Крысолюд

Глава 4

С поляны ушли довольно быстро, а именно как только насытились. Если я считал, что есть разумных существ это не совсем хорошо, особенно когда рядом находится другие варианты, то для зверолюдов было без разницы кого жрать. Сцинки (это те синекожие, так их назвал Хауз), завры, хладнокровные — все они были обглоданы. И если первыми насыщались и грабили тела павших крупные воины, то последними получили возможность насытиться козлоногие, лысоголовые полузвери, у которых на голове только проклёвывались рога, или вообще безрогие. При этом они не побрезговали даже павшими сородичами. Их звали браями и унгорами, и они являлись низшими существами в гурте, также они были самыми многочисленными и основными добытчиками гурта.

Гурт или проще говоря стадо, насчитывал примерно в пределах тысячи особей. Но все шли несколькими отрядами, чтобы легче было прокормиться, которые могли за себя постоять, в случае если зверолюды наткнутся на патрули людей и ящеров. Были ли среди них самки — непонятно, но по первичным признакам я не находил. А если спрашивал тех, с кем можно было говорить — молчали, не отвечая.

Насчёт языка — нашлось несколько особей, с которыми я мог односложно общаться. Но чтобы они делились со мной чем-то (а мне было интересно абсолютно всё), приходилось их регулярно подкармливать. Еда — самая лучшая денежная единица! Кроме неё, высоко ценилось только оружие. Правда в еде и оружии у них были своеобразные пристрастия. Еда — это конечно же мясо, и самый деликатес — мясо разумных. За него запросто могла произойти драка, а потому доставалось оно самым сильным и агрессивным воинам. Правда любого мяса было не слишком много, и браи с унгорами подкармливались тем, что переворачивали сгнившие брёвна, выискивая личинок, жуков и прочих насекомых.

В гурте я взял на себя роль одного из добытчиков, что одновременно означало быть охотником на монстров. Тварей в лесу было довольно много, и если я видел что-нибудь простое — подросших поросят, косуль, оленей, больших бегающих лесных птиц, то сам старался схватить. А вот если было что-то типа клыкастика, ползающих здоровенных ящериц (не разумных), гигантских насекомых, каких-то мохнатых зубастых хищников, то на таких выводил гурт. Помимо участия в схватках с хищниками, опасностью оказалась встреча с кожаным наростом на стволе крупного дерева. Подойдя из любопытства довольно близко, я был оплетён щупальцами, и только чудом в захват не попала одна рука, и удалось перебить их прежде чем меня всосало в вывернувшийся наизнанку мешок, оказавшийся немного похожим на наполненный вшитыми внутрь гвоздями. Отойдя подальше, долго думал как отомстить — кидал камни, которых было мало, что не принесло никакого результата. А когда привел зверолюдов, те только односложно пояснили, что эту гадость жрать нельзя. Так и пришлось уйти, затаив на это существо злобу.

Во всех случаях я в первую очередь насыщался сам, а потом уже приносил всё, что добыл, в стадо, где эта еда тут же разбиралась. Конечно, были те, кто сразу захотел поставить меня на низ пищевой цепи стада, но браи с унгорами оказались совершеннейше тупыми существами, с которыми разговор оказался коротким. Когда один из них подошёл и захотел просто утащить с плеча половину туши косули, то удар кулаком в лоб, меж его рожек, отправил любителя халявы в кусты, где он и провалялся ближайшее время в беспамятстве. Чем больше я наблюдал за ними, тем больше мне казалось, что в результате мутации у них отмерли все естественные органы чувств. У них не было ни разума человека, ни инстинктов зверя.

Следующими по числу особей были те, кого называли горами. Частично обряженные в доспехи, шумные и агрессивные здоровяки были более хитрыми и коварными по сравнению с унгорами, отличались уже полноценными рогами, за которыми они старательно ухаживали. Вообще, рога — это было для зверолюдей их ВСЁ. Поэтому мне, безрогому, настоятельно рекомендовано было участвовать в добыче пропитания, чем не занимались уже более привилегированные горы, если, конечно, речь не шла об убийстве разумных. А рога, как и головы, были самые разнообразные — встречались те, у кого были волчья голова и оленьи зазубренные рога, бычья морда нормально чувствовала себя с бараньими, а трёхрукий конеголовый бегал с огромными спирально закрученными антилопьими рогами. Нередки были альбиносы и те, кто носил полосатую или пятнистую шкуру. С бугристых подбородков свисали длинные бороды.

Было ещё несколько особей в этом гурте, которых называли бестигорами, отличавшихся ещё большей силой и агрессивностью, которую они при любом удобном случае показывали на горах и унгорах, и которым я старался не попадаться на пути. Хотя порой так и подмывало проверить крепость их шкур и какого запаха их кровь.

Несомненно одно — и без крови воняло от зверолюдов чудовищно. Браю вымазаться в навозе, чтобы не привлекать к себе внимание «старших товарищей» было практически в порядке вещей.

Но самые исковерканные твари мне встретились тогда, когда мы объединились ещё с несколькими племенами спустя неделю пути.

