БОЙ КРЫСА
— Что-то мне фигово, брат… Что-то мне фигово. Что-то мне это все сильно напоминает ту поездку, когда Устоса убили. Что-то… Так же вот с тобой тогда возвращались — к оконцовке…
— Что ты разнылся как баба?? У меня тоже хреновые предчувствия! Я же не ною!
Олег замолчал.
Джип резво мчался по пустым улицам в пригороде, временами притормаживая, чтобы объехать валявшийся посреди дороги крупногабаритный мусор или остовы сгоревших автомобилей. Через некоторое время сидевший за рулем Толик ткнул пальцем в лобовое стекло:
— Глянь!
Олег и сам уже видел — там, где скоро должна была появиться Башня, мутно расплывалась в небе полоса дыма. «Погребальный костер Устоса» — всплыла откуда-то мысль, и остро заклешнило сердце.
Крыс.
После всех этих ночных событий, казалось я только заснул — и тут же вновь «вывалился» в явь, меня как толкнуло. Прислушался — где-то неподалеку фырчал двигатель, негромко пока, но отчетливо. Причем не просто какая-то легковушка или грузовичок — работал двигатель чего-то серьезного, типа большого самосвала, — так мне показалось спросонья. Посмотрел на Малого Крыса — тот повис всеми четырьмя лапами на стенке клетки и точит стальной прутик своими мелкими белыми зубками.
Вжикнул молнией на палатке, подорвался к окнам — ничего не было видно. Тут зазвенел звонок внутренней связи, — Ольга Ивановна, наш «впередсмотрящий». Сообщает, что к нам во двор пытается проехать нечто военное, «БТР или БМП» как она выразилась — откуда у бабки такие познания? Причем прется целенаправленно, расталкивая старые машины, стянутые нами в «зигзаг» на въезде во двор.
Вот оно… Мне как-то сразу стало предельно ясно, что это не случайность, и уж точно не проездом — это по наши души. К нам. И ведь как момент выбран! — ни бати, ни Толика! Даже Белки нет. Те же, что и ночью, что ли? Я и Володя, да еще Миша, который толком и стрелять не умеет — вот и весь боеспособный гарнизон. Все это я соображал пока, не замечая холода, лихорадочно-быстро одевался. Не «по домашнему» — одевался «по-боевому», — берцы, разгрузка с магазинами и гранатами; дополнительный пояс с кобурой нагана, ТТ — в кобуру под мышку. НЗ — складник, как и аптечка, и так всегда на ремне, тут еще дополнительно в карман на бедре сунул подаренный батей серьезный, боевой нож… На мгновение мелькнула мысль, что я экипируюсь прям как Шварц из «Коммандо», старого-перестарого, но неплохого фильма; он еще Толику нравится… Морду еще гримом испачкать, полосами, ага… Или как Устос экипировался перед битвой с гоблинами? Ой, не поможет это все, ой, не поможет — если всерьез по нашу душу. А судя по всему, так и есть. Залязгало и зафырчало мотором уже во дворе.
Тут же зазвенел звонок от Васильченков — ага, и они увидели, надо было их сразу будить… Снова сигнал — Крот, из подвала. Этого вообще трудно понять: обычно молчащий Петрович начал, захлебываясь, быстро-быстро нести что-то про «Это эти, это эти, я точно знаю — это эти, которые не выпускали меня с Таней и Машенькой, это эти, они во всем виноваты, они и сюда приехали…»
Попросил его заткнуться и не показываться из подвала.
Схватил автомат, сунулся к двери. Черт, суечусь. Это уже не поможет, только вред. Заставил себя спокойно вернуться к палатке, в которой спал, просунул палец в клетку между прутьев, погладил Крыса по башке, почесал под подбородком — Крыс затащился, лизнул мне палец. Поилка почти полная, сухарь недогрызенный — жди, Крыс, я скоро. Постараюсь…
Во дворе, расталкивая и так уже побитую баррикаду из опрокинутых на бок легковушек, фырча сизым выхлопом, вертелся БМП. В разновидностях я не разбираюсь, это к Толику… А Толика нет!
Тут грохнуло так, что заложило уши — БМП ударил из своих пушки и пулемета по фасаду Башни, очередью. Вот так вот — последние сомнения тут и кончились, — соображал я, скорчившись на полу сбоку подоконника на лестничной клетке. До этого еще какая-то идиотская надежда теплилась — что может случайно; может проездом; может, перепутали с кем-то…
Меня толкнуло — что я расселся? Я ведь главный по обороне! Побежал вниз, на площадке столкнулся с мамой. Она была уже полностью одета, как и не ложилась.
— Сережа!
— Иди домой, говорю! Не выходи ни под каким видом! Запрись!
— Сережа, Сережа…
Что «Сережа, Сережа??» Кто это такие??И ведь не «просто так» — не стали бы палить по окнам. Круто как-то, без политесу, как сказал бы батя. Кто такие, кто такие?? Трындец нам подкрался, вот что! Это не бомжики, и не гопники, и даже не та залетная группа бандюков с автоматами — это военная техника! Вон как врезал по Башне, аж до сих пор в ушах звенит… Да, я смотрю, как-то без переговоров, дерзко так… Ага. А что-то не фырчит — уехал, что ли?…
БМП, растолкав машины во дворе, смяв кусты и повалив небольшое дерево, неприцельно обстрелял фасад из пушки и пулемета, и свернув за угол, вскоре выкатился на проспект. Отъехал на другую сторону проезжей части, и опять врезал по Башне из пушки и пулемета. Коротко, для острастки, чтобы видели, с кем имеют дело.
Попадалово! Я по рации тональным сигналом известил батю и Толика, что Башня подвергается нападению, угроза очень серьезна — и получил подтверждение приема. Все. Теперь оставалось только надеяться на себя, на свое оружие и свои навыки. «Ни-че-го, ни-че-го, ничего! Устос бился в худшей ситуации, и в конце концов победил! Я — смогу. Я — смогу!!» — твердил я себе делая все необходимое для обороны.
Позвонил Васильченкам.
— Володь, видал?? Не высовывайся, слышь? А лучше — сразу с Людой перебирайтесь наверх.
Метнулся к Оле с Мишей и Валечкой. Трясутся… Вот так вот вы неудачно подселились, да. Это я про себя, понятно. Перебирайтесь, говорю, выше. Миша, говорю, не высовывайся. Стрелять — только на отвлечение, и сразу в другую комнату. Нифига мы тут эту железную коробку из автоматов не остановим…
— Кто же это такие?… — задавал я себе вопрос — Что им здесь надо? Неужели они думают, что у нас тут изобилие? А если думают — то почему?…
Ответов не было. Да бог с ним, потом разберемся, сейчас главное — прогнать этих вояк. Только вот как?
Меся грязь вперемежку со снегом, нарезав круг вокруг Башни, БМП встал во дворе, напротив подъездов, нацелив длинный тонкий ствол пушки и рыльце пулемета на молчащий фасад. Ни один из протянутых тросиков не проходил, увы, даже близко над машиной; а значит, нельзя послать им шрапнельный «подарок», что я сразу отметил про себя, подглядывавший за ними сквозь дырку в ткани, которой было затянуто окно. Открылся задний десантный люк, и оттуда выкатились пять фигур в камуфляже, с автоматами, умело залегли рядом.
— Ну что… — подумалось — Отсюда я их не достану… Ну почему, ну почему у нас нет завалящего гранатомета?? — я вспомнил, что, так и не сумев купить или выменять гранатомет, батя пытался сделать какую-то самоделку из трубы, но толком так ничего и не получилось. Опробываемый во дворе «шайтан-труба», привязанный к дереву и инициированный на всякий случай издалека, вместо того чтобы выплюнуть заряд в цель, гулко взорвался, расщепив ствол дерева; и на этом батя закончил свои опыты по «созданию РПГ на коленке».
«Авиабомбы» же, самоделки для метания с крыши, со стабилизатором и ударным взрывателем пока оставались только в проекте.
— Постараться их не пустить. Да. Не пустить. Но с этой зеленой коробкой не справиться! Основная война, видимо, будет внутри Башни. Ну, давайте. Вломитесь, да. Давайте. Не зря мы тут месяцами сюрпризы того… совершенствовали.
Посовещавшись, пятеро «десантников» перебежками двинулись к подъезду; ко второму, «жилому» подъезду… И тут же грохнул дробовик Васильченки, сверху совершенно неприцельно простучала очередь Миши; сам я, порвав на окне защитную ткань, двумя короткими очередями встретил нападавших. Никто из них не попал под пули, но они тут же попадали на землю и споро расползлись к укрытиям; а БМПэшка грохнула огнем по Башне.
Я, перепрыгивая через ступеньки, бежал вверх по лестнице, слыша как внизу, где я только что был, грохочут, разнося все в клочья, снаряды из пушки БМП.
Пулеметно-артиллерийский залп по окну, откуда стрелял Васильченко перевернул все кверх дном в кухне, пробив стену, разворотив и расшвыряв кирпичи от с таким трудом построенной печки… Васильченко, контуженный, схватившись за уши, лежал у развороченного окна, Люда хлопотала около него.
«Вот, понятна тактика… — на бегу думал Крыс. — Будут лупить из пушки и пулемета по всему что шевелится в Башне, стоит только мелькнуть в окне. А потом, типа, войдут и возьмут тепленьких… Ага-ага. Нет, раз РПГ нет, перестрелку тут устраивать не станем — условия уж больно неравные… Пусть „входят“ — „разговаривать“ будем в помещениях… Я вам тут устрою „Контр Страйк“»!
— Ми-и-иша! Ми-и-ишка!! — закричал он изо всех сил. — Не стреляй!! Не высовывайся!! Запритесь и берегите Валечку!
Он неким периферийным сознанием еще отметил и похвалил себя за то, что — «Ого! Рассуждаю-то как бывалый боец!..», спохватился: — «А я, черт побери, и есть БЫВАЛЫЙ БОЕЦ! Я — он. Я — он! Я — он!! Я — бывалый боец!! Да я их всех тут сожру без соли!!» — но почему-то дрожали руки и хотелось плакать… Он чувствовал себя совсем, совсем одиноким. Даже ночью, когда на него выскочили в темноте подъезда две темных фигуры, и столкновение закончилось бешеной обоюдной пальбой, он не чувствовал такой беззащитности, потому что тогда рядом, он знал, были и батя, и Толик. Тогда он палил, по сути, в стенку, только чтобы отвлечь и выиграть время; он знал, что на стрельбу вся Башня, весь боеспособный гарнизон примчится, и примчится во всеоружии, но сейчас… сейчас можно было рассчитывать только на себя, и это было чудовищно неожиданно, страшно…
БМП отработала по окнам, и замолчала, теперь шаря по фасаду стволом автоматической пушки, стараясь найти цель. Но больше никто не стрелял. Пятеро «десантников» опять, перебежками, зигзагами, падая и перекатываясь, двинулись к подъезду и вскоре скрылись под его козырьком.
