Наследник огня и пепла. Том ХI. Кровь вассалов

Глава 24. Рассказ Зартана Нахтира

Любой человек хочет, чтобы его выслушали. Так уж мы устроены. Мы любим жаловаться, любим сочувствие, но в то же время нам хочется и восхищения — и потому мы не против похвастаться. На этом, собственно, и зарабатывают психологи: вовремя поддакнуть, а потом сказать — «это прорыв, вы смогли отстоять свои границы и справились с обстоятельствами. С вас двести баксов».

Иногда люди не хотят рассказывать. Когда это сопряжено для них с потерями или опасностью. В этом мире всё решается просто — пытками.

Я был посередине. Принадлежал двум мирам. Поэтому использовал оба метода.

С одной стороны — спрашивал. Почти нейтрально. Как ему Университет Караэна?

К моему удивлению, Зартан его похвалил. Рассказал, что провёл там целый год. Начал с того, что устроился слушателем в деканат алхимии — разумно полагая, что во всём остальном, особенно в Истории и Практике Магического Искусства, которую вёл нынешний ректор Бруно Джакобиан, он и сам кого хочешь сможет подучить. Но вскоре осознал ошибку и поступил и туда.

Он с восторгом описывал споры, что велись в стенах, похожих на кость, и какие грандиозные прозрения нащупали лекторы и студиозы Университета.

В Древней Империи явно не хватало мыслительных центров — и некоей формы обмена, если не секретами мастерства, то хотя бы достижениями. Неудивительно, что после её падения люди почти мгновенно утратили весь свой потенциал.

Зартан был искренне очарован искусством создания иллюзий — тем самым, чем, собственно, и славился Университет Караэна. Я внимательно слушал и осторожно польстил ему, сказав, что таким тонким мастерством люди овладевают десятками лет, а он превзошёл почти всех. Разве что хитрые машины Бруно, способные объединить усилия множества магов, могли дать схожий эффект.

Зартан с досадой дёрнулся в путах. Очевидно, хотел отмахнуться от меня, но забыл, что связан.

— В этом теле я как драконид в горшечной мастерской, — сказал он. — То и дело что-то ломается или бьётся. Мало того, что я стар и слаб, так я ещё и глуп, а мой потенциал к изменению реальности — чуть больше, чем у кошки. К счастью, я ещё помню пару старых приёмов.

Я уважительно покивал и добавил:

— И всё же, вы, сеньор Зартан, смогли раздвинуть границы возможного для себя самого.

Он улыбнулся. Трудно было привыкнуть, что передо мной — то же древнее чудовище, выросшее в огромную тварь с пастью, каким я видел его последний раз. Не потому, что он выглядел иначе. Нет — он был другим.

Таэнский акцент, простецкий говор, вперемешку со сложными понятиями и вычурными словами — иногда на языке Древней Империи. Мимика мелкого ремесленника, лишь изредка становящаяся хладнокровной и благородной. Испуганный и ищущий взгляд, который временами сменялся спокойным взглядом мудреца. В нём будто жили два человека. И тот, кто говорил сейчас, был лишь вкраплением в того, кто был настоящим.

Неужели и со мной так?

Насколько я — это я, а не Магн Итвис?

Например, мой второй способ вести разговор.

Зартан оставался привязан. Таким образом, что он не мог до конца встать, не мог и и толком сесть. Неудобство позы заставляло его выделывать какие-то замысловатые движения, которые при других обстоятельствах вызвали бы у людей истерический смех. Хоть на телефон снимай. В попытках ослабить боль от верёвок он ухитрялся поочерёдно опираться то на колени, то виснуть на столбах, то — потеряв всякий стыд — распластываться, как цыплёнок табака. Всё это мешало ему думать, мешало лгать.

И мне даже в голову не пришло его развязать.

Да и Зартан принял правила игры — он и не просил.

Больше того, в какой-то момент вошли слуги и подали мне слегка подогретое вино со специями, кувшин с кипячёной водой (они ненавидели этот мой каприз и сами бы с куда большим удовольствием напились из первой же лужи), чтобы разбавить его, и истекающее салом жареное на углях мясо с кусками брюквы.

Зартан напрягся, вытянул шею, принюхиваясь, и очень несдержанно сглотнул. Но посмотрел на меня спокойно. Я заметил, что верёвки стёрли ему кожу. Встал, подошёл и, не снимая перчаток, коснулся его голой шеи. Пустил небольшое лечение — скорее снимая боль, чем действительно исцеляя.

— Значит, ты такой же, как и я. — тихо сказал я.

Зартан некоторое время молчал. Я даже подумал, что он знает: пока я касаюсь человека, я чувствую ложь. Плохонький полиграф, но всё же.

Однако он не лгал — он думал.

Наконец он ответил:

— Нет. Когда я родился, ты уже давно бежал от Владык. И с тех пор они никому не давали столько даров.

