Крысиная башня

ВЕСЕЛО, ВЕСЕ-Е-ЕЛО ВСТРЕТИМ НОВЫЙ ГОД!

Трещал так по домашнему огонь в печке. Подкладывавший в нее дрова — попиленные на аккуратные чурбачки толстенные половые плахи, содранные с бетонных перекрытий из «разбомбленных» квартир, Володя бухтел, что «надо бы щели глиной промазать, трескается наша конструкция…»

Люда с Леной доделывали приготовления к праздничному столу, который накрыли в соседней комнате. Так все «по-домашнему», но с большой поправкой на изменившиеся реалии: светильники и свечи вместо «верхнего света», печка вместо батарей центрального отопления. А вообще — все как было. Поздравления, подарки, елка…

Батя хотел поставить нашу старую, искусственную елку; но Толян в очередной раз решил метнуть понты, и договорился с кем-то из вояк, что приезжали из пригорода; и нам привезли (незадаром, конечно!) шикарную живую елочку!

Вообще в этот Новый Год, да, по чести говоря, и раньше, только я так внимания не обращал, Толян открылся еще с новой стороны — оказалось, что он жуткий понторез! Выпендриться, сделать показуху — это для него было важно! У него в последнее время прорезалась некая тяга к «красивой жизни»: пафосные, дорогущие, недоступные «в той жизни» вещи стали доступны и зачастую ничего не стоили; зато самое «очевидное» и обычное стало цениться как никогда; ну, он и кинулся наверстывать. Батя подсмеивался над ним, говорил, что видимо это с 90-х годов, со времени его молодости засела у него в мозгу эта тяга «к крутости», — и, главное, «крутости» не только внутренней, но и внешней. «Че, брат, не удалось в 90-х малиновый пиНджак с карманАми поносить, да „гимнаста на голде“, так ты сейчас решил это компенсировать?… Стечкин-то тебе больше как статусная вещь нужен, не?… А разгрузка — так непременно фирменная? А в „Гарсингах“ тебе уже западло ходить, тебе „Лоу“ подавай?»

Тот обижался и кидался спорить:

— Че ты? Вот че ты?? Ну где понты, а? Это ж голимая целесообразность! — но со стороны-то было прекрасно видно, что для него внешние атрибуты «крутости» очень даже важны. Как прежде для какого-нибудь нового русского было круто подарить своей подруге какую-нибудь хрень за дикие деньги — и чтобы все видели и «оценили широту размаха», так и для Толяна… Если елка — то живая, это в обезлюдевшем-то городе, где с наступлением холодов посрубали, к сожалению, все елки, где они были — ну, вот, возле Цирка, или бывшего, теперь разрушенного Дома Правительства. Почему «к сожалению»? Потому что если бы не срубили до нас — то срубили бы мы… А так — пришлось Толяну заказывать; да и с подарком Элеоноре он тоже выпендрился.

Мы выпали в осадок, узнав, что он ей подарил…

Елку у нас в семье всегда наряжал батя. Как-то так повелось. Он рассказывал, что это у него с детства: его мама — моя бабушка наряжала елку, а его не допускала, — только что привязывать к стеклянным шарикам ниточки. Он, говорит, смотрел, как она «располагает» на елке игрушки, и «осознал», что это «не так просто», это — типа священнодействие; и только изредка бабушка его, значит, допускала повесить игрушку на определенное ею место… Вот он и проникся…

Вообще он жутко консервативный. Это и хорошо и плохо. С елкой вот — хорошо! Оно как бы, я понимаю, и по-детски — весь этот Новый Год, подарки… Но… Нет, Новый Год — это всегда хорошо! Жаль что с ребятами, с Антоном, с Юриком я больше не виделся с того памятного вечера в «Аквариуме», раньше мы всегда на Новый Год что-нибудь замучивали. Теперь, после эпидемии, когда мы полтора месяца отсидели взаперти, батя все равно старался сократить количество контактов до минимума. Хотя, кажется, уже и установили, что вирус передавался совсем не воздушно-капельным путем… Если это был вирус. И если он «передавался»…

31- го… Вот черт его знает — я ждал Нового Года! Вот непонятно почему. Подарков? И подарков тоже.

Даже неожиданно для себя. Я вспоминал прошлые новогодние праздники и свои «предновогодние» ощущения — почему-то всегда казалось что «вот этот Новый Год» — он какой-то «унылый», его не ждешь, постоянно поджимали то экзамены, то какие-то недоделанные дела; словом, как говорится и как все обычно хором ныли «нет ощущения праздника!»

А тут, сейчас, — было! Черт побери, в натуре — было это «ощущение праздника!»

Может быть потому что мы были все «дома», и заботы были все «домашние», соответственно и праздник-то «домашний», может поэтому… Или потому, что он напоминал про прежние времена, когда в Новый Год можно было отставить все заботы? А скорее еще и потому, что сейчас мы-то знали, сколько народу к этому времени умерло, или… Или, скажем так, им совсем не до праздника — мы видели временами мелькающие огоньки свечей в окнах полузаброшенных домов, и понимали, что у людей там совсем не было причин что-то праздновать, хотя бы и Новый Год.

Вообще праздник начался у нас еще накануне. Начать даже не с елки, а с «бани», с того, что Миша установил насос чтобы качать воду с бассейна. Небольшой такой электронасос, который за смешную цену приобрели на рынке, — все, что требовало подключения к электричеству теперь почти ничего не стоило.

Батя почесал в затылке — чего сам до этого раньше не додумался?… Очевидно, потому что самому приходилось за водой относительно редко лазить, и он не прочувствовал всей «прелести» этого занятия. Я на него смотрю — ему было реально стыдно… Как Миша эту идею выдвинул, так батя… покраснел весь, задергался. «Я — говорит, — Как сам не додумался… Я все насчет обороны…» — а у самого аж уши крысные.

