Кровавый Король

Король недовольно смотрит на «любовную беседу» своего генерала и гостьи.

— Всё хорошо? — тихо спрашивает Кристайн, проводя ладонью по его колену под столом.

Король лишь кивает в ответ, растягивая губы в довольной ухмылке.

— Многоуважаемые альвы! Позвольте мне начать пиршество по случаю приезда наших дорогих гостей! Надеюсь и верю, что госпожа Верховная послужит нам верою и правдой!

Девушка горделиво, с неприкрытым отвращением во взгляде, приподнимает бокал с амброзией.

«Надеюсь, она не отравленная», — проскальзывает в её голове.

— Вас не посмеют отравить здесь, госпожа Эсфирь.

Себастьян будто мысли прочитал.

— Зови меня просто «Эсфирь», — довольно ухмыляется ведьма. — Ты начинаешь мне нравиться, — она изящно дёргает бровью.

Все присутствующие отпивают из бокалов, уже не обращая внимания на ведьму. Она лениво поворачивает голову в сторону короля, замечая, как на него смотрит голубоглазая девушка. Альвийка буквально пожирала его влюблённым взглядом, но что-то в нём смущало Эффи-Лу. Там, где она провела слишком много лет — так смотрели на тех, кого хотели извести, полностью иссушить.

— Кто это? — медленно отрывает взгляд от особы, возвращая его к генералу.

— Герцогиня Кристайн Дайана Дивуар, альвийская знать.

Себастьяну даже не стоит смотреть на собеседницу, чтобы понять, о ком речь. Он на дух не переносил присутствие альвийки, что не укрывалось от проницательной Эсфирь.

— Пренеприятнейшая особа, — усмехается ведьма.

Генерал довольно фыркает, приступая к еде. Эсфирь же без зазрения совести осматривала окружение. Альвы веселились, пили, ели в огромных количествах и только Всадники, как и ведьма, предпочитали амброзию.

Бэриморт терпеть её не могла, но пробовать местную кухню пока не горела желанием. По части увеселительных напитков принимала только мёд и человеческие вина. Последние полюбила из-за Паскаля, что часто захватывал из своих путешествий по несколько ящиков.

— Мой Король, Вам не кажется, что ведьма странна? — тихо шепчет Кристайн, только это не укрывается от острого слуха Эсфирь. Не после того, как она наслала на себя заклятие слуха с первым глотком.

Бэриморт растягивает губы в довольно-высокомерной улыбке, заставляя короля думать, что улыбка послана исключительно ему.

— Как и любая ведьма, — голос Видара совсем глухой. — Не люблю их, слишком своенравные.

Он скользит взглядом по точеному лицу Эсфирь. Это точно она. Тот ребёнок, которого он спас от Узурпаторов.

— Вы знали, что она — отречённая принцесса?

Кристайн старается, чтобы Видар взглянул на неё, но он не в силах оторвать взгляда от другой.

— Нет… В любом случае, нам это на руку. Малварма поймёт, что мы им более не враги.

Эсфирь убирает злую усмешку со своего лица очередным глотком амброзии. Слышать это было странно, тем более из уст первого ненавистника её Тэрры и расы.

Все сидящие в зале, кроме разве что генерала Себастьяна, смотрели на неё так, будто готовы воткнуть десертный нож в роговицу глаза, не дрогнув при этом. Даже сам король не блистал доброжелательностью и гостеприимством.

— Она не так проста, как кажется. Наверняка, принесёт с собой кучу неприятностей, — фыркает Кристайн.

«Неприятностей, говоришь?» — два слова пролетают в голове Эсфирь вспышкой кометы.

Она медленно переводит взгляд на генерала, буквально на секунду задержавшись на миловидном лице Кристайн.

«Vertuntur»[1] — мысли запускают заклятие.

— Это ваше традиционное блюдо? — Эсфирь обаятельно улыбается Себастьяну, наблюдая, как он накалывает на вилку внушительный кусок мяса.

Резкий вскрик герцогини приковывает к ней все взгляды, включая скучающе-насмешливый взгляд Эсфирь.

По серебристой юбке, вскочившей с места герцогини, разрасталось огромное пятно от сахарной амброзии, по локтю скатывались капли, а хрустальный бокал рассыпался осколками по ажурной скатерти древесного цвета.

— Да, оленина, — улыбается уголками губ Себастьян, быстро утратив интерес к герцогине. — Не брезгуйте, ваше… Эсфирь, — тут же осекается он, заметив красноречивый взгляд. — Это очень вкусно.

— Что же…

Тонкая кисть тянется к ножу, но видимопренеприятнейшая особав испачканном платье решает устроить показательное шоу.

— Признайся, ведьма, что это твоих рук дело! — строгий голос взлетает на несколько октав, привлекая к себе внимание Всадников.

Война многозначительно смотрит на Смерть, будто бы умоляя избавить его от женских истерик и разборок, тем более, когда работа Всадников выполнена. Затем переводит взгляд на Эсфирь. Окидывает её внимательностью пустых глазниц, ни капли, не сомневаясь в её непричастности.

— Это чистой воды клевета, герцогиня. — Эсфирь нагло поднимает взгляд на разгневанную особу.

— Вы только посмотрите в её красноречивые глаза!

— Герцогиня Кристайн! — Видар грозно протягивает имя, но сам гневно смотрит на наглое спокойствие.

— Не влезай, Кровавый Король, — загадочно хмыкает Эсфирь.

Теперь объектом взглядов становится ведьма.

— Меня следует называть — «Ваше Величество». Советую угомониться. Обеим, — сдержанно дергает бровью, не желая выяснять отношения на глазах у подданных и, тем более, Всадников.

— Да как ты смеешь, дрянь?! — Кристайн захлёбывается в возмущении.

Залу окутывает напряжение. Эсфирь аккуратно откладывает нож в сторону, мило оборачиваясь на Себастьяна. Признаться, все ждали, как она воткнёт нож в грудь герцогини.

— Прошу меня извинить. Верно, я ещё смогу попробовать в Вашем присутствии оленину, — не оправдывает надежд Эффи.

Ведьма величественно поднимается со стула, а Видар, в замешательстве, молча наблюдает за ней. Её грации стоит позавидовать даже Кристайн.

— Надеюсь, длямаленькой герцогинине является секретом, что для того, чтобы колдовать нужен навыкговорения. С закрытым ртом, увы, не получается, — гордо вздёргивает подбородок Эсфирь.

— Врёшь! Я видела, как ты говорила!

— Я невыразимо польщена, что моя скромная особа вызывает такой интерес у маленьких герцогинь. Поверь, будь это моя магия — у тебя бы сначала сгнили зубы и ногти, выцвели и опали волосы, а сама ты превратилась бы в живой труп. Желаешь убедиться?

От неожиданности и страха Кристайн оступается. Король усмехается против собственной воли. Возможно, из ведьмы действительно получится хорошая Советница.

— В оправдание госпожи Верховной, Ваше Величество, мы говорили о традиционном альвийском блюде, — генерал поднимается с места.

— Так как аппетит бесповоротно испорчен, меня могли бы сопроводить в покои? Дорога далась мне нелегко, — неоднозначно ухмыляется ведьма.

— С Вашего позволения….

— Я сам сопровожу будущую Советницу. — Видар прерывает речь Себастьяна, поднимаясь с кресла. — Вы же — продолжайте трапезу!

Стоит тяжёлым дверям захлопнуться за спинами высокопоставленных особ, а им самим пройти несколько поворотов, как Видар резким движением, не касаясь тела Эсфирь, преграждает ей путь.

— Драматично! И давно короли грешат театром? — равнодушно хмыкает ведьма. Будто бы ей каждый день подобным варварским способом блокировали проход.

— Молчать! — глухо рычит Видар.

В его сапфировых огнях полыхает ярость.

— Я могу стоять так вечность. Как раз её у нас — хоть отбавляй, — кокетливо ведёт плечами она.

— А я могу лишать тебя головы… всю эту вечность. — Его лицо серьёзно, непроницаемо, зло и яростно. — Твоё поведение не подобаемо, маржанка. — Последнее слово он буквально выплевывает ей в лицо. — Поверь, никакая протекция не спасёт тебя от моего гнева. Когда Карателем выступает Целитель — никто и знать не знает о наказаниях.

— Как много в этом теле самолюбия и властолюбия. Наверное, мамочка и папочка с детства натаскивалиВаше Величествок престолу?

Она бьёт наугад, но попадает точно в цель. Взгляд короля темнеет. Пелена слепой ярости захватывает радужки.

— А твои, видно, скинули тебя с шахматной доски, раз ты так озлоблено реагируешь. Семья отказалась от тебя сразу же, как узнала о колдовском даре? — его губы растягиваются в дьявольской улыбке. Бьёт, полагаясь на холодный расчёт и сведения о ней. — Я превращу твою жизнь в сущее пекло здесь, если откажешься принимать здешние традиции и правила.

— Ты много слышал обо мне, Альвийский Король? — безобидный титул с её уст стал синонимичным с «долбанный альв».

— Вы.

Ещё немного, и он впечатает её в стену, да так, что та зайдётся трещинами.

Даже не моргает. Не сводит разноцветных глаз с его чарующей голубизны. Только электрические разряды парализуют участки мозга.

— Там, где я была, таких, как ты, подвешивали на цепи, вводя крюки глубоко в плоть и причиняли столько боли, сколько не в силах выдержать даже сам Пандемоний. Ты хочешь припугнуть меня ударом кулака? Топни ножкой — успех будет равносильным, — усмехается Эсфирь, гордо вздергивая подбородок.

— Тогда ты должна знать: я лично терзал подвешенных на крюки, — смакуя каждое слово произносит Видар. — Мне топнуть ножкой?

Король резко разворачивается, отходя на несколько метров от ведьмы. Она сглатывает слюну.

— В этом крыле — королевские покои. — Не даёт и слова ей сказать. — Внешне сохранены альвийские традиции, но внутри каждая комната отделана по желанию знати: кто-то сохранил старое, кто-то преобразовал покои в комнаты на человеческий лад, у кого-то смешение стилей.

Эсфирь недобро сверкает глазами, следуя за королём. Последнее слово всё равно будет за ней. Всегда.

— За этой дверью — мои покои. Лишний раз не беспокоить. О своём визите предупреждать. Всегда обращаться ко мне на «Вы».

«Как бы сказал Паскаль: «Демон с два!», — недобро ухмыляется Эсфирь, осматривая альвийский интерьер.

Витиеватые светильники, огромные арки без окон, множество зелени, обилие света и разноцветных витражей — от красок уже кружилась голова.

Единственным местом, где непривыкшие глаза могли отдохнуть, как назло был тёмно-изумрудный королевский камзол.

— Здесь твои покои. Герцогиня Кристайн лично занималась интерьером, ей стоит выразить благодарность.

Она не видит огонь задора в его глазах.

«Ты упал что ли откуда-то, долбанный альв?» — Эсфирь ошеломленно моргает.

— Мне послать ей извинения голубиной почтой или я могу воспользоваться своими воронами? — учтиво спрашивает она, разворачиваясь спиной к двери.

Последнее, что намеренна сделать ведьма — войти в комнату с этим неадекватным один на один.

— Вороны носят почту? — насмешливо ухмыляется Видар, являя ведьме слабый огонёк задора, что сверкает где-то на дне зрачков.

— О, да. И оставляют подарки от меня.

— Даже знать не хочу.

— Выклёвывают глазные яблоки и приносят мне. Из них получаются чудные отвары.

— Мило.

Видар ещё раз окидывает презрительным взглядом ведьму.

— Мне нужен отдельный уголок для двенадцати птиц. Фамильяр останется при мне. Они — моя охрана. А с сегодняшнего дня — и охрана Его Величества.

— Как только начнёшь называть меня на «Вы», я решу эту проблему.

— Ладно, разберусь сама, — пожимает плечами Эффи. — Я уже могу идти?

— Разумеется, — скалится Видар. — А, и кстати, самое важное, что тебе нужно знать о замке — в коридорах полно зеркал, не советую туда смотреть, если не хочешь, чтобы о твоих тайнах узнали все.

— Твои, я полагаю, хранятся в секрете, — подкусывает губу Эсфирь.

— Ваши, — дёргает носом Видар. — С чего такой вывод?

— Сложно не заметить, когда всё тело исполосовано рунами… — Эсфирь делает два шага вперед, проводя острым ногтем по выглядывающему чёрному изгибу из-под стойки камзола.

От её прикосновения в глазах резко темнеет.

— Они скрыты ото всех, как ты видишь?!

Он резко хватает её за запястье, сильно вжимаясь пальцами в плоть.

Перед глазами Видара плывёт, мир будто бы растворяется. Мозг окутывает дым, а сердце стучит словно остервенелое…

[1] С лат. пролейся.

7

— Мой дорогой Видар! Я всё думала, когда же ты явишься к своей королеве!

Голос ведьмы насмехается над ним.

Она величественно восседала на его троне в лёгком чёрном платье, усеянном серебристыми камнями. Его корона, которую властолюбиво обвивали рыжие кудри, выглядела, как одна большая шутка судьбы.

По правую руку от королевы стоял генерал Себастьян, одетый в маржанский праздничный ядовито-чёрный камзол с кожаными лацканами. На серебристой ленте гордо висели ордена, награды и медали. Самая внушительная из них — медаль героя Холодной войны.

— Не устал воевать со мной? Может, пора присягнуть Ветвистой Короне? — пухлые губы кривятся в усмешке, но взгляд разноцветных глаз холоден. — Не советую отказываться.

— Не празднуй победу так рано. Истинно преданный народ не бросит своего короля.

— И впрямь, — лукаво протягивает она, кивая головой в сторону охраны.

Альвы под руки выводят герцогиню Кристайн. В её глазах плещется страх и ужас только от одного взгляда ведьмы.

Видар даже не моргает, по-прежнему в упор смотрит на самозванку. Медленно и мучительно четвертует её в мыслях. Когда он вернёт престол себе — её мучения будут бесконечными.

— На колени!

Раздаётся её громкий, такой опасно-сладкий, голос.

— Что тебе даст её смерть? — спокойно дёргает бровью Видар.

— Мне нравится убивать, — пожимает плечами она. — Одной смертью меньше-больше, действительно, какая разница? Но… разница есть для тебя, ведь гибнет твой народ… На колени, Видар!

Видар медленно переводит взгляд на Кристайн. Её тело содрогается от дрожи и беззвучных слёз.