— А есть кто-то ещё, кроме нас? — спросил я небрежно.

— Кроме тебя я говорил только с Привратником. Он всё так же ждёт возвращения Япета. Он пришёл ко мне во снах в первую же ночь — вместе со своими заморочками. Тысяча лет прошло, а он всё ещё мнит себя тем, кто дёргает за ниточки. Из его загадочного бреда и недомолвок я понял лишь одно: ты смог каким-то образом отгородиться от его явлений, и он в бешенстве. Или, что тоже возможно, в растерянности. Похоже, больше никто так никогда не мог. Он стар — достаточно стар, чтобы не делать ошибок. Не говорить больше, чем хочет. И всё же… я вижу по его поведению и словам: кроме нас, в этом мире есть ещё Вечные, с которыми он говорит.

— Расскажи мне о Вечных, — попросил я, позволяя своей магии затянуть его раны и снять боль.

Зартан даже попытался встать — и это ему почти удалось: верёвки не давали полностью распрямить ноги. И он остался нелепым, жалким и подчиненным. Он сам понимал это и смутился. Интересная придумка вот так привязывать человека. На удивление действенный способ вымотать человека и сточить ему волю. Опустил голову и раздраженно заговорил:

— Обычная история, когда в неё замешаны Владыки, — фыркнул он. — Однажды Владыкам надоело, что люди, которым они поручали своё добро, слишком меняются. Выяснив, что мы просто слишком быстро стареем и умираем, Владыки сделали некоторых Вечными. Тех, кого посчитали особенно полезными. Так, как сумели.

Я отошёл, сел на походный стул. Взял кубок и до того как отпил — машинально взглянув в щель палатки на Адреана. Он заходил со слугами и отпил из кубка перед тем, как оставить его мне. Следовало убедиться, что не стало ему плохо. Ну, вот такая у меня пищевая привычка.

Адреан стоял метрах в пятнадцати от палатки, разговаривая с Дукатом. Вернее, Дукат что-то ему втолковывал. Наш с Зартаном разговор слышать он не мог. А вот Дукат…

Я встал и вышел.

— Дукат, — позвал я. — У меня есть дело для тебя.

Немного подумал.

— Возьми людей и осмотри окрестности. Вдруг где засели враги, замыслившие подлое внезапное нападение.

— Да, мой сеньор! — отрывисто бросил Дукат.

Он подглядывал, как я добиваюсь от пехоты чёткого подтверждения приказов, и копировал это без стеснения.

— Я возьму сеньоров Васло и Хатча с их копьями. Осмотрим сначала холмы на севере — там удобно прятать отряд. А потом проедем вокруг лагеря, на пятьдесят полётов стрелы!

— Выполняй, — кивнул я.

Проследив, как он уходит, я вернулся в шатёр.

— Сколько было Вечных? — спросил я небрежно.

— Я знаю о двух десятках, — сказал Зартан.

Он стоял, перенеся весь вес на один из шестов и нелепо отклячив задницу. При моём появлении попытался придать себе более приличную позу — получалось плохо. — Но ты же знаешь Владык. С ними нельзя быть хоть в чём-то уверенным.

— Не знаю, — искренне сказал я. — Я ничего о них не помню.

— Понимаю. Я уже и забыл, как это. Новое тело. Новые мысли. Привязанности. Ты не поверишь, я месяц пути из Таэна плакал утром и вечером. Не мог выкинуть из головы старуху и двух детей, что были в прошлой жизни этого тела.

Голос Зартана дрогнул. Он горько усмехнулся. Его лицо изменилось — стало таким, как у человека, который испытывает сильную, настоящую боль. И дело было не в верёвках.

— Даже сейчас… иногда… накатывает, — тихо сказал он.

Он попытался утереть влажнеющие глаза плечом. Почти получилось. Заговорил быстрее, сбивчивее, словно стесняясь этой чужой, прилипшей к нему эмоции.

— Я не лгал, когда говорил, что был слегка безумен при нашей первой встрече. Когда Привратник рассказал мне о тебе — я сразу бросился тебя искать. Это было несложно… точнее, я знал, где ты, после того как понял, кто ты. Ведь ты слишком известен. Вот попасть к тебе на аудиенцию — это да, это было сложнее. — Он усмехнулся сам над собой. — Мне в голову не пришло, что ты можешь меня не узнать. Я привык, что Вечные всегда держатся вместе, помогают друг другу. Ничто так не сближает, как отличие от остальных.

Он хихикнул — коротко, нервно.

— Даже позже… когда мы превратились в уродов… те, кто ещё мог думать, тоже дружили. Очень тесно…

Он прикрыл глаза.

