Крысолюд

Глава 7

— Ну что, а теперь будем разговаривать. А то у меня поднакопилось вопросов.

Первыми передо мной уселись «старые» знакомые: Второй, Тукч Ядро, Крепкий Хвост, Желтозуб. За ними в порядке своей иерархии уселись остальные.

— Что вы знаете о мире?

И пожалел, что спросил. Потому как начали отвечать сразу все, и не про то, что мне было нужно.

Надо было задать вопрос более предметно, более точно.

— Стойте. Говорить будете по очереди. Если кто-то что-то не рассказал, то подымите хвост или свою лапу — это будет означать, что вы хотите что-то добавить.

Немного подумал, подобрал под себя ноги, обвил пояс хвостом.

— Как вы оказались здесь?

— Мы плыли на своём корабле, когда подло — вонючие на нас напали в тумане и всех — всех захватили.

— Крысы строят корабли?

— Мы не строим корабли! Лучше — лучше! Мы их захватываем! — поднял выше нос Тукч Ядро.

— И много вас там было на корабле?

— Семь когтей! Семь сотен! — продолжал Тукч Ядро.

— И много вас всего в клане?

Крысолюды переглянулись, но промолчали.

— Тукч, отвечай.

Хвост крысы нервно извивался на полу.

— Никто не знает точно, Голодное Брюхо. Время Раздора и Потерь… — извиняющимся тоном произнёс он, пригибаясь. Ответ, судя по всему, должен был всё пояснить. Остальные дружно, как болванчики, закивали своими вытянутыми головами.

Надо было построить вопрос таким образом, чтобы не дать им понять, что я вообще не в курсе, что это за время такое. Может это имеет отношение к тому, как Хейм рассказывал, когда всех сюда выкинуло? В смысле, в этот мир.

— Значит клан Скорви — морской клан? Пиратствуете?

— Да-да, именно так. А ещё возим всякое — всякое всяким, торгуем за блестяще — полезные вещи.

— Блестящие?

— Зооолото! — вспыхнули глаза у крыс.

— И много у вас кораблей?

Крысы опять оказались в замешательстве.

— Тонут, бьют, захватывают… Разно — разно кораблей.

— Где ваше логово?

Они замялись, но ответил Второй:

— Рикевер… Мы из Рикевера, Шатхарб, море Утопленных Человеков… Но есть и другие логова, я не знаю всех…

— Что, так море и называется? — удивился я. Тукч Ядро, поглядывая на Второго, вставил:

— Мы так зовём… Все называют море Утопленников.

— Многие тонут?

— Море опасно — опасно… На берегах груды гниющих кораблей и раздутых покойников!

— Тукч, давно плаваешь?

— Плавают они, Голодное Брюхо, — он с презрением указал на сидящих позади пегих крыс, — а мы бегаем по волнам! — гордо добавил он, а затем хвастливо продолжил — Девять лет!

— Много — много! — цокнул языком я. — Как вы называете эту землю, эту сушу?

Он пожал плечами.

— Суша, мир, камни… Сложный — сложный вопрос.

— Как назывался ваш прошлый дом, из которого вы появились?

— Гниииль! Гниющий мир! — хором пропищали несколько крыс.

— Гниль это хорошо? — задал я новый вопрос.

— Всё сгниет, рано или поздно! — с уверенностью ответил Крепкий Хвост, а остальные закивали. — Рогатая Крыса так завещала! Мы живём, чтобы пожирать, осквернять и разлагать!

— Расскажи мне о Рогатой Крысе. Я хочу проверить, что ты о ней знаешь. — указав хвостом на него, ответил я.

Крепкий Хвост завороженно уставился на мой хвост. Вообще, заметил, что мой хвост служит предметом наблюдения крысолюдов. Чуть толще чем у них, также без меха, мой был покрыт довольно твёрдыми маленькими пластинками, которые придавали ему крепости, и он мне неплохо порой помогал в бою. Завидуют?

— Рогатая голодная — голодная, самая голодная из всех крыс. Она может укусить и съесть бога человеков, если захочет. Если не дать ей крови и мяса — то она съест и нас, своих детей.