Здесь присутствовали настолько измененные и потерявшие разум существа, что приходилось гадать, как же они вообще появились на свет. Изменённые кентавры, у которых вместо шеи и головы человека была крупная зубастая бычья рогатая голова, посаженная на покрытом красной кожей торсе с широкими плечами в шипастых наплечниках. В руках монстры держали костяные мечи и подобие протазан, клинки которых были сработанны из рёбер каких-то чудовищ, а гарды и рукояти были сделаны из позвоночников и украшены навершиями-черепами.

Десятки трехметровых минотавров, чудовищный горгон, стаи покрытых чешуёй измененных волков, несколько прожорливых пятиметровых рогатых одноглазых великанов и другие странные существа, которые по степени своей мерзости мало уступали отстойнику крысиных лабораторий.

Но были и те, перед которыми и эти чудовищные существа пасовали и избегали привлекать их внимание. Шаманы. На удивление, внешне они выглядели как простые браи, но с некоторыми особенностями. Светло-зеленые шкуры покрывали странные, похожие на мох, наросты и клочья шерсти, чудовища носили рваные плащи из материала, похожего на человеческую кожу..

Горбатые, с рогами и без. В узловатых руках они сжимали длинные деревянные палки с примотанными к ним светящимися осколками камня. Камня, от которого исходило такое знакомое чёрно-зеленое свечение, и который оставлял такой специфический запах… Когда они шли, деревья рядом с ними высыхали и причудливо перекручивались, а из почвы выползали черви и мелкие гады, ползущие следом.

Но и они были не главными на этом собрании скота всех мастей, форм и оттенков шкур и чешуй. Главными тут были варгоры — самые крупные и мощные из бестигоров, с великолепными острыми рогами на косматых головах, которые у каждого из них вырастали так, что перепутать с кем-то другим было невозможно. Их толстые шкуры были испещрены множеством шрамом, а троих из четверых прикрывали толстые полные доспехи, изрисованные разнообразными символами. При одном взгляде на них становилось плохо, и даже горгон, который скорее походил не на живое существо, а скорее на демона, не внушал и половины такого страха. Вот с ними я бы не хотел сталкиваться никогда.

Лагерь, в котором оказалось по примерным прикидкам более четырёх тысяч тварей, требовал огромное количество еды, и приходилось вычищать абсолютно всё что можно было съесть.

Нередки были случаи, когда забитых унгоров или раненых в схватках между собой и на охоте, съедали в самом лагере, предварительно прожарив. Многие из зверолюдов вообще теряли над собой контроль, как только чувствовали запах крови, и могли пуститься крушить всё и всех, кто попадётся им на пути. Поэтому я много времени старался проводить вне лагеря. Часто появлялась мысль свалить подальше от таких существ, которые выступали в качестве то ли союзников, то ли каких-то хозяев, так, что мне было противно.

Кое-что я видел сам, а что-то мне рассказывали мои новые товарищи, с которыми я общался, преодолевая языковой барьер. Большим подспорьем была встреча с некоторыми бывшими оборотнями, чья звериная сущность оказалась сильнее, и они уже не могли менять облик на человеческий, остановившись в своей трансформации где-то посередине. Слишком уж им когда-то нравилось ощущать себя зверьми. Но человеческая речь им была знакома, и через них я узнал много чего, помимо устройства племён.

Информация! Сведения! Какие это сладкие слова! Сколь много можно узнать о мире, где ты живёшь, просто задавая вопросы.

— Язык, на котором мы говорим, — это тилейский. — говорил Тиф Серая Лапа, светлошерстный полуволк, натирая свои небольшие рога охрой, придающей им такой цвет, будто он их выкупал в крови. — Это было одно такое объединение людей в том мире, откуда мы пришли. Их, человеческих языков, на которых говорят и здесь, множество.

— Том мире? Расскажи!

— Да нечего рассказывать… Это не наш родной мир. Когда-то давно, сотни лет назад мы жили в месте, где существовало множество рас. Мир, созданный Древними. А потом они ушли, и началась война всех против всех. Боги Хаоса не могли это оставить без внимания, послав туда свои легионы. Тогда появились и новые, могучие расы — мы, зверолюды! Тёмные боги отметили НАС своим благословением, дав НАМ несокрушимую силу! И до сих пор та сила с нами, через которую мы чувствуем богов и постоянно становимся сильнее! — его глаза налились красным.

— Нам была поручена цель — уничтожить всё, что осталось от жалких поделок этих шавок, что вздумали сотворить свой мир. Слабые люди, не принявшие благословения правильных богов были нашими главными врагами, но и других мы убивали тысячами. Леса — это наша вотчина! И каждый, кто входил под кроны, становился нашей добычей. Мы собирались в огромные войска и разрушали вражеские поселения, не оставляя камня на камне, а через года руины вновь покрывали леса.

Он замолчал, почесав голову.