Крыс в квартире на шестом этаже суетливо в это время копался в ящике, готовя «гранату» на тросе, наподобие той, которой он шуганул нападавших у второго подъезда. Обострившееся от опасности чутье подсказывало ему, что эти вот точно долго копаться не будут, у них наверняка есть чем быстро вскрыть подъездную дверь… «Привяжут тротиловую шашку — и очень просто…» — лихорадочно подумал он.
Он явно не успевал: внизу, под козырьком подъезда, что-то пронзительно зашипело, из-под козырька пошел густой сизый дым… Пулемет БМП тут же разразился длинной, «безадресной» очередью по фасаду, стараясь «подавить» защитников, не дать им воспрепятствовать входу в подъезд штурмовой группы. Наскоро примотав на конец шнура здоровенный керамический изолятор, набитый самодельным порохом, с торчащим из отверстия фитилем («Черт, почему он УЖЕ не лежит привязанный?? Черт, черт!!..»), Крыс подскочил к окну, достал зажигалку… Руки тряслись, зажигалка, как живая, дважды выскочила из рук, падая на пол («Черт, черт!!! Надо было черкушку на конец фитиля заранее привязать, со спичкой!..»), пока фитиль бодро не затлел красненьким огоньком, не зашипел, пузырясь плавящейся селитрой.
Он понимал, что стоит только открыть окно — и для БМП он станет целью номер один. Потому все сделал быстро — с одного пинка вынес лист ДВП, которым было забито окно, и обеими руками, от груди, швырнул вперед-вниз дымящуюся «гранату». Он не увидел, что небрежно привязанный снаряд, тряхнувшись на тросе, вылетел из петли и покатился, дымясь, по ступенькам, вместо того чтобы зависнуть над головой нападавших. Крыс же сразу отпрянул от окна, схватил стоящий у стены автомат и бросился из квартиры. Вовремя. Он уже был на лестничной площадке и захлопнул за собой железную дверь, когда в квартире с визгом стали рикошетить пули ПКТ, а потом несколько раз гулко лопнули снаряды. Почти одновременно грохнуло на улице, у подъезда — взорвалась самодельная «граната».
Удалось отогнать «десант» от подъезда самоделкой, нет?… Он не обольщался, что «граната» могла их уничтожить — некому было контролировать территорию, и «десантники» наверняка смогли укрыться, спрятаться — если успели. Успели?
Ответом стал металлический грохот внизу, — это ввалилась внутрь выжженная спецсредством «Контур» дверь подъезда. БМП сосредоточенно обрабатывал теперь окна Башни именно над козырьком второго подъезда, откуда вылетела взорвавшаяся, но не причинившая вреда хрень; и в стуке пуль, грохоте разрывов 30мм снарядов автоматической пушки почти неслышно лопнула в подъезде вброшенная туда нападающими эргэдэшка. Старший «десанта» что-то прокричал в рацию, — и БМП прекратила огонь. Настала звенящая тишина; несколько секунд — и ее разорвали очереди из автоматов ворвавшейся в подъезд пятерки. Зарикошетили по лестницам, прошивая навороченные на входе баррикады из мебели. Еще одна эргэдэшка — теперь уже отчетливый, гулкий, на весь подъезд грохот сдвоенного взрыва, — вместе с гранатой сработала настороженная на входе мина — и проход расчищен. Распинывая берцами дымящиеся и горящие обломки, «десантники» ворвались в подъезд.
«Десант». Вошли.
Теперь оставалась только методичная, планомерная зачистка. Судя по огню из Башни во время подхода, обороняться тут особо некому… Семьдесят процентов задачи было выполнено, как посчитал Старший.
Но кое-что уже изменилось. Наблюдавший за ними сверху в лестничный пролет желтыми от ненависти глазами человек считал иначе. За эти несколько минут с Крысом Серым Первым, в далеком теперь прошлом просто Сергеем, кое-что произошло. Он только что держал на руках убитого Крыса Малого. И теперь он был твердо убежден, что убьет их всех. Всех. До одного. Руки у него больше не дрожали. Он чувствовал, как кто-то другой, сильный и безжалостный, рвется из него наружу, и он выпустил его… Холодная всепоглощающая ненависть затопила его душу. И больше всего теперь его заботило то, чтобы никто не успел отступить, это касалось и экипажа БМП… Теперь он собирался не «отбиться», он собирался убить их всех. Они шли в мышеловку, но пока не знали об этом. Он — знал.
Когда на улице грохнула самоделка, Сергей вбежал в «свою» квартиру, где посреди большой комнаты стояла его палатка, в которой он ночевал. Он хотел взять еще запас гранат, — весь «разбор» предстоял на лестничных маршах и в квартирах, где, как говорили и батя, и Толик, все решают гранаты, короткоствол и «верткая тактика». Кроме эргэдэшек, которые он уже нацепил на себя, в «спальне» лежал запас батиных «гранат», не очень мощных, но очень шумных и многоосколочных самоделок.
То, что он увидел, ударило его как лопатой: «спальни» с палаткой больше не существовало, внутри комнаты разорвался снаряд от пушки БМП. Клочья палатки, спальников дымились, валяясь вперемешку со штукатуркой, осколками стекла, щепками и обломками мебели. В углу лежала смятая, порванная клетка с маленьким Крысом… Внутри маленьким грязно-белым комочком лежал крыс, крысюк, маленький товарищ… Он, забыв зачем он здесь, осторожно достал легенькое пушистое тельце из клетки, подержал на ладонях.
Внизу, в подъезде, вновь громыхнуло, послышалась истеричная матершина и затарабанили автоматные очереди. «Десант» пока «воевал» с баррикадой между вторым и третьим этажами, и уже нес потери.
Ему показалось, что маленький Крысюк еще дышит… Но тут в голову как будто простучал жесткий голос Толика:
— Ты ему еще искусственное дыхание сделай, изо рта в рот, черт тебя подери! Ты воевать собрался, или сопли распускать! Мертвых оплакивают после боя, мертвых крыс — тоже! Ты — боец! Иди — воюй!
Некий переключатель будто щелкнул в голове у Сергея, превращая его в бойца, в Боевого Крыса Башни, как его, смеясь, как-то назвал батя… «Сейчас… Сейчас вы у меня увидите, что бывает с теми, кто убивает тех, кто мне дорог!..»
Положил осторожно маленькое тельце у стены на обрывок спального мешка, прикрыл другим обрывком.
Встал, вытер руки от крови о штаны. Подумал без всякой патетики, без всякой позы, чисто по деловому: «Ну все. Вы попали. Вы. Реально. Попали!» Ощущение было как тогда, когда стоял на козырьке подъезда, собираясь прыгнуть с шипастой палицей в гущу гопников, пинающих тело Устоса — холодная, яростная решимость и четкое понимание необходимости того, что собирался сделать; только на этот раз вместо обреченности была твердая уверенность в себе, в своих силах, в том, что «все получится». Ему показалось, что в него вселился другой человек — и этот другой очень четко знал, что делать…
— «Не бесись, не бесись…» — звучал в его голове голос — «Злость делает тебя твердым, каменным. А в бою нужна гибкость, нужна расслабленность для объективного осознания действительности… Расслабься…»
Расслабиться… Глубоко вздохнув, потряс опущенными руками, как плетьми. Пора. Он бегом бросился из квартиры на лестницу, оттуда на шестой этаж, в батину мастерскую, где тоже был запас гранат. Попутно забежал в соседнюю квартиру с той, что граничила с «маминой», сдвинул в сторону на кухне диванчик, протиснулся в лаз. Крикнул:
— Это я, Крыс!
В Башне санузлы были сделаны в центре, у центральной несущей стены, проходящей через все здание, и были, пожалуй, самым защищенным местом во всей квартире — даже если бы в квартиру бросили гранату. Лена была в ванной комнате, куда Олег велел прятаться в случае любой тревоги, когда совершенно чужой ей человек открыл дверь. И сейчас она с ужасом смотрела на него. Пауза растянулась больше чем на секунду.
— У вас все в порядке? — спросил человек.
— Ты кто?? Что тебе надо?? — пронзительный крик Лены был ему ответом. Стоящий в дверном проеме человек явно не был Сергеем. Он не был даже Крысом, как Сергей называл себя. Сейчас перед ней стоял совершенно чужой, казалось, человек; с искаженным лицом, с яростно горящими желтыми в свете фонаря глазами.
— Вы… чего? — и тут же в мозгу издевательский голос «Что ты встал, ты воевать идешь, или поболтать зашел?…»
Махнув рукой, он выскочил из ванной; опять комната — кухня — лаз, быстрая пробежка до мастерской, сумка с гранатами-самоделками.
Штурм Башни изнутри, зачистка с самого начала началась с неприятностей. Удачно вскрыв дверь и расчистив гранатами проход в вестибюль подъезда, пятерка сгруппировалась для рывка на второй этаж; но перед этим Старший послал бойца проверить проход в первый подъезд. Через томительные несколько минут тот сообщил, что проход в первый подъезд есть и открыт, но лестницы с первого и до третьего этажа обрушены. А здесь… Старшему сразу не понравились нагромождения габаритного домашнего хлама на лестнице, ведущей с площадки второго этажа и выше, оставляющие только узкий, боком, проход. Не понравилось то, что эти «баррикады из хлама» кто-то явно со знанием дела выстраивал, связывал проволокой, а не тупо валил в кучу. Но они считали себя профессионалами своего дела, и, в общем, судя по всему, пока кроме гор хлама путь ничего не преграждало.
«Как вариант — все попали под пушку и пулемет БМП» — подумал он и знаком приказал начать движение. Страхуя друг друга, ощетинясь стволами автоматов, пятерка начала движение. Переступая приставным шагом, один за другим, готовые подавить шквалом свинца малейшее сопротивление, они поднялись на второй этаж. Проверили квартиры — пусто, голо, взломан паркет, выломаны половые доски… Явно не жилье. Передний ступил в проход, ведущий на площадку между вторым и третьим этажами, и, поднимаясь, ненароком толкнул коленом так неудобно наполовину выкатившийся из прикрученного проволокой к перилам письменного стола выдвижной ящик… Гулко грохнуло раз, и тут же — второй. Подъезд, и так задымленный взрывами гранат на входе, теперь заволокло и вонючим дымом сгоревшего самодельного пороха. Осколочная бомба, залитая в цементный блок, сработала почти под ногами; и самодельная «мортира» из толстой водопроводной трубы, прострелив спинку кресла, которым она была замаскирована, послала сечку из рубленых гвоздей и шурупов прямо в голову шедшему первым. Оглохнув от сдвоенного взрыва в узком пространстве лестницы, десантники, яростно матерясь, разрядили по магазину в окружающий их и выше хлам. Когда немного осел дым от взрывов-выстрелов и чуть-чуть перестало звенеть в ушах, они обнаружили, что их осталось четверо. Шедший первым изломанной дымящейся окровавленной куклой лежал на лестнице; ниже коленей — месиво, а взгляд на то, что раньше было лицом, не оставил бы равнодушным даже записного любителя фильмов ужасов. Не помог и бронежилет высшего уровня защиты…
«Мины- сюрпризы» — сделал очевидный теперь вывод старший. Это было крайне неприятно и существенно осложняло дело. Мины — и четырнадцать этажей на два подъезда, и по три квартиры на каждой лестничной клетке; и непонятно, кто и сколько уцелело из «гарнизона»… Старший предпочел бы, как уже было не однажды, ожесточенное сопротивление, — ломать отчаянных, но плохо вооруженных и плохо обученных «выживальщиков» было не внове. Красться же по казалось бы хаотично заваленным хламом лестницам, ежеминутно опасаясь сорвать ненароком растяжку или получить заряд картечи из-за двери квартиры — такая перспектива не вдохновляла. Зачистка могла затянуться… Впрочем, возможно, что все защитники уже получили свое из пушки и пулемета? Тогда нужна просто тщательность и последовательность, последовательность и тщательность… Оттащили окровавленное безжизненное тело на первый этаж и продолжили осторожное движение. Вышли на площадку третьего этажа. Зачистили квартиры. По правилам бы надо было в каждую закатить по гранате, потом прошить все непросматриваемые углы из автоматов, руководствуясь верным принципом зачистки «В помещение входят вдвоем — сначала граната, потом ты, с нажатым спусковым крючком» — это гарантировало от неприятных сюрпризов; но — четырнадцать этажей, да по три квартиры на каждом, да в каждой квартире не по одной комнате… Вся эта Башня не стоила такого боезапаса.