Ладно. Не стали мы его того… третировать. Правда и насос только частично облегчил нам задачу, — «толкать» воду далеко, да наверх, на этажи, он был явно не в состоянии, да и при выключении вода в шлангах быстро замерзала, приходилось их после каждого использования «сливать»; так что насос давал нам воду только сквозь все проломы и проходы в самом бассейне, в бывшем «Институте Физкультуры» — до Башни. А тут уж мы, набрав емкости, тащили по этажам; но и то — это было существенное облегчение! Набрали и залили все свободные емкости в «жилой зоне», где у нас поддерживалась плюсовая температура, и решили «сделать баню». На холодрыге-то мыться даже горячей водой, поливаясь из ковшика — то еще удвольствие! Другое дело — баня!

Ну че. Поставили освободившуюся теперь, после строительства большой кухонной печи, печку, захваченную у «крестьян» в большой, объединенный с ванной санузел. Вывели дымоход, — туда же, в лифтовую шахту. Позатыкали все щели — чтобы не сифонило. Обложили печку кирпичом — для теплоаккумуляции. В прорезанный верх вставили кастрюлю с булыжниками — каменка. Батя все вспоминал печку, виденную ими в экспедиции на окраину города — «Надо нам потом такую, с водогрейным баком, где-нибудь сменять или найти». Сделали отвод воды. И даже душ сделали — но это уже Толик выпендрился, заявил: «Везде, где вообще можно жить — можно жить хорошо!», и что «Баня — это зашибись, но я люблю горячий душ, и не вижу оснований его не организовать!»

— Белк, а Белк! Пойдешь со мной в горячий душ? Покувыркаемся… — это все сопровождается недвусмысленным подмигиванием.

— Может, еще свечи и шампанское??

— А чее?… В натуре. Хорошая мысль! Организуем! Винограда и апельсинов не обещаю, но вот консервированные персики, насколько помню, где-то были… Крыс, помнишь, на «Гекторе» у жлобов отжали?

— Толик, можно без этих пошлых подробностей? Кто у кого отжал… А что, это возможно? Ну, горячий душ?… Обливаться из ковшика — это уже достало!

— А че для нас невозможного? — правда, брателло? Организуем! Хы!

— Да-а… Ты какой месяц все пистолет организовать обещаешь! Вон, у Сережки так ТТ! А почему?…

— А потому! И вааще, рыжая, прижми хвост! Все будет — я же сказал! Вон, для гарантии — пиши записочку ДедуМорозу, — и клади под елочку, хы! А ТТ — не, это не гламурно. Инструмент, не более того.

— Ой, с каких пор ты так о гламуре стал беспокоиться?

— Твое, это… тлетворное влияние, во! Разлагающее. Эдак вскоре мне в Париж захочется, на Эйфелеву башню, плевать на головы прохожим… Хотя, по последним сведениям, в Парижике-то ща черт-те что творится, арабы там всех белых вырезали и аллаху молются, те, что в эпидемию не окачурились; так что с Парижиком придется погодить… Ну че, пошли, Серый, душ организовывать??

Джамшут обмер, когда в его каморку, заваленную всевозможными, в основном грязными и вонючими, одеялами, утром вошел Толик. Я с интересом тусовался сзади — Толян обещал «маленький цЫрк».

— Я пришел к тебе с приветом, топором и пистолетом! Вставай, проклятьем заклейменный! Что, сволочь, не курил опять??

— Неее-ааа… Анатолий Иванович, я вааще… Я ничего… Я, как бы, завсегда… Меня как бы не за что!.. Ыыы… — зачастил обмерший от явления Толика Джамшуд. Обычно появление Толика не обещало ничего хорошего.

— Я Петровичу — без вопросов… Вы спросите — у Петровича ко мне никаких претензий! Честно! Анатолий Иваныч!

— Ша, придурок, успокойся, еще в штаны тут наделай, один убыток от тебя… Пошутил я насчет топора, хы! Есть халтура, предновогодняя. Гы, анекдот есть, соответствующий! Крыс, слышал, нет? — оглядываясь на меня, продолжает Толик: — Древний Рим, значит. Галера. Гребцы в цепях. Дрыхнут. Выходит на палубу главный надсмотрщик, будит их пинками, и объявляет: «Наш достопочтимый хозяин делает вам подарок: после обеда ставит вам бочку вина!» Все: «Ур-р-рааа!!» Надсмотрщик продолжает: «Но до обеда вам придется потрудиться: хозяин хочет покататься на водных лыжах!»

— Хы! Усек, чурка? Халтура есть, все нормально сделаешь — будет и у тебя Новый Год с ДедомМорозом… Да, кстати, может, вааще отпустить тебя??

— Что вы, Анатолий Ивановиче за что?? Я ж тут уже… Меня, как бы… Да я, завсегда… Что скажете!..

— Почти родной, хочешь сказать? Прописался? Ну как хочешь… А то можно и вольную выписать, хы… Отмыкай его, Серый, пошли показывать фронт работ…

Толик с Белкой тащились в «бане» уже около получаса. Джамшут этажом выше летал как птичка, только успевая таскать горячую воду из «кухни» снизу, разводить ее с холодной до нужной тепературы, выслушивать указания, и шустренько их исполнять.

Я, развалясь поблизости в кресле, в квартире, чисто наблюдал за суетой пеона. Этому предшествовал разговор:

— Серый, посидишь, попасешь чурку?

— Он не чурка; Костя его, кажется… Зачем?

— Ну, во-первых, по «регламенту», — если пеон пашет, его нужно контролировать. Во-вторых, чтоб все по уму делал, а то вдруг ему наглости хватит в воду плюнуть, или, не дай бог… — я ж об этом думать буду, а я хочу потащиться… А, Серый?…

— Да ладно… Так бака тебе, небось, хватит? Набрать, и свободен?

— Э, нет! Тащиться так тащиться!