— Не всё помню. Часто забываю. Людишки вроде иногда отбивались… Но потом благословение Тёмных Богов подняло шторм! Шторм ветров магии! Там, где они схлестнулись между собой, целые куски земли с теми, кто там находился, перенеслись сюда, в новый мир. И спаслись многие наши враги. А мы тут оказались, чтобы и здесь уничтожить всех и удобрить их кровью новые леса!

Он захохотал-завыл, подняв голову. Я поспешил задать вопрос:

— И кто тут вообще есть?

Вытерев с пасти слюну, он продолжил отвечать:

— Людишки вновь расплодились… И их мертвые, которых они закопать не могут, бродят рядом с ними. Выводки тупых ящериц, которые считают себя наследниками Древних.

Он посмотрел на свои лапы, будто пытаясь сосчитать.

— Ещё есть вкусные изнеженные лесные жители, белокожие, которые пытаются сопротивляться, но уходят всё дальше вглубь лесов, к нам в зубы, и которые пытаются оживить леса для своей защиты. Кто-то из них ушёл в море, чтобы мы не могли их достать. Есть похожие на людишек, ушедшие под землю, чтобы спрятаться от нас, живущие там. Редко видим. Есть зеленокожие гады, которые заняты тем, что живут войной, но совсем бесполезны, и мы их тоже уничтожаем, потому они в лесах не живут, выбрав степи и горы, куда мы вскоре придем.

— А ты почему спрашиваешь? — подозрительно взглянул на меня.

— Не помню. Я ничего не помню из того, кто я такой.

— Благословение Тёмных Богов действует! Ты забываешь неправильную, прошлую жизнь. Ведь видно, что ты когда-то был человеком. А теперь ты служишь Хаосу, и они даруют тебе новую жизнь, пустую от ложных верований и переживаний. Гордись! Мы тоже все очистимся. Мы становимся лучше, служа Хаосу! С каждым убийством мы будем ближе к тем, кто нас создал!

— Становимся лучше… То есть когда отрастёт у меня третья рука или рога, это значит меня отметили боги?

— Конечно!

В панике ощупал голову. Да, вроде есть утолщение на лбу, но вот поди разбери, это череп и был такой или моё тело меняется. Не хочу! Обойдусь без отметин богов!

Рядом прошёл зверолюд с висящими на ниточках глазах, с многосуставными клешнями вместо рук. И что за зверем он был? А может он был обычным сельским жителем, которого затянул лес в своё тёмное нутро? О, боги, если вы есть, уберегите от подобной участи!

Постепенно я узнавал об окружающем мире чуть больше. Например о том, что ближайшие от гурта земли были населены продвинувшимися вперёд людскими племенами, а также государствами ящеров, что в общем и так было понятно. Но этого было мало. Видно со временем все воспоминания о прошлом выветривались из их голов. Потому сведения были уж слишком отрывочны и оставляли больше вопросов, чем давали ответов. Кто такие Древние? Что за камни таскают на посохах шаманы стад? Что за Штормы были в прошлом, и как они умудрились перекидывать меж мирами целые куски мироздания? О каких народах рассказывали зверолюди?

Есть люди — но одним ли государством они живут? Живут ли в их государстве представители других народов? Всё это было весьма интересно…

А пока я встраивался в общество зверолюдов, которым было в общем-то всё равно на меня и на мои расспросы, пока я выполняю ту задачу, которую мне поручил Хауз, снабжая их едой, события внутри гигантского стойбища развивались.

В одну из первых ночей после объединения гуртов варлорды сцепились между собой. Я не видел начала и не знал причин этой вражды. Было ли это у них в планах или кто-то кому-то лапу отдавил, но вот результат уже наблюдал. Гиганты кромсали друг друга когтями и мечами, прокусывали мышцы клыками, били шипованными кулаками, хлестали хвостами, нанизывали на рога, душили и ломали конечности без всякой жалости. Брызги крови летели на собравшихся зрителей под их одобрительный рёв. Победитель в одной схватке тут же начинал новый бой, несмотря на то, насколько он был ранен, устал или нет — всем на это было плевать. Несколько туш валялось на импровизированной бойцовской поляне, когда оставшийся в живых зверолюд, стоя с оторванной шестирогой башкой в руках, диким рёвом вызывал новых желающих на бой, но претендентов сразиться с ним не находилось. Так новым вождём войны стал Донгор Перворог, сожравший печень врагов, а тела поверженных скормивший благодарным зрителям.

А потом часть зверолюдов вернулась из похода за едой не с привычными тушами зверья, а неся и таща живой груз. Людей. И не просто людей, а живых людей. Мужчины и женщины, взрослые и дети общим количеством под сотню. Зверолюды со всего лагеря сбежались посмотреть на эту процессию, а некоторые из бестигоров даже пытались напасть и отбить несколько человек для себя, но были прогнаны. Притихшие из-за появления Донгора, они позволили посадить людей в импровизированный загон.