Проглотить мир — хочет — хочет, а мы помогаем. Всё должно сгнить! Умная, злобная, хитрая, жестокая, страшная! Всегда иди на звук колокола и молись, чтобы Рогатая тебя не заметила! Убивай — грызи других, и она сделает тебя сильнее! Не трогай человеков, что служат ей, их съедят потом. Слушай Провидцев, что говорят с ней, и выполняй — выполняй. Вот что я знаю…

Интересное у них божество. Надеюсь, что я не попадаю по внешности в число её последователей. То, что я услышал о Рогатой Крысе, мне совершенно не нравилось. Обратить весь мир в гниль — в чём радость? Понимаю ещё — сожрать или подчинить всех. Мне бы самому выбрать себе, или вообще не выбирать никого из богов. Хотя, надо ещё увидеть, что они дают. Если, конечно, они вообще существуют.

— Когда началось время Раздора и Потерь?

— Сотни-сотни лет назад! Вторая большая-большая война с чумными монахами! Долгая долгая… Мы сжигали их логова, но корабль утянуло Штормом! Грохот, молнии, страшно! А потом новые земли, где никого! А потом стали находить других крыс и человеков. Осколки кланов! Дичают, забывают-забывают всё. Крыс — подчинить, чумных и тех, кто за них — убить, человеков, зелёнок, зверьё и коротышек — убить и съесть, высоких вонючек, эльфинятину — убить и съесть, если получится или убежать. Нас всё больше — и их всё больше. Но почти победили!

— Как часто рожают ваши самки?

— Разные-разные они. Пять-десять детёнышей в год одна!

— Оружие в лапы во сколько взял?

— Острый нож в год! И без него загрыз гобо зелёнку тогда же!

— Как-то мало ты рассказал.

— Мы мало что знаем. Всё знают лишь Владыки и Провидцы… — задёргал поцарапанным носом Желтозуб.

— Это точно. Расскажите о Владыках и Провидцах.

— Провидцы — голос Рогатой! Она с ними говорит и доносит волю, даёт силы! Они могучие колдуны! Владыки — правят и ведут кланы в бой, завоевывая и покоряя!

— Хм. Чёрно-зелёные камешки, что странно пахнут…

— Гнилой камень! Камень искажения! — на разные голоса начали кричать крысы. Видно, об этом они знали немало.

— Второй, рассказывай.

— Это камень, посланный Рогатой, чтобы он помог захватить мир! Оно даёт силу, если достоин! Оно даёт ужасные раны, если не достоин…

— Желтозуб?

— Нельзя-нельзя прикасаться часто! Можно умереть! Одать Владыке или Провидцу! Не делать порошок, не дышать им, нельзя дышать им, чтобы видеть всякое-всякое интересное цветное! Нельзя-нельзя! Клан сделает оружие, и мы убьём врагов!

— Оружие из камня?

— В нём великая сила! Стукнешь по нему — а он гнилым огнём сожжёт корабль!

Что же за гадость я сожрал?

— Много кланов существует?

— Много-много! Воинских кланов много-много!

— Почему все в кланах? Почему нет одного клана, в который бы входили все?

— Воля Рогатой… Кланы были слишком сильны, Голодное Брюхо, кто-то прячется хорошо, когда проиграют… Кто-то уходит от большого клана, делая свой.

— Как часто кланы воюют? — вновь перескочил я на другую тему.

— Часто-часто! Если Рогатая не явится и не запретит!

— То есть Рогатую вы видели?

— Не сами, нет! Страшно-страшно! Но есть те, кто видел тех, кто видел её.

Надо было прерваться, чтобы обдумать услышанное. Но решил задать ещё вопрос.

— Кто или что самое страшное, кроме Рогатой Крысы?

— Чёрный Голод! — уверенно ответили крысы.

— Это когда постоянно хочется есть?

— Мы сильнее и быстрее человеков, но надо есть, когда тратишь много сил. Не поешь — уснешь и не проснёшься, а тебя съест тот, кто не уснул.

Всё, перерыв. Надо чтобы в голове уложилось всё то, что узнал.

Я теперь был ближе к арене и чаще видел тех, кого гнали туда на бои и несли останки поверженных обратно. Нет, шансов тут выжить немного. Надо рвать когти.