И вот теперь он тащился с Белкой уже полчаса. Красиво жить не запретишь!

Джамшуд шустро размешивал теплую воду в здоровенной эмалированной выварке, потом переливал ее в бак, который стоял над проломом в полу, и из него вниз, в ванную, шла труба с краном и сеткой душа уже там, этажом ниже. Оттуда же через дырку в потолке раздавались команды Толяна:

— Погорячее!

— Попрохладнее, чо, совсем сварить решил??

— Че напор слабый, тащишься там, што ле?…

Кроме того у них там, внизу, громко играл магнитофон что-то сильно романтическое, и были слышны разные более интересные звуки, негромко, но вполне отчетливо за журчанием воды и музыкой:

— Давай вот так!..

— О, класс!!

— Так неудобно…

— Ногу сюда…

— Я так грохнусь сейчас, скользко!

— За меня держись, и вот за него… — Аааааууууу!!! Не кусайся!! Вернее, кусайся, но не так больно!

— …

— Оооо!!! Я балдею с тебя!!

и прочий шлак, слышать который, признаться было и занимательно и… хм, обидно. Я тут, в натуре, как олень, мужик я или нет?? Конкретно надо вопрос решать после нового года, тем более, что батя все равно говорил, что надо будет с кем-то объединяться.

Наконец, снизу глухо послышалось:

— Серый! Се-ерый!! Там чурка не кончает еще?…

— Ему некогда, он пашет как дизель в Заполярье, весь в мыле. А я вот скоро уже… Устроили, черт побери, саундтрек к порнофильму!

Снизу раздался смешок Толяна и Белкино «Че, они все слышали?? Противный!»

— Ниче не слышали, успокойся, это он прикалываецца… Серый! Харэ! Пусть прохладной, ну, почти холодной ведро заряжает — и свободен! Спасибо! С меня причитается!

Передал только подошедшему с водой Джамшуту команду; велел натаскать еще сюда горячей — после бани остальным сполоснуться; сказал, чтобы готовился тоже мыться, когда все закончим.

В общем, ему тоже обижаться не приходилось, — и помылся; и переоделся в чистое, и хавки ему навалили нормальной и по праздничной норме. Посовещавшись с батей, Толик презентовал Джамшуду бутылку какого-то фирменного портвейна, чего-то там «из Португалии»; и пачку сигарет. Керосиновая лампа у него и так на постоянном пользовании была; Толик лишь ему сообщил, что «Если пожар устроишь — натурально, никто тебя тушить не станет… Замуруем и все!», пожелал сдохнуть от никотина и напевая «Хэппи нью иар» запер.

Наступил вечер.

Мама снова заикнулась, что неплохо бы… Вот… Люди буквально голодают… Все же Новый Год… Мы могли бы… У нас ведь много…

И опять батя ответил коротко и резко. Он сказал:

— «У нас?» У нас — да, хватает. Не у тебя. У тебя вообще ничего нет, говорил тебе уже. Потому оставь свои благие пожелания при себе!

Он грубо сказал, да. Тяжело. Мама вздрогнула, как от удара, и тут же вышла. Но батя как будто мстил за что-то. За прошлое свое унижение. Годами. За конец семьи, как он ее понимал. И за нынешнее — мне кажется, он все никак себе не мог простить, что его тогда, после пропажи Графа, сломали на передачу «пайка» этим… бомжам с ребенком. У меня сложилось впечатление, что он стыдится своей тогдашней слабости, и потому сейчас старается быть «ну совсем железным»…

У нас все было как в настоящий Новый Год: елка, праздничный стол, за который все разоделись «по-праздничному», свечи и шампанское — несколько бутылок, найденных у того же таможенника в запасах; и не баран чихнул — а «Дом Периньон»!

Кстати, одну бутылку и пришлось отдать воякам за елку — как и елка в Новый Год, шампанское было жуткий дефицит и «знак статуса». А «статус» — он и для вояк важен.

О! Наверно, в немалой степени еще Новый Год так остро и ощущался, потому что — никакого «верхнего освещения», — только свечи и кемпинговые фонари; света хватало, но это был такой свет… Как сказать?… Ну, словом, именно с Новым Годом он хорошо и вязался — и светильники, и, особенно, свечи. И то, что выйди из комнаты с печкой — и уже холод. Приятно. И ощущение полной безопасности: мы в Башне, у стены поодаль стоят автоматы и лежат разгрузки с боекомплектом; все минные заграждения включены в «минный режим», — надежно! А что может быть лучше для ощущения праздника, как не ощущение надежности и безопасности? Как мы этого раньше не ценили! Ведь безопасно было! Так здорово! — можно было не устраивать светомаскировку, не ждать пули в окно; а случись что — не нужно крошить нападающих очередями с окна, достаточно позвонить 02, - и пусть милиция разбирается! Не, не ценили мы…

Ну, праздник есть праздник. Под это дело мы «переместили» с 12-го этажа за праздничный стол даже нашего наблюдателя, Ольгу Ивановну. Бабулька чувствовала себя немного не в своей тарелке, и все порывалась вернуться «на пост», но ее уговорили — «Оооольга Иванна! Сколько и как еще впереди „новых годов“?… Хотя бы таких? Так давайте ценить… Почтите присутствием, не побрезгуйте!..» — хохмил батя, и сейчас и она, в своем стареньком, но, видимо, парадном платье сидела за столом, гладя сухонькой дрожащей рукой лежащую на коленях свою белую кошку, Пушинку. Эх, Граф, Граф…

И Дед Мороз со Снегурочкой: батя с Белкой. Я ж говорил — батя консервативный, и здорово «домашний», для него всегда понятие «дом, семья» превыше всего, потому-то он так тяжело и переживал развод с мамой и, как он понимал, крушение семьи, дома. А теперь… Теперь он как-то почувствовал вновь себя «в своей тарелке», — он был окружен людьми, которые его ценили, которые ему всецело доверяли, и, наверно это было немаловажно, и от него, от правильности его решений, зависели. Несмотря на то, что, судя по всему, с мамой у них было «все, приехали», он вновь почувствовал за это богатое событиями время почву под ногами. Вот и в Новый Год он решил — чтобы Новый Год был «как полагается», — и с Дедом Морозом… Когда все сидели за столом, маленький мой крысенок шарахался у меня по рукаву ожидая чем я его угощу, мама с Людой делали последние приготовления к праздничному столу, Миша и Оля все «парили» над своей Валечкой, которой по случаю праздника навязали на голову огромный белый бант и она сидела вся такая нарядная, но от испуга сама не своя; батя с Белкой ушли, сказав, что «сейчас будет явление Деда Мороза со Снегурочкой!», а также «вручение подарков детишкам».