— СтаршОй — провод! — коснувшись руки, прошептал штурмовик, показывая стволом на связку проводов, явно относящихся к внесенным совсем недавно «усовершенствованиям». Старший и сам заметил, причем явно было, что эти провода неумело замаскированы — заклеены по стене дурацкими плакатами с кривляющимися поп-дивами, заставлены вдоль стены стульями. Пучок проводов шел по стене сверху и уходил за чугунную батарею на площадке между третьим и четвертым этажами, и заглянуть за нее издалека не удавалось — мешали стоящие у нее и привязанные к батарее стулья. Но явно ничего хорошего там быть не могло. «Толкового сапера бы…» — подумал старший, раздумывая, стоит ли преодолеть явно опасную площадку рывком, или постараться сначала обезвредить мину за батареей… «А, черт, тормозим…» — с досадой подумал он и, приказав подчиненным отступить, укрываясь за стенкой, опустил забрало своего единственного у штурмующих шлема «Маска», вскинул автомат. Длинная очередь раскрошила батарею на куски, хлынула ржавая вода, из-за батареи вывалился длинный, в руку длиной, не то стальной, не то чугунный цилиндр, в который и входили провода. Еще очередь — кучно, по проводам — и цилиндр гулко ахнул малиновой вспышкой, опять оглушив штурмующих, ударив по стенам осколками и так разбитой чугунной батареи.
Пересчитались — никого не задело. «Хороши бы мы были, если бы сунулись перерезать провода…» — мельком подумал старший, похвалив себя за предусмотрительность. Запищала рация. БМП запросил «Что у вас там грохочет, как дела?» — это Сашка, мехвод и по совместительству стрелок с БМП, правая рука Старшего.
— Один двухсотый у нас, активного сопротивления не встречаем, проходы обильно минированы. Подошли еще двоих из резерва и побольше гранат — будем пробивать проходы.
— Валерьич, а она, эта халупа, стоит того, чтобы на нее расходовать боезапас? — прохрипела рация.
— Не знаю я пока, Сашок. Не уверен. Но… Уж очень крепко тут сели, явно неспроста. И потом, мы одного уже потеряли, так что выхода нет — идем до конца! Ладно, не жмись — давай гранаты! Может, тут живых уже и не осталось, но по минам шарахаться — я слуга покорный!
Дальше продвижение пошло проще — десантники разносили гранатами нагроможденные на лестницах баррикады, пробиваясь все выше, методично зачищая квартиры — но пока не встретили ни одной живой души. Еще до того, как штурмовики вломились в подъезд, Люда смогла увести раненого и контуженного Володю из их квартиры на третьем этаже наверх, на самые высокие этажи Башни. Но рано или поздно…
На четвертом этаже, наконец, невидимые до сих пор защитники Башни проявили себя, — и методичное, неторопливое движение по этажам сломалось, сменившись бешеной каруселью беготни, криков, стрельбы и взрывов. Сверху хлестнула автоматная очередь, и тут же, не успели штурмующие ответить, к ним покатились две дымящиеся, явно самодельные, гранаты. Отпрянув назад, штурмовики дождались, пока гранаты грохнули, еще больше наполнив подъезд вонючим сизым дымом; и устремились вверх, прошивая из автоматов лестничные марши над собой. Стрелявший отчаянно огрызался короткими очередями, не давая выйти на себя в прямую видимость; дважды, отступая все вверх и вверх, бросал такие же гранаты-самоделки, из чего старший заключил, что защитник уцелел один, и что серьезного у него ничего нет. Захламленные баррикадами лестничные марши кончились, и штурмовики, уже не опасаясь мин-сюрпризов, азартно устремились за отступающим противником — «игра» опять стала ясной, привычной. Гнать на самый верх, и либо застрелить по пути, либо прижать на последнем рубеже и уничтожить гранатами — задача была ясна, уже с некоторых пор привычна, вполне выполнима. Как гончие зайца, они гнали его, отступающего все выше и выше, и только постоянно катившиеся сверху дымящиеся, гулко лопающиеся гранаты-самоделки тормозили их продвижение.
Опытному старшему не нравилось то, что «в тылу» они оставляют недосмотренные, незачищенные квартиры — но овчинка стоила выделки: «достать» сейчас очевидно единственного боеспособного защитника Башни — и можно будет уже не торопиться, и не опасаться выстрела в спину… И потому, пропустив вперед прибывшее подкрепление, он все гнал и гнал «зайца» вверх по лестницам.
С площадки седьмого этажа опять начались забаррикадированные лестничные марши. Отступавший ужом привычно проскользнул между нагромождениями, поднявшись этажом выше, и полоснул оттуда очередями. Сгрудившись на площадке перед баррикадами с оставленным узким проходом, штурмовики яростно и азартно палили вверх, но соваться в лабиринт не торопились. «А черт!.. — подумал старший, — Я-то думал, догоним до крыши — и капец! Ладно.»
— Гранаты! — помня о минах, скомандовал он. Но не успела первая эргэдэшка взорваться на баррикаде, разрушая ее вместе с возможными сюрпризами, как шестое чувство, замешанное на богатом опыте уличных боев в самых разных условиях, шепнуло ему: «Вы тут сейчас… толпой-то… прекрасная мишень!»
— Вниз, вниз! — заорал он — Рассредоточиться!!!
И тут же оглушающе взорвалась дистанционно активированная мина в стенном электрощитке на площадке рядом с ними. Мощным ударом расшвыряло десантников на лестнице, лишь двое успели выполнить команду старшего и сбежать на полэтажа вниз. Самого Старшего, находящегося ближе всех к щитку, спас шлем; хотя, отброшенный взрывной волной, он здорово приложился головой о перила. Замешательство от взрыва буквально за спиной, оглушение, — и они потеряли драгоценные несколько секунд, когда не «пасли» находящуюся впереди баррикаду, — и потеряли одного бойца: почти сразу после взрыва из-за баррикады, как чертик из табакерки, вынырнул парень с автоматом и двумя длинными очередями прошил лестничную площадку. Тут же в ответ огрызнулось несколько автоматов — навскидку, «от живота» — но парень исчез, укрываясь за наваленным с толком хламом, удрал вверх по лестнице; а на площадке остался лежать один боец, получивший три пули в грудь. Да и остальные серьезно пострадали: один боец, постанывая, зажимал простреленную ногу; у одного обильно шла из ушей кровь, и все были оглушены и посечены в кровь мелкой бетонной крошкой… Повезло, что у того, кто со знанием дела готовил этот «сюрприз», не было нормальной, армейской или промышленной взрывчатки, и он обошелся маломощной самоделкой. Отдавая должное «самоделкину», старший признал, что будь там, за железной дверцей щитка, не самодельное говно, а хотя бы двухсотграммовая тротиловая шашка — и они все скопом остались бы здесь, размазанные по ступеньками и перилам. Спасло их еще и то, что месяц назад Олег опрометчиво вытащил из щитка стоявшие там же, рядом с миной, две бутылки с бензином, решив использовать их для генератора — «огненный шторм» вполне мог оказаться последним видением в жизни большей части штурмовиков… Причем и использовал-то совсем не потому, что это был последний бензин — просто потому, что этот бензин был ближе всего, и потом забыл заменить… Мелкие недосмотры, бывает, так дорого обходятся!
Перевязывая друг-друга, при этом тщательно «пася» лестницу ведущую вверх, штурмовики вполголоса матерились, обещая «гарнизону» небыструю и экзотичекую кончину; старший же подумал, что сами они уже получили двоих двухсотых и одного трехсотого, да и все остальные тоже серьезно пострадали, оглушены как минимум; а сами они пока еще не видели ни одного трупа защитников Башни… Кажется, сказал он себе, он поторопился с процентами выполненной задачи…
Теперь, оставив раненого на развороченной взрывом площадке седьмого этажа, они поднимались, напряженно косясь на каждый угол, каждую отопительную батарею, каждый шкаф или тумбочку — везде могла быть мина. И они предпочли вновь потратить гранаты, чтобы разнести в щепки эти чертовы нагромождения на лестницах.
Снова запищала рация. Старший, благодаря «Маске» сохранивший слух, понял из комариного писка динамика: БМП запрашивает, «что у вас там за постоянные взрывы, что за танковое сражение под Прохоровкой??»
Это уже этот, чертов торгаш, давший наводку на «жирный неохраняемый кусок».
— Он еще шутит… Смешно ему, гаду, за броней-то, с пушкой и пулеметом… — озлобленно подумал старший и рявкнул:
— Подними задницу и дуй сюда! Сам! Заодно и поруководишь!
Выслушал ответ и заорал:
— А мне плевать! У меня три человека выключено уже! Нахер мы сюда полезли, ради каких таких ништяков?? Пока я тут ничего ценного не видел! Мы на элеваторе одного трехсотого получили, а тут уже два двухсотых!! Ты семьям придумал, что сказать, или мне отдуваться? Сюда дуй, говорю — твоя, черт побери, наводка! Да, останется один наводчик — ничего с ним, черт побери, не случится! Дай ему микрофон!!
Уничтожив баррикаду между седьмым и восьмым этажами, они шли теперь вверх с оглядкой, осторожно, страхуя друг друга — и потому успели отпрянуть назад, когда из-за простыни с нарисованной на ней какой-то дурацкой мордой, на них устремилась ощетинившаяся стальными пиками махина. Три автомата прошили ее очередями в самом начале движения, но это ее ничуть не остановило, и только хорошая реакция бойцов спасла их от травм; впрочем, один из них все же получил блестящим штыком в плечо по касательной, и теперь, матерясь, перебинтовывал руку поверх быстро набухавшего кровью рукава камуфляжа. При ближайшем рассмотрении ранивший его так болезненно штык оказался отточенным шампуром, что вызвало еще один взрыв ругательств от пострадавшего. Никто не пошутил на этот счет, всем было как-то не до шуток.
Еще один лестничный марш вверх — и навтречу им с грохотом повалились, загромождая проход, несколько чем-то тяжелым набитых холодильников и тумбочек. Еще и еще.