Часто параллельно с делами думал о возможности восстания. Тут же тысячи и тысячи монстров! Наверняка их больше чем друкаев. Да тут подавляющему большинству и оружия не надо! Да даже некоторые люди могут натворить дел! Начал обдумывать, как бы устроить восстание… Выбить решётку? Не получится. Запоры какие-то непонятные на ней, не вскрыть. Самому, по крайней мере. Да и вскроешь, куда бежать в этом лабиринте ходов? Думать, надо думать.

Несколько дней нас не трогали. За это время я ввёл небольшое нововведение, а именно — все стали ходить по нужде в один угол. Питание, самой собой, шло по старшинству. Но теперь хотя бы следил, чтобы до всех доходила еда, пусть и немного. Сыпь на теле не проходила, и что делать с ней не понимал. У многих крыс была такая и на неё они совсем не обращали внимания. Нужен знахарь какой-нибудь, но среди крыс такого не оказалось.

На следующий бой нам также не выдали оружия, предлагая сражаться когтями и зубами. В этот раз я услышал объявление, кто-то что-то объявлял, но друхир, наречие друкиев ни я, ни крысы не понимали, а потому и оценить не могли. Зато оценили новых противников, которыми оказались сцинки, и было их чуть более дюжины. А что самое ужасное, с ними был один завр. В первый момент я оцепенел при виде него и главное, что мелькнуло в голове, это чтобы мой страх, моё опасение не почувствовали крысы. Потому выпрямил спину, презрительно сплюнул на песок арены (из-за резко пересохшей пасти это тоже оказалось непросто) и произнёс первое, что пришло в голову:

— Большая шкура у зверя — новый плащ у охотника.

— Кровью пахнет… — принюхался Второй.

Точно — кровью пахло почти везде на арене и на площадках перед ней. Но то была уже застарелая кровь, пролитая раньше и давно. А тут кровью пахло так, как будто бы кто-то недалеко истекал кровью.

Ну ладно, не совсем истекал, но был близок к этому. Завр в ходе своего пленения видимо сильно сопротивлялся и его неплохо так отделали. Присмотревшись, разглядел на его чешуе всевозможные пятна, которые не совсем синхронно располагались, в отличии от неброского узора татуировки. Может поэтому они не атаковали, а сцинки стояли за слегка покачивающимся завром, не подняв свои гребни, которые были лишь чуть желтоватого цвета.

Вот кого атаковать тут в первую очередь? Кинуться и толпой добить завра? А если он быстро не загнётся? И тогда эти синекожие нас просто со спин порвут. Зубки-то у них тоже есть, как и коготки…

Не успел додумать до конца, как в середину арены ударила молния, выбив целый фонтан песка и оставив метровую воронку. Намёк на то, что зрители хотят зрелища.

Ящеры не шевелились, демонстрируя готовность ко всему. А вот нам, мне в частности, умирать не хотелось, а потому отдав несколько распоряжений, побежал в бой. Цель была в том, чтобы окружив более малочисленных ящеров (совсем немного, но меньших по числу), выбить сперва сцинков, а завра задирать, но уворачиваться от его ударов. Я помнил его силу, и помнил, что он был медленнее меня, и скорее всего и прочих крыс. Да, задиравшим будет нехорошо, но никто же не требовал от них убить его.

Всё прошло неплохо. Сцинки без копий и дротиков серьёзно уступали быстрым и ловким крысам. Сцинки сжались в толпу у ног завра, мешая и ему и себе. Бросок вперёд и кто-нибудь из крыс цеплял за лапу сцинка и его быстро разрывали, кидаясь к другому. Когда осталось всего несколько сцинков, которых невозможно было достать из-за завра, кинулись по команде и на того, облепив его сплошной массой, кусая и царапая, повиснув гроздьями на конечностях, сжимая ему пасть, метясь в старые раны и нащупывая мягкие места. Решающий удар довелось нанести мне.

Пока штук пять крыс повисли на его лапе, а я через его подмышку сломал ребро и вырвал сердце. И даже со смертельной раной он сдох не сразу, не желая падать на комковатый от крови песок.

В этом столкновении мы потеряли пятерых. Всех порвал завр, когда мы его уже облепили. Он ломал хребты, выпускал кишки своими когтями, прокусывал черепа… Сильная зверюга. Почти все были ранены, а потому ещё почти две недели нас не трогали, пока не пришли в себя.