Лязг мечей вспышкой бьёт по затылку. Он переводит взгляд на своего некогда друга, но тот будто ослеплен, заворожен, околдован. Стоит и со взглядом бесконечной любви и привязанности ловит каждое движение его королевы. Готов быть растерзанным за неё кем угодно. Готов предать ради неё даже самого себя.

Видару кажется, что от напряжения лицевые мускулы сейчас треснут, раскромсав его кожу. Он плотно сжимает губы, но на колено не опускается.

Сдавленный крик Кристайн заставляет его обернуться. В первый раз. Изо рта герцогини текла кровь, а меч одного из стражников медленно покидал плоть.

— Это ждёт каждого преданного тебе до тех пор, пока ты не присягнешь, — широко улыбается Эсфирь. — Мальчики, помогите ему подумать. Себастьян, проследи, чтобы его не убили.

— Так точно, Ваше Величество, — исполнительно кивает генерал, под яростный взгляд Видара.

— Что ты только что сделала?!

Видар резко отпускает руку ведьмы, делая шаг назад.

— Это ты в меня вжался, как умалишенный! — ошалело хлопает глазами Эсфирь, потирая запястье, ноющее от жуткой боли.

Видар медленно моргает, стараясь подавить в себе накатившую ярость. Она не виновата. По её огромным разноцветным глазам, в которых плескается сомнение в его психическом здоровье, видна растерянность.

Сколько он так простоял с её рукой, что на ней проявились синяки от пальцев?

— Видение? — аккуратно спрашивает ведьма.

В голосе нет прежней насмешки, но и беспокойство отсутствует, только сплав из серьёзности и жесткости.

— Тебя не касается, маржанка, — презрительно фыркает король.

Он разворачивается на пятках и быстро удаляется в неизвестном для Эсфирь направлении.

Рыжеволосая проводит пальцами по отметинам его пальцев. По подушечкам приятно бьёт электричество.

— Магия Хаоса… — срывается с губ.

Только чья? Что он видел? И, что главное, кому это нужно?

Эсфирь качает головой, снова поглаживая синяки. Могла бы залечить их ещё с две минуты назад, но братья учили, что боль делает живой, а отметины о боли служат напоминанием о смертности даже для многовековых ведьм и жителей Тэрр.

— Долбанный альв, — зло фыркает она, аккуратно проводя пальчиком в воздухе.

Тяжёлые двери отворяются, впуская новую жительницу внутрь. Эсфирь замирает. Благодарить стоило далеко не герцогиню. Возможно это были чуть ли не единственные во всём замке покои в чёрном стиле. Никакой отделки, напоминающей альвийскую или маржанскую. Люди называют такой стиль конструктивизмом. Строгая геометрия в комнате не прерывалась даже обилием растений.

Потолок оснащался дополнительной подсветкой, хотя Эсфирь казалось, что даже если внезапно наступит ночь, то от огромных арок, служащих окнами, всё равно будет исходить свет.

Всё нужное было здесь — дверь в уборную, дверь в гардеробную, стеллажи с книгами, рабочий стол и огромная кровать с пышной периной. Рядом с одной из арок стояла кованная клетка до потолка. Для фамильяра.

Эсфирь улыбается уголками губ. Было видно, что комната готовилась с трепетом и учётом всех потребностей. Она медленно облизывает губы, проводя пальцами по холодным прутьям клетки. В Малварме железо обжигало пальцы.

Когда она в первый раз оказалась в Пандемониуме — обессиленная, испуганная, потерявшая мать и отца в Холодной войне, а двух братьев — на поле боя, всё было один в один: нескончаемая духота, стрёкот воздуха и пустота, что засасывала в водоворот отчуждения и слепоты. О своих потерях она, конечно, ещё не знала, думала только, что совсем немного, и отец заберёт её, мать с трепетом прижмёт к груди, а братья снова будут подшучивать и подтрунивать над ней.

Минуты ожидания растягивались в годы. Разбитость и испуг обратились в ненависть. Магия овладевала ей, а энергия Хаоса — дурманила разум. Всадник Войны заменил отца.

Он вытащил маленькую замарашку в чёрном платье из воды, когда та почти захлёбывалась льдом. Тогда в её висках било набатом: «Беги! Беги, словно от этого зависит твоя жизнь!». И она бежала. Со всех ног. Куда глядят глаза. В тайне надеясь, что глядят они в сторону братьев. Со всех сторон раздавались взрывы, крики, лошадиные взвизги. Горела её страна. Сгорала её жизнь.

Энергетический удар какой-то ведьмы или чародея прокатился с чудовищной силой по земле, откинув её прямиком в ледяное озеро. Она ещё не успела опомниться от боли, как лёд под хрупким тельцем разверзся. В первый раз холод причинял Эсфирь боль. Острые иглы воды наносили лёгким колотые раны. Она могла себя спасти, но обещание братьям не колдовать силой мысли — служило смертью. Оставалось лишь смотреть, как толща воды зловеще стремится задушить в объятиях.

Что-то костлявое цепляется за ворот мокрого платья. Малышке кажется, что так выглядит Смерть. Но то был лик Войны…

Следующее утро Эсфирь в Первой Тэрре началось с требовательного стука в дверь.

Она скучающе изучала огромный магический талмуд со всеми нюансами, относимыми к альвийской расе. Позади хрупких плеч догорала нуднейшая ночь, благодаря которой она узнала практически все дела Халльфэйра.

— Войдите!

Громко кидает она, закрывая талмуд.

В несколько лёгких движений ведьма оказывается у входной двери, готовясь к очередной схватке с альвами.

На пороге стоял генерал Себастьян в компании альвийки в возрасте. Последняя аккуратно держала в руках лёгкое платье нежно-лавандового цвета, усыпанное камнями и тем самым альвийским лоском, который терпеть не могла Эсфирь. Служанка прожигала ведьму взглядом полного презрения.

— Я пришёл справиться о Вашем комфорте, заодно принёс небольшой подарок, и мне бы хотелось пригласить Вас на экскурсию по окрестностям замка. — Себастьян делает небольшой шаг вперёд, замирая у порога комнаты. — Надеюсь, Вы не будете против моей компании?

— Разве что Ваша компания не принесёт мне дискомфорта, — ухмыляется ведьма, желая забрать платье.

— П-позвольте п-помочь, — испуганно запинается прислуга.

— Не стоит, — недобро сверкает взглядом Эсфирь. — Я привыкла справляться сама. Генерал Себастьян, если желаете, можете дождаться меня в комнате. Не стойте на пороге, у маржан это дурной тон.

— Буду рад его не нарушать, — уголки губ Себастьяна приподнимаются.

Он внимательно наблюдает за тем, как Эсфирь упархивает в сторону гардеробной.

— Ты свободна, Корнелия, — обращается он к прислуге, не удостоив её взглядом.

— Вы уверенны, что хотите остаться с этой…ведьмойодин на один? — очень тихо вопрошает служанка.

— Она — будущая советница короля. Тебе стоит уважительней относиться к её господству. Ты свободна.

Входная дверь неслышно закрывается. Себастьян оглядывает комнату. Ох, сколько же он бился с Видаром за такое интерьерное решение! Почти что с пеной у рта доказывал, что кем бы ни была будущая советница — в первую очередь это девушка… Даже если она и кровожадная ведьма.

Себастьян напрягает слух, когда ему кажется, что какие-то странные хлопки, похожие на шелест крыльев, заполняют комнату. Оборачивается в сторону балконных арок, совершенно не ожидая увидеть там, настороженно примостившегося, огромного чёрного ворона. Птица с живым интересом осматривала генерала, будто проверяя намерения, с которыми он вошёл в покои.

— Ты, должно быть, фамильяр? — тихо вопрошает тут же усмехаясь.

Надо же, он всерьёз спросил это у птицы.

В крошечных глазёнках ворона сверкнуло нечто похожее на насмешку.

«Даже птице смешно!» — усмехается про себя Себастьян, громко фыркая.

Ворон, в два хлопка крыльев, подлетает к клетке, но садится на спинку стула. Его новый дом заперт на засов.

— Хочешь, чтобы я открыл? — Генерал делает шаг, уже протягивает руку к дверце, как громкое карканье наполняет помещение. — Сейчас открою, только не кричи. Твоей хозяйке не стоит беспокоиться лишний раз, верно? Ей и так сейчас не сладко…

Ворон понимающе замолкает, нетерпеливо переходя с лапки на лапку, пока рука военного откроет клетку. Переступает из стороны в сторону по стулу, всё ещё не сводя угольных глаз.

— Ну, вот, добро пожаловать в твой новый дом! — Себастьян неловко улыбается.

Ситуация для него была не то, чтобы странная. Патовая. Он разговаривал с птицей. Прямо как Белоснежка из людских сказок. Осталось только песенку вместе с ним прочирикать.

— Не закрывай клетку, Идрис свободолюбив.

Голос Эсфирь внезапно останавливает его пальцы, что уже вцепились в засов под неодобрительный взгляд ворона.

По телу прокатывает дрожь.

«Давно она там стоит? Слышала мой диалог? И как до генерала дослужился, придурок!»

— Идрис… Красивое имя!

Себастьян расправляет плечи, демонстрируя альвийскую воинскую выправку. Он окидывает взглядом ведьму. Её светлая кожа будто создана для традиционных королевских платьев.

— «Просвещающий, познающий». Вороны безмерно умны и преданны, если заслужить их доверие, — медленно проговаривает Эффи, проходя к двери, выказывая, тем самым, свою готовность к путешествиям.

Времяпрепровождение с генералом подействовало как нельзя лучше. Эсфирь удалось почувствовать себя в каком-то роде своей. Экскурсия по замку оказалась намного увлекательней, чем с королём. По крайней мере, более никто не выражал желания нарушить её личное пространство, грубо одёрнуть руку и всяческими заявлениями испытывать сдержанность.

Себастьян трещал без умолку. Рассказывал всё, что видел: от выбора альвийского мрамора до потайных дверей и скрытых ходов. Осведомленность генерала в таких делах утверждала для Эсфирь лишь одно — король для него не просто покровитель, хороший друг.

Угроза Видара о зеркалах оказалась вовсе не выдумкой, самой, что ни на есть реальностью. После смерти короля Тейта его сын обезумел, заключив с Дочерями Ночи контракт: на протяжении нескольких десятков лет он отправлял всех неугодных Старухам альвов в виде подношения, а Безумные, в свою очередь, открывали ему тайну чужих помыслов по средствам зеркал.

Никто, кроме самого Видара, не знал, какое именно из зеркал отражает истинные помыслы. Ходили слухи, что с каждого он мог считать самые потаенные уголки души. Не распространялось это лишь на короля и его близкого друга — Поверенных.

Эсфирь по началу весьма скучающе слушала собеседника, но вовлеченность в разговор со временем взяла верх. Ей стала интересна даже трещина в канделябре, который не успели заменить. Она жадно впитывала в себя информацию, внимательно осматривала каждый уголок. Такую перемена в себе не поддавалась объяснениям.

— Нравится? — довольно спрашивает Себастьян, когда они выходят в королевский сад.

Он прекрасно помнил скудную местность Малвармы, где блеск исходил лишь от мерцания льда и снега.

Эсфирь даёт положительный ответ, теряясь в великолепии зелени и журчании воды. Прежде ей никогда не доводилось видеть природу такой. На её фоне ведьма чувствовала себя чем-то гнилым, что давно должно уйти на покой. Вот почему взгляд Видара всегда наполнен презрением к ней. Она не считается с тем, что так блистательно. Нарушает естественный порядок только лишь своим существованием. Она — грязь у сияющих ступней природы.

— Всё хорошо? — интересуется Себастьян, опираясь копчиком на высокий бордюр.

Он приподнимает подбородок, цепляясь взглядом за один из балконов. Там стоял король. Его разгневанный взгляд испепелял друга. Себастьян быстро прикрывает глаза, делая вид, что и вовсе не заметил Видара.

Король плотно стискивает зубы, наверняка до характерного скрипа.

— Могу я задать вопрос личного характера? — холодный голос Эсфирь заставляет Себастьяна чуть повернуть голову.

Она была ниже него на целую голову, такая хрупкая и воздушная в альвийском платье. Кожа чуть сверкала на солнце, а острые ушки не опошлялись бесчисленным количеством цепей, которыми местные жительницы буквально переусердствовали.

Она была кем угодно, но не кровожадной ведьмой из легенд и слухов. Её взгляд заволакивала туманная пелена задумчивости, а лёгкий ветерок нежно ласкал кожу и аккуратные завитки рыжих прядей.

— Конечно, — добродушно поджимает губы Баш.

— Почему Вы так добры ко мне?

В первый раз он видит её робость. Или ему это только кажется под натиском буравящего взгляда короля.

— Я думал, мы перешли на «ты», — улыбку приходится скрыть. Она поворачивает на него голову, ища ответ в глазах. — Дело в том, что я знаю, каково это чувствовать всеобщее презрение. Особенно, когда не совершал ничего постыдного или криминального дляэтихальвов.

— Я совершила много зла.

— Но не Первой Тэрре.

— Я пытала неугодных в Пандемониуме.

— На то они и неугодные.

— Не стоит так беспечно пожимать плечами. Я грозилась сжечь все ваши деревни и города. Многие из ваших прощались с жизнями, когда мне это было на руку.

— Вы тогда потеряли семью. Это объяснимо.

— Я — дочь того, кто вечно ставил альвам палки в колёса. А ваш народ способствовал исчезновению моего. Мы должны ненавидеть друг друга, но никак не служить и уважать.

— Глупости. Вам не удастся поменять моё отношение. — Себастьян, наконец, усмехается. — Во времена Холодной войны я был юнцом. Мы с Видаром попали туда случайно, нас командовали с людской службы. По воле одного ублюдка мы попали не к своим отрядам. В отряды маржан. Это был нонсенс для нас самих. Альвийский принц и его правая рука воюют на стороне противника. Никто не знал, кто мы. Знали лишь расу. Нас ненавидели. Пытали по началу. Порывались убить, думая, что мы — шпионы. Ваш брат — Паскаль Бэриморт (оговорюсь, что это не повлияло на мое отношение к Вам) — был первым, кто посмотрел на меня как на обычного солдата, не принимая в расчет происхождение. Война стёрла все грани.

— Вы… Вы воевали за нас? — Эсфирь изумленно замирает.

— Да.

— И до сих пор сохранили всё в тайне?

— С нашего отряда, после Ледяного Пожара, вернулись только мы вдвоём. Я был при смерти. Видар тащил меня несколько суток на себе.