— Аааа!!! — злорадно подумал Старший, — Кончились бомбы-то?? Ну все, значит, приплыли вы — холодильниками вы от нас точно не оборонитесь!
Страхуя друг друга, ожидая постоянно выстрелов сверху, они карабкались один за другим по наваленному хламу, бывшему недавно чьей-то мебелью и бытовой техникой, — и абсолютно не ожидали длинной, в весь магазин очереди прямо через дверь одной из квартир…
Крыс стоял за дверью, и, держа в руках автомат, напряженно смотрел на лестничную площадку в дверной глазок закрытой двери. Эта дверь была особая — в отличие от остальных почти всех квартир Башни, давно сменивших деревянные двери на изделия местного или импортного металлопрома, эта квартира принадлежала старикам, не посчитавшим нужным тратить скудную пенсию на защиту от вторжения в свое обиталище, благо что и ценностей там было только что старенький цветной телевизор да холодильник. Впрочем, обитая кожзамом, снаружи эта дверь представляла из себя вполне респектабельное творение, не особо выделяясь среди двух других на этой лестничной клетке. Теперь она должна была сыграть важную роль.
Он очень, очень хотел, чтобы они собрались на лестничной площадке все — но… Один за другим, гуськом, с интервалами, они перелазили через завал и показывались на площадке. Ах ты, ах ты… Не везет… Хотя б двоих прибрать… Ну… Ну!
Нет. Судя по всему, последний карабкался по баррикаде, и вот он уже напротив двери… Отступив на шаг, Крыс поднял автомат на уровень груди и вдавил спусковой крючок, поведя оглушительно застрочивший в тесноватой прихожей автомат слева-направо и обратно, и еще вниз. «Это тебе не пейнтбол, здесь двери не защита!!»
Опустошил магазин, мельком глянул на черный развороченный дерматин двери, из которого густо торчал теперь тлеющий утеплитель, и побежал в комнату, на ходу меняя магазин. Было предельно ясно, что квартиру сейчас «будут зачищать».
Старший был в ярости. Последний боец уже перелазил через завал, а этот урод, втравивший их в бессмысленную авантюру с бомбами-сюрпризами, внезапно прыгающими навстречу ощетинивщимися шампурами столами на тросе, бесноватым парнем с автоматом, — до сих пор поднимается по лестнице… наверняка, сволочь, шарахаясь от каждой двери! Черт дернул лезть в эту Крысиную Башню, недаром она пользовалась в округе дурной славой, надо было ограничиться городскими пятиэтажками и пригородными коттеджами богатеев — навара больше, риска, сопротивления — меньше…
Старший стоял на площадке между восьмым и девятым этажами, пропустив вперед весь остаток группы, дожидаясь, пока отставший боец перелезет через завал и поднимется к ним. Первым делом он осмотрел батарею у себя за спиной — и не обнаружил за ней никаких сюрпризов, и потому временно чувствовал себя в безопасности. На самой же квартирной площадке — не будешь же взламывать все щитки, да можно и получить «в лицо», как раз когда занимаешься этим… Потому он уже облегченно собирался вздохнуть, когда последний его боец миновал завал — Старший все же опасался, что в этих холодильниках и тумбочках, набитых черт-те чем, могут быть запрятаны сюрпризы. Но «сюрприз» оказался совсем неожиданным: когда боец ступил на лестничную площадку, дверь напротив взорвалась длинной очередью; полетели куски ваты и клочья дерматина; Старший ясно, четко увидел, как пули прошивают дергающееся тело бойца, отбросив его к баррикаде.
— Ааааа… Сссс… Па-а-адлааа!! — только и сумел он возопить от неожиданности, и ринулся вниз, к простреленной двери. Он понял, как они попались. Но, ценой жизни бойца явно попался и стрелявший! Сейчас! Сей-час!!
Подскочив сбоку к двери, он, укрываясь за стенным косяком, выставил напротив двери автомат и разрядил его также сквозь дверь, вконец практически перерезав пополам непрочную деревяшку, обитую дешевым кожзамом. Сверху, гремя каблуками, бежали его бойцы. Пинок в дверь — заперта, но носок берца проваливается в измочаленный очередями дэвэпэ. Перекинув автомат в левую руку, он рвет с пояса гранату, и, уцепив кольцо большим пальцем левой руки, срывает чеку, проталкивает гранату в пробитую дыру. Отшатывается к стене. За дверью глухо бьет взрыв, и ошметки двери вылетают на лестничную площадку, прямо на тело расстрелянного почти в упор бойца.
Старший шарит по разгрузке — но это была последняя граната.
— Быстро! Туда! Закати еще одну, в комнаты! — командует он бойцам, — Теперь он попался!! — с мрачным торжеством орет он.
За угол летит еще одна граната, в комнате грохает взрыв. Готовые разнести в щепки все что попадется на пути, штурмовики врываются в зачищаемую квартиру. Короткие очереди — в диван в углу, по тумбочке с опрокинувшимся разбитым телевизором, по тлеющей шторе у выбитого окна. Никого. Еще граната летит в приоткрытую дверь туалета — штурмовики приседают, зажав уши — взрыв, сорванная с петель дверь вылетает в коридор. Еще граната во вторую комнату — снова взрыв; ворвавшиеся оглохшие штурмовики яростно прошивают густыми очередями «по-американски», как в боевиках, все, что может служить хоть каким-то укрытием, вплоть до дешевенькой кухни из обшитого цветным пластиком ДСП. Наконец, стрельба прекращается, штурмовики шерстят комнаты в поисках тел. Но тел нет…
Только тут Старший обращает внимание, что прицепленная к разгрузке рация настойчиво сигналит, требуя связи. Включил.
— Константин Валерьевич, тут сверху какие-то крики… Вы не послушаете?…
— Кто «крики», какие крики?? — в запале орет он, в ярости, что человек, только что расстрелявший его бойца, казалось, растворился в воздухе.
— Тут крики… На лестнице. Сверху. Кто-то кричит «Помогите, помогите!»
Старший наконец сообразил, что это говорит то трусливое чмо, Яков Михайлович, по наводке которого они и влипли в эту авантюру.
— Ты где??
— Я тута, на площадке…
— Так что же ты, скот, по рации мне тут вещаешь, когда стоишь в двух шагах за дверью?? — ревет Старший, и вылетает на лестничную площадку.
— Так у вас там стрельба, взрывы… — лепечет тот, но не договорив, валится на пол от тяжелой пощечины.
Упав, тот и не пытается встать, прикрывая руками лицо и испуганно глядя снизу вверх на разъяренного Старшего, — целый подполковник в той, прошлой жизни, солдафон по жизни, он ведь и пристрелить может…
— Где кто кричит? — немного успокоившись, спрашивает тот; но тут из квартиры раздается крик:
— СтаршОй! Старшой, Валерьич, глянь — вот он куда ушел!
Он бросается обратно в квартиру. Там — простреленный и изорванный осколками угловой диван отодвинут от стены, обнажив пролом в деревянном полу, и дальше — в бетонной плите пола. Достаточно широкий, чтобы мог пролезть человек средней комплекции; и приглашающе свисающая вниз толстая веревка, привязанная за заднюю ножку дивана, недвусмысленно объясняет, куда делся парень.
— Гранату туда! — командует Старший, и уже опережая его слова, в пролом летит граната. Грохает взрыв.
«Ах ты че-е-е-ерт, он ведь мог уйти совсем вниз!! Это что же, опять его по всему подъезду искать??»
Старший, сообразив, ломится из квартиры, выбегает на лестничную площадку, едва не послав плечом в нокаут стоящего напротив квартиры Якова Михайловича, перепрыгивает через безжизненное тело своего бойца и лезет, оступаясь и матерясь, через нагромождение холодильников и тумбочек вниз, на шестой этаж. Попутно вспоминает, что там они ведь оставили бойца, раненого в ногу, и уже ожидая увидеть его бездыханное тело. Но! Тот вполне жив; туго перетянув бедро бинтом, на котором уже алеет кровавое пятно, он сидит на полу, опершись спиной о стену, держа на животе готовый к стрельбе автомат.
— Тищенко! Тишенко… Жив?… Оч-чень хорошо! Паси вот эту вот квартиру — он ткнул пальцем в железную дверь, — Этот шустрик, что тебя подстрелил, спустился в нее через пролом в полу. Он там теперь, в ловушке! Если не успеет выбраться в окно… О! Точно!
Он хватает рацию, и нажимает сигнал вызова.
— Коробочка! Коробочка?? Сашок! Слышишь меня? Прием. Хорошо. Давай обойди дом на ту сторону, на проспект. Там может из окна седьмого этажа попытаться спуститься один шустрик — встреть его из пулемета! Тут, мимо нас он уже не проскользнет. В темпе!
Во дворе громко фыркает, заводясь, двигатель БМП.
— Вот так… Тищенко — значит, пасешь эту дверь! При попытке открыть — лупи из автомата прямо насквозь, должно взять!
Как для подтверждения своих слов Старший вскидывает автомат и дает короткую очередь в железную дверь, обшитую коричневым дерматином. В двери появляется несколько дырочек с торчащим из них утеплителем.
— Отлезь вот сюда, чтобы не напротив. Тут не достанет. Лупи короткими, главное — не дай ему высунуться. Выкинет гранату — укройся вот… за ним… — Старший, проинструктировав бойца, перекантовывает вниз здоровенный холодильник «Атлант», обрушенный с восьмого этажа, и вновь, в охотничьем азарте, бежит наверх.
Яков Михайлович все так же стоит в коридоре, неумело сжимая в руках подобранный автомат убитого.
«Аааа, как знал, с него толку как с козла молока… Ладно, пусть понюхает порох и кровь, поменьше будет за долю торговаться, морда…» — думает Старший и орет ему:
— Ну что ты встал? Вот что ты встал?? Давай, вперед, на зачистку, нах! Кто там чего у тебя кричал? Вот и иди разберись!!
— Эээээ, может быть, мы вместе… Константин Валерьевич?… — жалко блеет штатская рожа. Уууу, так бы и дал прикладом, столько ребят уже положили из-за его «классной наводки», сволочь…
— Сам, нах!.. — и в квартиру, к ребятам.
— Ну как там?
— Молчит.
На секунды задумался, походил. Лезть в пролом или ломиться в дверь?… Быстрее надо, быстрее! Не нравятся мне эти ходы и эта явная «продуманность обороны»… За дверью, за железной дверью, опять-таки может ждать какой-нибудь взрывчатый или стреляющий сюрприз; так что ну его, лучше через дыру в потолке, расчистить там все гранатами — безопасно… Про себя Старший уже решил — если еще хотя бы один трехсотый — то уходить. Черт с ним, с реноме, с престижем; что ребята полегли, а ничего оттуда не взяли, — шкура дороже. Чутьем бывалого волка он чуял, что непруха сегодня, совсем непруха! А сначала казалось — так удачно вошли в дом… И вот — трое отличных бойцов, совсем не пацаны неопытные — убиты, и еще один с навылет простреленным бедром, и сколько он еще будет небоеспособен… И ни одного трупа «с той стороны», вот что бесит! Да-а-а, втравил этот унылый идиот!