На третий бой выпустили пауков, немного напоминавших кислотников, только плюющихся не кислотой, а чем-то похожим на клей, метров с двух, обездвиживающих и весьма сильно кусающихся. А узнал об этом я тогда, когда по моему примеру все крысы разбежались и зацепившись за решётки, поднялись выше. Пауки заметались по центру арены, не видя и не зная, где их пища, пока я думал как их достать. А наггароти поступили просто — долбанули молнией в первого попавшегося, скидывая его вниз, на песок.

Не повезло Крепкому Хвосту, которого сбили молнией с прутьев и он погиб зря, заплёванный и разорванный пауками. Я даже урчание пауков услышал, когда они откусывали от него здоровенные куски мяса. Но зря весьма относительно, так как им пришлось подбежать к решёткам поближе. И уже тут, вслед за мной, крысы прыгали на спину поедающих Крепкого Хвоста пауков, своим весом раздавливая их, либо обездвиживая и давая возможность остальным ломать, выдёргивать им лапы и вскрывать брюшки, чего они не выносили и, немного подёргавшись, дохли.

В клетке становилось больше места и никто из крыс не вспоминал убитых товарищей. Порой я расспрашивал их о кланах, о том, где они успели побывать, что увидеть, в каких стычках участвовали и прочие мелкие подробности о мире, который я совсем не знал или не помнил.

Крысы не удивлялись моим вопросам. Возможно считали, что у каждого должны быть свои странности. А может и не замечали до тех пор, пока я был у них основной боевой силой и помогал им выигрывать бои, давая возможность прожить ещё немного.

Через какое-то время правила игры (если вообще была какая-то игра) изменились. Узнал я об этом, не зная наречия друкаев очень просто. Они пришли за мной.

Отряд тёмных, подсвечивая себе светильниками, заглянули в камеру через решётки. Если бы я понимал их язык, то услышал бы такое:

— Старый склад, третий переход, пятый уровень, камера две тысячи сто тринадцать, крысы. Светлый, крупнее остальных… Вон тот, который светлый, в центре сидит! Берите его и тащите, сами знаете куда.

Пока они бурчали-пели на своём языке, я оценил и возгордился! Теперь целый отряд конвоировал меня одного! Связав руки, выставив копья и взяв наизготовку несколько маленьких многозарядных арбалетов, они повели меня к арене, на которой я уже сражался. Шагая, я присматривался к дороге, к клеткам, пытаясь запомнить, кто где сидит, к воинам, конвоирующим меня. А ведь не такие уж они и высокие. Если я перестану сутулиться, то может буду даже и чуть выше. Ага, если некоторые из этих бойцов ещё снимут каблуки, так точно.

Переход, потом заплесневевший переход, сырой ветерок, по ступеням вверх и отдающий плесенью ветерок. Многовато у них тут плесени. Совсем с сыростью не борятся…

Посередине арены стояла необычная клетка. Она выглядела как богато украшенное сооружение из чёрно-серых полос железа, соединённых вместе, или, возможно, куча костей, сросшихся так, что образовывали клетку.

Раскрыли невидимые на общем фоне ворота и меня завели внутрь. Довольно просторно..

Без всякого порядка в течении следующего часа заводили всё новых и новых представителей крысиного племени или тех, кто хоть немного смахивал на крысу. А почему стаю мою сюда не привели? Тут что, теперь каждый сам за себя должен сражаться?

Представители крысиного племени, все как один, покрытые шрамами, мускулистые и жилистые, черношерстные, нервно дёргали хвостами, водили носами, принюхиваясь к соседям. Разминали свои чувствительные кисти, ощерив резцы и шевеля вибриссами, у кого они были.

Но были и те, кого бы я отнёс к представителям псевдокрыс. Пара шрамированных мутантов-крысоогров, с частично ампутированными лапами, вместо которых были вставлены ржавые лезвия. Пара же больших и видимо разумных крысоволков, с пушистыми хвостами, которыми они хлестали по тощим бокам и скалящих клыки больше друг на друга, чем на окружающих. И ещё одна тварь, которую я бы отнёс к крысоограм, но там было ещё что-то относящееся к ящерам. Завроогр? Крысозавроогр? Крысоогрозавр? Увидеть бы этих огров и понять: это у них такая неразборчивая любвеобильность или над ними кто-то так издевается? Таких смешивающих убивать на месте надо, однозначно.

