Кровавый Король

Дыхание Игния обжигает ухо.

— Вот и всё, — шепчет он, касаясь губами мочки.

— Как тебя там… Игний? — Эсфирь поворачивает голову, касаясь губами его щеки. — Так вот, Игний, я бы исполнила любое твоё самое порочное желание в обмен на моё. Но моё тебе бы не понравилось. Ты горел когда-нибудь заживо?

— Не в твоём положении так говорить, сучка Кровавого Короля. Через тебя мы доберёмся и до него. Ваша Тэрра будет полыхать, а ты сдохнешь под обломками замка, — Игний хватает Эсфирь за челюсть.

Она улыбается в ответ, а затем выплёвывает крошки зуба ему в лицо.

— О, у тебя раскрошился зубик? Как хорошо, что их ещё много, — яростно рычит он, раскрывая пальцами её челюсть. — А знаешь, что я сделаю за это? Оставлю весточку твоему королю…

Он резко прикладывает ладонь к ребру Эсфирь, надеясь услышать её крик, что раздробит барабанные перепонки, но та терпит, растягивая губы в безумной улыбке.

Чувствует, как на плоти выжигаются буквы.

— Игний! — грозный голос Кванталиана окутывает каждую трещину. Игний испуганно пятится назад. — Что с ней? — он появляется прямо перед Эсфирь, пугаясь её взгляда. — Что с тобой? Он тебе что-то сделал? Почему ты прикована? — он резко поднимает руку в воздух, прибивая Игния магией к стене. — Почему она прикована?

Чёрный цвет радужек растекается по глазу, затопляя собой белок.

— Я… Господин Кванталиан… Я не… Она сама…

— Исчезни!

Кванталиан магией бьёт его об стену, а затем тот растворяется.

Оковы падают с рук Эсфирь. Она медленно опускает их, потирая запястье. Смотрит на ребро. Ожог складывался в буквы: «шлюхакровавогокороля». Безумный смех заползает в трещины камеры. Знал бы он, что это не причиняет ей никакой боли, кроме физической. Знал бы он, насколькооказался прав.

— Что с твоей рубашкой?

Кванталиан всё ещё стоит спиной, боясь развернуться и увидеть шрамы на идеальном теле.

Когда-то его также пытали. Когда-то это тоже был Игний. Когда-то Кванталиан рассказал всё, что знает, включая знания про Верховную ведьму и их связь.

— Тоже, что и с вашей Советницей, — зловеще хмыкает Эсфирь.

Она медленно подходит к углу камеры, поднимая камзол с пола.

Изумруды на нём едко посмеивались.

— Нам нужно пройти в тронный зал. — Кванталиан плотно сжимает челюсть. — Прости за всё это, пожалуйста. Прости. Этого не должно было произойти. Это ошибка и Игний поплатится за неё… Я лично…

— Кван…

— Да? — напряжённо спрашивает он.

— Веди.

До тронного зала они молчат. Эсфирь старается сдержать в себе самый настоящий греховный гнев, а Кванталиан пытается подобрать слова, но все они не те, не туда, да и вообще вряд ли уже нужны ведьме. Не после всего.

— Прошу тебя, выслушай меня! У меня есть меньше пятнадцати минут! Пожалуйста!

Кванталиан срывается, как только двери тронного зала закрываются, и они оказываются один на один друг с другом.

Бес падает на колени, но Эсфирь медленно осматривает помещение. Тронный зал короля Энзо переливался огненными оттенками от каменных кладок, витражных мозаик багрового трона в готическом стиле, на подлокотниках которого сидели две рубиновые саламандры. С горечью понимает, что весь цвет сейчас концентрировался на почти морковной макушке беса, склонившего голову.

Кванталиан. Тот самый хамоватый бес, к которому она сбегала от своих мыслей. Тот, кто никогда не осуждал её за убийства. Тот, кто никогда и не заикался об отношениях, но относился к ней, как к ледяной бентамидии. Или ей только так казалось, когда она тонула в вечной мерзлоте.

Он преклонял колени. Он склонял голову. Он умолял выслушать. Он желал замолить предательство. Но Эсфирь знала, что в бесах, как и в королях, нет места сожалению.

— Луна, мы можем исчезнуть. Сбежать прямо сейчас, — бес поднимает чёрные глаза, намертво впиваясь в её. — Энзо не оставит никого в живых. Узурпаторы обещали ему Тэрры альва и твоего брата в обмен на тебя. Прошу тебя, Луна, будь благоразумна. Давай сбежим! Давай начнём всё сначала! Давай забудем обо всех!

— Поднимись, Кван, — холодно произносит она.

Кванталиан послушно поднимается.

— Прости меня за терновник, прости меня за Игния. Я не знал, я не думал, я очень прошу, прости меня. — Кванталиан укладывает ладони на предплечья ведьмы. — Прости меня. Он будет говорить, что знает о моём предложении сбежать, но мы действительно можем это сделать. Хочешь отправимся в мир людей? Ты давно об этом говорила. Начнём всё заново! Как обычная семейная пара, только ты и я. Без магии, без этого мира.

— Как они вышли на тебя?

— Ты похорошела, Луна.

— Как. Они. Вышли. На. Тебя?

Эсфирь сдерживала ярость. За его перескакивание с темы на тему. За сбивчивость в мыслях. За руки на своих предплечьях. За это в миг одемоневшее «Луна». За предательство.

— Я сам пришёл к ним, — Кванталиан прикусывает щёку. Эсфирь разочарованно усмехается. — Всё не так, как ты думаешь! Сама знаешь, как я ненавижу Пандемониум! Энзо дал мне убежище. Здесь я схожу за своего больше, чем саламы! И всё было сладко, пока не пришли Узурпаторы. Они ищут тебя, — бес сглатывает. — Точнее, твоё сердце.

— И ты решил преподнести меня? Подарочную упаковку не забыл? — фыркает ведьма.

Ещё слово — и она размажет не только его, но и всю Тэрру.

— Да нет же! Я, наоборот, сбивал их со следа. А потом вдруг — Верховная становится Советницей Кровавого Короля. Я перестарался прятать информацию о тебе, а Энзо донесли на меня. Они пытали меня, Луна! Мне пришлось… пришлось всё рассказать… а потом вдруг это письмо…

— Какое письмо?

Эсфирь одёргивает себя от желания сделать шаг. В глазах застывает Видар, передающий конверт слуге.

Мерзавец, знающий все лазейки!

— О том, что ты находишься в этих краях, да с целой армией Кровавого Короля. Мне поручили тебя разыскать по…

— Одоранима… конечно, — ухмыляется Эсфирь.

Одоранима, более известна у мира нежити, какаромат души— то, что могли учуять лишь бесы в роде Кванталиана. Они могли разыскать любое существо, с которым имели когда-либо контакт. Единственный минус способности заключался в картинке — бесы чётко видели лишь свою цель, и того, кто вызывал в цели самый яркий спектр эмоций.

Кванталиан кивает головой, словно всё встало на свои места.

— Ты не пойдёшь со мнойиз-за него…

Эсфирь громко смеётся.

— Если ты не заметил, то он сдал меня вам! И убью я вас одинаково болезненно.

— Нет. Демон, ты даже в его цвете…

Кванталиан отходит на шаг назад, изумруд впервые выжигает сетчатку глаза.

— Я его Советница. Логично, что я ношу цвет его двора.

— Луна, это не цвет его двора, ну, то есть — зелёный, да, но… все знают, что изумруд — цвет только семьи, никто из подданных не имеет права надевать его. Никто, кроме тебя… Ты… Он выбрал тебя, а ты его…

— Что за чушь ты несёшь?

Эсфирь медленно облизывает губы. В лагере почти все были в оттенках зелёного, но смотрели только на неё. Пока она не придавала этому внимания и занималась делами, все вокруг обсуждали цвет камзола, цвет Видара. И сейчас его увидит король Третьей Тэрры.

Видар сделал из неё не только приманку, он сделал из неёповод для войны. И он… в каком-то смысле слова защитил её перед глазами Энзо.

— Луна, послушай, он — самое настоящее чудовище. Он сначала выбрал тебя, а потом сдал нам! Он предал тебя, слышишь? Будь всё по-другому, если бы Узурпаторы не охотились за тобой, я бы на твоём месте всё рассказал Энзо и принял его протекцию. Но Энзо вряд ли пойдёт против Генерала, а потому… прошу тебя, умоляю, давай сбежим!

Сердце Эсфирь непривычно сжимается. Она смотрит на Кванталиана. Интересно, ворвись несколько минут назад в темницу Видар, чтобы сделал он с Игнием? Вряд ли бы оставил в живых, как Кванталиан. Он бы расправился с ним. Медленно, мучительно, на глазах у всех. Не из-за неё, конечно. Просто потому, что его ослушались. Только никто не смел идти в обход слов Видара. Наверное, это ещё одна причина, по которой он носил прозвище — «Кровавый».

И как бы это ни было для Эсфирь, но в короле можно было видеть сильную опору, чувствовать его покровительство каждым изумрудом на камзоле. А вот видеть опору в Кванталиане сплошное сумасшествие.

Эсфирь усмехается. За всю жизнь она без конца подвергалась пыткам, но не выдала и толики знаний оппонентам. Но Кванталиан… Эсфирь уверенна, что он разболтал всё в тот момент, как только над ним занесли лезвие, лишь бы его такое идеальное тело не пострадало. И сейчас — сейчас он делал всё, чтобы она согласилась сбежать. Пытался очернить того, кто давно утонул в своей черноте. Она чувствовала (а теперь и знала), что её нахождение здесь — дело рук спокойной, невозмутимой, самовлюбленной рожи короля. И знала, что вернётся только для того, чтобы съездить по ней чем-нибудь тяжёлым!

Эсфирь приподнимает подбородок.

— Знаешь, Кван. Луше быть на одной стороне с настоящим злом, чем у него на пути.

— Помни, что у тебя был шанс, — тихо произносит бес.

Эсфирь ухмыляется. Это у них был шанс.

Двери в тронный зал распахиваются. Кванталиан разворачивает Эсфирь лицом ко входящим. Король Третьей Тэрры не шёл, будто бы плыл по полу. Его доспехи отливали краснотой, а на груди красовалась рубиновая саламандра — символ Джайстайна. Сквозь седые волосы скользили красные пряди. Казалось, что морщинистую кожу насильно натянули на тонкие кости. Он улыбнулся, отчего у Кванталиана побежал холодок по спине. Энзо не оставит в покое ведьму только по одной причине — она не умела молчать.

— Госпожа Верховная! — голос в отличие от внешности притягивал и располагал к себе. — Это такая удача, что Кванталиан смог Вас привести!

Энзо хитро усмехается, когда замечает на шее Эсфирь ожоги.

— Так сказать, заботливо доставилв целостии сохранности, — ядовито скалится она.

Энзо обходит её, садясь на трон.

— Прошу, не серчайте, что Вам пришлось немного подождать меня.

Кванталиан осторожно касается длинными пальцами рук Эсфирь.

— Будь благоразумна, — тихо просит он, на что ведьма лишь усмехается.

— Признаться, я думал, ты захочешь сбежать с Кваном, а я буду с радостью пытать тебя за попытку к бегству, — неприятно скалиться Энзо.

Лицо Эсфирь превращается в маску. Рядом затаил дыхание он — лживый, трусливый Кванталиан. Тот, кто когда-то был синонимом тепла. Она всегда знала, что доверять можно лишь семье. И сегодня пришлось в очередной раз пройти этот урок.

— Что ты хочешь от меня? — Эсфирь устало моргает.

— Ба! Жестокий альвийский король не смог научить тебя приличиям? — Король закидывает ногу на ногу, осматривая Эсфирь, как кусок мяса. — Может, он не такой уж жестокий? Или на невест жестокость не распространяется?

— Он не мой король! — В глазах Эсфирь мерцает хитрость. — И не мой жених. Я хотела его убить в лагере, пока твой пёсик меня не утащил.

— Так даже лучше, — хмыкает Энзо, а затем многозначительно смотрит на беса.

Тот кивает, резко разворачивая ведьму на себя, в его глазах мерцают извинения, а затем он впивается в губы жарким поцелуем. Эсфирь даже не пытается его оттолкнуть, а лишь углубляет поцелуй. Кванталиан удивлённо распахивает глаза.

Доза терновника снова отдаёт в губах слабым покалыванием, пока король продолжает:

— Возможно я отдам тебя Узурпаторам, как они того и просили, а возможно нет. Но до того момента — ты докажешь мне, что альвийский король действительнонетвой.

— А просто просить ты не умеешь? Со скованным телом как-то тяжело доказывать.

Эсфирь приходится сыграть едва шевелящиеся губы. Будто бы новая доза подействовала лучше той, что была в лагере.

— Я опасаюсь двойной игры. Всё же, живу не первый век. А ты — ты не просто ведьма. Сама Верховная. Кладезь вранья и миллиарда планов по отступлению. Но, увы, не в этот раз.

Увы, в этот раз у неё не было цели отступать. Ей нужно привести их к Видару, на что он и рассчитывал. А приведя — выкосить всех до одного и отдать корону двум королям.

— Будешь каждый раз приказывать своему щенку целовать меня?

Она видит, как кадык Кванталиана дёргается.

— Для тебя это слишком приятно, — король хитро щурится, размеренно кивая головой.

В зал входят двое слуг — оба в простых бордовых камзолах. Один нёс стул, а второй катил небольшой столик на колесах.

Эсфирь едва заметно сглатывает. Страх медленно туманил разум и напевал расправиться со всеми сейчас. Медленно и мучительно погасить жизнь в каждом, кто находился в замке. И плевать на область поражения невинных. К демону приказ Видара. В пекло его самого.

Кванталиан настойчиво усаживает её на стул, фиксируя голову.

— Давай, Кванталиан, опробуй свою разработку на Верховной, — довольно ухмыляется король.

Радужки Эсфирь испепеляет ярость.

В пальцах Кванталиана мелькает длинная игла. Эсфирь едва заметно сглатывает ком ужаса. Несколько веков назад бес разработал способ, благодаря которому можно было навсегда заткнуть ведьму, позволив ей свободно передвигаться. Открытием сталиТерновые нити, пропитанные ядом терновника. Снять их мог только тот, кто накладывал. Ведьма не имела возможности не то, что дотронуться до зашитого рта, элементарно промычать.

Эсфирь знала, что толку от них не будет, так же, как и от терновника. Но игла… Демонова игла её практически доводила до истерики.