Кстати, кто там, он говорит, наверху кричит? Чем черт не шутит — может, это шанс. Тут, вроде бы, этого шустрика обложили плотно… Но все равно — надо торопиться, не просто тут все, ой, не просто! Может, его там и нет уже?!.
Как ответ на его мысли снизу, из пролома простучала автоматная очередь; пули наискосок прошлись по стене, выбивая длинные, как след удара огромной когтистой лапы, борозды в штукатурке; с визгом отрикошетили от потолка, заставив шарахнуться в стороны штурмовиков. И тут же все они кинулись к пролому, наперегонки застучали все три автомата, посылая свинец вниз, так же, в расчете зацепить хотя бы рикошетом. Следом вниз полетели две гранаты — внизу грохнуло, поднялась пыль. Самое время, не давая опомниться, спрыгнуть вниз, добить гада! Здесь он, точно здесь, никуда не делся!
Но на прыжок вниз не хватило решимости. Будь лет десять назад, или молодым отчаянным лейтенантом — он бы ринулся вниз не задумываясь, просто из азарта и желания играть со смертельным риском; но теперь… нет. Конечно нет, для этого вот они есть…
— Вяхирев! Давай за ним! Добей гада!
Лицо бойца выразило понимание, и в то же время — отсутствие хоть какого-то желания лезть в дымящую дыру. Но Старший недаром был профи, в его отряде приказы не обсуждались, потому что он действовал с подчиненными по американскому армейскому принципу: «Солдат должен бояться сержанта (командира) больше смерти, тогда в бою он не задумываясь выполнит любой приказ». Не очень торопясь, но и не мешкая, боец начал снимать с себя разгрузку с магазинами.
— Че ты возишься??
— Эта… Не хочу как Винни Пух в норе застрять…
Старший метнул взгляд ему в лицо — не издевается ли, — вроде бы нет. Но и не особо торопится.
Старший почувствовал, что его авторитет тает с каждой секундой; и неудивительно — три трупа и один раненый не способствовали укреплению оного. Вот и второй боец, с густо измазанной кровью физиономией, с торчащими из ушей кусками марли, постоянно непроизвольно трясущий головой — последствие оглушения при взрыве, явно ведь встанет на сторону товарища; а ведь, черт побери, если бы он, Старший, не среагировал за секунду до взрыва — все бы там, на площадке и остались бы! Но поди им сейчас объясни! Вот падла, Вяхирев — не торопится!.. Но не самому же туда лезть! Он четко почувствовал, что давить сейчас — значит наткнуться на открытое противодействие, что с вооруженными отчаянными людьми может привести к непредсказуемым, но потенциально очень тяжелым последствиям; спустить же все на тормозах — значит дать понять, что дал слабину; а это аукнется, да, это неминуемо рано или поздно аукнется!
Его выручил стон, отчетливо раздавшийся снизу, из дыры, из которой сейчас, кроме вони от сгоревшей начинки гранат тянуло и дымом начинающегося пожара. Вяхирев тоже услышал, шлепнулся на колени рядом с дырой, наклонился, не выпуская из рук автомат… Да, отчетливый стон.
— Эта… Кажись, все же мы его достали! — уже с повеселевшим лицом доложил он Старшему, — Ща я ево окончательно прижучу! — и стал вынимать из снятой разгрузки оставшиеся гранаты.
— Так. Заканчивайте с этим здесь — и наверх. Я там буду. Зачищу пока. Один! — он подчеркнул это. Вроде бы и приказал; вроде бы и их решение… Возражений не последовало, ну, открытого противостояния удалось избежать. И то хлеб. Быстро он вышел из квартиры. Унылый субъект, Яков Михайлович, все еще мялся на лестничной площадке, делая вид, что «охраняет»… Кого, от кого? О, эта штатская шушера, чиновное рыло, он и автомат-то держит как член, чуть не двумя пальчиками, тьфу!
Выйдя из квартиры, Старший от души выматерился, обращаясь к Якову Михайловичу, но вымещая все свое неудовольствие от паршиво складывающейся ситуации. А, ладно! Сейчас тут этого доберут; потом доработаем по оставшимся, — а судя по всему, это единственный боеспособный и был, — и посмотрим, пороемся, стоила ли овчинка выделки. А дисциплинку потом подтянем, да! Хотя объяснить троих двухсотых — это нелегко будет… Впрочем — вот он, козел, — на него все и спишем! Он нас сюда завел, он подставил! И еще ведь четвертную долю от будущего хабара выторговал, а хотел вообще треть, жучила!
С такими мыслями Старший прислушался на площадке — и правда, парой этажей выше кто-то глухо стучал в стену и кричал; может, и вправду «Помогите!», — не разобрать. Ну че, щас тебе и поможем… Мы уж такие девять-один-один, — куда ломиться!
— Останешься здесь! — приказал он «унылому дольщику», — прикроешь ребят со спины, и вообще…
По опыту он знал, что чем тащить с собой такого лоха, который и автомат держать в руках не умеет — лучше одному, целее будешь. Дурак в заполохе может и в своего стрельнуть, нафиг такие случайности.
— Потом с ними — ко мне! — закончил он, и пружинисто, по-волчьи, стал подниматься, шаря стволом АК по лестнице, вжимаясь спиной в стены. В воздухе висела пыль, поднятая стрельбой и взрывами — он включил подствольный фонарь, давший яркий узкий пучок, — отличная вещь при разборках в темных и пыльных помещениях. Ну и… «Автомат с апгрейдом» — признак профи; опять же, авторитету способствует.
«Помогите! Выпустите меня! Спасите! Я тут пленник!!» — орал, конечно, Джамшуд. Затаившись с началом стрельбы, он выжидал; но вскоре стало ясно, что на этот раз за Башню взялись всерьез — из пушки и пулемета ее еще не обстреливали. Сжавшись под подоконником, он неумело молился непонятно какому богу, чтобы снаряд ненароком не залетел в его окно, пока БМП лупила по фасаду.
Да, близится, близится и час свободы, и час расплаты! Джамшуд почему-то был уверен, что хуже, чем сейчас ему уже нигде не будет…
Когда же частая стрельба и взрывы начались уже в подъезде, он окончательно уверился, что «Старому» со всей его командой приходит каюк, теперь основная задача была не попасть под раздачу вместе со всеми. Могут ведь и грохнуть — очень просто! — а он-то тут совершенно не при делах! Надо себя обозначить! — и потому он изо всех сил орал «Спасите — помогите!» и стучал в пол металлической кружкой. Стучать в саму входную дверь он не мог — не пускала цепь. «Ну ничего, ща вам все отольется!» — злорадно думал он, — «Скока месяцев, как собаку на цепи держат, кормят всякими объедками, вкалывать заставляют как шахтера в забое, за все время ни бабы, ни глотка спиртного… Почти! — пи…оры! Ну ничего, мне бы только выбраться, — я с вами посчитаюсь, особенно с этим, с Толиком!!» — и он с удвоенной силой принялся стучать и кричать.
Поднявшись на площадку десятого этажа, Старший определился, из-за какой двери раздаются крики и стук. Попробовал — заперто, но в замочной скважине торчал ключ… На всякий случай, предвидя возможность хитрости, засады, попинал соседние по лестничной площадке двери — одна заперта, другая открыта, и замок явно сломан, раскурочен снаружи. Проверил — ничего интересного, нежилая: вытащенная мебель, осколки посуды, взломанный и частично попиленный на аккуратные чурбачки деревянный пол. Может, и правда пленник. Внизу, в глубине, глухо протрещали автоматные очереди, затем грохнули два взрыва. Пауза в секунд десять, — и снова длинная автоматная очередь. И, кажется, крик. Да, точно, крик. Ага, ребята дочищают. Но по подранку так щедро можно было бы гранатами и не кидаться; впрочем, сейчас не до экономии.
Повернул ключ, рванул дверь, — и отскочил в сторону, ожидая чего угодно. Но ничего не произошло. Осторожно заглянул в прихожую — из комнаты раздавался звон цепей, и отчетливые крики «Помогите!»
Подождать ребят, или самому идти? Впрочем — сам же сказал, что «один зачищу», — нужно поддерживать образ сурового бесстрашного командира. Страхуясь, «нарезая сектора» по всей науке грамотной зачистки, вошел в квартиру, в комнату. Там, прикованный замком к трубе батареи отопления, на пяти — семи метровой блестящей цепи, обвитой вокруг пояса, стоял на коленях с поднятыми руками мерзкого вида тип: неопределенного возраста, с нечесаными волосами до плеч, собранными сзади в кокетливый хвостик, с нагло-трусливой мордочкой хорька, он непрерывно зачем-то кланялся. Старший огляделся, шаря по сторонам лучом подствольного фонаря, — этот тип явно тут и жил: двуспальная кровать с наваленной кучей разномастных одеял, засаленных и вонючих, как и обитатель этого жилища. Таз. Керосиновая лампа. Трехлитровая банка с водой на тумбочке, там же — начатый рулон туалетной бумаги… На полу возле — огромная кипа растрепанных глянцевых журналов с полуголыми красотками на обложках. В углу — накрытое сверху дверцей от тумбочки воняющее ведро с заправленным в него полиэтиленовым мусорным пакетом — параша. Видать и правда — раб, пленник. Удачно — от него сейчас все и узнаем…
— Ну, ты, мурло! Зовут как?
— Джамшуд! Ээээ… то есть Анафема, нет — Костик! Да, Костик, Костя… — неумытик угодливо улыбался. Увидев перед собой человека в армейской форме, он заключил, что Башню взяли штурмом армия или милиция-полиция; во всяком случае, теперь мучениям настал конец — сейчас его освободят, отвезут в этот… как его? В Центр Спасения, где, конечно же, помоют горячей водой, покормят и дадут курить… А там поглядим!
Но что- то с эвакуацией и с Центром Спасения, как и с горячей ванной с куревом, сразу незаладилось: военный был явно не в духе.
— Джамшуд, говоришь??
— Не! Костик…
— Да мне похер! Сколько бойцов в Башне?
— Ээээ, я не знаю… — растерялся Джамшуд-Анафема-Костик, соображая, что бы такого сказать, чтобы его поскорее освободили от цепи и отправили в другое, безопасное и теплое место, — Много! Может, пять, а может, десять! Девка еще…
— Че ты врешь, морда! — крепкая оплеуха, призванная освежить память пленнику, вместо этого как кодовое действо, включила «программу повиновения и недумания», крепко за эти месяцы вбитую ему в голову надсмотрщиками, особенно же, хотя и мимоходом, Толиком… Он тут же перестал что-либо соображать, только кланялся, закрывался руками и что-то блеял, продолжая вожделеть освобождение от цепи, свободу, вкусную хавку, курево… О спиртном и бабах он и мечтать боялся!
Экспресс- допрос, сопровождаемый пинками и затрещинами, ничего не дал; этот лохматый и вонючий чурка то ли ничего не знал, то ли придуривался; и Старший уже хотел оставить его в покое и идти дальше «с поквартирным обходом», когда внизу вдруг вновь треснули автоматные очереди. Он подскочил как ужаленный — он-то считал, что внизу все закончено! Раздавшаяся вслед за этим короткая, на два патрона, очередь, не оставляла сомнений — кого-то «законтролили», только вот кого?… Что-то происходящее все больше ему не нравилось; происходящее резко выбивалось из отработанного уже сценария захвата ништяков у богатеньких хомяков Мувска.