— А дальше ты знаешь. Я добрался до тебя почти случайно. Начал разговор с середины, запутался, сделал пару намёков на древние ритуалы… понял, что ты ничего не понимаешь… и тут твоя свита... Да и твой взгляд. И вдруг моё тело выдало такой ужас, что у меня рухнули все мысли…

Зартан сокрушённо покачал головой, словно вспоминая собственный позор.

— Почему ты не сказал прямо? — спросил я.

— Там? При всех? — он поднял на меня глаза, блеснувшие сарказмом. — Заявить вслух, что их герцог… что-то вроде колдуна? Да ты бы первый отрубил мне голову. Странно, что Привратник называет тебя Охотником. Со стороны ты скорее похож на палача.

Он снова хихикнул — и тут же сдавленно застонал, пытаясь распрямить хотя бы одну ногу. Верёвки не давали.

— Что он ещё рассказал обо мне? — спросил я небрежно.

Я налил вина во второй кубок и поставил так, чтобы он видел. Намёк он понял. Губы облизнул — но головой мотнул, отвёл взгляд.

— Я помню, как он говорил… но это же Привратник. Он никогда ничего не говорит прямо. Он намекает, он снится, он отбрасывает тени слов. И если даже говорит — это сон, а сны трудно удержать в памяти. Единственное, что я понял наверняка — он хочет восстановить Империю.

Зартан вздохнул — длинно, устало.

— И то… я понял это только потому, что он навещает меня почти каждую неделю. Во снах. Всегда во снах.

— Как он выглядит? — спросил я. Хотел сравнить со своими… видениями? Снами? И вдруг понял, что мои воспоминания — на удивление мутны. Я отчётливо помнил старика в лодке, Пана… но Привратника — того, кого Зартан так метко назвал — лишь смазанную фигуру. В белом? Или красном?

Забыл. Неважно.

Мне вдруг стало чуть стыдно за своё поведение. Не знаю, почему. Возможно, потому что Зартан воспринимал происходящее как должное. Более того — он, похоже, был благодарен за мою сдержанность.

Впрочем, так оно и должно быть.

В последний раз, когда мы встречались, он сидел в подземелье, привязанный к стулу. Потому что его нельзя было убить — только запереть.

И он ел людей.

И хотел съесть меня.

И убил Рудо, кстати. Я, честно говоря, тогда сам хотел его убить. Я подавил в себе некстати вспыхнувшую жалость к Зартану и внимательно всмотрелся в его лицо.

Мне нужно от этого человека… много.

Его секреты.

Его знания.

Его умения — вон как ловко он усилил иллюзию Университета.

Его понимание магии, этой, что стёрта и забыта.

И главное — знание о Кузне Душ.

Но повода доверять он мне пока не давал. А поводов не доверять… Кроме того, что он ел людей? Хм. И всё же — он говорил искренне. Не таясь. Всё, что не касалось важного, он выдавал охотно. О том, как вселился в бедолагу, как шёл искать меня… и как в последний момент передумал.

— Я ожидаю, — сказал Зартан, — что вы, герцог Караэна, спросите о том, что нынче называют Древней Империей. И, пожалуй, я могу указать вам путь… к тому, что сегодня зовут арсеналом.

Я поднял бровь. По-прежнему ни слова о Кузне Душ. Определённо, этот человек говорит многое, но не всё.

Но предложение было хорошим.

Тем более — я помню, как во мне изредка всплывали знания о Древней Империи. Будто озарения. Так что я смогу хотя бы отчасти проверить его ложь.

— Расскажи, — кивнул я.

Зартан с надеждой посмотрел на меня.

— Может… прикажете принести стул? Так мне будет удобнее.

Вторая просьба за всё время.

— Возможно, позже, — пообещал я.

Он тяжело выдохнул, взглянул на второй кубок — тот самый, который я поставил рядом как приманку. Снова вздохнул — глубже, смиреннее — и начал говорить.

— Всё началось очень давно, — сказал Зартан, ровно, почти рассеянно, будто рассказывал не тайну, а погоду. — В мире, который называют Серединным. Или Перекрёстком. Его символ — крест, если помнишь. Наш мир. Там, где мы, люди, были созданы.

Он говорил, как старый учёный, вспоминая лекцию, которую читал тысячу лет назад.

— Его назвали так потому, что из него есть путь сразу в несколько миров. Но главное — он стоит на границе между нижними и высшими. Нижние полны чудовищ и ужаса. Высшие — красоты и счастья. Хотя, признаться, это деление весьма условно. Владыки считают высшими те миры, где их желания воплощаются в материю без усилий. А те, где желания перестают становиться реальными, они записывают в низшие. Что насчёт ужасов… — он криво усмехнулся. — Для людей и там и там есть чего бояться.

Он поднял глаза на Магна.

— Этот мир, в котором мы сейчас, часто называют Бездной. Магия здесь работает плохо. Будто она связана скорее с памятью, чем с желанием. А у Владык с памятью… очень плохо.