— Он не похож на того, кто будет спасать от Смерти.

— Согласен. Но он спас. Тогда мы воевали за жизнь. Слишком поздно поняли, кто стоит за войной. А как поняли — смогли повернуть армию альвов вспять. Вразумили их.

Молчание окутывает обоих. Эсфирь вспоминала Холодную войну, Себастьян — возвращение в родную Тэрру. Боль разрасталась в сердцах.

— Я должна поблагодарить Вас. Обоих.

— Не стоит. Вашей высшей благодарностью будет служба нам…

Наконец, Баш позволяет себе слегка улыбнуться.

— Это само собой разумеющееся. Отчасти моим воспитанием занимались Всадники, иначе и быть не может.

— Могу я задать встречный вопрос?

— Разумеется.

— Довольно личный, я, полагаю. Но мне безумно интересно знать. Почему ко мне ты обращаешься на «вы», а король слышит лишь панибратства?

От окончания вопроса Эсфирь не удерживает задорный смешок. Она медленно проводит ладонью по камню, чувствуя шероховатость поверхности. Каждый раз, когда король упоминался по имени или титулу, её сердце замирало в неясной дрожи. То ли это была ярость, то ли предвкушение следующей встречи. И так как последнее не имело никакого шанса на существование, мозг обманывал сердце.

— Ты смог расположить меня к себе. Единственный альв, что смотрит на меня без предубеждений — это о многом говорит.

Она отвечает честно, стараясь не произносить ничего, что связано с долбанным альвом.

— Не играйся с его сдержанностью и самолюбием. В конце концов, он — король.

— Он не мой король. Надеюсь, что когда-то это изменится. Ведь, каждой советнице полагается во всём поддерживать короля?

— Именно так, — улыбается Баш.

Генерала Себастьяна окликает служанка, оповещая, что Его Величество назначило аудиенцию в переговорной.

— Прошу откланяться, — ослепительно улыбается капитан.

Эсфирь кланяется ему в ответ. Генерал быстро удаляется, а ведьма обводит замок скучающим взглядом. Волчий взгляд короля Первой Тэрры, что всё ещё стоял на балконе, не был сокрыт от её зоркости.

Она, еле сдерживая хитрую улыбку, разворачивается к нему спиной, удаляясь в глубь сада. С каждым шагом утончённую фигуру скрывали сиреневые ранункулюсы.

Видар, тем временем, зло усмехается.

Смотря на неё, он не то, чтобы сомневался в её преданности, он абсолютно уверен в предательстве. В ней текла маржанская кровь, её кожа была бела, как альвийский мрамор, а мысли не отличались дипломатическими мотивами. Она совершенно точно променяет Первую Тэрру на ещё одного ворона или дорогущее платье.

Король Видар оборачивается сразу же, как его друг входит в переговорную.

— Охмуряешь ведьм?

Видар устрашающе ухмыляется.

— Оказываю тёплый приём, — дёргает левой бровью Себастьян. Он бесцеремонно усаживается на дубовый длинный стол. — Она очень похожа на своих братьев. Выдержка старшего, озорство младшего.

— Ведьма охмуряет тебя, — резюмирует король, театрально прикладывая тыльную сторону ладони ко лбу.

— Она красива, остроумна и независима — прямо-таки мечта, — пожимает плечами Себастьян.

В поле его зрения попадается разложенная карта на другом конце стола. Он спрыгивает со своей импровизированной тахты, намереваясь рассмотреть бумагу ближе.

— Маржанка, — презрительно фыркает Видар.

— И что?

Себастьян упирается руками по обе стороны от карты, внимательно оглядывая её.

— А то, мой дорогой брат, что её появление именно сейчас не несёт чего-то хорошего. Видишь тёмные пятна? Земли Узурпаторов расширяются, ещё несколько дней и дело дойдёт до Великого Бассаама. Саламы, демон бы их подрал, быстрее сдадутся сами, чем начнут отвоёвывать себя. У них почти нет армии.

— Ведьма вряд ли имеет отношение к этому, Видар. Всадники обезглавят её, если узнают о предательстве.

— Возможно… Но на её стороне Война. Верховная, Война и Генерал Узурпаторов — адская смесь, не находишь?

— С чего ты взял, что Войне есть до этого дело?

— Судя по его взгляду, ведьма дорога ему.

— Ему миллионы лет. Он стар, как эта Вселенная, а может и старше (демон его знает), и ты думаешь, что в нём взыграли чувства? Видар, очнись, тебе три сотни, и ты никогда даже не влюблялся. Кристайн не в счёт, — пресекает попытку короля вставить слово. — Ты закостенел, огрубел. Так с чего Войне быть мягким?

— Пытаешься убедить меня в том, что я параноик?

— Все вы короли — параноики. Вечно ждёте, что кто-то вас сместит. И начинаете от того пороть горячку.

— Вот это — не горячка!

Видар резко указывает на карту.

— Горячка — считать Эсфирь концентратом всех бед.

— Ты знаешь её от силы день!

— Как и ты! Я в отличие от тебя, присматриваюсь к ней, слушаю её.

— Будешь долго слушать — и моргнуть не успеешь, как она уже центр твоей Вселенной.

— Да с чего ты взял?!

— Она — ведьма, Баш! Верховная! Маржанка! Каждое её слово — подрыв традиций. Взгляд — неуважение к престолу. Касание — наваждение! Помяни мои слова, мы будем жалеть о том дне, когда она пересекла границу Первой Тэрры.

— Может быть, а может и нет. Наша проблема сейчас не в ней, в Узурпаторах. Если она связана с ними — я лично её обезглавлю. Но до тех пор, вспомни о том, чему научился у людей.

— Перекладывать ответственность? — Видар усмехается, убирая руки в карманы брюк.

— Презумпции невиновности, брат.

8

Халльфэйр, Королевство Первой Тэрры, 165 лет назад

Его разрывала ярость. Всепоглощающая. Демоническая. В сапфировых огнях мириадами отблесков сверкала месть, жестокость и безжалостность.

Видар Гидеон Тейт Рихард вёл войско домой. Возмужавший мальчишка, в компании чудом уцелевшего друга, мечтал о возмездии. Несколько десятков лет назад Видар не мог даже допустить мысль о предательстве герцога Теобальда Годвина.

А тем временем регент Теобальд спокойно расхаживал по тронной зале, снова и снова упиваясь идеальным планом. Всё сработало, как часы. Мальчишка ушёл в людской мир, на службу, откуда ему была уготована только одна дорога — прямиком на верную смерть, в Малварму. Король Тейт Гидеон Рихард разлагался на дне Альвийского Каньона, а его жена Беатриса Амалия Рихард — в подземной тюрьме замка.

Переворот — дело нелёгкое. Но и Теобальд не привык сдаваться сразу. Ему потребовалась не одна сотня лет, чтобы занять трон. Следующим шагом было подчинить Малварму, сделать из неё подношение для своего покровителя — Генерала Узурпаторов.

— Какие вести с фронта, виконт? — грозно тянет Теобальд. — И с людского мира… Нашли ли принца?

— Готовятся брать Малварму, Ваше Величество. От принца вестей нет. На фронте поговаривают, что он мёртв.

— Прекрасно, — кровожадно растягивает губы. — Позови мне Кристайн.

Король медленно поднимается к трону, о котором бредил столько же, сколько помнил себя. Он, словно умалишённый, отсчитывал дни до того момента, когда Ветвистая Корона украсит дьявольские пряди. Она заставила себя долго ждать. Непомерно долго.

Теобальд аккуратно повторяет витиеватые линии изгибов шершавыми пальцами. Его спина выпрямляется, как только в зале появляется золотисто-травяное платье Кристайн Дивуар.

— Ваше Величество!

Герцогиня делает приветственный книксен.

— Моя милая Трикси! Думаю, ты знаешь, зачем ты здесь? — недобро сверкает песочными глазами регент.

— Если вы хотите сообщить о смерти принца Видара Рихарда, то сообщение будет скоропалительным, Ваше Величество…

— Он вышел на связь?

Теобальд резко подрывается с места.

— Нет… — Тень печали ложится на лицо герцогини. Но регент знает, что это пустое. Привычка играть влюблённую дуру превратилась в зависимость. — Я была у Дочерей Ночи.

— И что предсказывают? — сводит брови к переносице.

— Сумасшедшие, во имя Хаоса, они сумасшедшие. Всё твердили о неизбежные встречи «океана крови» и «кромешной мерзлоты».

— И что это значит?

— Не знаю. — Кристайн зажимает вуаль платья в кулаках. — Говорят, что встреча уже произошла. А «океан крови» прибудет сюда с минуты на минуту, Ваше Величество…

— Ваше Величество! — В залу врывается охрана. — У ворот наша армия. С Малвармы. Что нам делать?

Король медленно сканирует лица подданных. По его лицу расползается отвратная улыбка.

— Убить. Всех.

Офицер охраны нервно сглатывает. Он служит королевству с действующим королём… Но, что делать, если король — пустышка, замена настоящего, того, кто сейчас у ворот замка? Сложить оружие? А если Видар потерпит поражение? Его армия ослабла, еле пережила убой. Тогда Теобальд Годвин лично убьёт всех. Но если победит Видар Рихард? С какой вероятностью юный король оставит всех альвов в живых, узнав, участь отца и матери?

Офицер плотно сжимает губы, уверенно кивает. Умирать так умирать. Он разворачивается на сто восемьдесят градусов, пулей вылетая из тронной залы. И только крик: «Уничтожить всех!» — отражается от стен замка.

— А ты, милая, будешь моим билетом на жизнь, — кроваво улыбается Теобальд.

Кристайн испуганно моргает. Нужно что-то придумать, как-то выкрутиться. Она делает шаг навстречу регенту. Мозг работает быстрее чем когда-либо, идеальный план сам генерируется в подкорках мозга. Да такой, что когда-нибудь она будет удостоена Чёрного Ордена — наивысшей награды за службу Узурпаторам.

⸶ ⸙ ⸷

Видар дёргает поводья. Лошадь устало фыркает новому хозяину, но послушно останавливается у закрытых ворот замка. Небольшая дверца отворяется. Хиленький альв в доспехах выходит навстречу. В его глазах принц видит дикий испуг, будто он — призрак, а за его спиной — призрачная армия гремит цепями, ожидая адского пекла войны.

— Ваше Выс-сочество…

— Открывай ворота!

От грозного голоса у солдата подкашиваются колени, да так, что в голове мутнеет.

— Ваше Высочество, Вам лучше бежать, — тихо, трясущимися губами, проговаривает альв. — Они убьют вас всех.

Видар с секунду смотрит на него со вселенским недоумением и адским напряжением на скулах, а затем кожа будто начинает трескаться от свежих шрамов и глубоких ямочек. Принц заразительно смеётся. Только взгляд остаётся мёртвым.

— Слышал, Баш? Хотят восстать против меня!

Видар оборачивается на друга.

Взгляд Себастьяна мало отличался от взгляда Видара. Только на фоне грязного лица и запёкшейся крови на волосах, висках и носу — выглядел ярче и злее. Он бьёт шпорами коня, медленно подъезжая к Видару, словно адский пёс, что ринется извергать пламень тартараров из пасти лишь бы защитить хозяина.

— Тогда им придётся восстать против своего народа.

— Передай воякам мой приказ — зачистить всю территорию. Теобальда оставить мне. Если кто-то из наших решит бежать — убить. Всех, кто внутри — убить. Всех, кто когда-либо и как-либо поддержал Лжекороля — убить.

Себастьян кивает, разворачивая лошадь в сторону немногочисленных везунчиков, что смогли живыми вернуться из Малвармы, что смогли вымолить у них прощения за казнь Короля и Королевы Бэриморт. Да хранит Хаос Брайтона Бэриморта — нового Короля Пятой Тэрры!

Видар тогда даже восхитился милосердием Брайтона. Сейчас же — искренне завидовал. Оказавшись на его месте — в сердце продирала лишь месть, никакой жалости и, уж подавно, прощения.

«Defensio exercitus![1]» — холодно бросает Видар, чувствуя под воротом очередное пощипывание кожи. Вернувшись с Малвармы на нём не осталось живого места, но узоры исцелений не уставали находить новых мест на теле или видоизменяться.

Себастьян разворачивает коня в сторону Видара. Удар шпорами, срывается на рысь, вскидывая руку вверх. Вслед за ним, снося всё на своём пути, огибая лишь своего короля, проносилась альвийская армия. Хилый солдат был нещадно затоптан сначала копытами лошадей, затем — ботинками альвов.

Видар Гидеон Тейт Рихард входил в своё королевство последним, окидывая войну в родной Тэрре взглядом, наполненным ненавистью и презрением. К себе ли или к народу — он и сам не знал. Спрыгнув с лошади, он мечом прорубал себе путь к замку, оставляя за собой алые океаны и мёртвые тела некогда прислуги и знати.

Перед глазами стояла турмалиновая завеса и пыль, а сердце всё глубже погружалось во тьму. Он не заметил, в какой момент стал таким, как сейчас: грубым, закостенелым, ожесточённым. Только знал, что, превратившись в Чёрного Инквизитора Пандемониума сделал шаг на сторону абсолютного зла, добровольно склонив голову и преклонив колено.

По его точёному лицу стекали чужие капли крови. Когда-то мама умоляла вернуться сына живым. Её просьба оказалась невозможной.

Кровожадная улыбка становилась всё шире на подходе к тронному залу. Он убирает меч в ножны, а затем распахивает тяжёлые двери двумя руками. В длинных коридорах слышались крики, плачь и мольбы. Ничто сильнее чужой боли не грело душу.

— Папочка дома! — Он шутливо отвешивает поклон, когда замечает Лжекороля в компании заплаканной Кристайн. — Кажется, тебя забыли научить подбирать охрану, Лжекороль! О, и моя благоверная тут. Давно не виделись!

— Во имя Хаоса, Пандемония и Пандемониума, — тихо шепчет зарёванная герцогиня, а затем прикасается кончиками указательного и среднего пальцев к левой ключице, правой и губам.

— Брось её — она теперь моя. Поднимать на неё руку — тоже моя забота. По глазам вижу, что тебе хочется, — ухмыляется Видар, глядя как Теобальд цепляется мертвенной хваткой в руку Кристайн.

— Видар, послушай, всё совсем не так, как ты думаешь! — начинает Теобальд.