Он устремился вниз, попутно, следуя спецназовскому правилу «не оставлять в тылу живых врагов, как бы безобидно они не выглядели», свернув шею Джамшуду. Коротко, между делом: правой рукой на подбородок, левой — на затылок, рывок вверх для расслабления шейных мышц — и резкое скручивающее движение против часовой стрелки; — и тело Джамшуда, дрыгая ногами, упало на пол. Старший вовсе не был запредельно жестоким человеком, просто он выполнял устоявшиеся правила, а стрелять означало обозначить себя. Подхватив стоящий у стены свой автомат, он мягким, скользящим шагом, выставив вперед ствол, двинулся вниз…
Крыс сейчас реализовывал один из сценариев борьбы с ворвавшимися в Башню захватчиками, которые они раньше полувшутку-полувсерьез обсуждали с Олегом. После того, как через дверь застрелил одного из нападавших, он бросился в комнату, перепрыгнул через стоявший в углу диван, и, повесив автомат на шею, протиснулся в дыру в полу, спустился вниз по веревке. Ему, мальчишке по габаритам, это было несложно, а вот для Толика лазить по таким узким дырам было, как он выражался, «шкуродер». Квартира, в которой он оказался, была заперта, он это знал; и она так же была «проходная» — выломан кусок стены с водопроводной арматурой в ванной, и в соседнюю, тоже запертую квартиру можно было попасть вполне легко, всего лишь нагнувшись. Из следующей квартиры замаскированный ковром на стене лаз шел уже в квартиру, принадлежавшую к первому подъезду, — а там уже можно было перемещаться хоть вверх, хоть вниз… Батя так и говорил:
— «Серый, наша Башня — подобие густых джунглей, или муравейника, где только мы знаем все пути-дорожки. А не в чистом поле, в лесу-джунглях роль играет не мощь оружия, и даже не численность нападающих, а тактика ведения боя и знание местности. Какая разница, сколько человек можно срезать очередью — одного или пятерых, если ты стреляешь из засады? Вот в этом все и дело!»
И они, «в легкой, игровой форме», как пошутил батя, заранее придумывали «ходы» в этой шахматной партии, — для «знающих территорию» это была такая же интересная игра, как, скажем, «шахматы без шахматной доски», — лишь иногда они использовали бумагу, чтобы набросать схему перемещений, «играя» то за «контру», то за «терров», как в Контр-Страйке, по очереди:
— Я, значит, отступаю сюда, там сквозь кухню перехожу в соседнюю, оттуда через потолок поднимаюсь этажом выше… И сверху захожу в тыл. С пикирования!
— А я оставил человека на лестнице, вошел в ту квартиру, где ты скрылся, и пошел за тобой!
— Куда, наверх? Да ничего подобного! — там лаз в потолке замаскирован в шкафе-купе, через который я ушел, а на виду пролом в соседнюю квартиру, ты туда по логике сунешься!
— Нуууу… Допустим. И что? Потеряю время, только.
— А не только! Там, у лаза, ставим стиралку, мину «на сдвиг», полезут — как минимум «минус один», так?
— Нуууу… Если у каждого лаза мину ставить, то где мы столько мин наберем, да и самому ненароком можно забыть и подорваться.
— Ниче. Мины делаем пороховые, а пороха мы наделать сами можем сколько угодно. Активировать, в смысле — взводить мины можно уже непосредственно в процессе движения, а забыть… Ну, брат, если сам будешь делать — где ж ты это забудешь!
— Ладно. Ну… Пусть минус один. Но ты тоже «сверху зайти» по лестнице так уж спокойно не сможешь — это не засада, это просто выход на перестрелку.
— А я дуэль не буду устраивать! Тихо выхожу на дистанцию — и гранату! С уменьшенным замедлителем! Ожидать не могут! Что — еще минус один?
— Ааа… Не факт… Ну пусть. Ладно, дальше? Они услышали, ломанулись за тобой, — ты?
— Ухожу на двенадцатый. Двести восемнадцатая — помнишь? Заперся — чтобы задержать, и в пролом, уже вниз! В двести пятнадцатую.
— Нееее!.. Тут выходить надо не по вертикали. А по горизонтали, потому что…
— и так далее. Это был такой мысленный «Контр-Страйк», с массой вариантов, в процессе обсуждения которых постепенно вырабатывалась приемлемая техника «войны в каменном муравейнике».
Спустившись в квартиру, он отбежал в туалет и приготовился, бросив гранату, нырнуть в пролом, уходя в соседнюю квартиру, и дальше, может быть, в соседний подъезд, если бы преследователи сразу нашли дыру в полу и были бы настолько отмороженные, что сразу бы в нее и ринулись… Но преследования не получилось — в квартире наверху гремели взрывы и автоматные очереди, но вниз никто не стрелял… Долго их ждать?
Ага, нашли наконец, — в дыру ударила очередь. Ну, гранату, а как же! — Крыс отпрянул из комнаты и укрылся в ванной, без ущерба переждав за двумя стенами взрывы. Приготовил гранату, не высовываясь, катнуть желающим спуститься под ноги. А, — да, могут и через дверь ломануться — ничего, тогда опять-таки гранату — и ухожу «к соседям»… — все эти варианты всплывали в голове автоматически, как варианты действий в мозгу железного Терминатора в старом фильме с этим… который бывший губернатор Калифорнии, ага. Но те, наверху, что-то затормозили. Сверху слышались какие-то разборки, — эдак они, чего доброго, что-нибудь нестандартное изобретут, нами непредусмотренное, — не-е-ет! Преследуйте, твари! Вот он я!
Он обратно сунул гранату в подсумок, поднял автомат («Закончил стрельбу, выпала передышка — сразу перезарядись!» — прозвучал в ушах голос Толика), выдвинулся в комнату, осторожно, готовый в любую секунду давануть спуск автомата и метнуться назад, если вновь сверху кинут гранату. Че тянут… Я вам!.. Подсунулся поближе к дыре, и, выставив вперед автомат, выпустил вверх очередь, с целью и «взбодрить гадов», и, может быть, кого-то достать рикошетом. Тут же бросился назад, в ванную, — в дыру сверху ударили аж три автомата, следом полетели гранаты; Крыс выкатился в пролом в соседнюю квартиру и прижался к стене, пока там долбили разрывы. Вновь приготовил гранату. Ну?!..
Опять тянут. Ну лезьте уж, добивайте, черт вас побери!! — он, рискуя, лежа просунулся в комнату, и, прижав ко рту ладонь, и, как учил батя, направляя звук вдоль стены, в сторону кухни, громко застонал… Если бросят гранату — то, скорее, туда. Ну же! — фиксируя дыру в потолке, он, непереставая, стонал, стараясь, чтобы звук шел в сторону, — он сам раньше не верил бате, что этот старый «разведчицкий» трюк, описанный еще в «Моменте истины», настолько действенен, пока они не провели как-то «натурный эксперимент».
Наконец, после каких-то идиотских промедлений, наверху, кажется, решились: в дыру на вытянутых руках просунули автомат и дали длинную очередь в сторону кухни, — ага! Сработало! Следом полетела граната, вторая — в другую сторону, чуть не в руки Крысу, — хорошо, что он ждал этого, и, отпрянув, закатился в ванную. Опять оглушающее ударили взрывы, хотя теперь по ушам били легче — первые гранаты высадили все стекла, и теперь взрывная волна имела некоторый выход на улицу. Теперь, сто процентов, они должны ломануться — и, скорее всего, и через пролом, и через дверь? Нет, только пролом, дыра в потолке — когда он заглянул в комнату, он увидел, как в дыру просунулись ноги в камуфляжных штанах, обутые в берцы; дальше сидящий на краю с трудом стал проталкивать в дыру задницу.
Не успел, — Крыс подскочил и разрядил автомат длинной очередью в бедра, в таз, в показавшийся в проломе живот…
Сверху, надежно, как им казалось, подавив автоматным огнем и гранатами и без того раненого врага, в дыру споро полез Вяхирев. Второй боец помогал, поддерживая его подмышки. Пролом был узкий, но протиснуться можно было. Но когда Вяхирев как пробка заткнул дыру, снизу глухо ударила очередь, и тот, выкатив глаза, уже ничего не видя, до боли вцепившись в руки товарища, откинул голову и дико закричал. Поняв, что они в очередной раз попались, тот за плечи попытался выдернуть его назад, но Вяхирев был и слишком тяжел, и сразу обмякнув, застрял… Судьба жестоко подшутила над ним: непроизвольно сбылось его же пророчество — «застрял как Винни Пух в норе у Кролика»… Проклиная все на свете, а больше всего Старшего, приведшего их в эту Чертову Башню, штурмовик тянул и тянул, стараясь вытащить норовившее провалиться вниз тело товарища…
Стоявший на лестничной клетке Яков Михайлович испугался до икоты, до испарины по всему телу, когда в квартире, вход в которую ему приказали охранять, вслед за взрывами внизу и глухой автоматной очередью снизу же вдруг дико, предсмертно закричал человек. Господи, зачем он только влез в эту авантюру! «Богатая Башня, и людей там всего ничего», — да разве стоят все запасы Госрезерва и сокровища Форта Нокс этого ужаса — когда в нескольких метрах за стеной дико кричит, умирая человек; а рядом, на площадке, раскинув руки, в луже крови на грязном-прегрязном полу, лежит, уставя мертвые глаза в потолок, еще один… Да не в покойниках дело, он повидал их достаточно; и не в криках — ему приходилось принимать участие в допросах с пристрастием, — а в том, что как-то близко замаячила перспектива стать следующим… И зачем он вылез из БМП? Не его это — беготня и стрельба! Сидел бы сейчас рядом с мехводом под защитой надежной брони… Если бы не жуткий страх перед Старшим, скорым на расправу, он бы сейчас бросил автомат и побежал бы из Башни к БМП. Если бы не Старший, да не восемь еще этажей Башни вниз, которые можно бы и не успеть пробежать… Сейчас ведь и защищать-то ее некому, основные уехали, как клятвенно доложил надежный агент, — так кто, как?… Стены тут стреляют, что ли?? Чертова, чертова Башня, недаром про нее рассказывали всякие ужасы, вплоть до голов на кольях по периметру, а он, дурак, не верил…
Разрядив автомат в сучащее ногами тело, нелепо торчащее в потолке, Крыс бросил бесполезный теперь автомат и через дыру в стене ванной комнаты устремился в соседнюю квартиру. Пробежав ее насквозь, оказался в кухне; распахнул дверцы встроенного шкафчика — там вместо полок со всякой кухонной утварью, зияла дыра в соседнюю квартиру. Мигом оказавшись в ней, он затворил за собой дверцы, аккуратно навесив на вкрученные изнутри шурупы петлю из проволоки, ведущую к замыкателю на коробке с взрывчатым «сюрпризом». Проверил положение замыкателя, щелкнул тумблером включения; вернее — большим, квартирным выключателем, в самоделке успешно заменяющим тумблер. «Для желающих гнаться следом — велкам!»