Кванталиан делает первый прокол, не замечая, как Эсфирь остервенело вдыхает воздух. Боль пронзает участок ниже губы. Она хотела заливаться слезами. Биться в истерике. Умолять не делать этого. Но в её рукавах алыми вспышками горели два туза — Кровавый Король и Верховная Ведьма. Первый сделает всё, чтобы корона перешла к нему, а сама она — устроит шоу всему альвийскому войску, затем обязательно потребует у Видара беса и короля в качестве моральной и физической компенсации и подтвердит с ними каждый слух об её жестокости, мусолящийся в любой таверне. Все увидят, что она хуже, намного хуже, а слухи — не передают и половины правды.

— Какая сильная девочка, — усмехается Энзо, подходя к Эсфирь. Он проверяет работу беса, скользя пальцами по кровоточащим губам и грубым нитям, что плотно их стягивали. — Понятно, почему Генерал Узурпаторов охотится за тобой и твоим сильным сердцем… а ты, тем временем, досталась какому-то малолетке с амбициями больше, чем то, что он по привычке называет достоинством. Но, знаешь, что я подумал? Ты — лучший трофей. Так, быть может, оставить тебя себе?

Эсфирь закатывает глаза, дёргая головой. По ее расчётам обычный терновник заканчивал своё действие. Двигаться уже можно, но, демон, как держать язык за зубами?

[1] С лат. Полное излечение.

28

Он ждал её появления каждую долбанную секунду. Был уверен в ней, но уверенность в себе сдавала. Мозг с каждым разом подкидывал живописные картинки того, как он плюёт на собственное слово малварскому королю, штурмом берёт Тэрру и забирает своё. Забирает её.

Прошло почти двое суток. Время, что безжалостно терзало разум. Сутки, в которых он несколько раз утопал от физической боли, списывая всё на отсутствие отвара под рукой. Он не спал, потому что каждый раз закрывая глаза разыгрывался один и тот же сценарий, нарушавший его первоначальный план. Отключился лишь на пол часа, сидя за столом. И подобие сна добило его. В первые присниласьнастоящая ведьма, не какое-то безумное видение полумёртвой старухи из Пандемониума.

Во сне Эсфирь обнимала его, нежно прижимаясь носом к шее. Он чувствовал лёгкое, почти невесомое дыхание, но, что хуже — чувствовал покой. Она смотрела с такой любовью в глазах, какую он не познал за все три сотни лет. Она не боялась его. Была равной. А он… он чувствовал себя… любимым. Не кем-то, аею. И проснулся Видар не от того, что Эсфирь хотела загнать клинок в сердце или обезглавить, приклонившего колено, нет, отсутствие её прикосновений стало причиной пробуждения. Он замёрз без ведьм, созданной изо льда.

Проснувшись, он ещё долго смотрел в одну точку, не понимая (или отказываясь принимать) произошедшее. Сердце остервенело стучало, обвиняя его в неправильном поступке — отправить ведьму к королю Третьей Тэрры.

Но Видарзнал, что поступил правильно. Только знание это ничуть не успокаивало сердце. Почему дрянная ведьма вообще так заботила его? Почему в какой-то момент мир клином сошёлся на ней?

Он ненавидел себя самой яркой, выжигающей сетчатку глаза, ненавистью за то, что сердце хотело чувствовать её рядом. За то, что тело отзывалось на её касания. За то, что под рёбрами трепещущее нечто каждый раз стягивалось от ненавистного взгляда.

Эсфирь Лунарель Бэриморт — демонова маржанка, дочь малварского короля, который менял законы Пятитэррья с той же скоростью, с которой Видар раздавал наказания за неповиновения. Отречённая от престола, лишённая семьи, воспитанная Всадниками и перерождённая Хаосом. Верховная Ведьма Тринадцати Воронов. Безжалостная дикарка. Она не знала сочувствия, она распрощалась со своим сердцем, она более не знала, что такоечувства, в её взгляде жила лишь пустота, которую он так ненавидел. Она была соткана из чёрного неба и ярких гроздьев рябины. Таила в разноцветных глазах отблески звёзд двух видов: альвийских и малварских. Она сияла Сириусом на фоне остальных блёклых звёзд. Неисчерпаемая, многогранная, мудрая. Совсем не его.

Видар сильно сжимает переносицу.

— Как я ненавижу тебя… — исступлённо шепчет он.

За то, что никогда не сможешь полюбить меня…

Король резко поднимается с места, а затем опрокидывает стол, остервенело дыша. Ему нужно было выбросить из головы дьяволицу, что опоила его, околдовала. Со дня на день она наиграется с ним и бросит сердце изнывать от любви. Он видел, что случилось с Оттландом, который потерял сон. Он видел, как долго оправлялся Себастьян. Он видел, с каким вожделением смотрел на неё бес. Он хотел добровольно выколоть себе глаза, чтобы избавиться от глупой зависимости смотреть на неё.

— Ваше Величество, всё хорошо?

Видар не замечает, как в палатку вбегает слуга. Парнишка ошарашенно осматривает разруху, учинённую королем, не представляя, чего бояться больше: гнева короля или того, что решил потревожить его.

— Да, — жёстко отвечает Видар, поправляя лацканы камзола. Он сильно стискивает зубы. — Уберите здесь всё.

Король чинно направляется к выходу, но в него на всей скорости влетает Себастьян.

— Прошу прощения, мой король, — заметив слугу, Баш извиняется так, словно скороговорку произносит. Но в глазах четко читается: «Так тебе и надо, придурок! Научись смотреть, куда прёшь!»

— Что случилось? — Видар не реагирует на смешливый взгляд. Он, кажется, вообще разучился реагировать за двое суток.

Оба выходят на свежий воздух.

— Старик движется в нашу сторону. У Эффи получилось, — Себастьян широко улыбается, но заметив, помрачневшее лицо короля, и сам становится серьезным. — Что-то не так?

— Почему она не сбежала? — Видар бегло оглядывает лагерь: военные готовились к битве. — С бесом?

— Ну… — Баш хмурится, почёсывая затылок. — Может, потому что вы связаны Узами Доверия? Честь, все дела. Последствия… Да, и потом, кто захочет иметь вечно кровоточащую рану на коже?

Видар дотрагивается кончиками пальца до кожи за ухом, где была коротка чернильная полоска — знакУз Довериямежду королём и советницей. Для предавшего связь татуировка оборачивалась вечно-открытой кровоточащей раной, по которой и определяли предателя.

Видар отнимает руку, сжимая ладонь в кулак.

— И что? Она — Верховная. Не просто какая-то ведьма Советница. Скорее всего, её бы даже не изгнали. Отбыла бы срок в Пандемониуме, над ней бы поработал Война или Чума. Обязательно бы нашла способ избежать раны.

— Но ведь ей тоже нужна поддержка. Кто-то сильный, такой же, как она. Вы идеальный союз. Возможно, поэтому она всё ещё с нами.

— Ещё пожени нас, — фыркает Видар, сжимая губы.

Он пытается перевести всё в шутку, но внутреннее напряжение не даёт этого сделать. Себастьян усмехается.

— Не хотел бы быть шафером на вашей свадьбе. А что? Ещё не хватало моего красивого разбитого лица. А тарелки там только и будут, что летать! — весёлый тон Баша заставляет Видара ещё сильнее нахмуриться.

— Ты так спокойно говоришь об этом. Куда делась твоя ослеплённость? Она одна такая на свете и бла-бла-бла…

— Оказалось, сработалведьмин шарм, — пожимает плечами Себастьян. Взгляд Видара становится ледяным. — Я не учёл, что те, кто хорошо относятся к ведьмам попадают в зону ослепления на несколько недель. Но, — он подкусывает губу, — это прошло, а вместе с тем я влетел и в зону немилости. Хотя, она — хороший друг.

— Зажарил её любимого ворона?

— Идрис сам кого хочешь зажарит, — фыркает Баш, вспоминая огромную птицу.

Видар не допытывается, что именно сделал Баш. Тут даже и гадать не приходится — лишь исполнялегоприказы. Сапфировый взгляд мутнеет. Может быть, он тоже каким-то образом угодил в путы ведьмовских чар?

— Каков план? — спрашивает Файялл у подошедших Видара и Себастьяна.

Капитан Теневого отряда вместе с сестрой и двумя малварцами всматривались в армию саламов. Но на самом деле, каждый из них в тайне мечтал заметить лицо ведьмы.

На горизонте из леса выползала армия Третьей Тэрры. Во главе процессии шествовало трое.

Видар внимательно смотрит вперёд, желваки заходят за скулы.

— Вам — испугаться, — говорит Видар Файяллу, Изекиль, Паскалю и Себастьяну. — А ты — улыбайся, — обращается он к Брайтону.

— Что ты задумал? — щурится Паскаль.

— Нашим армиям нужно отступить.

Поверенные и принц с королём ошарашенно смотрят на альва, убеждаясь в его разумности. Или её отсутствии.

— Как это понимать? — в голосе Брайтона Видар улавливает знакомые нотки.

— Как только они приблизятся ещё на тэррлию, вы все разворачиваете свои армии, отзываете из леса и в «страхе» убегаете зачищать город, — Видар спокойно поправляет лацканы камзола.

— А вы? — поднимает на него глаза Изекиль.

— А я справлюсь, можете довериться мне и… Верховной, — хмыкает Видар.

На самом деле присутствие Эсфирь ему уже не требовалось. Она сделала то, что должна была. Теперь пришла его очередь.

Брайтон подходит к королю ближе дозволенного.

— Не делай глупостей, понял? Она — моя сестра. А сделаешь — будешь воевать сразу с двумя Тэррами.

— Это угроза, Нот? — на лице Видара появляется хитрый оскал.

— Дружескоепожелание, — поджимает губы тот, поворачивая голову в сторону армии саламов.

— А меня одного интересует, почему старик Энзо возглавляет шествие, а не сидит на троне? — внезапно спрашивает Паскаль, усердно пытаясь разглядеть всё ли хорошо с его сестрой.

— Энзо хочет видеть, как умирает Кровавый Король, — лениво отзывается Видар.

— Что ж… Не только он, — едва слышно фыркает в ответ Кас, чувствуя два взгляда на своём виске: укоризненный старшего брата и насмешливый альвийского короля.

В какой-то момент Паскаль понял, что перспектива посмотреть на смерть Видара довольно притягательна. Да и чего скрывать — он сам хотел прикончить самовлюблённого короля, если бы его смерть не означала гибель самого дорого существа, его маленькой сестрёнки, самой лучезарной на свете малышки. И пусть лучезарности конкретно поубавилось, пусть она сама могла постоять за себя, пусть огрызалась и старалась отдалиться — она всё равно былаего сестрой. Той, ради кого он совершал глупые поступки и постоянно сбегал за шоколадом и вином, рискуя собственной шкурой ради подобия на искреннюю улыбку. Той, ради которой он мог убить, не спрашивая. Но, что важнее, мог умереть.

Видар смотрел вперёд, не хуже, чем Паскаль, стараясь рассмотреть лицо ведьмы. Расстояние всё ещё не позволяло этого.

Стоило признать, что армия Энзо оказалась в разы больше, чем Видар рассчитывал. Они бесчисленным потоком вытекали из леса, безукоризненно следуя за своим королём. По той выправке, с которой двигалось большинство военных — Видар понимает, что подавляющая часть армии состояла из солдат Генерала Узурпаторов. Видар усмехается.

Интересно, есть ли среди бойцов ведьмы Верховной? И что почувствует она, когда Видар лишит всех их жизни, не разбираясь, кто прав, а кто виноват?

— Пошли! — коротко бросает Видар своим Поверенным и Паскалю. Те в ответ кивают и растворяются в калейдоскопе доспехов.

— Мы будем просто ждать? — спрашивает Брайтон, осторожно оглядывая постепенно пустеющий лагерь.

— Ты ещё не истощил свои навыки морока за время нахождения здесь? — король чуть склоняет голову, прикидывая примерную численность армии.

— Нет, но их слишком много. — Брайтон нервно сглатывает подступившую слюну. — Дажедля неё, Видар. Откуда у него столько солдат?

— Узурпаторы постарались? Если что-то пойдёт не так, заморочь им головы…Три… — Видар начинает обратный отсчёт до того, как лица приближающихся станут различимыми. Брайтон хмурится. — Два… Улыбайся, — хмыкает он. Уже через секунду он убедится, что с ведьмой всё хорошо и сможет дышать без проколов в лёгких. — Один. Туши улыбку.

Альвийская и малварская армии начинают мельтешить, сталкиваться, кричать и… покидать поле битвы. Видар довольно хмыкает, зная, что театральность привнёс Паскаль.

Сапфировые глаза замечают нездоровый блеск глаз короля Третьей Тэрры и то, как он разражается в гомерическом гоготе. Видар переводит взгляд на Эсфирь. Сердце пропускает удар. Губы ведьмы сшиты неровными стежками, на подбородке запеклась кровь, шея в ожогах, под камзолом мельтешит голое тело, а взгляд… От её демонического взгляда хотелось собственноручно перерезать себе глотку.

Она что-то замышляла. И не факт, что не против него.

Видару приходит на ум, как однажды он сказал ей бежать, спасаться от смерти. Теперь же — спасаться нужно было всем тем, кто шёл рядом с ней. И им самим.

— Что с её губами? — спрашивает Видар, с абсолютно скучающим видом, чтобы не выдать беспокойства.

— Терновые нити Кванталиана. Если ведьме зашить ими рот, то та теряет возможность колдовать. До тех пор, пока рука мастера не снимет их.

— Напомни мне взять этот фокус на вооружение, — скотски хмыкает Видар, чувствуя на себе испепеляющий взгляд Брайтона.

Но так он пытался лишь отвлечь себя. Не сорваться раньше времени. Не выдать нездоровой зависимости ни им, ни самому себе, ни, тем более, брату ведьмы.

Её глаза находят его. И кажется, она позволяет себе секунду слабости, выражая, насколько ей больно и… страшно. Но стоит ей моргнуть, как взгляд снова бесовской, дьявольский. Она хотела вгрызться в его шею не меньше, чем в Лорензо Файра.

— Как я погляжу, армия бросила своего короля, — неприятно скалится старик. Он вместе со своими людьми останавливается в шести тэррлиях от королей. Армия же растягивалась до края леса и, кто знает, может, скрывалась среди огненных деревьев. — Брайтон, мальчик, и ты тут. Что же, так даже интереснее.

— Верни мне мою ведьму, Энзо, — ледяным голосом чеканит Видар.

— Ни тебе диктовать мне условия, Кровавый Король, — спокойно хмыкает Лорензо. Но Видар чувствует метания его души. — А ты, видимо, примкнул не к тому королю, — обращается к Брайтону. — По старой памяти?

— Узурпатор лишил тебя разума? — Брайтон скалится, а Видар едва ли удерживается от удивленного лица. Тот самый сдержанный Брайтон проявлял агрессию. Чудеса!