С лязгом захлопнулись ворота за последним вошедшим. Взметнулись хлысты тёмных и пара сотен рабов кинулась к лебёдкам. Их мыщцы вздулись, лебёдки заскрипели, шевельнулись шестерни, натянулись цепи и клетка, дёрнулась, начала подниматься над ареной, остановившись метрах в шести над уровнем арены и медленно поплыла в сторону, оказываясь над головами зрителей, которые сквозь полосы могли рассмотреть все подробности схватки. Находящиеся внутри пригнулись, расставив лапы и пытаясь сохранить равновесие. Один из крысолюдов, наступил на хвост другого, за что тут же был оттолкнут в сторону и влетел в стоящего крысоогра, который в свою очередь толкнул его ещё на нескольких неуверенно стоящих на лапах и упавших от толчка, и в итоге тот оказался у одного из крысоволков, который и так-то был агрессивен, а уж тут, от стресса, от непонимания что вообще происходит, не нашёл ничего лучше, как вцепиться ему в бок своими острыми зубами. Тот не остался в долгу и принялся молотить по горбатой спине когтями.

В клетке сразу в нескольких местах образовалась куча-мала из клубков крыс, рвущих друг- друга. Они двигались так быстро, что когти, зубы, мелькающие хвосты, летящий мех сплелись в сплошной калейдоскоп. Получившие раны и потерявшие боевой запал пытались отползти подальше, цепляясь за полосы железа.

А вниз, ничем не сдерживаемая, лилась кровь сражающихся, небольшим моросящим дождём падая на развлекающихся внизу эльфов.

Я вжался спиной в решётку, стоя настороже. Хоть бы меня сейчас туда не втянули! Чем больше они убьют сейчас, тем целее я буду в дальнейшем. Самое плохое, что здоровенный мутант, крысозавроогр, видимо думал так же. Потому как не вмешивался в драку, а лишь весело скалясь, посматривал в ту сторону, раздувая свои зелёные ноздри.

Один из крысоогров не удержался от порыва, и несколькими скачками приблизился к сваре и немедленно включился в это дело, нанося удары без разбору своим прирощенным клинком. Но вот один из крысолюдов, стоящих в стороне, бросился к нему, кусая за ноги. Когда крысоогр развернулся, он отпрыгнул назад, уходя от выпада клинком. Правда не учёл, что это клетка, а не просторное поле, и столкнулся спиной к спине другой крысой, сражающейся с крысоволком. Крысоогр не преминул воспользоваться этим и следующим ударом пронзил сразу двоих. Лезвие первой прошло через кишки, тогда как второй оно вошло в спину, вылезя кончиком из-под ребёр груди. Вторая крыса не долго провисела на клинке, дергаясь, она сползла с него, чтобы тут же оказаться разодранной крысоволком.

Насадив крысу на лезвие, крысоогр наблюдал как она извивается и не желает подыхать.

Казалось, это зрелище доставляет ему неимоверное удовольствие. Крысолюд дергался, царапал лезвие, тянулся, чтобы укусить, пытался слезть с лезвия. Но крысоогр, пользуясь своей силой, просто приподнял его над полом, придерживаясь одной рукой, чтобы не упасть в этом неустойчивом месте. И крыса стала насаживаться глубже. Вот она уже у условной рукояти, её лапы разжимают лезвие, бессильно обвисают вдоль тела…

И вот уже крысоогр раскрыл свою пасть, чтобы откусить кусочек от своей добычи, как внезапно «ожившая» крыса вцепилась ему в морду клыками, и они сцепившись таким образом, заметались по клетке, толкая и сбивая всех, раскачивая клетку.

Мне всё же пришлось принять участие, когда один из крысоволков оказался возле меня и не придумал ничего лучше, чем кинуться. Тупая скотина!

Тут некуда было отпрыгнуть или уклониться, а потому пришлось принять его тело на выставленное предплечье, которое тут же прокусили его острые зубы. Его маленькие глазки из под тяжёлого нависшего лба светились торжеством, а из горла доносилось хриплое рычание, которое прервалось лишь тогда, когда я достал из-за пояса, прикрытого шкурой, каменный нож и не вонзил этой твари в глаз по самое переплетение, давя на него, пока кончиком лезвия не достал до мозга и мутант не разжал челюсти.