— А как я думаю? — Видар делает несколько шагов навстречу, внимательно осматривая корону своего покойного отца на голове предателя. — Ты убил моего отца. Где-то держишь мать. Устроил переворот. Отправил меня на верную смерть, претворяясь добреньким регентом. Я ничего не упустил из виду?

— Дай мне объясниться, молю, Вид… Ваше Высочество!

— Величество, — медленно растягивает каждую гласную букву Видар.

— Ваше Величество, — сглатывает Годвин. Корона на его голове уже прорубила кость. В страшных криках с улицы и коридоров замка он не мог разобрать на чьей стороне победа. — На нас совершили набег Узурпаторы. Ваш отец… Он погиб в схватке с Генералом Узурпаторов, места нахождения Вашей матери я не знаю. Это великое счастье, что Вы стоите здесь. До нас дошла весть о Вашей смерти, Ваше Величество.

Видар многозначно выгибает левую бровь, бегло кидая взгляд на Кристайн. Та жмурится так сильно, что из глаз льются солёные реки.

— Отпусти её и подойди ко мне, — каждая буква Видара зарождала в Теобальде самый настоящий животный страх.

На ватных ногах он делает шаг. Совершенно не так представлял встречу с Истинным Королём. В самых сладких мечтах Теобальд стоял у его могилы с театральной миной потери, но никак не делал шаг к смерти.

— Ваше Величество, я не осмелюсь врать Вам…

— Кончено, не осмелишься, — усмехается Видар, слыша за своей спиной многочисленный топот армейских сапог.

Он быстро вытаскивает меч из ножен, лёгким и резким движением проводя в воздухе. Предатель не успевает моргнуть. Его голова падает к ногам короля. Тронную залу окутывает гробовая тишина, не нарушаемая даже слезами Кристайн.

Король медленно присаживается на корточки, ловко снимая ветвистую корону кровавыми пальцами. Величественно оборачивается к солдатам, удерживая Ветвистую Корону двумя пальцами левой руки.

Армия терялась в замешательстве. В безумной толпе перемешались приспешники Теобальда и его. Их испуганные взгляды метались от заплаканной Кристайн до одиноко лежавшей головы предателя.

Видар обаятельно усмехается, надевая корону на голову. Оружие выпадает из рук смешанной армии.

Он был весь в крови, пыли, запекшихся корочках и сгустках экссудата от ран. И только корона на голове сверкала яркими изумрудами в переплетении тонких ветвей.

Чувство мести не было удовлетворено. Он желал большей крови, чем имел.

— Как будем оправдываться, господа? — голос Видара токсичнее зарина.

Он вытирает кровавый меч о тканевую часть рукава, а затем, вальяжно опираясь на остриё, словно на трость, доходит до трона. Гробовая тишина льстила острый слух. На губах сверкала улыбка палача.

Все, разом, будто Видар ударил остриём о каменное покрытие, упали на колени.

От него веяло такой силой, что солдаты боялись не то, что открыть рта, моргнуть.

Кристайн прячет взгляд в пушистых ресницах, строго настрого запрещая себе говорить, пока изменники живы. Последние же недобро косятся в её сторону. Если смерть неизбежна, так хотя бы и эту тварь они заберут с собой.

— Вы совершили измену. Приняли участие в перевороте. Встали на сторону изменщика, который, ко всему прочему, пачкался в сговоре с Узурпаторами. То, что вы молчите — наивернейшее решение.

Голос короля наполнен яростью, отвращением, альвийским сверкающим гневом.

— Каков был приказ этого ублюдка, когда моя армия подошла к воротам?

Видар поудобнее усаживается на троне, замечая, как в зале появляется Себастьян. Он кивает королю, вкладывая в действие хорошую новость — мать в безопасности.

Видар чувствует электрическое покалывание на подушечках пальцев. Он хочет оказаться рядом с ней как можно скорее.

— Каков был приказ, Лардэйл? — неистовый взгляд правителя направлен в сторону капитана группы.

— «Убить всех», — невнятно бурчит солдат, опасливо поднимая глаза.

И, о, Хаос, лучше бы он этого не делал! Устрашающая тень вспышкой гнева падает на лицо Видара. Животный оскал образуется на губах. Он безумно медленно дёргает левой бровью.

— Убить. Всех.

Смакуя каждую букву, произносит единственный законный король Первой Тэрры.

Он с нескрываем наслаждением в глазах смотрит на исполнение приказа.

Чётко. Без лишних вопросов. Без лишнего противодействия.

— Что с ней делать, Мой Король? — Капитан Себастьян грубо подхватывает Кристайн под локоть, подводя к трону.

— Брось. Я хочу послушать её историю… — Видар устало зажимает переносицу. — Все свободны. Себастьян, проследи за порядком. Как только моя матушка придёт в себя — я должен знать.

— Будет сделано, Ваше Величество, — кивает головой.

Он резко отпихивает герцогиню в сторону короля, та путается в длинном подоле платья и падает прямо у ступеней к трону. Себастьян презрительным взглядом окидывает Кристайн, а после разворачивается на сто восемьдесят градусов. Коротким жестом двух пальцев приказывает убрать из зала трупы.

— Сегодня в Халльфэйре будет славный костёр, — усмехается Видар, внимательно наблюдая за тем, как мёртвых изменников выносят прочь.

Кристайн боялась даже вздохнуть, не то, что отнять головы от мрамора. Ей казалось, что всюду пахнет кровью. Не её и слава демону. В конце концов, жизнь пока была при ней. А это уже хорошее начало.

— Что он делал с тобой, Кристайн?

Его голос кажется таким далёким, уже давно не родным. Он режет острыми буквами, которые слагаются в холодное оружие. Против неё. Против всего Пандемониума.

— Какая в том разница, Ваше Величество? Мне ждёт та же участь, что и…

Но Кристайн не договаривает, используя свой излюбленный метод: поднимает глаза и смотрит прямо внутрь короля.

Пытается найти отклик в его душе.

Безуспешно.

— Ты была на его стороне?

— Нет, Ваше Величество… Видар…

— Что он делал с тобой?

— Я была его papilio[2]. Он издевался надо мной. Одевал, словно бумажную куклу. Раздевал по своему усмотрению.

— Ублюдок! — срывается тихое ругательство с губ короля.

Он поднимается с трона, в несколько шагов оказываясь рядом с Кристайн. Протягивает ей раскрытую ладонь.

Пусть он никогда не любил её. Пусть она, в своём роде, тоже была для него лишь papilio. Но Видар уважал герцогиню за то, что та с достоинством несла свою любовь к нему, к королевству. Сейчас, когда она лежала в его ногах, не смея подняться, боясь за свою участь только потому, что она девушка, он был уверен в её чистоте перед Тэррой. Но не перед ним.

Кристайн боязливо вкладывает ладонь в его, хороня в себе блестящее ликование. Нездоровую привязанность короля к ней нельзя разрушить, в этом она уверенна.

— Теперь всё будет иначе.

Он дёргает уголком губы, но вместо того, чтобы обнять альвийку, крепко сжимает её предплечья.

Иллюзии Кристайн разбиваются о реальность. Он не делится с ней нежностью, не прижимает к груди.

Она сталагрязнойдля него. Раньше у неё были все шансы стать королевой. Теперь об этом не могло быть и речи.

«Нужно было придумать что-то другое, идиотка!», — внутренне негодует она. — «Но он всё равно будет приползать ко мне для своих желаний. А не будет — заставлю…»

— Я позабочусь о твоём комфорте. — Видар убирает руки. Будто и не касался. Былое тепло вовсе растворилось. — А после ты расскажешь мне о всех несбывшихся планах Лжекороля? Хорошо?

Кристайн судорожно кивает, вжившись в роль жертвы. Видар провожает её до покоев, а затем направляется к покоям матери.

⸶ ⸙ ⸷

Халльфэйр, Королевство Первой Тэрры, наши дни

Видар часто возвращался к воспоминаниям минувших лет. Особенно, находясь в склепе родителей. Королева Беатриса ушла из жизни ровно в тот час, когда молодой король переступил порог покоев. Последнее, что увидел Видар — слабую улыбку на губах матери.

«Мой мальчик исполнил обещание», — тихая фраза до сих пор стучала в висках.

Сейчас его взгляд устало скользил по надгробиям. В одной из могил даже не было праха. Лишь изумрудная мантия короля Тейта Гидеона Рихарда, которая уже наверняка давно разложилась на атомы.

Видар бережно укладывает на могилы по бутону сиреневой гортензии, усаживаясь на корточки. Иногда ему казалось, что это место — его личный способ контролировать свой гнев и темноту, что сковали сердце так давно. Здесь он позволял чувствовать себе боль, горечь утраты, слабость. Отец всегда ругал за «чувства дисбаланса», но мать каждый раз боролась за них снова и снова, будто её самоцелью было напомнить сыну, что в его власти не только злые поступки, что зло имеет множество субтонов.

— Отец, если бы Вы только знали, кто избран Первой Советницей нашей Тэрры, — усмехается Видар. — А Вы бы, матушка, устали нравоучать отца. Я хочу сохранить хрупкое равновесие, хочу оставить за нами право величия… Но, что если Малварма — изменники? На днях нас посетил Война, явно не из желания проведать. Он вручал нам её — Верховную, словно от сердца отрывал. Я прошу у Вас благословения… и силы…

Король укладывает руки на землю, прикрывая глаза.

Каждый раз он обманывал себя, внушал, что эти незамысловатые действия способны облегчить ту многолетнюю боль в месте, где с физической точки зрения обитало сердце.

Чувство потери — единственное фантомное чувство, что, засев однажды в сердце, не поддаётся выскабливанию. Года здесь бессильны. Попытки отвлечься — лишь актёрские маски с комедий дель артэ. С Потерей приходится быть обвенчанным, преклонять перед ней колено каждый раз и, быть может, тогда Она позволит немного отойти на второй план.

Видар поднимается. Государственные дела не позволяли ему надолго расслабляться. Его лицо принимает суровое выражение, он быстро отряхивает тёмно-зелёные, почти чёрные, брюки от земли, а затем выходит за территорию фамильного склепа.

Подходя ближе к замку, замечает маржанку. Что-то заставляет его замедлить шаг и внимательно наблюдать за ней.

Рука Эсфирь была слегка вытянула вперёд, а на предплечье восседал большой чёрный ворон.

По оценке Видара, он должен был весить килограммов семь, не меньше, но ведьме, казалось, это не доставляло неудобства. Она разговаривала с птицей, обаятельно улыбаясь.

Эсфирь чуть приподнимает руку, и ворон, резко направляется ввысь, с колоссальной скоростью, взмывая до самого высокого шпиля замка, а оттуда — будто бы мёртвым камнем, падает вниз. За несколько сантиметров до тонкой руки останавливается и с гордостью касается лапами оголённой бледной кожи.

Видар хмурится. Когда она находилась поодаль — ему хотелось отдать приказ, чтобы вышвырнуть несносную так далеко, насколько законы Пандемониума позволяли. Гнев и ярость служили естественной реакцией на выскочку. Но, когда она стояла рядом, так нагло глядя в глаза, не опасаясь за собственную шкуру (будто она пережила абсолютно все события этого мира), дерзя только потому, что таковым был смысл её существования — подсознание играло жестокую шутку. Гнев испарялся, а ярость вспыхивала в новом свете — каким-то неясным раздражением, нездоровой дрожью всего нутра, вены обжигало кровью. Он не понимал своей реакции. Хотел лишь, чтобы она исчезла из его жизни также быстро, как и появилась. Надеялся, что устроит ей такую жизнь, какой она ещё не вкусила. Глядя в пустые разноцветные глаза — потаённое желание оставалось лишь несбыточной эгоистичной хотелкой. Эсфирь Лунарель Бэриморт — слыла достойным соперником. Это он понял ещё тогда, когда увидел бесовскую кучерявую прядь.

— Ваше Величество!

Его окликает сладкий голос Кристайн Дивуар.

Он оборачивается, принимая её приветствие.

— Кристайн, — сдержанно кивает в ответ.

Всё-таки, он должен признать, что её попытки охмурить его и вынудить сделать королевой безумно занятны.

— Не откажитесь ли от чашки медового чая в моей компании?

Безмерное множество аксессуаров в её остроконечных ушках покачивались, даря едва уловимый металлический звон.

— С превеликим удовольствием, герцогиня, с превеликим удовольствием! — Видар поджимает губы, сдержанно улыбаясь.

Он учтиво подставляет локоть, приглашая обхватить его руку. На лице альвийки сияет удовлетворение от хорошего настроения короля, что слыло явлением редким.

Видар краем глаза косится в сторону, где стояла ведьма, но её и след простыл. Будто никогда и не существовало. И только стая из двенадцати небольших птиц удалялась от замка.

[1] С лат. Защита армии.

[2] С лат. Бабочка. Здесь и далее — так называют девушек лёгкого поведения.

9

Шёлк цвета терпкого обсидиана струился по мраморной коже Эсфирь. Порядка нескольких суток она была предоставлена в Замке Ненависти самой себе. Изредка объявлялся генерал Себастьян, благодаря ему Эффи узнала о существовании небольшой кухоньки и её хозяйке — тётушки До. Альвийка в достаточных летах являлась второй по счёту в демоновом Халльфэйре, кто проникся ведьмой.

Тётушка служила смотрительницей за замком, ничего не укрывалось от острого светло-серого взгляда. Эсфирь облюбовала её крохотную кухоньку почти с той самой секунды, как добродушная альвийка искренне улыбнулась ей.

Пока Эсфирь не принуждали присутствовать при трапезах короля, она с удовольствием находилась в помещении смотрительницы. Ей даже пришлась по душе человеческая обстановка, тётушка До в вопросах удобства всегда отдавала дань людям. Так, на уютной кухне в зелёно-древесных тонах можно было найти кофемашину, микроволновку, даже хлебопечку.

А с тех пор, как Эсфирь упомянула о вине — оно всегда находилось в холодильной камере.

Верховная слегка улыбается, вспоминая тёплую улыбку альвийки и атмосферу той крепости, что ей удалось приобрести за столь короткое время. Нужно обязательно рассказать об этом братьям в ответном письме. Эффи опускает взгляд на бумагу с красивым каллиграфическим почерком Паскаля.

Она всегда удивлялась, как такой шебутной, волевой, просто несносный маржан мог так красиво писать. Смотря на почерк, казалось, что письмо написано каким-то серьёзным дипломатом, что выводил каждую закорючку по меньшей мере час. Чтобы ей написать так красиво могло понадобиться лет триста.

«Моя Эффи-Лу!»

