговку людьми. И сестра стояла столбиком, словно памятник, глядя дамочки чуть пониже пупка, и ничего не делая, ожидая команд, но готовая превратить человека пред неё в мелкое крошево за миг. только один знак! Одна команда! одно Слово! И…
А будущий фарш немножко опешил от появления на той стороне за дверью такого персонажа. Не напуганной девочки, забившейся в угол, самый дальний или наоборот ближний. Не ребенка под одеялом на койке, где «Меня никто не найдет!». Не плачущего комка плоти под дверью, неожидающего, что преграда вдруг откроется, сама, да с другой стороны. Не пустоты пустой комнаты, где напуганный ребенок забился в самый дальний уголок, в шкаф или под диван-кровать-иную мебель, а ЭТО, стоящее посреди прохода, не дающее пройти.
Но ступор был лишь на мгновение.
— Хорошее копье девочка. Его можно будет продать. За дорого! Дай-ка его сюда! — протянула она руку к копью, но прежде чем сестра изрубила эту дуру на части, эта дура исчезла, сместившись в пространстве, оказавшись на потолке надо мной, и провалившись в него как вводу.
— БРАТ! — возмутилась сестренка, рассекая воздух и вгоняя лезвия копья в косяк прорубая его до бетона, и даже чуточку уходя и в него, несмотря на чары.
— Ты же в курсе, что такой разрез не восстановить так просто? — сказал я недовольно, вставая, разрывая веревки, словно бы они были сделаны из сладкой ваты.
— БРАТ! — возмутилась сестра пуще прежнего, выдернув копье из плена древа, не заметив проблемы.
— Она будет нашей игрушкой, — сказал я и покивал своим планам, разминая немного затекшие руки за время бездействия.
— Что? — мгновенно успокоилась сестренка, позабыв о жажде крове и бани, и взглянула на меня, хлопая глазами.
— Ну, помнишь, нам был нужен подонок? — сестра кивнула, явно помня о том разговоре, — Вот, подонок сам пришел к нам. Не будем отказываться.
— Ладно. — согласилась сестренка, убирая оружие в тело, окончательно забыв о «Кровной мести!».
Вышла в коридор, походила туда-сюда, словно бы желая успокоится, и убедится, что тут более никого нет, и мерзавка надёжно спрятана и недосягаема. А потом вернулась ко мне и заговорила, глядя в глаза.
— Сразу сотрешь ей личность, или?
— Я не селен в стирании и прочем, — проговорил я, так же глядя ей в глаза, — Да и к тому же, если б я её просто стер и перезаписал, разве это был бы не иной человек? В чем тогда его бы вина была пред нами?
— Ну да, тоже верно. — отвела она взор и задумалась. — Как пытать того, кто невиновен и ничего не знает?
Я покивала.
— А так… думаю, неделька вечного падения сделает её чуть сговорчивее.
— Две! Две недели!
Я кивнул, соглашаясь — пусть будет две! Полета в отражении коридора, падая и падая, но никуда не прилетая. Для пущего эффекта — там не будет света! И это будет вечный полет во мраке без всего.
А после… поглядим. Если что, можно будет и физикой надавить, немного попытав через боль, но я бы предпочел не портить тело. Она нам нужна в цельном виде, как наш послушный представитель. Раб, которого не жалко. Торговца людьми мне не жалко вообще.
Ведь в Залихе нет рабства, да и в мире вообще фактически тоже. Сиэль далек от границы, и каналы поставки от сюда организовать непросто, даже такого малогабаритного груза, вроде детей. А значит — она торговала не рабами, а запчастями, а это — уже за гранью моего терпения.