Менее минуты ушло на всё, но дальнейшие события отпечатались калейдоскопом событий. Мозг, разум не участвовали в этой борьбе, отступив перед слепой тягой к жизни.

Боль жгучей лавой сжигала в схватке мое тело, она затуманивал мозг, и в глазах все расплывалось.

Я вишу на потолке, чтобы меня не достали, и моя кровь капает на крыс, а я пытаюсь вылизать рану и остановить кровь.

Одну крысу задирают сразу несколько её собратьев. Удар в спину от одного крысолюда, обернувшись к нему, отмахивается когтями, но получает новый удар в спину от другой крысы, опять оборачивается и опять удар. А на спине через порванную в клочья шкуру показались бело- розовые кости позвоночника.

По приказу друкаев, рабы крутят несколько лебёдок и клетка резко наклоняется, и все летят в одну общую кучу — живые и порванные тела мертвых, где начинается невообразимая кровавая резня. Потом клетка выравнивается и наклоняется в другую сторону и все катятся, ломая кости, в другую сторону.

Крысозавроогр подминает одного из крысолюдов, а потом резко обхватывает его тело и сжимает своими ручищами так, что глаза крысолюда выпирают из орбит, кости хрустят, вывалившийся язык синеет.

Второй крысоогр казался больше погруженным в себя. Он не смотрел на то, что творится в центре. Даже когда к его ногам подкатывались тела, он не шевелился. Его безумный взгляд уставился на левую лапу, совмещённую с тесаком. И вот он уже зубами пытается что-то там зацепить сначала осторожно, но из места стыка плоти и железа идёт кровь, боль нарастает и вот уже крысоогр кусает лезвие, его глаза налились кровью. Крысоогр словно хотел откусить себе запястье, но до этого не дошло.

— Скалмааа! — взревел он кинувшись к помеси крысы и ящерицы.

Крысогрозавр сцепился с крысоогром и мощь столкнулась с ещё большей мощью. Каким бы крысоогр не был сильным, а крысоогрозавр оказался ещё сильнее. Он медленно ломал врага. Его мышцы вспучились, а потом он резким движением выдернул казалось вросшее лезвие и воткнул это лезвие в толстую шею крысоогра. Затем, уперевшись ногами в грудную клетку мутанта, он винтообразным движением открутил тому голову так, что она осталась держаться лишь на лоскутах кожи.

Выжившие твари давились, глотали, жрали плоть, пытаясь сделать всё, чтобы вернуть силы и зарастить раны, шипя на окружающих, будто бы они собирались отобрать их добычу. Как будто рядом не валялись трупы тех, кто уже проиграл.

Я боком обхожу выживших, добираясь к «своему» трупу крысолюда. Передо мной было мясо, и я был голоден. Мясо вонючее, под блохастой шкурой. Но это была жизнь для меня. А за жизнь я был готов сражаться. Хочется пить, а кроме крови ничего нет.

Вот уже несколько выживших черношерстных насытились и все подозрительно смотрят на грозного зеленоватого мутанта. А я пытаюсь телодвижениями общаться с остальными, давая знаками понять, что было бы неплохо разделаться с этой угрозой для нас всех. Я уже знал, видел, мой опыт подсказывал, что каким бы сильным монстр ни был, толпой его можно забить. А крысозавроогр весело нам подмигивает, глядя на наше беспокойство, заглатывая целиком оторванную лапу.

Крысозавроогр идёт на выживших. Один из черношерстных, с обнажившимися лицевыми костями, что не мешали ему жрать бывшего своего собрата, пытается зайти за спину мутанту, но оказывается перехвачен. Скручивая раненого, крысозавроогр смотрел на нас троих, оставшихся. Вцепившись ладонью в скальп визжащего крысолюда, он треснул его головой об железные переплетения, и череп черношерстного трескается, обнажая содержимое черепной коробки.

А крысозавроогр делает следующий шаг. Мы, не сговариваясь, по трупам, мчимся на него.

Втроём одновременно нападаем на Крысозвра, ибо понимаем, что сойтись с ним один на один значит умереть. Мы бились с маниакальной яростью и ненавистью, с расчетливой точностью, которая появляется, когда бьёшься за свою жизнь, с мастерством, копившимся всю нелёгкую и полную смертей жизнь. Когти, клыки и резцы впивались в шкуру мощной твари. Мои руки били с такой скоростью, какой я не ожидал от себя, они мелькали как быстрые размытые ленты, которыми я бил, рвал, вырывал клочьями плоть. Мозг отключил сигналы боли, от получаемых в ответ ударов.