Теперь он крадучись прошел к запертой входной двери и приник к глазку. Как и ожидал — на лестнице был чужой. Через хороший, панорамный глазок было видно: спиной к двери и чуть наискосок сидел штурмовик, держа под прицелом дверь напротив. Подняв глаза к потолку, Крыс посчитал: «На площадке их было человека четыре… Может, пять. Одного я точно свалил, надежно. Еще одного, наверняка — через дверь. Этого, „в потолке“ — еще один… Итого — должно остаться как минимум трое, возможно — больше. Один — здесь. Еще пара человек — наверху… Или больше? Могли подтянуться, да. Черт! Как бы не запрятался какой по закоулкам, ищи его потом… Надо одного взять живым и допросить!» — решил он. И этот, за дверью… Он на сто процентов был уверен, что Толян «убрал» бы его без стрельбы — в глазок видно было, что тот пасет только дверь впереди; открыть дверь — и вот он, голубчик… Прирезал бы как свинюшку, или прибил бы рукояткой, — но… тут же в голове прозвучало «Не выпендривайся. Не форси. Делай все САМЫМ ПРОСТЫМ и самым надежным способом! Война — не время для экспериментов…»
А руки тем временем делали дело: достал из кармана подаренную батей еще года два назад бандану («Хорошая вещь, Серый, на все случаи! Прикинь: головной убор, платок, фильтр, противопыльная повязка, жгут, на крайний случай — тампон для раны, или…» — это когда они играли с ним в игру «Придумай сто вариантов использования обычной вещи». А он еще кривился — дарит, типа, всякую ерунду… Тогда воспринимал слова бати как издевательство — че у нас, война? Или походники мы опасные?… — а вот поди ж ты, пригодилась!), сложил ее в несколько раз, так что получился плотный плоский жгут; наложил его на ствол пистолета, и примотал лейкопластырем из НАЗа. Вспомнил — спустил осторожно большим пальцем и вновь взвел курок — ТТ имеет подвижный ствол, и если его сдвинуть назад даже немного и случайно, — пистолет становится на предохранительный взвод, и для выстрела нужно вновь взвести курок… Похвалил себя за память и предусмотрительность… Одновременно, где-то в глубине сознания тот, маленький мальчик, каким он был раньше, с почтительным удивлением произнес: «Ну ты даешь…» Цыкнул на него — не время. Восторгаться и восхищаться, а также делать «разбор полетов» будем потом — если будет кому, если вновь увидимся, мой дорогой……Сергей. Сережа.
Не хотелось шуметь и обращать на себя внимание тех, этажом, площадкой выше. Крыс выжидал. И вот — удобный момент: наверху заговорили двое на повышенных тонах, один кричал, что-то требуя, второй оправдывался невнятно, но упорно. Потом тот, сверху, крикнул:
— Как там, Тищенко?
Ответил этот, что сидел на ступеньках спиной к Крысу:
— Тихо все. Держу дверь.
— А?… Громче говори, с ушами у меня…
— Ти-хо, грю!!
— Ага. Вяхирева грохнули…
— Да ты че??
— И старшой вверх ушел, а это чмо штатское нипочем не хочет помочь! Вот. Чо делать?
Помолчал и вдруг:
— Аааа, на…! Я ему ща!..
Через секунду сверху, из квартиры, послышались длинные истеричные автоматные очереди — тот, глухой, опять палил в пролом в полу, бессильно вымещая злобу; а этот, что сидел спиной к двери, теперь вообще раздвоил внимание — пас дверь напротив — и слушал, что происходит площадкой выше; и совершенно не заметил и не услышал за стрельбой вверху, как за спиной у него почти бесшумно открылась дверь, и тонкая мальчишеская рука быстро поднесла черный пистолет с намотанной на ствол тряпкой ему к голове… Глухо стукнул выстрел, из головы плеснуло красным; пуля, пройдя навылет, чиркнула по стене напротив. Тело повалилось на ступеньки.
Из двери показался Крыс, сдирая с ТТ бывшую бандану, успешно выполнившую роль одноразового глушителя. Там, наверху, кажется, если и услышали, то ничего не поняли — уж очень звук нехарактерный, на выстрел совсем не похожий.
Стоявший на лестничной площадке 8-го этажа Яков Михайлович только что «отстоял» свое право «не лезть в кровавую кашу», — а именно: не идти «подстраховывать» никого в этой проклятой квартире. Ему хватило того, чего он там увидел, когда заглянул туда: тело Вяхирева, которого напарник все же вытащил из дыры в полу — ниже пояса все изорванное пулями, и сплошь, как мясо, облепленное пропитавшимся кровью камуфляжем. Он уже не дышал; на грязном, засыпанном пылью, щепками и бетонной крошкой полу вокруг него расползалась лужа крови. Яков Михайлович тут же рванул на лестницу, отдышаться, и уже тут вступил в ожесточенную перепалку со штурмовиком, который требовал помочь ему: «Мы зажмем его с двух сторон — со входа и через дыру в потолке!» Постарался объяснить ему, что тот может «зажимать» кого угодно и где угодно, но сам он в этом участвовать не будет — просто не умеет! Да, отвяжитесь! Он и автомат держит третий раз в жизни, и не подписывался на боевые действия — и зачем его понесло из теплой надежной БМП в этот дом, — точно ведь сыграла свою роль тупая жадность; думал всех сейчас заглушат уже, и успеть к первому периоду мародерки, самому сладкому, когда дербанится то, что легко рассовать по карманам — в первую очередь золото. И вот тебе…
Диалога со штурмовиком не получилось — после того, как его глушануло фугасом на лестничной площадке, он плохо слышал; и все свелось только к взаимным воплям «Пойдешь!» и «Не пойду!!» Тот сдуру схватился за автомат — но во-время одумался, — воевать-не воевать, но уж нажать на спуск в упор, на лестничной площадке сумел бы и такой лох, да и толку с него по-любому… Рванулся в квартиру сам — швырнул в дыру последнюю гранату, — и тут же, перепрыгивая и перешагивая через наваленные на лестнице холодильники и тумбочки, оскальзываясь и оступаясь, матерясь, устремился вниз, на седьмой этаж, чтобы высадить замок, и ворваться в квартиру «по горизонтали», забросав ее гранатами из запаса стерегущего дверь Тищенко.
Увы. Тищенко уже лежал на лестничной площадке навзничь, раскинув руки, и сразу в глаза бросился его правый окровавленный висок; вернее то, что виска, по сути, не было — была дыра, выходное отверстие; и все с ним было ясно. А над телом стоял парень, пацан лет семнадцати, и держал в руках автомат Тищенко…
Схватиться за автомат, висящий на шее, чтобы освободить руки при перелазании через завал на лестнице, он уже не успевал. В последней, отчаянной надежде спастись он пригнулся, прячась за здоровенный холодильник, одновременно хватаясь за автомат; но холодильник — не гранитная глыба, он плохая защита от пуль 5.45, да еще выпущенных с расстояния всего в несколько метров. Очередь прошила и холодильник, и тело штурмовика, отбросив его на стену.
Яков Михайлович увидел, как пробежавший мимо него, и карабкающийся по завалу из холодильников и тумбочек штурмовик вдруг шарахнулся в сторону, за холодильник, хватаясь за автомат — и тут же снизу, с площадки простучала очередь; дернулся холодильник, покрываясь пулевыми отметинами, и штурмовика швырнуло в стену. Он еще сползал по ней, как на межэтажной площадке появился человек с готовым к стрельбе автоматом; короткая очередь, — и штурмовик свалился, оставив на стене отметины от пуль и брызги крови с мозгом. В совершенном ужасе Яков Михайлович направил автомат на парня, но и не решился, и не успел нажать на спуск — парень, сместившись вправо-вверх, тут же снова дал короткую очередь — и пули выбили крошки штукатурки и бетона возле его головы. Он рухнул на пол, отбросив автомат; сознание от ужаса почти покинуло его, — теперь, он был уверен, его ждет то же, что и штурмовика — короткая очередь в голову. Надо бы было бежать, попытаться укрыться в квартире; но конечности стали словно ватными, и он не смог заставить себя сделать больше ни одного движения. Он ожидал пуль в голову, но вместо этого по голове ему «прилетел» приклад, начисто лишивший сознания.
Крыс сел на пол рядом с лежащим ничком человеком, которому он только что от души врезал в голову прикладом. Вот и пленный. Судя по тому, что вел себя он как олень — не штурмовик, не десантник. Начальство? Из-под расстегнутого бушлата стала видна рукоятка пистолета — ТТ, черно-синий, как у меня; и год тот же, с одного склада, что ли, натырили? а это что? Пара запасных обойм. Это хорошо. Наверное, и правда начальство — и морда его чем-то знакома… А, разберемся. Толкнул его стволом — реально отъехал, ишь, аж слюни потекли, не слишком ли я его… Неприятно, неудобно было одновременно разбираться с лежащим и пасти квартиру сбоку, и лестницу, ведущую вверх — там еще могли быть враги. Взяв автомат наизготовку, вошел в квартиру — все, как учили. На выстрелы из квартиры никто не показался, большая вероятность, что никого там и нет — но правила существуют, чтобы их выполнять, иначе это и не правила никакие. Да, они могли и разделиться — уйти вверх. Но на верхних этажах — Володя, Миша; даже раненые, они просто так не сдадутся, будет стрельба. Да и женщины… Нынешние «заположняки» ведь всем известны — взяв запасы, в живых бывших владельцев не оставляют.
В разоренной квартире, уже полной дыма, который натягивало из горевшей внизу через пролом в полу, живых не было. Только труп штурмовика в луже крови и россыпи гильз. Но, как подтверждение опасений Крыса, сверху, с верхних этажей, раздались автоматные очереди. Рядом. Он рванулся к выходу. Вовремя. Или, наоборот, не вовремя? На площадке показалась фигура в камуфляже, в тяжелой каске-«Маске» на голове с опущенным забралом. Автоматная очередь едва не зацепила Крыса, он отпрянул за угол. Еще очередь, еще. Выставив автомат из-за стены, не высовываясь, Крыс наугад тоже дал очередь — и тут же по автомату как будто ударили ломом, — он вырвался из рук, — одна из пуль очереди Старшего попала в ствольную коробку. Крыс откатился за угол, выхватывая ТТ и готовясь вновь прыгнуть в пролом, в дым и пожар, уходя от гранаты, если бы ее бросили — но на лестнице, выше площадкой, вновь ударили выстрелы — гулкий, из дробовика; и автоматная очередь. Человек в камуфляже ответил им короткими, и внезапно устремился вниз по лестнице… Крыс услышал, как загремели совсем рядом наваленные на лестнице холодильники и тумбочки, когда по ним, оскальзываясь, оступаясь, устремился вниз, удирая, Старший.