— Вернимоюведьму, — повторяет Видар. — Как видишь, мы решили пощадить тебя и свернуть военные действия.

— Под «свернуть» ты подразумеваешь то, как ваши драгоценные генералы с солдатами бежали с поля боя? — смех скользит в каждом слове короля, а его приближённые не сдерживают очередных надменных ухмылок.

Кванталиан крепко сжимает предплечье Эсфирь. Та резко поворачивает на него голову, смиряя проклинающим взглядом.

— Бегство или тактическое отступление — мне плевать. Она принадлежит мне. Как ведьма. Как женщина, что являетсямоей невестой. Если ты её не вернёшь — по закону Хаоса я буду вынужден забрать насильно.

Эсфирь изящно дёргает бровью, позволяя себе чуть ухмыльнуться. Видар бесстрастно окидывает её взглядом, пытаясь разгадать дальнейшие действия ведьмы. Будь перед ним кто угодно, но не Эсфирь — он был бы спокоен за собственный план.

— Эту дикарку? — Энзо перехватывает её у Кванталиана, выводя вперёд. — Ты хочешь жениться на ней после того, как она выдала ваше местоположение?

— Наша брачная ночь будет весьма увлекательной. — Уголки губ Видара приподнимаются в равнодушной улыбке.

— Хватит шатать её как безвольную куклу! — не выдерживает Брайтон, делая шаг вперёд.

Кванталиан возникает прямо перед его лицом.

— Приветик, холодному брату. Что, запалистый дал дёру?

— Молись, чтобы тебе удалось сделать тоже самое!

Бес выводил Брайтона из себя. Ему хотелось задушить его голыми руками, но красноречивый взгляд Видара сдерживал от необдуманных ошибок.

— Если хочешь забрать своюигрушку, то… есть одно условие, — в глазах Энзо сверкает хитрость.

— А как же ещё, — нетерпеливо фыркает Видар.

Время начинало поджимать. С минуты на минуту все поймут, что он обманул их. Обрушить свою мощь сейчас, пока ведьма стоит на чужой стороне — он не сможет, иначе лишится и её. Или причинит огромную боль. Он не знал, как её душа среагирует на него, знал лишь, что она не выдержит, находясь в эпицентре очередной кровавой бани.

— Мой дорогой Видар! Признаться, я ждал кровопролитной войны. Узурпаторы, слухи и даже твой отец так разрисовывали тебя — самогоКровавого Короляза всю историю Тэрр… Я мог бы попросить Ветвистую Корону или Ледяную Корону. — Энзо медленно переводит взгляд с одного короля на другого. — Но это будет очень низко с моей стороны — отбирать короны тех, кого бросил их же народ.

— Не празднуй победу так рано. Истинно преданный народ не бросит своего короля, — ухмыляется Видар.

В ярких глазах мелькает что-то похожее на страх. Чувство дежавю странным образом царапает по рёбрам.

— И впрямь, — скалится в ответ Энзо, сжимая руку Эсфирь. — Она очень преданна тебе… Или ты уже предан ею. Я хочу, чтобы тывымолилсвоего предателя… На коленях! Иначе я убью её, — его громкий голос, казалось, доносился до каждого, кто стоял на поле. Все смотрели за разворачивающейся картиной с бешеным интересом.

Эсфирь скользит взглядом по лицу Кровавого Короля. Он никогда в жизни этого не сделает — скорее убьёт её вместе со всеми.

— Что тебе даст её смерть? — спокойно дёргает бровью Видар.

— Мне нравится убивать. Одной смертью меньше-больше, какая разница? Но… есть разница для тебя, ведь гибнет твой народ…а она, как оказалось, часть твоего народа и как бы это лирично не звучало — часть твоего сердца. Так что…На колени, Видар!

Видар вспоминает сон. Каждую эмоцию. Каждое слово, сказанное тогда ведьмой — принадлежало не ей. И направленно было лишь на то, чтобы ненависть напитала королевское сердце больше обычного. Он резко переводит взгляд на Эсфирь, что замерла в настороженности. Но на деле смотрел на тех, кто стоялзаней, опасаясь увидеть меч в её груди. В его снетакумерла Кристайн.

Тогда онне преклонилколено. Тогда онне почувствовалничего, кроме ненависти. Но сейчас. Сейчас ему было нечем дышать. Лёгкие снова напоминали собой исколотый целлофановый пакет.

Он мельком облизывает губы, чувствуя на себе настороженный взгляд Брайтона.

Видар медленно приподнимает ладони, начиная опускаться на колено. Он мог истребить душу каждого вместе с ведьмовской, но… против своей воли слушал, как её душа металась, как выла от страха, как хотела домой — в объятия братьев и в…, об этом даже страшно думать, его. Он слушал мольбу души и в такт ей преклонял колено.

Эсфирь широко распахивает глаза.

Он не успевает коснуться коленом земли, как саламский лес вспыхивает ярким огнём, страшные крики полощут по ушам. Все резко оборачиваются на огонь, что в считанные секунды достиг крон деревьев и со страшной скоростью начал двигаться в сторону Видара, сжирая на своём пути саламов.

— На коленях ты будешь стоять только передо мной, — насмешливый голос раздаётся за его спиной.

Видар резко подрывается вверх, разворачивается и… встречается с её кулаком в нос.

«Она не угроза. Она не угроза. Держи себя. Не позволяй себе», — король до одури сжимает руки в кулаках чувствуя жжение под рёбрами.

— Я могу тебя убить, — тихо рычит Видар, опасно сверкая взглядом.

— Не угадал, я буду первой! — снова хмыкает она, отвешивая пощёчину уже с другой руки.

«Держи. Себя. В. Руках», — ему казалось, что вены на запястьях сейчас лопнут от напряжения.

Все, кто стояли близко к Лорензо и Кванталиану оборачиваются на звук.

Эсфирь едва ли шевелит мизинцем, и следы от ударов с лица Видара исчезают.

— Я потом буду первой, сначала они, — кривовато улыбается она.

Все застывают на несколько секунд в немом шоке. Видару приходится молниеносно изобразить на своём лице тоже самое, лишь бы скрыть странный отблеск древности в глазах.

Он медленно сканирует её лицо взглядом. Она стояла пред Видаром, хитро склонив голову к левому плечу, не было и намёка на терновые нити или уродливые стежки на губах. Только мириады трещин в её глазах сверкали болью. Над головами кружила стая воронов.

— Я так и думал, — Видар даже забыл об ударах и нескончаемом самоконтроле, наконец, подтвердив свою безумную догадку.

На лице Брайтона отображается вселенское отчаяние.

— Какого демона ты обманул меня, Кванталиан?! — рык Энзо перемешивался с криками из огня.

— Я не… Я… — Кванталиан открывал и закрывал рот, словно выбросившаяся на берег рыба.

— Голос тебе не нужен, — потрясённо произносит Видар, словно во-второй раз осознав, чтосейчас произошло.

Эсфирь видит в его глазах самое настоящее, неподдельное, даже безумное, восхищение.

— Ещё как нужен, когда я буду орать на тебя дома, — недовольно фыркает она.

— Ты почти заставила меня встать на колени и врезала мне! — грозно протягивает Видар, пытаясь скрыть улыбку от того, какона назвала его Тэрру. — Ты могла умереть!

— Конечно, меня же пытали из-за тебя, если вдруг ты не понял! — пожимает плечами Эффи. — Ты ещё легко отделался!

Видар замечает, как она исхудала за несколько суток. И хотя ведьма старалась вести себя как обычно, он видел её усталость и истерзанность.

— А меня ты заставила волноваться за тебя каждую долбанную секунду, если тебе интересно! — взрывается Брайтон. — Паскаль отвесит тебе такую затрещину, что покажется тебе цветочками по сравнению со всем, что когда-либо происходило с тобой! А затем я добавлю! И за это тоже! — он нервно окидывает взглядом огонь и заживо горящих солдат, и ведьм.

— А, точно! — ведьма горделиво приподнимает подбородок, а огонь вспыхивает с новой силой, начиная двигаться намного быстрее.

Но гордость была напускной. Она чувствовала каждую ведьму, что губила своей рукой. Чувствовала её боль. Чувствовала, как несколько десятков капель сил испаряются из её энергии. Несущественных для магии, но таких важных для неё, как для их Верховной.

Они предали. Не вступились. Она усиливает жар огня, с трудом моргая. Чёрный смог проглатывает землю.

Оба короля замечают, как из её носа стекает тонкая струйка крови.

— Останови огонь, умоляю, останови! — кричал Энзо, с ужасом наблюдающий за тем, как пламя безжалостно окутывало каждого из его армии и подбиралось к нему.

Идрис, а вслед за ним и остальные птицы, пикируют вниз, превращаясь в теневых солдат. Тех, кто чудом выживал в огне — добивали её вороны.

Идрис же — более походил на монстра-демона с яркими разноцветными глазами. Он возвышался над хрупкой фигурой Эсфирь, кровожадно скалясь. Готовый сорваться в любой момент по её указу и перегрызть глотки всем разом. Каждый раз, когда она прикрывала глаза больше, чем на несколько секунд, он касался пером её затылка, будто вливая в неё силу.

— Отдашь их мне, Кровавый Король? — Эсфирь быстро стирает кровь.

То, как она назвала его — почему-то делает разрез на его сердце.

— Нет. Они — мои, — серьёзно произносит он. — Тебе здесь делать нечего, — уже тише добавляет он.

В душе разливается приятное тепло. Он переживал. Сейчас даже у мозга не было сил бороться с парадоксальным открытием. Его волнение стало таким же ослепительным, как евангельское откровение.

Ведьма медленно поднимает руки над головой, перекрещивает кисти, а затем резко сжимает ладони в кулаки. От огня остаётся лишь запах гари.

— Спасибо! Спасибо! — Старик вместе с бесом сбивчиво дышали, пятясь назад.

Поле превратилось в кровавое месиво из огня и тёмных дымчатых фигур. Особо удачливые умерли сразу же, а тех, кого хотела помучить судьба — ждала страшная участь в виде медленной смерти.

— Морок нужен? — интересуется Брайтон, понятия не имея, что собирается делать Видар.

— Нет, оказалось умений ведьмы вполне достаточно, — от ледяной улыбки альвийского короля мурашки поползли даже у Верховной Ведьмы. — Вы свободны, — обращается он к семейству.

— Но… — Эсфирь пытается возразить, как Видар грубо осекает её, глядя исключительно на Брайтона:

— Твоей сестре нужна помощь. Она многое пережила. Отведи её в безопасное место.

— Заботишься о своейвещичке? — ненавистно улыбается Эсфирь, а затем сплёвывает на землю кровь, что внезапно наполнила рот.

Она истерзала себя.

Брайтон, буквально сгребает её в охапку, уводя с места бойни, не позволяя Видару ответить что-то едкое. Но Эсфирь знала, что он не собирался отвечать. Лишь усмехнулся, плотно сжав челюсть, и скользнул по её лицу колючим взглядом.

— Эффи, как ты? — спрашивает Нот, когда они удаляются на приличное расстояние.

Брайтон чувствует, как Эсфирь переносит вес своего тела на его руку.

— Со мной всё хорошо.

Она с трудом оборачивается на Видара, замечая его величественную спину, разбирая слабые очертания Кванталиана на коленях, что задыхался от гари, перепуганного Лорензо, его остатки от армии, что из последних сил пытались наставить оружие на короля Первой Тэрры.

Видар медленно разводит руки в стороны.

Она сделала это. Сделала то, что он хотел— выкосила практически всех, пока мурашки от его ледяного тона не побежали по спине. А затем подчинилась сама. Ему. Позволила брату уводить уставшее тело с поля боя. Бросала его одного.

— У меня что-то… с душой. Жжёт. Сильно. — Она отворачивается от Видара, утыкаясь взглядом в серебристую петельку на камзоле брата. — Ты в курсе кто он? Демон, она сейчас сгорит!

Зрачки Эсфирь резко расширяются. Онспециальноизбавился от неё, потому что помнил, как душа восприимчива. Если ей было больно сейчас, то каково могло быть, стой она рядом с ним или, что хуже, на стороне Энзо?

В голову приходит давно забытая мелодия. Эсфирь удивленно моргает.

— Самый могущественный целитель в Пятитэррье… — задумчиво отвечает Брайтон, усиливая хватку, будто физический контакт был способен унять её дискомфорт. — Значит ли это, что он способен колдовать так же, как и ты — силой мысли?

— Как знать, — тихо отвечает Эсфирь, зная, на чтоон способен.

— И ему ты сегодня решила показать всю свою мощь?

— Да.

— Ты уверенна, что приняла верное решение, Эффс?

— Нет… Нот, ты слышишь?

— Дикие крики? Да, я же не глухой, — непонимающе моргает Брайтон.

— Крики?

— Эффи-Лу, надо ускоряться!

Земля под их ногами начала вибрировать. Будто что-то страшное пробуждалось от многовековой спячки. Трава дрожала в раболепском поклонении новому королю Третьей Тэрры.

Она хотела ещё раз обернуться, но… не могла. Душа отчаянно сопротивлялась порывам мозга и выходила победителем. Будто кто-то подарил ей сил на сопротивление. Кто-то очень могущественный и жестокий.

Брайтон жмурится от неистовых криков, но Эсфирь их не слышит. Внутри головы играла до боли знакомая мелодия, что убаюкивала каждый закуток сердца и сознания — малварская колыбельная.

Но если бы Эсфирь или Брайтон всё же смогли обернуться, если бы они смогли хотя бы на секунду увидеть ту страшную картину, они забыли бы куда идут — в лучшем случае, и подчинились бы Видару Тейту Гидеону Рихарду, наследнику Каина — в худшем.

Над полем трупов и остатков живых поднималось множество чёрных душ, все они переплетались меж друг другом. Свет померк. Мёртвым везло больше, чем полуживым — они не чувствовали, как из них вытягивали опасную энергию. Чудовищные крики окутали местность. Какие-то души сразу же исчезали в недра земли, вниз, прямиком в жерло Пандемониума, будучи неугодными. Остальные же превращались в изящные кисти рук и тянулись к Видару, к Чёрному Инквизитору, к своемухозяину.

Кванталиан и Энзо не могли даже моргнуть.

— Кто ты, демон тебя дери, такой? — хрипит Лорензо, с трудом переводя взгляд на суровое лицо Видара.

Тот лишь ухмыляется, резко сводя руки перед собой. Бесчисленное количество душ двинулось прямиком в него. Ухмылка превращается в блаженную улыбку, а сам он закрывает глаза, позволяя себе насладиться отчаянием, страхом, болью и кровью душ. Он впитывал в себя всё без остатка, насвистывая под нос какую-то странную мелодию.