А вечером, с появлением первой звезды, они все собрались вновь на одной из полян, центром которой был огромный столообразный пень, украшенный резьбой. Шаманы тащили из загонов по одному людей и творили над ними ритуалы, которые скорее походили на издевательства маньяков над беззащитными. Первые мужчины под речитативное рычание шаманов были нанизаны на ветви деревьев, окружавших небольшую поляну, где творились заклинания, затем выпотрошены, а их внутренности были развешаны как гирлянды. Следующих людей укладывали на стол и вырезали им сердца, под вой, улюлюканье, смех, тявканье, мычание и блеяние стада, к которым добавлялись и иные звуки — вопли убиваемых людей.

— Смерть! Кровь! Смерть! — выли они.

Кровь сцеживалась на пень и тут же впитывалась, а тела бросались в толпу и тут же разрывались на кусочки. Поляна, освещаемая только светом звезд и редкими кострами, подсвечивалась тусклым красным светом от высохших деревьев, ставших похожими на наполненные кровью брюшки комаров.

Когда пленники закончились, шаманы завыли на звезды вместе с вошедшим в исступлении от зрелища зверолюдами.

— Зачем? Зачем они перебили столько народа?

— Дух. Пробудить. Героя. Перенести. Сюда. Великий. Хаос. В нём. Убить. Всех. Надо. Жертвы. — стало доноситься после заданного в темноту вопроса от услышавших и понявших меня зверолюдов.

— В честь истинных богов будут пролиты реки крови! — стал я различать смысл в вое шаманов.

Как в дальнейшем понял, зверолюды верили, что та грань между мирами, что они однажды пересекли, очень тонка. И с помощью кровавых жертвоприношений Тёмным богам её можно пробить, и призвать кого-нибудь из могущественнейших воинов, которых до сих пор помнили благодаря их «подвигам» в прошлом.

Не дожидаясь утра, воины зверолюдов, опьяненные увиденными убийствами, двинулись вслед за Донгором, начавшим их поход. Орда из нескольких тысяч существ, не придерживаясь никакого строя, отправилась убивать на пути всё разумное живое.

Я спокойно относился к виду крови, но то, что происходило, не укладывалось у меня в голове.

Что это за боги такие, которым требуются такие жестокие смерти в качестве подношений? Ну дадут они сил своим последователям, и зверолюды сокрушат все армии, победят все народы — а что дальше? Как они будут жить, уничтожив всех? Будут приносить в жертвы друг друга, пока все не кончатся? В моём представлении война должна была иметь цель. Я совершал убийства, да — но в основном ради защиты и еды, а тут…

И потому я опасался попасться на глаза шаманам-браям, вдруг они смогут прочитать то, что у меня в голове, и что цели похода мне ни к чёрту не сдались.

Небольшие поселения запылали. Что поселения ящеров, где в основном проживали сцинки, занимавшиеся обработкой земель, что селения людей — охотников и земледельцев, уничтожались как можно тщательнее, и многие зверолюды имели прям какую-то страсть к тому, чтобы жечь строения. Кто-нибудь из них обязательно нес уголёк или факел, оберегая его, чтобы затем увидеть как пылают дома и послушать крики сгорающих заживо существ. Тогда все те, кто был рядом, собирались и были непривычно тихи, жмуря глаза и прядя ушами, будто пытаясь на как можно больший срок запомнить все эти страдания, которые испытывали жертвы.

Первой большой целью новой орды стал человеческий городок Пролдай, защищённый частоколом, со стоящим в южной части городка небольшим деревянным же замком, находящимся на возвышенности. В Пролдай набилось уже немало беженцев с округи, и его численность уже превышала размер орды. Но вот количество тех, кто был в состоянии сражаться и их боевой дух…

Через загоревшиеся посады зверолюды, обложившие город, рванулись на частокол, забираясь на трёх-четырёхметровую высоту по спинам друг-друга. Бледные трясущиеся руки стариков, юнцов и девушек удерживали копья, которыми они даже не могли нанести сильный удар.

Яростные оскалы бородатых мужчин, бьющихся за свою жизнь и ещё не понявших, что это конец. Могучий горгон, приблизившийся к стене, схватившись за острые концы брёвен, расшатывал их и вырывал отдельные брёвна, создавая щели, через которые внутрь городка хлынул поток убийц.

Горожан могло спасти лишь чудо. И оно не спешило им на помощь. Отрубленный палец горгона, несколько десятков утыканных стрелами браев и унгоров у стен не могли считаться удачей, когда счёт убитых зверолюдами на улицах города сразу стал исчисляться сотнями. Особенно после того, как они увидели, что частокол больше не защищает их, и блеющие горы врываются внутрь, каждым взмахом своих ржавых топоров и мечей калеча и отнимая жизнь. Страх, ужас и паника — вот что испытывали защитники и, толкаясь, убегая, бросая оружие и поднимая руки вверх, желая спасти свои жизни, они не стояли плечо к плечу, а стремились пробиться внутрь замка, создав в его воротах толчею и помешав закрыть ворота, когда по трупам убитых подбежали первые толпы зверолюдов. Залп дротиков в спины толкающихся в воротах, и в их ряды, выставив вперёд завитые рога, врезается могучий кентавр, выталкивая людей внутрь, как пробку из горлышка бутылки, круша и калеча!