Магн вспомнил Пана — и кивнул.

— Владыки попали сюда в наказание. Проиграли войну другим Владыкам и были низвергнуты. Так гласили слухи, что передавались людьми из поколения в поколение. Лишь Япет однажды сказал вскользь, что они не изгнанники, а непокорённые. Вот так, из оговорок, и складывается наша история.

Зартан вздохнул.

— Впрочем, меня это мало интересовало. Я был тем, на ком держалось почти всё. То, что вы зовёте Империей, не было ею. Это были дворцы. Множество дворцов, рассыпанных по полуострову, который вы теперь зовёте Регентством.

Он сказал это без гордости — скорее с равнодушной точностью человека, который видел, как поднимаются и рушатся эпохи.

— Когда я жил, за северными горами были лишь кучки одичавших дикарей. То, что теперь там якобы Железная Империя, — смешно. А там, где у вас Королевство, были лишь несколько пустующих дворцов. Круг Фей… Сначала я думал, что это выжившие Владыки. Но нет. Никто не уцелел. Кроме Пана и… возможно, ещё некоторых.

Я вспомнил развалины с Владыкой на пути к Кузне Душ, но промолчал.

— Владыки часто были жестоки, — продолжил Зартан. — Но это жестокость детей. Их можно было уговорить, отвлечь… но не всех. Нрав Владыки отражается в его облике. Если он похож на человека, как Япет, — почти наверняка он добр к людям. И рядом с ним мало что угрожает.

Нехорошая тень скользнула по его лицу.

— Но были и другие. Один выглядел как бронзовый бык. Он любил страх. Его изгнали под землю — ещё до моего рождения. Говорили, что он создал особых людей, похожих на быков. В качестве своих стражей. И тех, кто внушает ужас. Я видел их черепа.

Он помолчал.

— Был и другой — пылающий человек. Огромный. Я видел его сам. Один из самых могущественных. И жестоких. Он говорил Япету, что людей можно отлить заново. Лучшими. Как металл, что выплавляют в форму. Только вместо пламени боль, а вместо формы отчаяние и горе. Он нашёл маленький мир-пузырь и начал это делать. Япет запретил ему мучить людей. А когда тот не послушался, Япет собрал Владык, пошёл войной на его мир и сокрушил его. Разбил, заковал правилами. Его людей, точнее то, во что он их превратил, Япет не стал трогать. Оставил как есть. Япет всегда слишком любил нас. Так появились демоны.

Тут он на миг замолчал — с гордостью.

— Они были нашей армией.

В его голосе мелькнуло эхо древнего величия.

— Владыки иначе смотрят на мир. Если мы хотим построить дом — мы думаем о камнях и досках. Владыке в голову не придёт строить. Он просто отводит дождь, заставляет светиться небо, если ему скучна ночь. Делает камни тёплыми, если ему холодно. Так же они делали и армию. Одни наделяли созданное нами оружие невозможными свойствами. Другие делали оружием людей.

Он улыбнулся уголком рта.

— У нас были Громовые Великаны. Сейчас их нет. Их создавали лишь из мужчин. И они старели. Да… я помню.

Он на миг закрыл глаза — как будто смотрел на мир, которого больше нет.

— Я помню мир, покрытый мхом и огромными растениями. Таким он сейчас только в Гибельных Землях. На моих глазах Япет и некоторые другие заставили острова к западу, что вы называете Сорскими, и большой остров к югу, покрыться травой и превратиться в зеленые пастбища. А один из богов пошел по нему, бросая желуди, и за ночь из них вырастали целые рощи деревьев.

Магн вскинул бровь, но не перебил.

— Мы превратили этот мир в сад. Покрыли почву травами, деревьями. Превратили луга в поля. Возвели прекрасные дворцы, в которых Владыки могли наблюдать, как для них танцуют, играют музыку… или умирают. Мы не были Империей в том смысле, что вложили в это слово ваши фанатики из Таэна. Мы были центром кружащегося вокруг хаоса. Владыки не были ни рыцарями, ни правителями. Они просто были. И скучали вечность. А люди… — он усмехнулся. — Люди стали их развлечением. Они пристрастились к нам. К нашим эмоциям. К нашей изобретательности.

Он вскинул подбородок.

— Они могли жить без всего, сидя голым задом на валуне и наблюдая, как растёт папоротник. Но стоит показать им новый танец, и повторять не чаще раза в год — и он будет для них новым всегда. Они не помнят. Если не хотят. И, уж конечно, это всегда интереснее, чем растущий папоротник.

И тут он странно, горько засмеялся.

— Возможно, мы сами их испортили.

Он посмотрел на Магна долгим, внимательным взглядом.

— Люди всегда портят тех, кто делает их счастливыми. Даже богов.