Эсфирь большим пальцем проводит по буквам, пока лицевые мышцы сводит от улыбки. Она не помнила, когда в последний раз чувствовала тепло, да и в принципе проживала положительные эмоции. Прибыв в Первую Тэрру, чувства внезапно обострились. Она яростно искала первопричину, но ни в магических талмудах, ни внутри себя найти ответ не предоставлялось возможным. Что-то изменилось. Кажется, какая-то часть её души.

— Ай! — резко вскрикивает, вскакивая с кресла.

Заторможено хватается за сердце, цепляясь длинными пальцами за ключицу. Казалось, что плоть обугливалась вместе с костями. От дикой боли подкашиваются ноги, а Эсфирь, словно лишённая жизни, падает на пол. Невидимое пламя жгло внутренности, особенно — сердце, отчего она сильнее прижимает ладонь к болезненному участку, пытаясь дышать. Орган жизнедеятельности сошёл с ума: колотился о грудную клетку так, будто ставил цель пробить её, а вместе с тем и мышечный каркас. Счёт минутам безвозвратно утекал по паркету.

Она упирается лбом в пол, делая глубокие вдохи, постепенно ощущая, как боль покидает тело, оставляя лишь онемевшие губы и пальцы.

Сильно хмурится, бросая небрежный взгляд в сторону арки: на улице ярко сияло солнце, а ветер нежно ласкал ветви плакучих ив.

Видимо, её телу нужно было время, чтобы привыкнуть к Халльфэйру.

Эсфирь, наконец, поднимается, судорожно вдыхает и поправляет халат. Нужно успокоиться и вернуться к более приятным вещам, нежели привыкание к другой земле.

Быстро скользит взглядом по строчкам письма, в которых Паскаль в своей развязной манере рассказывает о делах Малвармы, здоровье семьи, о занятости Брайтона, не утаивал и про путешествия в людской мир. Снова натащил оттуда молочного шоколада и вина, а ещё хвастался успехами на любовном фронте: и альвийском, и людском.

— Проныра, — ухмыляется Эсфирь, в отблеске её глаз легко читалась гордость.

И бесконечная любовь. Она забирается на мягкое кресло с ногами.

Паскаль требовал полный отчёт от Эсфирь: от чувств до обстановки в чужой стране. В чём ходит, чем питается, обижают ли её, начался лиРитуал Доверия.

От упоминания последнего Эсфирь закатывает глаза. До Посвящения она и долбанный альв обязывались скрепить себяУзами Доверия, пройдя три испытания от Дочерей Ночи.

Она слабо понимала, как ей расположить к себе короля, но быть откровенно честными — и не стремилась. Провалить Ритуал означало только одно — лишиться титула Верховной и добровольно заточить себя в Пандемониуме. Признавать себя деформированной ведьмой Эффи не спешила, а ярым желанием провести остатки своей вечности в пекле не горела и подавно.

Слабый, очень неуверенный стук в дверь, отвлекает от мыслей. Она не произносит ни слова, лишь бегло кидает взгляд в сторону двери. Едва уловимая секунда, как её нутро наполняется покалываниями во всевозможных участках тела. Энергия Хаоса приятным холодом ласкает плоть. Входная дверь медленно открывается, тем самым пугая пришедшего.

Гостем оказывается прислуга. Эсфирь, не глядя в её сторону, усмехается. Та так перепугана, что с холодным рассудком явно не в ладах.

— Госпожа Верховная, Его Величество ожидает Вас за сегодняшним ужином, — быстро тараторит служанка, осмеливаясь поднять взгляд только на секунду.

Этого времени достаточно, чтобы потерять дар речи от увиденного. На ведьме был лишь полупрозрачный длинный шёлковый халат, который ближе к подолу сверкал ослепительным блеском камней. Больше ничто не обременяло красивое тело. Несуразная служанка отдала бы всё, чтобы хоть капельку быть похожей на неё.

Эсфирь плавно поднимается с кресла, демонстрируя изящные икры и стопы. Она медленно, словно крадущаяся пантера, шествовала прямиком на смущающуюся девушку. Ведьме бесконечно льстила такая реакция. Страх, ненависть, зависть подпитывали каждый рыжий завиток.

— Что-то ещё?

Эсфирь чуть приподнимает уголки губ, насмешливо заправляя выбившуюся золотистую прядь альвийки обратно под чепчик.

Щеки девушки вспыхивают алыми кострами. Теми самыми, на которых когда-то в Салеме люди сжигали малварских ведьм.

— Д-да… Его Величество указал не надевать чёрные и изумруд… ах!

Служанка с придыханием вскрикивает, когда пальцы Эсфирь скользят от уха до воротника стойки.

— Какой цвет не стоит надевать? — хитро щурится ведьма.

— Изумрудный… — шепчет она, стараясь лишний раз даже не дышать.

Эсфирь почти вплотную подходит к ней, касаясь губами её уха.

— Передайсвоему королю, что я буду в красном… Таком же красном, как румянец на твоих щеках. Ты свободна, — томно шепчет ведьма, медленно отходя на шаг.

Служанка быстро моргает, несуразно кланяется и сбегает. Эсфирь довольно смеётся, удовлетворённая удачной шуткой. Она едва дёргает бровью, как входные двери быстро закрываются. Вечер обещал быть грандиозным.

⸶ ⸙ ⸷

Видар, по-хозяйски развалившись на огромной постели, лениво наблюдал за тем, как Кристайн медленно, но ловко застёгивала платье.

Её щечки покрывал румянец, а некогда идеально-уложенные волосы нуждались в новой причёске. Она выглядела счастливой. Блеск глаз выдавал с потрохами. Король ухмыляется, облизывая губы.

В его власти находилась любая. Стоило лишь поманить пальцем — и все неслись очертя голову. Только он не манил. Никого. И тем самым превращался в самый лакомый кусочек всех Тэрр.

За долгие годы жизни в его постели находилась лишь одна альвийка, та, что сейчас усердно поправляла макияж. Видар не видел смысла в бесчисленных связях с куртизанками, подданными, теми, кто желал его внимания и власти. Все они сразу же причислялись к грязи.

С Кристайн всё было гораздо сложнее. До ухода в людской мир он желал сделать её королевой только за одно качество — чистая альвийская кровь, под стать его, древней. Находясь среди людей, он пересмотрел многие взгляды. Связывать себя с той, что подходила для брака с технической стороны более не хотел. Себастьян добился своего, отговорил, но поверить в родство душ Видар так и не смог, хотя позволил этому явлению существовать в подкорках мозга.

После заявления Кристайн о домогательствах Лжекороля — Видар старался не считать её грязной, опороченной изменщиком, более того — пытался окружить комфортом. Пытался, по завещанию матери, в первую очередь быть мужчиной, а, значит, опорой для женщины, что явно не была последней в его жизни.

Со временем её влюбленный взгляд стал жалким, перестав тешить эго; желание касаться собственного тела — пресекал; общение с ней сводил к минимуму. А потом потребности взяли верх, окончательно превратив его в сухого, закостенелого эгоиста, что не собирался считаться с чужими эмоциями.

Он предоставлял ей кров, комфорт, содержал — если так угодно, ясно указывая, что на большее ей не стоит рассчитывать. И раз она продолжала биться в закрытые двери, то это лишь её волеизъявление. Разве он виноват в чужом влечении? Вот обвинения в потребительстве ещё бы мог принять, да только никто не смел их предъявить.

— Правда, что к нам за ужином присоединится ведьма? — интересуется Кристайн, аккуратно цепляя цепочку сначала за хрящик уха, а потом чуть ниже.

Она внимательно следит за его реакцией в отражении зеркала.

— Абсолютно точно, — лениво протягивает Видар, подкладывая руки под затылок.

В данный момент даже мысль о существовании демоновой Верховной не выводила из себя.

— Она не внушает доверия, вот хоть на растерзание демонам меня отдайте! — фыркает Кристайн, расправившись со всеми цепочками.

Она усердно заправляет прядь в причёску, чувствуя себя, по меньшей мере, хозяйкой замка.

— Могу я тебя растерзать? — Видар игриво приподнимает бровь, но взгляд по-прежнему пуст.

— Всё должно быть в меру, Ваше Величество! — поддерживает флирт она.

— Ей никто не собирается доверять. И вряд ли у неё получится заслужить такую награду.

— А как же Ритуал Доверия?

— Если она не хочет быть изгнанной или мёртвой, то ей придётся пройти его. Любой ценой, — равнодушно пожимает плечами.

Только вот в себе он был уверен явно в разы меньше. Кто знает, какие тайны нужно раскрыть друг перед другом. На её — плевать, а вот свои выдавать не хотел. Тем более ей. Да, ведьму откачивать придётся неделями, когда она узнает, что он воевал за Малварму!

Но далеко не это возглавляло топ тайн. Видар одновременно хотел и не хотел узнать: является ли малварка тем ребёнком, которого он спас? Если да, то к её карме автоматически прибавлялся долг, обязывающий спасти его жизнь в ответ. Почему-то Видар был уверен, что её способностей хватит лишь на то, чтобы загубить всё живое, включая его самого.

А ещё — треклятое видение. Не хватало, чтобы ведьма искрилась ярче свечей в Ледяную Ночь[1], когда узнает, что является его персональным ночным кошмаром. Видар уже в натуре представлял заливистый смех. Заочно знал, что её дикий взгляд разноцветных глаз навсегда станет в разы насмешливее.

Мысли о ней снова будили раздражение, щекотливую ненависть в душе. Он искренне желал избавиться от неё или, в крайнем случае, показать всю свою мощь и ярость в полную силу. Доказать непокорной маржанке непоколебимую власть. Только стоило ли доказывать то, что и без того незыблемо? От ответа на этот вопрос Видар увиливал. Хотя прекрасно знал. Не стоило.

Тогда, что так распаляло? Её непокорность, желание проучить и даже приручить. Кому не понравится иметь власть над вестницей зла, мудрой и своенравной ведьмой? Той, что, прикоснувшись с огнём и дымом погребальных костров, окончательно очернила душу?

Своё нездоровое влечение он не осознавал, но чувствовал каждой клеточкой тела. И невыразимо гневался на себя за это.

— …ваем её, — слышит обрывок от фразы Кристайн.

Она сидела опасно близко к нему, всматриваясь в холод его глаз.

— Повтори, — почти приказывает король, фокусируясь на её лице.

— Мы недооцениваем её, — хмыкает, подчиняясь, сдерживая очередной приступ ревности.

Она не могла вытащить из него и толики эмоций, обращенных к ведьме, и что хуже, к себе.

— Ты можешь идти, Кристайн, — медленно облизывает губы Видар, чуть щуря глаза.

— Буду ждать Вас за ужином, Ваше Величество, — покорно отзывается она, легко поднимаясь и направляясь к двери.

Видар остаётся в одиночестве и назойливых мыслях, что роем ос кружили вокруг единственного имени.

— Демоноваинсанис[2]!

Он устало выдыхает.

Ведь она начнёт сегодня свой концерт. Наверняка придёт в чёрном. Назло. Будет так грубо «тыкать», ухмыляться, острить, подрывать его авторитет в глазах двора. А что подумает Старожил? Он, демон её дери, и под пытки отдать не сможет! В руках ведьмы фулл-хаус.

И действительно, ведьма приходит к ужину не в том, в чём желал её видеть король. Она впорхнула в обеденную залу с лёгкостью феи и видом дьяволицы.

Платье кровавого цвета дерзко облегало хрупкую фигуру с аккуратными формами. Множество золотых побрякушек поселились на месте декольте, но выделялся среди них один кулон — небольшой золотой ворон с красными рубинами вместо глаз — единственная подвеска на одной из цепочек. Кучерявые локоны убраны в высокий пучок. А на губах дерзкая, просто невыносимая, ослепительная ухмылка.

— Слёт упырей в другой стороне, госпожа Верховная, — ядовито роняет король, за что получает недовольный взгляд от генерала.

— Да? Странно, — искренне удивляется Эсфирь. — Ведь закуски уже здесь! — Она бегло осматривает Кристайн. Скулы альвийки играют ненавистью. — Прошу прощения за опоздание. Письмо брату стало причиной задержки.

Видар мастерски скрывает удивление. В последнем предложении инсанис не было и намёка на издёвку.

«Неужели не всё потеряно и она бывает адекватной?»

От её кричащего платье у Видара начиналась мигрень.

Себастьян учтиво усаживает её на свободное место, попутно справляясь о самочувствии и настроении.

— Благодарю за внимание, всё прекрасно. В общем и целом, здесь не так плохо, как мне могло показаться на первый взгляд. Природа Столицы — волшебство какого-то иного уровня!

Эсфирь так невинно хлопает глазами, что у Кристайн дёргается глаз.

Видар удивлённо приподнимает бровь.

«Кто это такая? Где та бешеная фурия?»

Эсфирь так удовлетворена реакцией короля, что незаметно прикусывает щёку изнутри, сдерживая озорную улыбку.

«Да, вы бы видели выражение его лица! Вот умора! Словно водой ледяной окатили!»

— Госпожа Эсфирь, Вы изучили правила Ритуала Доверия? — интересуется Видар, не поднимая глаз на собеседницу.

Разрезать мясо — занятие более приятное, чем смотреть на неё.

— К сожалению, — хмыкает в ответ.

— Это всё, что Вы можете сказать?

— Я сделаю всё, что в моих силах. Так лучше? Приятного аппетита всем, — обескураживающие улыбается ведьма. — А Вам… — Она обращается к служанке, что уже подошла к Кристайн, чтобы сменить тарелки. — Большое спасибо.

Служанка испуганно дёргается, роняя тарелку на пол.

В глазах Видара начинает бушевать море.

Испуганный взгляд прислуги беспомощно скользит к королю, а сама она падает на колени.

Эсфирь непонимающе косится на молчавшего всё время Себастьяна. Будто это обычная ситуация для их королевства.

«Демон! В их Тэрре не принято благодарить! Ещё бы! Долбанный альв и его не менее долбанное идеальное королевство! Всё должно работать как часы, без малейшего отклонения и банальной благодарности!»— Эсфирь усмехается, закатывая глаза.

— Пять плетей, — сдержанно произносит король, медленно откладывая вилку в сторону.

Эсфирь впивается взглядом в его лицо, кажется, в первый раз за всю трапезу.

— Серьёзно? — Она абсолютно точно сомневается в его психическом здоровье. — Она лишь уронила тарелку.

— Да, действительно. Десять.