Старший. Прикончив пленника, он двинулся вниз, осторожно, осторожно… В то же время его тут же напрягло, что сверху за ним по лестнице тоже, как казалось, кто-то был. Кто-то крался сверху, явно неумело, стукнув железом о перила, но тоже очень осторожно. Идти вниз или разобраться с этими, сверху? Чтобы зарубиться с этими, сверху — и быть зажатым в клещи, тут, на этаже? Вообще без гранат и с далеко неполным боекомплектом к АК?
«Я тут что, один, что ли??» Стараясь опередить осторожно крадущихся сверху врагов, он сам быстро заскользил на площадку восьмого этажа, чтобы, объединившись со своими бойцами, вместе додавить оставшихся — но открывшаяся картина повергла его в ступор. На площадке восьмого этажа лежал, раскинув руки, мертвый или без сознания Яков Михайлович, унылый урод, втравивший их в эту авантюру. Рядом — безжизненное тело бойца. Чуть ниже, на лестнице, заваленной крупногабаритным хламом, — тело еще одного бойца; брызги крови и мозга на стене. И ни одного трупа врагов! Это что же???
В голове дурацким рефреном прозвучало
«— Я вижу, как мухи потирают свои передние лапки…
— Как будто у них есть план…
— Как будто моя песенка спета!..»
Тряхнул головой, отгоняя идиотские мысли.
Он шагнул на площадку, одновременно контролируя как легкие, шуршащие шаги не менее чем двух человек сверху, так и вход в квартиру. Вот они появились на верхней площадке — Старший резанул по ним очередью, но они успели отпрянуть. И, когда там, в квартире, сквозь раздербаненную в куски дверь и дым увидел мелькнувшую фигуру — фигуру в черном, не в родном армейском камуфляже, — его как снесло с тормозов: «Уходить, уходить немедленно! Уходить, пусть одному, и к черту их всех! Здесь, в этом лабиринте, он потерял уже всю группу, или почти всю? Может, они уже сбежали?? Вяхирев, Тищенко? Они или мертвы, или сбежали, иначе этот, в черном, не расхаживал бы так в квартире!»
Подавляя короткими злыми очередями попытки его высунуться, и жалея, что кончились гранаты, он был уже на этажной площадке, когда те, у него за спиной, вновь объявили себя: сразу двое, как мельком показалось Старшему — бабы! — появились на площадке между девятым и десятым этажами, рассматривать их было некогда: оттуда грохнул как из пушки помповый дробовик и рассыпалась очередь автомата. Ответив им, послав еще одну очередь в квартиру, Старший предельно ясно понял — или он сейчас удирает, или, зажатый с двух сторон, вынужденный на 180 градусов вертеть ствол автомата чтобы отвечать в обе стороны, он вскоре будет валяться здесь же, на залитой кровью площадке, рядом со своими людьми. Ужасом давило и от закрытых дверей за спиной — казалось, в любую минуту они могут в упор разразиться свинцом… Чертов, чертов дом! Немедленно из него, под защиту надежной брони! Огрызаясь короткими очередями, он быстро, но осторожно начал спускаться по лестнице, стараясь контролировать верх и низ. Лежащие у стены на лестнице окровавленное тело бойца и на площадке седьмого этажа тело Тищенко с простреленной головой было последней каплей — немедленно, немедленно уносить отсюда ноги!!..
Но — очень, очень осторожно! Очень! Здесь любая дверь может выстрелить!..
Крыс. Голос в голове сказал ему:
— Что ты собираешься делать?…
Он ответил, ровно и жестко:
— Я собираюсь убить их всех. И этого — тоже! Догнать и убить!
— Ты не сможешь… Это опасно… Он профессионал… Он убъет тебя!
— Я смогу. Я убью их всех. И ты мне поможешь! А сейчас — заткнись!
Сунув трофейный ТТ-шник в набедренный карман, он теперь «мчался» через этажи, не выходя на лестничные клетки: лаз — пролом в полу — пробежка через квартиру, тумбочка в сторону — лаз, опять пролом в полу, — ковер на стене долой — лаз… Вот он, первый подъезд! — теперь по лестнице вниз, в два прыжка преодолевая лестничный пролет, благо руки свободны, — еще пролет, еще этаж, еще… Теперь сюда — выключатель питания на мину… рывком сдвинул в сторону заминированный сервант, — и через пролом, через откинутый ковер на стене — в квартиру третьего этажа второго подъезда. Крадучись, мягким кошачьим шагом — к двери, успокаивая дыхание; оба ТТ уже в руках, курки — на боевой взвод. Приник к глазку. Вот он!
Замок предательски щелкнул; уже пробежавший было мимо Старший рывком обернулся, вскидывая автомат — но Крыс уже был на площадке, смещаясь вправо, на лестницу, ведущую вверх, одновременно поднимая пистолеты на уровень глаз и вдавливая спусковые крючки. Два с половиной, максимум — три метра, это ведь почти в упор. Короткая очередь резанула в дверь — сбоку — над головой, — и две пули из ТТ, практически одновременно. Мимо. Уходя вниз от поворачивающегося к нему дула автомата Крыс, жутко оскалившись, сцепив, как учил Толик в стрельбе «по-македонски», кисти рук с ТТ-шниками большими пальцами, чтобы оба ствола были четко параллельны, непрерывно стрелял двойками из обоих пистолетов, одновременно смещаясь в сторону и внося коррективы после каждой серии. Резанула еще одна очередь из автомата Старшего — он тоже уклонялся от пуль Крыса и стрелял второпях, неточно, — выше, над головой. Он опустил ствол и указательный палец уже давил на спуск, чтобы очередью во весь остаток магазина перерезать, перечеркнуть наконец этого верткого шустрого гада, когда две пули ТТ почти одновременно ударили его в забрало шлема. Не пробили, оставив два отчетливых белых пятна в карбоновом стекле, но голова его резко дернулась назад, очередь резанула в потолок. Ноги Старшего подкосились, и он рухнул на пол. Крыс, целясь ему в грудь, вновь выстрелил из обоих пистолетов, дважды — и оба ТТ встали на затворные задержки, бесстыдно оголив блестящие стволы. Но Старший был убит до этого — пули, попавшие в шлем, не пробили защитное стекло, но чудовищным ударом сломали ему шейные позвонки.
Судьба вновь посмеялась в этот день — он только что сломал шею Джамшуту, и вот — лежал сам со сломанными шейными позвонками.
Крыс нажал на кнопки освобождения магазинов — и они выпали из рукояток. Перебросил пистолет из правой руки в левую, зажав в ней оба ТТ, правой зашарил в кармане, доставая полные магазины, не сводя взгляда с с площадки выше этажом, — там появились два силуэта, против света. Он уже готов был юркнуть спиной вперед обратно в приоткрытую дверь, когда узнал их — Люда и Оля. Бледные, дрожащие, они сжимали в руках оружие: Оля автомат Миши, Люда — помповый дробовик Володи.
Они только что прошли мимо трупов, заваливших площадку и лестницу восьмого этажа, и были явно «не в себе».
— Вы-то что приперлись? — немного задыхаясь еще, но уже вполне недоуменно спросил Крыс, быстро перезаряжая пистолеты. Щелкнули затворные задержки, затворы загнали в стволы по патрону.
— Сере-е-е-ежа-а!!! Живо-о-ой!! — они ломанулись к нему по лестнице, забыв про оружие.
Он неловко попятился от них спиной назад в квартиру, но не успел — они повисли у него на шее, рыдая, заливаясь слезами, всхлипывая, сморкаясь…
— Эт-та… Вы… Отстаньте, а!.. Ч-ч-черт! Оля, Люда! У вас же оружие в руках, вы че делаете?? — он ожесточенно, но по возможности мягко отдирался от их объятий, локтями отталкивая плачущих женщин — в обеих руках он держал взведенные пистолеты, не забывая следить и за их оружием — не хватало еще случайно словить самострел от чокнувшихся баб… — Нету там больше, выше… этих?
— Нету!.. Нету! — наперебой заговорили они, — Мы вот за этим шли, а сначала он к нам шел… Мы думали — все… Убъют… Стрелял в нас!.. А Володя — контужен. Без сознания. А Миша — ранен, весь в крови. Но живые оба! Сере-е-е-ежа-а-а!! Неужели — все?? Неужели — отбились??
Они буквально захлебывались слезами.
— Да ну вас!!.. Отстали, я чо сказал! — по возможности строго рявкнул Крыс, но голос его предательски дрогнул,
— Не все еще! БМПэшка во дворе. Там еще могут быть. Не все еще, поняли?!
Отрезвив таким образом женщин от нахлынувших эмоций, и, наконец, освободившись от объятий, скомандовал:
— Вот, стойте здесь. Не, давайте на площадку ниже. Держитесь напротив входной двери. Как кто появится — стреляйте; необязательно прицельно — чтоб отпугнуть. Я услышу. Гранату кинут — прячьтесь в квартиры, там сейчас все нараспашку.
— А ты?… Сережа… Ты совсем плохо выглядишь… У тебя жар?
— А я на этажи, посмотрю, что можно сделать с БМПэшкой. И это… Да, пленный же там! Ч-черт!
Перепрыгивая через ступеньки, он вновь побежал на восьмой этаж.
Он опасался, что пленный пришел в себя, и опять «будут проблемы», — но тот лежал все так же, закрыв глаза, с кровоточащей ссадиной от приклада на лбу. «Это хорошо-о-о, это хорошо…» — приговаривая так, он живо перевернул тело пленного лицом вниз и связал ему руки за спиной куском капроновой веревки, нашедшейся в набедренном кармане штанов — как и отец, Крыс становился запасливым… Так, теперь глянуть, где БМП. Чтобы выглянуть во двор, он поднялся на пол этажа. Во дворе машины не было! Где же она?…
Побежал вниз, в квартиру, чтобы посмотреть на проспект, — попутно оценил зрелище, открывающееся с верхней площадки перед квартирами: трупы, кровь, брызги, щербины на стенах, гильзы, пленный ничком… Зрелище!
Вбежал в квартиру, тут же закашлялся, — все было в дыму, квартира внизу уверенно себе горела, и не думая тухнуть. Пробрался к окну, осторожно выглянул — а, вот она. Стоит напротив, метрах в десяти от Башни, задрав стволы пушки и пулемета, все люки задраены.
О, блин… Чо же у нас нету гранатомета… Или, хотя бы приличной гранаты… Как там, батя как-то упоминал — во время Большой Войны связывали гранаты?… Как это? — он достал из карманов разгрузки два зеленых яйца РГД-5 и с недоумением посмотрел на них… Непонятно, как это вообще возможно связать, — может, их в сетку упаковывали? Или — в полиэтиленовый пакет?…
Пригибаясь и кашляя, выбрался на площадку. Да, впрочем, есть же этот — коктейль Молотова… Непонятно, что за название, но везде так и называется, и в истории с бомжами хорошо себя показал. Крыс уже хотел бежать вниз, на этаж, где стояли банки и канистры с горючим, когда обратил внимание на то, что от бесчувственного тела пленного исходит негромкое жужжание. Об-ба, так это похоже на зуммер! Он обыскал его карманы, ворочая как мерзлую коровью тушу, и нашел рацию — О, «Моторола», многодиапазонная, не как у нас уежище… А ну-ка…
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска и скачивания книг
Книжный Бот
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
ВКОНТАКТЕ