И ни брёвна со стен, ни мужество личной гвардии ли, дружины ли местного правителя или просто богатого человека, вставшего насмерть в воротах и на время остановившего орду, уже не могли ничем помочь в защите жителей Пролдая.

Я сидел на земле и смотрел на разрушаемый городок. Схватка во многом обошла меня стороной, и ни одно вражеское оружие не достало до моего тела, ни камни, ни брёвна, ни стрелы. Ничего. Но вот вид того, как женщины убивали своих детей и бросались вниз с забрызганной кровью защитников башни, чтобы не достаться зверолюдам — это было сильное зрелище. А уж что потом сотворили воины орды с лежащими в несколько слоёв телами горожан, это было нечто.

Насытившись сладким мясом, они рубили головы с тел и вплетали в свою шерсть, либо подвешивали к элементам доспехов — это была лишь малая часть их развлечений. Они бродили по городку, выкорчёвывая кирпичи и камни из стен, сильными пинками ломая стены халабуд.

Поднявшись, осмотрел тела человеческих воинов, надеясь найти что-то полезное.

Искромсанные в лоскуты доспехи и одежда уже не могли мне послужить. Оружия тоже уже не осталось, утащили. Огниво-кресало, кремень, немного трута спрятал себе в поясные кармашки. Пройдясь по домам жителей, раздобыл соли, копчёного мяса и сыра. Видя, как напиваются из вскрытых бочек, выкаченных из домов, зверолюды, тоже решил попробовать. В бочке, что мне попалась, оказалась бражка, и, черпая глубокой миской из бочонка жидкость, я заливал её в себя, надеясь что этот новый запах сможет вымыть из глотки вкус крови, которой пропахло всё вокруг.

А вечером пьяная орда собралась на бывшей главной площади городка, окаймлённой разрушенными домами, где шаманы с Донгором Перворогом вновь устроили действо. Забравшись на ещё целый кусок стены, я наблюдал со стороны. Новые казни пленных под завывания радующихся зверолюдов, их разрывание, сжигание на вертелах с последующим поеданием, а потом к группе сдавшихся подошёл шаман. Помахивая своим посохом перед ними, он будто принюхивался и присматривался к стоящим перед ним людям. Принюхавшись, шаман вывел с десяток мужчин, срезал с них одежду, и они, шлепая босыми ногами по лужам крови, вышли в центр площади. Шаман дал им выбор, указав сперва на растерзанные и обезображенные останки, а затем на ножи и группу детей, что стояли поодаль.

И часть сделала свой выбор — плач и мольбы, взывание к прошлому их не остановили. Сперва один, неуверенно и оглядываясь, подошёл к одному из детей и быстро, не глядя, нанес удар и отбежал от них, будто бы боясь что сейчас они нападут на него в отместку за умирающего на деревянной мостовой маленького человека. За ним другой, третий. Кто-то решительно, а кто-то обливаясь слезами. И когда дело было сделано, под бледным светом звёзд их черепа забугрились, меняясь, а глаза безобразно выпучились. Волосы удлинялись, челюсти скрежетали зубами, ноги сгибались и переламывались с таким громким хрустом, что и через толпу шумных гадов было слышно. Образовывались новые суставы и мускулы, на голове вырастали чёрные рожки и рога, а пальцы ног сливались в остроконечные копыта. Из их горла вырывалось блеяние, а лица, вытянувшись, превращались в волосатые морды с пастями, полными зубов, готовых лакомиться мясом, и белёсыми глазами, таращившимися на маленькую и далёкую луну.

Подтащили погибших при штурме чудищ. Вернее тех, чьи тела ещё не сильно пострадали от клыков и зубов их живых товарищей, не видящих ничего плохого в том, чтобы перекусить павшими. Оставшихся пленных подвели к трупам зверолюдов и перерезали горло. Несколько минотавров поднимали за ноги бьющиеся в агонии тела, поливая горячей кровью мёртвых чудовищ, и по мере того, как жизнь покидала одних, оживали другие, вставая как ни в чём не бывало и кидавшиеся тут же утолять свой голод.

Сражение или просто кровавая резня — твари разницы не ощущали. Результат был всегда один и тот же: боль и муки, пытки и смерть. Смерть врагов, союзников, своя собственная — всего лишь признаки вечной войны, которую они вели и собирались вести дальше.

Тиф Серая Лапа, основной мой информатор о жизни стада, больше не принимал от меня туши поросят и козлов, и каждый раз, когда я его находил, мне казалось что он уже забыл не только меня, но и остатки того языка, на котором мы говорили раньше.

Ради любопытства попытался заговорить с «новорождёнными» зверолюдами. Это были очень и очень тупые и дикие существа. Хотя, быть может они не освоились в своей новой звериной шкуре. Хотя, новой ли… А может они просто сошли с ума, и теперь их сознание воспринимало мир совсем не так, как я, и не так, как другие зверолюды.