Толик запротестовал, сказав, что «Тут все взрослые люди… ну, почти! А взрослые люди на Новый Год, в отличии от детишек, заказывают Снегурочку без Деда Мороза, и обязательно в стрингах!»

Белка показала ему язык, батя погрозил пальцем, уже входя в образ Деда Мороза, и они смылись.

Толик тут же начал деланно беспокоиться «Че-то он долго там с моей Снегуркой пропадает, знаю я этих Дедов Морозов, разведенных…», поглядывая на маму. Я показал ему кулак, и он заткнулся.

Сегодня от генератора пытались включать телевизор, — но где там, совсем сдохла трансляция. Нет, что-то там двигалось за сплошной рябью, но «телепередачей» это назвать было нельзя.

Володя включил транзистор, и мы прослушали обращение генерала Родионова, нынешнего главы Администрации.

— Надо же, живой еще, а вроде должность не располагает… — покрутил головой Толик, на него зашикали. Ну что там он сказал? Про трудный год, что мы его «героически преодолели», что следующий год будет лучше… Не дослушали:

— Не надо, не надо, я прошу вас — не надо!.. — вдруг подал голос обычно молчащий Крот, сидевший в уголке, и, с исказившимся лицом замахал руками на транзистор. Володя выключил, нам всем стало неловко — мы вспомнили, что у Гены… да уж, еще тот год у него был, — и он во всем почему-то считал виноватыми вояк, чисто потому что они не пускали его к уже заболевшим жене, матери и детям…

Неловкое молчание разрядили батя с Белкой. Они вломились под бой курантов, запись к которым также была у бати на нетбуке, и под отдаленную стрельбу из чего придется, — гопота тоже празднует.

— Ля-ля…

— Ско-о-о-оро будет елка!!.. — немузыкально заорал Толик, и было ломанулся обнимать Белку-Снегурочку, которая, коза, постаралась как всегда выглядеть «секси»: голубенькая мини-юбочка над ногами в черных колготах и коротких кожаных сапожках, короткий голубой же пуховичек-безрукавка, и бог знает где нарытая голубая вязаная, довольно кстати драная, шапочка.

— Толян! Сел на место, бля!.. То есть, прошу прощения… — гаркнул на него, а потом смешался ДедМороз, — Вот за это тебе подарок будет последним!

В натуре ДедМороз: ярко-красный банный халат где-то нашли, трещавший, правда, в плечах; красно-белый «фирменный» колпак с помпоном, благо этого добра нам попадалось достаточно, борода из белого шарфа с рехмотами, висюльками; посох из ручки от швабры, перевитый всякой блескучей фигней.

— Здравствуй, Дедушка Мороз! — опять вылез Толян, у которого после «душа с Белкой» было на редкость хорошее настроение:

— Борода из ваты!

Ты подарочки принес?

… (и дальше непечатно)

— Толян! Сел на место! Ребенка пугаешь! Да не Сергея, епт, Валечку!

Подарки- подарки-подарки! Кому что. Кому от кого — но все из мешка ДедаМороза. В прежние года… Честно говоря, я подарки-то получать любил, но вот сам делать… Ну… Как-то все было не до того… Да что говорить! Не думал я о том, чтобы что-то подарить бате с мамой! Не думал! Эгоист был, что там! А тут как-то… Сплочение какое-то пошло. Ну, мамы это, понятно, не касалось… Но подумать жутко было, не будь сейчас с нами бати или Толяна! Я иной раз вспоминал невольно себя там, на козырьке подъезда, когда гоблины внизу рвали Устоса, а я собирался на них прыгнуть, с той шипастой устосовой дубиной, — мороз по коже, черт побери! Если бы не батя с Толиком! Сейчас бы… Сейчас бы я этих гоблинов положил бы с козырька одной длинной очередью, и рука бы не дрогнула, благо с патронами у нас нормально, — разбогатели; и пострелушки — с места, одиночным, короткими, с упора и в движении, — мы устраивали.

Так что стал я как-то ценить родственные связи; людей, на которых можно положиться, нашу «стаю»; и в подготовке подарков тоже принимал на этот раз живейшее участие.

Насовали бате в мешок, кто-что. Для бати кое-что для самого было в удивление: доставал из мешка, вопросительно обводил взглядом присутствующих… Ага! Иди сюда — читай стишок! При этом из-под красного мохнатого халата, подпоясанного белым шарфом, выпирала явно рукоятка люгера — вот такие вот пошли сейчас современные ДедыМорозы…

Васильченкам — персональный мультитопливный примус, готовить себе чай без печки.

Ольге Ивановне — целую кипу теплого шмотья, включая и что надевать, и чем укрываться; благо бабулька, как и обещала, устроилась на зимнее житье на своей утепленной кухне, которая отапливалась только от газового баллона. А сама старухенция вдруг тоже отдарилась, — презентовала нам аж три небольших, но вполне зрелых лимона. Оказывается, они у нее на подоконнике в горшке выросли. Или в горшках, черт его знает, как лимоны растут, не корнеплод, небось. Бабулька, значит, батю растрогала; он сказал, что под это дело будем пить чай с лимоном, но один он того… Себе оставит — под коньячок.