Он пристально смотрит в глаза Лорензо. Его взгляд стремительно мутнеет, даря глазам оттенок пыльного василька.

— Вероятно, лишь малолетка с амбициями больше, чем то, что я по привычке называю достоинством, — его губы растягиваются в озорной улыбке. Он с видом безумца читал душу Лорензо, как самоучитель по пыткам: жадно поглощая каждую букву. — Не думал, что тебя так интересует размер моего члена. Показывать не буду, уж извини.

Он слегка проворачивает кисть: огромная чёрная рука тянется к горлу Свергнутого Короля Третьей Тэрры; ещё несколько рук появляются вокруг беса, сдерживая и без того ослабшего Кванталиана.

— Ничего интересного, — хмыкает Видар, привычный цвет глаз возвращается к нему.

— Они придут за тобой, мальчишка, — хрипит Энзо, постепенно краснея. Ему кажется, что он уже слышит скрип своих же суставов. — Узурпаторы подчинят тебя себе.

— Возможно, я подчинюсь им первым. А потом убью. Каждого.

— Ты не понимаешь против…когоидёшь!

— Почему же? Судя по твоим воспоминаниям: против идиота в капюшоне, — насмешливо хмыкает Видар, но спустя секунду его голос становится ледянее малварских снегов: — Зачем Узурпаторам Верховная?

Видар чуть склоняет голову.

— Вот у них и спросишь, — еле проговаривает Энзо.

— Договорились, — уголки губ Видара чуть дёргаются. Он снова начинает насвистывать мелодию.

Руки переламывают шею старого короля, как тонкую ветку. Видар медленно поворачивается в сторону беса. Тот нервно сглатывает. После увиденного — пытаться сбежать было бессмысленно и невозможно.

— Генерал Узурпаторов не говорил зачем им Эсфирь… Лишь то, что она нужна ему. Что она — сила, способная на великие свершения. Что сердце и тело Эсфирь должно быть целым и невредимым, потому что из неё можно выкачать огромное количество магической энергии, — быстро тараторит Кван. — Прошу, только отпустите меня. Я исчезну, вы никогда не услышите обо мне…

Бес хочет упасть на колени, но руки душ удерживают его.

Видар скользит по нему оценивающим взглядом. Становится ясно, почему братья малварцы так пренебрежительно относились к нему. Предатель — ни больше, ни меньше. Более того, он понимал, почему Эсфирь выбрала его в качестве партнёра — Кванталиан являлся не тем существом, что будет хранить её тайны. А если ты изначально готов к последствиям, то боли они причинить не могут.

— Ты поднимал на неё руку? — Видар безмятежно улыбается. От этого сердце беса стучит где-то в горле.

— Нет! Нет! Никогда!

— А тот, кто пытал её, он здесь?

— Я не… не знаю… Должен быть… Скорее всего… он уже мёртв.

— Как его зовут?

От спокойного голоса Видара Кванталиана трясёт.

— Игний…

— Хорошо, — улыбается Видар. Он распрямляется. — Игний! Я жду тебя. Немедленно.

Не проходит и секунды, как перед Видаром появляется чёрная душа с красными вкраплениями.

— Даже жаль, что ты уже умер, Игний, — скалится Видар. — Но меня распирает гордость за то, что моя ведьма не пощадила никого. Так почему я должен пощадить тебя после смерти? — Душа Игния начинает вибрировать. — Я не думаю, что ты станешь Неугодным. Я думаю, что разрежу тебя. Лоскут за лоскутом. Материю за материей, пока ты не расщепишься на атомы. Потом ты вновь соберёшься. И снова рассыплешься. И так до бесконечности.

Всё время, пока Видар говорил, а глаза Кванталиана пылали страхом, от души Игния отрывались мельчайшие куски, крошась и исчезая в небытии.

— Терновые нити принадлежат тебе. На её губах твоя работа? — Видар возвращает своё внимание к бесу. — Лучше скажи. Иначе я залезу к тебе в душу через глаза, а это, увы, не очень приятная процедура.

— М-моя… Но Верховные не чувствуют боли! Ей не было больно, я клянусь, не было! У неёнетсердца!

— У меня тоже, — Видар широко улыбается, оголяя ярко-выраженные клыки.

Кванталиан знал, что ещё немного, и они защёлкнутся на его шее, а по подбородку короля потечёт кровь беса. Его начинает трясти, когда Видар бесцеремонно врывается своими когтями в его душу. Кванталиан чувствовал, как король, не особо заботясь, прорвался в душу через глаза, как без особого труда нашёл оттуда дверь к воспоминаниям, как прочитывал каждое из них и с особой тщательностью всё, что касалось его ведьмы. Бесу казалось, что душу погрузили в Коцит, острые ледяные иглы кололи тело изнутри.

— Ты решил, что имеешь право касатьсямоей Верховной? Ты решил, что имеешь на неё хоть какие-топрава? — глаза Видара недобро сверкают ярким сапфировым свечением.

— Я… Я…

Души заползали внутрь беса через рот, нос, слизистую глаза. Он извивался, кричал так, что его, должно быть, слышали в самом Пандемониуме.

— Ты когда-нибудь слышал малварскую колыбельную? — ухмыляется король.

Он делает несколько шагов в сторону и присаживается на корточки, чтобы снять с головы трупа коронуОсеннего Пламени. В ответ на собственный вопрос Видар получает отрицательные мычания.

— Что ж, у тебя появился шанс. Очень чувственная мелодия. Я услышал её один единственный раз, когда прибыл с визитом после Холодной войны. Какая-то девушка напевала её в саду Ледяных Фигур поместья Бэриморт, а я случайно подслушал с балкона. Тебе повезло умереть под неё.

Он снова начинает насвистывать мелодию, пока эфемерные руки с особым пристрастием, мучительно медленно, вырывали из беса каждый кусочек его материи. Видар даже жалеет, что в этих отщепенцах не было пригодной для службы души, иначе — он бы изрезал и её. Подбородок Кванталиана приземляется у носка ботинок Видара. Тот поддевает висок, убеждаясь, что жизнь покинула беса-предателя.

— Ты не заслужил называть госпожу Верховную по имени, урод, — шипит Видар, брезгливо убирая ногу.

29

Эсфирь медленно моргает. Непривычный для Первой Тэрры холод настораживает сознание. Она осторожно оглядывается по сторонам, замирая на месте. С губ срывается восхищённый выдох.

Это был дом. Она стояла посреди сада Ледяных Фигур, дома. Фигуры мерцали отблесками северного сияния и малварского снега. Вороны, животные, демоны, фигуры неосознанной нечисти, что прятались в лесах — все находились здесь, формируя блестящий лабиринт. То, место, которое особенно дорого для неё.

Эсфирь ещё раз моргает. Она понимает, что это не более, чем сон, но в нём хотелось остаться навсегда. Может, потому что ведьма, наконец, чувствовала покой. А может, потому что отдалённые звуки колыбельной успокаивали сознание.

Она резко оборачивается, и в душе что-то щёлкает. Яркий, счастливый смех окутывает местность, и только спустя несколько долгих секунд, она понимает, что этот смех принадлежит ей. Ведьма срывается на бег, искренне желая, чтобы её тайное место тоже оказалось здесь. Укромная лавочка в своеобразном куполе, закрываемая с двух сторон ледяными деревьями, а сверху — одним из многочисленных балконов замка.

И вдруг всё становится таким, как раньше: холод приятно морозит лёгкие, соболиная накидка приятно щекочет кожу на щеках, утеплённое черное платье струится по белому снегу, заставляя его приятно поскрипывать, а сознание, в первые за последние месяцы, ясное и сверкающее, как лёд.

Эсфирь проводит ладонью по лавочке, смахивая тонкое снежное кружево. На глазах застывают льдинки, а губы сами собой растягиваются в счастливую улыбку. Она дома. Дома.

Здесь нет душащей Первой Тэрры, нет предательства, здесь нет его… Грубого, самодовольного, кровожадного короля, что готов выжать из неё любую выгоду, подставить под удар. Здесь нет того, от кого сердце срывалось в галоп мастистой лошади.

Справа слышится шевеление. Эсфирь замирает, прислушиваясь, как сердце дрожит. Чаще всего здесь её находила мать, а в последствии — Паскаль. За века существования облик родителей практически растворился в разуме ведьмы. Она смутно помнила чувства к ним, самым ярким стало — боль от потери. Но ведьма помнила, что её называли «Льдинкой», как готовили стать принцессой, как родители дарили искренние улыбки, помнила свою последнюю встречу с отцом. А потом — единственными родными людьми во всех мирах стали старшие братья. И, по иронии судьбы, именно от них она вынуждена была бегать, как от огня.

Уголки губ Эсфирь едва подрагивают. Если это сон, она бы хотела обнять родителей и… извиниться. За себя, за свою жизнь, за гордость.

— Я долго искал тебя, — приглушённый голос раздаётся совсем близко.

Эсфирь резко поворачивает голову, чуть ли не сталкиваясь своим носом с носом несносного Кровавого Короля.

«Нет-нет-нет…»

— Это мой сон! А тебя я ненавижу всем сердцем, так что выметайся из него! — Эсфирь надменно отворачивается от него.

Только поздно. Сердце уже сорвалось к его сердцу.

«Да демон дери! Даже здесь!»

Он буквально преследовал её по пятам и чем быстрее она убегала, тем с большим успехом он настигал.

«Может, нужно прекратить бежать?»

Она слышит, как он фыркает, прежде чем улыбнуться. Не доверяя самой себе, Эсфирь снова поворачивается к королю.

Он улыбается. Ей. Улыбкой пятнадцатилетнего парнишки, что смог сорвать поцелуй с заветных губ. Ямочки украсили его щёки, глаза пылали синевой, а в волосах поселились снежинки, что превратили острые шпили сосулек в мягкие, слегка влажные, паутинки.

Зрачки ведьмы расширяются. Он выглядел таким, каким она увидела его впервые — из-под высокой стойки ворота камзола выглядывали чёрные извилистые руны. Кисти рук украшали невероятные узоры, а на некоторых пальцах завитушки создавали имитацию множества колец.

От него веяло непривычным теплом, а в глазах отсутствовал даже намёк на ненависть, только восхищение. Ей. Малварской ведьмой. Его Верховной Советницей.

Эсфирь с ужасом понимает, что в такого, каким он представал сейчас, могла влюбиться не только душа. Она. Целиком и полностью.

— Я больше не хочу догонять тебя, — обескураживающее признание слетает с его губ.

Он внимательно исследует взглядом лицо ведьмы, будто тоже видит впервые.

— А ты бежал?

— Я летел очертя голову.

Невинное предложение выбивает последние остатки разума и ненависти из рыжеволосой головы. В реальности они наверняка продолжат войну, терзая души друг друга. Но почему нельзя дать волю самым потайным желаниям во сне и просто попытаться… ослепиться им? Полностью и бесповоротно полюбить его. Всего лишь один раз.

— С трудом верится, — хмыкает Эсфирь.

Отдалённые звуки колыбельной в её голове усиливались, будто кто-то напевал мелодию в реальности.

— Можно я сделаю одну вещь?

От робкого вопроса перехватывает дыхание.

— К-какую?

Она не успевает толком осознать, насколько несвойственная ей интонация проскочила в голосе, как сильные мужские руки притягивают к себе. Сердце остервенело бьётся, а приятное тепло разливается по телу. Видар невесомо касается губами макушки Эсфирь.

— Надо же, — слишком жаркое, неестественное для Пятой Тэрры дыхание, обжигает кудряшки. — Сон дал мне тебя обнять.

— Я… Я не хочу просыпаться, — тихо шепчет Эсфирь ему в шею, стараясь сконцентрироваться на теплоте кожи и убежать от назойливой мелодии.

Видар начинает покачиваться с ней из стороны в сторону, словно убаюкивая. Правая рука перемещается на грудную клетку Эсфирь, чувствуя бешенное сердцебиение.

— И не надо, — его тихая усмешка убаюкивает разум, задвигая усилившиеся звуки колыбельной в самый дальний ящик памяти. — Эффи…

— Да? — она отвечает едва слышно, заколдованная тем, что он назвал её по имени. В первый раз.

— Отдай мне своё сердце, — сладко протягивает Видар.

— Оно уже тво…

Звук колыбельной резко прекращается. Она чувствует, как кто-то в реальности прикладывает ладонь к месту, где огнём на ребре высечено «шлюхакровавогокороля».

Зрачки Эсфирь расширяются. Король никогда не называл её имени. Намеренно избегал этого, будто скажи он имя хоть раз, то сразу же отправится в могилу.

Эсфирь неаккуратно отодвигается от Видара, внимательно всматриваясь в черты лица. Его зрачки расширились, брови чуть хмурились, скулы застыли в напряжении. Она будто смотрела в зеркало…

— Кто ты такой? — резко спрашивает она.

На лицо Видара падает тень опасной усмешки.

— Я что-то сделал не так, Эффи?

— Да. Назвал по имени. Дважды. Кто ты?

Эсфирь хочет ухватиться за лацкан тёмно-изумрудного камзола, но проваливается в темноту.

Она резко распахивает глаза. Не сразу понимает, что с губ срывается напряжённый выдох. Снова. Демонов сон снова ей снился. Четвёртый день подряд.

Эсфирь, против собственной воли, прикладывает руку к левому ребру. Она знала, что три слова с её кожи исчезли ещё в первый день, но до сих пор чувствовала жар от них. Похоже, треклятые буквы отпечатались на сердце.

— Эффи-Лу, как ты? — тихий холодный голос Брайтона разнёсся по покоям ведьмы, словно кто-то расколол ледник.

Он, с видом провинившегося щенка, стоял в дверях.

Действительно, как она? Переполненная эмоциями. Подавленная, как физической, так и душевной болью. Почти не живая. Наблюдающая один и тот же сон снова и снова, на протяжении нескольких дней. Цепляющаяся за нарисованное небо над головой из последних сил, слушающая каждую ночь, сквозь кошмар, мотив родной колыбельной с надеждой, что проснётся дома. Её тело и душу лечили и восстанавливали, но сердце нет… Никому не было до него дела, потому что никто не знал об его существовании.

— Будто я снова маленькая беспомощная девочка, что бежит по льду, — хмыкает в ответ Эсфирь. — То бишь, со мной всё хорошо, братец. Планирую сегодня проводить тебя и навестить короля.

Они вернулись победителями около четырёх дней назад. Сейчас жалостливыми глазами на неё смотрел не просто Король Пятой Тэрры. Теперь он прибрал к своим рукам ровно половину Третьей. Два короля произвели раздел в тот же вечер. Как Видар и обещал, он практически не тронул население. Пострадали лишь те, кто были не согласны с его властью или присягали военной службой прошлому королю.