Мы метались по клетке, давя тела тех, кому не повезло, не желая попасть в их число.

Временные союзники, объединенные общей угрозой. Вымазанные в своей и чужой крови, слушая завывания толпы, беснующейся снизу, которой мы показывали всё то, что они так жаждали видеть в своих самых кровожадных фантазиях.

Один из тросов не выдержал метаний наших туш и с треском оборвался, отчего опять дружно упали, и одна из крыс оказалась под мутантом, тут же им раздавленная. От рывка клетки не выдержал запор ворот, и одна створка раскрылась на высоте, проносясь метрах в пяти — шести над следящими за массовым поединком друкаями.

Нас осталось двое против него.

— Вы падаль! Вы мясо! Еда! Вы умрёте! — шипел крысозавроогр, для которого эта схватка тоже далась нелегко. Он не отбивался, не защищался, а нападал. Мощный удар — и мой временный союзник падает, захлебываясь кровью, его тело конвульсивно дёргается.

А мутант, крысозавроогр поворачивается ко мне. Клянусь, он улыбался своими тонкими губами, а тонкие складочки кожи у одного глаза сомкнулись.

Это он мне подмигнул, скотина. Типа, я следующий.

У него не было больших зубов, резцов, в отличие от далёких собратьев, зато у него было великое множество мелких, загнутых внутрь, и не один ряд.

Оно прыгнуло и я втиснул руку между раскрытых челюстей, не позволяя укусить себя за шею.

Но мутант оказался таким массивным, что сбил меня с ног и принялся царапать когтями грудь, оставляя глубокие борозды и стал молотить кулаками, ломая рёбра.

Всплыл совет откуда-то из глубин памяти, что если тебе кусают руку, не вырывайся, а поступай наоборот. Чей это был совет? Когда мне успели советовать такое? Не помню, да и не факт что это была импровизация подсознания.

А я только глубже просовывал руку ему в глотку, медленно-медленно, по самое плечо. Каким бы оно живучим не было, оно всё же было живым и ему требовался воздух. Когти скользили через гортань и трахею до легких, которые я начал рвать на куски, взбалтывая получившуюся кровавую мешанину когтями.

Он был дьявольски тяжелым, и удерживать его стало одним из самых сложных дел в моей жизни — мышцы, казалось, сейчас порвутся, кости вывернуться из суставов, а я сам полечу в распахнутые наполовину ворота, возле которых мы оказались.

И вот уже он перестал меня колотить, а отталкивает от себя, пытаясь отрыгнуть руку.

Загнутые мелкими крючками зубы мешают этому, обрывают мою кожу. Но у меня просто не остаётся сил. Чувствую, как рука всё же движется назад, зацепил когтями как можно больше внутренностей. Хрипя и булькая окровавленными ноздрями, мутант резким рывком избавился от инородного предмета у себя во внутренностях, зашедшись в задыхающемся кашле, вырыгивая окровавленные комья. К сожалению, я видел как быстро могут зарастать его раны и подобные травмы, каторые он получил в схватке, могли стать для него не смертельными.

Но был ещё шанс.

Скосив глаза, я увидел, что время пришло, и разжал пальцы, удерживающие меня у наклонённой решётки, и прыгнул, толчком ног толкая и спихивая крысозвароогра от себя в сторону распахнутой створки, куда он, взмахнув лапами и вывалился, угодив на головы зрителей, отчего там разразился страшный переполох и зашуршали вынимаемые из ножен гхлаисы и лакелуи, защёлкали многозарядные арбалеты — уритены, пошёл гул двуручных дречей, рубящих незваного гостя.

А я, проглотив то, что было в руке, похромал к знакомому хвосту, торчащему из кучи тел. Вытащил тушу недоеденного крысоволка из-под наваленных тел и собирался есть, пока клетка медленно опускалась.

Сохирс обнимал выглядящей юной нимфеткой ведьмочку, ласкал её и медленно тянул вино. Игры выдались неплохими. Разгрузили переполненные камеры, развлекли скучающих воинов, охраняющих этот зверинец и унижающих тем самым собственное достоинство.