Маме подарили целый пакет фирменной косметики, от Шанель, от Гарнье, от Лореаль, от… Много, словом. Дааа… Такой бы ей подарок, да год назад! А сейчас? «Приоритеты сменились», как говорится. Но не ствол же ей дарить, в самом деле. Можно было бы что-то из одежды, из толковой одежды, что называется; из удобного и практичного. У нее как-то так неожиданно получилось, что одежды-то много… даже очень. А толком одеть нечего. Все какое-то… Ну, не для жизни — для «презентации», что ли. «На выход». Я помню их с батей разговоры-разборки еще «тех времен», когда она его грузила, что он «Одевается как старик или как вышедший в запас и дотаскивающий армейское барахло дембель!» (батя у нее, мой дед, был военный — наверно, с тех пор она и недолюбливает военные шмотки). А батя отвечал, что «Я ношу то, что удобно, практично и нравится; а когда мне надо выглядеть как банкир или свежий покойник, — вон у меня вязанка галстуков, кипа сорочек и три костюма; но носить это постоянно — слуга покорный!» Она: «Есть масса красивой и модной одежды помимо костюмов!» — а он: «Твоя „красивая и модная“ смотрится только на пидорГах на показах в телевизоре!» — ну и дальше обычно пошло-поехало… Каждый, как водится, остался при своем; тогда-то. А сейчас, реально, она постоянно зябла и носила почти одно и то же: спортивный костюм, то с одной вязаной кофтой, то с другим вязаным платьем или этим… как его?… Жакетом. Мама вообще не любила слово «кофта», оно у нее ассоциировалось с чем-то «бубушкинским»; но чем вязаный жакет или джемпер отличается от кофты я, честно говоря, так и не понял; да и не стремился.

То есть можно было бы шмоток надарить — но дело в том, что они и так в наших маркетах были навалены (а потом Володей и Людой аккуратно разобраны и развешены) более чем достаточно («И обувь, обувь! Мужики, берем обувь в первую очередь! Безо всего можно прожить — без белья, одежду можно перешивать или кроить из подручного материала — но без хорошей обуви по ноге совсем кисло! Качественную и крепкую обувь — в первую очередь!» — так настропалял нас батя при вылазках в места, где водились шмотки).

Но мама принципиально (как она говорила) не надевала ничего из «нами наворованного»… Ну… Что тут сделаешь. Хотя еду-то, нами «наворованную» она вполне кушала. Честно говоря, меня рубила такая непоследовательность, когда я стал обращать на это внимание; я даже с мамой пытался на эту тему разговаривать — но безрезультатно. Она почему-то в этом ничего непоследовательного не видела… Батя же, когда я как-то заговорил с ним на эту тему, только махнул рукой и ответил «Вот, запоминай, это есть знаменитая „женская логика!“», — и все.

Словом, подарили ей целую кучу дорогущей (по прежним временам) косметики, вот косметику-то мы как раз «купили», вернее — сменяли на что-то накануне; но, конечно, у такого же «шоппера» как и мы, но купили! — но она что-то без энтузиазма… Ладно, что там.

Гене- Кроту презентовали хорошую крепкую одежду. Мощные рабочие ботинки с армированными носами. Бушлат, черный, рабочий — он ведь постоянно пасся в подвале, а там хоть и не улица, но и не кухня по климату.

А главное — посовещавшись с Толиком, ему подарили устосов клевец — вещь в Башне, можно сказать, уже легендарная. Но мародерка, считай, уже закончилась, как и «фортификация» в Башне, — Толян здорово наловчился острым клювом клевца с одного удара сносить висячие замки, и с встроенными разбираться также много времени не занимало. Но маму аж передергивало, когда она случайно где видела этот инструмент-оружие, она все не могла забыть то побоище, когда погиб Устос; с чего все и покатилось, как она считала. Ну, тут она не права — «покатилось» все значительно раньше; но женщинам ведь подавай «символ», — вот то побоище, и как его символ — клевец, на котором ей так отчетливо запомнились налипшие кровь, волосы и мозг, и стал для нее, что называется в психологии, «якорем», на котором она зациклилась. Толик им много голов тогда разнес, да и Устос, надо сказать, постарался. Но последнее время клевец стоял без дела, а Крот на него конкретно глаз положил — удобный, говорит, ручку только укоротить, — и удобней кирки в норах-то.

Ну и батя решил ему презентовать, — это, говорит, даже символично: железку выковал лет сто или больше назад какой-то кузнец, и была она честным-мирным пожарным топором. А потом времена, вишь, сменились — и стала железка оружием. И много крови пролила. Ну и сейчас, — пусть, говорит, снова станет честным рабочим инструментом, и, типа, «земля кровь смоет» — иногда батю тянет на эпические высказывания. Ну, думаю, Устос бы одобрил. Отдали, короче, Гене этот артефакт.

Мне… Ну а что мне? Батя говорит, «тебе, Крысу Серому Первому, Властителю Башни, Грозе Пеонов, и так нечего больше желать: одеваешься в меха заморские, — сиречь в штаны „Блэкхоук“, да ботинки „Lowa“, да курточку-подстежку от „Агрессор“, а футболки хоть каждый день меняй!.. Спишь в отдельной квартире, в постели под балдахином (это про палатку, ага!) Часы — „Омега“, как у заправского буржуя… Оружия у тебя завались… („Оружия много не бывает, не гоните!“ — поправил я их.) И даже собственным пажом — придворным мародером обзавелся!» — и ржут с Толиком, показывая пальцами на стол.