Но видеть как погибшие восстают… Мой мир опять немного перевернулся. Стоит ли считать всех зверолюдов ещё и умертвиями? Или у них полноценная жизнь? Вопросы, вопросы…

С уничтожением Пролдая кошмар не прекратился. Орда, помимо старой вони теперь воняя и перегаром, пошла дальше, оставив от города лишь груду мусора и костей, которые уже через пару сезонов покроет проклюнувшаяся трава и кустарник, а через пару лет, если никто не заселит эти места вновь, совсем скроется с глаз. Я вспомнил те следы разрушений, когда только выходил к обжитым местам. Теперь понятно, откуда часть из них взялась. Это было странное чувство, но мне было печально. Столько смертей, а в чём польза?

На пути так же уничтожались поселения, а я всё ждал, когда же навстречу нам выйдет армия местных правителей, чтобы уничтожить грозящую им опасность. Ведь не могут же они сидеть по своим селениям и ждать, пока их всех не уничтожат. Или быть может у них есть такие крепости, что орде тварей не взять, и там реально отсидеться, спрятав всех своих подданых?

Весь край постепенно уничтожался. Вслед за Пролдаем оказались уничтожены довольно крупные людские поселения Гоз и Адарби, и зверолюды становились только сильнее. Да, для меня было неприятно видеть как лились реки крови, приносимые в жертвы Тёмным богам, но при этом гораздо большее беспокойство вызывали мысли о том, насколько при этом меняюсь я сам. Есть ли какая-то предрасположенность к тому, чтобы стать безмозглым скотом, или многие из тех зверолюдов, что сейчас бегают по лесам с выпученными глазами в поисках человечины и ящерятины были первоначально вполне адекватными? Происходит ли перерождение зверолюдов после достижения какого-то ранга? Повелители зверей в стаде не производили впечатления совсем тупых громил. Я не раз видел как Перворог общался с шаманами, да и бестигоры вполне в унисон орали у костров под крепкую выпивку что-то песенно-боевое и, казалось, по-дружески, если такое возможно, беседовали.

А организованного сопротивления орде так и не было. Не считать же таковым отряд всадников, что появился через несколько дней после уничтожения Адарби и лихим наскоком перебил толпу тварей. Для меня бы это вовсе осталось неизвестным (мало ли что и где происходило на протяжении линии движения войска, а у меня со зверолюдами были определённые языковые проблемы) если бы это не касалось меня напрямую, так как тяжёлые всадники не нашли другого места ударить по растянувшимся войскам, как туда, где я в тот момент находился, тащась по дороге вместе с гуртом Щетинистого Хауза.

Высокие травы, светлые леса без труднопроходимых завалов — отличное и красочное место! Шумные зверолюды на пути переругивались, как и всегда, что-то выясняя между собой, когда из зарослей одновременно выпрыгнули десяток матёрых псов, поваливших и подмявших ближайших зверолюдов. Несколько тварей получили по несколько стрел и теперь стояли, будто задумавшись своими куцыми мозгами, умирать им или что-то напоследок сделать. Остальные тоже замерли, и каюсь, и я со всеми, не ожидавший подобного шага, считавший себя в безопасности, когда вслед за стрелами два десятка всадников нанизали на длинные копья и разметали толпу врагов, и начали беспорядочно наносить уколы вокруг, а затем, бросив копья, выхватили длинные прямые мечи и начали пластать растерявшихся зверолюдов, весь боевой запал которых куда-то делся. Я видел пока немногих людских всадников (помимо этих, ещё небольшой ночной патруль), и они сейчас выигрышно смотрелись на фоне убиваемых. Рослые кони разных мастей, высокие луки сёдел, низко опущенные стремена, треугольные щиты, конусовидные шлемы и небольшое прикрепленное полотнище на одном из копий, на котором на белом фоне было намалёвано изображение какого-то синего зверя.

Блея, стуча копытами, мимо пробежал гор, и я решил действовать! Развернулся и со всей мочи погнался за ним, а потом бросился в кусты, подальше от нападавших. Жизнь у меня одна, и отдавать её вот так, посреди незнакомого леса, за тварей, когда вокруг ещё столько всего неизведанного, не входило в мои планы. Вспоминая, где находятся минотавры и кентавры, которых всадники так быстро не порубят, я мчался в ту сторону и, огибая очередное дерево, впечатался в мощный торс какого-то зверолюда, на краткий миг я успел поднять глаза на его рыло и узнать Дронгора, как вслед за раздражённым рыком последовал короткий удар, и я отлетел в сторону. Потребовалось какое-то время, прежде чем смог прийти в себя, заметив, как мимо, сопя, промчалась стая измененных гончих, стуча пластинчатыми боками друг о друга и сверкая бусинками глаз.