Эсфирь слабо усмехается. Или имели честь быть Верховной.

То, что произошло на поле боя — слишком быстро стёрлось из зоны внимания Видара. Он ни разу не справился ни о здоровье Советницы, ни о самочувствии, ни о желании убить его. Просто растворился в собственном замке, не принуждая даже к общему столу. Будто бы обесценил всё то, что она сделала ради него. Выбросил поломанную игрушку.

Но Эсфирь ещё помнила адскую физическую боль от пыток, от терновых нитей, как выла её душа; помнила, как тяжело было моргать на том поле, не то чтобы стоять; помнила, как сложно ей далось окутать огнём огромный участок; чувствовала каждую ведьму, что загубила собственной рукой. Она должна была защищать их, а не давать на растерзание королю-кукловоду. Самовлюблённому индюку, что каждую ночь являлся во сне и ни разу в реальности, чтобы извиниться за то, что не поставил в известность о планах, поблагодарить за службу или просто-напросто ещё раз получить по лицу.

Чаще всего приходили его Поверенные. И если порывы Себастьяна ещё хоть как-то объяснялись его характером — тот и извинялся, и взахлёб рассказывал о состоянии дел, и порывался вытащить её в сад, чтобы развеяться, то близнецы, что частенько приходили с ним — стали для Эсфирь открытием. Файялл справлялся о самочувствии и нежелании выходить из покоев, восхищался её стойкостью и выносливостью в сражении, а Изекиль… старалась не грубить. А если и порывалась, то Файялл тут же осекал. Эсфирь даже прониклась великаном. Это не было началом дружбы. Эсфирь знала, что дружба, как и любовь, не должна начинаться с жалости, а потому фокусировалась лишь на Себастьяне.

Ей не хватало только Паскаля, которого Король Пятой Тэрры отправил домой вместе с армией. Сам же Брайтон планировал отбыть сегодня.

— Ты уверенна, что всё хорошо? Выглядишь очень уставшей… Душа больше не болит?

— Брайтон, ты каждый день задаёшь мне одни и те же вопросы. Прекрати, — Эсфирь растягивает губы в слабой улыбке, а затем слегка щёлкает пальцами.

Шёлк чёрного платья струится по её телу, стирая домашний камзол в пыль.

— Что хочешь узнать у него?

Брайтон делает несмелые шаги в глубь комнаты, к клетке с фамильяром.

— Всё, что не можешь рассказать мне ты, по понятным нам причинам, — хмыкает она, опираясь спиной на балконную арку. В уголках глаз блестят слёзы. Она поспешно отворачивается в сторону, стараясь не показать их брату. — Знаешь, как меня это выводит из себя! Вы все что-то, да знаете. И демон бы с этими Поверенными, но вы. Вы мои братья… Нет, я понимаю! Я понимаю, в каком мы положении. Я знаю, что должна была убить свою семью, превратиться в холодный безэмоциональный кусок глыбы, испотрошить вас, чтобы моё сердце не разрывалось так, как сейчас! Я это знаю! Но мне всё равно больно, Нот. Очень больно…

Эсфирь прислоняется затылком к стене, подставляя лицо солнечным лучам, чтобы оно поскорее иссушило солёные дорожки.

«Устала… Демон, как я устала… Пусть всё горит адским пламенем!»

— Эффи-Лу… — слова комом встают в горле.

Он не знал, как признаться, что понимает её как никто другой. Более того, он боялся признаться, чтопредал её.

— Мне иногда кажется, что у меня душа на части рвётся, — признаётся она. — А иногда, будто сердце крошится…

— Иди сюда, — единственное, что он может произнести.

Эсфирь падает в его объятия. Чувствует, как по-отечески он приглаживает кудрявые волосы, как касается подбородком затылка, покачиваясь в такт ветвям плакучей ивы за балконом. Она чувствует, как тонет в собственной любви к нему.

— Эффи… Возможно, сегодня ты услышишь от короля много грязи. Поверь, я не мог поступить иначе. Я не могне примкнуть к нему. Не мог пойти против своей сестры. Прости меня, — едва выдыхает Брайтон, чувствуя, как хрупкая статуэтка в его руках содрогается. — Если бы я только мог — я бы забрал твою боль себе…

Он прикрывает глаза, но не проходит и нескольких секунд, как резко раскрывает их.

Брайтон аккуратно отнимает от себя сестру, внимательно заглядывая в потрескавшиеся разноцветные радужки, будто старается найти в глазах былое равнодушие и холодную могильную землю.

— Ты сейчас сказала, что чувствуешь?

Боль. Она говорила про боль. Она всё время говорила про боль.

Эсфирь кажется, что его кожа стала цветом под стать малварскому снегу. Одинокая слеза, единственная, что она позволяет себе, проделывает дорожку от уголка глаза к губе.

Брайтон смотрит на слезу с таким видом, будто его предали. Будто это его сердце вырвали и раскрошили. Он плотно сжимает губы в тонкую полосу. Видимо, лгать — это их семейная черта.

— Нот…

— То, что я сейчас слышу… — он, сам не зная почему, переходит на едва слышный шёпот. — Это немагия замещения? Это… Всё это время…

Она не в силах ответить, слёзы-предатели начали нещадно душить каждую зарождающуюся букву. Лишь кивает, стараясь параллельно набрать в лёгкие побольше воздуха.

Брайтона будто скидывают с треклятого балкона прямиком в озеро с гирями, привязанными к ногам. Она всегда кричала на каждом углу, что распрощалась со своим сердцем ещё в Пандемониуме. Она не проявляла ни единой эмоции. А усмешки, сарказм и ирония — слыли лишь маской отсутствия чувств. Все улыбки — механические. Взгляды — потухшие, пустые, измёрзшие.

Когда она брала с него слово, что Брайтон найдёт её сердце в случае непригодности, она уверяла, что со временем расскажет, где прячет его.

Он резко фокусирует взгляд на разноцветных глазах. Эсфирь обвела вокруг пальца всех. И самых родных, и врагов. Вот почему тогда, перед отбытием в Халльфэйр, она хотела сбежать тайком. Вот почему не истребила свою семью и не отреклась от неё. Вот почему она больше не могла носить всё в себе.

— Моё сердце — было последней памятью о родителях. Оно хранило чувства к вам. Я не смогла, Нот. Я не смогла избавиться от него. Я не думала, что мне будеттакбольно. Но сейчас — оно само просится наружу… Мне больно, Нот…Мне очень больно.

— Моя маленькая Льдинка, — Брайтон снова обнимает сестру, слыша, как из её груди вырывается отчаянный всхлип. — Тише… тише… Я рядом, слышишь? Я всегда буду рядом с тобой, чтобы не случилось. Всегда. Ты, я и Кас, помнишь? Ты. Я. Кас.

— Нот… прошу тебя, не говори Касу… Он же… Он…Он не ты… Он не будет слушать… Он…

— Разнесёт здесь всё к Хаосу? И будет прав, — напряжённо фыркает Нот.

Он позволяет себе расслабится только тогда, когда слышит смешливый тон в ответ:

— Да. Всё снегом запорошит…

— Знаешь, что? — Брайтон берёт сестру за предплечья, снова вглядываясь в её глаза.

— Что?

— Он практически напал на Видара, когда тебя забрали, — его губы растягиваются в заговорщицкой улыбке.

— Ты его не остановил? — зрачки Эсфирь расширяются в удивлении.

— Я понял его намерение по тому, как над левым глазом едва вздулась вена, — смеётся Брайтон, видя растерянное лицо сестры. — И я не посмел остановить его. Кас столько ему наговорил. Надо будет проверить, доехал ли он до дома, а то вдруг Твоё Величество заказало его.

— Какой ужас! — ведьма не сдерживает смеха.

Теперь она всё больше походила на душевно больную: солёные дорожки на щеках перемешались с улыбкой.

— Ну, вот, так-то лучше… Наверное, — улыбается Брайтон, щёлкая сестру по носу.

⸶ ⸙ ⸷

Видар подавляет желание дёрнуть уголками губ в подобие улыбки, когда видит, что его Верховная ведьма заходит в кабинет. Напротив, он делает вид, что и вовсе не замечает её, разбираясь с бумагами.

Четверть часа назад за Королём Пятой Тэрры прибыла его Советница Равелия, и они исчезли прямиком в свой дворец. А дальше минуты в ожидании ведьмы тянулись слишком долго. Он ждал её. И не только сегодня. Со дня прибытия домой он каждый раз надеялся, что она ворвётся в кабинет в слепой ярости, пригвоздит взглядом ко стулу и начнет допрос с пристрастием.

Он даже читал мантры по самоконтролю. На всякий случай.

День перетекал в ночь, а затем в новые сутки, но она не приходила. Тогда Видар намеренно посылал к ней Себастьяна (что и без его указки проводил с ней время), Файялла и Изекиль. Ночами, когда замок тонул в безмолвной тишине, приходил сам, становясь в своём же доме нарушителем и вором. Иногда ночами слуги слышали, как кто-то насвистывает незамысловатую мелодию в покоях госпожи Верховной. Подозрения падали на короля Пятой Тэрры.

Эсфирь молча садится напротив короля, внимательно оглядывая его. За те дни, пока она набиралась сил и старалась успокоить волнующееся сердце, он наверняка не проявил и толики заинтересованности к её особе.

В разноцветных глазах вспыхивает и тут же гаснет огонь негодования.

— Какие планы дальше? — она заговаривает первой.

Видар, наконец, поднимает взгляд. Эсфирь кажется, что на секунду сапфиры наполняются внимательностью и заботой, а вместе с тем, на едва заметную секунду становятся цвета пыльного василька. Ведьма не успевает приглядеться, как сапфиры снова вспыхивают ярким синим свечением. Должно быть, ей нужно ещё несколько дней на восстановление.

— Рад, что всё хорошо, — кивает король, возвращая взгляд к документам. — И рад, что твой кулак больше не летит мне в нос.

От сухого голоса хочется взять бумаги со стола и хорошенько съездить ими по лицу альва.

— Напрашиваешься снова.

Эсфирь дёргает бровью, и бумаги короля разлетаются в хаотичном беспорядке. Драться с ним сейчас она не хотела. Тем более, что месть должна подаваться холодной. Она ударит тогда, когда он расслабится.

— Решила отпраздновать своё выздоровление плетью? — король недовольно морщит нос.

Но внутри ликует. Ведьма явила ему безмолвную силу. Второй раз. Добровольно.

— Как знать, ведь, я не исключаю того факта, что вслед за бумагами — полетит твоя голова.

Видар ухмыляется.

— Мне нравится твой настрой, ведьма, сотканная из Хаоса.

— Не называй меня так!

— Почему же? Ведь этот факт нас дажероднит.

Эсфирь морщит нос. Она не умоляла Хаос стать Верховной. Она не желала быть протеже альвийского короля, а тем более — родственной душой. Эсфирь лишь хотела покоя. Семьи, что когда-то безжалостно у неё отняли. Она хотела иметь право выбора: как жить, где жить… кого любить.

— Расскажи мне всё. Мне кажется, я заслуживаю знать твои истинные помыслы и планы, — Эсфирь бегло облизывает губы, насильно успокаивая бешено-стучащего предателя.

Видар откладывает перо, облокачиваясь на мягкую обивку кресла.

— Сначала ответь мне на один вопрос, — сапфиры впиваются в разноцветные омуты. — Почему ты не сбежала? Только не плети всякую чушь про наказание от Всадников, мы оба поняли, что у них нет особой власти над тобой.

— Зато есть у тебя… — Но Эсфирь молчит, пряча глаза в пушистых ресницах.

Стыдно признаваться даже самой себе, но… она не допускала мысль о побеге. А вот съездить по лицу несносному альву — ещё как. Хотя, если пораскинуть мозгами, и бежать-то было некуда. Не поддерживая связь с королём — её ожидал печальный конец. А здесь — он мог отвести её к Старожилам.

— Ты обещал отвести меня к Старожилам, — Эффи стервозно дёргает уголками губ, цепляясь за последнюю нелепую мысль.

— Зачем они тебе? — Видар подпирает щёку кулаком.

— Это уже второй вопрос, король, — хмыкает ведьма. — Пора бы начать отвечать на мои, коих у меня накопилось на целый вечер. Но самый главный из них — неужели я не заслужила твоего доверия?

— Ты заставила меня служить тебе, — Видар молча усмехается. — Почему же — ты доказала свою верность. Не раз. И страх лошадок переборола, и в водичку за мной сиганула, и о страхах своих поведала, защиту на меня наслала, не оторвала мне голову, как узнала, что вожу тебя вокруг пальца. Да вот не упомянула, чтотакая же, как я. Особенно, когда узнала, что ты больше не одна.

В кои-то веки появилось такое же существо, как он — сотканное из другой материи, способное на жизнь после физической смерти сосуда. И, шуткою ли богини Тихе, или самого Хаоса — оказалось маржанкой, врагом… самым прекрасным врагом в его жизни. У них впереди была Вечность и посмертие. У двоих.

Его задевало её молчание. По-настоящему задевало. И найти причину, почему сердце так сжималось — он не мог. Не хотел, да и… привык к этому саднящему чувству в грудине, когда она была рядом: стояла ли тенью малварских ледяных статуй или сверкала, как альвийские звёзды в синем небе.

— Я спросила что-то смешное? — дёргает бровью Эсфирь, замечая его довольную улыбку.

— Я прослушал, — хмыкает Видар, превращая её в кровожадный оскал.

— Хочешь я тебя ударю, и ты всё вспомнишь? Я хочу.

Видар устало надавливает большим и указательным пальцами на веки, стараясь настроить мозг на рабочий лад.

— Ты спросила: «Разве я обязана перед тобой отчитываться?». Какая ирония, учитывая, что я — твой король.

— Слишком смешное заявление, — закатывает глаза Эсфирь.

— Смешнее лишь твой вопрос. Давай быстрее, что ты хочешь знать? У меня встреча.

Эсфирь улавливает, как резко переменилось настроение Видара с шутливого на серьёзный лад.

— Первый — даже не вопрос, а скорее возмущение. С какого демона ты решил, что сможешь наживиться на мне? — в разноцветных глазах сверкнул гнев.

— Грех упускать такую возможность, — скотски дёргает плечом Видар. — Я, чтобы ты там не придумывала себе, король, инсанис. Твой, в том числе. Мои интересы — это интересы моей страны. И наоборот. Тебе повезло быть проводником, через который я заключил выгодную сделку с Иррингом Оттландом, а затем и с твоим братом, и расширил свои границы. Как и его.