А там мой Крыс Малой, пользуясь тем, что на него никто внимание не обращает, по рукаву моей куртки спустился на стол, подобрался к вазочке с печеньем, ухватил кусочек печенюшки и теперь пытается ее утащить. Но сам-то маленький, а печенюшка большая. Но — наш парень! Ухватил ее зубами покрепче, задрал башку с зажатой в зубах печенькой повыше, чтоб не уронить; для противовеса задрал также свой розовый голый хвост, — и неловкими скачками, скачками… ко мне.

Хохотали все; и Белка, что до этого говорила, что «какая гадость, как ты его в руки-то берешь, ты посмотри, какой хвост розовый, голый, мерзкий!..Бр-р-р!» Ладно, говорю, не всем же хвосты пушистые, а у Крыса очень даже симпатичный хвостик… Смеялась Валечка — показывая пальчиком «Клыска!» Улыбнулся даже Крот.

Старая перышница Ольга Ивановна только влезла: «Не дело, чтобы по столу крысы шастали, ничего в этом нет хорошего!» — а ее Пушинка, высунув белую башку с зелеными глазищами над столом, стала следить за Малым Крысом с явным гастрономическим интересом.

— Ну все, — сказал батя, — В нашем коллективе прибыло! Не-не, отдай ему печеньку, она честно зашопплена, пусть точит; посади его только в клетку, пока его самого не сожрал вон тот страшный зверь; да и правда — нечего ему по столу шарахаться.

Подарили мне запасную обойму к ТТ. Белка презентовала новую разгрузку с встроенной кобурой под ТТ-шник, — вон она что строчила на машинке, пока мы фортификацией занимались. Батя нож подарил — американский Бак Найтхоук, надо же, где-то сменял.

— Нормально? — спрашивает, — Не хуже чем айпад ты хотел в прошлом-то году, а?…

Издевается…

Батя-то в ножах сечет. У него самого их штук двадцать. Мама раньше постоянно скрипела на этот счет, а он огрызался: «Могу я иметь безобидное хобби?? А если бы я увлекался подледной рыбалкой и все выходные зимой с ящиком принадлежностей сайгачил бы морозить простатит на озера — лучше бы было?? Думаешь — дешевле??» Мама: «Не вижу связи!» Батя: «А ее и нету!.. А вот если бы я был маньяк по „модной современной одежде“ — это семье подороже бы встало! И вообще — это хобби!..» — ну и так далее…

Как- то говорили с ним. Я — ну, нож и нож, че такого-то? Заточенная полоска металла. Что из этого этот… фетишь-то делать? А батя говорит — «это ты еще фетишистов-маньяков не видел, чокнутых на ножах. Им и определение есть: „найфоманы“, от английского „knife“ — нож. Есть чокнутые, у которых ножей сотни, которые их целенаправленно собирают — а я что… Я так — небольшая утилитарная коллекция „под случай“. По сути — ни одного толкового дорогого ножа — одни реплики. Но и то…» «Back» у него точно не было, я б знал. Сменял где-то. Или отобрал… Как это сейчас делается, — и очень даже просто. Ствол — он все же более веский аргумент, ага.

Валечке надарили кучу игрушек, всяких мишек да зайчиков… Мише — Оле, — шмотки «на одеться», — они реально в чем с лагеря смотались, потом ныкались по городу — страшно было смотреть. В Башне их приодели, конечно. Ну а сейчас подарили «гардероб». Тут, между делом, зацепились батя с Толяном — на тему шмоток. Мише презентовали куртку «из мембраны», Hard Shell, и батя начал между делом распинаться, что «в 21-м веке живем, современные материалы», то да се… Толян слушал его скептически, а потом выдал:

— Фигня эта вся твоя «мембрана», все эти «гортексы» и «полартексы»! Нет ничего лучше натуральных тканей! Посмотрел бы я на тебя, как ты в горах или в лесу, свою «мембрану» будешь обихаживать, когда весь в грязи…

За батю впряглась Белка: «Ты, Толик, ретроград!»

Толян заорал «- Аааа, умными словами ругаться!!» и попытался ее словить за руку, но она вывернулась и смоталась на кухню помогать подавать на стол.

В общем, стали они с батей эту тему тереть, ну а я, как водится, сделал уши парусом; и вот что я полезного из этого всего уяснил:

— Что мембрана — вещь, без сомнения, хорошая, современная и удобная, в ней и не промокнешь, и не взопреешь; что на ветру и холоде может быть очень чревато. Проще говоря, взмокнув на холоде можно простудиться и в ящик сыграть. Она легкая, удобная. Это не допотопный ватник. Но есть и существенные минусы. В частности — если уж носить мембрану, то нужно и подбирать под нее все соответственно — то есть всю одежду с соответствующими характеристиками. Что мембранная одежда носится слоями: первый, на теле, должен впитывать пот и отводить его от тела; второй, «теплый», должен не препятствовать испарению пота к внешней поверхности одежды; ну и, собственно мембрана на внешнем слое должна испарять пот, но не пускать влагу снаружи. Это все хорошо и замечательно работает, если все эти «слои» подобраны правильно. Но если, к примеру, нижнюю футболку надеть хэбэ, то она, как и полагается хэбэ, будет пот впитывать, но не отдавать. Или, к примеру, шерстяной свитер… И толку от мембраны будет не больше, чем от обычного дождевика. Это раз. Кроме того, стирать мембрану можно только в особом порошке, чтобы не забивались поры. Кроме того, она, как всякая синтетика, боится огня, например искр от костра… То есть вещь это толковая — если, к примеру, идешь ты покорять Эверест, качественно к этому событию подготовившись; или, скажем, воюешь в составе армии, где всю экипировку тебе грамотно «послойно» подбирают — и есть из чего. В наших же, собачьих условиях…

— Ниче, — буркнул, сдаваясь, батя, — Мы не каждый день и не каждую неделю под кустом спим! Зато, согласись, Толян, насколько удобно мы себя чувствовали в финских охотничьих костюмах в нашем походе «на окраины»! Лучше, небось, чем если бы тащились в ватниках!