Но не ведьмочка, которая была, возможно, постарше самого Сохирса (эти женщины вечно скрывают свой возраст — только по летописям можно отслеживать кто когда засветился), он сейчас наблюдал за Дарлотрилом, который в свою очередь невесело смотрел за ложей, в которой расположился глава Теней Ковчега.

Тот развалился в одной из лож, среди подушек, мелькающих прелестей ведьм, измазанных льющейся сверху кровью, обнимая одну нагую прелестницу и прихлебывая излюбленный напиток Теней — забродившую кровь. Именно глава Теней смотрелся господином Ковчега. Чуткий слух Сохирса доносил ему всё, что там говорилось.

— Хочешь попробовать? — Выглядящий мальчиком многосотлетний воин протянул подружке кубок.

— Фууу, это не вкусно.

— А что бы тебе было вкусно попробовать?

Та задумчиво смотрела на животное, которое осталось в живых после массовой бойни, одержав неожиданную победу.

— Я хочу крови вон того. Можно?

— Можно. Погладим опасную зверушку. — улыбнулся её собеседник.

Несколько команд безмолвно застывшим вокруг ложи слугам, и вот уже окровавленную и рычащую зверушку тащат к ним. Вместе с ней тащилась по песку часть тела одного из монстров, убитых в клетке и которую тот пытался без помощи своих рук заглотить.

— Голодное животное…

Пинок отбрасывает мясо, а ведьма пытается прикоснуться к меху подрагивающей твари.

Подошедший Сохирс в последний момент успел перехватить ведьмино запястье, когда зубы твари щёлкнули в миллиметрах от её белой кожи, забрызгав её кровавой слюной.

— Ах ты паскуда! Выкормыш азур! Мерзкий мутант, рождённый в гнилой утробе! Я тебе устрою сейчас мгновения блаженства! — взъярилась подружка главы Теней.

Она выхватила у воина кинжал, но подошедший неторопливой, раскачивающейся походкой Дарлотрил подал ей плеть.

— Крыску не убивайте пока, жизненных сил в ней оказалось немало, пригодится для ритуала.

— Мало что из-за тебя проиграла, так ты ещё хотел испортить мою кожу! Пролить мою кровь! Кровь друкии! Непокорная тварь, которая осмеливается показывать клыки своему хозяину, платит за обучение хорошим манерам для начала своей исполосованной шкурой, — пропела она, с удовольствием приступая к исполнению обязанностей палача. С видимым наслаждением она наносила удары по и без того израненной жертве, удерживаемой воинами, будто удовлетворяя свою дикую страсть. Гибкия плеть в процессе распалась на несколько длинных гибких жгутов с краями, острыми, как бритва. Когда она прервалась, обессилев, убрав в сторону окровавленную плеть, вся спина победителя бойни, выжившего в клетке представляла собой кровавое месиво.

— Морана видит, как тебе будет плохо!

Не зная, как ещё отомстить и видя перед собой главу Ковчега, который наблюдал с улыбкой за истязаниями, она ярилась, но понимала, что придётся оставить в живых эту тварь.

— Вот что я с тобой сделаю! — крикнула она.

Тут дело уже не в крысе, она уже просто хотела показать себя во всей красе. По её приказу подошёл один из человеческих рабов.

Кинжал ведьмочки кратко блеснул, когда она опустила его в молниеносном ударе, что поразил грудину раба. Склонившись над рухнувшим телом, она не остановилась. Ещё три удара и развернувшийся порез распростёрся сверху донизу, лишь слегка удерживаемая костями. Она перевернула кинжал и нанесла удар рукоятью. Грудина раскололась, и она взялась руками за края грудной клетки. С силой она рванула, и грудная клетка раскрылась наружу. Это приятное для неё зрелище напоминало распростёртые крылья в небесах.

— Так гораздо красивее. — улыбнулась она, оглядывая стоящих вокруг друкиев. — Во имя Эллинилла!

Дарлотрил едва заметно поморщился. Все жертвы должны быть посвящены лишь Малекиту и Кхейну!

А пребывающий на грани яви и бессознательного крыс шипел на крысином, сбиваясь на тилейский, который среди них никто не понимал.

— Я ещё попробую вашу кровь на вкус…