— Проводником? А слабо было изначально рассказать о своих планах? Не впутывая в это хотя бы моих братьев!

«Да, знаешь ли ты, демонов король, что и без всех этих ухищрений я могла всё для тебя сделать?!»— Эсфирь едва заметно дёргается, по-настоящему пугаясь собственной мысли.

— Тебе напомнить, что у тебянетсемьи? — его голос служит сильной пощёчиной.

Эсфирь расправляет плечи ещё сильнее, чем могла бы позволить осанка среднестатистического человека.

— Забавно, а у тебя — сердца. И это при том, что стучит оно живее настоящего.

В сапфировых радужках сверкает молния.

— Послушай внимательно, ведьма. Ты — моя Верховная. Моя Советница. И я обращусь к тебе, когда мне понадобится совет, или какие другие, иныеуслуги.

— Какие, например? Снова спалить кого-нибудь заживо? Или дать физически поиздеваться надо мной? Или давай я тебе врежу? Для разнообразия. О, а может — потрахаемся? В третий раз?

— Никак забыть не можешь? — ядовито хмыкает король.

— Да, каждую ночь представляю наши тела. Твоё, правда, мёртвым.

— Не знал, что у тебя слабость к некрофилии, — хмыкает Видар.

В его глазах снова блестит задор.

— Естественно, я же ведьма! — сдержанно улыбается Эсфирь, плотно стискивая зубы. — И вот ещё что: слабоумием я не страдаю, уясни это. Ещё там, на поле, когда меня схватил Кванталиан — я поняла, что это твой план. Но мне было бы гораздо легче, знай я об этомзаранее, — Эсфирь резко поднимается со стула. Тот противно скрежещет по полу.

— Поверил бы тогда почивший Энзо твоей искренней ненависти в мою сторону? Увидел ли он тогда бы, что ты не стараешься защитить свой новыйдом? И нашусвязь? — Видар задавал вопросы таким скучающим тоном, что ведьме хотелось наброситься на него и выцарапать глаза.

Она медленно опирается ладонями на стол, заглядывая королю в глаза. Неужели он всё понял и попросту издевался над ней всё это время?

— Какую к демону связь? — сквозь зубы проговаривает она.

— «Древняя Кровь от Крови Древней», — патетически декламирует Видар. — Моя — от Бога. И твоя — от Хаоса. Мы чувствуем друг друга, нас тянет друг к другу, мы — единственные, кто позже примкнёт к вечности. Я рассказал тебе всё.

«Древняя Кровь от Крови Древней, да прольётся она повсюду!» — Эсфирь едва заметно выдыхает, когда слышит в своей голове голос Дочерей Ночи.

— Что будет дальше?

— Мы объявим войну Узурпаторам, моя дорогая инсанис. И я намереваюсь выиграть. Рано или поздно.

— Опять моими руками? — дёргает бровью Эсфирь, отнимая руки от стола и складывая их на груди, будто бы готовясь отражать удар короля.

Но его поза расслабленная. Он лишь склоняет голову к плечу.

— Этот сценарий в разделе: «Поздно», а потому ты не нужна мне, — он медленно растягивает слова, стараясь унять дрожь всего Пандемониума в сердце. А её лицо не выражает ничего, как он и предполагал. — Пока что.

Видар не отводит взгляд первым, вкладывая в него тотальное безразличие, и только душа воет раненной волчицей от гадких слов.

Эсфирь лишь незаметно ведёт пальцами, не теряя холодной маски. Громкое карканье ворона оглушает короля.

— Что ж, это взаимно, — сдержанно произносит она, наблюдая, как птица опрокидывает бокал с амброзией на документы и тут же замирает над разлитой лужей. Стоит клюву коснуться жидкости, как от неё исходит пар. — Кто бы не принёс тебе это пойло, как Советница, настоятельно рекомендую вызвать несчастного на беседу. Кажется, кто-то вздумал отравить твоё самозабвенное величество. И это не я, как бы не хотела. Но справишься ты с этим сам или лучше порадуй меня, умирая.

С этими словами Эсфирь изящно подзывает ворона и вместе с ним проходит к дверям, сталкиваясь там с Изекиль, что несла в руках бутылку амброзии.

— Однако хороши твои Поверенные. Охраняли меня и день и ночь, а про короля забыли, — ведьма задорно хмыкает.

Она достаёт из кармана флакончик с отваром, вручая его шпионке.

— Кстати, я убил его, — голос Видара заставляет Эсфирь замереть, чуть повернув на него голову.

— Кого именно? Я не веду учёт всех, кого ты лишаешь жизни.

— Твоего беса. Его больше нет.

Она чувствует, как самодовольство короля пропитывает каждую букву, а взгляд нагло рассматривает её, словно бактерию под микроскопом. Будто он ждал от неё хоть какой-нибудь реакции, что даст ему сведения о привязанности к предателю. Ведьма фыркает.

Эсфирь показалось, что что-то внутри и правда надломилось. Нет, это не было чувством потери, тем более, когда она сама хотела расправиться с Кванталианом. Тогда, что? Почему сердце завыло странным образом? Король лишь защищал своё оружие, это ни в коем случае не проявлением заботы. Ведьма усмехается, чуть покачивая головой. Она — оружие. Вещь.

— Надеюсь, ты убивал его медленно, — равнодушно бросает она, а затем скрывается из поля видимости так быстро, что ни король, ни его шпионка не понимают, куда она так быстро растворилась. Но оба определённо этому рады.

30

— И что это, демон её дери, значит? — брови Изекиль в замешательстве ползут вверх, а сама она приподнимает фиолетовый флакончик, чтобы лучи света попали на содержимое.

Видар лишь устало поднимается из-за стола. Демонова ведьма видимо мечтала свести его с ума. Он нервно расстёгивает камзол и отшвыривает в сторону, кидая беглый взгляд на точно такой же флакончик с сонным отваром, что в обед преподнесла Кристайн.

Взгляд стекленеет. Его травят в собственном замке? Или это очередная провокация ведьмы?

— Как думаешь, то, что она сейчас сказала — стоит принимать за чистую монету? — он опирается ладонями на стол.

Изекиль тяжело вздыхает, присаживаясь на тоже место, где несколькими минутами ранее сидела Эсфирь.

Она не знала. Ведьма до сих пор оставалась для неё загадкой. До сих порона не могла определить своё отношение к ней: то ли восхищение, то ли ненависть, то ли… ревность. И по какой причине Себастьян решил, что может довериться ей? Почему искал её прощения и винился каждый раз, как приходил?

— Я не знаю… — Изекиль устало зажимает переносицу. — Я даже не знаю, доверяю ли ей.

Шпионка скользит взглядом по другу: Видар внимательно осматривал лужу на столе, словно искал там ту микроскопическую крупицу, благодаря которой безоговорочно сможет довериться ведьме.

— Ты хочешь верить ей, — выносит вердикт Изи.

И для него тихое заявление сродни раскату грома. Король резко поднимает взгляд, чем только доказывает её предположение.

— Ты пришла, чтобы поругаться со мной? — тихий, опасный голос Видара заползает глубоко в рёбра.

— Мы вообще хоть раз ругались с тобой? — Изекиль кривит губы в улыбке, остро понимая, что ей нужно перевести разговор в шутку.

— Пришло время начать, — Видар неестественно пожимает плечами, ведомый той же целью.

Изекиль звонко смеётся от этого, закидывая ноги на королевский стол. Нелепый вид друга сумел разжечь огонёк забавы. Напряжение испарилось так же внезапно, как и осело на плечи.

— Кто приносит тебе этот отвар? — она тянется к флакончику, прокручивая его в руках. — И для чего он?

— От бессонницы. С приезда ведьмы не могу нормально спать, — сухо отвечает Видар, усаживаясь обратно в кресло, скользя по луже уже безучастным взглядом. — Я добавляю его в амброзию или чай.

— Кошмары?

— И видения, — неохотно отзывается он, ловя недовольно-заинтересованный взгляд подруги, что не горит желанием слушать односложные ответы.

— Мне из тебя по слову вытягивать что ли? — раздражённо дёргает бровью Изекиль. — Я не для этого пришла, Видар. Мы прошли с тобой огромную войну, междоусобицы, я — служу твоим личным шпионом и разнюхиваю во всему Пятитэррью ценную информацию для тебя, и я не стану щипцами тянуть правду. Ты либо доверяешь мне, либо нет.

Видар неопределённо хмурится. Как часто вопрос о доверии звучал в его замке. Но Изекиль снова оказалась права. Как и всегда. И ей он действительно доверял, точно так же, как Файяллу и Себастьяну, но разве от этого что-то менялось?

Есливеритьведьме, его пытались отравить. Не один раз. Видар укладывает ладонь на шею, где по росту линии волос чернела татуировка — ведьмин оберег. Она знала о попытках с самого начала?

Но причастна ли глупенькая, ослеплённая любовью, герцогиня Кристайн? Он плотно сжимает губы. Почему-то разум подкинул её зарёванное лицо, когда юнцом он пощадил её. Чуть ли не единственную во всей Тэрре. Почему он пожалел её? Почему до сих пор не вторгся в разум, чтобы проверить свои подозрения и опасения? Почему он верил невинным голубым глазам, а разноцветные радужки готов был стереть в порошок?

Неужели жить в реальности, где ведьма — источник всех бед легче, нежели попытаться довериться ей, как когда-то он доверился Кристайн? Демон, он почти простил герцогине измену стране! Позволил жить под боком! В то время как ведьме он не мог простить даже неаккуратного вздоха…

Ни одна, ни вторая не уличались ни в одном преступлении лично Видаром. Ни одна.

Изекиль скидывает ноги со стола, резко потянувшись к перевязи с мечом. Видар пугал. Лицо короля превратилось в непробиваемую маску, губы образовали напряжённую полоску, от руки, покоившейся на столе, исходил чёрный дым душ.

По стенам поползли обсидиановые руки.

Свет в кабинете исчез.

— Видар… — переборов себя, Изекиль пытается вернуть его внимание.

Король не знал, кому доверять. Но, что хуже — кто повинен в произошедшем? Неужели, он настолько расслабился с приходом ведьмы, что подорвал собственный авторитет жестокого правителя?

Видар поднимает глаза на Изекиль только тогда, когда ощущает дрожащую руку на своём запястье.

Изи видела многое за солдатскую жизнь, но боялась только такого состояния короля, когда он мог в один щелчок не только лишить жизни, но и прихватить с собой добрую половину Тэрры.

Два сапфира сверкают отблесками стали, а вокруг роятся души — озлобленные, ожесточённые, кровожадные. В кромешной черноте даже корона блестит первородным гневом.

Он медленно выдыхает. Темнота сгущается, словно отрезав его и шпионку от внешнего мира.

— Каждый раз в видениях и снах я вижу, как ведьма убивает меня, — каждое слово Видара — кинжал.

Изекиль глупо моргает, потерявшись в темноте. Она крепче сжимает запястье короля, чтобы тот не утонул в своем мраке, и не утащил её за собой.

— Любое случайное прикосновение ведьмы ко мне… — продолжает король. — Вызывало видения. Затем начались кошмары. Поэтому Кристайн посоветовала отвар. Не сказать, что с ним пришло облегчение, но видения средь бела дня исчезли. Кошмары значительно поубавились.

Видар опускает взгляд на руку Изекиль, и она, словно отмерев, убирает её, предварительно крепко сжав запястье, будто ещё больше утешая. Чернота начинает постепенно развеиваться, заползая обратно в короля.

Он склоняет голову к плечу, зажимая кожу на шее пальцами. Демонов морок пошёл на спад после оберега ведьмы… Инсанис знала обо всём с первого дня…

— В военном лагере, у наших новых границ, я не видела, чтобы ты что-то принимал.

Изекиль и правда не заметила никаких флакончиков или что-то отдалённо напоминающее лечебные отвары.

Видар плотно стискивает зубы, играя скулами. Его лучший шпион не смог заметить зелья только потому, что его не было.

Он резко впивается в фиолетовые радужки Изекиль.

— Я не принимал в лагере…

— И? — напряжённо спрашивает Из.

— Сон был, но не такой, как прежние…

— Тоже с ведьмой? — интересуется она.

Видар лишь тяжело выдыхает в ответ, а Лунарис всё понимает без слов. Она внезапно замечает в его глазах то, что способна увидеть лишь девушка, чувствующая такое же сильное, такое же пожирающее безответное чувство — любовь. Искреннюю, настоящую, что миновала его гнев, отрицание, злость. Изи в замешательстве делает шаг назад, радуясь, что Видар настолько обращён в самого себя, что попросту не замечает реакции.

Онне ненавиделмалварку. Он хотел, искренне желал обратного, но в конечном итоге всё стремилось к другому: он ненавидел себя за то, что позволил надломиться своей душе и не заметил надлома, чтобы стянуть его обратно, а когда всё-таки прозрел — то ведьма, сама того не зная, пустила корни по всему организму.

Король обессиленно садится на кресло, укладывая голову на руки перед собой.

— Думаешь, онаво всём виновата? — тихо спрашивает Изекиль.

«Конечно, он так не думает, глупая ты дура! Ты только что увидела его оголённый нерв! Да, даже если она взорвёт нашу землю — он сможет найти этому оправдание!»

— Нет. — Изекиль едва слышно фыркает, подтверждая свои мысли. — Она наслала на меня оберег. Я затылком вижу, как ты смотришь. Не удивляйся. Я вытащил её из воды в день испытания, она отблагодарила защитой. И предугадывая последующий вопрос: «Нет, для меня это не опасно». Это как дополнительная функция защиты для…

— Но ведьмовская защита — это нерушимое колдовство… Тем более Верховной. — Изи не даёт договорить, зная, что даже неловкое слово может пробудить ярость, сидящую в нём.

— По этой причине я и снимаю все подозрения, — тихо произносит Видар.

Но Изекиль знала, что этому была ещё одна причина — ослеплённое сердце короля не могло поверить в предательство. Изи знала это на собственной шкуре. Наверное, поэтому она до сих пор не могла отпустить Себастьяна, не могла поверить, что когда-то он выбрал не её, а страну. Сердце солдата знало, что так правильно, но сердце обычной девчонки ревновало так сильно, что не смогло справиться с этой ревностью, не смогло с ней жить, не смогло исправно служить. Только знала она и то, что Видар — другой. В отличие от Себастьяна, у него никогда не было выбора, он обязан любить свою страну. Но… онмогпойти на что угодно ради той, кто по-настоящему завладеет его сердцем. РодКаина. Родзмеев.

— Нужно послать за ней. Она определит, кто стоит за этой работой, — Изекиль с готовностью поднимается, но едва заметный жест левой рукой короля останавливает её. — Почему нет?

— Потому что я разберусь в этом сам, она… онане нужнамне для этого.