А вот теперь, с таким подкреплением, можно и вернуться! Дронгор сволочь, но эту глыбу я могу разве что только поцарапать, если вдруг соберусь обидеться. Вернувшись на место столкновения, увидел лишь побитые тела зверолюдов, но вот запах подсказывал, что ушли не все нападающие. Недалеко в кустах обнаружилась пара сильно погрызенных человеческих тел. При небольшом осмотре места можно было выяснить, что это были всадник и лучник. Скорее всего лучники добирались до места нападения не на своих двоих, а сидя позади всадника, спешившись незадолго до нападения. А потом как-то замешкались, не успев уйти, и вот теперь их останки лежат среди высокой травы, и унгоры пока ещё не нашли их тела, но ждать недолго осталось.

Лучник сильно уступал в оснащённости всаднику. Если на том была длинная кольчуга поверх грубой кожанки, то лучник был в потрёпанном тряпье и сплетённой из коры обуви. Лежащий в стороне лук привлёк внимание, весьма удобная вещь с тетивой из жил, но при пробной попытке натянуть тетиву я нечаянно рассек её когтями, а при обыске не нашёл запасной, как и колчана. Где-то он успел его потерять. Сняв шлем с всадника, сделал главное открытие за последнее время: он был не совсем человеком. Чуть более тёмная кожа, которая после смерти приобрела синеватый оттенок, а на заляпанном и исцарапанном лице выделялись более выдающиеся, чем у людей, зубы и выпуклые глаза. То есть при беглом взгляде — человек как человек, а вот внимательнее — так сразу видно разницу. Можно было бы подумать, что тут у них все такие, но вот рядом лучник был типичным, потрепанным жизнью на улице и природе, человеком. Далее рассмотреть их не удалось, так как набежали твари, которые подумали, что я тут хочу завладеть телами убитых, и посматривали с видом, что вот их станет немного больше и тогда мне несдобровать. Не став составлять им конкуренцию, так как к мясу разумных меня пока ещё не начало тянуть, чему я был очень рад, отошёл в сторону.

Через какое-то время, на пути всё чаще стали встречаться поселения ящеров, которые продолжались уничтожаться так же безжалостно. И что бы я не думал плохого об этих гадах, что стремились когда-то принести меня в жертву, но вот на защиту своих поселений они выступили сразу.

Светлый лес уже закончился, и вокруг расстилалась травянистая равнина, усеянная яркими цветами. Ветер, что дул не прекращая, становился всё более насыщен влагой, спасая от изнуряющей жары и сдувая тучи насекомых, привлеченных вонючим запахом огромного движущегося стада. И хоть эта равнина казалась плоской как стол, на самом деле это был обман зрения. Просто границы небольших долинок сливались в своём травяном разнообразии, а колеблющийся от жары воздух совсем размывал границу обозримого пространства. На горизонте показалась далекая синяя полоса, порой исчезающая в мираже, а под светом солнца продолжали двигаться тысяча за тысячью чудовищные звери, ищущие битвы, вкусного мяса разумных и свою смерть. Голодные, изнывающие без воды, которая им также требовалась, они вечно искали на ком бы выместить свою злобу. Визг, удары, сливающийся в гул топот тысяч копыт — всё это создавало фон, при котором и думать было невозможно, чтобы замаскировать такую толпу. Но мне было плевать на их страдания — твари предпочитали разбивать бочки, фляги с водой, уничтожать съестные запасы, хотя могли бы их взять с собой. Небольшой заплечный мешок с запасами, которыми я разжился в разгромленных поселениях, ставили меня выше этой суетливой толпы, хотя порой так хотелось поддаться общей злости и вцепиться в кого-нибудь…

Рядом шли, скуля, собратья Хауза — псиноголовые, покрытые толстой шерстью, Белоглазый и Тупой, которых было не то чтобы жалко, но этот скулёж уже сидел в печёнках. Назвал так этих тварей про себя, чтобы не запоминать тот набор рычащих звуков, которыми они себя обозначали. И хотя с общением на том языке, что я понимал дело обстояло плохо: приходилось напрягаться чтобы понимать, о чём они тут все перерыкиваются. И это было чертовски сложно. И если они все вскипали из-за погоды, то у меня голова кипела, пытаясь различить все эти звуки. Хотя, конечно же, интонация решала.

Эти беспредельно жестокие псоглавцы, как и прочие твари, неизменно как-то оказывались где-то рядом и, как и к Серой Лапе, я даже начал привыкать к их обществу. Уже порядочно измененные теми силами, которым поклонялись зверолюды, с вросшими в тело металлическими наплечниками, широкими металлическими браслетами, с толстым костяным гребнем, идущим от шеи до того места, где у обычных существ начинается диафрагма, они ещё напоминали обычных собак, порой впадая в какое-то игривое состояние. Смотря на них, я видел не монстров, а куда-то свернувших в сторону в своём развитии разумных существ.

Через шум бредущей оравы раздался далёкий свист, и я не успел понять откуда он идёт, как булыжник размером с довольно крупного зверолюда шмякнулся рядом со мной, с громким чавкающим звуком вминая кого-то в почву, оставив торчать из-под себя лишь торчащую изломанную лапу… Дрожь земли от удара толкнула в ноги. А в десятке шагов отсюда, упавший булыжник раздробил копыта сразу двум зверолюдам. А потом они стали падать ещё и ещё.