Он поднимает разгневанный взгляд на Эсфирь, упиваясь своей властью.

«О, инсанис, по большей части в её наказании — твоя вина. Больше меня они боятся лишь тебя!» — Видар дёргает уголком губы.

— Это глупо!

Не то, чтобы её волновала судьба служанки, но поведение короля слыло самым настоящим эгоистичным, необоснованным, клиническим идиотизмом. В Пятой Тэрре никогда не было плетей за мелкие провинности. Пятая Тэрра вообще отличалась от Первой.

— Пятнадцать, — довольно хмыкает Видар, пока служанка бледнеет.

Пятнадцать плетей за тарелку!

— Это геометрическая прогрессия зависит от моих реплик? Ты здоров?

— Вы. Двадцать.

Ни генерал, ни герцогиня не осмеливались влезать в препирательство двоих, головы в этом случае оказывались дороже. Ведьма окидывает беглым взглядом, трясущийся подбородок старушки. Разноцветные радужки вспыхивают хитростью.

— О, Хаос, за что мне этот идиот? — Она поднимается с места, подходя ко служанке. — Вы свободны.

Стул Видара резко отлетает в сторону, а довольная Эффи хитро улыбается. Она вывела его — победа так близка и то ли ещё будет альвийский король!

— Тридцать плетей! Исполнять! Живо!

— Угостите ими меня. — Ведьма подходит к королю ближе дозволенного. — В её действиях реальный виновник я. Мне и наказания. Разветебене хочется наказать меня? — хитро дёргает бровью.

Над обеденной нависает напряжённая тишина. Кристайн заинтересованно косится на короля, Себастьян — с живым испугом на ведьму. Она не понимает, что её ждёт!

Служанка чуть ли в обморок не падает от услышанного. За неё вступилась кровожадная ведьма! Это должна знать вся Тэрра, не то что Столица!

Взгляд Видара вспыхивает интересом и безумием. Он не имеет права подвергать ведьму наказаниям по своей воле, но ситуация радикально изменилась. Нарушения выявлено не будет. Уголок его губы довольно ползёт вверх.

— Тридцать плетей — серьёзное наказание. Тем более от меня. Уверенна в своём решении?

— Весьма.

Кажется, что она видит в его глазах нечто похожее на… уважение? Или он просто искрится от счастья. Та, кого он ненавидит получит хорошенько по оголённой спине плетью. Тридцать раз. Красота!

— Эсфирь, — прочистив горло, начинает Себастьян. — Ты не понимаешь, куда ввязываешься.

— Отнюдь, — пожимает плечами она, не отрывая взгляда от лица короля.

— Охрана, сопроводите госпожу Верховную в подземелье, — стальным голосом выдает Видар.

— Разве мне не положено доесть? — кокетливо ведёт плечом она, отчего Кристайн закатывает глаза.

— Даже допить, — ухмыляется Видар, беря с подноса прислуги бокал с цветочным элем и протягивая ведьме.

Видимо, нужно было раньше согласиться на пытки, чтобы добиться его любезности и расположения.

Эсфирь тянется к бокалу, случайно касаясь пальцев короля своими. Ровно на несколько секунд по лицу Видара проскальзывает отвращение, а глаза превращаются в две пустые дырки.

Только для него это была вечность в темноте. Голову снова повело, он старался удержаться на месте, да только…тонул…

Ледяная вода проникала в лёгкие, а он ничего не мог сделать. Видел только кровожадный блеск разноцветных глаз и жестокую ухмылку. Она не собиралась спасать его из воды, наоборот, стояла на поверхности, спокойно наблюдая за тем, как он скрывается в толще.

— Не переживай, мой маленький Видар, рядом со мной нет боли!

Видар слышит голос отца из глубины.

Губы Верховной шевелятся, и Видар готов поклясться всем демонам, что сквозь давление и водную завесу слышит: «Ваш Король мёртв!». Её лицо озаряет такая яркая улыбка, что она наверняка будет слепить даже тогда, когда его лопатки коснутся дна. Он умирал под хитрым взглядом удовлетворенных глаз. Умирал, пока она…не отдёрнула пальцы.

Видар не понимающе хлопает глазами, пока ведьма принюхивается к чему-то, бросая взгляд на бокал у его тарелки. Верно, она снова сомневается в его психическом здоровье или алкоголической зависимости, тут уж демон разберёт.

— Ваше Величество, всё в порядке?

Кристайн подскакивает с места, желая задеть плечом Эсфирь.

Только последняя отходит на шаг заранее, не принимая из рук Видара напиток, словно резко передумала.

Эсфирь окидывает Кристайн странным взглядом, а затем занимает своё место напротив Себастьяна.

— Ты слишком погорячилась, Эсфирь, — тихо произносит Баш, пока король и герцогиня увлечены общей темой для разговора — состоянием короля.

— Мне интересно, — пожимает плечами.

— Интересно?

— Сможет ли ваш король преодолеть свой гнев? Это будет преддопуском к Ритуалу Доверия.

— Ты же знаешь, что не сможет.

— Значит, ему нужна не советница, а фасад.

И будь Эсфирь Лунарель Бэриморт покорнее — она бы согласилась на эту роль.

[1] Аналог Нового Года.

[2] С лат. Сумасшедшая.

10

Первое, что видит Видар — её фигуру, которая так выгодно блистает в чёрном цвете. Желваки медленно заходят за скулы. Его взгляд намертво застывает на замороженных разноцветных камнях. В них лишь мертвенная пустота и… насмешка, скользящая по ядрёной кайме вокруг зрачка.

Видар напряжённо выдыхает. В её гардеробе не должно быть и намёка на родной цвет одежд, но, вот она, снова нагло нарушала традиции, снова выводила его такой мелочью, какая ему являлась термоядерным ударом.

Он не успевает открыть и рта, как его опережает Себастьян, что так некстати поднялся с кресла. Вернее, даже, подскочил.

— Эсфирь, всё хорошо?

В глазах альва плескалось живое беспокойство, в отличие от гневных океанов короля.

— Не стоит пустых переживаний, генерал Себастьян!

Ведьма улыбается уголками губ.

Каждый шаг причиняет ей тянущую боль. Только для неё это — сладкий приз, выигранный в очередной войне с традициями короля.

Она намеренно разворачивается спиной к генералу и королю, вытаскивая первую попавшуюся книгу, якобы для дела.

Себастьян замирает, с ужасом осматривая полосы на оголённой спине. Он переводит укоряющий взгляд на равнодушного к этому Видара.

Тот лишь усмехается выходке ведьмы. Пытается выставить его зверем? Так опоздала, лет на двести. Думает, что может заставить чувствовать вину? Это было лишь её желание.

Он бесстрастно утыкается взглядом в карту. Государственные дела волновали куда больше художеств на спине и, стоит признать, слабеньких художеств.

Его взгляд опасно сверкает. Хочет выставить его мягким? По отношению только к ней? Или всей Малварме? Или… к его собственной Тэрре?

Мысли, одна за другой, терзали воспалённый рассудок правителя.

— Через несколько минут начнётся заседание Верховного Совета, займите свои места и ожидайте всех молча, — отрезает Видар, внимательно скользя взглядом по тёмно-коричневым изоглоссам. — И, госпожа Верховная, не забывайте о правилах приличия, по крайней мере, в пределах этого кабинета.

— Боишься показаться недостаточно властным?

Она изящно дёргает бровью, присаживаясь по его левую руку.

Себастьян занимает место по правую руку от короля.

Видар наконец отнимает взгляд от карты, непозволительно долго смотря в разноцветные радужки. Он был готов поклясться, что увидел там полчища чертей, что ненавидели его от копыт до рогов.

Слегка усмехается. Ответный взгляд бесконечно льстил Его Величеству.

«И это весь ответ? Демонова усмешка?!», — вспыхивает Эсфирь, демонстративно закатывая глаза.

— Ваше Величество! Прибыли канцлер Гротт, казначей Оттланд и министры Рашиль и Яшмир! — Слуга оповещает короля, в то время, как генерал и Верховная ведьма поднимаются с мест. — Господ Лунарис не будет. Они приносят искренние извинения и просят передать это письмо.

Быстрым шагом передаёт письмо своему правителю и тут же вылетает из переговорной.

Видар, вовсе не замечая пришедших, скользит взглядом по содержимому. Слегка ухмыляется, сдержанно выдыхая. Его Поверенные в безопасности.

Из круговорота новых лиц Эсфирь никого не запоминает. Боль не позволяет ей выглядеть спокойной, а потому высокопоставленных гостей ожидает лицо, пропитанное самой настоящей ненавистью.

Канцлер Асмадей Гротт кажется лишь обрюзгшим стариком, что своими крысиными шустрыми глазёнками уже раздел ведьму и сделал с ней всё, на что только был способен его пошлый отмирающий мозг.

Министр Рашиль — альв невысокого роста, больше походящий на помесь цверга и тролля, чем на чистокровного выходца своей расы — вообще не обращал на неё внимания, будто вместо ведьмы стояло растение.

А вот министр Яшмир, сверкающий жемчужной улыбкой, и казначей Оттланд, то и дело стрелявший глазами из-под пушистых ресницх, думали, что имеют право побороться за внимание новоиспеченной почти Советницы. Оба лощённые, высокие, с прилизанными волосами разных цветов: у первого светло-русые, у второго — каштановые с ржавым отблеском.

— Приступим, господа, — холодно бросает Видар. — Меня интересует любое изменение, которое исходит от надвигающейся войны Великого Бассаама и Узурпаторов.

— Казна пока что в полном порядке, Ваше Величество! — Наспех облизывает губы казначей. — Больше скажу — мы преуспеваем как ремесленники. Товары стабильно направляются по всем Тэррам, а по некоторым каналам и к людям.

— Я слышала от ведьм, что Вы перестали поставлять паруса в Четвёртую Тэрру… — Эсфирь чуть склоняет голову к правому плечу, приковывая к себе все взгляды, кроме королевского. Видар внимательно смотрит на казначея. — Причины Вы, конечно, не объяснили. Но внезапно открыли торговый путь к людям. Позвольте узнать, почему Вы лишаете прямых союзников в поставках?

— Вы, верно, не так поняли, госпожа Верховная! Поставки есть, просто они сокращены…

— Вы юлите, казначей. Они не сокращены, их нет.

— Клевета! Чистой воды, Ваше Величество! Вот, у меня есть документы о сокращении!

Король молча принимает бумаги, вчитываясь в условия.

— Знаете, казначей… — Эсфирь чуть подаётся вперёд, чтобы её ключицы наверняка свели его с ума. — Мои ведьмы не умеют лгать Верховной. — В отличие от самой Верховной, что так умело сейчас использовала самую сильную врождённую патологию. — Так… в чём причина?

— Ваше Величество, госпожа Верховная, всё дело в их герцогах… Они отказываются платить такую сумму! Вот я и решил их припугнуть… Мы не теряем от этого в деньгах…

— Вы идиот?

Серьёзный вопрос короля, что в один миг заставляет Эсфирь посмотреть на него, обескураживает, но по всей видимости, только ведьму.

С непривычки уголки губ дёргаются, но она, быстро совладав с эмоциями, прячет взгляд в той же карте.

«Должно быть, картам в этом веке не легко, все спешат в них спрятать взгляд», — мысль снова наводит Эффи на озорной смех.

— Мы теряем союзников, Асмадей! Исправь это немедленно, сбавь цену! — вкрадчиво проговаривает Видар.

— Но тогда корона обеднеет…

— Корона или ты? — выгибает бровь Видар.

— Я всё сделаю, Ваше Величество!

— Заставь их платить!

— Интересная традиция у вас в Первой Тэрре. Меня уже два раза обвинили в клевете и ни разу не попытались принести свои извинения, — Эсфирь величественно приподнимает подбородок.

Вот так песня! Думала ли она, что сможет уличить с первой попытки казначея? Конечно, да. За короткое время ей удалось просмотреть все необходимые государственные документы. К Ритуалу Доверия у короля не должно остаться ни малейшего сомнения в её преданности. Если это могло оградить её от насильственного влезания в голову — грех упускать такую возможность.

Далее Эсфирь внимательно слушала рассказ двух министров и канцлера. Из всего потока информации было ясно одно — война вряд ли заставит себя ждать. В Третьей Тэрре всё шло к перевороту, Вторая Тэрра утопала в бедности, Четвёртая пыталась наладить разрушенные Узурпаторами торговые пути. Из пяти держав в полную силу функционировали лишь Первая и Пятая. Но стоит Узурпаторам подчинить три слабые стороны, серьёзная угроза исчезновения нависает над головами королей.

— К слову, Ваше Величество, народ негодует. Народ не только Первой Тэрры… — облизывает губы канцлер Оттланд. Его светло-зелёный взгляд, напоминавший цветом мякоть лайма, неотрывно следил за ведьмой. — Времена Холодной войны давно прошли, Вы не выбираете себе жену для продолжения рода, чем плодите множество слухов от безобидных до отвратнейших, и даёте повод для раздумий остальных Королей, что они смогут заполучить лакомый кусочек Халльфэйра.

— Сейчас не лучшее время для женитьбы, — поджимает губы король.

— Всё же, смотрины действительно нужно устроить. Таким образом, мы опровергнем слухи, — подхватывает министр Яшмир.

— Либо Вы могли бы обратить своё внимание на герцогиню Кристайн Дивуар, — вступает министр Рашиль, но тут же тушуется под неоднозначным взглядом Видара. — По альвийке видно, что она неравнодушна к Вам, — быстро вставляет он. — И её кандидатура устроит Старожила…

— Назначим смотрины, — сдержанно проговаривает Видар. — Сразу после Посвящения проведём их. К тому времени как раз обзаведусь ведьмой с кладезью добрых советов, — в голосе чувствуется усмешка. Король бегло оглядывает ухмыляющуюся Эсфирь, что так охотно отвечала лукавым взглядам казначея. — На сегодня заканчиваем встречу Совета. Рад, что вы все остались живы.

Все поднимаются из-за столов, склоняя головы перед королём.

— Госпожа Эсфирь, — галантно улыбается канцлер Оттланд.

В глазах горело восхищение стойкой ведьмой.

— Да, господин канцлер…

Она слегка поворачивает на него голову.

Видар и Себастьян неоднозначно переглядываются.

— Позвольте мне загладить вину перед Вами, госпожа. Столица в самом деле прекрасное место, но до сих пор чтит традиции. Альвам понадобится немало времени, чтобы принять Вас. Но если Вы согласитесь на визит сегодня со мной впоместье Долины Слёз, это существенно продвинет Вашу кандидатуру по лестнице уважения.