«Упрямый баран!» — но вместо этого ответа Изекиль сдержанно дёргает уголками губ:

— Не дури. У тебя это может занять месяцы, когда как у неё — чуть меньше двух минут. Тем более, что она, скорее всего, уже знает, кому принадлежит отвар и какая ведьма постаралась.

Видар поднимает голову, поворачиваясь к огромной арке. За ней — солнечные лучи заливали зелень ярким тёплым закатным светом. Ведьма, что исчезла из его покоев — делала его слабым, подрывала авторитет… заставляла бояться своего собственного сердца, разума и… души. Демоновой души, что каждый раз рвалась навстречу к ней, что изнывала от боли, когда он не находил её колкого взгляда, что просила её в свои объятия снова и снова.

Она. Не. Нужна. Ему.

— Мы сегодня выпьем или как? — он поворачивается к Изекиль.

На лице больше не было смешанных чувств, лишь скотская мальчишеская ухмылка и озорной блеск в глазах.

«Свела же жизнь с лицедеем», — фыркает про себя Изи, но садится обратно в кресло, принимая бокал из рук короля.

⸶ ⸙ ⸷

Тёплый альвийский ветер обнимал каждую прядь огненных кучерявых волос. Даже ночь не могла скрыть бесовской цвет под плотным покровом. Эсфирь не стремилась прятаться. Она желала простоисчезнуть, раствориться под покровом ночи и оказаться где-то, где смогла бы вздохнуть полной грудью. Где не было бы королей, споров о вечном Балансе, разрушающей магии.

Гладь Альвийского каньона напоминала огромное зеркало. Эсфирь усмехается. Забавно, окажись Каньон тем самым заколдованным зеркалом Видара, с которого он мог считать все людские помыслы. Мысль слыла бредовой, но кое-что всё-таки объединяло воду и Видара — цвет. И то, как одинаково оназахлёбываласьв обоих.

Сидя на помосте, где относительно недавно проходило испытание, она так и ждала, что из глубины вынырнет ундина или навка и начнёт плакаться о своей жизни. А когда посчитает, что её «жертва» вдоволь прониклась сказками, то утащит на глубину обгладывать кости.

Эсфирь аккуратно погружает пальцы в воду. По коже пробегает табун мурашек. Она, превозмогая желание отдёрнуть руку, перебирает пальцами гладь. Вода становится горячей. По Альвийскому Подлиннику, это означало лишь одно — её душа кристально чиста. Парадокс.

Тень задумчивости касается линии скул. Когда она нырнула за Видаром — вокруг него вода морозила льдом, но стоило ей коснуться его тела — как всё изменилось. Возможно, так себя вели души. А возможно — они служили Балансом друг для друга. Вечной границей абсолютного первородного зла и…, упаси Хаос, добра.

Ведьма отнимает руку от воды и переводит взгляд на небо. Теперь оно ассоциировалось лишь с ним. Рассыпчатые звёзды — осколки его души. Перламутрово-синее полотно — его глаза, темнеющие от страсти и желания. Пролетающие хвосты комет — озорная мальчишеская улыбка, что оголяла зубы и была самой редкой гостьей на ожесточённом лице.

Она сильно жмурится, пытаясь выгнать живо нарисовавшийся образ под веками.

Он. Не. Нужен. Ей.

Уже завтра король отведёт её к Старожилам. Она узнает, как порвать связь с ним, и эта безумная тяга исчезнет, испарится.

Интересно, а сможет ли она полюбить его, будучи не предназначенной марионеткой?

— Демон, какая чушь! — фыркает Эсфирь, обнимая колени и укладывая щёку на правую руку.

— Поделишься?

Насмешливый голос не заставляет испугаться, дёрнуть плечами или вскочить с места. Иногда Эсфирь казалось — ничто не сможет заставить её чувствовать страх.

Она не поворачивает головы, прекрасно понимая, что тот образ, возникший в голове, намного лучше и чище реального. Образом она могла ослепляться.

— Неужто я понадобилась великому Кровавому Королю? — фыркает Эффи. — Недолго же ты продержался.

— Да, посоветуй, какой лучше камзол мне надеть завтра.

Король усмехается. Она слышит приятное шуршание ткани, а затем проваливается в созвучие запахов сочной ежевики, свежескошенной травы и морозящего ментола. Эсфирь хочет скинуть с себя очередное проявление превосходства над ней, но чувствует большие ладони на плечах и подушечки пальцев на ключицах.

— Убери руки, — сквозь зубы шипит ведьма.

— А то что? — тихо отзывается король, обдавая дыханием затылок.

— А то я превращу тебя в таракана!

— Они живучие, сделаешь услугу, — грудной смех Видара заползает прямиком в сердце, облюбовав там все потайные уголки.

Эсфирь это бесит. Уже завтра. Завтра она узнает, как избавиться от него. Осталось перетерпеть всего лишь каких-то семь часов до утра.

— Что нужно? — фраза выходит даже грубее, чем она ожидала.

Видар присаживается рядом, смотря на гладь воды.

— Вот уж не думал, что найду тебяздесь, — ухмыляется он, припоминая страх ведьмы перед водой.

— Что не убивает — делает сильнее, ведь так? — Эсфирь тоже переводит взгляд на воду.

Демон, как она ненавидела воду. Глубину. Синий цвет. Его.

— А ещё этомоёместо, наэтомпомосте, подэтойплакучей ивой. Итызачем-то тожетут, — тихо произносит Видар, но ведьма его не слышит, она занята бегством от мыслей, от его запаха, от ощущения теплоты его тела на собственных плечах.

«Послушай меня, беги! Беги, от этого зависит твоя жизнь!» — голос молодого принца Видара вырвался из воспоминаний, которые ведьма тщательно прятала.

И, видит Хаос, она неслась подстреленной ланью. Бежала долгие годы своей жизни. Вспоминала этот голос и слепо следовала завету до тех пор, пока ноги не стали еле волочиться по земле, пока она сама не превратилась в ту, завидя которую нечисть кричала так же. Кто бы только мог подумать, что голос, за который она отчаянно хваталась столько лет — окажется голосом её заклятого врага и, что хуже, родственной души? Проклятье какое-то.

— Ты наверняка знаешь, что за ведьма приготовила отвар. — Видар опирается на локти, вытягивая длинные ноги вперёд. Закидывает одну на другую.

— Знаю, — коротко кивает Эсфирь. Препираться с ним и снова разжигать словесные баталии не хотелось. Она иссякла ещё несколько часов назад. Если не столетий. — Но, к нашему несчастью, её нет в живых.

— Это как? — в ярких глазах сверкает раздражение.

— Это по мёртвому.

Видар переводит взгляд на ведьму и выражение её лица кажется глупым, настолько, что его непривычный, жутко заразительный смех застывает над гладью воды.

— Я не это имел в виду.

— А я это, — уголки губ Эсфирь против воли тянутся вверх. — Это была работа огненной ведьмы из свиты почившего Энзо. Я сама же спалила её тогда. Считай, уже наказана.

— И кто хочет меня отравить, умница? Как нам теперь это узнать?

— Ну, бывшая Третья Тэрра уже поплатилась. Возможно, они действовали по указке Генерала Узурпаторов. А Узурпаторы поплатятся в ближайшем будущем — так что причин беспокоиться нет, — пожимает плечами Эсфирь, Видар усмехается в ответ.

Причин было со стог сена, по правде сказать.

— Надо же, мы говорим, как король и советница. Кабинета не достаёт!

Эсфирь безмолвно усмехается, рассматривая носки его вычищенных туфель. Брюки на левой ноге слегка задрались, оголяя щиколотку. Видар никогда не позволял видеть себя таким… простым.

— Какие видения у тебя были? Или сны? Что ты видел? — внезапно спрашивает Эсфирь, поворачивая голову к нему.

Возможно, если он сейчас не станет пререкаться, то она спокойно выполнит работу Советницы.

— Правильнее сказать, кого, — Видар дёргает уголком губы. Эсфирь в ответ — бровью. — Тебя, — он поворачивается на бок, лицом к ней.

Воздух мгновенно тяжелеет и электризуется. А ведьме кажется, что он так непозволительно близко, что может либо убить, либо поцеловать.

— И что я с тобой делала? — слова даются тяжело, сквозь щемящее чувство внутри груди.

Видар протягивает руку.

«Отлично, он убьёт меня!»

Его пальцы ласково исследуют скулу.

«Это хуже убийства…»

И надо бы отодвинуться, отвесить пощёчину, окатить его водой из Каньона, но душа снова держит тело, наслаждаясь такими обманчиво-нежными прикосновениями.

— То же, что и всегда, — ухмыляется Видар, чувствуя, как её кожа воспламеняется под подушечками пальцев, а сама она изо всех сил пытается держать эмоции под контролем. — Выводила меня. Издевалась. — Пальцы скользят по шее, в тех местах, где он видел ожоги. — Убивала. Смотрела, каксейчас.

— Тебе следует убрать свою руку, пока я её не оторвала, — сквозь зубы цедит Эсфирь.

— Ну, вот, прежние отношения вернулись, — он не отнимает руки, очерчивая контур подбородка. — Что ты сделала со мной? Ответь честно, без лжи, в которой ты, несомненно, преуспела.

— Как там было? «Древняя Кровь от Крови Древней». Видимо, поэтому нас так тянет друг к другу, — она лжёт, не моргнув и глазом, когда ощущает его дыхание опасно близко к коже.

— Я думал об этом, — обескураживающе признаётся он. Наконец, Эсфирь понимает, чтоон пьян. Глупая ведьма! Трезвый король ни за что не выказал бы ей заботы! — Возможно, мы стремимся друг к другу из-за того, что безмерно похожи, и связь это чувствует. А возможно, здесь есть что-то ещё… — король снова содрогается от смеха, будто взболтнул шутку.

Но для Эсфирь это далеко не шутка. Проклятье, не иначе. Как он поведёт себя, если поймёт, что она принадлежит ему? Что она — его пара? Откажется ли от неё из-за ненависти? Или… или, наоборот, заставит провести церемонию родства душ, что несомненно укрепит его власть, удвоит их силы и принесёт королевству огромное оружие? Король, что способен управлять душами нежити и людей, имеет собственное подспорье, вечный заряд силы, который не способен иссякнуть. Он станет непобедимым. А в его величии усомнятся лишь самоубийцы.

Ему уготован путь третьего Пандемония. Один когда-то пал с небес. Второй когда-то пал в немилость бога, совершив страшный грех. Третьего предал народ. Все трое стали возлюбленными сыновьями Хаоса. Перерождёнными им. Братьями.

Эсфирь хмурится, кажется, вникая в суть замысла. Хаос, как и Бог, никуда не делись. Не исчезли. Не сбежали. Онижилив своих творениях. И если продолжением Хаоса — был Видар, то продолжением Бога — люди. Эсфирь хлопает глазами. Видар мог управлять людьми. Ознаменовал собой времена Хаоса. А она — слыла якорем, взывающим к чистому и светлому чувству — Любви. Она была способна удержать его от шагов, разрушающих миры.

— Ничего другого здесь нет, — напряжённо проговаривает Эсфирь.

Бьёт его по руке, но король, дёргает ведьму на себя.

Она падает, смотря в яркие глаза, подёрнутые туманом опьянения. И пусть ведьма поступает словно импульсивный подросток, старающийся доказать правоту своих мыслей. Пусть. Всю её жизнь она лишалась права выбора. Ей даже указали, кого любить. Какой любовью. И какие плоды любовь эта принесёт.

Эта связьдолжна быларазорваться. Может, потому что она — эгоистичная дура. А, может, потому что ей было плевать на то, что случится с мирами дальше. Куда важнее — собственное состояние, как психическое, так и физическое. На доске приоритетов Эффи всегда выбирала себя. Потому что это единственное, что мало-мальски было подвластно.

— Иногда мне даже жаль… — хмыкает Видар, не в силах оторваться от разноцветных глаз. — Знаешь, Себастьян почти мечтал, чтобы ты оказалась его родственной душой. Он всегда убеждал меня, что они существуют. И сейчас убеждает. — Эсфирь, кажется, разучилась дышать за несколько слов. — Но, по правде, если они есть, то его родственная душа — Изекиль. Они даже чем-то похожи, — он снова смеётся, видимо, над своими спутанным мыслями или над тем, что в пьяном виде, лёжа на траве, разговаривает с ненавистной ведьмой. — Так вот, мне иногда интересно, может, у меня она тоже есть? Может, конечно, она даже не родилась. А может… — заметив, как округлились глаза ведьмы, он заходится в каком-то сумасшедшем хохоте. — Расслабься, мы никогда не подходили друг другу. Может быть, поэтому мне ижаль, — уже тише добавляет он.

Неловкое молчание укутывает их от звуков природы. Эсфирь хочет отодвинуться и со всей отмаши дать ему пощёчину. Как он смеет? Как смеет сначала не доверять, затем напрямую заявлять, что использует её ради выгоды, а, напившись, мечтать о ней?

Предугадав это движение, король перехватывает руку, мерцая странным огнём задора в глазах. А затем меняется с ней местами, подкладывая под себя, касаясь телом настолько близко, что пожар вспыхивает сам собой, их губы едва соприкасаются. Свободной рукой он бережно поправляет камзол на её округлых плечах, что норовил скатиться с округлых плеч.

— Ты говорил, что в замке есть зеркало, которое может показать тебе все тайны… — Эсфирь говорит первое, что приходит на ум, чтобы оттянуть момент поцелуя. — Это действительно так или очередная уловка?

— А ты от меня что-то скрываешь?

— Хочу знать, в самом ли деле ты доверяешь своей Советнице.

— Ты очень много раз смотрела в него, иногда даже неприлично долго, неужели, так и не догадалась? — с его губ слетает смешок, который в ту же секунду обжигает её губы.

— Мы, что играем в «Алкион»[1]?

— Ладно, — Видар касается подбородка ведьмы пальцами. — Смотри, мне уже нечего скрывать.

— Куда? — тушуется ведьма, чувствуя дурманящее тепло его кожи.

— В мои глаза.

Она неосознанно ахает. Не было никаких заколдованных зеркал, потому что Видар мог считать намерения существ с любой поверхности, где отражался глаз. А самая опасная отражающаяся вещь — его глаза. Глаза, что служили зеркалом души.

— Ты знаешь все мои тайны? — настороженно спрашивает она.

— Я ещё в своих недостаточно утонул, — ухмыляется в ответ, той самой гадкой ухмылочкой, которую ежесекундно хочется стереть. — Но, если понадобится, я узнаю всё, что мне потребуется.

— Как я пойму, что ты читаешь меня? — Эсфирь не удерживается, чтобы не коснуться его губ.