Раздались командные рыки и все, повинуясь приказам, стали разбегаться в разные стороны. Постарался найти в мечущейся воющей и рычащей толпе долговязую фигуру Хауза. Вон он, лает и размахивает мечом, выстраивая свой гурт. Где-то позади раздался перекрывающий все звуки низкий басовитый, пробирающий до мурашек по коже, рык Перворога. Трудно описать словами, но сразу становилось ясно, кому и что делать. И в этих же звуках была угроза, там явно звучало: «только ослушайтесь меня, и ваши внутренности будут вывалены в чёрный муравейник, и ещё благодарить за милосердие будете».

А Хауз и другие надрывались…Ну вот что он командует, а? Было бы хоть чуть понятнее что твориться. Как глухонемой среди них порой. Так, а куда нас разворачивают?

А там, не так уж далеко от нас, из небольшого распадка, окутанного туманом, казалось, от одного края горизонта до другого вытянулась линия тяжёлой пехоты из сидящих на корточках и прикрытых щитами воинов, и распластавшейся перед ними россыпью метателей дротиков. Ящеры. Солнце бросало кровавые отсветы на чащу поднятых вверх копий, и блики отражались от чешуи и бронзовых налобных украшений. Их было не меньше трёх тысяч. За тяжёлой пехотой завров стояли отряды их своеобразной тяжелой кавалерии в виде запряжённых хладнокровных, с восседающими на них сцинками, а небольшие стаи рептилоидных подобий птиц кружили над боевыми порядками, как стаи голодных шакалов.

Ух ты! Это засада? Ящерицы решили отомстить за уничтоженный отряд и свои поселения?

Камни перестали сыпаться с небес, потеряв свою убойность, так как немалое внимание теперь было направлено наверх, и все в основном успели убраться от опасных областей, где на пустых местах валялись раздавленные трупы.

Зашипев, как ветер пустыни, людоящеры поднялись с корточек и размашистым шагом устремились к выстраивающимся подобиям боевых порядков зверолюдов, быстро к ним приближаясь. Сцинки бросили по несколько копий, которые неизменно находили себе цель, и отступили, прошмыгнув под щитами и между ног завров. Рык, и гурты рванулись навстречу, на щиты. Воины сшиблись в грохоте дерева и лязге металла. Над общим шумом были хорошо слышны крики умирающих, хрипы раненых. Слева тяжелая кавалерия с топотом, клином, попыталась разрезать надвое орду, раскидывая по сторонам тела, но натолкнулась на горгона, остановившего их чудовищным воем, от которого даже хладнокровные остановились, не потеряв ещё инстинктивного страха перед более могучим хищником.

Зверолюды лезли на щиты. Мечи, алебарды и топоры опускались сверкающими дугами, отсекали головы и разрубали пополам тела, обезумевшие звери стремились забраться повыше, чтобы прыгнуть в строй врага, и молотили там, внутри кричащей толпы всеми конечностями, которые у них были.

Справа, под нечеловеческий вой, от которого в жилах стыла кровь, на врага налетели стаи рептилоидных птиц. Одни из них пикировали вниз, толстыми и острыми клювами пробивая шкуры, плюясь сверху кислотой, прожигающей шерсть и пузырящейся на коже, отчего и так страшные твари выглядели ещё ужаснее. Испытывая муки они пришли в неистовство и рванулись вперед, без страха идя на копья.

Взвыли поздабытые мною шаманы, и из щелей в их широких одеяниях стали вылетать тучи насекомых, закручиваясь в воронку, что двинулась к кружащим в воздухе рептилоидам, и встреча тут вышла не в пользу последних. Быстро втягивая их внутрь своего водоворота, они облепляли их столь плотно, что ящеры стали походить скорее на чёрные кляксы, одна за другой падая на землю и на головы сражающимся. И когда они падали на пустые места, было видно, что кожа и глаза их выедены, в плоти зияют огромные кровоточащие раны, через которые виднеется белоснежная кость, и раны росли с пугающей быстротой. Плоть буквально таяла под крохотными, но многочисленными жвалами мелких гадов.

А потом насекомые перелетели через головы сражающихся и стали жалить и кусать топчущихся там сцинков и завров. И по какой-то своей команде они все разом начали отступать.

Минотавры, горгон, рвущий хладнокровных и уже бегущих от него, и кентавры, пытающиеся помочь горгону в преследовании, толпы бестигоров, горов, унгоров, браев бросились давить, преследовать отступающего врага.

Под рыком Дронгора Перворога из общей массы стали выбегать на правый фланг более быстрые унгоры и браи, пытаясь обойти и напасть на противника со спины.

А я вместе с гуртом продолжал биться в щиты, помогая некоторым перепрыгнуть на ту сторону, где они долго не жили, забитые, но успевающие забрать чью-то жизнь. Чуя кровь врагов, они стали бесстрашными. А может они помнили о том, что жертвенная кровь при обрядах шаманов их вновь сможет поднять на ноги?