— Разве я могу отказаться от такого предложения? — кокетливо ведёт плечиком Эсфирь.

— Все свободны, кроме генерала Себастьяна, — резко разрубает атмосферу флирта Видар.

Совет медленно кланяется королю, а затем покидает кабинет вместе с ведьмой.

— Поговаривают, что эти двое — вместе!

Уже на выходе канцлер тихо кидает Эсфирь.

Она озорно улыбается, окидывая взглядом злого Видара, что ненавистным взглядом буравил её спину. Да, пожалуй, единственного, что не хватало королю, так это регулярно спускать свои эмоции и неконтролируемые вспышки гнева.

Прислуга закрывает за фигурой Эсфирь дверь, оставляя короля и генерала в кабинете.

— Фай и Из живы? — буравя письмо взглядом, спрашивает последний.

— Да, обещают вернуться к Посвящению.

— Слава Хаосу…

Оба судорожно выдыхают.

— Она хорошо проявила себя, — спустя несколько минут, Баш выразительно выгибает бровь.

— Она хочет, чтобы я доверился ей, — саркастично хмыкает Видар.

— Она — твоя будущая Советница. Положено, знаешь ли!

— Она — моя головная боль! Хочет показать свою независимость, гордость, властность. Хочет всех убедить в моей ослабевшей хватке ради кровной мести — я уверен в этом.

— Интересно, как ты до этого дошёл? Пока лупил со всей дури плетью?

Себастьян поднимается из-за стола, подходя к арке. Он расстегивает тёмно-коричневый мундир с зелёно-золотистыми вытачками и вытаскивает из потайного кармана портсигар.

Пара лёгких движений, и сигарета зажата меж его губ. Протягивает портсигар другу.

— Это было её желанием, — хмыкает Видар, закуривая. Он тоже поднимается с места, чтобы сесть на стол, а ноги взгромоздить на стул. Матушка пришла бы в ярость. — Ты знаешь, как я наказываю провинившихся, здесь же… я даже пожалел демонову инсанис.

— И она-то ещё инсанис? — брови Себастьяна удивленно поднимаются.

Вместо ответа Видар пожимает плечами, выдыхая тонкую струйку дыма.

— Припёрлась в чёрном, с оголённой спиной. Вот же ж стерва!

— Ты не думал, что ей больно, поэтому спина открыта? А не для того, чтобы тебя такого расчудесного подставить!

— Она не чувствует боли, Баш, — самодовольно хмыкает Видар. — В её груди пусто, совершенно пусто. Прямо как в снежных полях Малвармы. Не смотри так, инсанис сама сказала. Верховные не лгут своим покровителям.

— Зато с распростертыми объятиями подставляют, — саркастично замечает Баш.

— Я не понимаю… — Видар внимательно оглядывает сигарету, а затем затягивается. — С чего ты так прыгаешь вокруг да около неё?

Выдыхает дым, блаженно прикрывая глаза.

— Я увлечён ею, — сухо выдаёт генерал.

Видар резко распахивает глаза, внимательно всматриваясь в черты лица определённо обезумевшего друга.

— Увлечён? Стало быть, ждёшь моего тёмного благословения? — ядовитая интонация буквально пропитала голос.

«Увлечён! Увлечён демон дери этого Баша! Она очаровала его, опоила, околдовала! А что дальше? Видение станет явью, а мой брат совсем ослепнет?»

— Ты не понимаешь, Видар!

— Да, уж куда мне! — вспыхивает король.

— Я пропал только, увидев её! Будто ослеп… Она недосягаемая, недоступная… Я не посмею ей признаться в своей симпатии.

— Баш, ты все уши прожужжал мне по поводу родственных душ, и ты хочешь утверждать, что она — твоя?

Видар изо всех сил старался вразумить друга без особых насмешек и колких слов.

Хотя на деле хотелось хорошенько съездить ему стулом по морде. Вляпаться в маржанку! Из дома Бэримортов! В Верховную! Сущее пекло, самоубийство, полнейшая идиотия.

Его сердце бешено стучало, кровь прилила к вискам. Всё то, что он чудесным образом сдерживал в подземелье вдруг разлилось по всему организму, в очередной раз отравляя органы.

— Даже если и так… Она — королевских кровей, я — военный. Её кровь не смешать с моей. С герцогской — да, — дёргает носом Себастьян. — Она достойна королей.

— К слову об этом… Сегодня у тебя есть возможность проверить — родственная ли она тебе душа, — хитрость сверкает в глазах Видара.

Себастьян удостаивает друга вопросительным взглядом.

— Не думаешь же ты, что ведьма и хозяин Долины Слёз едут только ужинать? Хаос, Баш! Ты столько пережил, а твоя наивность в вопросах любви до сих пор при тебе!

Генерал делает затяжку.

— Он будет обязан на ней жениться. Нельзя без последствий компрометировать честь девушки из высшего света. Таковы Непростительные законы Священных Тэрр, — выдыхает он дым.

— Да простит меня Хаос, он как малый ребёнок, — бурчит под нос Видар, снимая с себя камзол и небрежно откидывая его на другой конец стола.

На улицах начинал зажигаться свет.

— По твоей логике, Баш, я давно должен был жениться на Кристайн. Ещё в лет сто шестьдесят, будучи несовершеннолетним, — весёлый смешок слетает с губ Видара. Он зажимает сигарету губами, закатывая рукава рубашки. Выдыхает дым, не выпуская сигареты. — Да и половина герцогов Первой Тэрры слыли бы женатиками, а не холостяками.

— Это отвратно звучит, Видар.

— Странно слышать это от военного. Забыл, как развлекался в людском мире?

— Для них — это норма. Для нас — преследуется по закону королевскому и закону чести.

— Довольно двулично, брат мой. В любом случае, не пойман — не вор. А пойман — окольцован на всю жизнь. Если мне удаётся столько лет скрывать связь с Кристайн, то канцлер с ведьмой и подавно скроют свои пошлые делишки.

— Ты думаешь, она может с первым встречным?

— Она ведьма. Этим всё сказано, — хмыкает Видар, опираясь локтями на колени.

Гнетущее молчание вплетается в сигаретный дым, и в нём король старался успокоить бешенное биение своего сердца.

— Почему отказался от женитьбы на Кристайн? — спустя несколько минут спрашивает Себастьян.

Из его уст имя герцогини сродни грязному ругательству.

— Я не могу расстроить тебя!

Видар ярко улыбается, оголяя ряд верхних зубов с остро выраженными клыками. Очаровательные ямочки играют на скулах, а вокруг глаз образуется несколько морщин.

— Придурок! — подхватывает его настроение Баш, покачивая головой. — Но я правда её на дух не переношу.

— Знаю, — ухмыляется Видар.

И ему хочется поделиться с другом о видениях, связанных с Эсфирь. Хочется узнать мнение. Но он молчит, принимая ещё одну сигарету. Знает, что мнение Себастьяна будет предвзятым. Знает, что сейчас, в период ослеплённости, он слишком много копается в своих мыслях, чувствах. Бесконечный самоанализ и самокопание Себастьяна иной раз доводили Видара до тупой ярости. В то время как закостенелость и бесчувственность короля напрочь выводили из себя генерала.

Видар ухмыляется.

«Вот же придумал! Связь родственных душ…»

Но, если она всё-таки есть, если Себастьян действительно прав, то где находится часть его души? Что делает? Чем дышит? Родилась ли вообще?

Впрочем, размышления об этом пусты и абстрактны. Не стоят и мизинца короля.

Он делает затяжку, запрокидывает голову и медленно выпускает дым…

11

Первое, что видит Видар — её фигуру, которая так выгодно блистала в чёрном цвете. Желваки медленно заходят за скулы. Его взгляд намертво застывает на замороженных разноцветных камнях. В них лишь мертвенная пустота и… насмешка, скользящая по ядрёной кайме вокруг зрачка.

Видар напряжённо выдыхает. В её гардеробе не должно быть и намёка на родной цвет одежд, но, вот она, снова нагло нарушала традиции, снова выводила его такой мелочью, какая ему являлась термоядерным ударом.

Он не успевает открыть и рта, как его опережает Себастьян, что так некстати поднялся с кресла. Вернее, даже, подскочил.

— Эсфирь, всё хорошо?

В глазах альва плескалось живое беспокойство, в отличие от гневных океанов короля.

— Не стоит пустых переживаний, генерал!

Ведьма улыбается уголками губ.

Каждый шаг причиняет ей тянущую боль. Только для неё это — сладкий приз, выигранный в очередной войне с традициями короля.

Она намеренно разворачивается спиной к генералу и королю, вытаскивая первую попавшуюся книгу, якобы для дела.

Себастьян замирает, с ужасом осматривая полосы на оголённой спине. Он переводит укоряющий взгляд на равнодушного к этому Видара.

Тот лишь усмехается выходке ведьмы. Пытается выставить его зверем? Так опоздала, лет на двести. Думает, что может заставить чувствовать его вину? Это было лишь её желание.

Он бесстрастно утыкается взглядом в карту. Государственные дела волновали куда больше художеств на спине и, стоит признать, слабеньких художеств.

Его взгляд опасно сверкает. Хочет выставить его мягким? По отношению только к ней? Или всей Малварме? Или… к его собственной Тэрре?

Мысли, одна за другой, терзали воспалённый рассудок правителя.

— Через несколько минут начнётся заседание Верховного Совета, займите свои места и ожидайте всех молча, — отрезает Видар, внимательно скользя взглядом по тёмно-коричневым изоглоссам. — И, госпожа Верховная, не забывайте о правилах приличия, по крайней мере, в пределах этого кабинета.

— Боитесь показаться недостаточно властным?

Она изящно дёргает бровью, присаживаясь по его левую руку.

Себастьян занимает место по правую руку от короля.

Видар наконец отнимает взгляд от карты, непозволительно долго смотря в разноцветные радужки. Он был готов поклясться, что увидел там полчища чертей, что ненавидели его от копыт до рогов.

Слегка усмехается. Ответный взгляд бесконечно льстил его величеству.

«И это весь ответ? Демонова усмешка?!», — вспыхивает Эсфирь, демонстративно закатывая глаза.

— Ваше Величество! Прибыли канцлер Гротт, казначей Оттланд и министры Рашиль и Яшмир! — Слуга оповещает короля, в то время, как генерал и Верховная ведьма поднимаются с мест. — Господ Лунарис не будет. Они приносят искренние извинения и просят передать это письмо.

Быстрым шагом передаёт письмо своему правителю и тут же вылетает из переговорной.

Видар, вовсе не замечая пришедших, скользит взглядом по содержимому письма. Слегка ухмыляется, сдержанно выдыхая. Его Поверенные в безопасности.

Из круговорота новых лиц Эсфирь никого не запоминает. Боль не позволяет ей выглядеть спокойной, а потому высокопоставленных гостей ожидает лицо, пропитанное самой настоящей ненавистью.

Канцлер Асмадей Гротт кажется лишь обрюзгшим стариком, что своими крысиными шустрыми глазёнками уже раздел ведьму и сделал с ней всё, на что только был способен его пошлый отмирающий мозг.

Министр Рашиль — альв невысокого роста, больше походящий на помесь цверга и тролля, чем на чистокровного выходца своей расы — вообще не обращал на неё внимания, будто вместо ведьмы стояло растение.

А вот министр Яшмир, сверкающий жемчужной улыбкой, и казначей Оттланд, то и дело стрелявший глазами из-под пушистых ресницх, думали, что имеют право побороться за внимание новоиспеченной почти Советницы. Оба лощённые, высокие, с прилизанными волосами разных цветов: у первого светло-русые, у второго — каштановые с ржавым отблеском.

— Приступим, господа, — холодно бросает Видар. — Меня интересует любое изменение, которое исходит от надвигающейся войны Великого Бассаама и Узурпаторов.

— Казна пока что в полном порядке, Ваше Величество! — Наспех облизывает губы казначей. — Больше скажу — мы преуспеваем как ремесленники. Товары стабильно направляются по всем Тэррам, а по некоторым каналам и к людям.

— Я слышала от ведьм, что Вы перестали поставлять паруса в Четвёртую Тэрру… — Эсфирь чуть склоняет голову к правому плечу, приковывая к себе все взгляды, кроме королевского. Видар внимательно смотрит на казначея. — Причины Вы, конечно, не объяснили. Но внезапно открыли торговый путь к людям. Позвольте узнать, почему Вы лишаете прямых союзников в поставках?

— Вы, верно, не так поняли, госпожа Верховная! Поставки есть, просто они сокращены…

— Вы юлите, казначей. Они не сокращены, их нет.

— Клевета! Чистой воды, Ваше Величество! Вот, у меня есть документы о сокращении!

Король молча принимает бумаги, вчитываясь в условия.

— Знаете, казначей… — Эсфирь чуть подаётся вперёд, чтобы её ключицы наверняка свели его с ума. — Мои ведьмы не умеют лгать Верховной. — В отличие от самой Верховной, что так умело сейчас использовала свою самую сильную врождённую патологию. — Так… в чём причина?

— Ваше Величество, госпожа Верховная, всё дело в их герцогах… Они отказываются платить такую сумму! Вот я и решил их припугнуть… Мы не теряем от этого в деньгах…

— Вы идиот?

Серьёзный вопрос короля, что в один миг заставляет Эсфирь посмотреть на него, обескураживает, но по всей видимости, только ведьму.

С непривычки уголки губ дёргаются, но она быстро совладав с эмоциями, прячет взгляд в той же карте.

«Должно быть, картам в этом веке не легко, все спешат в них спрятать взгляд», — мысль снова наводит Эффи на озорной смех.

— Мы теряем союзников, Асмадей! Исправь это немедленно, сбавь цену! — вкрадчиво проговаривает Видар.

— Но тогда корона обеднеет…

— Корона или ты? — выгибает бровь Видар.

— Я всё сделаю, Ваше Величество!

— Заставь их платить!

— Интересная традиция у вас в Первой Тэрре. Меня уже два раза обвинили в клевете и ни разу не попытались принести свои извинения, — Эсфирь величественно приподнимает подбородок.

Вот так песня! Думала ли она, что сможет уличить с первой попытки казначея? Конечно, да. За короткое время ей удалось просмотреть все необходимые государственные документы. К Ритуалу Доверия у короля не должно остаться ни малейшего сомнения в её преданности. Если это могло оградить её от насильственного влезания в голову — грех упускать такую возможность.