— Ну так то была краткая экспедиция, — в свою очередь, согласился Толян, — А вот если бы нам пришлось месяц по развалинам ныкаться…

— Тьфу на тебя, что ты говоришь! — влезла Белка, — Давай за стол. Заяц с картошкой!

— Он точно не мяукал перед кончиной?… — вставил Толян, усаживаясь; хотя сам же участвовал в «закупке» кроликов на рынке, — А мне когда подарок?

— В последнюю очередь! — заверил батя.

Ага. Объемные подарки кончились. ДедМороз достал из мешка очередной подарок — тяжеленькую на вид и небольшую коробочку, упакованную в синюю-блестящую со звездочками фольгу. Мы с Толяном переглянулись — наш подарок! Батя вопросительно взглянул на нас, — мы согласно кивнули, — давай, разворачивай, тебе!

Аааааа!! Угодили, да! Ну, мы знали что дарить! Через подвязки Толяна со всевозможными «складскими» достали аж три коробки патронов к батиному люгеру — «парабеллум», 9Х19, не копанина какая, — новые, барнаульские!

Батя конкретно затащился, распечатал коробку, высыпал на стол горсть этих «желудей», катает их ладонью и прется… Нравится ему люгер, но с патронами всегда был реальный напряг, уж он экономил как мог, — а тут такое изобилие! Не, такое понять может только мужик, и только тот, для которого оружие не пустой звук; который сознает, что от того, сколько у тебя патронов в магазине может зависеть твоя жизнь.

Остальные, в общем, и не въехали, — так, делали дежурное «поздравляем», даже Васильченко или Миша, мама так вообще на нас смотрела как на больных; но я, видя что подарочки пошли у нас компактные-специфические, живенько врубил неинтересующимся на компе запись какого-то из прошедших «Новых Годов», — ни то «Некие песни о главном», ни то что-то там инсценированное по Гоголю, благо и этот шлак, вместе с огромадным количеством фильмов про зомбей, у нас на внешнем диске был, — они тут же и увлеклись.

Батя натолкал в магазин новых патронов и изъявил желание «пойти попробовать»; но тут же спохватился, и с типа таинственным видом сообщил, что «Ниче, вместе пойдем… пробовать».

— Ну что? Продолжим? — с загадочным видом он опять полез в мешок; на секунду замер, прислушиваясь, — за окнами поодаль кроме одиночных выстрелов-салютов прошлись и очередями… Э, опять пьяные вопли — празднуют кто во что горазд, — не обращаем внимания… Достал коробку.

Ну, что к Новому Году Толян в лепешку расшибется, но ствол Белке достанет — это и так всем ясно было, и ей самой, конечно, лучше нас всех. Рыжая и сидела с нами, не стала смотреть музыкалку по компу; вся такая заранее довольная — предвкушала подарок. Но что ей Толян достал — и она не ожидала. Развернула упаковочную бумагу (собственно, я заворачивал, у Толяна на этот счет руки не под то заточены), достала деревянную коробочку — из-под какой-то ювелирки, хрен знает что за коробочка, — но выглядело богато; открыла, достала предмет, завернутый в бархатную тряпочку («Ага, Толян, ты еще в промасленную ветошь заверни! Ты вааще что-ли тормоз? Я видел в одной хате бархат, ща принесу, — упаковывать так упаковывать, не так ли?…»)… Сделала таинственное лицо, с каким женщины в фильмах достают подаренные брильянты; — аж, я видел, и мама, и Ольга отвлеклись, заглядывая что там Белке подарили? — женщины… И достала оттуда — ну, пистолет, конечно, что бы еще? Но что за пистолет!

— Вау… — только и смогла вполголоса сказать, и в глазах ее заискрилось… Это было натуральное произведение искусства, и не только оружейного.

— Ну как, Белка, а? Как оно?? — жадно ждал ее реакции Толян, с видом арабского принца, только что подарившего своей тян новенький «Бентли», и ожидающий не то слов благодарности, не то бурного негодования за «не то». Конкретно Белка Толяна обломала, ого! — для него уже важно ее одобрение…

— Ни-че-го себе!! — Белка достала небольшой, как раз по ее руке, блестящий пистолет (Толян вчера час драконил его у бати в мастерской шинельным сукном с пастой гои), весь расписанный-гравированный узором с ветками и листьями, с деревянной приятно блестящей коричневым рукоятью.

— Нравицца?? — жадно ждал одобрения Толик.

— Не то слово… Ва-аууу…

— Гы! Сиг-Зауер, P-230, швейцарский! Кульминация, что называется, оружейной мысли! Это тебе не макаркой махать! Ты посмотри какое качество исполнения! Из нержавки! Он хоть и тяжелей немножко стандартного, но ты посмотри — блестит-то как! Гравировка… Да, кстати, с патронами тоже порядок, — есть. 9Х17, их у нас, оказывается, тоже выпускали, для ЧОПовских ИЖей. Не завались, но достаточно. Вот магазин — один, да. Но так он тебе не для перестрелок, сама говорила… — все напрашивался на похвалу Толян. Смотреть на это со стороны было реально смешно, мы с батей только переглянулись. Дааа, влип пацан!

— Вааще вещь!! — Белка поднесла пистолет к светильнику и стала любоваться гравировкой, — Нет слов!

— Не стыдно с таким появиться в свете? — подколол батя.

— Даааа… Класс! А как в руке сидит! Вааще! — Белка восторженно вертела в руках новую игрушку, — За такой, как говорится, «я рожу тебе ребенка…»

— Ты че, Рыжая, в натуре…

— Это фигура речи такая.

— Ты поосторожнее с фигурами, нашла время…

— Толь! А откуда у нас такая красота?

— А оно тебе надо знать?