— Цвет моих глаз тускнеет. Я могу причинить адскую боль при этом, а могу быть так нежен, что ты даже не догадаешься, если не будешь смотреть так пристально, как сейчас, разумеется.

Его губы снова касаются её, невесомо, нежно, а пальцы аккуратно поглаживают подбородок.

— Клянись, что никогда не сделаешь это со мной, — Эсфирь резко укладывает свои ладони ему на щёки.

Только безрассудством она могла защититься от него. И сейчас оно проявлялось в крайней мере.

Видар усмехается. Знала бы она, сколько раз он порывался это сделать. И сколько раз бил сам себя по рукам.

— Я не могу поклясться в том, чего так хочу, — Видар обжигает её губы дыханием, чувствуя дрожь в теле ведьмы. Не от страха. От желания.

— Достопочтенный Король Первой Тэрры, наречённый званием Чёрного Инквизитора и Поцелованного Смертью, зовущийся среди нежити Кровавым Королём, Вы только что скомпрометировали честь моей сестры Эсфирь Лунарель Бэриморт, урождённой маржанки, отречённой принцессы, наречённой званиями Верховной Тринадцати Воронов и Поцелованной Смертью, Вашей Советницы. Призываю ответить за содеянное или пасть в дуэли от моей руки — Принца Пятой Тэрры, покровителя малварских Карателей — Паскаля Яна Бэриморта — отречённого брата. Прошу взять во внимание, что в крови перерождённой Хаосом ведьмы ещё течёт кровь малварских королей и королев и где-то бьётся её сердце, что выращено Малвармой.

Голос Паскаля разрывает небо непрошенным фейерверком. Эсфирь и Видар медленно поворачивают головы на звук. Малварский принц тяжело дышит, будто произошло что-то непредвиденнее валяния короля и советницы на траве в объятиях друг друга. Рядом с ним стоит его охранник, таращась на короля и ведьму, как на солнце.

— Твою мать… — тихо хмыкает Видар, озорная ухмылка никак не хочет сходить с губ.

— Не примазывайся к моим выражениям, — зло шепчет Эсфирь, понимая, что только что на неё сошла снежная лавина. — И слезь уже с меня!

[1] Алкион — традиционная игра нежити, при которой одновременно говорят правду и ложь. Правда при этом всегда на поверхности и часто принимаема за ложь. Если играющему удаётся выиграть, то нежить обязуется исполнять его прихоти в течение дня. Название игры пошло от морской птицы «алкион», что кладёт свои яйца прямо на поверхность моря, отчего то сразу успокаивается.

31

Герцогиня Кристайн Дивуар скучающе переворачивала листы книги в гостиной зале. По её расчётам, король Первой Тэрры должен был появиться уже через несколько минут, чтобы прошествовать в сторону обеденного зала для завтрака. А уж там-то она обязательно выцепит его для разговора или чегопоинтереснее.

В последнее время, безусловно, стараниями малварской ведьмы, король избегал герцогиню. Кристайн искренне недоумевала, каким образом у той, которую король ненавидит всем сердцем, получилось протиснуться в узкий круг его Поверенных. Скорее всего, дело заключалось в Себастьяне, что так отчаянно скакал перед ней на задних лапках.

Кристайн, не сдержавшись, фыркает. Ничего, придёт время, когда все они склонят свои головы передИстинным Королём Пятитэррья. А самому Видару не останется ничего, кроме как быть с ней.

Время неумолимо бежит вперёд, заставляя её переворачивать листы резче и шумнее, но заветных лёгких шагов, как не было, так и нет. А вместо них — тяжёлая походка кого-то другого слышалась всё ближе и ближе.

Наконец, резные двери в гостиную распахиваются, а на пороге появляется генерал альвийской армии Себастьян Морган собственной персоны. Кристайн мельком бросает взгляд на входящего: начищенные сапоги, тёмно-коричневые брюки и мундир болотного цвета с золотыми эполетами. Она неопределённо хмурится. Поверенные короляочень редконосили мундиры, только в исключительных случаях, чаще всего их видели в наглухо-застёгнутых камзолах или в лёгкой, на первый взгляд, кожаной броне.

— Доброго времени суток, Кристайн, — Себастьян сквозь зубы здоровается, склоняя голову.

Если бы не слуги, что в этот момент пробегали мимо, он и вовсе не обратил бы на герцогиню никакого внимания. Слишком она не нравилась ему. Он столько раз говорил об этом Видару, что в пору было проверить язык на наличие мозолей.

— И Вам, генерал Себастьян, — она мерцает искрой хитрости в глазах.

Подавив рвотный рефлекс, Баш уже хочет пройти мимо, в сторону столовой залы, но, заметив, что они остались наедине, резко останавливается напротив. Пренебрежительно скользит по ней взглядом, кривя уголок губы в отвращении. Как же часто он пытался вразумить своего друга, что нахождениеэтой дамыпри дворе — дело опасное. Себастьян ничем не мог доказать её виновность хоть в чём либо, но почему-то был уверен, что она — одна из их проблем. Приходилось довольствоваться малым: король хотя бы оставил намерения жениться на ней. Это уже приносило частичку радости в душу генерала, которая хотела возмездия.

— Нечего его здесь поджидать, — Себастьян презрительно кривит губы, бегло осмотревшись.

Не хватало, чтобы слуги сплетничали о разговоре во всех углах замка.

— Какое Вам дело, генерал? — сладко хлопает глазами герцогиня.

— На Вашем месте, я бы переживал о своём положении при дворе. Особенно после того, как Вы поучаствовали в допросе.

Взгляд Себастьяна торжествовал. Почему-то он наотрез отказывался принимать тот факт, что и сама Кристайн могла стать марионеткой в чьих-то руках. Более того, он был уверен в её поглощающей ревности короля к ведьме. Картинка складывалась в чёткий паззл, который Баш и пытался донести, как до Видара, так и до Файялла с Изекиль. Те только отмахивались, но он знал, искренне верил, готовился положить голову на отсечение, что именно так и было.

— Я уже выложила всё, что знаю по поводу отвара, Себастьян. Я и представить не могла, что он может скрывать в себе что-токромелечащих свойств. Мой король не уличил меня во лжи.

Себастьян презрительно улыбается.

«Не уличил во лжи только потому, что ты действуешь слишком аккуратно! Но нарочитая аккуратность имеет свойство трескаться…»

— В таком случае, — в глазах сверкает самая настоящая ненависть. — Советую сегодня не опаздывать на завтрак. Король объявит важную новость.

— Да? Какую? — ни один мускул не дрогнул на лице Кристайн, но взгляд генерала заставил мурашки пробежать по спине.

«Я была аккуратна. Спокойнее. Дыши. Видар не мог узнать всё так быстро, даже благодаря этой малварской суке!»

— Кажется, его можно будет поздравить, — довольно растягивает слова генерал, поспешно удаляясь.

Кристайн с замешательством смотрит ему во след, а в следующую секунду отшвыривает книгу, слыша в ответ приглушённый писк служанки, в которую она попала.

— Чего вылупилась? Убери немедленно! — рычит герцогиня, а затем, гордо приподняв подбородок и расправив плечи, направляется следом за Себастьяном.

⸶ ⸙ ⸷

Несколько часов назад

— Ты издеваешься, Паскаль?! Какого демона? Какого демона ты имеешь право так говорить и ставить такие условия, когда пропал наш брат?! Наш, демон его дери, брат! Король! — голос Эсфирь срывается на крик.

Видар удивлённо поднимает глаза.

Вот уже добротных два часа после его «пьяных выкрутасов» они сидели в королевском кабинете, пытаясь не то оправдаться перед Паскалем, не то согласиться с ним. Но куда страшнее нависал иной факт — Брайтон Киллиан Бэриморт не прибыл в родной дом. Более того, Паскаль и королева-консорт получили письмо, не обременяющее надеждами и счастьем.

От него-то сейчас и отвлёкся Видар, оглядывая Эсфирь в новом свете. Он никогда не слышал крика от саркастичной ведьмы. И с каждым днём список «никогда не» постепенно сокращался. Иногда хотелось изучить каждый пункт списка целиком, но, казалось, душе ведьмы нет конца и края. Он хмурится, гоня прочь из головы ненужные мысли, возвращая внимание к письму.

По-хорошему, его вообще не должно волновать содержание. Он, в принципе, мог выбросить бумагу или сжечь, но зачем-то снова и снова скользил взглядом по корявым закорючкам, цепляясь только за одну строчку. Та, что была связана с ведьмой.

— Эсфирь, где-то бьётся твоё живое сердце, создатели которого наши родители, не Хаос. Да, он переродил тебя, сделав сильнее, но кровь водой не станет. Я поступаю в соответствие с Неправедным законом Тэрр. И ты должна делать тоже самое! — серьёзно и медленно проговаривает Паскаль.

Увидев сестру в объятиях короля, там, на берегу Альвийского каньона, он даже спокойно выдохнул. Эти двое упростили его план несколько часов назад.

— Заткнись, Кас! — шипит Эсфирь. — Просто замолчи к демоновой матери! Куда важнее сейчас — вернуть брата!

— Кому важнее? — дёргает бровью Видар, небрежно отбрасывая бумагу на стол, напоминая, что его скромная персона тоже здесь. — Всё, что тут написано — пустое. Обмен короля Пятой Тэрры намоюведьму? Кто-то решил сыграть на родственных связях? Так, я вам, слава Хаосу, не родственник…

— Это пока, — сверкает гневом в глазах Кас.

— Пока не родственник, — недовольно закатывает глаза Видар.

— Вообщенеродственник, — чуть ли не рычит Эсфирь.

— Но даже если мы и породнимся, — Видар отправляет ведьме гадкую улыбочку, — какая выгода в том, чтобы рисковать жизнью королевы? Чисто для справки: у неё нет семьи. Заявитесь своими Карателями и спасите того, кто вам так нужен.

— Я не стану твоей королевой, долбанный ты альв! — каждое слово — лезвие, отправленное в сердце Видара.

— Хрен ты угадала! — бурчит Кас, он хочет продолжить, но его грубо прерывают.

Двери в кабинет с грохотом распахиваются. Все напряженно следят за тем, как Поверенные Видара втаскивают еле дышащего Файялла. На лице великана застыла гримаса боли, всё, что он мог — лишь бешено скользить глазами по комнате, отчаянно пытаясь сфокусировать внимание хоть на чём-нибудь.

— Я надеюсь, он просто пьян? — скептически дергает бровью Видар, но замечая пот, проступивший на лбу и стрелу в груди, резко поднимается с места.

Одним махом содержимое стола слетает на пол. Король, в два быстрых шага, сменяет Изекиль, таща друга на импровизированное операционное пространство.

Дубовое тело Файялла укладывают на стол.

Эсфирь медленно моргает, наблюдая, как Видар сбрасывает с себя камзол и закатывает рукава рубашки. В нём больше не было прежнего скотства, высокомерия, надменности, первородного зла. Внезапно, вместо привычного сухого и жестокого короля, явился альвийский принц, покрытый копотью Холодной войны и кровью междоусобиц.

Явился тот, кого интересовала не собственная шкура, а жизнь друга. Эти перемены потрясли Эсфирь. Она никогда не видела королятаким.

— Что произошло? — даже голос Видара изменился. Теперь в нём преобладала не власть или холод, на их места пришли сдержанность и серьёзность.

Он приподнимает веки Файялла. Зрачки непривычно раскрытые, бешеные. В глазах — предсмертная пляска, шок, ярость, ненависть.

— Его подстрелили у стен замка, — Себастьян мрачно осматривает собравшихся в кабинете. Забывшись, он вытирает кровавой ладонью пот со лба, оставляя красные разводы. — Я полагаю, что-то случилось. И для вас смалварским принцемэто не новость.

Себастьян аккуратно касается кончиками окровавленных пальцев локтя Изекиль, молча кивая ей в сторону кресла. Она лишь дёргает носом, а Баш, расценив знак за согласие, потихоньку, боясь, что она рассыплется, доводит до кресла, усаживая в него. Затем быстро снимает с себя камзол, накидывая ей на плечи. По началу Изи хмурится — ткань пахнет потом, кровью и безысходностью, но потом расслабляется, когда привычный запах коры берёт верх, возможно это мозг провернул с ней психологический трюк, но так было легче смотреть на манипуляции Видара.

Король обхватывает пальцами стрелу, другой рукой крепко упираясь в грудь Файя.

— Сейчас вылетит птичка, — Видар старается придать голосу привычную надменность и даже весёлость.

Себастьян молча укладывает руки на плечи Изекиль, стараясь, чтобы не вылетело её сердце. Изи резко закрывает уши, дергаясь, словно от боли, но руки Баша дарят тепло, сожаление… любовь, по которой сердце успело соскучиться.

Дикий стон Файялла разносится по кабинету, застревая в арках, ведущих на балконы.

Эсфирь настороженно переглядывается с братом.

Видар откидывает стрелу к ногам Эсфирь. Ведьма медленно опускается на корточки, поднимает её, зажимая в тонких пальцах.

Руки Видара застывают над раной. Пальцы покрылись чёрными-татуировками кольцами, по коже струились руны и ядовитые узоры. Эсфирь медленно моргает, замечая, что практический всё его тело, даже уши, кроме лица, усыпано рунами.

— Ты видишь это? — тихо спрашивает она у брата, боясь галлюцинации.

Капля крови падает с наконечника стрелы на пол, словно в ритм плавных движений рук Видара.

— Я похож на слепого? — фыркает брат, но потом медленно переводит взгляд на Эсфирь. — Погоди, ачто именномне надо видеть?

Ведьма лишь отмахивается. Как и в первый раз, она рассматривала Видара всего и полностью со многочисленными ссадинами, рунами, отметками магии. На нём не было живого места. Казалось, он сам был не живым. Исцеляя своего друга король и думать забыл, что каждый раз, в присутствии ведьмы, держал дополнительные чары защиты от её глаз.

— Терновник, — голос короля выводит каждого из своих мыслей. — Стрела с терновником.

— Он чем-то разбавлен, — Эффи приподнимает древко стрелы чуть выше, принюхивается. — По запаху похоже на ту дрянь, что была в твоём флаконе.

Видар отнимает руки от тела Файялла. Капитан рвано дышал, стараясь насытится воздухом и отсутствием агонии, его легкий придворный камзол превратился в изрубленную тряпку, но раны на теле затянулись, оставив лишь мазки крови.

Видар помогает ему подняться, встречаясь взглядом с разноцветными глазами. Она смотрела на короля не мигая, словно какой-то Бог сошел с небес. Король усмехается.

— Что, нахрен, здесь происходит? — первым начинает говорить Паскаль.