Далее Эсфирь внимательно слушала рассказ двух министров и канцлера. Из всего потока информации было ясно одно — война вряд ли заставит себя ждать. В Третьей Тэрре всё шло к перевороту, Вторая Тэрра утопала в бедности, Четвёртая — пыталась наладить разрушенные Узурпаторами торговые пути. Из пяти держав в полную силу функционировали лишь Первая и Пятая. Но стоит Узурпаторам подчинить три слабые стороны, серьёзная угроза исчезновения нависает над головами королей.

— К слову, Ваше Величество, народ негодует. Народ не только Первой Тэрры… — облизывает губы канцлер Оттланд. Его светло-зелёный взгляд, напоминавший цветом мякоть лайма, неотрывно следил за ведьмой. — Времена Холодной войны давно прошли, Вы не выбираете себе жену для продолжения рода, чем плодите множество слухов от безобидных до отвратнейших, и даёте повод для раздумий остальных Королей, что они смогут заполучить лакомый кусочек Халльфэйра.

— Сейчас не лучшее время для женитьбы, — поджимает губы король.

— Всё же, смотрины действительно нужно устроить. Таким образом, мы опровергнем все слухи, — подхватывает министр Яшмир.

— Либо Вы могли бы обратить своё внимание на герцогиню Кристайн Дивуар, — вступает министр Рашиль, но тут же тушуется под неоднозначным взглядом Видара. — По альвийке видно, что она неравнодушна к Вам, — быстро вставляет он. — И её кандидатура устроит Старожил…

— Назначим смотрины, — сдержанно проговаривает Видар. — Сразу после Посвящения проведём их. К тому времени как раз обзаведусь ведьмой с кладезью добрых советов, — в голосе чувствуется усмешка. Король бегло оглядывает ухмыляющуюся Эсфирь, что так охотно отвечала лукавым взглядам Оттланда. — На сегодня заканчиваем встречу Совета. Рад, что вы все остались живы.

Все поднимаются из-за столов, склоняя головы перед королём.

— Госпожа Эсфирь, — галантно улыбается канцлер Оттланд.

В глазах горело восхищение стойкой ведьмой.

— Да, господин Асмадей…

Она слегка поворачивает на него голову.

Видар и Себастьян неоднозначно переглядываются.

— Позвольте мне загладить вину перед вами, госпожа. Столица в самом деле прекрасное место, но до сих пор чтит традиции. Альвам понадобится немало времени, чтобы принять Вас. Но если Вы согласитесь на визит сегодня со мной впоместье Долины Слёз, это существенно продвинет Вашу кандидатуру по лестнице уважения.

— Разве я могу отказаться от такого предложения? — кокетливо ведёт плечиком Эсфирь.

— Все свободны, кроме генерала Себастьяна, — резко разрубает атмосферу флирта Видар.

Совет медленно кланяется королю, а затем покидает кабинет вместе с ведьмой.

— Поговаривают, что эти двое — вместе!

Уже на выходе тихо кидает канцлер Эсфирь.

Она озорно улыбается, окидывая взглядом злого Видара, что ненавистным взглядом буравил её спину. Да, пожалуй, единственного, что не хватало королю, так это регулярно спускать свои эмоции и неконтролируемые вспышки гнева.

Прислуга закрывает за фигурой Эсфирь дверь, оставляя короля и генерала в кабинете.

— Фай и Из живы? — буравя письмо взглядом, спрашивает последний.

— Да, обещают вернуться к Посвящению.

— Слава Хаосу…

Оба судорожно выдыхают.

— Она хорошо проявила себя, — спустя несколько минут, Баш выразительно выгибает бровь.

— Она хочет, чтобы я доверился ей, — саркастично хмыкает Видар.

— Она — твоя будущая Советница. Положено, знаешь ли!

— Она — моя головная боль! Хочет показать свою независимость, гордость, властность. Хочет всех убедить в моей ослабевшей хватке ради кровной мести — я уверен в этом.

— Интересно, как ты до этого дошёл? Пока лупил со всей дури плетью?

Себастьян поднимается из-за стола, подходя к арке. Он расстегивает тёмно-коричневый мундир с зелёно-золотистыми вытачками и вытаскивает из потайного кармана портсигар.

Пара лёгких движений, и сигарета зажата меж его губ. Протягивает портсигар другу.

— Это было её желанием, — хмыкает Видар, закуривая. Он тоже поднимается с места, чтобы сесть на стол, а ноги взгромоздить на стул. Матушка пришла бы в ярость. — Ты знаешь, как я наказываю провинившихся, здесь же… я даже пожалел демонову инсанис.

— И она-то ещё инсанис? — брови Себастьяна удивленно поднимаются.

Вместо ответа Видар пожимает плечами, выдыхая тонкую струйку дыма.

— Припёрлась в чёрном, с оголённой спиной. Вот же ж стерва!

— Ты не думал, что ей больно, поэтому спина открыта? А не для того, чтобы тебя такого расчудесного подставить!

— Она не чувствует боли, Баш, — самодовольно хмыкает Видар. — В её груди пусто, совершенно пусто. Прямо как в снежных полях Малвармы. Не смотри так, инсанис сама сказала. Верховные не лгут своим покровителям.

— Зато с распростертыми объятиями подставляют, — саркастично замечает Баш.

— Я не понимаю… — Видар внимательно оглядывает сигарету, а затем затягивается. — С чего ты так прыгаешь вокруг да около неё?

Выдыхает дым, блаженно прикрывая глаза.

— Я увлечён ею, — сухо выдаёт генерал.

Видар резко распахивает глаза, внимательно всматриваясь в черты лица определённо обезумевшего друга.

— Увлечён? Стало быть, ждёшь моего тёмного благословения? — ядовитая интонация буквально пропитала голос.

«Увлечён! Увлечён демон дери этого Баша! Она очаровала его, опоила, околдовала! А что дальше? Видение станет явью, а мой брат совсем ослепнет?»

— Ты не понимаешь, Видар!

— Да, уж куда мне! — вспыхивает король.

— Я пропал только, увидев её! Будто ослеп… Она недосягаемая, недоступная… Я не посмею ей признаться в своей симпатии.

— Баш, ты все уши прожужжал мне по поводу родственных душ, и ты хочешь утверждать, что она — твоя?

Видар изо всех сил старался вразумить друга без особых насмешек и колких слов.

Хотя на деле хотелось хорошенько съездить ему стулом по морде. Вляпаться в маржанку! Из дома Бэримортов! В Верховную! Сущее пекло, самоубийство, полнейшая идиотия.

Его сердце бешено стучало, кровь прилила к вискам. Всё то, что он чудесным образом сдерживал в подземелье вдруг разлилось по всему организму, в очередной раз отравляя органы.

— Даже если и так… Она — королевских кровей, я — военный. Её кровь не смешать с моей. С герцогской — да, — дёргает носом Себастьян. — Она достойна королей.

— К слову об этом… Сегодня у тебя есть возможность проверить — родственная ли она тебе душа, — хитрость сверкает в глазах Видара.

Себастьян удостаивает друга вопросительным взглядом.

— Не думаешь же ты, что ведьма и хозяин Долины Слёз едут только ужинать? Хаос, Баш! Ты столько пережил, а твоя наивность в вопросах любви до сих пор при тебе!

Генерал делает затяжку.

— Он будет обязан на ней жениться. Нельзя без последствий компрометировать честь девушки из высшего света. Таковы Непростительные законы Священных Тэрр, — выдыхает он дым.

— Да простит меня Хаос, он как малый ребёнок, — бурчит под нос Видар, снимая с себя камзол и небрежно откидывая его на другой конец стола.

На улицах начинал зажигаться свет.

— По твоей логике, Баш, я давно должен был жениться на Кристайн. Ещё в лет сто шестьдесят, будучи несовершеннолетним, — весёлый смешок слетает с губ Видара. Он зажимает сигарету губами, закатывая рукава рубашки. Выдыхает дым, не выпуская сигареты. — Да и половина герцогов Первой Тэрры слыли бы женатиками, а не холостяками.

— Это отвратно звучит, Видар.

— Странно слышать это от военного. Забыл, как развлекался в людском мире?

— Для них — это норма. Для нас — преследуется по закону королевскому и закону чести.

— Довольно двулично, брат мой. В любом случае, не пойман — не вор. А пойман — окольцован на всю жизнь. Если мне удаётся столько лет скрывать связь с Кристайн, то Асмадей с ведьмой и подавно скроют свои пошлые делишки.

— Ты думаешь, она может с первым встречным?

— Она ведьма. Этим всё сказано, — хмыкает Видар, опираясь локтями на колени.

Повисает гнетущее молчание, в котором король старался успокоить бешенное биение своего сердца.

— Почему отказался от женитьбы на Кристайн? — спустя несколько минут спрашивает Себастьян. Из его уст имя герцогини сродне с грязным ругательством.

— Я не могу расстроить тебя!

Видар ярко улыбается, оголяя ряд верхних зубов с остро выраженными клыками. Очаровательные ямочки играют на скулах, а вокруг глаз образуется несколько морщин.

— Придурок! — подхватывает его настроение Баш, покачивая головой. — Но я правда её на дух не переношу.

— Знаю, — ухмыляется Видар.

И ему хочется поделиться с другом о видениях, связанных с Эсфирь. Хочется узнать мнение. Но он молчит, принимая ещё одну сигарету. Знает, что мнение Себастьяна будет предвзятым. Знает, что сейчас, в период ослеплённости, он слишком много копается в своих мыслях, чувствах. Бесконечный самоанализ и самокопание Себастьяна иной раз доводили Видара до тупой ярости. В то время как закостенелость и бесчувственность короля напрочь выводили из себя генерала.

Видар ухмыляется.

«Вот же придумал! Связь родственных душ…»

Но, если она всё-таки есть, если Себастьян действительно прав, то где находится часть его души? Что делает? Чем дышит? Родилась ли вообще?

Впрочем, размышления об этом пусты и абстрактны. Не стоят и мизинца короля.

Он делает затяжку, запрокидывает голову и медленно выпускает дым…

12

Долина Слёзслыла одной из самых безупречных территорий Первой Тэрры, что принадлежала маркизу Иррингу Оттланду. Блестящий казначей, сердцеед, связываться с ним себе дороже: никто до последнего не мог разглядеть склизкую натуру за прекрасным лицом с тенью романтичной грусти.

Эсфирь было всё равно до него и его рассказов. Её больше поглощала природа владений. Дождь лил стеной. Из описаний маркиза — дождь здесь довольно частый гость, такова особенность территории. Король запрещал вмешиваться в естественный ход природы, а потому жители Долины предпочитали резиновые сапоги лёгким туфлям.

Поместье же было в несколько существенных раз меньше королевского, но, вместе с тем, это придавало уюта.

Возможно мнимый уют навевался непрекращающимся звуком дождя, что барабанил по асфальту, балюстрадам, витражным окнам. А может — Эсфирь просто нравился мрак, окутывающий каждый уголок Долины.

— Вы невероятно красивы, — восхищённо выдыхает Ирринг, когда Эсфирь замирает от вида деревьев: по резным листьям скатывались капли, одна за другой. Так и она: летела в неизвестную бездну с оглушающей скоростью, чтобы разбиться океаном, но превратиться в лужу — в лучшем случае, раствориться — в худшем. — А ещё Вы прекрасно держались, как с королём, так и со знатью Долины. Они будут без ума от Вас, я заверяю.

Аудиенция со знатью прошла более чем успешно: камнями её никто не закидал, но от взглядов кровоточила плоть.

— Благодарю! — Эсфирь оборачивается на него, посылая одурманивающий взгляд. — Без Вашей помощи вряд ли бы вышло.

Небольшая гостиная освещалась языками пламени камина и несколькими свечами. Точно такой же ненавистный огонь горел в глазах короля Первой Тэрры, когда тот с презрением провожал Эсфирь. Он наверняка думал о самых низменных желаниях ведьмы и был не прав, до тех пор, пока Эсфирь не прочла этого прямым текстом в его взгляде. Выводить короля из себя — единственная забава, на которую ей можно рассчитывать в остатке своей вечности, а потому… Подтверждать опасными выходками слухи — могло не только повысить настроение, но и… принести удовольствие, как от гнева короля, так и от нежных рук казначея. Почему-то Эсфирь уверенна в их мягкости.

— Госпожа Эсфирь, могу я задать личный вопрос?

— Разумеется.

— Ваша спина… Вам кто-то причинил боль?

«Столько боли, что твоё сердце бы не выдержало», — усмехается она, совершенно не замечая физического дискомфорта.

— О, не стоит беспокойства, — смиренно произносит, чувствуя, как Ирринг подходит непозволительно близко. — Неудачная тренировка с моими воронами. Очень упрямы и своенравны, противятся Первой Тэрре. Должна признать, что они не хотели причинять боль, сама полезла под когти.

— Вы очень сильная, госпожа Эсфирь… — он проводит костяшкой указательного пальца от плеча до шеи.

— Признайтесь честно, маркиз Ирринг, я здесь, чтобы пополнить Вашу коллекцию дам?

— Ну, что Вы, госпожа Верховная. Такими, как Вы разрешено лишь наслаждаться, а не пополнять что-то.

— Вы правы, — кивает головой она, шокируя Ирринга. — Вы до одури правы… — Взгляд мерцает хитростью.

— Вам нравится здесь?

— Здесь прекрасно, господин Ирринг. Вы — чуткий хозяин своей территории, я уверенна в этом.

— Не хотели бы задержаться здесь на пару недель? — Он медленно облизывает губы, жадно ловя каждый её взгляд. — Возможно, узнай Вы меня ближе, Вам бы не захотелось возвращаться к королю… А Советницей можно быть и будучи госпожой Долины Слёз…

Эсфирь усмехается. Брайтон все волосы выдерет из своей рыжеволосой головы, если узнает, что его сестра выйдет замуж за альвийского маркиза.

Она получала сотни таких предложений. Были и более скорые, чем через несколько часов знакомств. Вряд ли Эсфирь сотрёт из своей памяти предложение от герцога-никса, когда тот спустя десять минут после представления, встал на колено. Все желали заполучить такую силу на свою сторону. Когда речь заходила о власти — ослеплённость, любовь и страсть уступали холодному расчёту. А к её партии власть прилагалась по умолчанию.

— Очень лестное предложение для моих ушей, но я не подходящая партия для брака. А вот для ночи — вполне.

— Не торопитесь с выводами, — обольстительно улыбается Ирринг.