— Не, ну вообще…

— Депутатский. От депутата, вникаешь? Слуги народа в свое время, вот когда твой, Крыс, батя, опасался двудулку завести, сами себе такие вот подарки делали. Да еще извращались с гравировкой и отделкой, как видишь, — ручка-то — натуральный орех! Статусная вещь! Ну, этот не депутату — депутатше принадлежал, откуда и изыски с орнаментом. Но за последние месяцы сменил несколько хозяев, большую часть которых, как сейчас водится, и пережил…

— Толик, давай без этих пошлых деталей.

— А я чо? Сама ведь просила. Вот последний владелец мне его и продал, вернее — сменял…

— Не на дырку в голове, надеюсь?

— Да ну, ты че, это западло… Подарок ведь. Не, все рОвно…

— Ну тогда ладно. Прелесть что за вещь!

— Во! — вставил батя, — А я-то все искал определенияе — «прелесть!» Прелестный подарок на Новый Год девушке, — пистолет! — и вполголоса, мне: — Сменивший нескольких хозяев…

— Дааа… Куда катится этот мир!

— Ладно, брателло, заклинать; куда катится — туда и мы с ним. А с хорошим стволом оно и катиться сподручнее!

— Да! Кстати! — спохватился батя, вновь натягивая себе на лицо самопальную бороду из белого шарфа, — Кто тут еще стишок у нас не рассказывал? Кто тут у нас остался пока без подарка?

— Эээээ… — затащился Толян, — Нешто гранатомет? Нет? Тогда СВД-ху? А, да, в мешок не влезет… Чем же ты, вы меня испугать-то решили… У меня ж, как у Крыса, все есть.

— Нуууу, такого у тебя нет. Знаешь, когда «все есть» люди что делают?…

— Дурью маются?

— Ну, это само собой. Я имею ввиду, что тогда люди отходят от утилитарности вещей и начинают большое значение уделять статусности вещи…

— Ути… литарности. Слышь, брателло, может не стоит меня так перед всеми опускать, я ведь обидиться могу!

— Ладно, не прикидывайся, все ты понял! Я хотел сказать, что когда все есть, то… Черт, по другому-то и не скажешь, как сказал! Тут проще только на примерах: вот Элеонора тогда часы приносила, помнишь? В начале нашего знакомства. Дорогие. Или вот у Серого твой подарок — Омега. Что, время по китайским часам посмотреть нельзя? По тем, что пять долларов за пучок? Можно, и даже иной раз точнее время покажут. Но! — всем ведь подавай статусность! Вот и Элеоноре не по статусу с обрезом, а с СИГ-ом — самое то, правда?

— Короче, Олежа, что за статусную вещь вы мне приготовили? — всерьез заинтересовался Толик, — Турецкую саблю с самоцветными каменьями? Или золотой, инкрустированный брильянтами кастет? Так ты учти, я к своему привык…

— Деревня! Никакой фантазии! Ладно бы какой Иванов был, а то ведь трешься тут в образованном обществе: я вот, Сергей, хм… Элеонора. А никакого…

— Давай-давай-давай!! Показывай!!

— Стишок!

— Ну… На:

Здравствуй, Дедушка Мороз!

Тут такое дело

Хорошо мешок принес

Надо спрятать тело!

— Тьфу, пошляк! Во, держи! Статусная вещь, по твоим габаритам, не стыдно будет засветить в приличном обществе!

После такой мощной психологической подготовки, когда у Толика от нетерпения уже стали раздуваться ноздри, батя достал из мешка подарок — здоровенный кольт 45-го калибра, в меру потертый, тяжелый и надежный. И коробку патронов — серые тусклые гильзы, желтые кругляши головок пуль, огромных, как крупные желуди.

— Привет тебе, Толян, от полковника Кольта! Зацени: еще ленд-лизовская вещь — Кольт М-1911 под патрон 45ACP, то есть 11.43мм! Подумать только, мы и предположить не могли, сколько на самом деле у людей на руках было разнообразных стрелялок! Машинка эта, будем правдивы, прошла через изъятие, — наградной. Из него еще белых медведей на Севере стреляли. А «пулька» эта, сам видишь, при попадании даже в конечность, никого равнодушным не оставит!

— Да ужжж! — Толян с восхищением рассматривал обновку, — Предмет справный! Правильно говоришь, — статусный; в ногу попадет, — оторвет нафиг! Достойно… Это как повышение в звании, што ль. У лоха такой машинки быть не должно…

— Ну так не лоху и дарим! Теперь на любой стрелке реальные пацаны будут видеть и ценить твой статус! Хотя и говорят, что «Большой ствол — компенсация маленького чл…» Хм. Ну, в твоем случае это, конечно, неправда! — это уже батя прикалывается, — И прикинь, — какое «повышение в чине», сам видишь, буквально за несколько месяцев — от нагана-переделки, пуляющего картечиной, до такого вот монстра!

— Не надо «стрелок!» — вмешалась Белка, — Сейчас на стрелках не статусами меряются!

— Не учи ученых… Сильно, брателло, сильно! Ну, ребята, спасибо! Не ожидал! Тронут. Проникся! Ну чо… Все в стае прибарахлились, Крыс вон тоже не в обиде. Пошли пробовать?? — и лязг нескольких затворов был ему ответом.

Черт побери, Новый Год реально удался! Конечно, на точность ночью толком не постреляешь, но бабахнуть с балкона, почувствовав как ощутимо лягается отдачей новый Толиков пистоль, ослепляя мощной вспышкой пламени мы все смогли. Вскоре к нему присоединился батин люгер, Белкин Сиг-Зауер и мой ТТшник. Вот это настоящий Новогодний салют, не дешевая китайская пиротехника!

Замерзшие вернулись с балкона. Уютно, черт побери! Тепло! Безопасно! Настоящий Новый Год! Только мама все сидела какая-то как не в своей тарелке. Оно и понятно, в общем. Мы все в этот год много что потеряли, — но многое и преобрели, и не только в плане материальном, конечно. А она? Она — только теряла…